Геннадий Осипов шёл по коридору красной палубы в сторону радиорубки, когда вдруг услышал странный шум, доносившийся из каюты старпома. Приоткрыв дверь, он в недоумении воскликнул:
— Это, ты?
Посреди каюты, на полу лежал раскрытый чемодан, в который поспешно собирал вещи его друг Фёдор. Услышав голос Гены, он остановился, и перевёл на него свой сосредоточенный взгляд.
— Привет. Ты куда собрался? — с удивлённой улыбкой спросил Осипов.
— Куда подальше, — старпом продолжил укладывать свои вещи. — И тебе, кстати, советую сделать то же самое. Пока не стало слишком поздно.
— А что здесь происходит, ты знаешь? — Гена вошёл в каюту, заперев за собой дверь.
— Теперь знаю, — мрачно ответил Фёдор. — Поэтому и сваливаю отсюда. Да где же маслёнка? Куда я её подевал?
— Может ты, всё-таки, расскажешь мне о происходящем? Я действительно не в курсе.
— Это плохо, что ты не в курсе. Поэтому оно вас и жрёт, так же, как жрало нас. Маслёнка, где же моя маслёнка? Ты случайно её не видел?
— Погоди, я не совсем тебя понимаю, Федь, кто нас жрёт?
— Как кто? Хо, конечно же. Днём оно спит, а ночью — выходит на охоту.
— Хо? А какое оно?
— Страшное, как сам страх. Знаешь поговорку «у страха глаза велики»? Вот, это про него. У Хо действительно глаза велики. О-очень велики. Слушай, да куда же маслёнка подевалась?!
— Зачем тебе маслёнка-то?
— Надо! Необходимо заправить баллон. Это важно. Я должен успеть. Да где же она, ну, ё-моё?!
— Нет, с тобой явно что-то не в порядке. Но я всё равно рад, что ты живой.
— Да какого чёрта? Разве это жизнь? — свернув тельняшку, Фёдор уложил её в чемодан. — И если ты не пошевелишься, то сильно пожалеешь.
— Что я должен делать?
— Думай, думай, Генка, ты же всегда был башковитым. Пораскинь мозгами. Вы лишились пятерых. На очереди, либо ты, либо она. Как думаешь, на кого падёт жребий?
— Постой, погоди, как это пятерых? Сергей всё ещё с нами.
— Ошибаешься, — усмехнулся старпом. — Он уже с нами.
И тут Осипов увидел Сергея, сидящего на койке, прижавшись спиной к стене. Того сильно лихорадило, а изо рта шёл пар, как на морозе.
— Серёга? — бросился к нему Геннадий. — Только не это! Нет, не надо, прошу тебя!
— Поздно, Ген, — выдохнул тот вместе с паром. — Оно оказалось сильнее. Опасайтесь Даркена Хо. Уберегите себя от ада.
— Чем я могу тебе помочь?!
— Ты готов спуститься за ним в преисподнюю? — упаковав чемодан, Фёдор подошёл к нему, и положил руку на плечо. — Лучше не надо. Тем более, что это не твоё бремя. Ну, давай прощаться? Эх, маслёнку-то я так и не нашёл. Плохо.
— Подожди, куда же ты?
Гена обернулся к другу, но того уже и след простыл.
— Что же это творится такое?! Серёга, может тебе одеяло дать, ты дрожишь весь. Тебе холодно?
— Мне больно. Боль раздирает меня изнутри. Всё горит. Я долго не выдержу. Нет сил терпеть эти мучения. Закрой мои глаза, Даркен Хо! Закрой мои глаза!
Изо рта Сергея повалил дым, язык воспламенился, и дыхание стало сопровождаться огненными всполохами. Его глаза загорелись, закипели, и, лопнув, вытекли, с шипением запекаясь на раскалённых щеках. Из пустых глазниц вырвалось два огненных факела. Огонь охватил кровать, затем перекинулся на стол, и вот уже заполыхала вся каюта.
Отступая назад, Геннадий с ужасом смотрел, как обгорающий остов его друга, в самом центре этой инфернальной Геенны, выгибается, и протягивает горящие руки к потолку, точно моля кого-то о пощаде. Нога Осипова задела какую-то бутыль, стоявшую на полу. Та упала, покатившись прямо в огонь. — «Да ведь это же маслёнка, которую искал Федька!» — в последнюю секунду осознал капитан. Выливающееся масло громко зашипело, бутылка как-то странно раздулась, словно воздушный шарик, и вдруг лопнула, породив чудовищной силы взрыв, от которого Гена тут же проснулся.
Полежав какое-то время, таращась в потолок, капитан понемногу пришёл в себя после более чем странного сновидения. Протерев заспанные глаза, и широко зевнув, он выбрался из-под одеяла. Затем, Геннадий, кряхтя, поднялся со своей лежанки, и первым делом посмотрел на Сергея. Тот лежал на своей койке, глядя пустым взглядом куда-то в сторону. Он абсолютно не обращал внимания на перемещения Осипова, что уже было подозрительным.
— Ты как, дружище? — шёпотом спросил у него Гена.
Тот не ответил. Даже глазом не повёл.
— Эй, — капитан легонько толкнул его в плечо. — Ты меня слышишь?
— Слышу, слышу, — тихо произнёс Сергей.
— Ф-фух, ты так не пугай. Это не смешно.
Немного успокоившись, Осипов принялся убирать своё ложе. Его возня разбудила Ольгу.
— Сколько времени? — первым делом спросила она.
— Без пятнадцати девять, — капитан бегло взглянул на часы, лежавшие на столике. — Сегодня мы что-то разоспались. Я планировал встать гораздо раньше. Проснулся в пять, думаю, ещё часок покимарю, и буду подниматься. И тут меня враз как будто бы отключило. Полный отруб. Даже сон какой-то дурацкий увидел. Бывает же такое.
— Как поживает твоя больная рука?
— Замечательно. Я уже успел забыть, что она у меня болела. Пойду, умоюсь.
Захватив полотенце, Гена отправился в душевую кабину.
— Серёж? — спрыгнув с койки, Ольга подошла к своему другу. — Ты себя хорошо чувствуешь?
— Нет, — ответил тот, не переводя на неё своих стеклянных глаз.
— У тебя что-то болит? Что?
— Это невозможно описать словами. Это не поддаётся никаким определениям… Это…
— Боже мой, Серёженька, ты тоже заразился…
— Это не болезнь. Это рок.
— Скажи, как я могу тебе помочь? Что я должна сделать?
Сергей взглянул на неё, и вдруг его взгляд просветлел. Он скомкал рубашку на её груди, и, подтащив к себе, сухо зашептал:
— Оно держит меня взаперти. Ты должна мне помочь. Эта пытка нестерпима. Оно и сейчас продолжает меня пожирать. Молю тебя. Избавь меня от мучений. Оно говорит, что только ты можешь это сделать…
Шум воды в душевой кабинке оборвался. Сергей тут же умолк, разжав пальцы, и отпустив подругу.
— Что сделать? Что?! — не сдерживая слёз, шелестела Ольга.
— Ad inf?ros descendere, — злобно прошипел Серёжка, и, плотно сжав губы, отвернулся к стене.
— Серёга, подъём! — вышел из душа Геннадий. — Хватит бока отлёживать, лодырь. Нас ждёт работа.
— Да погоди ты, Генка! Не видишь, что ли, плохо ему, — набросилась на него Ольга.
— А что такое? С ним же, вроде бы, всё нормально было, — опешил тот.
— Нормально, для ненормальных. Он заразился.
— Да брось. Не может этого быть.
— Ещё как может!
— Ну чё вы расшумелись? — наконец заговорил сам Сергей. — Чё кудахчете?
— Это правда? Ты действительно заразился? — спросил Гена.
— Может хватит чушь пороть, а? Ничем я не заразился, — он начал медленно подниматься с кровати.
— Но ты же только что… — в полнейшем непонимании пролепетала Оля.
— Что, «только что»? — перебил её Сергей. — Не выспался я, вот и вся недолга. Всю ночь с боку на бок ворочался как проклятый. Башка чугунная.
— Ольга, ты, прежде чем делать выводы, удостоверься сначала, хорошо? А то я тебе чуть было не поверил, — сердито произнёс капитан, побледневший от нахлынувшего было волнения.
— Но я же… — растерянно пискнула девушка.
— Вот-вот, — вновь отрезал Сергей. — Думай, прежде чем говорить. Нечего панику сеять попусту.
Его взгляд был холоден и жесток.
— Ладно, проехали. Не знаю как ты, а я страстно желаю поскорее закончить работу наверху, — произнёс Гена.
— Идём-идём, — натягивая брюки, ответил приятель.
— Умываться будешь?
— Ну, нафиг. Не хочу.
— Как знаешь. Тогда пошли.
Капитан отправился на выход. Сергей поплёлся за ним. Напоследок он, как бы невзначай, коснулся Ольгиной руки, и та почувствовала в этом лёгком касании что-то прощальное, словно Сергей уходил навсегда. В эту секунду, его глаза вновь выражали живую мольбу, скрытую от всех непосвящённых. Его тоскливый, умоляющий взгляд Ольга запомнила навсегда. Словно истинный Сергей был заперт в собственном теле, и лишился возможности управлять им по своей воле.
Ребята покинули каюту, и их шаги постепенно стихли в глубине коридора, а Ольга ещё пару минут смотрела на закрытую дверь. Она была подавлена и крайне растеряна.
