Анатолий услышал голоса людей. Кто-то вдалеке звал: «Шведов… Шведов…» Он хотел крикнуть, отозваться, но во рту земля, она везде; попытался подняться, да куда там, пошевелиться и то с трудом получается. «Похоронен заживо, — обожгла мысль, — но зачем тогда меня звали? А может, послышалось? Дышу, значит, воздух есть».
Опять ни звука, только в ушах монотонный звон, болит раненая рука.
«Болит, значит, живой, — успокоил он себя. — Надо выбираться на свет божий. Где верх, куда двигаться и как? Ага, скрючен в три погибели. Сначала выпрямиться бы».
С трудом кашлянул, стал потихоньку двигать ладонью, пересыпая землю под себя, обрадовался, когда рука стала немного двигаться взад-вперед, еще подальше, и вдруг пальцы ощутили дуновение ветерка. Вскочить бы, но земля давит, не позволяет подняться даже на колени.
«Не спеши, не дергайся», — приказал себе. Но рука сама по себе продолжала судорожно делать круговые движения, создавая воронку. Стал поступать свежий воздух, задвигалась левая рука, нога.
Когда Анатолий высвободил из-под земли голову — вечерело; дурманила тишина, как и там, откуда только что выбрался. «Оглох», — с тревогой подумал он. Но постучал ладонью по земле — немного слышно.
Стало темнеть, когда Шведов смог полностью откопать себя. Он долго сидел на краю покинутой могилы, мотал головой, кашлял и отплевывал накопившуюся во рту землю, пытался привести свои мысли в порядок. Ни с того ни с сего пришел на память однажды рассказанный отцом рецепт от кашля: на ночь сделать напиток из четырех ложек черносмородинового варенья, пятидесяти граммов водки и такого же количества кипятка. «Хоть бы что-нибудь из этого, и то был бы на верху блаженства». Встал на непослушные ноги, пошел просто так, лишь бы двигаться. И тут неожиданно наткнулся на торчащий из-под земли и шевелящийся сапог. Начал лихорадочно разгребать землю руками, и вскоре с того света к нему выкарабкался боец-бронебойщик Петраков. Вдвоем они молча посидели у довольно глубокой ямы, затем, не говоря ни слова, стали медленно обходить одну воронку за другой в надежде найти еще кого-нибудь живым. Но кругом лишь безмолвье и теплый ветерок. Нашли один исправный ППШ, пистолет Анатолия оказался в кобуре.
В наступивших сумерках настороженно двинулись к подбитым румынским танкам в надежде найти воду. Вечерняя заря кроваво заливала поле боя. В различных позах пугающе неподвижно лежали мертвые румыны, повсюду разбросаны немецкие автоматы и винтовки. Повернули за чадящую вонючим дымом громоздкую стальную коробку, и тут впереди грохнул выстрел, брызнула снопом искр броня, ударило в живот. Анатолий молча ощупал себя, вроде бы нормально. Пуля рикошетом угодила в пряжку ремня. Фронтовые мелочи. Не сговариваясь, одновременно отползли назад за гусеницу, обнаружили под днищем танка большой, с широкими кожаными ремнями ранец, вытряхнули из него содержимое. Среди всякого барахла — фляжка с водой, хлеб, шоколад, большая банка консервов. Ползком возвратились в развороченный лес, улеглись в воронке. На рассвете Шведов с бойцом откопали торчащее из земли стволом вверх ПТР, патронов не оказалось.
Неся противотанковое ружье на плечах, двинулись по притоптанному бурьяну на юго-восток. Вскоре они вышли к дороге, по которой шла колонна: два танка, шесть грузовых автомашин, битком набитых красноармейцами и с прикрепленными сзади пушками. По обочинам двигались отдельные группы бойцов.
— Будем идти сбочь дороги, — впервые за несколько часов совместных действий заговорил Анатолий.
— По дороге легче, может, кто и подвезет.
— Наши по дороге не шли, так быстрее найдем.
Вскоре в одной из балок Анатолий с Петраковым обнаружили четверых бойцов у костра. Встали, одернули гимнастерки при виде командира. Варят в невесть откуда взявшемся медном газу мясо, кипит, булькает темно-серого оттенка жидкость.
