Хо

ГЛАВА XI

Пробуждение наступало. Она уже давно не видела чудесных и приятных снов, проснувшись после которых, ещё долго потом ощущаешь на душе какой-то сладкий осадок. В этот раз был именно тот случай. Необычайно красивое видение, встретившее её в мире сумеречной иллюзии, перемешавшись с безрассудными сновидениями, последовавшими позже, послужили формированию прекрасного настроения, которое Ольга испытывала, ещё не успев проснуться.

Она лежала в своей постели и улыбалась. Это был как раз тот период рассветного времени, когда мозг просыпающегося человека уже понемногу начинает включаться, адекватно реагируя на окружающую обстановку, но некоторая его часть всё ещё находится в процессе сна. Таким образом, вы всё ещё парите в грёзах, но уже контролируете себя, и начинаете всё яснее с каждой минутой отделять сон от яви. Пока два этих восприятия не разделятся окончательно и вы не проснётесь.

Неизвестно, что видела Ольга во сне. На её умиротворённом лице было запечатлено истинное блаженство. Может быть, уже понимая, что спит, она изо всех сил старалась как можно дольше побыть в этом тёплом полусне, оттягивая возвращение в серую реальность, заполненную туманом. Но всё прекрасное когда-нибудь заканчивается, а иногда и обрывается неожиданно, самым жестоким и непредвиденным образом. Так произошло и сейчас. Насладиться последними мгновениями уходящего сна Ольге не дали.

Сначала в коридоре послышались голоса, сопровождаемые топотом и стуком дверей. Большинство слов разобрать не удавалось, но было понятно, что они принадлежат Лиде, Бекасу и Гене. На какое-то время шум переместился в соседнюю каюту, после чего к этим голосам присоединился ещё один — Вовкин. Чаще всего повторялись слова: «Где?»; «Куда?»; «Настя» и «Искать». В конце концов, звуки сконцентрировались за дверью, после чего в неё кто-то настойчиво постучал. Разбуженный стуком Сергей, которого также оторвали от блаженного утреннего сна, глухо простонал, и, растерянно хлопая слипшимися спросонья глазами, издал шипящий зевок. Стук в дверь повторился, после чего дверная ручка нетерпеливо завозилась.

— Да кто там? — пробурчал Серёжка. — Заходите! Не заперто!

Замок щёлкнул, и дверь, рокоча роликами, отползла в сторону, пропуская стоявших за ней людей. В каюту первой забежала Лидия и тут же бросилась к Ольге, которая ещё не успела проснуться. Подбежав к подруге, она слёту принялась её тормошить.

— Оля, проснись! Настя пропала!

— А? Что? Куда? — вытаращив на неё заспанные глаза, лепетала Вершинина, не сразу поняв суть её слов.

— Насти нет в каюте! Её нигде нет! Нужно искать. Поднимайся, — в голосе Лиды чувствовался настоящий испуг.

— Кто куда у вас пропал? — бормотал Сергей, натягивая штаны, и впопыхах пытаясь засунуть обе ноги в одну штанину. — Что случилось-то?

— Пока ничего, — спокойно ответил Осипов.

— Настя пропала? — наконец-то очнулась Ольга. — Но как?

— Я вышла из каюты… Н-ненадолго, — виновато оправдывалась Лида. — Я же не знала, что она…

— Ты оставила её одну?

— Ненадолго! Я не думала, что…

— Пойдём! Нужно срочно её найти.

Ещё не полностью проснувшееся сознание Оли было словно прострелено навылет этой тревожной новостью. Виски сжало давление. Сердце заколотилось в страшных предчувствиях. Она ещё не до конца всё понимала, но то, что уже смогла осознать, вызывало у неё лишь напряжение и трепет. А после того, как внезапно вспомнились слова Евгения, ей стало окончательно не по себе. Мелкая дрожь пронизывала всё тело, словно озноб. В голову лезли наихудшие предположения.

— Вы уже где-нибудь искали? — спросила она у Лиды.

— Я-а, м-мы… Мы смотрели… — начала заикаться та.

— В соседних каютах её нет. Володька крепко спал, мы его только что разбудили. Ко мне она не поднималась, — сухо разъяснил Гена.

— Да куда она могла деться? — донёсся из коридора голос Геранина. — Чё вы переполошились-то все? Может быть, на палубе гуляет, может, в ресторане сидит… А может, вообще в туалете.

— Она случайно в шкаф не забралась? — спросил Сергей, надевая футболку.

— Нет. Я там смотрела, — ответила Лида.

— Нужно её разыскать, — поставила точку Ольга. — Давайте разделимся, и обыщем весь корабль.

— Ну-ну. Давайте поиграем в прятки, — возмущённо пробурчал Вовка.

— Поступим так, — пропустив его слова мимо ушей, произнёс капитан. — Я пройдусь по трюму, загляну в бойлерную, проверю машинное отделение. Девчонки — обойдите палубы, может быть, она вышла подышать воздухом. А парни пусть осмотрят внутренние помещения: каюты, ресторан, хозблок…

— Предлагаю вот что, — выступил Бекас, — давайте я сяду в радиорубке и по внутренней связи буду вызывать Настю. Репродукторы размещены по всему судну. Где бы она ни находилась — она услышит.

— Хорошая идея. Действуй, — кивнул капитан.

— Господи, только бы она не наделала глупостей! — шёпотом причитала Лида.

— Успокойся, — ответил Иван. — Ничего с ней не случится.

Сергей потёр не выспавшиеся глаза и решительно произнёс:

— Я готов.

Неуклюже толкаясь, все вышли из каюты.

Ite, missia est.

Прохладная лиственная роща обступала со всех сторон небольшую поляну, в самом центре которой возвышалось необычное, абсолютно круглое сооружение, похожее на широкую ротонду без крыши. Купол ей заменяли изогнутые перекрытия, выходящие из колонн и сходившиеся в середине, подобно лучам звезды. Снизу, вокруг постройки располагались гладкие ступени. Восемь белоснежных колонн поддерживали причудливый каменный обруч, по всей окружности которого были начертаны какие-то неведомые письмена. На самом обруче покоился ребристый свод ротонды, служащий скорее для красоты, нежели для защиты от солнечных лучей. Прямо под восьмилучевой звездой открытого купола, на полу, в середине строения высился крупный прямоугольный камень. На нём, тускло светясь магическим светом, виднелась замысловатая надпись, начертанная согласно правилам чужого, незнакомого языка.

Возле того самого камня, скрестив руки на груди, стоял Евгений Калабрин, задумчиво вглядываясь в надпись, и время от времени беззвучно шевеля губами. Он перечитывал её вновь и вновь, пытаясь расшифровать, постичь глубокий смысл. Сейчас он вновь был совершенно один, окружённый безмолвием колонн. Щебет птиц, переплетавшийся с шелестом древесной листвы, вызывали в сознании ложное ощущение спокойной безмятежности. Но Евгений уже успел научиться чувствовать приближение враждебного духа, имеющего особенность подкрадываться незаметно. Было видно, как напряглись его мускулы, а глаза подозрительно скосились в сторону, словно он пытался усмотреть кого-то боковым зрением.

Оно приближалось сзади, не поднимая шума, выдавая себя лишь неожиданно подувшим ветерком, который принёс с собой неприятный гнилостный запах. Солнце скрылось за тучей, птицы умолкли. Хо, покрытое чёрным плащом, неслышно ступая, двигалось по аллее, и трава, мимо которой оно шло, жухла, скукоживалась, преображалась в кривую и колючую поросль. Цветы вяли и высыхали, превращаясь в некое подобие растений-хищников с лепестками-челюстями, унизанными тысячами острых, как иглы, зубов. Они клацали ими, набрасываясь друг на друга, а также на насекомых, и мелких животных, превращающихся в отвратительных мутантов. Кузнечики становились пучеглазой серой саранчой мерзкого вида, шустрые лесные ящерицы обращались в ощетинившихся ядовитыми колючками молохов. Всё, что было вокруг Хо — перестраивалось, трансформируясь самым жутким образом, подчиняясь его чудовищной воле.

Выйдя на поляну, оно остановилось напротив ротонды, позади Евгения, ухнув на всякий случай, чтобы тот обратил на него внимание, хотя и понимало, что он уже знает о его присутствии.

— Явилось? — презрительно процедил сквозь зубы Евгений, и повернулся к нему лицом.

— Здравствуй… Ты по мне соскучился?

— Прекрати кривляться.

— Да брось. И только не говори мне, что ты в плохом настроении. После такого сказочного отдыха, предоставленного мной, у тебя не может быть душевного упадка.

— Напрашиваешься на благодарность?

— Отнюдь. Мне интересно, как ты провёл время в моё отсутствие. Расскажи мне. Ты здорово развлёкся? Отвёл душу?

— Это тебя не касается. Мы не договаривались о том, что я обязан перед тобой отчитываться за каждый свой ход.

— Разумеется, не обязан. Но что в этом плохого? Наверняка тебе есть, чем похвастаться. Погулял с Олей по какому-то райскому уголку, сотканному из твоих фантазий, очаровал её, ослепил? Вы вспомнили прошлое, прежние чувства всколыхнулись, и вновь заставили сердце биться чаще, да?

— Мы хорошо провели время.

— Не сомневаюсь. А уж какое у меня вчера было развлечение! Нечто бесподобное. Знаешь, как приятно вкусить полноценную пищу, после стольких месяцев изнурительного голода. Охота удалась на славу.

— Боже мой… Настя, прости меня, — прошептал Евгений, и гневно взглянув на Хо, повысил голос. — Ты поплатишься за это! За всех замученных и сожранных тобой, за искалеченные души, за кошмарные ночи, и за каждый день моего плена!

— О, в тебе заиграл праведный гнев, — ответило Хо. — Ты считаешь меня беспощадным убийцей? Ты прав. Я не знаю пощады. И убиваю подобных тебе существ легко и виртуозно. С наслаждением пытаю и мучаю. Однако, мне не интересен сам процесс пыток. Мне нужно то, что вы выделяете, испытывая боль и страх. Я вижу, как раскрывается ваш разум, и как вы размягчаетесь, становитесь податливее, сочнее и… Вкуснее.

— Ты — жалкий маньяк.

— Хо-хо. Маньяки бывают только у вас — людей. Я же не убиваю ради развлечения, или порочной страсти. Я убиваю, чтобы выжить.

— Это тебя не оправдывает.

— А я и не оправдываюсь. Ты сам прекрасно знаешь, что вкусное ядро ореха не достанешь, пока не сломаешь его крепкую скорлупу. А для этого орех приходится колоть. Понимаешь, о чём я? Всё очень просто. Мы с тобой изыскиваем подпитку во вновь прибывшей команде неудачников. Для нашей игры нужно много сил и энергии. Тебя подпитывает Ольга, а меня — все остальные.

— Почему ты выбрал первой Настю?

— Она была больше всех расположена к моему влиянию. Наверное, даже если бы меня не существовало — она бы меня придумала. Забавно, не правда ли? Эта девушка представляла из себя сплошной клубок противоречий. Наверное, она даже сама себя не понимала. Привыкла жить за чужой счёт. Я ненавижу святош, пытающихся спрятаться за именем божьим, и наивно считающих, что показушная вера способна защитить их от зла. Вызубренные молитвы не могут спасти душу, если она нечиста в основе своей.

— Косишь под проповедника? Тебе ли говорить о чистоте?

— А почему бы и нет? Знаешь, Евгений, мне кажется, что ты слишком много на себя берёшь. Нельзя защитить всех вокруг, особенно если они, зачастую, в твоей защите не нуждаются. Невозможно спасти приговорённого и обречённого. Пойми это наконец. Позаботься лучше о себе, и о той, которая тебе по-настоящему дорога. Эта глупышка, Настя, была настоящей занудой. До самой последней минуты пыталась напугать меня молитвами и псалмами, словно какого-то идиотского демона, выдуманного людьми с извращённой фантазией. Ничего удивительного, ведь примитивный разум всегда упорствует до конца, отказываясь признавать очевидные факты, и смириться с судьбой. Чтобы тебя немного успокоить, скажу, что её страдания продолжались недолго. Организм оказался слабоватым, поэтому она не выдержала долгой болевой перегрузки.

— Как бы я хотел видеть страдающим тебя!

— Всё в твоих руках, — Хо улыбнулось. — Надеюсь, они у тебя не дрожат?

— Не надейся.

— Ладно, оставим колкости и взаимные упрёки. Предлагаю обсудить результаты твоей работы.

— Я не знаю, что тут можно обсуждать.

— Зато я знаю. Ты неплохо поработал с Ольгой. После вашей встречи, она получила мощный заряд позитива. Она уже многое знает, и подготовлена к встрече со мной. Верит ли она тебе? Это уже другой вопрос. По-моему, Ольга привыкла верить только себе, хотя, возможно, я заблуждаюсь.

— Тебе она уж точно не поверит, — презрительно отмахнулся Евгений.

— Что ж. Посмотрим. Всё решит положение после ответного удара. «Первый бой — труднейший бой! Выдержишь — потом как хочешь можешь маневрировать».

— Хм… Теренций, верно?

— Он самый. Чрезвычайно толковое высказывание. Не советую слишком высоко задирать нос и расслабляться. Я ощущаю смятение в её душе, оно нарастает, и вполне может опрокинуть всё, чего ты с таким трудом добился. Неизвестно, как отреагирует Ольга на то, что ей предстоит увидеть через несколько часов. Её реакция может быть самой неожиданной. Даже генератор случайных чисел более предсказуем, чем она. Что предпримет наша подруга, столкнувшись со смертью лицом к лицу? Прелесть в том, что мы оба не можем этого предугадать.

— Она выдержит.

— Отличный повод заключить пари. Вот только азарт мне не присущ, поэтому обойдёмся простым наблюдением.

Обойдя вокруг камня, Хо остановилось с другой стороны, и жестом поманило Евгения к себе. Тот подошёл, и взглянул на небольшой подрагивающий экран, расположенный прямо на камне. Изображение довольно чётко демонстрировало Бекаса, идущего по коридору красной палубы в сторону радиорубки.

— Посмотри, — произнесло Хо. — Как легко выбить этих жалких созданий из равновесия.

Внезапно Иван приостановился, и сосредоточенно перевёл свой взгляд прямо на них.

Кажется, он начинает догадываться…

Голоса друзей, зовущие Настю, изредка разносились по пустым коридорам и залам глухим эхом. Они долетали до слуха Бекаса, уверенно направлявшегося в радиорубку. Задумавшийся о чём-то своём, он, казалось, был полностью погружён в собственные мысли, но вдруг его привлекло нечто постороннее, вызвавшее всплеск удивления. Краем глаза он заметил красный огонёк, горящий на пыльной видеокамере, висящей под потолком у входа в капитанскую каюту. Камера работала! Но стоило ему сконцентрировать на ней внимание, как секундный мираж исчез без следа. Притормозив под камерой, он пристально посмотрел на её тёмный объектив и, что-то пробормотав, двинулся дальше.

Чувство, что за ним кто-то постоянно наблюдает, вновь усилилось, превратившись в серьёзное подозрение. Но Бекас также принимал во внимание факт, что именно оно могло послужить причиной возникновения подобного миража. Вскоре он и вовсе стряхнул с себя эти пустые мысли. Сейчас нужно было найти пропавшую Настю.

…хотя бы потому, что вам всё равно больше нечем заняться.

— Внимание. Говорит Бекас. Настя, где бы ты сейчас не находилась, пожалуйста, приди в ресторан. Хватит прятаться, мы все волнуемся…

Ольга и Лида разом перевели взгляды на репродуктор, мимо которого проходили. Туман в это утро был особенно густым. Палуба утопала в нём, как в молоке. От повышенной влажности дышать было очень трудно. Чтобы не налететь на выступы или посторонние предметы, двигаясь по ней, девушки шли вдоль леерного ограждения, придерживаясь за поручень. Безрезультатно покликав Настю, они направились в сторону носовой части, и далее шли молча. Лида молчала, потому что боялась заговорить с Ольгой. Она чувствовала вину за то, что так незадачливо проворонила Настю, и опасалась, что Ольга начнёт её распекать. Ведь в этом случае ей непременно придётся оправдываться и выкручиваться, а она чрезвычайно не любила отстаивать свою невиновность, когда знала, что сама неправа.

Почему молчала Ольга — было непонятно. От её молчания Лиде становилось ещё тяжелее. Уж лучше бы подруга ворчала на неё, чем вот так, тяжело и угнетающе, изводила её своим странным молчанием. Голос Бекаса, раздавшийся в репродукторе, слегка развеял тягучую атмосферу, и Лидия решилась заговорить.

— Ванька дорвался до радио. Интересно, а его слышно по всему кораблю или только в некоторых участках?

— Не знаю, — тихо ответила Ольга.

— Вообще он это здорово придумал… Ох, а может быть Настя действительно услышит его и выйдет? А? Как ты думаешь?

— Хорошо бы.

— Надеюсь, что это поможет.

Ольга вздохнула и промолчала.

— И куда она могла уйти? — продолжала Лидия. — Зачем она покинула каюту? Ведь спала же. Какая же я, дура! Если бы я только знала, что она проснётся — никогда бы не согласилась уйти с Бекасом…

— А куда вы уходили? — поймала её подруга.

— Мы? Да мы это… Просто так. Вышли поболтать.

— Далеко?

— Да нет же! Мы вообще не знали… — Лида осеклась.

— Ты же убеждала меня, что не оставишь её ни на минуту.

