Гуль. Харизма +20. Том 1

Глава 11. Торнгорн

Тело наполнилось жаром, троица выживших что-то там кричала, но в ушах у меня шумела кровь, ощущение было странное. Будто виртуальная оболочка теряла стабильность… не знаю, на самом деле, как подобное должно ощущаться, но я как бы имел, и не имел стабильную форму одновременно. Казалось, что тело вот-вот развалится как желейная масса; полная потеря контроля, но, вместе с тем, я стоял на ногах и даже не шатался.

— Хочу ли я… эволюционировать?

«Внимание! Если вы не желаете эволюционировать, то продолжите рост уровней в форме гуля без возможности перейти в более совершенную форму!»

Я не хотел ввязываться в нечто, чего не понимал, и что не смог бы исправить, если ошибусь, но то перспектива гипотетическая. На другой чаше весов находилась опасность застрять в оболочке мелкого моба.

— Я хочу эволюционировать.

«Внимание! На данном этапе вам предоставляется три альтернативные линии эволюционного развития! Вы можете эволюционировать в:

АЛЬГУЛЬ — вожак стаи, беспощадный доминант; основополагающие Характеристики: Сила; Выносливость.

ГАСТ — свирепый одиночка, убеждённый каннибал, мастер скрытности; основополагающие Характеристики: Ловкость.

ЛАСЕДОН — амфибия, дышащая в водах пресных и солёных; падальщик Глубинного мира; основополагающие Характеристики: Ловкость; Выносливость».

Я понятия не имел, что такое этот «ласедон», однако, связывать своё существование с водой не намеревался однозначно, так что выбор оказался самым простым.

«Внимание! Выбор сделан! Эволюционный процесс запущен!»

Нестабильное тело забурлило.

Было больно. Очень больно. И вместе с тем боль была второстепенной ерундой, её затмевало чувство перемен, обновления. Где-то в этой бурлящей массе, что являлась моим телом, бултыхался разум, опаляемый и чувствующий все изменения.

Разумеется, этого не могло быть, потому что всё вокруг — симуляция, бесконечные строчки кода, и то, что я ощущал, являлось попытками мозга упорядочить входящий поток информации. На самом деле я не чувствовал, как удлинялись и укреплялись кости, как нарастала мускулатура и натягивались жилы, а затем всё это покрывалось толстой шкурой. Мне лишь казалось.

Превращение остановилось, тело вновь стало послушным и первое, что я сделал, это наконец-то выпрямился. Гули рождены чтобы горбиться и бегать на четвереньках, но альгули могут ходить на двух ногах и, наконец-то встав так, я ощутил что-то похожее на победу. Маленькую, незначительную, но победу. Посмотрел на свои руки, запястья стали толще, как и жилы, вместо тупых ороговевших ногтей появились заострённые, теперь я должен был не только рыть землю, но и трепать подопечных.

Интерфейс изменился, в нижней части появилась длинная череда из пятнадцати иконок. Первые три заполняли новые, пока что неизученные пиктограммы, остальные были одинаково серыми, «пустыми». С этим разберусь чуть позже.

Пока что само тело было в новинку, двигалось иначе, более тяжёлое, инертное; большие мышцы, большая масса, большая инерция, — нестранно, что гули ловчее альгулей. Я ощупал лицо, ничего особо не почувствовал, зато выступавший на темени костяной гребень показался огромным. К нему крепились жевательные мышцы, бугрившиеся не хуже бицепсов. Интересно.

— Кажется всё прошло… — Услышав эти низкие басовитые звуки, я даже прервался от удивления. — Эй, вы понимаете меня? Я слишком долго ломал голосовые связки, не хочу, чтобы они ушли вместе со старым телом.

— Пошёл в ректум, субстанц!

— Вы меня понимаете. Хорошо.

Я убил их всех, — вырвал глотки. С новыми руками и острыми ногтями это оказалось лёгкой задачей. Умерли быстро, без особых мучений, наверняка, даже боли не почувствовали. Когда людоящер отправился в Инкарнам, по телу пробежала волна удовольствия.

«Внимание! Примите поздравления! Вы достигли уровня 18!»

Как неожиданно и приятно. Получил ещё один уровень за трёх убитых игроков. Интересно, сколько их вообще, этих уровней? Пока что никого выше аппетитной ведьмы я не встречал… М-м-м, Мэдлин Пентеграм, до нашей следующей встречи чуть больше двух дней, а мне ещё надо приготовиться.

— Ешьте, — разрешил я остаткам стаи.