— Ворону подстрелили, — говорит пожилой боец, — часа два кипит, а толку нет: резина, да и только. Два дня уже ни росинки во рту.
— Она у вас на суслика похожа, — сказал с сомнением Петраков.
— А мы ее не ощипывали, сняли кожу вместе с перьями, вон валяется.
Анатолий тоже попробовал Воронины. Действительно, резина, но запах отдаленно напоминал куриный. Разделили на всех банку румынских рыбных консервов.
Бодров закончил разговор с капитаном, и тот в сопровождении Макрова направился в батальон. Сергей смотрел на мост, где все реже и реже появлялись группы бойцов, беженцы, техника. Было неспокойно на душе. Потом увидел, как от КПП, выставленного на дороге против моста, в его сторону направился взвод с командиром впереди. Ближе и ближе. «Как командир похож на Шведова, это надо же!»
— Живой?!. На самом деле ты?
— Самый что ни на есть настоящий.
— Ну, чудеса! Дай я тебя обниму. А это что за войско?
— Собрал по пути, догоняя роту. А ПТР наше, патронами к нему нас снабдили попутчики бронебойщики.
— Ну, рассказывай, — попросил Сергей, всматриваясь в красные глаза друга.
Но поговорить не удалось.
С левого фланга батальона на бреющем полете вдоль береговой линии пролетели три «мессера», непрерывно обстреливая из пулеметов боевые порядки. Бойцы и командиры стали уже приспосабливаться к условиям атакующих самолетов. Их пулеметы бьют в створе движущейся машины. Стоит не растеряться и отскочить немного в сторону, и самолет со своими смертоносными струями проскочит мимо. Опасен пулемет для групповых целей и вжавшихся в землю людей.
Самолеты прошлись по обороне без видимых результатов. Бойцы не имели глубоких окопов, быстро перемещались с места на место. Истребители сделали еще заход. Едва не касаясь колесами земли, пронеслись над боевыми порядками, поливая их свинцом. Когда «мессершмитты» сделали третий заход, не выдержали нервы бойца Танюхина. Достал он зажигательную бутылку из вещевого мешка, каждый боец носил их по приказу командира роты, и бросил в стремительно надвигающийся вражеский самолет. Бутылка попала в винт, и передняя часть машины вспыхнула мгновенно. Самолет с огненными брызгами резко взмыл вверх, потом замер и рухнул хвостом вниз недалеко от опушки леса. Два других «мессера» ушли в сторону и больше не появились.
Бойцы качали Танюхина, растерявшегося от неожиданности. Поздравил его и командир роты, пообещал представить к правительственной награде.
— Разлетались тут, — отшучивался боец, — пропади они пропадом.
Пожаловали и бомбардировщики. Четыре «юнкерса» с большой высоты сбросили на боевой порядок батальона десятка два бомб и ушли на восток.
Неожиданно со стороны КПП второго взвода подъехала «эмка». Из нее вышел подполковник. Моложавый, среднего роста, в гимнастерке с чистым, не по обстановке, белым подворотничком, он отрекомендовался представителем штаба 19-й дивизии войск НКВД по охране особо важных предприятий промышленности.
Подполковник сказал, что по приказу начальника войск НКВД по охране тыла Южного фронта всем войскам НКВД поручено оказать содействие в формировании 102-й стрелковой дивизии из неорганизованно отходящих подразделений, мелких групп и одиночных военнослужащих.
— У нас есть два батальона и немного артиллерии, — доложил Бодров.
— Молодцы, ей-богу молодцы, — обрадовался представитель штаба. — Доложу, обязательно доложу о вас лично генералу. Спасибо.
— Гора с плеч, — потирая ладони, улыбался довольный командир роты, когда суета со сбором и передачей подразделений закончилась.
— А я думал, ты уже разучился улыбаться, — шутливо заметил Анатолий.