— «Что же означала его последняя фраза?» — мучительно соображала она. — «Чёртова латынь! Как же она переводится?»
— «Спуститься в ад», — ответил ей голосок Лиши. — То есть, он имел в виду, что ты должна спуститься за ним в ад.
— Что это означает? Какая-то метафора?
— Да уж какая тут может быть метафора? — ящерка вскарабкалась на подушку, и, моргая чёрными глазками-бусинами, продолжила. — Всё очень даже буквально. В данный момент, его нещадно-истязаемая душа находится в таком месте, которое иначе как адом и не назовёшь. Сейчас Хо подвергает его энергетическую сущность поистине чудовищным экзекуциям. Ведь оно ещё не насытилось им сполна.
— Что ты такое говоришь, ради бога, прекрати! Он здесь. Он с нами. Я чувствую это. Те, заражённые, они были другими: опустошёнными, безликими. А Серёжа… Он пытается бороться!
— Репликант — отслоившаяся оболочка, пытается установить с тобой контакт через сомнамбулу — материальную оболочку, находящуюся под контролем Хо. Связь очень нестабильна, потому что Хо этому активно препятствует. Хотя, препятствует ли?
— О чём ты?
— О том, что это запросто может оказаться ловушкой. Если Хо допускает просачивание сигналов подобного рода, значит видит в этом какую-то выгоду.
— Да пошло оно, это Хо! Я хочу спасти своего друга!
— Я понимаю.
— Почему Сергей скрывает это от Гены? Почему притворяется, что всё нормально?
— Это не его инициатива. Хо управляет им.
— Как же меня достала эта сумеречная тварь! Ненавижу её!
— Энергия материальной оболочки предельно истощена. Полагаю, что сомнамбула вот-вот отключится.
— Послушай, — Ольга взяла Лишу с подушки, и, несильно зажав в кулаке, поднесла её к лицу. — Скажи мне, только честно, его ещё можно спасти?
— Теоретически, да, — с явной неохотой ответила ящерка. — Я не исключаю такой возможности. Но шансы на успех крайне малы.
— Что нужно для этого сделать? Скажи мне!
— Всё зависит только от воли Хо. Но я сильно сомневаюсь, что оно отпустит свою добычу.
— Твои сомнения меня не интересуют. Я должна действовать, пока ещё не поздно, — Ольга опустила Лишу на стол, и вынула «Иллюзиум».
— Что ты собираешься делать? — спросила та.
— Надо как можно скорее разыскать Хо. Я должна постараться убедить его оставить Серёжу в покое.
— А если не получится?
— Тогда пусть оно пеняет на себя.
— Ни один здравомыслящий человек не решился бы совершить столь безрассудный поступок. А те, кто имели несчастье познакомится с Хо, отдали бы всё на свете, лишь бы не встречаться с ним никогда. Судя по твоему суицидальному решению, ты либо имеешь слишком примитивное представление о нём, либо в конец лишилась способности мыслить адекватно.
— И ты ещё рассуждаешь об адекватности? Да какое тебе дело вообще до всего этого? Сергей тебе никто. Он тебе безразличен! А мне — нет. Я должна его вытащить из этой беды!
Не ходи к нему! Не делай этого, любимая, не надо! Это безрассудство тебя погубит! Ради всего святого, одумайся!
— Опять ты! — провыла Ольга, и раздражённо постучала ладонью по своему лбу, словно пытаясь вытряхнуть из своей головы звучащий внутри голос.
Послушайся меня, не ходи туда!
— Я без тебя знаю, что мне делать.
Нет, ты не знаешь!
— Оставь меня в покое, пожалуйста! Я не хочу тебя слушать! Отстань от меня!
Голос умолк, и более не повторялся.
— Это я не тебе, — заметив, что Лиша приняла её слова на свой счёт, поспешила оправдаться Ольга. — Не обращай внимания. У меня окончательно едет крыша. Я двинулась…
— Одолевают голоса в голове? — понимающе кивнула ящерка. — Полагаю, что это Женя пытается тебя о чём-то предупредить.
— Какой мне толк от его предупреждений? Я и без него прекрасно знаю, что мне угрожает опасность. И что мне нельзя встречаться с Хо. Знаю! Но мне необходимо с ним встретиться! Я должна спасти Серёжу. Вместо того, чтобы лезть в мою голову со своими навязчивыми предостережениями, лучше бы помог мне. Тоже мне, ангел-хранитель выискался.
— Может, всё же имеет смысл прислушаться? — осторожно предложила Лиша.
— И ты туда же?! Не пытайся меня отговорить. Если хочешь помочь, либо посодействуй мне хоть как-нибудь, либо исчезни.
— Путь, который тебе предстоит преодолеть, суров и труден. Ты уверена, что сможешь отыскать то, что тебе нужно?
— Я сделаю всё, что смогу. Ведь мне есть за что бороться, пусть это и кажется тебе безрассудством. В любом случае, это лучше чем сидеть, сложа руки, и надеяться на чудо.
— Как же часто мне приходится это слышать, — вздохнула ящерка. — Вижу, что спорить с тобой бесполезно. Но и позволить тебе бестолково сгинуть там, в сумеречном мире, я никак не могу. Если ты окончательно и бесповоротно решила отправиться в это страшное путешествие, то тебе необходимо взять меня с собой.
— А могу ли я тебе доверять?
— А выбора тебе никто не давал. Без проводника в чужом мире ты и десяти минут не протянешь. Заблудишься, потеряешься и исчезнешь. Навсегда.
— Хм…
— К тому же, я знаю кратчайший путь к обиталищу Даркена Хо.
— Ладно-ладно, всё, убедила, — сдалась Ольга. — Ты пойдёшь со мной. Но смотри мне, без фокусов! Только попробуй обмануть, или завести куда-нибудь не туда…
— Ты встретишься с Хо. Клянусь хвостиком.
— Смотри у меня, — погрозив ей пальцем, Ольга взяла Лишу со стола, и усадила к себе в карман. — Лады. Думаю, можно отправляться.
— Не торопись, — ответила ящерка. — Сейчас ещё рано. Сначала они должны вернуться.
— Кто?
— Твои друзья.
— Но ведь я специально выбрала момент, пока их нет. Свидетели нам не нужны. Или я чего-то не понимаю?
— Скоро сомнамбула окончательно исчерпает весь свой ресурс, и будет возвращена в каюту. Присутствие материальной оболочки Сергея сыграет нам на руку. Благодаря ей, нам будет проще обнаружить местонахождение энергетического репликанта в ноосфере. Даже когда энергетическая и материальная оболочки разделены, между ними всё равно остаётся связь, пока одна из них не погибает. И эта связь приведёт нас к пленённой душе Сергея.
— А как же Гена?
— Он тоже нам понадобится.
— Но как?
— Слушай внимательно, и запоминай. Всё что от тебя требуется — это уговорить Гену разбудить тебя в строго установленное время. Сколько сейчас на твоих часах?
— Половина десятого.
— Ровно в одиннадцать ты должна проснуться. Ни раньше, ни позже. Будешь разбужена раньше — превратишься в сомнамбулу, проснёшься позже — хм, да что я говорю, позже ты можешь не проснуться вообще. Поэтому Гена должен непременно разбудить тебя в одиннадцать часов. Будить тебя он должен специальным образом. Пусть хорошенько смочит ваточку водой, и протирает твои веки и губы, негромко повторяя «возвращайся, возвращайся». Когда твои мускулы на лице начнут рефлексивно подёргиваться, пусть начинает легонько трясти тебя за плечи, повторяя то же слово. И так, пока твои глаза не откроются. Только так можно вывести тебя из транса искусственным путём, при этом, не травмировав твою психику. Любое нарушение этого правила может быть чревато наихудшими последствиями, вплоть до фатальной репликации.
— А почему я должна проснуться именно в одиннадцать?
— Потому что ты заснёшь ровно в десять. На всё про всё у тебя один час. Ровно столько, чтобы отыскать Хо, и пообщаться с ним без особого вреда для психического здоровья. Днём оно не сможет оказать на тебя серьёзное влияние так же быстро, как ночью. Потому что в это время суток его возможности достаточно ограничены. Ты должна этим воспользоваться, и покинуть его мир раньше, чем оно овладеет твоим разумом. Вот поэтому, мы с тобой и должны подстраховаться, оставив спасительную нить, которая выведет нас обратно — в реальный мир. «Бережёного — бог бережёт».
— А мне точно хватит отведённого времени?
— Более чем. Так ты всё запомнила? Когда появится Гена, я не смогу тебе напоминать.
— Да запомнила я, запомнила, не волнуйся.
— Я-то не волнуюсь. А вот тебе — стоило бы.
— Сейчас я волнуюсь совсем о другом… — печально ответила Ольга.
Работа шла полным ходом. Осталось как следует закрепить стропила, и водрузить на них мотобот. Решив усилить наиболее ненадёжный участок конструкции, Гена приколачивал к шатким подпоркам дополнительные бруски, туго стягивая их верёвками и проволокой.
— Ну вот, всё понадёжнее будет, — с натуженным удовлетворением подвёл он итог, пошатав рукой и попинав ногой укреплённую опору. — Эх, жаль, что я не умею со сварочным аппаратом обращаться. Можно было бы всё тут как следует приварить. Намертво держалось бы. А то на каких-то соплях крепится, смотреть тошно. Глядишь, и переломится ещё при спуске. Сам бот ещё не так много весит, а вот мотор у него тяжёлый. Может всё-таки лучше будет нам этот мотор отдельно спустить? А? Как ты думаешь?
