Хищники

53

Врач спустился по ступеням церковной колокольни, где Хришека заперли в комнатушке на первом этаже, под присмотром Адама Бейкера.

— Его надо поскорее перевезти в госпиталь, — сказал он, обращаясь к Фревену, которому только что перевязали правую руку. — Я думаю, что у него, по крайней мере, в двух местах сломана челюсть, сломана также скуловая кость, и я насчитал пять выбитых зубов и более трех сломанных. Он в неважном состоянии.

— Его жизни что-то угрожает? — поинтересовался Фревен.

— Нет, но он нуждается в лечении.

Фревен кивнул:

— Спасибо, доктор, я сделаю все, что нужно.

— Честно говоря, вы должны были очень постараться, чтобы привести его в такое состояние!

Энн молчала. Она видела, как был нанесен этот удар. Один-единственный удар. С ненавистью, которая убивает.

Маттерс проводил доктора до двери.

— Вы уверены, что не хотите, чтобы вас осмотрели? — спросил Фревен у Энн.

— Нет, не стоит. У меня только несколько кровоподтеков.

Ее щеки все еще были опухшими, пурпурного цвета. Она сама продезинфицировала рану от укуса на икре и наложила на нее повязку.

Лейтенанту было не по себе. Успел ли Хришек изнасиловать Энн? Фревен не осмеливался задать ей этот вопрос, но он знал: то, что пришлось перенести ее телу, не идет ни в какое сравнение с ее душевными ранами.

— Вам повезло, что Донован услышал ваш крик, — заметил он. — Мы шли арестовывать Хришека после того, как Катарина Вайсс сообщила нам о своих выводах. И один из солдат взвода, кажется, его зовут Рисби, сказал нам, что заметил, как Хришек побежал к лесу.

Энн кивнула и быстро сменила тему:

— Вы будете следить за ним в госпитале?

— Будьте спокойны, он и шагу не сделает, чтобы нашего человека не было у него за спиной. Но сейчас, когда доктор сказал, что его жизнь вне опасности, мы будем его держать здесь, с его изуродованной челюстью. Думаю, он вполне дозреет за ночь, чтобы завтра утром отвечать на наши вопросы.

Энн покачала головой. После всего, что произошло, Хришек вполне заслужил пострадать несколько часов взаперти. В это мгновение она не испытывала ни капли сострадания к этому типу.

Наступил момент неопределенности.

Фревен посмотрел на нее. Пристально.

Он заговорил первым:

— Вот мы его и поймали. Все закончено.

Болезненная улыбка искривила лицо Энн. Вся его левая сторона сильно распухла, а на правом виске краснело пятно.

— Я думаю, было бы неплохо переменить тему, — предложил лейтенант. — Что вы скажете на то, чтобы пойти и разделить с нами хороший обед?

— С нами?

Фревен обернулся к подчиненным — Маттерсу, Конраду и Монро.

— Да, со всеми нами. За исключением Бейкера, который сегодня вечером работает нянькой.

Энн подумала было отказаться. Она не хотела обедать «с ними», она не хотела ничего, кроме спокойного ужина вместе с Фревеном, и ни с кем другим. Однако передумала. Слишком много эмоций за целый день, чтобы остаться одной в этой мрачной церкви.

— Его хорошо охраняют? — спросила она с беспокойством.

— Он связан, находится в тесном помещении первого этажа колокольни, единственный выход из которого — дубовая дверь, запертая снаружи на увесистый замок. Рядом сидит Бейкер, вооруженный до зубов, перед главным входом стоит караульный из ВП, а другой охраняет дверь в ризницу, есть глазок на двери в крипт, подземную часовню, где, как дети в канун Рождества, сладко спят пятнадцать пленных. Весь городок наводнен вооруженными солдатами. Не говоря уже о ходячих раненых. Вывод: да, он находится под надежной охраной.

Энн состроила гримаску.

— Хорошо, я иду с вами.

Они обедали в большом зале городского ресторана, часть которого занимали службы связи. Все собрались в прокуренном зале, где ощущался запах жареной говядины и картошки, где люди разговаривали и смеялись. Во главе стола восседал могучий Ларссон, они отмечали свою победу. Фревен сидел рядом с Энн. По этому случаю открывали одну бутылку вина за другой. Монро, Донован и Конрад слегка опьянели, а Маттерс силился сохранять достоинство, как всегда, почти не принимая участия в беседах.

Фревен сидел в конце стола рядом с молодой женщиной. Вино разогрело их и сняло последние барьеры напряженности, которые сдерживали их последние две недели. Теперь послеполуденное нападение казалось Энн призрачным. Но интересно, что ее травмы не соответствовали тому, что она пережила. Прошлая жизнь сталкивала ее с худшим, и все это подтверждалось ее теорией. Человек может привыкнуть ко всему. Самое худшее со временем не только запечатлелось и в теле, и в душе как воспоминание, но и фактически изменило личность. Ее чуть не изнасиловали, избили, но на Энн это не особо подействовало.

Также потому, что эта мразь обезврежена. Потому что его остановили в броске, и теперь он уже не сможет причинять вред!

Но Энн знала, что его сформировали таким прежде всего личный опыт и вся жизнь. Его отец — эта мразь — воспитал его. Внушив, может быть невольно, ненормальное стремление унижать.