— Приятных минут давно не было. На самый главный вопрос: «Где сейчас фронт?» подполковник не ответил. Не знаю, говорит, он везде, так и сказал. И еще предупредил, что на путях движения отходящих войск появились хорошо вооруженные десанты противника с задачей захватывать переправы через реки, перекрестки важных дорог, населенные пункты. Так что немцев можно встретить где угодно.
Нещадно палило солнце. Казалось, его испепеляющие потоки насквозь пронзали землю. Ни ветерка. Бодров со Шведовым сидели на пригорке, прикрывшись камышовыми матами, наблюдали, как зэки добывали себе пропитание. Человек десять бродили по воде, нащупывали ногами ракушки, доставали их и выбрасывали на берег. Другая группа туг же раскрывала створки, и мясо летело в стоявшую на огне флягу.
— Сходи к ним и посмотри, нет ли у них оружия? А то создадим банду.
Вскоре Анатолий и три бойца возвратились, неся три немецких автомата и гранату. Вместе с ними пришел старший группы.
— Оружие у нас на случай нападения немцев, — пояснил он.
— Такого вам разрешить я не имею права. Сидите в камышах и не рыпайтесь. Возможно, в ночь начнем отходить.
В это время командир четвертого взвода сообщил по рации: вдоль противоположного берега идут немцы с тремя танками. Командир роты дал команду: всем КПП отойти на линию обороны и приготовиться к бою.
Немцы шли рассредоточенной по фронту и в глубину колонной, заполняя чуть ли не все пространство между рекой и лесом, периодически постреливая в направлении деревьев и зарослей камыша. Переваливаясь на ухабах, впереди медленно двигались танки T-III, поворачивая то вправо, то влево жерла своих пушек. Первыми открыли огонь снайперы. Одиночные винтовочные выстрелы не внесли первоначально беспокойства в ряды наступающих. Солдаты шли ускоренным шагом, падали, поднимались.
«Если дело пойдет и дальше так, — рассуждал довольный Шведов, — немцы не достигнут моста, их попросту не хватит».
Послышалась стрельба в лесу. Вскоре оттуда стали выскакивать группами и в одиночку красноармейцы. Часть из них устремилась к реке, другая к мосту. Ударили по бегущим немецкие танковые пушки и пулеметы, на ходу из винтовок открыли стрельбу пехотинцы.
Командир роты подал команду «огонь». Противник к этому времени находился перед фронтом четвертого и третьего взводов. Не ожидая нападения с фланга, немцы сначала залегли, а затем короткими перебежками устремились в лес. Два танка, развернувшись башнями, сделали несколько безрезультатных выстрелов: снаряды поднимали султаны земли перед окопами или улетали далеко в степь. Хуже обстояло дело с огнем пулеметов противника. Они хлестали по окопам, не давая возможности поднять голову. Открыли огонь еще два немецких пулемета с опушки леса. Но и наступающие были загнаны в лес, их движение приостановилось. Лишь один танк продолжал двигаться вперед. Сергей наблюдал странную картину: бегут с полсотни бойцов к мосту, а немецкий танк в середине ведет по ним огонь из пулемета. Люди шарахаются, но продолжают бежать. «Не может быть, чтобы у бойцов не оказалось гранат или зажигательных бутылок, ведь передавит всех», — сжимал кулаки Бодров. Но вот выстрелило ПТР, единственное в роте. Первая пуля отскочила от башни танка рикошетом. Он остановился, ворочая стволом. От второй пули T-III задымил, из него стали выскакивать танкисты, но их кололи штыками бегущие красноармейцы. Два других танка повернули к лесу и уже из-за деревьев открыли огонь. Появились три истребителя Me-109, затем шесть двухмоторных бомбардировщиков Ю-88. Самолеты обстреливали и бомбили боевой порядок роты, бегущих и плывущих по реке людей, сбрасывали листовки с призывом сдаваться. Не отставали от воздушных стервятников танки. Они продвинулись к мосту и били из пулеметов по окопам второго взвода, по воде, но на открытое пространство не выходили.
Пулеметный огонь танков вскоре прекратился. Замолкли и другие огневые средства противника, чем сразу же воспользовались отходящие группы красноармейцев, короткими перебежками добравшись до боевых порядков роты Бодрова.