Они принесли мне победу и заслужили пир. Пока же гули и фестроги терзали трупы, я отправился по склепам. Крышки саркофагов поддавались с поразительной лёгкостью, летели на пол, грохотали, а внутри ждало золото, разноцветные кристаллы и нарядное оружие. Хм… как мне всё это унести? И куда? Хотя, был же инвентарь.

Я стал складывать сокровища в него, следя за показателем вместительности; деньги по-прежнему не имели веса, в отличие от других предметов, но, когда в инвентаре оказалось больше тысячи золотых монет, мои ноги подкосились. Буквально весь вес золота стал давить на хребет, шею, суставы, пока я не выбросил часть. Затем опустошил инвентарь и начал складывать внутрь только Драгоценные. На тысяча первой монете всё повторилось, хотя и совсем не так болезненно — после тысячи все деньги в инвентаре меняли условный вес на реальный и меня придавливало дополнительным десятком килограммов. Значит, это лимит ношения наличных денег в инвентаре, после которого они начинают занимать его объём по-настоящему. А ведь вокруг было намного больше тысячи золотых, не говоря о других ценностях.

Вопрос транспортировки ресурсов оставался.

Мои метания по равнине, сколачивание стаи и бой с игроками отняли много времени. Наступил вечер, а сил было ещё много, важных дел — тоже. Поэтому я наскоро смастерил каменный нож и отправился в путь.

Бегать было удобнее на четвереньках, как раньше; по ощущениям, скорость не изменилась, а вот усталость всё никак не наступала. Я мчался среди надгробий один, оставив гулей охранять добычу; держался южного направления. Так добрался до ручья, служившего границей между равниной и лесом. Где-то рядом было наше первое логово.

Ночной лес меня удивил, с приходом темноты он прямо-таки ожил. В воздухе витало много запахов и разноцветных… бутонов? Они распускались на лианах, отцеплялись и плавно парили как медузы в воде. Для глаз гуля света было даже с избытком, а нос тем временем искал знакомые ароматы. Вот один, густой, свежий, я побежал по следу.

В определённый момент уха достиг тонкий голосок:

— Спасите! На помощь!

Замер. Показалось?

— Помогите!

Нет, действительно кто-то зовёт. Ребёнок? Пришлось оставить след и броситься на звук. Скоро нашёл среди деревьев небольшую мшистую проплешину, — не мягкую как перина, а более стабильную.

На высоком менгире стояло существо, небольшой гуманоид. Он был совершенно белым, не имел ни первичных, ни вторичных половых признаков, а особенно странной казалась голова: ни ушей, ни носа, только большие зелёные глаза и рот; на темени рос большой нежно-зелёный листок.

Именно это существо звало на помощь, тогда как у подножья камня кружили три крупных нармедона: рыжий десятого уровня и два бурых — восьмого. Они задирали массивные головы, хрюкали и подрывали землю пятачками. Видимо, через некоторое время камень завалится набок.

Над головой существа пульсировал красный вопросительный знак.

«Внимание! Если вы не примите участие во временном событии, для вас оно никогда не повторится!»

И что же я в таком случае потеряю? Присмотрелся к белому существу, плашка над головой гласила: «крамп 1 уровня (НИП)». Крамп? Гули, которых я водил на охоту, не очень любили крампов. Следовало ли ввязываться?

— Помогите! — пронзительно завизжало оно своим тонким голоском.

Совершенно лишние хлопоты, учитывая, что это имитация жизни передо мной. С другой стороны, у меня были причины вмешаться, всего четыре: во-первых, хотелось испытать новое тело в бою; три оставшиеся причины — нармедоны, ведь именно за их шкурами я пришёл в лес.

Выбрался из укрытия и потрусил к месту происшествия. В определённый момент вопросительный знак над головой крампа исчез, и появился на иконке «Журнал».

Один из чёрных нармедонов обратил на меня внимание. Зверь развернулся, выдохнул горячий воздух и понёсся навстречу; в глазах пылал огонь. Я привстал с четверенек, подался вперёд, упираясь в почву ступнями, и перехватил зверя за бивши. Мышцы затрещали, пятки взрывали мох и заскользили назад, пока туша меня толкала; постепенно, сила разгона иссякла и мы остановились.

Нармедон был тяжелее, дёргая башкой, он отрывал меня от земли, однако, сбросить не мог, — я вцепился намертво. Навалился, придавливая к земле, напрягся и резко дёрнул сам. Туша взмахнула копытами в воздухе, перевернулась через голову и тяжело рухнула на горб. Продолжая использовать приёмы борьбы Древних «грэпплинг», я обхватил нармедона, сцепив руки замком под горлом и сдавил изо всех сил. Его шкала жизни стремительно сокращалась, зверь дёргался, хрипел, но вскоре затих.