Сергей промолчал.
— Я бы определённо считал это идеальным вариантом, если бы не боялся, что мы его утопим, пока спускаем, и крепим к боту на воде, — подойдя к лодке, капитан упёрся загорелыми руками в её борт. — Ну, как говорится, меньше слов — больше дела. Давай ка с тобой установим это корыто на стропила. Хватайся с той стороны. Готов?
Безмолвно подхватив мотобот под днище, Сергей кивнул.
— Давай. Приподнимаем. И-р-раз!
Нехотя поддаваясь их усилиям, моторная лодка стала медленно поворачиваться к стропилам, сползая со своего металлического постамента.
— Так-так, аккуратнее, не спешим, — пыхтя, руководил Геннадий. — Давай теперь на меня немного, на меня.
Потихоньку стаскивая моторку с подставок, ребята немного замешкались. От окончательного разворота лодки, с последующей её установкой на самодельные сходни, друзей отделял сущий пустяк — винт, так некстати зацепившийся за заднюю опору стропил. Чтобы освободить застрявший мотобот, необходимо было немного приподнять его корму. Попытавшись это сделать, Сергей вдруг как-то странно крякнул, закашлялся, и согнулся, точно от резкого приступа радикулита. Борт выскользнул из его рук, и днище с тяжёлым стуком упало на палубу.
— Эй! Ты чего! — воскликнул Осипов. — Ты не зашибся?
В лице Сергея не было ни кровинки. Тяжело дыша, он стоял, опираясь на лодку.
— Что с тобой? — подбежал к нему капитан. — Болит что-то? В спину вступило?
— Н-не знаю… Но что-то мне худо, — всё что мог ему ответить тот.
— Так. Вот что. Ступай ка ты обратно в каюту. А я тут сам справлюсь как-нибудь. Давай-давай, иди, тебе сейчас лучше не напрягаться. Полежи, отдышись, и не рыпайся. Тут осталось совсем немного работы. Я как закончу — позову вас.
Сергей кивнул, и, пыхтя, поплёлся к лестнице.
— Погоди, — догнал его Гена. — Я тебя провожу. Что-то твой вид мне совсем не нравится, друг.
Возвращаясь назад, Осипов не без опасения отметил, как резко ухудшилось состояние приятеля. Словно краткосрочная физическая нагрузка выжала из него последние силы. Сергей плёлся по коридору, точно дряхлый старик, едва передвигая ноги. При этом он кряхтел и постанывал. Когда до каюты оставалось рукой подать, он вдруг споткнулся, и, если бы не вовремя подоспевший Геннадий, непременно рухнул бы на пол.
— Держись, браток, мы почти дошли!
— Гена, — Сергей вцепился ему в плечо и, заглядывая в лицо, с большим усилием выдавил из себя. — Прости!
— Что? О чём ты, парень? За что ты просишь прощения?
— Мы с Бекасом… Мы думали, что это ты. Мы подозревали тебя. Прости нас, — мышцы Сергея расслабились, и он повис на руках капитана.
— Не сдавайся! Слышишь? Не сдавайся! — Осипов поволок его на себе до каюты. — Я тебя вытащу, ты главное держись, ладно? Держись!
Остановившись перед нужной дверью, он пару раз пнул её ногой. Ольга тут же отворила её, и, в сильнейшем волнении, отступила назад, впуская их в каюту. Сопя и отдуваясь, Осипов дотащил Сергея до койки, и, как можно аккуратнее, уложил его.
— Что с ним? Что стряслось? — лепетала Ольга у него за спиной.
— Я не знаю. Мы поднимали лодку, когда он вдруг начал кашлять и… Слушай, может быть у него сердечный приступ? Может, какие-то лекарства нужны?
— Он никогда на сердце не жаловался. Нет, Ген, это не сердце. Это другое, — Ольга положила руку на холодеющий лоб Сергея.
— Корабельная зараза?
— Она самая. Непонятно только, зачем он отрицал это. И чего добился своей ложью.
— Да, ё-моё! Мы что, ничем не можем ему помочь?! Он же умирает! Пощупай его руку. Она же холодная как лёд! Блин, ну так же нельзя!
— Конечно нельзя. Он ещё не умер, хоть и теряет энергию с ужасной быстротой. Но помочь ему ещё можно. Хотя бы попробовать…
— Как, Оль?! Ты мне только скажи, что делать — я помогу! Я ведь того, в медицине полный ноль. Ну, это, в оказании первой помощи, ещё кое-как кумекаю. Ну, там, валидол под язык сунуть, искусственное дыхание сделать, шину наложить, рану перетянуть… Но с таким дерьмом я ещё ни разу не сталкивался. Я понятия не имею от чего его лечить!
— Гена, послушай меня, присядь, я сейчас тебе кое-что расскажу, только прошу, верь мне. Хоть это, возможно, и прозвучит как бред сивой кобылы, но это, наверное, единственный способ спасти Серёжку.
— Хорошо, хорошо, — Осипов послушно сел на кровать. — Я внимательно тебя слушаю.
— Мне удалось кое-что разузнать об этой странной болезни. Не спрашивай, как. Сейчас нет времени рассказывать об этом. Могу сказать одно, причина кроется в ментальном воздействии извне. Этот корабль — связующее звено между двумя мирами. Мы застряли в промежуточной вселенной, между нашим миром, и миром чужим. Проблема в том, что существа, населяющие параллельный мир, питаются нашей энергией. Для этого они отделяют наш разум от нашего тела. В результате получаются сомнамбулы — фактически зомби, чьи тела всё ещё продолжают функционировать, в то время как разум уже давно перекочевал в совершенно иное пространство.
— Ты сама это придумала, или где-то вычитала? — спросил Гена.
— Не то и не другое. Повторяю, я пока не могу тебе рассказать, откуда мне стало это известно. Можешь считать меня чокнутой дурой — мне наплевать. Сейчас для меня первоочередная задача — спасти Сергея. И я хочу, чтобы ты мне помог. Если у тебя есть альтернативные способы, как помочь нашему погибающему другу — я готова тебя выслушать. Но если предложить тебе нечего — изволь прислушаться к моему плану.
— Извини. Во всё это мне верится с большим трудом.
— Понимаю. Но что поделать? Так ты готов меня дослушать?
— Да. Продолжай.
— Я должна попытаться вытащить Серёжку из сумеречного плена. Для этого я должна сама погрузиться в транс, чтобы проникнуть в параллельную вселенную, в которой заперт его разум. Мне придётся добровольно пойти на этот риск, чтобы отыскать заблудившееся сознание Сергея, и помочь ему выбраться обратно — в реальность, для воссоединения с материальной оболочкой. Понимаешь? Да я сама бы во всё это не верила, если бы… В общем, я не прошу тебя верить мне, я только хочу, чтобы ты помог мне вовремя выйти из транса.
— Каким образом я должен это сделать?
— Сейчас я приму снотворное, и засну. Ровно в одиннадцать ты меня разбудишь. Это всё, что я прошу. Ты поможешь мне?
Гена поглядел на свои часы.
— В одиннадцать? Ну это ещё куда ни шло. А ты успеешь сделать всё, что задумала?
— Я постараюсь. Но ты непременно должен разбудить меня в указанное время. Иначе быть беде.
— «Чем дальше в лес — тем больше дров». Не знаю, кто из нас двоих сошёл с ума, но я действительно не вижу никаких альтернатив, и согласен даже на проведение шаманского ритуала, лишь бы помочь Серёге.
— Я рада, что ты согласен. Теперь слушай внимательно. Я расскажу, как нужно меня будить.
Ольга изложила вконец озадаченному капитану правила, установленные Лишей. Тупо выслушав их, Осипов произнёс:
— А что, все эти сложности тоже необходимы?
— Да.
— Вот, дурдом.
— Ты обещаешь мне, что сделаешь всё именно так?!
— Да обещаю, обещаю! Смотри, сама что-нибудь не натвори со своими мистическими экспериментами. А то станешь как они, — Гена кивнул в сторону Сергея.
— У нас мало времени. Мне пора пить снотворное, — Ольга вынула «Иллюзиум».
— Это точно снотворное, а не отрава какая-нибудь?
— Не говори глупости. Я не собираюсь травиться. Но если ты не сделаешь всё, как я тебе сказала, то будь уверен — этот разговор станет для нас последним. Ну, до встречи!
Проглотив таблетку, Ольга легла на кровать, и закрыла глаза.
— Боже, да что же это происходит-то? — прошептал Геннадий. — Зачем я во всём этом участвую? За что мне такие испытания? О-ох, грехи мои тяжкие…
Дорога в ад берёт своё начало от материнской утробы. Она вымощена людскими пороками, а на обочинах её кустится чертополох ненависти, нетерпимости и жестокости, взрощенный лёгкой человеческой рукой, в мире, в котором одно разумное существо подавляет другое, где жизнь, свободу и любовь меняют на грязную бумагу, где прогресс куётся ради войны. Ад не был создан Богом. Ад воздвигли люди, чтобы жить в нём.