Более двухсот человек вышли из прорыва, среди них остатки роты Шторма, всего восемнадцать бойцов во главе со старшиной. По его рассказам, старший лейтенант погиб в ночном бою возле небольшой украинской деревушки, где их колонна попала в засаду, а перед сегодняшним прорывом в строю было тридцать бойцов. Бодров оставил пограничников в своем распоряжении.
Не прошло и часа, как из леса показались цепи немцев. Под прикрытием огня танков они двинулись в сторону моста, по которому все еще продолжали бежать группы красноармейцев. Однако огнем роты и занявших наспех оборону выходцев из окружения противник был остановлен.
Едва Шведов успел объединить разрозненные группы красноармейцев в две роты и определить им место в обороне, вновь налетели «юнкерсы». Вместе с бомбами они сбрасывали продырявленные металлические бочки. В полете они издавали воющие звуки, а при падении были также опасны, как пулеметный обстрел для не успевших окопаться солдат.
Еще не скрылись из виду самолеты, вновь к мосту устремилась пехота противника, но и на сей раз ее атака захлебнулась.
Наступил вечер, благодатная пора для души и тела.
— Все! Немцы больше не появятся. Не воюют они ночью, боятся, — прокомментировал Шведов. — Придавили мы им все-таки хвост.
— Ладно. Давай команду, чтобы люди привели себя в порядок, приготовились к марш-броску, а командиры доложили о потерях.
Потери оказались большими. В роте было убито двадцать два бойца, погиб и Макаров. Он находился на левом фланге, когда в метре от него разорвалась бомба. Четверо бойцов получили тяжелые ранения, шестеро раненых могли идти сами. Появились раненые и убитые среди прорвавшихся красноармейцев. Тяжелораненых набралось десять человек.
Командиры сформированных рот — два лейтенанта-однокашника Бондаренко и Коваленко, прибывшие на фронт всего полмесяца назад, — смущенно доложили, что продовольствия у бойцов нет, остатки сухарей на исходе.
— Придется потерпеть. Что-нибудь придумаем, — развел руками Бодров.
Тяжелораненых положили на три брошенные беженцами повозки, в них впряглись по шесть бойцов, и обоз покатил по дороге.
Ночью колонна подошла к селу. Ни огонька, чуткая тишина вокруг. Дозорное отделение не встретило ни единого человека.
— В хатах нет людей, — доложил старший наряда.
На краю села второй дозор обнаружил колхозные амбары и деда-сторожа с двухстволкой.
— Дедуля, — обратился Сергей к охраннику, — где люди-то?
— Поховались.
— Видишь, сколько людей со мною? А есть нечего. Чем сможешь помочь?
— Хиба я голова? Тильки вин мае ключ и може видчинить замок. Там же харч.
— Долго придется искать вашего председателя?
— Та ни, вин у той хаты, — указал дед на стоявший невдалеке большой дом.
Прибывший председатель тут же открыл два амбара, вьщал Сергею под расписку пару мешков пшеницы, флягу меда, бидон масла подсолнечного, несколько буханок хлеба, раздал бойцам десяток ведер жмыха, полмешка семечек тыквенных. Запаслись жмыхом и зэки. Их после бомбежки осталось двадцать человек. Сидела в промоине одна группка, туда и угодила бомба.
Дал председатель и трех лошадей, их тут же впрягли в телеги.
— Здесь Украина заканчивается. Дальше — придонские степи бывшего Дикого поля, казачьи станицы. Только по балкам можно укрываться, — предупредил председатель.
С восходом солнца колонна свернула с дороги в первую попавшуюся балку. Здесь Бодров решил дать бойцам отдых. К радости и огорчению уставших людей, еще в степи у дороги была обнаружена брошенная походная кухня. Возле нее лежали убитые бойцы и лошадь, в котле зияли две пулевые пробоины. С разрешения командира роты Волынов тут же переложил раненых на две подводы, высвободившуюся лошадь впряг в кухню. Дырки в котле он заткнул выструганными колышками. По пути движения каждому бойцу было поручено набрать побольше сухой травы. Когда колонна остановилась, возле кухни свалили в кучу весь горючий материал.
