33

Аванпост находился в городке, уцелевшем от снарядов и бомб. Ратуша служила главным штабом, зал торжеств приспособили под полевой госпиталь, а ВП не оставалось ничего другого, как разместиться в церкви, в последнем большом здании, которое могло служить тюрьмой. Улицы были заполнены людьми в форме, военными транспортными средствами и бронемашинами, заставлявшими местных жителей прятаться, наблюдая весь этот воинственный парад, проходящий перед их окнами. Кое-кто из горожан размахивал флажками в знак победы, но ожесточенность и частота столкновений на протяжении почти десяти километров южнее внушали определенную сдержанность. Но даже самые смелые, увидев окровавленные носилки и вопящих от боли людей, которых везли с фронта, вскоре отправились по домам. Все это было совсем не похоже на обещанное ликование.

Дождь почти прекратился, едва накрапывая. Джип, управляемый Конрадом, остановился перед небольшой площадкой перед входом в церковь. В проеме открытых дверей во мраке помещения виднелось дрожащие огоньки свечей.

— Ваше новое жилище, мисс, — выходя из машины, сказал Конрад.

Энн взяла свои вещи и поднялась по ступенькам до порога церкви, оставив мужчин разгружать джип. Внутри было довольно темно. Энн стерла с лица капли дождя и вошла. Она сразу же увидела, что все витражи остались неповрежденными. Разноцветное стекло смягчало бледный свет дня, создавая сумеречную атмосферу. Зажженные свечи слегка освещали холодные стены. Полдюжины скамеек, стоявших в главном нефе, были сдвинуты в угол. А их место заняли емкости с бензином, похожие на винные бочки. Примерно пятьдесят штук.

— Налицо здравый смысл и творческие способности генштаба, — произнес рядом с ней возмущенный голос.

Это был Фревен.

— Они думают, что враг не будет бомбить церковь!.. И вокруг свечи! К счастью, бочки плотно закупорены, это избавит нас от запаха, но не от риска сгореть заживо.

— А пленники? Вдруг среди них найдется самоубийца, тогда…

— Нет, они заперты в подземной часовне, туда можно попасть только снаружи, не беспокойтесь.

— Успокоили! — с иронией произнесла она сквозь зубы. — Местные прихожане, должно быть, очень довольны.

Фревен взял ее сумку и кивком предложил следовать за ним. У него были красные глаза, вероятно, следствие вчерашнего боя.

— Конечно, здесь не шикарные апартаменты, но для вас приготовили отдельный уголок, чтобы вам было удобно. Мужчины размещаются в ризнице, которая теперь превращена в общую спальню. Недалеко будет Маттерс, а моя кровать — почти у входа.

— У входа? Почему так далеко от всех?

Он не ответил, указав ей на нишу:

— Ну, вот мы и пришли.

На хоры выходило четыре придела, по два с каждой стороны. Перед двумя альковами, закрывая вход, повесили занавеску. Мебелью служила походная кровать и фонарь, а в каждой нише находились картины, церковные дары и огромные кресты. Фревен поставил сумку молодой женщины в ногах кровати, над которой мерцало изображение Девы с Младенцем. С двух сторон малого алтаря горели две свечи.

— Маттерс будет напротив вас. Вы убедитесь, что все нормально. По-крайней мере, здесь сухо.

Энн одобрительно кивнула, затем оглядела культовое помещение, реквизированное военными. Она увидела, что с алтаря убрали потир и кадила. Две свечи освещали пистолет и блокнот для записей.

— Это выглядит кощунственно… — усмехнулась она без намека на возмущение.

Фревен напрягся, но затем обернулся и понял, о чем она говорила.

— Да… я… прошу прощения, если это вас задевает, приспособил, что нашлось… И я не верю во все это, — сказал он, обводя руками сводчатый потолок.

— Я не себя имела в виду.

Энн решила не настаивать. Она заметила, что несколько человек, видимо глубоко верующие, с неприязнью реагировали на все, что видели здесь. Они входили в церковь, а потом быстро выбегали, не заботясь о производимом впечатлении.

Не в этом ли особенность религии? Поддержать неустойчивые души? Дать смысл жизни самым неимущим, чтобы они могли жить с уважением к другим? Для того, чтобы они остались в системе… Все это устраивает владык, отцов религии.

— Энн, вы дрожите, обсушитесь, смените одежду и приходите к нам.

После этих слов Фревен резко задернул занавеску, и молодая женщина осталась перед взором Девы Марии.


Энн нашла Фревена сидящим на складном табурете, лицом к алтарю. Он положил ручку и встал. Позади него Маттерс и Ларссон раскладывали карточки пленных в железные ящики. Энн кивнула им и села перед лейтенантом. Они только что установили черные доски, на которых были записаны все замечания ВП, связанные с убитыми. Энн заметила, что балюстрада, отделяющая хоры от остального пространства церкви, как бы очерчивала отдельную зону, где тщательно анализировали данные об убийствах, «язык смерти», по выражению Фревена. Цилиндрические свечи, похожие на длинные пальцы, обрамляли своим светом возвышение, покрытое тяжелым красным ковром. Энн осваивалась в этой защищенной зоне.

