Подобный в красноречии Мессии,
Явился Хызр[2], творя слова такие:
Познал Иавшада мудрый государь
Все то, что будет впредь и было встарь.
Фаррухом звался взысканный судьбою,
Владел землею, ратью боевою,
Он правосуден был и справедлив,
И царствовал, державу укрепив.
Фарруху сына лишь недоставало —
Иной печали сердце не знавало.
Он сильно, страстно жаждал быть отцом
И был за то вознагражден творцом.
Красавица жила в его гареме,
Она познала радостное бремя.
Не в тягость было бремя для нее,
И наступило время для нее.
был в этот час весь мир красив и светел,
Веселием весны повеял ветер,
Он землю сделал раем, он принес
Благоуханье мускуса и роз.
Настал навруз, и новый год услышал:
Из раковины ценный жемчуг вышел!
На радостях добро свое Фаррух
Стал раздавать, разбрасывать вокруг,
Устроил он пиры, увеселенья,
Он обратил к всевышнему моленья,
Он узников освободил от уз —
Счастливым днем для многих стал навруз!
Наврузом сына царь нарек: звучало,
Как счастье, года нового начало!
Стал мальчик грудь кормилицы сосать, —
Не молоко сосал, а благодать!
Царевич рос, не ведая невзгоды,
Стал бесподобным в молодые годы.
Навруз постиг науки с малых лет,
В нем разума сиял бессмертный свет.
Он изучил искусство бранной славы;
Он возлюбил охотничьи забавы;
Он львов преследовал в сырую рань,
И птицу он приманивал и лань;
Устраивал пиры порой закатной,
Ища беседы умной и приятной,
Чтоб кравчие пленяли красотой,
Певцы — своей душевной чистотой.
Так благо получил он от рожденья,
Так расцветал, вкушая наслажденья;
Веселье было гостем вечеров,
Рассказы — украшением пиров.
Шли речи о красавицах Хотана[3],
О том, что девы Рума[4] — тонкостанны,
Что китаянки — радость для души,
Что дочери узбеков хороши.
Красавиц славили любого края,
Одну перед другой не унижая.
Царевич улыбался все светлей,
И цепи спутались его кудрей.
Пьянел он, описаниям внимая,
И закружилась голова хмельная.
Печальный, словно горлинки птенец,
Газель[5] о страсти вдруг завел певец.
Он пел о долгом горе, счастье хрупком, —
И кравчий подошел к Наврузу с кубком.