— Кутья готова! — вскоре доложил Волынов.
Сергей ел обжигающее варево, заправленное маслом и медом, и ему казалось: вкуснее он никогда ничего не пробовал. Последний раз горячую пищу ему пришлось отведать несколько дней назад.
Чтобы разнести еду по подразделениям, пришлось просить у зэков их драгоценную флягу. За это Волынов пообещал накормить кутьей.
Окажись у немцев хорошая прослушивающая аппаратура, они без труда могли бы засечь безымянную степную балку как источник могучего храпа. Лошади, и те беспокойно прядали ушами.
Разбудил смертельно уставших бойцов гул летящего на малой высоте самолета. Недалеко, за соседней балкой, он приземлился. А вскоре с той стороны показались бегущие бойцы только вчера сформированной роты. Забеспокоились люди в других подразделениях. Бодров приказал находившимся возле него автоматчикам перекрыть балку и остановить отступающих. Увидев цепь автоматчиков, бегущие замедлили движение, затем остановились. Сергей вышел вперед.
— В чем дело? — выкрикнул он.
— Немцы, — перебивая друг друга, затараторили бойцы.
— Сколько их?
— Не знаем. Самолет сел, а из него стали выходить немцы.
Подошел командир роты Бондаренко.
— Лейтенант, доложите, что произошло.
— Из самолета вышли двадцать четыре человека с автоматами, десант, наверное.
— Почему рота бежит?
— Я не мог их удержать. «Немцебоязнь», болезнь есть такая.
— Знаете, чем лечат ее?
— Знаю.
— Приказываю: бойцов возвратить назад, десант ликвидировать, самолет уничтожить. Всякого, кто побежит назад без ведома командира, прикажу расстрелять как дезертира. Выполняйте!
После ухода струсившей роты Бодров послал Шведова с отделением пулеметчиков и ПТР в помощь лейтенанту.
Когда Анатолий прибыл к Бондаренко, рота лежала на скате балки в готовности отразить атаку противника. Метрах в двухстах стоял самолет.
— Где немцы? — осведомился Шведов.
— Не видно.
— Разведку выслали?
— Нет.
— Трибунал таким командирам положен. Высылайте разведку, ищите теперь противника.
— Я этих немцев только сегодня увидел, — отрешенно сказал Бондаренко. — После прибытия на фронт из училища — лишь отступления, бомбежки. Всех подчиненных перебили на переправах. А тут чужие бойцы.
— Как, по-вашему, из ПТР можно вывести из строя самолет?
— ПТР может пробить броню до тридцати миллиметров, скорость полета пули у него — около тысячи метров в секунду. Пуля прошьет самолет насквозь, — оживился лейтенант.
— Сейчас проверим.
Самолет стоял с открытой дверцей под углом, двигатели не были видны, просматривались только лопасти винта одного из них. Через дверной проем в сторону правого двигателя наводчик ПТР произвел выстрел. Самолет вздрогнул от хвоста до крыльев, из его темного чрева стали выпрыгивать люди в черных комбинезонах с автоматами. Насчитали шесть человек. Не видя противника, они открыли стрельбу в сторону балки.
— Огонь! — выкрикнул Бондаренко сорвавшимся голосом.
Затрещали нестройные винтовочные выстрелы.
— Огонь! — Голос лейтенанта окреп.