— Новостей нет, надеюсь? — спросила она, кивнув на одну из досок с перечнем личного состава третьего взвода.

— Они сразу же вступили в сражение, о чем я вам и говорил. Возможно, убийца останется там. Вам удалось оставить фиктивный рапорт в роте?

— Я оставила его в палатке солдата, который знает всех сослуживцев. Думаю, что он не замедлит сообщить всем о его содержании. Каковы дальнейшие действия?

— Ждем, когда они вернутся. А потом посмотрим, что будет.

— Поэтому вы расположились подальше от всех, у самого входа? Чтобы завлечь этого чокнутого, охраняя всех нас?

Фревен посмотрел на нее мерцающими глазами.

— Таков мой план, я беру на себя ответственность за него.

Энн с сомнением вскинула брови. Потом спросила:

— Могу ли я быть полезной?

— Я хотел бы, чтобы вы перечитали мои заметки, может быть, обнаружите что-то, говорящее о чертах характера и ускользнувшее от меня.

Энн согласно кивнула, вдохновленная внезапным доверием.

— Я хочу посмотреть, что мне надо сделать.

Фревен сел на складной табурет посреди церкви, под колокольней. Свечи освещали доски, на которых были отражены основные данные о деле. Энн принесли чашку горячего молока.

— Простите, это все, что удалось найти, — развел руками лейтенант, — нет ни чая, ни кофе.

— Все очень хорошо, спасибо. Что вы собираетесь делать?

— Руководить моими людьми и встречать пленных, а если останется время, попытаюсь найти Карруса, врача с «Чайки», который проводил вскрытие Гевина Томерса. Мне сказали, что он искал меня, когда мы сошли на берег.

Вскоре Энн осталась одна, в центре открытой галереи, ее успокаивало мерцание множества свечей и вид витражей. На этот раз, оценив свои ощущения, как делала всегда, она почувствовала, что у времени пряный запах. Например, имбиря. Возбуждающий и в то же время мягкий. Ей не терпелось погрузиться в изучение документов Фревена. Она принялась читать официальные рапорты лейтенанта, а потом его заметки. С особенным вниманием она вникала в секреты его методики. На первых этапах расследования он удовлетворялся списыванием каждой детали картины и места преступления, тела, оставленных преступником следов, подкрепляя все это схемами и рисунками. Затем он объединял данные и пытался придать им хронологию и направление. В случае первого преступления, убийства Фергюса Росдейла, его заинтересовало обезглавливание. Зачем понадобилось лишать человека головы? И особенно то, почему его голова была заменена бараньей? Тут учитывалось все: наличие рогов, возможность сатанинского ритуала, человеческое скотство и, конечно, намек на Библию: баран, принесенный в жертву вместо Исаака, после того как Авраам изъявил готовность принести в жертву собственного сына. Крэг Фревен со всех возможных сторон рассматривал символику и убеждался в безуспешности этого направления. Он делает заключение, исходя из мрачности самой мизансцены: лишая жертву головы, заменяя ее головой животного и выставляя это напоказ, убийца хотел произвести жуткое впечатление.

Энн продолжала читать записи, относящиеся к убийству Гевина Томерса. Тут Фревен остановился на интерпретации мизансцены.

Тело обернуто толстым слоем клеящей ленты, оставлена только нога и рука до локтя. Это защитный кокон? Если это так, почему надо было выставлять его на всеобщее обозрение? Убийца хотел показать это, но он хотел также сохранить свою жертву? Важно только то, что она представляет собой.

Нет и нет! Жертва очень страдала. Сначала ее душили, потом раздавили (убийца стоял коленями на его груди, прыгал, чтобы поглубже вонзилась грудная кость?), и, наконец, скорпион, помещенный в рот, а затем в нем «зашитый». Смерти предшествовало глубокое страдание. Садизм. Экстериоризация, выставление напоказ гнева убийцы. Жестокость: желание управлять другими, власть над жизнью и смертью, материализация фрустрации. Существо, созданное собственной болью.

Принимая во внимание все это и его интеллект, делаю вывод: он осознает свое отличие и страдает от этого; две версии: он страдает, так как близок к саморазрушению, он уродует себя, это человек с множеством шрамов, которые он нанес сам себе, это молодой парень, ему не больше тридцати лет! Кроме того, этот человек и так совершил бы преступление, и он был больше не способен находиться в таком замкнутом сообществе, как армия, оставаясь незамеченным. Либо он живет страданиями, отличаясь от других сверхсилой, которая укрепляет его на этом пути. Тогда это существо холодное, в высшей степени нарциссическое и убежденное в том, что система не приспособлена к нему, так как он один прав и поступает как надо.

А значит, мы не заслуживаем никакого уважения, и он убивает нас без всяких эмоций.

Скорее всего, вторая гипотеза больше подходит к первому преступлению. Но он способен скрывать свою холодность за маской может быть даже экстраверта.

Но это только иллюзия. Он насмехается над нами, он с нами играет.

Чего он хочет, убивая?