Смерть сородича привлекла внимание обоих оставшихся, теперь уже две туши разом понеслись на меня. Основная атака у них была таранящая, с разбега, если бы всё решала физика, то мои шансы снизились бы до мизера. Однако же в «Новом Мире» огромное значение имел уровень и настраиваемые параметры.

После эволюции, мои очки Характеристик автоматически перераспределились: от двадцати пяти Ловкости осталось двадцать, а отнятые пять перешли в Выносливость, увеличив красную и жёлтую шкалу; также оба свободных очка, полученные за пятнадцатый уровень, распределились в Харизму. Три «автоматических» очка за следующие уровни достались Харизме, что не странно, — ведь я постоянно пользовался ей, максимально напрягал. Три других очка я поместил в Силу, доведя её до восемнадцати единиц.

Выхваченный из инвентаря каменный топор показался лёгким как игрушка, я метнул его… и промазал. Оружие воткнулось в мох, а рыжий нармедон был уже рядом. Я прыгнул ему на морду и почувствовал боль, — удар получился сильным, но, по крайней мере, обошлось без бивней, зверь просто боднул меня лбом и перекинул через себя, прямо под копыта несущемуся бурому. Я вскочил, подхватывая утраченный топор, взмахнул и вбил каменное лезвие твари в голову — сбоку. Это не остановило движение, туша рухнула на подогнувшихся ногах, снесла меня и вместе мы проехали по земле примерно полтора метра. Урон был скромный, даже боль оказалась терпимой. Чувствуя дрожь под собой, я быстро поднялся и достал второй топор.

Рыжий нармедон был уже близко, я ударил, на этот раз вертикально, а не сбоку, но каменное лезвие раскололось при встрече с толстой лобовой костью, а вовремя увернуться не хватило Ловкости. Два правых бивня резко вошли в брюшину, зверь понёс меня, воющего от боли, лог пылал красными строчками:

«Внимание! Получено критическое повреждение!»

Шкала жизни сократилась до четвери и продолжала уменьшаться, рядом с ней пульсировала пиктограмма кровотечения. Осознав, что сейчас отправлюсь в белёсую дымку, я закричал.

В голосе вибрировало максимальное Устрашение, нармедон резко встал, инерция сорвала меня с его бившей и покатила по земле. В какой-то миг показалось, что всё, смерть. Шкала жизни почти иссякла, но осталось четырнадцать единиц, и потому я не ушёл на респавн. Пиктограмма кровотечения отняла десять и оставила мне жалкие четыре.

Живот был в отвратительном состоянии, сквозь ослепляющую боль я видел часть живых кишок, вывалившихся наружу, тёмная кровь пропитывала мох. Стараясь не потерять сознание, прибрал всё своё, кое-как впихнул в рану с шипением и чавканьем, еле-еле встал, придерживая потроха.

Рыжий нармедон, так и не получивший ран, лежал мёртвый, а я навис над ним, чувствуя хрупкость своего положения. Достал из инвентаря каменный нож, орудуя слабой рукой кое-как вскрыл зверя на животе, где кожа была чуть тоньше, отдался инстинктам. Мясо, ливер, почки, тянул кишки жадными липкими пальцами, не думая о том, что нагружаю повреждённую пищеварительную систему. Гули не знают иных способов лечиться, кроме как праздновать пузо.

Сознание прояснилось, когда брюшная полость нармедона была выедена почти целиком, часть тазовых костей и рёбер обнажилась, теперь можно было разглядеть огромные лёгкие и нетронутые гениталии. Глядя на это красно-лиловое месиво, кости с глубокими следами зубов, я понял, что аппетит альгуля не идёт ни в какое сравнение с аппетитом обычных гулей. Мой собственный живот походил на натянутый барабан, часть кожи занимал большой красный рубец, истекавший сукровицей, но шкала жизни исправно заполнялась.

Поразмыслив немного, я выдрал лёгкие и наружу хлынул поток артериальной крови. Оказалось, что у могучего зверя разорвалось сердце, от этого он и умер.

Маленький белый гуманоид, с любопытством следивший на расстоянии десяти шагов, подошёл и несколько раз хлопнул меня ладошкой по плечу.

— Эй-эй! Ну ты здоров жрать! — заявил он тонким голоском.

Крамп широко улыбался, глядя мне в лицо.