— Так получилось. Это всё Бекас. Он начал меня уговаривать. Да и потом, Настя спала, когда мы уходили. Я проверила…

— Не нужно оправдываться. Твои оправдания не помогут нам отыскать её, — грустно произнесла Ольга. — Лучше расскажи, что произошло ночью?

— Я понимаю… Я виновата…

— Лид. Я не собираюсь ни в чём тебя обвинять. Расскажи мне, что было с Настей, когда ты видела её в последний раз?

— Она спала.

— Ты уверена в этом?

— Абсолютно! Она лежала с закрытыми глазами, не шевелясь. Дыхание было ровным. В общем, обычный спящий человек. Я не думала, что возле неё следует неусыпно дежурить.

— Когда ты покинула каюту?

— Ну-у, я точно не знаю. Я не смотрела на часы.

— Сколько ты отсутствовала?

— Минут пятнадцать, — солгала Лида. — Ну может быть тридцать… Не знаю точно.

— И охота вам было ночью разгуливать по кораблю?

— Бекас меня пригласил. Ой, ты знаешь, Оль, он мне сказал такое… Такое! Но сейчас не до этого. Я тебе расскажу потом, когда найдём Настю. Ты упадёшь!

— Судя по всему, Настя вовсе не спала. Может быть, притворялась, а может быть, проснулась от стука закрываемой двери. Наверное, она дожидалась момента, когда ты уйдёшь. Ты точно отсутствовала не более тридцати минут?

— Да! И дверью я не хлопала. Я её аккуратно закрыла, а потом даже вернулась, чтобы убедиться, что Настя действительно спит. И вообще, это что? Допрос?! Ты пытаешься меня в чём-то уличить?! Я уже признала свою вину. Неужели мне снова нужно каяться в этом?!

— Успокойся.

— Не надо меня допрашивать! Я всё тебе рассказала.

Разгорячённая Лида так увлеклась нервозной самозащитой, что не заметила обрыва леерного ограждения, поджидавшего её впереди (как раз на том участке, где они взбирались на «Эвридику» с тонущей яхты). Поручень предательски закончился, и её рука сорвалась с него в пустоту. Девушка вскрикнула и, беспомощно взмахнув левой рукой, повалилась за борт. На её счастье Ольга была рядом. Она поспешно ухватила её за майку и затормозила падение. Ткань затрещала, но выдержала. Не медля ни секунды, подруга поймала балансирующую на краю палубы Лиду за руку. Ухватив её уже надёжно и крепко, она втащила её обратно — на безопасное место. Поначалу Лидия не могла выдавить из себя ни единого слова, а только тяжело дышала, вцепившись в Ольгину руку. Наконец шок отпустил её, и она произнесла дрожащим голосом:

— Спасибо.

— Пожалуйста. Будь осторожнее, — отпустила её Ольга, и направилась дальше по палубе.

Трясущаяся Лида последовала за ней, опасливо косясь на зловещий край палубы. Это волнующее событие послужило толчком для возникновения новой страшной догадки, озарившей разум девушки холодным пламенем.

— Олечка, — подавленно обратилась она к идущей впереди подруге. — А ведь Настя могла также, как и я, не заметив сломанного заграждения, упасть за борт! О, господи, нет, только не это.

— Не паникуй раньше времени. Постарайся сохранять самообладание. Мы ещё не всё здесь осмотрели, — ответила Ольга, стараясь говорить как можно спокойнее.

На самом деле это внешнее хладнокровие давалось ей с величайшим трудом. В душе она переживала невероятное волнение за Настю, и поневоле строила самые страшные предположения, включая предложенное Лидой, но избыток мыслей, наводнивших сознание, позволял ей, отвлекаясь на них, держаться уверенно и спокойно, пусть и только внешне.

В эти тягостные минуты разум Ольги проходил испытание тяжким перепадом восприятий, равно как погружение в ледяную прорубь прямиком из раскалённой печи. Чтобы всё хорошенько осмыслить, ей требовались время и покой. Но ни того, ни другого у неё сейчас не было. В данный момент было необходимо продолжать поиски. Голос Бекаса с непоколебимой настойчивостью призывал пропавшую, хрипло струясь из всех репродукторов корабля. Но все старания были тщетными. Она не откликалась на его зов.

Dolendum est!

Командирские часы Осипова показывали без десяти минут одиннадцать. С начала поисков миновало более часа. В течение этого времени, пролетевшего незаметно, капитан успел облазить все техпомещения, расположенные в огромном трюме корабля, и досконально осмотрел машинное отделение. Пропавшей девушки там не оказалось. Геннадий в этом не сомневался ещё и потому, что большинство помещений были надёжно задраены, а ключи к ним находились только у него. Но чтобы окончательно удостовериться, дотошный Осипов осмотрел даже запертые помещения. Вдоволь налазившись по пыльному и грязному трюму, он вернулся в ресторан, чтобы утолить жажду, помыть руки и немного передохнуть.

К тому времени Бекас, вызывающий Настю по радио, уже начал терять голос, и, в конце концов, обратившись к ней в последний раз, замолчал и отключил передатчик. Лида и Ольга появились в ресторане минут через десять после прихода капитана.

— Мы тебя увидели в окне, и подумали, может быть, ты Настю нашёл, — разочарованно произнесла Лидия.

— Нет, — покачал головой Гена. — В трюме и машинном отделении её точно нет. Если и спряталась, то где-то в надстройке. Вы ничего подозрительного не находили?

— На палубе её нет, — ответила Оля. — Мы осмотрели некоторые помещения внутри корабля, частично проверили каюты на средней палубе, и люксы. Всё тщетно. Она словно испарилась.

— Испариться она не могла. Поди где-то сидит, забившись в уголок, — капитан допил воду, и поставил пустой стакан на стол. — Нужно ещё раз, как следует, обыскать все каюты. И наверху полазить. Может быть, она в мотоботе, укрылась под брезентом или спряталась в одном из сотни шкафов.

В ресторане появился Бекас.

— Ну что? Не появилась? — взглянув на друзей, спросил он, хотя и сам понял, что ответ на его вопрос был очевидным.

— Как видишь, — ответила Лида, и тяжело вздохнула.

— Значит, я зря старался.

— Сейчас вместе пройдёмся по каютам, — довёл до его сведенья Гена. — Осмотрим ящики и гальюны с душевыми кабинами.

— Я не думаю, что Настя станет прятаться в узких и тесных помещениях, — предположила Ольга.

— Почему?

— У неё же явная клаустрофобия. Все эти наглухо закрытые закутки лишь усиливают её страх. Не-ет, она не может быть там.

— А где же она тогда? — тревожно взглянула на неё Лида.

— Не хочется думать о плохом, — мрачно пробормотал Иван. — Но не стоит забывать, что вокруг нас море.

— Так, стоп машина! Давай-ка эту жуткую версию отложим напоследок, — перебил его Осипов. — Я всё же думаю, что у Настюхи хватит ума, чтобы не совершать глупостей.

— А если она случайно упала за борт? — покусывая губы, предположила Лида, побелевшая от страха.

— Всё! Прекращайте мне этот пессимизм! — взмахнул руками капитан. — Для того, чтобы строить подобные догадки, нужно сначала всё внимательно обыскать. Осмотр палубы и трюмов — ещё не довод. Пойдём осматривать каюты…

— Погодите, — остановил их Бекас. — Когда я сюда шёл, то встретил пацанов. Они как раз занимались проверкой кают. Уже проверили нижнюю палубу, и почти закончили со средней. Мы договорились встретиться здесь — в ресторане, чтобы обговорить дальнейшие планы поисков, если им не удастся её найти.

— Хорошо. Дождёмся их, — коротко кивнул капитан.

Сергей и Вовка не заставили себя долго ждать. Не прошло и пятнадцати минут, как они пришли в ресторан, и немного удивились, что все остальные уже собрались.

— О-па, — произнёс Серёжка. — Все уже в сборе?

— Ну что? — спросила у него Ольга.

— Увы, ничем вас порадовать не можем.

— Дайте попить, — Вовка, сопя, бросился к бутылкам с водой, стоявшим на столе. — Умираю — пить хочу.

— Вы везде смотрели? — осведомился Геннадий.

— Заглянули в каждую каюту. Проверили все, кроме той крайней, что заблокирована на нижней палубе. Её открыть невозможно. В остальных каютах — пусто, — заверил его Сергей.

— А кабинки со шкафами проверяли?

— Э-э-э…

— Понятно. Значит, вы только заглядывали в каюты. Поэтому так быстро и пробежались по всем палубам. Это не поиск. В порыве панического безумия Настя могла забраться даже в тумбочку, не говоря уже про большой шкаф или душевую кабину.

— Да не вопрос, Ген, пройдёмся по каютам ещё разок.

— Я больше не пойду, — буркнул Геранин, завинчивая крышку на бутылке. — Делать мне больше нечего, что ли?

— Как хочешь. Это твоё дело, — ответил Гена.

— Ещё как пойдёшь! — набросилась на толстяка Лида. — Не ты ли взял Настю в эту поездку? Так на ком лежит большая ответственность за неё?

— Она сама поехала. Насильно я её не тащил. И вообще, если бы знал, что она такое выкинет — вообще бы её не брал!

— Какая же ты сволочь!

— А ты — шлюха!

— Кто я?! Да я тебе сейчас твой поганый язык оторву, жирная мразь!

Лида с Вовкой уже готовы были вцепиться друг в друга, но друзья вовремя их разняли. Встав между ними, Генка сердито произнёс:

— Так, прекратите оба! Противно смотреть на вас. Ведёте себя как дебилы. Как будто сейчас нет дел, поважнее драки. У нас, между прочим, человек пропал. И если вы друг с другом на ножах, то ради бога, постарайтесь потерпеть хотя бы до того момента, пока мы не найдём Настю. Договорились?

Виновники молчали, пронизывая друг друга взглядами, исполненными неприязни.

— Если кто-нибудь из вас ещё раз попытается завязать драку, я без разговоров дам по башке обоим, не выясняя, кто прав, кто виноват. Понятно? По глазам вижу, что понятно. А теперь давайте культурно сядем за стол и обсудим программу дальнейших поисков.

Все, кроме Лиды, послушно заняли места за столом, вместе с капитаном.

— Я пойду, умоюсь, — сдержанно сообщила Лидия, и отправилась на камбуз.

— Давай, — кивнул ей в след Гена. — Только воду шибко не транжирь. Запасы ограничены. Пользуйся технической.

— Ладно.

— Итак, голуби мои, какие будут предложения относительно дальнейших поисков? — капитан окинул взглядом присутствующих, и почесал подбородок.

— А какие могут быть предложения? — развёл руками Сергей. — Делимся на пары, и повторно проверяем каждую каюту.

— Почему на пары? — спросила Ольга.

— Так удобнее. Для экономии времени. Один осматривает кабины, другой — шкафы. Только кому-то придётся искать в одиночку. Вовка же, вон, отказывается.

— Я не отказываюсь, — пошёл на попятный Геранин. — Но мне кажется, что нет смысла по второму разу всё обыскивать. Мы же с тобой, Серёг, уже везде смотрели…

— Не юли. Скажи точно. Ты будешь искать Настьку, или нет? — припёр его к стенке Осипов.

— Буду, — кивнул тот.

— Вот и хорошо. Насчёт пар Сергей ловко придумал. Но прежде чем начнём проверку кают, предлагаю всем вместе ещё разок хорошенько поискать на камбузе. Там полно всяких шкафов и ящиков — есть где укрыться. После заглянем в кают-компанию, а уж потом займёмся каютами сверху и донизу.

— Да-да-да, — кивал Серёжка. — Это правильно, правильно.

С ними никто не спорил.

— Но не могла же она утопиться, в самом деле?! — вдруг воскликнул Бекас. — Зачем ей это?

— Я уже вам сказал, давайте обойдёмся без фатальных прогнозов, — напомнил Гена.

— А я почему-то уверена в том, что она находится на корабле, — себе под нос пробормотала Ольга, и, вздохнув, продолжила. — Не знаю, почему я так убеждена в этом, но предчувствие, что она где-то рядом с нами, меня не оставляет. Вот только где?

Все замолчали, уперев взгляды в стол. Тишину, воцарившуюся в ресторане, нарушил заговоривший Вовка Геранин.

— А я сегодня во сне чужого видел, — загадочным тоном произнёс он.

— Кого? — озадаченно спросил сидевший рядом с ним Бекас. — Какого ещё чужого? Из фильма, что ли?

— Ага. Ну не совсем такого, как в кино, но очень на него похожего. Чёрного, зубастого и страшного.

Сергей усмехнулся, а Ольга помрачнела.

— И чё он делал? — подавив зевоту, осведомился Иван. — Гонялся за тобой?

— Нет. Я сидел в тесной клетке. Не мог пошевелиться, как будто бы меня приковали к стене. Впереди были железные прутья решётки, а за ними — чужой. Он набрасывался на клетку, но не мог меня достать. Шипел, махал хвостом, клацал челюстями. Жуткая морда! Вся голова — как одна сплошная пасть. Время от времени он просовывал свои когтистые лапищи через решётку, но ему не хватало всего пары сантиметров, чтобы меня задеть.

— Ты постель не намочил? — ухмыляясь, спросил Сергей.

— Хорош прикалываться, — обиженно ответил Вовка. — От такого зрелища вполне можно было обделаться. Этот гад был таким реальным. В фильме они какие-то костлявые, слюнявые и с двойными челюстями. А этот — весь гладкий, блестящий, без слюней, и только с одной челюстью. Но она у него выдвигалась изо рта.

— Вставная, что ли? — пошутил Бекас.

— Выдвижная, — добавил Сергей и рассмеялся.

— Ну вас нафиг, пацаны, — отмахнулся Геранин. — Ничего вам нельзя рассказать.

— Да ладно. Мы же так… — Иван подмигнул Сергею. — Шуткуем.

— Я только подумал, — вновь продолжил толстяк. — Какой-то это был нехороший сон. Вот и свершилось…

— Пока ещё ничего не свершилось. Не каркай, — строго сказал Гена.

— Как ничего? Настюха пропала. А вообще, интересно, что должно произойти, если чужого увидишь во сне?

— Вряд ли про него что-то упоминается в сонниках, — скептически ответила Ольга.

— Ну, не чужого конкретно. Монстра, чудище… Что это значит?

— Не знаю.

— Телек поменьше надо смотреть — вот, что это значит, — подвёл итог Осипов.

Двери камбуза с громким стуком распахнулись, и появилась взволнованная Лида, которая тут же побежала к друзьям, вызвав тем самым их глубокое недоумение. Всем сразу стало понятно, что девушка отыскала нечто необычное. Это оказалось правдой. В трясущихся руках Лидия действительно что-то несла. Подбежав к столу, она положила обнаруженный предмет перед удивлёнными ребятами, и, задыхаясь, произнесла:

— Вот! Нашла там! Под столом… Уф. Она явно где-то рядом.

— Настина босоножка! — узнала найденную вещь Ольга. — Я же говорила, что она на корабле!

— Слава богу. Лида напала на её след, — криво улыбнулся Бекас.

— Настя действительно где-то неподалёку, — поднялся из-за стола Геннадий. — Либо на камбузе, либо в кают-компании. Теперь я в этом не сомневаюсь. Там есть где спрятаться.

Вслед за капитаном из-за стола вышли все остальные, после чего дружно направились на корабельную кухню. Лида поспешно указала, под каким именно столом она отыскала босоножку, и ребята приступили к последовательной проверке всех подозрительных ящиков и шкафов, в которых мог укрыться человек. На всякий случай заглянули даже в один из холодильников, но из него пахнуло таким невыносимым смрадом давно испортившихся продуктов, что сразу стало понятно — остальные камеры можно не открывать. Прятаться в таких душегубках Анастасия точно бы не стала. Проверка камбуза завершилась разочарованием. Ни в одном из шкафов пропавшей девушки не оказалось.

— Её здесь нет, — констатировал Сергей, закрыв створки последней тумбочки.

— Видимо, ушла дальше — в кают-компанию, — сделал вывод Гена.

— В одной босоножке? — Ольга прислонилась спиной к шкафу и потёрла глаза. — Как Золушка, потеряла туфельку?

— Ты о чём? — покосился на неё Сергей.

— Я не знаю… Мне кажется, что мы плохо ищем.

— А где ещё искать? И так всё тут перетряхнули. В вентиляцию же она не забралась?

— Не пойму, что ей мешает уйти дальше, пусть даже и наполовину разутой? — добавил Бекас.

— Пойдёмте дальше, — Лида двинулась было вперёд, но сделав несколько решительных шагов, остановилась, повернувшись к друзьям.

— Подождите. Мы точно всё здесь обыскали? — стояла на своём Оля.

— Только в духовку не заглядывали, — ехидно улыбнулся Вовка.

— Остались непроверенными только два холодильника и морозильник, — ответил Геннадий. — В холодильники заглядывать бессмысленно. Кроме ужасного вонизма и тухлятины в них наверняка ничего нет. А морозильник — заперт. Снаружи.

— Вы правы. Не следует полагаться на предчувствия. Пойдёмте искать дальше, — с сомнением в голосе, согласилась Ольга.

Люди почему-то никак не могут понять одну простую вещь. Зачем искать то, что вызывает подсознательный страх? Не это ли самозащита разума, предчувствующего весь ужас открывающейся истины? Стоит ли заниматься поисками ответа, который заведомо страшен? Но когда человек одержим своим поиском, то уже ничто не способно заставить его одуматься и повернуть назад.