Первым ощущением Ольги, очнувшейся от переходного помутнения сознания, была острая нехватка воздуха. Что-то душило её, перекрывая дыхательные пути. Окончательно придя в себя, она обнаружила, что лежит, уткнувшись лицом в подушку. Приподняв голову, девушка сделала глубокий глоток воздуха, после чего как следует отдышалась, насытив лёгкие кислородом. Получив кислородную дозаправку, мозг заработал активнее, и это позволило Ольге быстро сбросить оцепенение минувшего полусна.
Где-то гулко тикали часы и журчала вода. Койка определённо была корабельной, хотя, по всем ощущениям, она находилась уже не в каюте. Было светло и просторно. Оглядеться по сторонам Оля решилась не сразу. Тихонько подтянувшись к краю койки, она осторожно выглянула за него, и увидела внизу воду. По ровной глади плавала листва и мелкие веточки. Откуда-то сверху падали редкие капли, вызывая короткие всплески и расходящиеся круги. В толще воды, под самой кромкой поверхности, плавали неторопливые рыбки.
Глядя на своё мутное, шатающееся отражение, Ольга осторожно спустила руку с кровати, и дотронулась указательным пальцем до воды.
Внимание! Критический уровень репликации! Внимание! Критический уровень репликации!
Девушка вздрогнула, нарушив идеальную гладь водяного зеркала. Странное предупреждение, прозвучав в её голове бесстрастным голосом дежурного робота, откликнулось затихающим эхом где-то в глубине сознания, и пропало, оставив после себя лишь недоумение.
— Ч-что? — прошептала Ольга. — Что это значит?
Она подняла руку от воды, и обнаружила, что вода тянется вслед за её пальцем, точно клей.
— Да что за…
Когда она попыталась стряхнуть прилипшую к пальцу клейкую воду, то поняла, что это не так то просто. Клейковина растягивалась, но не отлипала. Тогда Ольга энергичнее затрясла рукой, вызвав сильные колебания на воде, от чего кровать начала шататься и раскачиваться. Стало понятно, что своими рывками девушка всколыхнула не только воду, но и всё пространство, окружавшее её. Расшатанный мир дёргался и плескался, швыряя кровать из стороны в сторону. Испуганно вцепившись в края своей койки, Ольга зажмурила глаза. Она боялась, что её вот-вот вытряхнет из постели очередной рывок сбесившегося пространства. Но этого, к счастью, не произошло. Колебания постепенно затихали. Всплески прекратились, а тиканье часов сонно замедлялось, словно время останавливало своё течение.
— Тик… Так… Тик… Так… — с растущими интервалами работал часовой механизм.
Незримый маятник остановился. Какое-то время Ольга лежала в абсолютной тишине. Затем, она почувствовала лёгкий сквозняк, скользнувший по её затылку. Дуновение повторилось, заметно усилившись, и вот её уже обдувает настоящий ветер, игриво треплющий края одеяла.
— Ты на высоте, — послышался голосок Лиши.
— Твои комплименты сейчас неуместны, — сердито пробурчала Оля, приоткрыв глаза. — Я вообще не понимаю, что происходит, и куда я попала.
— Какие ещё комплименты? Ты неправильно меня поняла. Когда я сказала, что ты на высоте, я выразилась буквально.
— Что? — Ольга приподнялась на руках, и огляделась.
Вокруг раскинулось сплошное небо. На одном уровне с ней, точно стада исполинских баранов, проносились облака, гонимые ветром в необозримую даль. Украдкой бросив взгляд вниз, за край кровати, она тут же отпрянула назад, и замерла, съёжившись под одеялом. От высоты у неё закружилась голова.
— Понимаю тебя, — продолжала говорить Лиша. — Это всё равно, что спать на балконе без бортиков. Лучше не ворочаться с боку на бок. Не дай бог, свалишься с кровати.
— Объясни, что всё это такое?! — выкрикнула Оля в подушку, не открывая глаз.
— Я обнаружила, что тебя пытается захватить чужой разум. Но его воля не достаточно сильна, видимо, из-за неподходящего времени суток. Если ты не будешь ему поддаваться, то он не сможет тебя переманить в свою иллюзию.
— А вдруг это Хо? Может быть, имеет смысл поддаться ему? Может быть, оно само меня вызывает, и не придётся его искать…
— Нет, это не оно.
— А кто? Ты знаешь?
— Да. И ты тоже его знаешь.
— Женька? Женька пытается меня перехватить?
— А что ему остаётся делать? Он переживает за тебя. Но неволить тебя он не вправе. Как и я. Поэтому, в твоей власти принять его сигнал, или проигнорировать.
— Ты знаешь мою цель. Я не отступлюсь. Что мне нужно делать, чтобы не поддаваться этому перехвату?
— Знаю, что не отступишься. Ты настырная. А для сопротивления его воздействию особо усердствовать не нужно. Достаточно не обращать внимания на призывы, и не расслаблять рассудок. Будь собранной, и не отвлекайся на посторонние явления. Это скоро прекратится. Он быстро истратит свои последние силы, и отключится. Я чувствую, что это произойдёт совсем скоро.
— С ним всё будет в порядке?
— Да. Он отступит, и не будет тебя беспокоить, пока не восстановит свои силы.
— Хорошо. Ну а каков план моих действий, после того, как я избавлюсь от Женькиного преследования?
— Тебя ждёт сахарная башня. Её не придётся искать. Это спонтанная иллюзия, которая поможет тебе покинуть пси-диапазон Евгения, и выйти в глобальную ноосферу. Ну а там — как карта ляжет. «Либо в стремя ногой, либо в пень головой», как говорится.
— Сахарная? Прикольно. И где же она, эта башня?
— Ты уже на ней.
Тут Ольга почувствовала, что одеяло приобрело какое-то странное сыпучее свойство. Руки просачивались сквозь него, точно через песок. Зачерпнув горсть, она рассмотрела её, и осторожно лизнула кончиком языка.
— Это… Сахар?
— Именно поэтому башня и называется «сахарной», — ответила Лиша-невидимка. — Советую поторопиться. Стоять ей осталось недолго.
— Вот как? И что я должна делать? — Ольга приподнялась, ощутив как рассыпается сахарное одеяло.
— Вспомни уроки Евгения. Подключись к ноосфере. Без этого тебе не найти путь в мир Даркена Хо.
— Легко сказать «подключись к ноосфере». Это тебе не к Интернету подключиться.
Она поднялась на ноги, стряхивая с себя остатки сахара. Кровать рассыпалась, превратившись в сахарный холмик, насыпанный на вершине возникшего непонятно откуда, внушительных размеров куба, который, судя по всему, также состоял из твёрдого спрессованного сахара, и имел идеально-правильную форму. Эдакий гигантский рафинад. Ольга выбралась из кучи сахара-песка, и сделала несколько хрустящих шагов к краю кубической поверхности.
— Что произойдёт, если я вовремя не подключусь?
— Это всего лишь спонтанная, ассоциативная иллюзия. Она тесно граничит со сновидением, поэтому если у тебя не получится выйти в ноосферу, то ты заснёшь, и ничего не добьёшься. Попытка у тебя только одна, поэтому придётся постараться.
— Вспомнить бы ещё, с чего начать.
Подойдя к краю, она остановилась, оглядывая раскинувшуюся вокруг панораму. Внизу, вокруг башни, высились глянцевые стены колоссальной цилиндрической ёмкости, поднимающиеся гораздо выше сахарного куба, на котором стояла девушка. Сама башня была установлена на дне этой циклопической бочки, прямо по центру, и состояла из нескольких одинаковых кубов, установленных друг на друга.
— Ну вот, — вдруг произнесла Лиша. — Началось.
— Что началось-то?
Со стен, окружающих башню, ровными потоками заструилась вода. Вскоре, по всей окружности образовался сплошной водопад. Скапливаясь внизу, жидкость принялась подтапливать основание башни. Сахарный столб начал темнеть, пропитываясь влагой снизу вверх. Послышался хруст блоков, проседающих под тяжестью верхних кубов.
Взглянув себе под ноги, Ольга обнаружила, что сахарный пол становится прозрачным. Его поверхность стала мягкой и сырой. Ступни погрузились в него по щиколотку. Опасливо пятясь назад, девушка чувствовала, как её ноги увязают в сахаре всё глубже и глубже. От тяжести её тела, край куба начал осыпаться. Сахар, шурша, обрушивался вниз, с плеском падая в воду, уровень которой уже покрыл нижний куб.
Растворившись, основание башни рассыпалось, заставив всю постройку резко просесть вниз, и накрениться до критического угла. Кубы стали медленно сползать один с другого. Оля пыталась зацепиться руками за размокающую поверхность кренящегося куба, но пальцы свободно скользили, оставляя борозды в мокром сахарном снегу. Не успела она доехать до края, как башня окончательно развалилась. Верхние кубы посыпались в воду, вызывая шумные всплески.
Вместе с остатками башни упала и Ольга. Горячая вода сначала обожгла её, но тело очень быстро привыкло к этой температуре. Из-за обилия сахара, жидкость напоминала сироп, как по вкусу, так и по вязкости. Вокруг плавали мелкие чёрные частицы, похожие на чаинки. На дне растворялись нагромождения из остатков башенных блоков. Ольга погружалась всё глубже, не переставая размышлять о происходящем.