Она прислушалась к разговорам. Удивительно, но никто не говорил о Хришеке. Они отгоняли мысли о преступнике, не вспоминая об его аресте. Энн отпила глоток вина. Фревен смотрел на своих подчиненных так, как отец оглядывает собственных детей.

— Вы все проделали хорошую работу, — сказала она.

Фревен посмотрел на нее с удивлением:

— Мы все проделали хорошую работу.

— Я хотела сказать вам про металлическую коробку под его кроватью с…

— Я знаю, Маттерс ее нашел. Хришек теперь пропащий человек, думаю, что после всего, что он сделал, от него отрекутся даже его товарищи из третьего взвода. Теперь его ждут военно-полевой суд и расстрельная команда.

Энн вздохнула.

— Око за око, да?..

Фревен прервал ее, подняв вверх ладонь.

— То, что будет потом — уже не наше дело.

— Слишком просто. Он будет расстрелян, и на нас ляжет часть ответственности за это, признаём мы это или нет. Это значит быть частью системы — до крайности уменьшить ответственность. До такой степени, чтобы вообще не было виноватых. И в конечном счете единственными настоящими виновниками в чем бы то ни было окажутся те самые преступники, те, кто преступили закон. Обычное дело.

— Обычное в чем?

— В том, чтобы замалчивать возмущение, чтобы ослабить гнев, чтобы нельзя было указать пальцем на того человека, который способствовал накоплению неудовлетворенностей. Мы уменьшаем ответственность, чтобы ликвидировать протест, а наша собственная ярость будет только общей горечью, но не восстанием. Со времен революций власть далеко ушла вперед.

Фревена позабавила эта бунтарская тирада.

— За этим фарфоровым личиком кроется дух инакомыслия.

— Я выросла среди протестующих против всего, поэтому, скорее всего, это так. Есть вещи, которые мы наследуем от своей семьи.

— Отец с утопическими мечтами, повлиявший на свою дочь?

Энн задумчиво смотрела на свой стакан с вином. Отец — политический идеалист. Мешок с дерьмом! Жаждущий свободы. Тот, который больше никому не причинит зла!

Фревен заметил ее тревогу и решил промолчать.

Увлекшийся более легкой беседой, Конрад рассмеялся в голос, глядя на то, как его пародируют Ларссон и Монро. Донован и Маттерс обернулись и рассмеялись вместе с товарищами.

— Полагаю, что теперь вы вернетесь под командование майора Каллона? — начал Фревен, наблюдая за Энн.

Внезапно она отвлеклась от своих мыслей. Что-то, находящееся поблизости, вызвало у нее безотчетную тревогу, хотя она не понимала, что именно.

— Хм… честно говоря… я хотела бы, — забормотала она, пытаясь определить, что было не так. — Я хотела бы еще остаться на некоторое время.

— Энн, я не могу сделать так, чтобы ваше назначение длилось вечно. Теперь, когда виновный разоблачен, я…

На этот раз тревога отступила, и Энн полностью сосредоточилась на том, о чем со всей серьезностью говорил ей Фревен.

Она мягко положила свою ладонь на его руку.

— Пожалуйста, я участвовала в этом деле не просто так.

— Не просто так? Мы арестовали этого типа! И вы не были посторонней в этом деле, ваши…

— Я хочу вам сказать, что буду присутствовать на допросах. Я хочу иметь возможность в этом участвовать. И… задавать вопросы.

Фревен убрал свою руку и отклонился назад.

— Почему? Скажете вы мне, наконец, зачем вы делаете все это?

Взгляд Энн перебегал с одного лица в этом зале на другое, ее глаза, как нежная, невесомая бабочка, не знали, на чем остановиться, куда опуститься. Она коснулась своими крылышками ореховых глаз Фревена. И черной точки на их радужной оболочке. Губы молодой женщины дрожали, и она наклонилась, прошептав в его щеку:

— Я хочу любить вас сегодня ночью, тогда я вам все расскажу.

Хорошо ли это, ведь совсем недавно она была на пороге смерти? Это мой ответ, моя сила. Черпать из интимной близости энергию, необходимую для того, чтобы восстановиться, как я всегда умела это делать… Лгунья! Ты знаешь, что это еще большая извращенность. Энн отбросила сомнения и решила убедить себя, что задумала это для того, чтобы не быть сегодня ночью одной. Почувствовать рядом с собой другую жизнь. Присутствие близкого человека положило бы конец ее метаниям.

Когда она встала, он остался сидеть, с бесстрастным видом, убежденный в собственной силе. Все это только чисто внешнее, Крэг. Я уже знаю твою обратную сторону. Я знаю, что ты вовсе не непреодолимая стена, каким все тебя считают. А так как он никак не отреагировал на нее слова, Энн поняла, что вывела его из равновесия.

— Сегодня ночью или никогда, — очень тихо добавила она.

И тут же к ней вернулось тревожное ощущение: что-то происходит.

На этот раз она поняла, в чем дело.

Постоянно повторяющийся звук. Сквозь смех и возгласы в зале ресторана, сквозь голоса связистов слышался постоянный гул.

Он доносился с улицы. Напоминал биение железного сердца высоко в небесах.

Звонил колокол. Не прерываясь ни на минуту. Он призывал на помощь.