На протяжении следующих трёх часов ребята бродили по многочисленным каютам, проверяя все укромные уголки, обследовали общественные и подсобные помещения, лазили по верхней палубе, безрезультатно призывая Настю. Та не откликалась, и не выходила из своего укрытия. Пустой корабль отвечал им лишь эхом их собственных голосов, сделав пропавшую подругу частью своей тайны. С каждым новым безлюдным помещением, с каждым новым пустым шкафом всё меньше и меньше становилась их надежда найти её живой и невредимой. Но никто упорно не хотел сдаваться. Даже непримиримые враги: Вовка и Лида — как-то незаметно для самих себя, заключили негласное перемирие, и осматривали каюты вместе, не мешая друг другу.

Сергей с капитаном проверили мостик, после чего выбрались на самую верхнюю часть корабля, где обшарили окутанный туманом солярий, вентиляционные выходы, и уцелевший мотобот. Поиски были тщетными. В конце концов все вновь собрались в ресторане, чтобы утолить голод, и поговорить. Никому из них сейчас кусок не лез в горло. Все думали только о Насте. И неизвестность захлёстывала их души глубоким покалывающим страхом. Ольга и Лида, совершенно автоматически, накрыли на стол, но приступать к трапезе никто не торопился. Лишился аппетита даже Вовка Геранин, казавшийся совершенно равнодушным к происходящему.

— Вообще, что это за болезнь такая у Насти? Почему у неё так скоропостижно планку сорвало? — грустно произнёс Сергей. — Должна же быть какая-то причина.

— Причина есть, — кивнула Ольга. — Но вам её не понять.

— Это почему?

— Потому что нужно быть внимательнее к тем, кто рядом с вами.

— Ой, а ты, можно подумать, самая внимательная, — пробурчал Бекас. — Хочешь сказать, что никто, кроме тебя, не понимает, что случилось с Настей? По-твоему мы все такие чёрствые и непробиваемые?

— Я этого не говорила. Но я действительно знаю, что происходит с Настей.

— И что же с ней происходит?

— Это называется «сомнамбулическим периодом».

— Каким-каким периодом?

— Сомнамбулическим, — медленно повторила Оля.

— Что это такое? — удивлённо взглянул на неё Сергей. — Язык сломаешь, пока произносишь. Как это переводится?

— Точно не знаю… Кажется, сомнамбула — это нечто вроде бессознательной жизнедеятельности. Что-то типа хождения во сне.

— Выходит, что Настя спит? — спросила Лида. — Ходит и общается с нами как лунатик?

— Не совсем спит. Я думаю, что её сознание работает наполовину. Частично она бодрствует, а частично — грезит.

— А разве такое бывает? — поднял на неё глаза Осипов.

— Другого объяснения я не нахожу. Вы сами всё видели. Она утверждала, что видела то, чего на самом деле нет. Якобы это находится вокруг нас, но мы этого не осознаём. Вполне возможно, что она воспринимает реальность наполовину.

— Говоря по-русски, это типичное сумасшествие, — подытожил слова Ольги Бекас.

— Бред сумасшедших людей обрывочен и бессвязен. Настя же оставляет впечатление вполне вменяемого человека. Неизвестно, что за галлюцинации её преследуют, но она способна рационально их охарактеризовать. Я окончательно в этом убедилась, когда Володя рассказал нам свой сон про чужого. Настя описывала свои видения точно также, как мы обычно рассказываем друг другу об увиденном во сне. Трезво и внятно. Только в отличие от неё, мы твёрдо знаем, что это были сны, а вот она, похоже, поверила в реальность своих иллюзий.

— На мой взгляд, сейчас намного важнее обсудить не состояние Насти, а способы её дальнейших поисков, — заметил Гена.

— Как раз к этому я и веду. Чем глубже Настя погружалась в сомнамбулический полусон, тем заторможеннее она становилась. Вы помните, какой она стала? Вот и представьте: она выходит из каюты, и бредёт прочь по коридору…

— Ну и что дальше? — не понял Бекас.

— Да ничего. Бредёт. А не бежит… Разве можно бегать, находясь в полусонном состоянии? Значит что-то заставило её убежать из каюты, понимаете? Не уйти, а именно убежать.

— А с чего ты взяла, что она бежала?

— А как иначе она бы смогла потерять босоножку?

— Всё правильно, — поддержал Ольгу Сергей. — Соображаешь, мисс Марпл! Настюха, конечно, могла разуться самостоятельно, но тогда возникает вопрос, зачем ей снимать только одну туфлю? Ясное дело — туфля соскочила с её ноги, когда она бежала.

— Есть ещё один вариант, — задумчиво произнёс Бекас. — Если бы она с кем-то боролась.

— С кем?! — в один голос воскликнули Лида и Ольга.

— Это всего лишь вариант, — пожал плечами Ваня.

— Она могла бороться только со своими глюками, — сказал Вовка, после чего неторопливо приступил к еде.

— А что? Шутки-шутками, а такое бывает, — Сергей улыбнулся. — Был у меня один знакомый. Хороший, в общем-то, парень, но по глупости подсел на наркотики. И вот однажды, под кайфом, причудилось ему, что за ним терминатор бегает с целью его убить. Вот этот болван и носился полдня по городу с воплями, пытаясь спрятаться от робота-убийцы. И смех и грех.

Бекас и Вовка тихонько посмеялись, но, не найдя поддержки у друзей, вновь приняли серьёзные выражения лиц.

— В любом случае она не могла далеко убежать, — через некоторое время продолжила Ольга. — Её нужно искать где-то поблизости.

— Искали уже, — произнёс капитан.

— Мало. Надо ещё раз посмотреть. Не могла Настя далеко убежать в одной босоножке.

— Я всё же не могу понять, — вступила в разговор Лида. — Если что-то её напугало, вынудив поспешно покинуть каюту и убежать на кухню, то почему она не кричала и никого не звала на помощь?

— Логично. Могла бы к нам постучаться, — согласился Сергей.

— Наверное, она никому из нас не доверяла, — печально ответила Оля. — Она прекрасно понимала, что никто ей не верит. Для нас она вроде как сумасшедшая…

Все замолчали, стыдливо потупив взоры. Вершинина встала из-за стола, так и не притронувшись к пище, и медленно направилась к камбузу. Звенящая тишина стояла пока девушка не достигла дверей.

— Ты куда? — наконец окликнул её Сергей.

— Настю искать, — коротко ответила Ольга, и скрылась на камбузе.

— Подожди, — парень поднялся, отодвинув стул. — Я с тобой.

Calor, calor… Calide!

Выйдя на камбуз, Сергей обнаружил Ольгу стоящей посреди помещения, и погружённой в тяжёлые раздумья. Он подошёл к ней, и, прикоснувшись к её плечам, прошептал:

— Здесь её точно нет. Давай будем реально смотреть в лицо фактам.

— Каким фактам? — вздохнула Ольга.

Сергей ничего не ответил. Пару минут они стояли рядом, ничего не говоря. Неожиданно раздавшийся позади них басок Гены Осипова заставил обоих вздрогнуть и обернуться.

— На корабле осталось только три непроверенных места. Это служебное помещение, примыкающее к двигательному отсеку машинного отделения, одна каюта внизу, и морозилка. Первое отпадает, потому что туда даже я с трудом могу забраться после взрыва и пожара. К тому же дверь там сильно перекосило и заклинило. Открывается, но не полностью, и с величайшим трудом, а за ней — непролазный завал. У двадцатой каюты дверь вообще невозможно открыть. Деформированная переборка заблокировала её насмерть, так, что и на сантиметр не приоткроешь. Там только автоген поможет. Что касается морозилки, то я уже говорил — она заперта снаружи.

— Но проверить-то можно, — ответил Сергей. — На всякий случай.

— Почему бы и нет. Давайте проверим, — согласился капитан. — Только сразу предупреждаю — затыкайте носы покрепче. От протухшего мяса там должен быть тяжёлый запашок.

— Что верно — то верно.

Тем временем на камбузе появились остальные пассажиры: Бекас, Вовка и Лида.

— Есть какие-нибудь идеи? — спросил Иван.

— Да. Мы решили проверить морозильник, — ответил Сергей.

— Дохлый номер.

— Посмотрим.

Все подошли к массивной металлической двери морозильной камеры, и столпились возле неё. Геннадий взялся за отполированную рукоять, расположенную возле небольшого термометра, показывающего температуру внутри морозильника. Немного повозившись с ней, он, не без усилий, открыл замок, и потянул ручку на себя.

Ольга, стоявшая позади всех, неожиданно ощутила ледяной страх, граничащий с настоящим ужасом. Она не понимала, почему это с ней происходило, ведь все остальные ребята, сохраняя скептически-равнодушные выражения лиц, были явно уверены, что ищут не там. Однако, не смотря на это, что-то подсказывало Ольге обратное. Она чувствовала, что их поиски близятся к завершению. И это завершение должно быть каким-то безжалостно страшным. Найти логическое объяснение своим тревогам она не могла. Предчувствие жуткой развязки усиливалось с каждой новой томительной секундой.

Наконец время остановилось. Дверь тяжело отворилась, и перед оторопевшими ребятами предстал тёмный зев морозильника, из которого пахнуло тяжёлым смрадом вяленой тухлятины. За долгое время этот запах успел значительно рассеяться, въевшись в стены и осев на пол. Очевидно, в течение нескольких месяцев с момента отключения морозильных установок зловоние здесь было совершенно невыносимым, но теперь, спустя год, его удушающая завеса стала разреженнее, и оказалась вполне терпимой для человеческих носов. Хотя поморщиться пришлось всем без исключения.

— Ф-фу, ну и вонища! — Лида скорчила мучительную гримасу.

— Чего и требовалось доказать, — кивнул капитан.

Молчаливо стоявшая Ольга поёжилась, словно морозильная камера всё ещё работала. На самом деле температура внутри выключенной камеры была на несколько градусов выше, чем на камбузе. Озноб у девушки вызвало нечто совсем другое. Ей отчётливо показалось, что в неприятный затхлый дух пропавших продуктов, витающий в тёмном помещении, незримо вплетается другой, свежий и очень страшный запах — сладковато-терпкий аромат крови и свежего мяса. Как будто одну из туш освежевали совсем недавно. Это ощущение всколыхнуло в её душе волну неприятных эмоций.

Из тьмы помещения мрачно выступали передние части стоек с крюками, на которых уродливо темнели ребристые сморщенные бараньи туши. Позади них всё скрывалось в сплошной темноте.

— Темно, — пробормотал Бекас, всматриваясь в эту смердящую глубину. — Как у негра в ухе.

— Сейчас свет включу, — Сергей шагнул в камеру, и, повернувшись к стене, начал шарить по ней рукой, ища выключатель.

— Куда ты полез? Вот же он, — Гена указал на миниатюрную кнопку, расположенную снаружи, после чего тут же её нажал.

Раздался щелчок, и морозильная камера заполнилась тусклым светом. Ребята гурьбой двинулись внутрь, но, не успев сделать и двух шагов, остановились как вкопанные. Сразу после этого раздался пронзительный, душераздирающий вопль, который издала Лида. Этот крик стал своеобразной акустической границей между временем покоя и временем безумия. Такого не ожидал никто из друзей. Сначала они увидели табуретку, лежащую на боку, в самом центре помещения, среди разбросанных по полу многочисленных клочков разорванной женской одежды, и лишь потом перед их глазами предстало безжизненное человеческое тело, неподвижно висящее среди иссохших туш. Это была Настя. Обнажённая, неестественно выгнутая, застывшая в чудовищной конвульсии, с широко открытым ртом, испускающим безмолвный крик, и распахнутыми остекленевшими глазами. Она висела на мясном крюке, и её волосы, растрепавшись беспорядочной золотистой копной, частично закрывая лицо, свешивались вниз, словно пакля.

Кожа покойницы, цвета слоновой кости, отливала мертвенной синевой. Под её ногами, не достающими до пола, успела образоваться внушительная лужа крови. Высохший кровавый ручеёк оставил своё страшное извилистое русло, беря начало в ужасной разорванной ране на спине, оставленной безжалостным металлическим крюком, вспахавшим тело как дьявольский плуг.

Ещё одна кровавая полоска отпечаталась на губах и подбородке умершей. Но особенно пугающим было её лицо. Искажённое таким невероятным страданием, оно не просто делало Настю непохожей на себя, но и вообще стало каким-то нечеловеческим, адским. Здравому человеку невообразимо даже представить себе, насколько жестокими и безжалостными были мучения, от которых лицо умирающей смогло настолько преобразиться. Даже самые стойкие из ребят не смогли долго на него смотреть и, содрогнувшись, отвели глаза в сторону.

Ужасная неожиданность застала их врасплох. Так получилось, что первыми вглубь морозильника вошли Гена и Лида. Они увидели труп практически одновременно. Осипов весь побелел, и произнёс какое-то слово, являющееся то ли ругательством, то ли обращением к Всевышнему, которое тут же утонуло в буре всеобщих эмоций, последовавших незамедлительно. Это был шок. Даже видавший виды Сергей, услышавший дикий крик Лидии, и тут же выскочивший вперёд, обомлел, и изменился в лице. Картина была настолько неправдоподобно-кошмарной, что в неё попросту не хотелось верить.

Шоковое состояние овладевало всеми по очереди. Идущие позади ещё не успели разглядеть того, что увидели передние, так как ужасающее зрелище было скрыто за их спинами. Когда Бекас увидел труп Насти, от ужаса и шока он смог выдавить из себя только глупую фразу: «Что с ней?!». Геранин же буквально онемел, потеряв дар речи и вытаращив свои маленькие глазёнки из орбит. Столпившись впереди, Гена, Лида, Бекас, Вовка и Сергей, окончательно загородили обзор Ольге, которая стояла позади всех и не имела возможности пробраться вперёд. Но она сразу же поняла, что увидели её друзья. Постояв немного с замершим оборвавшимся сердцем, она молча подняла с пола клочок порванного Настиного платья, сжала его в кулак, и закрыла глаза, после чего из-под обоих её век побежали две маленькие слезинки. В эти минуты Ольга словно ослепла и оглохла от неожиданно навалившегося на неё горя. И даже то, что она до этого уже подсознательно готовилась к нему, не помогло ей сохранить самообладание. Плотно сжав побелевшие губы, девушка открыла глаза, и почувствовала, что все события вокруг продолжают развиваться уже помимо неё. Ребята суетились рядом, что-то выкрикивали, махали руками, но происходило это словно в ином измерении, как будто бы в неком вакууме, или на экране кинотеатра. Шоковое исступление, на минуту завладевшее сознанием Ольги, казалось, растянулось на целый час. На самом же деле оно длилось всего несколько десятков секунд, после которых она вновь смогла себя контролировать и трезво анализировать обстановку.

Остальные были шокированы не меньше. Страх оказался настолько велик, что они на какое-то время превратились в беспомощных детей, совершенно не владеющих ситуацией. Капитан как-то ненастойчиво, неуверенными движениями пытался отодвинуть друзей назад, к выходу, но Вовка и Лида продолжали упрямо стоять на месте, словно впаянные. Оказавшись лицом к лицу со смертью, оба были погружены в панический транс.

Лидия беспрестанно причитала и вскрикивала, повторяя имя умершей. Она словно налетела с разгона на какую-то непробиваемую стену, пережив сильнейшее столкновение с безысходностью, и потеряв веру в жизнь. Сергей стоял в некотором отдалении, прислонившись к железному столбику-опоре, и стиснув зубы, как обычно делают люди, испытывающие либо сильную злобу, либо невыносимую боль, либо критическое отчаянье. Для всех друзей это был тяжелейший удар, от которого невозможно быстро оправиться.

Первым пришёл в себя Осипов. Собравшись с духом, он решительно произнёс, повысив голос: «Так! Всё, не толпитесь. Мне нужно два человека, остальные — выходите отсюда! Девушки, вас это в первую очередь касается!».

Лида продолжала кричать и причитать, не обращая на него внимания. Тогда капитан грубо схватил её за руку и, развернув лицом к двери, обратился к Геранину: «Вовка, выведи девчонок отсюда!».

Тот никак не отреагировал на приказ, продолжая таращиться на труп Насти, словно парализованный.

Cis…

То, что увидел Владимир Геранин, не мог видеть никто. Шок от увиденного настолько сильно опалил его наивный разнеженный ум, что толстяк не заметил, как шагнул в некое сакральное пространство, неподвластное скупым человеческим восприятиям. Реальность всколыхнулась, обратилась, исторгнув напоказ свою изнанку. Стены расплылись фиолетовой рябью, но вскоре замерли, явив собой нечто новое, неописуемо-ужасное.

Вовка очутился в совершенно ином помещении, сплошь покрытом кровью, забросанном обглоданными костями, ошмётками мяса и внутренностей. Под ногами возились отвратительные клопы и полупрозрачные черви. А вместо трупа Анастасии перед ним висел лишь бесформенный огрызок, разодранный и выпотрошенный до полной неузнаваемости. Обомлевший Вовка попросту не мог осознать тот факт, что ему удалось проникнуть в периферийный мир, где реальные вещи выглядели совершенно иначе, демонстрируя свою омерзительную действительность.

Ещё не до конца окунувшийся во власть сумерек, Геранин видел невероятную, словно стеклянную оболочку, окружавшую сильно изуродованный труп по контуру обычного, нерасчленённого тела убитой, в том виде, в котором он его увидел сначала. Таким образом, нога девушки, которая была зверски оторвана, и в настоящий момент валялась обглоданной в углу морозильной камеры, всё ещё была частью трупа, но уже в виде энергетического силуэтного контура. В то время как энергетическая плоть Насти была сильно повреждена, её биологическое тело оставалось практически целым, не считая ранения в спине. Под сумеречным углом зрения, было хорошо заметно это несовпадение, когда отсутствующие фрагменты «духовного» тела продолжались в виде прозрачной энергетической субстанции, которая в реальном мире выглядела как обычная неповреждённая материя.