— Не боишься, мелкий?

— Говорящий! — воскликнул крамп, отскакивая. — Говорящий альгуль!

— Именно что альгуль. Не боишься?

Он энергично замотал головой.

— А чего вас бояться? Я же не мясо! Я же корнеплод! Ха-ха!

Он заливисто расхохотался, и только тут я обратил внимание, что его кожа имела текстуру схожую с кожурой дайкона. Альгуль у меня в голове испытывал к коротышке исключительное равнодушие, притом, что обычно эта тварь хотела жрать всё живое.

— Идём! Идём-идём!

— Куда?

— Проводишь меня до дома! Ночью в лесу опасно, а я потеряло поясок из побегов щитокольчика!

Не дожидаясь согласия, крамп двинулся прочь.

— Идём-идём!

Вообще-то, мне нужны были шкуры нармедонов, но коротышка так беззаботно шагал по ночному лесу… Это ребёнок, я был почти уверен, — странный нечеловеческий, даже, наверняка, ненастоящий, но, всё-таки ребёнок.

Наконец дошли руки просмотреть журнал.

«Временное событие «Беззаботный найдёныш».

Молодой росток попал в беду, если вы пройдёте мимо, он погибнет!

Молодой росток спасён! Проводите его, дабы получить благодарность семейства».

Вот так, ни слова о награде. Что ж, раз я уже вмешался в судьбу этого НИПа, по крайней мере доведу дело до конца, а к охоте вернусь позже. В этом лесу должно быть ещё предостаточно нармедонов.

Коротышка бодро шёл сквозь ночь, глядя на светящиеся бутоны в вышине, напевал, насвистывал что-то, широко улыбался. Он казался довольно жизнерадостным, поглядывал на меня большими глазами.

— Как тебя зовут?

— Никак! Нету имени! Рано ещё!

— А когда будет не рано?

— Когда решу, кем хочу стать! — сообщил крамп.

— То есть, когда выберешь себе дело по душе?

— Нет! Когда решу, кем стать! Пестиком или тычинкой!

— А сейчас ты…?

— Молодой росток!

Дитя, которое само выберет пол, когда придёт пора созревания? То есть, это существо действительно являлось растением.

Вскоре молодой росток привёл меня к небольшому лагерю, разбитому посреди леса. Внутри находился деревянный сарай, пара навесов, квадрат вспаханной и засаженной земли, несколько восьмиугольных палаток. Всё это защищала ограда из множества наваленных колючих веток, на которых рос уже знакомый вьюн, — тонкие стебельки, маленькие жёлтые цветы, издающие запах и звук страха.

— Ой-ой! Ты сможешь пройти, альгуль? Альгули бояться щитокольчика?

Значит, это отпугивающее чудовищ растение и было щитокольчиком? Какая гадость.

Нас заметили, к периметру лагеря вышли три взрослых крампа; гуманоиды, примерно равные по габаритам человеку, их кожа имела коричневый оттенок; взрослые носили неплохую одежду из кожи и шерсти. У женщины, — судя по изящной фигуре, — была цветущая зелёная причёска, украшенная яркими бутонами; голова мужчины имела странную форму, — не круглый череп, а три ассиметричных отростка, ни то рога, ни то клубни батата острыми концами вверх.

— Корешки! — воскликнул найдёныш, бросаясь к взрослым.

— Росток! — Женщина подхватила ребёнка и нежно прижала к груди. Я мимолётно подумал, что для растения у неё были неоправданно большие груди. Зачем?

Третий из взрослых, судя по всему, являлся стариком; его кожа походила на кору дерева, испещрённую трещинами, на лице росли длинные тонкие побеги, складывавшиеся в усы и бороду, а на кожаном ремне висело множество разномастных ножей.

— Смотрите, корешки, этот альгуль спас меня от нармедонов! Он говорящий! Правда, это ему не очень помогло, чуть не помер! А всё потому, что нармедоны не любят болтовни!

Старик выступил за ограждение, приблизился ко мне и поклонился.

— Благодарим за спасение нашего ребёнка.

«Внимание! Временное событие завершено! Ваша репутация в общине крампов леса Торнгорн улучшилась!

Репутация? Ага, вот на «Энциклопедии» вспыхнул маленький восклицательный знак…

— Пожалуйста, будь нашим гостем, — попросил старик.

Я посмотрел на светящиеся во мраке жёлтые цветы.

— Попытаюсь.

Альгуль в голове рычал и выл, не желая приближаться, но я загнал его в самую дальнюю часть сознания и вошёл в лагерь.