«Где смысл? Что всё это может означать? Глупость. Бессмыслица. Наверное, Лиша обманула меня, и я заснула. Всё это мне снится, должно быть». Её тело мягко легло на сахарное дно, утонув в нём как в сугробе. «Что я должна делать? Что вообще можно сделать, когда нет никаких зацепок, идей, нитей, за которые можно ухватиться. В этой иллюзии не больше смысла, чем в…» Сердце ёкнуло. Она открыла глаза. Вода приобрела цвет тёмного янтаря. Странные частицы чёрными снежинками кружились повсюду, оседая на дно.
— …чем в чашке чая, — устно закончила свою мысль Оля, выпустив изо рта столбик пузырей.
В понимании происходящего не было ровным счётом никакого полезного смысла, но само это осознание уже дало какой-то непосредственный сдвиг. Реальный толчок, от которого можно было начинать двигаться в нужном направлении.
Так значит, она попала в обычную чашку чая. Теперь понятно, что имела в виду Лиша, когда говорила про «ассоциативно-спонтанную иллюзию». Это не выдумка, и не заведомо выстроенный мир. Это первая попавшаяся спонтанная ассоциация, взятая с одной из многочисленных полок её собственной памяти. У неё не было подготовлено никаких стартовых фантазий, поэтому разум наугад выхватил из хранилища воспоминаний то, что, как говорится, под руку попалось.
Возможно, она когда-то, от нечего делать, засмотрелась на кубики сахара, тающие в стакане чая, и теперь эти мысли обрели иллюзорную фактуру, сделав её своим центром. И суть кроется вовсе не в этом, а в том, что сахарная башня не существует даже в иллюзорном мире. Это всего лишь поспешно смоделированная декорация, которая служит банальным занавесом…
Нужно вспомнить, что говорил Евгений, когда обучал её создавать собственный мир. Ведь он начал своё обучение именно с того, как настроиться на ноосферу. Можно выбрать в ней собственную нишу, а можно пойти по уже созданному пути. Но сначала нужно очистить сознание. «Нужно успокоиться, сосредоточиться, и попытаться убедить себя, что этот мир — нереален. Как во сне, незадолго до пробуждения». Как там было с мячиком? «Отринуть частное, и сконцентрироваться на общем». К ноосфере не нужно подключаться. Я уже в ней. Я часть её. Мне только нужно выбрать свой путь.
Чаинки закружились, всё быстрее и быстрее. Мощный водоворот подхватил Ольгу, и начал гонять её по кругу, крутя, и ударяя об стены.
— Этого нет! — закричала девушка. — Этого нет, и быть не может!
Хаос чаинок, казалось бы, мешавший ей сосредоточиться, напротив — сыграл добрую службу, рассеяв сознание, и оторвав от концентрации на определённых участках иллюзии. Воспользовавшись этим подспорьем, Ольга быстро избавилась от навязчивых ассоциаций, отвлекавших её. Почувствовав, что всё вокруг неё расплывается, превращаясь в мутную кутерьму, она рванулась наверх, и, подхваченная обузданным потоком, взмыла в высь, как ракета. Хотя теперь, где верх, а где низ — было уже непонятно. Она пробила остатки расползающейся на клочки туманности, в которую превратилась недавняя иллюзия, и оказалась в великой пустоте.
Но пустота ли это была? Ольга и представить себе не могла, что пространство может быть пустым, и заполненным одновременно. Это вселенское ничто в то же время являлось всем. Человеческий разум не мог дать чёткого определения тому, что воспринимал. Он лишь ощущал это, улавливая на каком-то запредельном уровне.
Сначала, всё это ассоциировалось с нахождением в большой шумной толпе, где все что-то говорили, обсуждали, растолковывали. И, вкупе, этот многоголосый гомон попросту не усваивался, потому что мозг не успевал уловить ни одного отдельного оратора.
Потом, появились зрительные образы, вспыхивающие в сознании с невероятной быстротой, меняющиеся, и наслаивающиеся друг на друга бесконечной чередой. Отдалённо это напоминало быстрое переключение каналов телевизора, или же просмотр сотни телепрограмм на сотне экранов одновременно. Ольга почувствовала, что слушает бесчисленное множество лекций, историй, анекдотов, вопросов и объяснений, признаний и угроз, оскорблений и похвал, на разных языках, в разных тональностях. Перед ней пролистывались нескончаемые страницы книг и журналов. В дополнение к этому, она как будто слушала и смотрела единовременно тысячи переплетающихся радио и телевизионных передач, заодно посещая с десяток web-страниц за секунду. Поток информации рос в геометрической прогрессии. И вскоре девушка поняла, что вот-вот лишится рассудка. Её ограниченный человеческий ум был не в состоянии выдерживать такие титанические перегрузки. Он попросту не был на них рассчитан.
Когда переполнение сознания достигло критической черты, всё вдруг стихло, отодвинувшись на второй план. Перед ней появился большой мыльный пузырь, в центре которого кружилась Лиша. Остановив своё вращение так, чтобы оказаться лицом к лицу с Ольгой, ящерка произнесла:
— А, вот ты где.
— Наконец-то, ты появилась.
— У меня не было возможности выходить на прямой контакт с тобой, пока ты была на переходе. Поздравляю, у тебя получилось.
— Я в ноосфере? Почему здесь так шумно? Откуда вся эта информация?
— Это не шум. Твой разум считает это шумом, потому что ему приходится расшифровывать получаемые сигналы, перекодируя в зрительно-звуковые образы, чтобы ты смогла их понять. Да, это ноосфера. Информационная оболочка, сознательно формируемая совместными усилиями людей в интересах всестороннего развития человечества в целом и каждого отдельного человека в частности. Когда Леруа и Шарден давали определение этому понятию, им приходилось руководствоваться лишь поверхностными наблюдениями, однако более точно охарактеризовать единую интеллектуальную взаимосвязь в мире людей никто так и не сумел. Добро пожаловать в ноосферу Земли — всеобъемлющее хранилище транзитной кэш-памяти. Великий заповедник мыслей. Океан информации.
— Мне некогда в нём барахтаться. Я должна найти путь к обиталищу Хо.
— Для этого у тебя есть я. Итак, приготовься. Экскурсия в ад начинается!
Мыльный пузырь лопнул, и Лиша исчезла. Вместе с этим, враз прекратилась надоедливая кутерьма информационных потоков открытой ноосферы. Ольга оказалась на пустынной городской улице, которой никогда раньше не видела. Вокруг царило унылое запустение. Обшарпанные дома с пустыми глазницами пыльных окон, заброшенные автомобили со спущенными колёсами, густая трава, проросшая сквозь трещины в асфальте, газоны, похороненные под толстым слоем пожухшей листвы, и неработающие светофоры на ржавых столбах, по соседству с выгоревшими на солнце дорожными знаками. Город был пуст. Ни одной живой души вокруг. Как будто все жители поголовно покинули свои жилища, и ушли навсегда, оставив эти улицы пустовать, ветшая и поглощаясь природой, отвоёвывавшей свои владения обратно.
Да что там люди? Не было здесь ни единой бродячей собаки, или кошки. Ни одна птичка не подавала голоса, и даже вездесущие вороны явно игнорировали это проклятое место. Абсолютная тишина нарушалась лишь ветром, да скрипом покосившегося столба с выцветшим указателем. Вымерший город-призрак угнетал своей пустотой, обостряющей донельзя чувство безумного одиночества.
Ольга осторожно вышла на тротуар, не смотря на то, что проезжая часть пустовала, судя по виду, уже лет десять. В некоторых местах на ней успели вырасти молодые деревца. Пройдя мимо магазина, со столь грязной витриной, что невозможно было разглядеть, что находилось за стёклами, девушка оказалась возле небольшой детской площадки с почерневшими от времени качелями, лесенками и турником. В песочнице, на бортике которой всё ещё стояло красное пластмассовое ведёрко, вырос целый лес высоченных сорняков.
— Что это за место? — тихий голос Ольги откликнулся эхом.
— Всего лишь один из городов твоего мира, которому не повезло, — ответила Лиша, высунувшись из кармана.
— В каком смысле, «не повезло»?
— Ну, как обычно не везёт городам? Одни разрушаются войнами, другие — стихийными бедствиями, третье становятся дном водохранилищ, четвёртые облучает радиация. А этот — поглотили сумерки. Мы на чужой территории. Держи ухо востро.
— Это и есть ад, о котором ты мне говорила?
— Ну, что ты? Это всего лишь предбанник ада. Скорее чистилище, нежели преисподняя. Здесь неподалёку есть вход туда, куда нам нужно. Главное, не ошибиться дверью.
— «Предбанник ада», говоришь? Уж больно он спокойный и тихий.
— Что касается тишины… А кто тебе сказал, что в аду должно быть шумно? Странные вы — люди. Ну а насчёт спокойствия, погоди, сейчас как раз стемнеет, и начнётся такое шоу, что мало не покажется. Но тебе лучше на нём не присутствовать. Тебе и без этого хватит зрелищ и впечатлений на всю оставшуюся жизнь — это я тебе обещаю. Поэтому, здесь нам лучше не задерживаться. Надо найти портал до наступления темноты.
— А разве сейчас ещё не утро?
— Здесь, судя по всему, уже вечер. Видишь ли, когда у одних солнце стоит в зените, у других, в то же самое время, оно оказывается в надире. Это закономерность.
— Дело ясное, что дело тёмное. Как ты предлагаешь искать этот самый портал?
— Для удобства, я кое-что придумала.
Лиша выбралась из кармана. Вскарабкавшись девушке на плечо, она запрыгнула ей на правое ухо, обвилась вокруг него, и засунула хвостик в ушную раковину.