Постичь чудо этого невообразимого расслоения глупый парень попросту не мог, как и не мог он понять того, куда попал, и почему все остальные ребята не видят сейчас того, что видит он. Волна этих хаотичных мыслей моментально заблокировала его рассудок, и он стоял, боясь пошевелиться, не говоря уже о том, чтобы как-то отреагировать на происходящее.

Оцепенение продолжалось, пока между ним и этим отвратительным кровавым маскарадом не появилось перекошенное лицо капитана, который яростно крикнул: «Вовка!». После этого Геранин моментально очнулся и пришёл в себя.

Propera pedem!

— Уведи девчонок отсюда! — потребовал Гена, но реакция Геранина оказалась совершенно непредсказуемой.

Он вдруг попятился назад, а затем, развернувшись, бросился бежать, при этом сильно ударившись о дверной косяк, когда выбегал из морозильника.

— Придурок… — капитан тут же перевёл взгляд на Бекаса. — Иван, уведи их! И успокой ради бога. Только паники нам сейчас не хватало…

Бекас не стал долго раздумывать и, схватив Лиду за руку, потащил её на выход. В проёме, образовавшемся на пару секунд, Оля успела разглядеть страшный труп, от чего сердце её сжалось, и она невольно пошатнулась.

— Настя умерла, да? Умерла? — задыхаясь, лепетала Лидия.

— Идём, идём отсюда. Здесь и без вас разберутся, — бурчал Ваня, ведя её к выходу.

Двигаясь вдвоём, они начали оттеснять Ольгу назад, и вскоре, вместе с ней, вышли из морозильной камеры, остановившись у входа, после чего Бекас отпустил Лиду, и прикрыл дверь. Его всего трясло. Вместо того, чтобы успокоить подруг, он лишь вздыхал, и бормотал себе под нос что-то невразумительное. Лидия была на грани истерики. Она ежесекундно всхлипывала и причитала. Ольга же выглядела внешне спокойной, и лишь набухшие от слёз глаза выдавали безумную боль, творившуюся сейчас в её душе. Казалось, что она постарела на несколько лет. Лида подошла к ней и, заикаясь от подкатывающих к горлу рыданий, произнесла: «Я не верю в это. Этого не может быть». Оля моргнула, и по её бледным щекам потекли слёзы.

— А может она всё ещё жива? Нужно ей помочь! — Лидия продолжала цепляться за последние крохи надежды.

Ничего не ответив, Ольга подошла к ней и обняла. Теперь подруги смогли дать волю своей скорби и, прижавшись друг к другу, горько плакали.

Выносите своих мертвецов!

Теперь, когда Бекас увёл девушек за дверь, и в морозильнике кроме него остался только Сергей, Геннадий Осипов наконец-то смог сосредоточиться на происшедшем. Всхлипы и причитания Лиды больше его не отвлекали. Можно было внимательно осмотреть труп, и решить, что им делать дальше.

— Чёрт возьми, — тихонько ругался Серёжка. — Надо же было такому случиться. Не было печали…

— Да уж. Ситуация, — кивнул капитан, медленно обходя вокруг трупа.

— Кошмар какой-то. Что же могло её побудить на это?

— Не знаю, Серёг, не знаю.

— И как нам теперь быть? Что делать будем?

— Нужно снять её с крюка. Потребуется твоя помощь.

В морозильную камеру вернулся взъерошенный Бекас. Его руки тряслись, и было видно, что он старается не смотреть на висящее напротив него тело. Растерянно таращась то на Гену, то на Сергея, он иногда разевал рот, но так ничего и не произносил, а лишь испускал тяжкие вздохи.

— Сначала её нужно приподнять, — рассуждал капитан. — И только потом, когда острие крюка выйдет — переносить в сторону.

— Предлагаю ничего не трогать, — постукивая зубами, выступил Иван. — Потом, когда милиция будет разбираться, у нас возникнет много неприятностей, связанных с отпечатками пальцев и прочим…

— Бекасыч дело говорит, — согласился Сергей. — По логике нам не следует тут лазить до прихода врача или криминалиста. Труп есть труп.

— Кроме вашей логики существуют ещё и моральные нормы, — сухо ответил Геннадий. — И согласно им, не знаю как вы, а я не могу спокойно смириться с тем, что на судне, на котором мы находимся, будет висеть мёртвая девушка, на крючке в морозильнике, словно какая-то говяжья туша! Если вы не забыли, она была вашей подругой. Так о каких, чёрт возьми, логических правилах может идти речь?! Пусть криминалисты с этим разбираются, но тело покойной нужно сохранить до их прихода в подобающем, христианском виде, а не так…

Сергей пожал плечами, и кивнул, не найдя что ответить.

— А перчатки всё-таки нужно одеть, — посоветовал Бекас. — И отпечатков лишних не будет, и трупный яд на руки не попадёт.

— Вот и сходи в медицинский кабинет за перчатками. Принеси три пары, — кивнул Осипов. — И заодно простыню какую-нибудь прихвати.

— Сейчас всё принесу, — Бекас тут же отправился выполнять распоряжение капитана.

Пока он отсутствовал, Гена и Сергей собирали разбросанные по камере обрывки одежды, сохраняя при этом скорбное молчание.

Какое странное ощущение испытываешь, видя знакомого человека мёртвым. Осознавая, что совсем недавно ты с ним общался, и он был таким же, как и ты — живым. Он смеялся и грустил, он к чему-то стремился, кого-то любил и о чём-то мечтал. А теперь он лишь недвижимая и холодная, безжизненная, человекообразная форма, глядя на которую, ты испытываешь несуразные и противоречащие друг другу чувства. Либо тебе кажется, что этот человек всё ещё жив, и что он только притворяется, а может быть, безмятежно спит. Либо все воспоминания о нём вдруг стираются, и возникает диаметрально противоположное ощущение, что он и не был никогда живым. И всегда вот так лежал, безмолвно, недвижимо. Все эти восприятия порождаются одним и тем же заблуждением — мы до последнего момента, до последней горсти земли, брошенной в могилу, не перестаём тупо верить, что всё это неправда, и что этой смерти на самом деле не было, и что усопший всё ещё с нами. Пока человек жив, нам почему-то кажется, что он будет жить вечно, и когда смерть его всё-таки настигает, мы, соответственно, очень этому удивляемся. Нелепо? Возможно. Но, как ни странно, именно такой наивный подход к вопросу жизни и смерти уберегает нас от безумия и апатии, порождаемых безнадёжностью бытия.

Запыхавшийся Бекас вернулся в морозильник, держа в руках герметично упакованные резиновые перчатки и скомканную простыню.

— Вот. Принёс, — торопливо сообщил он.

— Спасибо, — Осипов забрал у него пару перчаток, и принялся их распаковывать, продолжая говорить. — Одевайте перчатки, будете мне помогать.

— А что делать-то нужно? — опасливо осведомился Бекас.

Геннадий ничего не ответил. Натянув перчатки, он подошёл к трупу вплотную, и, не без брезгливости прикоснулся к бёдрам мёртвой девушки, выбирая захват понадёжнее.

— Погоди, — бросился к нему Сергей, поспешно надевая вторую перчатку. — Давай вместе.

— А мне что делать? — вопрошал Ваня.

— А ты заходи с другой стороны. Будешь подстраховывать, если она повалится туда.

— Высоковато висит, — качал головой Осипов. — Наверное, всё-таки придётся на табуретку вставать.

— Нам нужно её приподнять. Думаешь, снизу это не получится? — спросил Сергей.

— Висела бы она пониже — получилось бы. А так… Стащить-то мы её стащим, но пока стаскиваем, расковыряем ей крючком спину ещё сильнее.

— А ей сейчас не всё ли равно? Согласен, это наверное звучит кощунственно, но она же мертва. Ей уже не больно.

— Нельзя, нельзя, — нервно переминаясь с ноги на ногу, гудел Бекас. — Нельзя допускать появления новых повреждений на трупе. Кэп прав, если снимать, то аккуратно.

— Выбора у нас нет. Поступим так. Я сейчас забираюсь на табуретку, и приподнимаю её, удерживая за подмышки. Ты, Серёга, помогаешь мне, поднимая её снизу за бёдра. Ванёк — будь наготове, если повалится в сторону — подхватишь, — распорядился Гена. — Всё поняли?

— Да, — ответил Сергей. — Только ты будь поосторожнее с этой табуреткой. Она шаткая. Смотри, не свались с неё вместе с трупом.

— Для этого вы мне и нужны. Чтобы не дать свалиться.

— Не волнуйся, Ген, — заверил его Бекас. — Мы тебя подстрахуем.

— Хорошо. Я на вас полагаюсь, — капитан уверенно кивнул, и, набрав в грудь побольше воздуха, твёрдо выдохнул. — Ну, с богом!

Поднявшись на табуретку, он осторожно пошатался, устанавливая равновесие, после чего, стиснув зубы, ухватил труп под руки. Табуретка подозрительно заскрипела, но выдержала резко удвоившуюся нагрузку. Да и Сергей тут же принялся помогать Осипову, поддерживая мёртвое тело снизу, и толкая его наверх. Настя весила не очень много, но ребятам всё равно приходилось очень тяжело. Сказывалось неудобного расположение трупа и глубокое отвращение, с которым они усиленно боролись. Гену всего передёрнуло, когда жуткое искажённое лицо умершей, запечатлевшее на себе весь ужас последних минут своей жизни, упёрлось в его грудь, щекоча шею растрепавшимися волосами, а затем легло на плечо, после того как крюк наконец-то целиком высвободился, издав тихий, но глубоко омерзительный, чавкающий звук.

От Насти пахло смертью. Её окоченевшее тело напоминало гуттаперчевый манекен. К нему было неприятно даже прикасаться, не говоря уже о том, чтобы заключать в подобные объятья. Но капитан понимал — это необходимо. Он с трудом подбадривался мыслями, что это испытание скоро закончится, и, скрепя сердце, заставлял себя отвлечься от неприятных эмоций, будоражащих его сознание.

Половина работы уже была сделана. Им удалось снять труп с крючка. Теперь оставалось лишь аккуратно спустить его на пол. И вот на этом заключительном этапе, как назло, произошёл небольшой эксцесс. Табуретка вновь заскрипела, и пошатнулась. Одна из её ножек начала подгибаться. Растерявшийся Геннадий, продолжая удерживать свою страшную ношу, принялся балансировать на ней, пытаясь сместить центр тяжести в другую сторону, и не дать табуретке сломаться окончательно. При этом ему очень помог Сергей, который не только не отпустил удерживаемое им тело, но и принял большую часть нагрузки на себя, дав Гене возможность сохранять равновесие. Верхняя часть трупа, на пару секунд лишившись поддержки, начала валиться в сторону, прямо на Бекаса, явно не ожидавшего такого поворота событий. Машинально выставив вперёд руки, он удержал падающий труп, но испытал при этом настолько сильные переживания, что его нервы попросту не выдержали такого морального удара.

Над растерявшимся Иваном вдруг навис отвратительный мертвец, который когда-то был Настей. Бекас увидел лишь свои руки, инстинктивно метнувшиеся вперёд, и упершиеся в плечи покойницы, голова которой наклонилась в его сторону. В результате этого, омертвевший взгляд кошмарного лица, наполовину закрытого рыжими волосами, упёрся прямо в него. На долю секунды несчастному парню показалось, что покойница ожила. Её взор был настолько страшен и дик, что внутри у Ивана всё перевернулось от ужаса. Гена успел быстро скоординироваться, и выбрать надёжное положение на табуретке, после чего снова подхватил соскользнувший с него труп, оторвав его от обескураженного Бекаса, а затем, с помощью Сергея, аккуратно спустил тело Насти на пол.

Ваня продолжал стоять как вкопанный, с вытаращенными глазами и открытым ртом. Его внутренности разрывались дикими спазмами. В желудке, вращаясь, формировался тяжёлый комок, медленно поднимавшийся наверх, к пищеводу. Невообразимый жар разлился по всему его телу, ударив в виски, в глаза, в затылок. Когда Бекас снова обрёл контроль над собой, он больше не мог оставаться на месте, и стремглав бросился к выходу. Буквально протаранив дверь, он вылетел наружу, с разгона ударился в кухонный стол, хрипло закашлялся, затем, корчась, сделал круг по камбузу, и остановился в углу, согнувшись в три погибели. Не обращая внимания на девушек, которые всё ещё стояли у входа в морозильник, он упёрся руками в стену и, захлёбываясь, принялся изливать рвотные массы прямо на пол. Содержимое его желудка фонтанировало, расплёскиваясь по полу и по стене. Блокируя дыхательные пути, оно рвалось через нос. Желудочный сок разъедал слизистую оболочку. Бекас задыхался, и ему казалось, что он вот-вот изрыгнёт наружу собственные внутренности — настолько сильными и дикими были эти спазмы. Они продолжали накатывать вновь и вновь, даже после того, как желудок бедняги полностью опустел. Вместе с судорогами, вызываемыми страшным, незабываемым воспоминанием того невероятно жуткого лица, смотрящего на него сквозь пелену смерти, скорченного нечеловеческой гримасой.

Foetor…

Сергей выглядел крайне подавленным, и с трудом сохранял хладнокровие. За свою жизнь он успел немало пережить, но сейчас ему всё равно было очень тяжело. То, с чем им пришлось столкнуться, оказалось чем-то из ряда вон выходящим, нетипичным, противоестественным. Крепкий Гена обгонял Сергея по возрасту, но ему было не легче. Однако, сохраняя незыблемый статус лидера, капитан нашёл в себе силы проявить снисхождение к младшему товарищу, хотя тот и не просил его об этом.

— Всё, Серёж, давай, иди, — кивнул Осипов в сторону двери. — Дальше я сам справлюсь.

Сергей послушно направился к выходу, но не вышел наружу, а остановился, и, обернувшись, стал ждать Гену.

— Ступай-ступай, — подогнал его тот. — Я скоро приду.

Парень не стал спорить. Понурив голову, он вышел из камеры. Теперь, оставшись наедине с мёртвым телом, Геннадий наконец-то смог дать волю своим эмоциям. Его лицо исказилось страдальческой гримасой, руки задрожали. Он хотел было стереть пот с лица, но вовремя вспомнил, что на его руках всё ещё одеты окровавленные перчатки, которыми он прикасался к покойнице. Нахлынувшее отвращение вовремя его остановило, и он аккуратно смахнул пот рукавом своей тельняшки.

— Ох, Настюха-Настюха… — прошептал он, взирая на труп сверху вниз. — Что же ты натворила…

Подняв с пола измятую простыню, капитан принялся заботливо заворачивать в неё мёртвую Анастасию, точно в саван. При этом он старался не смотреть на её лицо. В конце концов, когда оно осталось единственным открытым участком, Геннадий, с трудом перебарывая неприязнь, решился оказать мёртвой последнюю и обязательную услугу. Ведь её глаза до сих пор были открыты. Закусив нижнюю губу, весь взмокший от напряжения, задыхаясь от удушливого смрада, который словно становился всё ощутимее с каждой минутой, Осипов присел на корточки, и поднёс свою руку к векам покойной. Он знал, что это необходимо, хоть никогда ещё этого не делал.

Тень от кисти легла на иссиня-бледное лицо Насти. И в этот момент капитану пришлось пристально взглянуть на него. От увиденного его перекосило страшной судорогой, пронзившей лицевые мускулы, и сотрясшей всё тело моряка. Мой бог! Какая же она страшная! Два пальца: большой и указательный — резко упали на холодные веки, и потянули их вниз, навсегда закрыв жутко-выпученные, помутневшие глаза мёртвой девушки. Сразу после этого Геннадий одним рывком набросил оставшийся край простыни на её лицо, окончательно укрыв труп, и, вскочив на ноги, почти бегом бросился вон из морозильника, отчаянно чертыхаясь одними губами.

Наверное, я так никогда и не пойму, почему для того, чтобы человека по-настоящему признали, полюбили, оценили и поняли — ему непременно нужно умереть? Это одна из многочисленных дурацких особенностей рода человеческого…

— Я не понимаю, что ты хочешь мне показать? — недоверчиво произнёс Евгений, сцепив руки в замок.

— Скоро начнётся самое интересное, — Хо довольно прищурилось. — Спектакль.

— Ребята потеряли свою подругу. Что тут может быть занимательного? Чужая скорбь? Спасибо, я сыт этим по горло.

— Им страшно. О-очень страшно. И больше всего их пугает неизвестность. Думаешь, они оплакивают «свою подругу»? Наивный простак. Они оплакивают самих себя. Ведь подсознательно они ощущают неизбежный дамоклов меч, нависший над их жалкими судьбами. Сейчас они не знают, что им делать и как быть дальше. Поистине увлекательный момент.

— Твои умозаключения порой бывают крайне примитивными. Это понятно. Тебе ведь неведомы такие понятия, как жалость, сострадание, любовь. Ты же мыслишь как зверь.

