Сказала Гуль: "Продлим веселье паше!
Где кравчие? Где круговые чаши?"
Она с друзьями разговор ведет,
А в сердце — песня, что Бульбуль поет.
Глаза ее в слезах, душа в смятенье,
Забвенья тщетно ищет в опьяненье.
Кормилица Савсан[12] при ней жила.
Язык ее — кинжал, язык — игла!
Старуха родилась в кашмирском царстве —
Была искусна в колдовстве, в коварстве.
Она была для плутней рождена,
Брал у нее уроки сатана.
Она, восстав от сна, взглянула гневно,
Услышав: плачет жалобно царевна.
Как страшный день последнего суда,
Обрушилась на девушку тогда.
А Гуль, не зная выхода иного,
Целуя мамку, молвила ей слово:
"Моя надежда, сила и оплот!
Моя душа, весь мир в тебе живет!
Ты для меня как мать. О нет, пойми же,
Что матери ты мне сегодня ближе!
Горю, не ведая в каком огне,
Чего-то жду, но ждать ли счастья мне?
Арчу терпеть — где стойкости возьму я?
Сама никак, пылая, не пойму я,
Что мне Бульбуля нашептал напев.
Но я томлюсь, от горя ослабев".
Савсан вскипела, от царевны выйдя,
Воскликнула в сердцах, певца увидя:
"Как ты болтлив, хотя сладкоголос!
Откуда эту песню ты принес?
О ты, чья глупость для меня обуза,
Ты про какого нам поешь Навруза?
Чего ты хочешь, плача и скорбя?
Какое горе обожгло тебя?"