— Ай, щекотно же! Что ты делаешь?! — дотронувшись до ящерки, Ольга обнаружила что та превратилась в наушник с микрофоном. — Зачем это?
— Я подумала, что нам так будет удобнее общаться. Слушай мои указания, и выполняй их чётко, без промедлений.
— Мне это дело уже не в новинку, так что, давай, командуй.
— Проходи через этот дворик, потом минуешь стоянку, и за ней повернёшь налево.
— Поняла, — Ольга отправилась в указанном направлении.
За двориком действительно располагалась стоянка с несколькими запылёнными машинами. Пробравшись через дыру в ограждении, Оля пересекла площадку и, миновав шлагбаум, оказалась на другой улице, параллельной той, на которой появилась. Свернув налево, она вновь услышала голос Лиши.
— Хорошо. Так и иди. Вон, видишь то высокое здание впереди? Ориентируйся на него. И прибавь шаг. Когда опустятся сумерки, ты превратишься в их добычу.
Девушка послушно ускорила движение. Пройдя вдоль длинной девятиэтажки, она миновала перекрёсток, и приблизилась к зеленоватому зданию, в котором, по всей видимости, некогда располагалось какое-то учреждение, чьё название на почерневшей табличке прочитать было уже невозможно.
— Стой, — вдруг остановила её Лиша. — Дальше нельзя. Путь закрыт.
— Но почему? Я не вижу никаких препятствий.
— Не задавай лишних вопросов. Сворачивай направо, переходи улицу, и ступай в тот проулок.
— Как скажешь.
Ольга двинулась было по указанному пути, но вдруг её что-то остановило. Какой-то непонятный звук заставил её замереть и прислушаться. Так и есть. Откуда-то из глубины зелёного здания явно доносились мелодичные трели, словно кто-то играл на арфе.
— Там кто-то есть, — указала девушка. — Я слышу!
Подбежав к крыльцу здания, она спешно поднялась по ступенькам, остановилась возле тяжёлых дверей, мягко упёрлась в них ладонями, и прислонила ухо свободное от наушника.
— Быстро уходи отсюда! Немедленно! — зашипел наушник.
— Ладно-ладно, — моментально одумавшись, Ольга отпрыгнула от дверей, и, сбежав по лестнице, устремилась в указанный переулок.
Сладкие переливы стихли позади, как только она оказалась на другой стороне дороги.
— Эта музыка. Там ведь кто-то играет.
— Ты едва не погубила себя.
— Почему?
— Потому что здесь нельзя себя так вести. Нельзя совать свой нос, куда не следует. Ну что ты за «любопытная Варвара» такая? Этот город опаснее, чем ты думаешь. Чем скорее ты найдёшь выход — тем лучше. Тебе здесь не место.
— Хватит читать мне нотации. Я и так всё прекрасно поняла.
— Сейчас направо.
Ольга свернула за угол, растирая глаза пальцами.
— У меня в глазах темнеет. Что со мной?
— Твои глаза в порядке. Это сумерки наступают. Так… Стой. Сворачивай влево. Видишь приоткрытые ворота? Иди к ним. Проходя через них, старайся не задевать створок. Не спрашивай, почему, просто не задевай их.
— Хорошо, хорошо. Как скажешь.
Не заметив ничего зловещего в пятнистых от ржавчины воротах, изрисованных застаревшими, убогими и пошлыми рисунками дворовых хулиганов, вперемешку с неприличными надписями, Ольга, тем не менее, послушалась Лишу, и ловко прошмыгнула бочком между створками, не дотронувшись ни до одной из них.
— Теперь куда?
— Иди вдоль забора. Ты почти на месте.
Вокруг становилось всё темнее. И чем сильнее сгущались сумерки — тем отчётливее чувствовалось, что город обитаем. Ольга кожей ощущала многочисленные взгляды недобрых глаз, глядящих на неё со всех сторон. То тут, то там, повсеместно, стали раздаваться короткие призрачные звуки: перешёптывания, вздохи, рычания, скрипы и постукивания. Было неясно, звучат ли они на самом деле, или всего лишь чудятся ей. Напряжение нарастало с каждой минутой. После томительной паузы, в наушнике вновь раздался голос Лиши.
— Не теряй уверенности.
— Стараюсь. Здесь сложно не заблудиться. Хорошо, что хоть ты знаешь путь.
— Но я его не знаю.
— То есть?
— Я в этом городе впервые. Так же, как и ты.
— Вот это — да! И как же, скажи на милость, ты задаёшь мне направление? Выходит, что ты ведёшь меня наобум, сама не зная куда?!
— Тише-тише, не заводись. То, что я не знаю город, вовсе не значит, что я не знаю, где расположен портал. Мне дано ощущать его присутствие, поэтому я без труда могу вычислить не только направление, но и расстояние до него. Вся беда в том, что путь к нему преграждают всевозможные ловушки и западни, которые ты пока не замечаешь, а я созерцаю воочию. Из-за них-то и приходится так петлять.
— Надеюсь. Очень надеюсь, что ты действительно знаешь куда идти. В противном случае… А это что? — Ольга остановилась.
Впереди, там, где проулок выходил на широкий проспект, из-за угла панельного дома появились непонятные движущиеся фигуры. Размытые и блеклые, точно мультипликационные, они брели вереницей, слепо шагая в ногу, друг за другом. Каждый последующий одной рукой держался за плечо впередиидущего. Их тощие костлявые тела желтоватого цвета раскачивались в такт ходьбе из стороны в сторону. Спины сгорблены, лица устремлены к земле. Рассмотреть загадочных тварей поподробнее Ольга не могла из-за расстояния и необычной размытости их очертаний, словно те были покрыты расплывчатым маревом. Но ей практически сразу стало понятно, что людьми они не являются.
— Проклятье. Не успели. Давай ка назад.
— Кто они? — шёпотом спросила Ольга, пятясь в глубь переулка.
— Неприкаянные. Похоже, что тебя заметили.
Строй сутулых фигур остановился. Руки соскользнули с плеч, и твари, как по команде, повернулись в одну сторону.
— Амо? — воскликнул один из неприкаянных.
— А-а-а-мо, — отозвались его собратья. — А-а-а-мо.
Их голоса напоминали завывающий стон. От них мурашки пробегали по коже. Развернувшись, Ольга бросилась было обратно, но тут же остановилась, увидев в противоположном конце переулка другую группу тощих шатающихся фигур, мычащих своё однообразное «А-а-а-мо».
— Боже мой, они повсюду. Что мне делать, Лишенька, помоги мне.
— Так, без паники, заходи в подъезд.
— В какой?!
— В тот, что ближе всех. Ты не должна бежать. Двигайся резво, но не беги.
Девушка быстро зашагала к подъезду, ёжась от зловещих голосов неведомых существ, раздающихся по обе стороны от неё. Чёрный зев подъезда пугал её ничуть не меньше, но непоколебимый голос Лиши придавал ей уверенность. Заскочив в подъезд, Ольга захлопнула дверь. Лестничная клетка освещалась тусклым светом, проникавшим из окон. Форсированное наступление сумеречной темноты гасило жалкие остатки естественного освещения, наполняя затхлые пролёты беспросветной темнотой.
— Поднимайся наверх пешком. Лифт не работает.
Цепляясь за поручень, Оля понеслась вверх по ступенькам, минуя площадку за площадкой. Внизу послышался стук распахнутой двери, и шаркающая поступь, сопровождающаяся стонами и мычанием.
— А-амо! А-а-амо!
Неприкаянные поднимались за ней следом. Миновав ещё один этаж, Вершинина была остановлена Лишей.
— Стой! Остановись!
Но девушка, подгоняемая страхом, не сразу успела среагировать на своевременный приказ, и машинально преодолела ещё один лестничный пролёт, остановившись между этажами. Ей сразу же стало понятно, почему ящерка заставила её остановиться. На следующей площадке кто-то находился. Она не сразу смогла разобрать, кто там топчется в тёмном углу, неподалёку от дверей лифта. Его присутствие выдавало лишь пыхтение и глухие вздохи. У Ольги не было ни малейшего желания рассматривать того, кто скрывался в темноте, поэтому она, как можно тише, стала спускаться на предыдущий этаж.
Почувствовав её присутствие, невидимое существо зашевелилось и забормотало. Ольга не знала, стало ли оно преследовать её, или так и осталось стоять там, на площадке неизвестного этажа. Она дергала все дверные ручки подряд, безрезультатно нажимала кнопку лифта, и металась из угла в угол, чувствуя, что её зажимают с двух сторон. Наверху кто-то похрюкивал, толкая дребезжащие перила, а снизу приближались ноющие голоса неприкаянных.
— Дверь слева. Дёргай ручку сильнее. Она заедает, — невозмутимо произнесла Лиша.
Ручка поддалась со второй попытки. Ольга влетела в тёмный коридор, и едва не упала, споткнувшись об детский велосипед.
— Давай в квартиру.
— В какую?! Их тут три!
— В переднюю. У неё замок исправен. Как зайдёшь — тут же запирайся.
Заскочив в прихожую, Оля захлопнула дверь, и спешно закрыла замок на все обороты.
— Хорошо, теперь забегай в правую комнату, и давай к окну. Открывай его.
— Что ты предлагаешь?
— Там справа на стене будет пожарная лестница. До неё можно легко дотянуться. Только не говори мне, что боишься высоты. Ты ведь всегда мыла окна у себя дома, и вывалиться не боялась.