— Это ты безнадёжно заблуждаешься, мой дорогой. И не хочешь видеть очевидного. Кем была эта Анастасия для них? Неужели подругой? Да эта дружба не стоила и ломанного гроша. Для всех эта девчонка была всего лишь «девушкой их друга». Одной из многих. Очередной… Хотя этот упитанный повеса тоже может называться их другом лишь условно. Если ты не заметил, они все друг другу — условные друзья. Сейчас их сплотила единая незаурядная ситуация. Это обычный инстинктивный рефлекс человекообразных — стремление к сплочению и единению в лихое время. Стоит им покинуть эти необычные условия, как они вновь плюнут друг на друга, и разбегутся по разным углам. Представь, как бы они отнеслись к смерти Анастасии, находясь в привычной, обыденной обстановке? Вздохнули бы, изобразили печальную мину, сказали пару скорбных слов о том, как им жаль умершую, и всё. Это максимум проявления их печали и боли от потери. А вообще, скорее всего, они бы не отреагировали на эту новость никак, и забыли бы о ней уже через пару минут, погружённые в собственные отвлечённые мысли.

— Нельзя судить о людях по себе.

— Хо-хо-хо.

— Твои выводы меня нисколько не интересуют. Оставайся при своём мнении. Это твоё дело, не касающееся меня ровным счётом. Я только не могу понять, чем ты сейчас собираешься меня напугать? Ведь ты этого добиваешься?

— Тебе действительно есть чего бояться. Точнее, кого…

— Ну, не тебя — это точно. И не надейся.

— Хо-хо, нет. Не меня. Кое-кого пострашнее.

— И что же это за страшилище?

— Ольга.

— Что?

— У тебя плохо со слухом?

— Что ты несёшь? Я тебя не понимаю.

— И плохо, что не понимаешь. Для тебя плохо.

— Вот как? И почему же я должен бояться Ольгу?

— Потому что она… — Хо задумалось, и, медленно обернувшись вокруг своей оси, изрекло. — Странная.

— Странная?

— Да. Непонятная, непредсказуемая, закрытая. Она напоминает улитку, которая глубоко прячется в свою раковину с наглухо закрытой створкой. То, что творится в её душе, — неведомо никому.

— Даже если это так. Что с того?

— А то, что эта девушка может тебя спасти. А может и погубить.

— Ты действительно рассчитываешь запугать меня этим откровенным блефом?

— Хочешь верь, хочешь не верь. Соотношение таких исходов — пятьдесят на пятьдесят.

— Прекрати, Хо. То, что ты говоришь, по меньшей мере наивно. Ты ведь знаешь, что ради Ольги я готов на всё, и пойду на что угодно, лишь бы защитить её, и победить тебя. Она придаёт мне сил и уверенности. Вместе с ней мы сильная команда, способная дать тебе достойный отпор. Всё это не может тебя не беспокоить. Поэтому я тебя понимаю, — Евгений саркастично улыбнулся.

— Значит, ты её не боишься? А зря. Грезя собственными мечтами и иллюзиями, ты не осознаёшь реальной угрозы. Я же ощущаю её всецело. Даже меня она приводит в трепет.

Евгений расхохотался:

— Что я слышу! Великое и ужасное Хо, возомнившее себя сверхсуществом, не страшащимся ни яркого божьего гнева, ни тьмы хаотичной бесконечности — боится хрупкую девушку?! Невероятно! Да ты же можешь расплющить её одним ударом своей лапы, прихлопнуть как муху, разорвать на части. Как ты делало с тысячами и тысячами предыдущих жертв! Ты без труда давило здоровяков-культуристов, так неужели маленькая Ольга способна нанести тебе сокрушительный нокаут?

— Напрасно ты смеёшься. Естественно, я могу уничтожить Ольгу этой же ночью. Превратить её в ничто для меня не составит ни малейшего труда. Но не для этого началась наша игра, и не для этого произносились священные клятвы. Она нужна мне живой.

— Для чего?

— Я чувствую в ней что-то такое, чего пока не могу понять. Эта необъяснимая квинтэссенция, таящаяся в ней, превращает её в смертоносную игрушку непонятного действия. Представь, перед тобой лежит странного вида оружие, не похожее абсолютно ни на что, но ты твёрдо знаешь, что оно обладает великой разрушительной силой. И при помощи него ты можешь победить врага, а можешь и убить сам себя.

Евгений задумался.

— Тебе неведомо, где расположен спусковой крючок, а где — дуло. Ты не знаешь, как они должны выглядеть, — продолжало Хо. — Ведь инструкции у тебя нет. Ты, конечно же, можешь схватить его, и попытаться выстрелить в своего врага, но… Не умея обращаться с подобным оружием, ты можешь держать его так, что ствол будет направлен в обратную сторону, и выстрел поразит тебя самого. Это оружие можно легко уничтожить, не изучая. Но тогда его тайна так и останется нераскрытой.

— Может быть, Ольга действительно является таким оружием, — согласился Женя. — Но одно я знаю точно — она не пойдёт против меня. При выборе из нас двоих она гарантированно выстрелит в то, что ей чуждо, отвратительно и страшно. То есть в тебя.

— Ты плохо её знаешь. Мне довелось изучать её совсем недолго и лишь поверхностно, но даже при этом беглом рассмотрении мне стало понятно — она другая. Это не игральный кубик, как полагалось раньше. Это обойма пистолета с одной пулей.

— «Русская рулетка»?

— Игра для сильных духом и не страшащихся смерти. Я вижу, что ты настроен решительно. Это меня радует. Ты настолько уверен в себе, что пошёл на довольно рискованные действия.

— Что ты имеешь в виду?

— Рановато ты снял очки. Тебе не кажется? Чем дольше я не могло взглянуть в её душу — тем больше было у вас козырей на руках. Это был сознательный риск, или же ты поддался напору её безрассудного любопытства?

— Я не намерен посвящать тебя в свои планы.

— Разумеется. Это твоё право, — Хо улыбнулось. — Оставляю тебя одного. Понаблюдай за нашей дорогой гостьей. Уверяю тебя, совсем скоро ты поймёшь, о чём я пыталось тебя предупредить. Я чувствую великое смятение в её душе. Превратившись в бушующий поток, оно в любой момент может разрушить воздвигнутую тобой плотину, и излиться наружу, затопив всё, что ты с таким трудом воссоздал. Наслаждайся зрелищем, мой друг. А мне пора.

Оно развернулось, чтобы уйти.

— Куда ты?! — с подозрением в голосе, окликнул его Евгений.

— У меня есть кое-какие дела… Не бойся, я не собираюсь вмешиваться в игру и оказывать какое-либо воздействие на Ольгу. Она сама прекрасно с этим справляется.

Увядшие заросли раздвинулись, открыв серую аллею, ведущую туда, откуда доносился странный далёкий шум, и веяло отвратительным смрадом. Хо неторопливо пошло по ней, удаляясь прочь от ротонды, пока переплетения зарослей не смокнулись позади него, и не скрыли его высокую тёмную фигуру от глаз Евгения, уныло глядящего ему вслед. Тяжело вздохнув, вновь оставшийся в одиночестве человек с тяжёлым сердцем обратил свой взор на дрожащую гладь магического экрана, продолжая созерцать происходящее в реальности действо.

Как докричаться до того, кто тебя не слышит, или не хочет слышать? Отделяемый пространственно-временным пределом, загнанный в угол, почти отчаявшийся, ты пытаешься жить дальше, вот только ради чего — порой не понимаешь сам. Лишь чувствуешь, что всё в этом мире каким-то образом предопределено. И не случайны встречи, признания, надежды. Не случайно и затяжное время, с его необычными повторениями. Не случайны зелёные ростки, уцелевшие после жутких ураганов, и упрямо растущие, тянущиеся к солнцу молодой порослью. И вера в то, что твой вопль, рвущийся через океан бессердечного пространства, когда-нибудь вновь будет услышан и понят. И тот, к кому ты взывал, в конце концов откликнется на твой зов. А пока, чтобы выжить, нужно не прекращать свой крик, меняя тональность, чередуя октавы и моля судьбу, чтобы твой голос не сорвался.

Все, кроме Геранина, собрались в ресторане, за столом, за которым сидели незадолго до того, как обнаружили труп Насти. Долгое время никто не произносил ни слова. Тишина сопровождалась лишь редкими вздохами, и тихими всхлипами Лиды. Ребята старались не смотреть друг на друга, глядя либо на стол, либо в окно. Бекас вообще сидел с закрытыми глазами, хотя явно не дремал. Кто-то нервно гнул пальцы, кто-то время от времени ерошил себе волосы, кто-то, шмыгая, утирал пальцами мокрый нос. Неизвестно, сколько бы ещё времени длилось это затяжное молчание, если бы его вдруг не прервал капитан Осипов.

— А куда у нас Вовка подевался? — спросил он.

— Убежал куда-то, — пожал плечами Сергей. — Испугался, наверное. Не знаю, куда его унесло.

— Угу, — добавил Бекас, открыв глаза. — Пулей вылетел. Чуть меня с ног не сбил.

— Нужно его найти. Хватит нам и одной… Хм-м… Пропавшей. Пойдите, кто-нибудь, разыщите его.

Сергей безропотно поднялся со своего стула, но Гена тут же его остановил:

— Погоди. Не надо. Лучше я сам его найду.

— Скорее всего он в своей каюте спрятался, — предположил Иван.

— Проверю… — Осипов встал из-за стола, и покинул ресторан.

— Вот влипли, — с горькой досадой в голосе произнёс Сергей, когда дверь за капитаном закрылась. — Кто бы мог предположить? Мне не верится в это. Уму непостижимо.

— Да уж, — отозвался Ваня, растирая глаза. — Сюрприз.

— Боже мой. Боже мой! — запричитала Лида. — Бедная Настюша. Она же пыталась нам что-то сказать, но мы не поняли, насколько тяжким было её состояние. Какая страшная смерть. Я не могу с этим смириться. Это невыносимо.

— Жестокая ирония, — прошептала Ольга. — Иногда человеку приходится умереть, чтобы все поняли, как он страдал при жизни. Мы плохо знали Настю, и слишком поздно начали её понимать.

— И зачем я ушла из каюты? Зачем я оставила её одну?

— Послушай, Лида, только без обид, ты говорила, что покидала каюту всего на полчаса. Как же получилось, что отсутствие Насти обнаружилось так запоздало? Она успела дойти до ресторана, и совершить жуткий суицид. Ведь когда мы её обнаружили, кровь на полу уже успела частично высохнуть, значит, она находилась там дольше, чем полчаса. Скажи честно, Лид, ты выходила из каюты на более длительное время?

Плотно сжав губы, Лидия коротко кивнула.

— На час?

Девушка отрешённо покачала головой, и из глаз её покатились слёзы.

— О, господи. Дольше?

— Меня не было всю ночь. Простите меня, — Лида разрыдалась.

— Теперь всё понятно, — кивнул Сергей. — А то я тоже удивлялся, как быстро Настя сумела сбежать и…

— Это всё Бекас! — сквозь слёзы воскликнула Лидия. — Соблазнитель чёртов! Не мог как будто выбрать другое время для романтической прогулки по люксам!

— Вы были в люксах? — Сергей коротко усмехнулся. — Ну вы даёте.

Не обращая на него внимания, Лида продолжала:

— Вот видишь, к чему это всё привело? А ведь я говорила. Я предупреждала тебя! Но ты не послушал, тебе хотелось поразвлечься, эгоист несчастный! А на Настю тебе было наплевать.

— Я же не знал… — попытался оправдаться Бекас.

— Да иди ты! Не знал он… Никогда тебе этого не прощу.

— Успокойся, Лид, — Ольга нежно прикоснулась к её руке. — Никто не виноват в том, что случилось. Что произошло — то произошло. Настю уже не вернуть. Она поступила так по собственной воле. Ведь вы же не желали ей смерти? Значит не нужно винить ни себя, ни Ваню.

Лидия замолчала, закрыв лицо руками. Вид Бекаса был виноватым и сконфуженным. Ресторан ненадолго погрузился в тишину, после чего Сергей, задумчиво взглянув на люстру, висящую над ними, заговорил.

— За свою жизнь я слышал о самых различных способах самоубийств. Но с таким столкнулся впервые. Чтобы человек сам себя насадил на крюк — это немыслимо. Я всегда считал, что самоубийцы стремятся к быстрой смерти. Кому захочется умирать долго и мучительно?

— Вот над этим нам с вами и нужно сейчас задуматься предельно основательно. Слишком необычна эта смерть. Не знаю как вас, а меня она наводит на конкретные подозрения, — ответил Иван.

— Не темни, Бекас. Если ты что-то знаешь — выкладывай.

— Как говорил Сократ: «Я знаю только то, что ничего не знаю». Но это не значит, что я не чувствую подвоха во всей этой истории. Человек берёт табуретку, идёт в морозильную камеру, взбирается на эту табуретку, потому что не дотягивается, а потом бросается прямо на стальной крюк… Заметьте, спиной! А не животом, что удобнее. Тем самым обрекает себя не просто на смерть, а на безумно мучительную смертельную пытку. Затяжную и страшную.

После этих слов Лида вновь разразилась плачем.

— Простите, девчонки, — вовремя спохватился Иван. — Но сейчас мы должны быть сильными. Оплакивать Настю будем потом, когда нам самим больше ничто не будет угрожать. Сейчас нужно задуматься о другой проблеме. О причине её смерти. Хоть убейте, у меня в голове не укладывается, как человек может таким образом себя убить?! Это нереально, понимаете?

— Но ведь она это сделала, — ответил Сергей.

— Она ли?

Приятель вопросительно на него посмотрел, выражая полнейшее непонимание.

— Ты когда-нибудь был на рыбалке, Серёг?

— Конечно. Я заядлый рыбак.

— Тогда ты должен знать, что пока ещё ни один червяк не наживил себя на крючок самостоятельно.

— Так вот к чему ты клонишь. Считаешь, что Настю…?

— Убили, — сурово кивнул Бекас. — Как хотите, ребята, но на самоубийство это непохоже абсолютно.

— Погоди. Я конечно же понимаю, что в тебе заговорил студент Юридической Академии, но прежде чем пугать наших девушек, следовало бы предоставить факты. Кто по-твоему совершил это злодеяние? Где скрывается убийца? Кроме нас на корабле никого нет.

— Откуда ты знаешь?

— Мы обошли весь корабль и никого не встретили. Если этот неведомый кто-то прятался от нас, тогда почему мы не нашли на судне ни единого доказательства, что оно обитаемо? Люди покинули его не раньше, чем полгода назад, а то и год, если верить бортовому журналу. Если какой-то свихнувшийся маньяк действительно до сих пор обитает на этом корабле, то он должен вести весьма ограниченный образ жизни, ничего не трогать, и передвигаться по коридорам не касаясь пола. А это, сам понимаешь, невозможно, если конечно же он не привидение.

— Как в «Мэри Дир», — вдруг произнесла Ольга, задумчиво глядя куда-то в сторону.

— Что ты сказала? — повернулся к ней Сергей.

— Да так, ничего… Просто, навеяло… Вспомнила книгу Хэммонда Иннеса «Крушение Мэри Дир». По ней ещё фильм был.

— И про что?

— Ну-у, там тоже был дрейфующий заброшенный корабль, на котором жил сумасшедший преступник, — Ольга тяжело вздохнула. — Не важно, забудьте…

— Глупости, Ванька, никого, кроме нас, нет на этом корабле, — уверенно произнёс Сергей, — все видели, что происходило с Настей. Она сошла с ума. В таком состоянии человек способен на всё что угодно.

— Раз уж ты заикнулся о юриспруденции, то стоит заметить, что нам всё-таки не следовало ничего трогать в морозильнике, и тем более снимать тело с крючка, — ответил Бекас. — Вы совершили ошибку, сняв её.

— И что ты предлагаешь? Вернуться и повесить её обратно? — язвительно парировал Сергей.

— Считаешь, что я псих? Теперь уже поздно что-либо предпринимать. Говорю вам, как человек разбирающийся в этом. Теперь у нас будут большие неприятности. Мы все под подозрениями. Думаете, что менты поверят в то, что Настя покончила жизнь самоубийством? Чёрта с два!

— В её смерти могут обвинить нас? — испуганно подняла глаза Лида.

— Скорее всего, так они и поступят. Вам-то бояться нечего. Чтобы насадить человека на крюк, нужна сила. Значит девушки вне подозрений. Остаются парни, а именно: я, Серёга, Генка и Вован. Мы будем основными подозреваемыми.

— Идиотизм, — выругался Сергей.

— Если бы, — усмехнулся Бекас. — Всего лишь нормальная оперативная разработка. Так что, друзья мои, боюсь, что после спасения, наши мытарства только начнутся. Отпуск получится довольно затянутым.

— Теперь нас затаскают из-за Насти?

— Да уж. По головкам не погладят. И подозрение упадёт в первую очередь на нас четверых. Так что нужно основательно подготовиться к этой кутерьме. Вот только сдаётся мне, что отвертеться нам будет очень сложно, и кого-то обязательно привлекут.

— За что?!

— Да всё за то же. Знаешь, Серый, вполне может случиться так, что привлекут не без оснований. Если на корабле кроме нас никого нет, то бедную Настю прикончил кто-то из наших, как не жутко это признавать…

— Да что ты мелешь, Бек?! У тебя окончательно крыша съехала на почве стресса?! — не выдержал Сергей. — Ну давай сейчас начнём искать виновных! И кто это может быть? Я? Генка? Вовчик? А может быть это ты у нас жуткий маньяк-извращенец? Не нагнетай обстановку ради бога. И так на душе хреново.

— Я только лишь пытаюсь докопаться до истины.

— Дерзай, Пуаро. Только пожалуйста, не при девушках. Они и так напуганы и подавлены, а ты над ними издеваешься…

— Всё нормально, Серёж, — перебила его Ольга. — Ваня хочет выразить своё мнение.

— Идиотское мнение, — отвернулась Лида.