Скоро мы со стариком сидели у костра при входе в одну из палаток. Женщина играла с ребёнком поодаль, а молодой крамп прислуживал. Я осмотрелся, заметив несколько рам с растянутыми на них шкурами; палатки тоже были сработаны из хорошо выделанной и прошитой кожи. Мне передали глиняную миску с дымящейся жидкостью, старик поднял свою, подул, отпил. Я тоже попытался, но оказалось, что язык альгуля слишком чувствительным. Пришлось долго и старательно дуть.

— Что это?

— Крепкий бульон из мозговых костей. Нравится?

— Восхитительно.

— Мой сын охотник, а сноха прекрасно готовит.

— Если ваш сын сможет пройти по нашим следам, то найдёт туши трёх нармедонов. Одного я немного подъел.

— О! Как щедро! — Старик задержал взгляд на моём свежем шраме. — Скажите, говорящий альгуль…

— Антон.

— Гунлоп.

— Очень приятно. Что вы делаете в Торнгорне? Обитатели Великого Погоста обычно не приходят сюда. В лесу все трупы едят клыковои и нармедоны.

— Я пришёл за шкурами, Гунлоп. У меня… появился груз, который надо перенести, а мешков нет.

— Груз? — Старик огладил растительную бороду. — Скажите, Антон, а вы, случаем, не Грезящий?

— Одну минуту.

Я развернул энциклопедию, рассмотрел новые статьи. Так, клыковои, крампы, щитокольчик… нет, выше:

«Грезящие — общепринятое среди аборигенов обозначение игроков; аборигены считают, что игроки, являются существами из неизвестного плана, которые присутствуют в Галефрате только как проекции собственных сновидений, отчего они не способны по-настоящему умереть и всегда возрождаются».

— Что ж, видимо, я Грезящий, которому не повезло застрять посреди кошмара. Благодарю за гостеприимство, но мне пора. Ночь ещё не закончилась, возможно, добуду несколько шкур.

— И что вы с ними сделаете? — поинтересовался старик. — Возможно, вы обладаете навыками охотника и мастерски свежуете добычу?

— Нет, но убить нармедона смогу.

— Возможно, в таком случае, вы обладаете навыками кожевенника? — Пальцы Гунлопа прошлись по ножам, блестевшим на поясе.

— Нет.

— Тогда вы получите, в лучшем случае, грязную, окровавленную жирную шкуру, которая очень скоро сгниёт. Но, если хотите, я продам вам три отменные сумки вместительностью по пятьдесят килограммов. Экстрамерные, компрессионные, — при полном заполнении каждая будет весить для вас не более пяти килограммов. Цену уменьшаю вдвое: двадцать пять Драгоценных золотом вместо пятидесяти за штуку.

То есть, одна сумка, дающая возможность нести пятьдесят килограммов, стоит по одной монете за килограмм? Дороговато… наверное. У меня не было опыта торговых отношений. Однако же в склепах ждало состояние куда более значимое, и его следовало поскорее забрать. Я опасался, что после зачистки от охраны, эта временная «сокровищница» могла исчезнуть вместе с деньгами.

— Это очень щедрое предложение.

— Рад угодить. К тому же я мог бы обучить вас азам ремесла кожевенника всего за пять Драгоценных золотом, мой сын обучает молодых охотников, а сноха — портних.

— От этого, пожалуй, откажусь. — Я представил себе альгуля, держащего в огромных грубых пальцах иглу.

— Тогда, может быть, купите чего-нибудь? Дам хорошую скидку на свои товары.

— А что ещё у вас есть?

— Дары леса, в основном. На этой делянке мы растим мандрагору; добываем шкуры и коптим мясо, делаем вещи из кожи, кое-что собираем. Вот, взгляните.

Во весь мой обзор развернулся торговый интерфейс, оформленный в виде открытой кожаной сумки. Там как в ячейках лежали различные предметы с подписанными наименованиями, ценой, количеством: ягоды, грибы, мхи, лишайники, цветы, корни; наборы инструментов для выделки шкур, кожаные изделия; мандрагора живая, мандрагора переработанная, мандрагоровые отвары и дистилляты.

— Мне бы что-нибудь… для гигиены.

— Советую мыльный корень для чистоты, ландышевое масло для приятного запаха, и гусениц мпоко для ухода за полостью рта.

— Кажется, мне очень с вами повезло, Гунлоп. Ещё неплохо было бы получить набедренную повязку из хорошей кожи, с ремнём.

— Нет ничего проще.