— Одно дело — мыть окна, и совсем другое — вылазить в окно. Нет, я не смогу. У меня не получится. Придумай другой способ, как мне выбраться.
— Нет другого способа. Единственный путь к отступлению — через квартиру, которая находится на другом этаже.
За дверью послышался стук, короткое звяканье велосипедного звонка, потом кто-то начал скоблить дверь, точно собака, просящаяся в дом.
— Я же могу упасть, — Ольга с опаской посмотрела в окно.
— Выбирай, что для тебя лучше, разбиться, или достаться тем, кто сейчас начнут ломать дверь. Замок долго не выдержит.
— Чёрт знает что! — стукнув руками по подоконнику, Вершинина принялась открывать окно.
Рассохшаяся рама поддавалась с трудом. Шпингалеты подло заедали. Пришлось основательно подёргать раму, прежде чем окно с треском и стекольным дребезжанием соизволило открыться. В лицо пахнула прохлада вечернего воздуха. Перегнувшись через подоконник, Оля с содроганием отметила, что высота была весьма существенной. Она находилась на пятом, или шестом этаже. Точно определить она впопыхах не смогла. Да это было и не важно. В любом случае падение закончится плачевно. Руки и ноги сразу же стали ватными, в голове всё помутилось.
— Не-ет, это безумие. Даже альпинисты пользуются страховкой…
— Некогда страховку искать! Лезь давай, ты сможешь, я уверена! Главное, вниз не смотри, — подначивала её Лиша.
Мощный удар сотряс входную дверь. Затем последовал ещё один. Толчки были такими ощутимыми, что от этих сотрясений в запылённом серванте задребезжала хрустальная посуда.
— Это всё мне только кажется. Это иллюзия. Ничего со мной не случится. Я не упаду. А если и упаду, то проснусь в своей кровати, ведь так?
Ящерка промолчала.
— Но я точно не хочу видеть тех, кто сюда ворвётся. Не хочу их видеть, и всё, — с этими словами Оля полезла на подоконник. Держась рукой за откос, она осторожно выглянула наружу. Внизу, в темнеющем дворике шевелились многочисленные фигуры, которые кучковались и группировались, словно ползли на её запах. Лёгкий ветерок доносил их страшные голоса.
— А-а-амо! А-а-амо!
— Нет уж, уроды, живой я вам не достанусь! — переборов очередной приступ панического страха перед высотой, Ольга начала осматривать стену.
Расстояние до лестницы действительно было ничтожно маленьким. Осталось только решиться протянуть к ней руку и ухватиться. Пока она раздумывала, в прихожей послышался грохот выбитой двери.
— Решайся же ты наконец! — выкрикнула Лиша.
Рывок! И вот её пальцы вцепились в металлический каркас лестницы. Высота разверзла перед ней свою кровожадную пасть. Оля зажмурилась, и крепче ухватилась за перемычку. Вжавшись в стену, ощущая каждый её кирпичик, она стала выползать из окна. Нога провалилась в пустоту, задёргалась на весу, точно в судороге, и, нащупав опору, твёрдо встала на ступеньку.
А в комнату уже кто-то вовсю лез, опрокидывая мебель и завывая. Омерзительные существа, толкая друг друга и спотыкаясь, устремились к окну. Рука Ольги соскользнула с откоса, и девушка исчезла за окном. Лишь металлическое звяканье указывало на то, что она успешно перебралась на лестницу.
— У-у-а-а-а-ы-ы, — провыл неприкаянный, достигший окна первым. — Амо!
Его руки начали слепо ощупывать подоконник и откосы. Сзади подоспело ещё несколько монстров. Увлекшись погоней, они с разгона налетели на своего собрата, который, высунувшись из окна до пояса, уже пытался одной рукой дотянуться до лестницы, и вытолкнули его наружу. Последний вопль «А-а-а-а-мо!» оборвался внизу, сменившись гулким шлепком упавшего тела. Остальные неприкаянные, царапая и обнюхивая подоконник с рамами, всё же выбираться за пределы окна не рисковали.
— Спускайся вниз. Через три этажа будет нужное окно, — продолжала вести Ольгу Лиша.
— Поняла, поняла.
На следующем этаже стекло вдруг со звоном разбилось, и из окна высунулся неприкаянный, который попытался ухватить её рукой, завывая своё неизменное «А-а-амо-о!»
Ему почти удалось ухватить её за ногу, но рука соскользнула. Бросив на него короткий взгляд, и увидев его личину вблизи, Ольга ужаснулась. Череп неприкаянного был абсолютно лысым, покрытым зеленоватыми пятнами и прыщами. Отталкивающего вида лицо с провалившимся носом, кривым щербатым ртом, и большими глубокими глазницами, не вызывало ничего кроме отвращения. Не было понятно, скрывались ли глаза внутри этих жутких глазниц, или же неприкаянные обходились без зрения, полагаясь на какие-то иные чувства. Но ориентировались в пространстве они превосходно, контролируя передвижение своей жертвы даже вне зоны визуального контакта.
Увлекшись безуспешными попытками дотянуться до Ольги, монстр едва не выпал из окна, но сумел удержаться, вцепившись пальцами в кирпичи. Елозя руками по стене, он начал неторопливо втягиваться обратно в квартиру, пока не скрылся в ней целиком.
Ольга, к тому времени, успела добраться до указанного Лишей этажа. Окно там было закрыто.
— Что делать дальше?
— С противоположной стороны от тебя, в стене торчит антенна. Выдерни её.
Антенна-самоделка держалась на стене непрочно, и Ольге удалось оторвать её от шеста с третьего рывка.
— Готово!
— Прекрасно. Теперь разбивай стекло.
Осторожно перецепляя руки, и стараясь при этом не уронить антенну, Вершинина ухватила её поудобнее, и, подтянувшись к окну, с размаху ударила по нему своим новым оружием. Послышался звон. Большой кусок стекла, вывалившись из рамы, полетел вниз.
— Бей ещё! Ты должна повыбивать из рамы все осколки, чтобы потом не порезаться.
Стиснув зубы, Оля продолжила наносить удары по окну, выбивая из него остатки стёкол. Сначала она разнесла вдребезги остекление внешней рамы, а затем переключилась на внутреннюю. Осколки сыпались вниз, дождём покрывая группу толкущихся под лестницей неприкаянных, которые таращились на Ольгу снизу, и, завывая, тянули руки вверх, словно пытаясь дотянуться до лестницы.
Наконец, со стеклом было покончено. Посбивав оставшиеся зубцы, всё ещё торчавшие из рамы, она стряхнула мелкие осколки с оконного карниза, и обратилась к Лише.
— Кажется, всё.
— Сойдёт. Теперь выкинь антенну, и лезь в окно. Прежде чем хвататься за раму, прощупай её хорошенько — не торчат ли там стеклянки. И старайся опираться на подошвы, а не на колени. Между рамами осталось полно битого стекла.
— Постараюсь, — швырнув антенну в самую гущу неприкаянных, Ольга начала пробираться к окну.
Без порезов обойтись ей, всё же, не удалось. Ухватившись за раму, она тут же почувствовала резкую боль в пальцах, но отступать было уже поздно. Не обращая внимания на болевые ощущения, она забросила руку глубже, ухватившись понадёжнее, после чего поставила ногу на карниз, и отцепилась от лестницы.
Шок буквально втолкнул её в окно. Совершенно игнорируя полосующие её тело осколки, она в каким-то зверином стремлении спастись во что бы то ни стало, проползла через рамы, сбила на пол горшки с засохшими цветами, и, оставив на подоконнике кровавые следы, ввалилась в комнату.
— Вот видишь. Можешь же, когда захочешь.
— Прекрати издеваться. Мне не верится, что у меня получилось. Я два раза чуть не сорвалась!
— Больше лазать по стенам не потребуется… Скорее всего. Отдохни минутку. И отправимся дальше.
— А как же эти? Пока я тут рассиживаюсь, они настигнут меня!
— Сюда они не сунутся. Здесь грибник.
— Кто?
— Скоро узнаешь. Отдышись минутку. Нам ещё предстоит с тобой побегать, так что экономь силы.
— Я готова двигаться дальше.
— Дрожь в коленях говорит об обратном. Тебе придётся очень быстро бежать, чтобы проскочить мимо грибника. Приближаться к нему ни в коем случае нельзя.
— А зачем мне к нему приближаться? Кто вообще такой, этот грибник?
— Грибник лежит в соседней комнате. Тебе придётся миновать его, чтобы выйти из квартиры. Распыление пока не началось, потому что дверь в это помещение закрыта, и он тебя не чувствует.
— Договорились. Но ты так и не рассказала мне ничего внятного о том, кто такой грибник, и почему его надо бояться.
— Рассказывать о нём особо-то и нечего. Он неподвижен, и, в принципе, безопасен. Угрозу представляют споры, которые он распыляет. Стоит хотя бы одной споре попасть в твой организм, как она тут же начнёт паразитировать в нём, вызывая мутацию, сопровождающуюся повышенной температурой и мучительными болями, длящимися продолжительное время. В итоге, ты будешь обездвижена, после чего сама станешь грибницей.
— С ума сойти. Так как же мне уберечься от его спор?
— Не вдыхай их. Задержи дыхание, и не дыши, пока не покинешь квартиру.
— А ты уверена, что на лестничной клетке меня не будут поджидать толпы этих зомби?