— Я никого не хочу пугать, — поднял руки Бекас. — Возможно, Настя действительно была такой экстраординарной самоубийцей. Но мы должны быть готовыми ко всему.

— И что ты предлагаешь, юрист? Устроить расследование? — скептически спросил Сергей.

— Давайте хотя бы здраво поразмышляем?

— Давай. Только не надо пороть горячку, хорошо? Для того, чтобы делать конкретные выводы и строить здравые предположения, мы должны сначала успокоиться, прийти в себя.

— Согласен. Без суда и следствия линчевать никого не будем. Предлагаю провести элементарную беседу, с целью выявления «слабого звена», того, у кого больше всего шансов попасть под подозрение в убийстве Анастасии. Поставим себя на место тех, кто потом будет вести расследование. Если убийца среди нас — то кто мог бы им стать?

— Лида права. Это идиотизм какой-то, — покачал головой Сергей. — Никто из наших не мог убить Настю. Зачем кому-то это делать? Какие мотивы? Какие основания? Не охоться на ведьм, Бекасыч.

— Говорю же тебе, Серёг, я никого не собираюсь обвинять! Но если мы заранее подготовимся к предстоящим трудностям, которые однозначно возникнут у нас с правоохранительными органами, узнаем, кого из нас будут «трясти» сильнее всех — нам будет проще разработать тактику, обосновать защиту, выстроить оправдательную базу. Найти алиби, в конце концов.

— Угу. Самое время вспомнить адреса и телефоны знакомых адвокатов… Послушай, а может быть, не стоит заранее ощетиниваться? Может быть, всё обойдётся? Существует же медицинская экспертиза. Может быть, медики докажут, что у Насти было не всё в порядке с головой. Откуда мы знаем, может быть она до этого наблюдалась у врача? Может быть, у неё уже были такие суицидальные попытки?

— Всё равно мы должны подготовиться. А вдруг она не состояла на учёте в клинике? Патологоанатомы вряд ли докажут, что она была психически неуравновешенной. Зато уж точно определят повреждения, послужившие причиной её смерти. И они вряд ли зададутся вопросом, почему девушка выбрала такой чудовищный способ ухода из жизни, вместо традиционных. Почему она не повесилась, не наглоталась отравы, не вскрыла себе вены, не утопилась в конце концов? Почему она выбрала именно этот проклятый крючок?!

— Да уж. Тут есть над чем задуматься, — признался Сергей. — Послушай, а может быть, представить им всё как несчастный случай? Мол, Настя погибла в результате аварии…

— Не надо. Чем меньше вранья — тем лучше. Заврёмся — себе же хуже сделаем. Тут надо действовать иначе.

— Как?

— Пока не знаю. Давай рассуждать. Как я уже говорил, девчонки у нас вне подозрения — это хорошо. Остаётся мужское население, то есть мы. У меня есть алиби. Лида — свидетель, всю ночь я был с ней.

Лидия хмыкнула.

— Остаются трое, — продолжал Бекас. — Генка, Вовка и ты.

— Я всю ночь спал, — сдавленным голосом произнёс Сергей.

— А где доказательства? Ну, ладно, допустим, твоим свидетелем может быть Оля. Выходит, что без алиби у нас остаются двое: Кэп и толстый. За них некому поручиться.

— Да, незадача.

— Если кто и мог убить Настю, так это Вовка, — вступила в разговор Лида. — Все видели, как он к ней относился. По-скотски. Может быть, ночью они поругались, он впал в ярость, и перестал себя контролировать?

— Они поругались в морозильнике? — удивлённо спросил Сергей.

— Он мог её туда затащить.

— Кстати о птичках! — Бекас поднял указательный палец. — Обнаружив тело, мы почему-то с первых же минут были убеждены в том, что это самоубийство. И совершенно забыли о том факте, что морозильная камера была заперта снаружи!

— А ведь действительно, — пробормотал Сергей. — Я только сейчас об этом вспомнил.

— Может быть она сама захлопнулась? — предположила Ольга.

— Но я точно помню, как Генка сказал, что она именно заперта.

— Второй факт, — Бекас показал два пальца. — Погибшая была раздета, а её одежда — разорвана в клочки. Неужели она сама это сделала?

— Её изнасиловали?! — испуганно воскликнула Лидия. — Какой кошмар!

— Ярких следов насилия я не заметил, — моментально попытался её успокоить Сергей. — Да и потом, если на корабле действительно орудует маньяк-насильник, то почему он не избавился от трупа более грамотным способом? Например, он бы мог выбросить тело за борт, вместо того, чтобы выставлять его напоказ.

— А может быть он хотел, чтобы мы нашли труп? — зловеще произнёс Бекас.

— Да ну тебя, Ванька! У меня уже поджилки трясутся от твоих размышлений! Почему Настя сама не могла совершить над собой такую экзекуцию?! Мы все видели, как она теряла рассудок. А что творится в голове сумасшедшего человека — неведомо никому.

— Вот только бы ещё убедить в этом органы следствия…

— Извини, Ванечка, но мне кажется, что ты бежишь впереди паровоза. Мы даже ещё не успели с Настей проститься, а ты уже ищешь способы отмазаться от следователей в будущем, — заметила Ольга.

— Согласен, — поддержал её Сергей, и глубоко вздохнул.

— Я же просто думал… Я же просто хотел… — Бекас растерянно развёл руками, а затем сник. — Да, действительно. Простите. Не стоило мне. Это всё, наверное, потому, что я до сих пор не могу принять происшедшее всерьёз. Только, пожалуйста, поймите меня правильно. Всё, что произошло с Настей, похоже на какую-то дикую мистификацию, неправдоподобщину. И мне сложно свыкнуться с тем, что это случилось, и что мы стали участниками этой дикой драмы. Такое впечатление, что кто-то всё это искусно подстроил. Но в одном я уверен точно. К смерти Насти всё-таки кто-то причастен, пусть даже и косвенно.

— Кто-то? — поднял голову Сергей. — И кто же?

— Тот самый засранец, который ночью перерезал якорный канат на «Гортензии»!

— Хм. Да уж, интересно было бы узнать, кто это учудил.

— Учудил намеренно!

Ольга нахмурилась, потом стала медленно тереть виски. Было заметно, что в её душе шла непонятная и очень тяжёлая борьба. Какое-то время она сомневалась, но вдруг решилась, и произнесла: «Не уверена, права ли я буду, но…».

Все посмотрели на неё.

— Что, «но»? — не выдержав затянувшейся паузы, спросил Серёжка.

— Наверное, теперь уже можно рассказать об этом, — Ольга вздохнула. — Дело в том, что я скрывала от вас одну тайну. Я обещала Насте, что никому не расскажу. Теперь её больше нет…

— Ну-ка, давай, колись, — потребовал томимый любопытством Бекас.

— Что за тайна? — встрепенулась Лида. — Настя что-то тебе рассказала?

— Да, — преодолев внутреннюю дрожь, Оля набралась смелости, и призналась. — Это она перерезала якорную верёвку, и выбросила за борт запасной якорь.

— Че-го-о??? — в один голос воскликнули друзья.

— За каким чёртом она это сделала?! — поразился Сергей.

— Она сказала, что увидела ночью какой-то корабль, который якобы пытался к нам приблизиться. Ей показалось, что это был сон, но я нашла доказательства её причастности к этому.

— Какие?

— Её заколка валялась на носу, рядом с обрезком той самой верёвки. А после, я нашла нож, спрятанный в её постели. Когда Настя узнала о моих находках, она сразу же мне призналась, и попросила никому не рассказывать.

— Ну, Олечка, не ожидала я от тебя такого, — поднялась из-за стола Лидия. — Какая же ты всё-таки тварь.

Не ожидав такой реакции, Ольга умолкла, и ошарашено посмотрела на неё.

— Лида, Лида, ты чего? — попытался было утихомирить её Сергей, но та уже завелась.

— Как легко свалить всю вину на покойницу, верно? И спросить не с кого! Ну, молодец! Вот уж не думала, не гадала, чтобы наша правильная Оленька опустилась до такой низости! Корчила из себя святую! Учила меня как надо себя вести! Замечания делала!

— Лид, послушай… — безуспешно попыталась оправдаться Ольга.

— Ничего не хочу слушать! Ты уже всё сказала. Ну, правильно, давайте все наши беды спишем на умершую, давайте! Все виноваты! Все, кроме тебя! И особенно Лидка виновата, Лидка — раззява! Проворонила Настю, проспала. А ты — не виновата, не-ет. Ты — чистенькая, справедливая и непорочная! Прямо святая какая-то! Послушай, а может быть, это ты тот канат перерезала? Может быть, ты во всём виновата, а? Ты всё подстроила, и теперь сваливаешь на Настю! Может быть, она даже погибла из-за тебя!

— Ну знаешь что, Лидка, это уже ни в какие ворота не лезет! — наконец не вытерпел Сергей. — Прекрати эту истерику! Что ты мелешь?!

— А ты вообще молчи, защитничек! Пошли вы все к чертям собачьим! Ненавижу… — после этих слов раскрасневшаяся Лидия, едва не опрокинув стул, бросилась на выход, по пути бормоча сквозь зубы. — Идиоты. Лидка у них сволочь. А сами все хорошенькие. Сборище придурков…

Побледневшая Ольга тут же вышла из-за стола и быстрым шагом направилась вслед за убежавшей подругой.

— А ты-то куда? — растерянно попытался её остановить Сергей, но та не обратила на него внимания.

Тогда он, поёрзав немного, сорвался и кинулся за ней следом, оставив Бекаса сидеть в одиночестве.

— Дурдом какой-то… — тихонько прошептал Иван, глядя на Сергея, бегущего вслед за Ольгой.

Когда двери за ними закрылись, он издал то ли вздох, то ли стон, положил руки на столешницу, и устало опустил на них отяжелевшую голову.

Чаши весов дрогнули. Спектакль начинается…

Прохладная сырость густого тумана частично привела Геранина в чувства. Двигаясь по прогулочной палубе, он вдруг осознал, что сам не понимает куда идёт, и от кого пытается убежать. Поняв это, толстяк остановился, и, тяжело дыша, подошёл к заграждению. Потом он уткнулся лбом в поручень, плотно зажмурив глаза. Слёзы подкатывались к его горлу, и он то и дело стучал кулаком по влажному поручню, слушая глухие звуки ударов, расходившийся по нему. Вовке было очень страшно. Ещё никогда он не ощущал такого давящего одиночества.

Почему-то именно сейчас он вспомнил о Насте. Вспомнил радужные и чудесные моменты, которые она ему подарила в прошлом. Вспомнил, как ласкова и добра она была с ним. Ведь он этого никогда не ценил, принимая как должное. Он считал, что она с ним ради денег. Он всегда думал только о деньгах, и о власти над людьми, которую дают эти деньги. Смерть Анастасии словно приоткрыла ему глаза. Ведь она была единственной, относившейся к нему как человеку, а не как к полному ничтожеству. Не смотря на все его недостатки.

Осмысление этой потери окончательно выбило Владимира из колеи. Больше всего на свете ему сейчас хотелось к маме. Хотелось спрятаться в её объятьях, и верить её успокаивающим речам. Ему хотелось домой. Он больше не мог выносить этого заточения. Понимание того, что Насти больше никогда не будет, что она исчезла навсегда и больше не вернётся, буквально выдернуло его из жизни-сказки, и швырнуло в жизнь-реальность. Он не был к этому готов. В последние дни Настя его, конечно же, раздражала своим необычным поведением, но он почему-то был абсолютно уверен в, что скоро всё нормализуется, и подруга вновь придёт в себя. А она не пришла. Она умерла.

Также, Вовке не давало покоя воспоминание странной кровавой иллюзии, слишком ужасной для того, чтобы поверить в неё. Он старался отмахиваться от этого воспоминания, когда оно снова к нему возвращалось. Его разум был не в силах переработать столько кошмарных картин одновременно. Геранин не знал, что теперь будет с ними. И, главное, он не ведал, что ожидает конкретно его самого. Тихо хныча, толстяк стоял на палубе, вцепившись в поручень, и время от времени что-то бормоча в туман.

— Хо, хо, хо… — вдруг донеслось откуда-то издалека.

То ли усмешка, то ли кашель.

— Что? — отстранившись от поручня, Владимир посмотрел на пустую палубу, лихорадочно вытирая глаза и шмыгая носом.

Кроме пары старых шезлонгов там ничего не было. С другой стороны также была пустота. Но Вовка почему-то чувствовал, что рядом с ним есть кто-то ещё. На самом деле, не почудился же ему этот звук.

— Эй, — осторожно позвал он.

Туман впереди слегка потемнел, после чего в нём проступил силуэт человеческой фигуры. Человек медленным шагом двигался к нему. Отойдя от заграждения, Геранин принял выжидающую позу, и продолжал наблюдать за ним. Не произнося ни слова, незнакомец продолжал идти в его сторону, всё отчётливее и яснее проступая из тумана. Теперь стало понятно, что на нём надет тёмный дождевик, капюшон которого опущен так низко, что лица совершенно не было видно. Вовка принял его за капитана Осипова, и продолжал спокойно дожидаться на одном месте. Когда расстояние между ними сократилось до нескольких метров, толстяк заподозрил неладное. Походка человека в дождевике была какой-то странной, да и вообще, по мере своего приближения он всё меньше и меньше напоминал Генку. Но если это не Генка, то кто же тогда?

— Гена? — Геранин машинально схватился рукой за поручень.

Услышав это имя, тот, кого он принял за капитана, сразу остановился и замер. Секунды тянулись долго и томительно. Вовку бросило сначала в жар, потом в холод. Он весь покрылся испариной. Таинственный человек был необычайно высоким, гораздо выше Гены и Сергея. В нём было не меньше двух метров роста. На ногах темнели мощные чёрные ботинки, кисти рук скрывались в длинных широких рукавах серого дождевика, сплошь покрытого мельчайшими росинками мороси. От пришедшего веяло холодом и пахло подвалом.

— Се-рёга? — заплетающимся от нарастающего страха языком проблеял толстяк.

— Хо, хо… — ухнул незнакомец в ответ.

От каждого этого уханья край его капюшона, закрывавшего лицо, слегка дёргался. Звуки были настолько страшными, что ноги у Геранина тут же сделались ватными, а сердце отчаянно затрепетало. Но он не мог сойти с места, и стоял как вкопанный, глядя на этот мрачный гибрид рыбака и монаха.

Наконец, руки пришельца поднялись. При этом рукава сползли ниже, обнажив страшные нечеловеческие кисти: чёрные, с необычайно длинными пальцами и когтями-крючками. Увидев его демонические конечности, Вовка вжался в заграждение, не в силах даже закрыть рот. Вместо крика он мог источать только слабый хрип. А незнакомец совершенно спокойно сдвинул края капюшона назад, и медленно обнажил своё лицо. Не полностью, а лишь частично. Но этого было вполне достаточно, чтобы увидевший его парень, испустив слабый и тонкий, поистине девчачий визг, бросился бежать прочь, задыхаясь и размахивая руками, точно отбиваясь от стаи диких пчёл. Вместо лица у неведомого существа были лишь сплошные зубы. Точнее, его личина состояла из одной пары широких челюстей, усеянных блестящими кинжалами клыков. Таким образом, вся она, от лба до подбородка, представляла из себя одну большую пасть. И эта пасть медленно раскрылась, испустив леденящее душу шипение.

Подстёгиваемый этим невыносимо-ужасным звуком, Геранин нёсся по палубе сломя голову, пока вдруг под ногу ему не подвернулось неожиданное препятствие — металлический ящик, споткнувшись об который, он растянулся на холодном полу, предварительно прокатившись по нему на пузе около метра. Приготовившись к самому худшему, Вовка весь съёжился и заскулил, моля о пощаде, но с ним ничего не произошло. Вскоре толстяк решился открыть глаза. Вокруг был всё тот же туман и пустынная палуба. Зубастого призрака и след простыл. Видимо, он не собирался его преследовать. Но вдруг раздались чьи-то шаги, и Владимира вновь обдало холодным потом. Прямо перед его лицом остановилась пара чёрных ботинок. Незнакомец теперь нависал над ним. Трясущийся Владимир начал медленно поднимать глаза, пока его обречённый взгляд не увидел руку… Нет, она была уже совсем не чёрной, длиннопалой и когтистой. Это была обычная человеческая рука, протянутая ему. А потом прозвучал знакомый голос:

— Вставай, бегун. Не расшибся? От кого ты так улепётывал?

Это был пришедший за ним Гена Осипов.

— Я… Гена… — с трудом осознавая своё спасение, выдавливал из себя Вовка. — Это… Ты?

— А что? Не похож? — повёл бровью капитан, помогая ему подняться. — Ты куда убегал-то? Я тут тебя ищу, полкорабля обошёл, прежде чем догадался на палубу выйти. Чего ты тут носишься как угорелый? Там дальше леера порваны. А если бы за борт свалился? Мне совсем не нужен ещё один труп!

— А ты здесь больше никого не видел? — изо всех сил борясь с дрожью и постукиванием зубов, спросил Вовка, поднявшись на ноги.

— Все сейчас сидят в ресторане. Ты один убежал, вот я и пошёл тебя искать. Зачем убежал-то? Испугался?

Геранин кивнул, и понурил голову.

— Понимаю, — Гена ободряюще похлопал его по плечу. — Всё будет нормально. Главное — пережить это с честью. По-мужски.

— Почему она это сделала, Ген? — голос толстяка плаксиво дрогнул.