Испытать эмоции. Может, это воздействует на его сексуальность. По крайней мере, его связь с сексуальностью, его плотская чувственность (кожа жертвы, его жизнь, прикосновения, его нервные токи, кровь). Даже если не было полового акта как такового. Его замена — мучения жертвы.

Аналитические заметки Фревена растянулись на тридцать страниц, свидетельствуя о сложном интеллектуальном продвижении, опирающемся на логическую обоснованность. Объяснения, связанные с личностью убийцы, которые он озвучивал во время совещаний, были обобщены, но в его объемных аналитических записях все излагалось подробно.

Энн дочитала заметки о последнем убийстве: Клиффорд Харрис, ему было всего лишь 22 года. Приближалось время завтрака, когда она закрыла блокноты в кожаных переплетах и потянулась. Ее взгляд скользнул по черным доскам и записям Фревена, остановившись на заключении:

ОБЩИЕ ЧЕРТЫ:

Связь с животным миром.

Жестокость преступлений.

Театральность.

Преступник: одиночка или экстраверт?

Заскрипела входная дверь, и в церковь вошел солдат. Он шел, разглядывая своды и колонны. Потом он увидел Энн и поздоровался с ней.

— Ах, я не знал, что здесь кто-то есть, — проговорил он. — Мне сказали про церковный орган. И… ну, я играл дома, по воскресеньям. Я подумал, может быть, смогу немного размять пальцы, у меня есть разрешение, это…

— Идите, — прервала его Энн. — Я не знаю, где он находится, но ищите и доставьте себе удовольствие.

Довольная, что избавилась от постороннего, она вновь погрузилась в размышления, просматривая список, сопоставляя имена и лица, по крайней мере, некоторых из них.

Самые брутальные: Хришек, Харрисон, Тродел. И Барроу, добавила она, вспоминая его вчерашнее поведение. Пошел бы он до конца? Стал бы он ее насиловать? Нет, скорее всего, нет… Эти четверо не относились к тем, кого испугала война. С опытом Энн научилась делить солдат на три категории: милитаристы, которые видели в войне средство для выражения своих примитивных побуждений; хамелеоны, способные легко приспосабливаться к обстоятельствам, и поэты, страдавшие от того, что их силой втянули в конфликт, сама реальность которого заставляла их страдать. Хришек, Харрисон, Тродел и Барроу, без сомнения, были милитаристами, которым война давала возможность выразить важную часть их натуры.

Эту особенность их личности Энн должна была принять во внимание, так как она прямо говорила о том, кто они есть. Звери!

Кто там есть еще?

Записные болтуны: Джазинни, Костелло. Хамелеоны!

Наиболее хитрые: капитан Моррис, Паркер Коллинс. Тоже хамелеоны, за исключением, может быть, Рисби. Поэт?

И четверо других, которых она видела мельком: унтер-офицер Кларк, спокойный и наблюдательный; рядовой Кламис, горячий и недоверчивый; рядовой Бродус со взглядом гуляки, так и не решившийся поддержать беседу, и, наконец, рядовой Уилкер, который сразу удалился, как только она к нему приблизилась. Из-за его внушительных габаритов она, вероятно, могла бы отнести последнего к брутальным типам, после разбора его личности.

Оставалось еще девять человек, чьи черты характера ей еще предстоит установить. Много работы…

Внезапно неф заполнили трубные звуки органа, строгая мелодия, опрокинувшая небеса на Энн, пораженную такой мощью. Синкопированный плотный звуковой поток заполнил все пространство церкви, поглотив все другие звуки. Энн казалось, что ее окутала туманная оболочка, отделившая ее от остального мира. Но очень скоро она снова окунулась в размышления.

Тот, кого они разыскивали, был одним из 22 военнослужащих взвода. За какой маской он может скрываться? Он не может быть слишком вежливым, слишком предупредительным. Такие, в сущности, ужасные люди, тем не менее способные прятаться под маской вызывающей доверие доброты, встречались только в романах. Реальность была иной. Убийца не может все время всем врать. Человек, жестокий по своей природе, строящий со всеми отношения с позиции силы. Хришек, Харрисон, Тродел и Барроу полностью соответствовали этому образу. Кроме того, они все правши.

Из сочетания мощных созвучий, производимых органом и взлетающих под купол церкви, начала вырисовываться мелодия, пронзительная основная тема.

Энн рассматривала черные доски, перечитывая заметки. Первыми стояли имена двух солдат ВП, убитых при высадке на берег, рядом с которыми значилось: «4 и 5 жертвы. Покойтесь с миром». Молитвенная фраза была написана не рукой Фревена, ее добавили позже. Кто? Маттерс, Донован? Определенно, один из них, людей верующих и почтительных.

Далее следовал анализ методов совершения убийств. Мест преступлений. Их особенности, время обнаружения…

Энн вернулась назад. Слова баран и скорпион входили в подчеркнутые короткие фразы. Она перечитала информацию о третьем убийстве. И внезапно ее сердце забилось быстрее.

Как они этого не заметили?

А она ухватила ее, связь между тремя преступлениями.

И это так очевидно.

Загрузка...