Почти залпом ударила рота, закружила под самолетом пыль, а когда она осела, никто оттуда уже не стрелял. В это время из зарослей бурьяна за самолетом поднялась редкая цепь в серо-зеленой форме; немцы короткими перебежками стали приближаться, стреляя из автоматов. Бойцы дали второй залп. Десантники залегли и пропали из виду. Сколько ни вглядывались обороняющиеся — пропал противник. Неожиданно автоматные очереди ударили по роте с левого фланга. Немцы цепью от одного ската балки до другого шли медленно, ведя огонь из автоматов от бедра. Анатолий с пулеметчиками находились в это время на правом фланге роты, им не был виден расстрел бойцов третьего взвода. Услышав стрельбу, он выдвинул пулеметчиков по косогору к изгибу балки и сразу же открыл огонь по противнику. Немцы залегли на голых скатах. Развернулись бойцы второго взвода в сторону своего левого фланга, из неудобного положения стали обстреливать наступающих. В этот критический для роты момент не растерялся ее командир. С первым взводом он рванулся из балки и, загибая вперед его правый фланг, устремился по открытому полю к месту, где остановились десантники. Теперь Бондаренко оказался у них на фланге и с тылу. На спуске в балку он остановил бойцов и огнем с колена начал расстреливать противника. Под пулями с трех сторон заметались вражеские солдаты, но их везде настигала смерть. Пленных не оказалось.
Погиб в бою весь третий взвод вместе с командиром. Из оставшихся бойцов командир роты сформировал отделение из семи человек.
В пылу боя никто не заметил, как с той стороны, где были остановлены первые десантники, появилась еще одна группа из восьми человек. Вглядевшись, Анатолий по движению уверенно определил: «Наши!» Однако пулеметчиков предупредил, чтобы были начеку. Вскоре группа приблизилась, от нее отделился подполковник, навстречу вышел Шведов.
Анатолий представился заместителем командира объединенной группы войск НКВД и Красной Армии, подполковник назвался командиром стрелкового полка, с ним были начальник и другие работники штаба. Выяснилось, что, отступая из-под Измаила, полк потерял в боях и при бесчисленных бомбардировках почти весь личный состав, не осталось и боевой техники. Услышали стрельбу, пришли на помощь.
— В строю взвод автоматчиков, он в балке у знамени полка. Если передадите нам две роты, выйдем с ними и со знаменем из окружения, полк вновь будет воссоздан.
Вместе со стрелковыми ротами Бодров передал полку раненых с одной повозкой и походную кухню с лошадью. Командир полка дал за кухню мешок сухарей, чем немного смягчил загрустившего Волынова.
При расставании подполковник сказал, что 15 июля немцы захватили Миллерово, бои идут где-то впереди.
— Придется прорываться еще к Дону, — заключил он, — но темп движения немцев в последнее время несколько снизился. Не бог весть какие рассказал новости, но «поспешайте не торопясь», как говорил Суворов, может, еще повезет, проскочите через Дон, а там уже наши наверняка. Для нас важны сейчас два принципа: оторваться и не нарваться. А самолетом я займусь.
Рота шла по балкам, совершала изнурительные маршброски, обходила неизвестно кем занятые населенные пункты, по ночам ее сопровождали яркие сполохи по горизонту от близких и дальних взрывов, перекатывающихся по степи громовыми раскатами. Дважды подразделение подвергалось массированному нападению противника с воздуха, прибавились тяжело раненные, погибли еще пять бойцов. Преодолели две речки вплавь. Задонские степи своей пылью, духотой, палящим белесым солнцем будто иссушили бойцов — только остались бронзовые лица да выцветшие добела гимнастерки. Обстановка хуже не придумаешь, а бойцы шутят, что им теперь сам ад не страшен: там нет «мессеров» с «юнкерсами», а сковородка, на которой поджаривают грешников, ничуть не горячее тутошней глинистой земли.
Рано утром на окраине хутора Вольного седенькая, в белом платочке казачка сказала дозорным, что вчера перед обедом по улице проскочили немцы на мотоциклах, а перед вечером проезжал броневик с красноармейцами, а кто где сейчас, она не знает.
— Кубыть наши недалеко, — обрадовала она бойцов, — за рекой Чир.
К обеду показались вдали железнодорожные составы, ласкающая глаз зелень деревьев.
И вдруг из-под земли властный голос:
— Стой! Кто такие?
Залюбовавшись раскрывающейся панорамой, идущие впереди колонны Бодров и Шведов не заметили замаскированный окоп с тремя пулеметчиками.
— Мы — рота войск НКВД. — Сергей назвал звание и фамилию.
— Боевое охранение передового отряда 64-й армии, — последовал ответ плечистого сержанта, который, несмотря на жару, почему-то был в каске.