— Настя? Ох, если бы я знал, Вов. Сам до сих пор в шоке полнейшем от этой трагедии. Такое зрелище нескоро забудешь. Надолго с нами останется, как клеймо. Но мы должны быть сильнее, чтобы справиться с этим. Идём в ресторан, там тепло, посидим с ребятами, поговорим. Ты быстро успокоишься.

— Подожди. Ты можешь мне ответить на один вопрос, только честно? — попросил Владимир, утирая выступившую слезу.

— Конечно. Спрашивай.

— Ты не считаешь меня психом?

— Кем? Что за глупости, Вовчик? Я не первый год работаю на твоего батю, и успел хорошо тебя узнать. Очень часто ты бываешь невыносим, и я с трудом удерживаюсь от соблазна, чтобы тебя не пришибить — так ты меня достаёшь своими выходками, — капитан грустно улыбнулся. — Но, не смотря на все эти заскоки, ты абсолютно нормален. Факт.

— Угу. Настька тоже была нормальной, — пробубнил Вовка.

— А что случилось? Ты замечаешь за собой какие-то странности?

— Я только что видел чужого на этом корабле. Скорее всего, мне это показалось, я не уверен…

— Чужого человека?

— Да нет. Не человека… Только не говори, что это опять моя фантазия, или розыгрыш. Мне сейчас не до шуток. Мне реально страшно, Ген. Я знаю, что призраков не существует и что это — мой глюк. Но я не хочу сойти с ума. Я ведь и вправду здоров?

— Успокойся. Ты недавно увидел действительно ужасную картину. Это тебя напугало, и ты убежал, шарахаясь от каждого угла. Когда сознание возбуждено и расторможено, привидеться может всё что угодно. Любая хрень. Главное, не думай об этом, не придавай значения. И всё пройдёт.

— Ты прав, — согласился Вовка. — Спасибо, что понял меня и не счёл за придурка.

— Не стоит благодарностей. Вообще-то, я всю жизнь считал тебя придурком, — вновь улыбнулся Генка. — Но абсолютно психически-здоровым придурком. Всё, хватит тут мокнуть, пошли к ребятам.

Геранин улыбнулся в ответ, и последовал за капитаном. Он постепенно начал отходить от пережитого. Убедительные слова Геннадия подействовали на него спасительно. В душе ему хотелось расцеловать Осипова, рядом с которым он чувствовал себя в полной безопасности. Ведь он вернулся за ним, нашёл его, спас от жуткой химеры. Толстяк был благодарен Геннадию, и трусил следом за ним, боясь отстать даже на метр.

Капитан спокойно подошёл к двери и открыл её, пропуская Вовку вперёд. Тот собрался было войти, но вдруг остановился, таращась на стену возле входа. На ней мрачно вырисовывался смазанный отпечаток человеческой руки. Это была кровь. Застарелая, высохшая, потемневшая от времени, но кровь! Её тёмные брызги покрывали стену отвратительными кляксами и мерзкими разводами. Это определённо были следы убийства. Но почему Генка не обращал на них внимания? Он их вообще не замечал! Поражённый до глубины души, Владимир схватил его за руку, и, указав на страшные отметины, произнёс:

— Смотри!

— Куда? — удивился тот, с полнейшим безразличием глядя на стену. — Что ты тут увидел?

— Как что? — толстяк перевёл на него взгляд, и в ужасе отшатнулся.

Капитан был весь в крови. Но эта кровь принадлежала не ему. Он основательно перепачкан ею, с головы до ног. Лицо, грудь, руки — сплошь покрыты свежими кровавыми пятнами, как будто бы Гена только что пришёл с бойни, после разделки туши. Самое удивительно, что ему было на это совершенно наплевать. Он попросту этого не видел. Но почему?

— Мать твою, Генка, что с тобой?! — не выдержав, воскликнул Геранин.

— Со мной-то ничего. Это с тобой что? — непонимающе отозвался тот.

— Ты же весь… Перепачкан! Неужели не видишь?!

— Вижу, — Осипов осмотрел себя. — Да, грязный немного. Ну и что? Измазался, когда лазил в машинном отделении. Там сплошная грязища.

— Причём тут это?

И тут Вовке вдруг всё стало понятно. Гена не видит того, что видит он! В тот же момент в его памяти всплыли слова Насти. Боже мой, она же говорила о чём-то подобном, незадолго до своего самоубийства! О нет, только не это… Неужели он мог от неё заразиться?

Позади, в воздухе за бортом послышалось шуршание огромных крыльев, и нечто похожее на чёрного ската пронеслось мимо, рассекая туман. Геннадий озадаченно смотрел на Владимира, а тот не знал, что ему делать дальше. Мысли бередили измученное сознание.

Не видит… Не верит… Что же это со мной? Что же это за болезнь? Начать доказывать что-то — значит, стать таким же, как Настя, непонятым и обречённым изгоем. Нет, нужно избавиться от этого самостоятельно. Главное, дождаться спасения, пересидеть, вытерпеть. А потом, папа, врачи, они помогут… Сейчас нужно держаться стойко, и… И скрывать своё состояние. Чтобы не посчитали сумасшедшим. Ведь это всего лишь галлюцинации. Бред.

Вовка был крайне подавлен. Осознав эту безысходность, он весь осунулся и пожух, как осенний лист.

— Ты чего? — поражённо спросил Гена, попытавшись взять толстяка за руку.

— Я-а, в порядке… Н-нет, не надо! — тот отстранился от него. — Не нужно прикасаться. Я уже иду. Всё нормально.

Геранин шагнул за порог, и резво направился по коридору, стараясь двигаться ровно.

— Хм… Чистюля хренов, — прошептал Осипов, глядя ему вслед.

Он так и не понял причину его волнений. Закрыв за собой дверь, капитан отправился вслед за Вовкой.

И живые позавидуют мёртвым…

Взволнованный Сергей догнал Ольгу уже в коридоре. Он схватил её за руку, и, остановив, повернул лицом к себе.

— Подожди, Оля! Не беги за ней. Бестолково это. Всё равно она тебя не будет слушать сейчас…

Ольга посмотрела вслед удаляющейся Лиде, которая быстро скрылась за поворотом.

— И ежу понятно, что Лидка гонит пургу, — продолжал Сергей. — Она воспользовалась случаем, чтобы переключить внимание с себя на тебя. Она чувствует свою вину, но не хочет признаваться в этом. Перебесится, успокоится, ничего страшного с ней не произойдёт. Не обращай внимания на её дурь. Кто она такая вообще? И нечего за ней бегать.

— Да я и не собиралась за ней бежать, — как можно спокойнее ответила Оля.

— А куда же ты сорвалась?

— Я захотела побыть одна. Мне нужно это пережить, прийти в себя, понимаешь? Я иду в свою каюту, а вовсе не за Лидой.

— А-а, — понимающе кивнул Сергей, и тут же отпустил подругу. — Ну тогда другое дело… А ты уверена, что хочешь побыть одна?

— Уверена.

— Я вот подумал, может быть сейчас тебе надо наоборот, побыть с нами, поговорить…

— Серёж. Я сама прекрасно знаю, что мне нужно, — Ольга сделала шаг назад. — Я иду в каюту.

— Ну смотри, — развёл руками Сергей.

Повернувшись к нему спиной, девушка ровным шагом направилась по коридору.

— Оль, подожди.

Та нехотя остановилась, и обернулась назад.

— Я хочу сказать, что… В общем, я считаю так: всё что тебе наговорила Лидка — это полнейшая фигня. Все эти обвинения — какая-то нелепая туфта. Она вела себя как базарная баба, и мне это очень не понравилось. А тебе я верю. Настя действительно могла отрезать якорь, если у неё уже тогда началась эта странная психическая болезнь. В общем… Не бери в голову, хорошо? Не обращай внимания на эту дуру.

— Спасибо, дорогой. Я и так не приняла её оскорбления близко к сердцу. В принципе, Лиду можно понять, у неё нервный срыв, вызванный стрессом. И ей нужно было выпустить пар, выплеснуть всё на кого-то. Бог ей судья, — тихо ответила Ольга.

— Да, шут с ней. Ты главное не расстраивайся.

— Всё в порядке.

Она пошла дальше по коридору, слыша, как позади захлопнулись двери. Это Сергей вернулся в ресторан, к Бекасу. Сосредоточенно глядя в пол, Ольга двигалась вперёд. Её всю колотило от душевной боли и несправедливости. Хотелось побыстрее уткнуться в подушку, и хорошенько выплакаться, но было ли это спасением? Десятки различных чувств метались в её сознании, хаотично сменяя друг друга. Горе, вина, стыд, страх, тоска. Обвинения Лидии в её адрес хоть и были беспочвенными и взятыми с потолка, но они заставили Ольгу осознать ещё один неприятный аспект. Ведь когда несчастная Настя умирала, она тем временем предавалась утехам собственных иллюзий. Случайность ли это?

Всё сильнее её душой овладевало жуткое подозрение о каком-то потустороннем инфернальном заговоре. Неспроста Евгений отвлекал её своими чудесами. А вообще, Евгений ли это был? Неизвестно, что за таблетки она глотала, и что за галлюцинации её одолевали. Почему она так легко поддалась на эту провокацию? Нет, хватит, следует вовремя остановиться, вернувшись в реальность, и поскорее забыть манящие феерии иллюзорного царства.

Ольга свернула в прилегающий коридор. Сейчас все воспоминания о последнем путешествии за пределы реальности меркли, приобретая уродливые формы, заливались чёрной тушью, вызывали отвращение, и ещё ярче усиливали чувство вины. Нужно было покончить с этим как можно скорее. Пока она ещё может это сделать. Пока ещё не поздно. К своей каюте она подошла уже исполненная решимости. Злость вытеснила в ней все остальные чувства, и диктовала, как ей казалось, единственно верный способ избавления от своих неприятностей.

В каюте царило безлюдное умиротворение. Неубранные постели и скомканный половик запечатлели поспешный уход её постояльцев. На столе стояла пластиковая бутылка с водой. Помедлив секунду, Ольга встряхнулась, и подошла к своей койке, протянув руки к подушке, после чего вдруг увидела маленькую надпись, сделанную на стене, прямо у изголовья. «ОБЕЗЬЯНА». Надпись была нацарапана маленьким гвоздиком. Странно, почему раньше Ольга её не обнаружила? Наморщив лоб, она задумалась на пару мгновений: Почему обезьяна? Что это могло означать?

Снова взглянув на надпись, девушка удивилась ещё сильнее. Слово было написано по-латыни.

SIMIA

Как же она смогла его прочитать, не зная латынь? Новая загадка начала разрастаться в её голове неистовой лавиной, но у Ольги хватило сил, чтобы разом прекратить это.

— Всё! С меня хватит! — воскликнула она, отбрасывая подушку в сторону.

Пластинка ненавистных таблеток лежала на простыне, ничем не выдавая свою тревожную мистическую сущность. Напротив, «Иллюзиум» выглядел настолько безобидно, что Ольга поневоле опешила, и заметно остыла, словно растерявшись. Сомнения усилились, и вместе с ними стал всё отчётливее обозначаться внутренний вопрос: «правильно ли я поступаю?». Но, одержимая своей решимостью, Оля также понимала, что промедление сейчас крайне недопустимо. Нужно было действовать. Схватив таблетки, она поспешно покинула каюту, и отправилась обратно по коридору, стараясь ни о чём не думать.

Остановись. Не делай глупостей. Ты можешь всё узнать, всё понять. Ты должна выдержать это испытание. Пожалуйста, поверь мне!

Призрачный голос умоляюще взывал к ней, но Ольга его не слышала. Не хотела слышать. Боялась его. Невероятная фантасмагория последних дней окончательно запутала её, загнав в тупик, не давая никаких здравых объяснений. Поэтому она решила отправиться по пути наименьшего сопротивления — уничтожить то, что таило в себе пугающую, и в то же время столь соблазнительную загадку. Для начала нужно избавиться от проклятых таблеток, а потом… Не важно, что будет потом. Главное, что этой галлюциногенной отравы больше не будет на корабле. А значит, не будет и соблазна вновь проникнуть за пределы реальности.

Она дошла до примыкающего коридора, и остановилась, услышав стук металлической двери, а затем — приближающиеся шаги. Выйдя на пересечение коридоров, Ольга посмотрела направо, в ту сторону, где коридор заканчивался выходом на палубу, и увидела идущих оттуда Вовку и Гену. Толстяк шёл первым. Выглядел он как-то нетипично и неестественно. Никогда ещё Ольга не видела его таким: отрешённым, унылым и потерянным. Плотно сжав губы и уставившись в пол, Владимир шёл точно под конвоем. Ольге показалось, что если она не сойдёт с его пути, то он налетит на неё всем своим мощным корпусом, даже не заметив этого, поэтому она тут же отступила, пропуская их мимо.

Поравнявшись с ней, Геранин вдруг поднял голову, и как-то странно посмотрел на девушку. Его пустые глаза внезапно просветлели, вспыхнув жестоким огнём, и он улыбнулся… Точнее, ощерился. Этот звериный оскал заставил Ольгу вздрогнуть. Таким подозрительно жутким она видела Вовку впервые. Сколько безумия было в его страшной гримасе! Но, может быть, это она так остро на всё реагировала сейчас, а Геранину попросту захотелось пошутить, скорчив ей рожу? Спустя секунду он вновь упёрся взглядом в пол, и, напоминая конвоируемого арестанта продолжил свой путь по коридору. Капитан, идущий следом, приостановился, и как-то нелепо спросил:

— У тебя всё нормально?

— Да, — кивнула растерянная Ольга, пряча за спину кулак с зажатыми в нём таблетками. — А вы где были?

— Воздухом дышали, — объяснил Гена.

— А-а… Понятно. Я вот тоже иду. Воздухом подышать, — Оля ещё раз взглянула вслед удаляющемуся Вовке, поёжилась, и опять перевела взгляд на Осипова.

— Ступай, — ответил тот. — Если что, мы в ресторане.

Произнеся это, он отправился догонять Вовку. Ольга облегчённо вздохнула, и повернула направо.

Бекас и Сергей сидели в ресторане одни. Перед ними стояла распечатанная, уже слегка отпитая бутылка водки, и пара влажных стаканов. Комкая пальцами краешек скатерти, Иван явно нервничал. Поначалу их разговор не вязался. Каждый выдавал время от времени разобщенные и непоследовательные фразы, касающиеся различных вещей: гнетущей обстановки, невесёлой ситуации, необъяснимой и трагической гибели Насти, пессимистичных прогнозов на будущее, бунта Лиды, и всеобщей неизвестности, окружавшей их. Затем беседа начала потихоньку складываться.

— Ты что, не мог её утихомирить и поставить на место? — в очередной раз произнёс Сергей.

Это был первый вопрос за время их бессвязного диалога, и касался он, скорее всего, взбрыкнувшей Лидии.

— А чё тут можно сделать? — понял суть вопроса Бекас.

— Да ничего! Ты мужик, или кто? Лидка — это твоя девчонка. Ты её с собой взял, вот и следи за ней. Что это за выкидоны и выпады в адрес Оли? Она же совсем за своим языком не следит! Истеричка, блин. Я, конечно, мог её осадить быстро и внятно, но не стал этого делать ради тебя. Я тебя уважаю, ведь ты мой друг. Но ты никак не отреагировал на эти помои, которые твоя Лидуха вылила на Олю. Это неправильно, Бекас. Так нельзя.

— Слушай, Серёг, ну зачем влезать в бабьи разборки, а? Тебе это надо? Да, Лидка — она такая. Заводится с пол-оборота, вспыхивает, потявкает, но потом быстро успокаивается, начинает просить прощения.

— Ага. Сначала обгадит с ног до головы, а потом прощения просит. Ну и характерец. Не знал я, что она у тебя такая стерва… Извини конечно.

— Да ладно. Я к ней уже привык. Вообще-то она нормальная девчонка, и у неё больше положительных качеств, нежели отрицательных. Ну кто не без дури в голове, а? Каждый по-своему с ума сходит. Главное, не трогать её в такие моменты, дать выговориться. Тогда её очень быстро попускает. Уверен, что она уже сейчас начала страдать от угрызений совести, и усиленно думает, как подойти к Ольге, чтобы извиниться.

— Безбашенная девица, честное слово, — Сергей твёрдой рукой разлил водку по стаканам, заполнив их наполовину. — Но так оставлять тоже нельзя, пойми. Нельзя допускать, чтобы баба сидела на шее. Тебе же потом хуже будет, если поженитесь. С ума тогда сойдёшь.

— Да не будет она сидеть на моей шее. Не такая она, — поморщился Бекас (видимо, понимая, что Сергей отчасти был прав).

— Дай то бог, — Сергей взял стакан. — Но если начнёт бить копытом и качать права, то надо сразу так. (Он стукнул кулаком по столу, от чего бутылка и Ванькин стакан разом звякнули, а их содержимое — всплеснулось) И всё. Будет как шёлковая. Надо показать, кто в доме хозяин. А если будешь вот так позволять ей «концерты» устраивать, то превратишься в тряпку. Смекаешь? Конечно же, не надо её, там, унижать, строить из себя господина, быть в семье тираном — нет. Но как только начнёт возникать…

И он опять стукнул кулаком по столу, но уже потише. Бекас молча кивнул, и потянулся за своим стаканом.

— Запомни, ты — мужик, — продолжал Сергей. — И веди себя по-мужски. А вот это происшествие тоже нельзя оставлять безнаказанным. Обязательно поговори с Лидкой. Серьёзно поговори. И сегодня. Иначе я сам с ней поговорю.

— Ладно, — пожал плечами Бекас.

— Я свою Олю в обиду не дам никому, — потихоньку остывая от своей жаркой проповеди, уже тише продолжил Сергей. — Так что ты меня конечно же извини, друг, но я требую справедливости.

— Согласен с тобой, — Иван вздохнул. — Мне частенько бывает стыдно за Лиду, именно из-за этой её дурацкой особенности. Но она не стерва.

— Да-да, — закивал собеседник. — Что не стерва — согласен. Это я слишком загнул, назвав её «стервой» и «истеричкой», прости. Вообще-то она мне нравится, чисто по-человечески. Но меня сильно возмутила её последняя выходка. Лида была неправа, но вела себя вызывающе. Это меня разозлило. Было очень обидно за Олю.

— Конечно. Мне тоже неприятно было.

— Но всё будет путём, — Сергей поднял стакан. — Они ведь помирятся?

— Обязательно. Лида извинится, — Бекас также поднял свой стакан.

— Вот и отлично. Давай, за дружбу! И чтобы отныне нас окружали мир и взаимопонимание.

Они чокнулись стаканами, и опрокинули жгучую водку в свои пустые желудки. Затем, как один, занюхали её кулаками. Закуски на столе не было.

— Х-х-х, — прошипел Иван, отчаянно морщась.

— Зараза, — Сергей потряс головой.

— Да у меня ещё горло болит.

— Простыл, что ли?

— Нет. Меня тут продрало хорошенько, рукавом. А теперь эта водка, кхе-кхе… Глотку щиплет дико. Кхе-кхе.

— Н-да. Хреново без закуски. Может, поищем?

— Да ладно. Обойдёмся.

— Ну, как знаешь.

— Уф-ф… — Бекас гулко рыгнул. — Ой. Чёрт, вот дрянь! Жжёт.

Он сделал глубокий вдох, и нервно растёр свои щёки.

— А вы действительно ночью в люксе тусовались?

— Да.

— И как?

— Нормально. Всё как надо.

— Хех. Догадываюсь.

— Кстати, там произошло ещё кое-что.

— Что?

— Я наконец-то решился сделать ей предложение.

— Серьёзно?! Вот, круто, Бекасыч! И что она ответила?!

— Ну, что… Она согласна, — Иван улыбнулся.

— Здорово! Поздравляю! Так вот зачем ты её в люкс затащил. Молоде-ец.

— А то.

— Долго же ты к этому шёл. Ты ведь уже давно хотел это осуществить. Всё не решался.

— Случая подходящего не было. Э-эх, ну почему всё так сложилось, а? Вся радость насмарку…

— Не тушуйся. Главное, что Лида дала согласие. А неприятности — переживём. Я тебя поздравляю, Ванёк. Завидую тебе!

— Завидуешь?

— Конечно. Если бы ты знал, как давно я пытаюсь подбить на это дело Ольгу. А она всё упирается. Говорит, что не готова к такому ответственному шагу.

— Ей нужно дать время.

— Да сколько ещё давать? Не понимаю, чего ей не хватает?

— Мой тебе совет, не торопи её.

— Ох-х, не знаю, сколько мне ещё ждать придётся…

Они помолчали немного. Затем разговор продолжил Бекас.

— Слушай, Серый, как ты думаешь, почему на этом корабле столько телекамер?

— А что тут необычного? — ответил Сергей. — Телекамеры нужны, чтобы наблюдать за порядком. И потом, их не так уж и много.

— Не скажи, — Ваня кивнул в сторону телекамеры, висевшей в углу ресторана. — Вон, даже тут одна висит. Зачем она тут нужна?

— Во всех общественных местах висят камеры наблюдения. Это нормально. А эта камера всё равно выключена, как и все остальные.

— Ладно. Фиг с ними, с камерами. Я вот о чём хотел с тобой поговорить. При девчонках не мог. Доказательств-то у меня нет. Одни предположения.

— Я тебя внимательно слушаю.

— Пожалуйста, отнесись к этому серьёзно. У меня есть одно подозрение. Как ни страшно это прозвучит, но один из нас действительно может являться потенциальным убийцей.

— Вот как? Ну-ка, поподробнее, — Сергей перешёл на шёпот.

— Я всё думал и анализировал. Ты определённо не мог убить Настю. Во-первых, не было причин для этого, во-вторых, я тебя знаю очень давно. Мы дружим со школьной скамьи, и я уверен в тебе на все сто процентов. Ты — отпадаешь. Теперь Вовка. С ним мы тоже давно знакомы, и знаем, что этот толстый хряк не справится даже с тараканом, не говоря уже про убийство человека. Он слабак и трус. Готов поклясться, что этот болван проспал как убитый всю ночь и даже не ворочался.

— Уверен, что так и было.

— Ну вот. Остаётся… Генка. Он у нас «тёмная лошадка», всегда держится в стороне, редко вступает в разговоры, в основном молчит. Мы его знаем очень мало. И всё складывается против него. С самого начала. Смотри сам, — Бекас начал загибать пальцы. — Он спал на носу яхты, когда была перерезана верёвка, и пропал запасной якорь. Допустим, это действительно сделала Настя. Тогда почему Генка не проснулся, когда та буквально перешагивала через него? И потом, Настюха была далеко не силачкой. Чтобы поднять якорь, вытащив его из-под брезента и прочего барахла, а затем перетащить его к краю борта, ей бы потребовалось затратить немало усилий. Провозилась бы она долго, и при этом шуму бы подняла на всё море. Как тут не проснуться и не застукать её? Нет же, наш кэп спал сном младенца и ничего не услышал. Наверное, ей следовало уронить якорь прямо на него, чтобы он проснулся. Тебе не кажется это странным?

— Кажется. Считаешь, что Генка действительно мог перерезать верёвку и выкинуть якорь? А зачем тогда он потом так выступал и нервничал? И почему, в таком случае, Ольга сказала нам, что нашла доказательства, указывающие на причастность Насти?

— Погоди. Не будь таким наивным, приятель. Возмущения можно было легко разыграть, чтобы отвести от себя подозрение. Лучшая защита — это нападение. И потом, я не отрицаю правоту Ольги. Она действительно могла обнаружить эти улики. Но неужели истинный виновник не мог их попросту подбросить, подставив несчастную больную девушку, чтобы потом свалить всю вину на неё? А та и сама в это поверила, находясь в плену собственного безумия. Как видишь, версия Ольги таким образом становится вполне правдоподобной.

— Ё-моё… — произнёс Сергей. — Неужели так оно и было?

— Прямых доказательств, как я уже говорил, нет. Но слушай дальше. Потом мы натолкнулись на этот корабль. Спрашивается, как? На акватории площадью в сотни квадратных километров мы чудесным образом нашли заплутавшее судно, и воткнулись в него, ну прямо как по сценарию. Здесь пахнет заранее проделанными расчётами. Почему, по-твоему, не работала радиостанция на «Гортензии»? В чём причина? У Гераниных денег куры не клюют, но они не могли разориться на банальные запчасти к радиостанции. Смешно. Генка отвертелся, что ему было некогда её починить. Можно подумать, мы плавали на этой яхте каждый день, не давая ему возможности… Ладно, идём дальше, вспомни тот эпизод, когда мы зацепили шлюпку «Эвридики». Почему кэп отправил к штурвалу именно Лидку, которая совершенно не разбирается в управлении яхтой? Ведь было заранее ясно, что она не справится и всё испортит.

— Мы отталкивались от корабля.

— Поверь мне, эти секунды ничего бы не решили. Двигаемся дальше, — Бекас загнул следующий палец. — Когда мы высадились на «Эвридику», Генка моментально куда-то убежал, и появился только через какое-то время. Зачем он убегал? И, наконец, Настя каким-то образом оказалась в морозильнике, который был заперт снаружи. К слову, о том что он именно заперт не знал никто кроме Генки. Такое впечатление, что он вообще всё знает об этом корабле. Я понаблюдал, как он здесь ориентируется, и у меня сложилось впечатление, что он знает его превосходно.

— Он же моряк.

— Угу, моряк — с печки бряк. Пересели меня из однокомнатной хибары в трёхэтажный коттедж, и я в нём тут же заблужусь. Не-ет, тут что-то не чисто. Всего один раз Генка вышел с нами на откровения, и то посвятил эту беседу какой-то мистической фигне о проклятом корабле-призраке. Как будто пытался нас запугать. Заметь, в то время как мы все выбрали себе каюты на средней палубе, он упрямо ночует изолированно — наверху. Сидит там как сыч, в одиночестве. И не страшно ему ночью, одному.

— Да, это странно. Но ведь он вместе с нами активно участвовал в ремонте. При его непосредственном участии мы починили радиостанцию.

— Пока мы работали, он особо с нами не разглагольствовал. Электроснабжение мы восстановили без его помощи, а радиостанцию я бы отремонтированной не назвал. Толку от неё, как от козла молока. Не исключено, что это тоже входило в его план.

— А какой у него может быть план? Он же с нами в одной лодке оказался. Я хотел сказать, «в одной ситуации». Этот корабль сложно назвать «лодкой».

— Нет, дружище, это мы — в ситуации. А вот он неизвестно какую цель преследует.

— Если это на самом деле так, и Генка что-то действительно задумал, то почему он избавился от Насти?

— Понятия не имею. Вероятно, боялся, что она могла его разоблачить. Быть может, Настя действительно что-то видела. Она уже проболталась Ольге о своих ночных видениях. Кто знает, чего она там просекла… Или кого. Даже если она ничего не видела, преступнику всё равно следовало тщательнее замести следы, убрав вероятную свидетельницу.

— Почему он её не утопил тогда? Это более гуманно, и не оставляет никаких следов.

— А кто его знает? Может быть он садист-извращенец? А нас тут держит как объекты для своих разнузданных живодёрских развлечений. Не исключено, что он так жестоко подвесил труп убитой Насти именно для того, чтобы деморализовать нас.

— Это слишком чудовищно. Гена не похож на маньяка.

— А как по-твоему должен выглядеть маньяк? Безумно-агрессивный, неопрятный и рычащий психопат, с налитыми кровью глазами и пеной на губах? Не-ет, Серёнь, я всё это дело изучал. В большинстве своём, маньяки — это тихие, незаметные и, как это ни странно, интеллигентные люди, весьма приятной наружности. У них две жизни. Одна культурная — видная всем, а другая, преступная — скрытая, видимая только их непосредственным жертвам.

— Невероятно. Что же нам делать, если ты прав? Нужно следить за Генкой?

— Это лишнее. От слежки он ещё сильнее озлобится. Если он узнает, что мы его разоблачили, то может окончательно сбеситься. Нам нужно в первую очередь беречь наших девчонок. А с Генкой надо вести себя поосторожнее, присматриваясь к его поведению как можно внимательнее. Также мы не должны разобщаться. Пока нас много, справиться с нами невозможно. Преступник способен перебить нас только поодиночке. И, наконец, напомню, что мои предположения исключительно голословны. Никаких доказательств против Гены у меня нет. Вот уж совсем «замечательно» получится, если мы начнём его третировать, а он на самом деле невиновен. Поэтому, Серёг, будем вести себя при нём как обычно. Как всегда. Но ушки держим на макушке.

— Правильно, правильно. Так и будем действовать. Хоть я после твоих доводов уже сам не свой. Подумать только, а если Генка действительно маньяк?!

— Тссс, — Бекас прислонил палец к губам.

Двери открылись, и в ресторан вошли двое: Вовка и Гена. Подойдя к их столу, они остановились.

— Так, я не понял… — произнёс Осипов, недвусмысленно глядя на бутылку водки.

— А что тут непонятного? — невозмутимо ответил Бекас. — Пытаемся хоть как-то снять стресс.

— И что, подождать не могли? Не терпится?

— Эээ… — попытался что-то сказать Сергей.

— Так. Нечего тут экать. Тащите ещё два стакана, да побыстрее.

— Момент, — Серёжка тут же отправился на камбуз, за стаканами.

Осипов и Геранин заняли места за столом, напротив Бекаса.

— Тебя где носило? — сонно спросил Иван у толстяка.

Вовка дёрнул плечом, и промолчал. За него ответил Генка:

— На палубе он был.

— А чё ты там делал?

— Дышал, — себе под нос буркнул Вова. — Воздухом.

— Ясно.

— А где Лида? — осведомился капитан.

— В каюте, наверное. Пытается прийти в себя, — Иван испустил тяжкий вздох.

Геннадий понимающе кивнул. Вскоре появился Сергей с парой гранёных стаканов в руках.

— Угу. Хорошо, — Осипов тут же взял бутылку, и разлил остатки её содержимого по четырём стаканам, незамедлительно подняв свой. — Ну что, мужики…

Ребята разобрали стаканы, в ожидании глядя на него.

— Упокой Господь душу рабы божьей Анастасии. Спи спокойно, дорогая подруга. Прости нам все обиды, — произнёс капитан, удерживая стакан навесу. — Помянем усопшую.

— Мы уже за неё выпили, — тихо признался Бекас.

Гена проигнорировал его слова, и продолжал:

— Рано… Рано ушла она из жизни. Мало пожила. Но, как говорится, на всё воля Божья. Да пребудет с ней царствие небесное. Аминь.

И он быстро опрокинул стакан, осушив его до дна. Остальные присутствующие за столом последовали его примеру. Стаканы стукнули донышками по столу, и этот звук сопровождался сопением и фырчанием — ребята опять занюхивали водку кулаками. Вовка Геранин закашлялся. Дождавшись, когда он отдышится, Геннадий поднялся со стула и сухо произнёс:

— А теперь, помолчим.

После этого поднялись все, и в ресторане воцарилось густое трагическое молчание, продлившееся минуту, которая была похожа на целую вечность.

Alea jacta est!

Ольга добралась до участка прогулочной палубы, с повреждённым леерным ограждением. Приблизившись к краю борта, девушка остановилась, обдумывая последствия своего решения, взвешивая все «за» и «против». Сколько ещё тайн мог открыть ей магический «Иллюзиум». Он мог дать ей ответы на все вопросы, мог вернуть в тот сказочный мир волшебной нереальности, где её ждали покой, безмятежность и любовь. Пусть то была всего лишь иллюзия, но в ней было лучше, чем здесь. Там было не страшно и не одиноко. Там перед ней пролегали тысячи дорог, ведущих к новым познаниям, фантастическим мирам и захватывающим приключениям. Там был Евгений. И даже если он тоже был лишь иллюзией, её выдумкой, с ним было интересно, увлекательно и безопасно. Стоит ли избавляться от всего этого? Ведь может так статься, что у неё больше никогда не получится вернуться в это манящее зазеркалье. Судьба предоставила ей шанс познакомиться с этим новым миром, а она собирается пренебречь таким великолепным шансом — изучить его получше.

Не-ет. Соблазны, заманчивые перспективы, сладкие грёзы… Всё это одурманивает, отвлекает от действительности. Погружаясь в нереальность, она надеялась, что это поможет ей разобраться в сложившейся ситуации, и спасти гибнущую Настю. А что получилось? Ситуация стала ещё более запутанной, а Настя — погибла. Нужно рассуждать рационально. «Иллюзиум» — это наркотик, привыкание к которому она уже начала ощущать. И если не избавиться от него сейчас, то она уже не сможет справиться с ним никогда. Прощай, чудесный мир иллюзий! Я выбираю реальный мир! Рука девушки взметнулась вперёд, пальцы разжались, и пластинка с таблетками полетела за борт — в туман.

Зачем?!

В голове вальсом закружились обрывочные воспоминания: древесные кроны с сочной листвой, радужные птицы, серебряные рыбки, пёстрые цветы, причудливые крабы… Это были последние фрагменты того мира, так и оставшегося для неё загадкой. Всё. Его больше нет. А значит, нужно поскорее его забыть, вычеркнув из памяти, чтобы потом не корить себя за этот поступок. Ведь пути назад уже не существует.

Пластинка с таблетками была слишком лёгкой, для того чтобы можно было закинуть её далеко. Лёгкий воздушный поток подхватил её, закружил. Быстро вращаясь, и сверкая упаковочной фольгой, «Иллюзиум» полетел, медленно и слегка наискосок падая вниз. Потоком его неукротимо тащило назад на палубу, и Ольга раздражённо подумала, что он сейчас прилетит обратно, но этого не случилось. Не долетев до края палубы всего несколько сантиметров, таблетки скрылись за бортом, едва слышно прошуршав по нему. Теперь уже поздно было жалеть о них, и раздваиваться в помыслах. Дело было сделано. Хмурая Ольга постояла немного, разглядывая туман, потом махнула рукой, развернулась, и побрела обратно, понуро опустив голову.

Фенита ля комедия!

Сползая по камню вниз — к его основанию, Евгений без сил опустился на холодные плиты, и беспомощно закрыл глаза рукой. Предчувствия Хо сбылись. Ольга оставила его, не поверив иллюзиям, не признав его любви. Она вышла из игры легко и необдуманно. Не выдержав первого испытания. Теперь всё кончено…

Скукожившись, и вцепившись себе в волосы, Евгений сидел, прислонившись спиной к каменной плите, и тихонько выл, как раненый волк, ожидающий последнего выстрела из кустов. И лишь одна искорка надежды почему-то неугасимо светилась в глубине его истерзанной души. Почему она продолжала гореть, не смотря на то, что, казалось бы, игра проиграна, и надеяться уже не на что, Евгений не понимал. Он просто продолжал жить ради неё, упрямо веря в то, чего уже не было. Что-то подсказывало ему, что это ещё не конец, и что рано опускать руки. Время ещё есть. Осталось только ждать. Ждать и верить. Больше ничего.