— Они предпочитают держаться от грибников подальше. Не знаю почему, видимо споры им тоже как-то вредят.
— Ладно, будем надеяться, — Ольга подошла к двери. — Так, вдохнуть поглубже…
— Набери в грудь побольше воздуха. Когда я скажу — делай продолжительный выдох. Нужно опустошить лёгкие до максимально возможного предела. И только потом можешь снова вдыхать воздух.
— Всё, я пошла.
Сделав глубокий вдох, Вершинина толкнула дверь, и выскочила в коридорчик, соединяющий комнаты. В нём было темно и душно. Скупой свет падал из соседней спальни, освещая вход в прихожую. Неожиданно растерявшись, Оля по ошибке побежала на свет, и оказалась в спальне, посреди которой располагалась широкая кровать. То, что она увидела, не поддавалось никаким разумным определениям. На залитой гнилью постели лежало нечто напоминающее распухший человеческий труп, из которого сплошь торчали чёрные грибы разной величины, со сморщенными, как у сморчков, шляпками. От неожиданности, Ольга, едва не забывшись, чуть было не сделала вдох. Но вовремя зажала рот и нос ладонью.
— Не сюда! — завопила Лиша. — Дверь дальше по коридору!
Бросившись назад, девушка свернула в абсолютно тёмную прихожую, и практически сразу натолкнулась на закрытую дверь. Руки заскользили по липкой обивке, в поисках замка. Наконец, замок был обнаружен, и она принялась на ощупь его открывать.
Запас воздуха подходил к концу, а подлый замок продолжал сопротивляться. Сначала оказалось, что он заблокирован секреткой, потом начал заедать механизм засова. Уже почти задыхающаяся Ольга, в конце концов одолела предательскую защёлку, дёрнула ручку, и, распахнув входную дверь, пулей вылетела на лестничную площадку. Корчась от нехватки воздуха, она тут же захлопнула дверь, и отскочила от неё подальше.
— Давай! — раздался спасительный сигнал Лиши.
Сделав мучительный выдох, от которого у неё всё поплыло перед глазами, Вершинина тут же начала хватать ртом воздух, как рыба, извлечённая из воды.
— А-а-а-мо, — послышалось где-то наверху.
Голос гулким эхом разнёсся по лестничной клетке.
— Теперь спускайся вниз. И как можно быстрее, — скомандовала Лиша. — Пока нам выходы не перекрыли.
Ещё не успев восстановить как следует своё дыхание, Ольга помчалась вниз по лестнице, перепрыгивая через пять ступенек, и вызывая гулкое дребезжание перил. Позади слышался стук распахиваемых дверей и заунывные голоса неприкаянных: «А-а-амо! А-а-амо!» Некоторые двери распахивались прямо перед ней, но она успевала проскакивать площадку, прежде чем монстры вываливались из квартир. Наконец, она оказалась на первом этаже. Пробежала последний лестничный пролёт, пинком открыла дверь, и выскочила из подъезда во двор.
— Порядок. Давай вперёд.
Перед глазами понеслись дёргающиеся картинки, которые, мелькая, оставались у неё за спиной, не успев как следует запомниться. Прыжок через изгородь, потом вперёд — по заросшей бурьяном аллейке, мимо какого-то трактора с ковшом, мимо детской горки, через кусты, потом, чуть ли не кубарем, вниз под горку… Внезапно, в нескольких метрах от неё, взметнулся высоко в воздух канализационный люк, и вращаясь, словно огромная монета, грохнулся обратно на землю.
— Сворачивай направо!
— Но там же дом!
— Беги туда, живо! Прячься в подъезде!
— Ч-чёрт, опять эти подъезды!
Поднявшись по парадным ступенькам, она миновала застеклённую веранду, и через вращающийся турникет, издавший протяжный скрип, напоминающий вопль умирающей птицы, устремилась в темноту лестничных переходов.
Позади, на улице лопался асфальт, и шатались деревья. Стоны неприкаянных заглушил глубокий утробный рык неведомого существа, ломящегося через узкие коридоры подземных коммуникаций.
— Два этажа наверх. Так. Теперь по коридору. Да куд-да же ты? Не сюда! Да, вот теперь правильно… — Лиша вела её с уверенностью заправского штурмана.
Коридоры сменялись лестницами. То и дело Ольга перепрыгивала через детские игрушки и поваленные табуретки, обегала стремянки и коляски. Здание было сильно захламлено. Специфическое расположение комнат с общими кухнями, выдавало в нём бывшее общежитие.
Двигаться приходилось почти на ощупь. Крики сумеречных тварей на улице дополнялись подозрительными звуками, раздающимися внутри здания. Оля чувствовала, как вокруг неё сжимается невидимое кольцо. Как только напряжение достигло апогея, она совершила ошибку. Когда Лиша велела ей повернуть налево, она вместо этого свернула направо.
— Налево! Налево! — закричала ящерица. — Где у тебя левая рука?!
— Ё-моё! — девушка поспешно развернулась, бросаясь назад.
— Стой! Уже поздно! Запри дверь.
Вершинина тут же заперла дверь, трясясь, как лист на ветру.
— Ну что же ты за горе у меня? Ты ведь почти добралась. А теперь у нас проблемы.
— Лиша, ну ты же умненькая, ну придумай что-нибудь, пожалуйста. Я не хочу здесь оставаться. Прошу тебя.
— Возьми себя в руки. Ты в тупике. Сиди тихо как мышка.
Ольга нащупала в темноте край ванны, и присела на него, прислушиваясь к чуждым звукам, раздающимся за дверью. Отчётливее всех слышалось грузное шлёпанье мокрых ног по полу, сопровождавшееся присвистывающим дыханьем.
— Плохи дела. Ходок тебя настиг. Тс-с-с! Только не вздумай сейчас меня спрашивать «кто такой ходок». Малейший звук — и он тебя услышит.
Невидимое существо за дверью начало греметь какими-то вещами, шлёпая лапами и ворча. Ольга сразу поняла, кого оно ищет. Вцепившись в край ванны, она боялась даже дышать.
— Не бойся, — нежно произнесла ящерка. — Кутерьма, создаваемая мелкими рыбёшками, обычно привлекает больших рыб. Воспользуемся этим.
Вдалеке послышались клокочущие громовые раскаты. Заслышав их, тварь за дверью фыркнула, и затихла на какое-то время. Затем, монстр издал звук, напоминающий кашель, и прорычал: «Глакхо, зуракха, глетхак, фалклахто! Фалклах-клах-клах-кла-ахто-о!» Судя по быстро удаляющимся шлепкам его шагов, он немедля поспешил ретироваться. Когда шаги стихли, Ольга решилась издать вздох облегчения.
— Слава богу, ушёл… — прошептала она, низко опустив голову, и ощущая, как горячий пот, срываясь со лба, падает ей на колени.
— Рот на замок!!! — пискнула Лиша.
— А? — вздрогнула девушка.
За дверью послышались быстро приближающиеся шаги ходока. С разбега, чудище ударилось в дверь ванной комнаты. От неожиданности, Ольга едва не опрокинулась в ванну, на которой сидела. В течение пары безумно длинных минут, ходок пинал дверь, и царапал её когтями, рыча и хрипя от ярости. Потом притих, и начал принюхиваться.
— Заруби себе на носу, — сердито произнесла ящерица. — Дышать, говорить, шевелиться — будешь только когда я тебе разрешу. Сейчас тебе, можно сказать, повезло. Ходок обладает первоклассным слухом, но вот со зрением и обонянием у него беда. Поэтому, он чувствует, что ты прячешься где-то рядом, но не знает где именно. Если прекратил колошматить дверь, значит сомневается в твоём местонахождении. Постарайся оправдать его сомнения. Пока я не скажу тебе — ничем не выдавай себя. Скоро он уйдёт. Я это знаю. Эндлкрон на подходе. С этой Сциллой большинство местных тварей предпочитает не связываться. Наш ходок боится эндлкрона. Ты заметила, он тут один. Все остальные, должно быть, уже попрятались в подвале. А этот самый смелый. Видимо нестерпимый голод перебивает у него инстинкт самосохранения. Ну, да ничего. Он отступит. Ты, главное, не шевелись, и не шуми.
Ольга коротко кивнула, и, вжав голову в плечи, насторожилась, не спуская глаз с узкого просвета дверной щели. Покопавшись в куче разбросанных вещей, ходок пробубнил что-то нечленораздельное, и начал постепенно удаляться всё дальше от двери. И тут девушка почувствовала лёгкое тёплое дуновение, обдавшее её шею.
— Ты похожа на меня. Кто ты? — прошептал мягкий вкрадчивый голос.
Сначала Оля решила, что с ней говорит Лиша, но уж больно незнакомым был этот голос, да и раздавался он явно не в наушнике. Вздрогнув, Ольга повернула голову, но не увидела ничего кроме темноты.
— Как тебя зовут?
Сухие тонкие пальцы слегка коснулись её щёк, и начали спускаться ниже — к скулам. Запахло ладаном и душицей. Дико закричав, Вершинина отпрыгнула от ванны, и ошалело бросилась к двери. Дёрнув защёлку, она распахнула дверь, и побежала прочь, куда глаза глядят, обезумев от ужаса. Её сердце готово было выскочить из груди. Она уже не слышала, что кричит ей Лиша, и бежала, спотыкаясь, через какие-то комнаты, переходы и коридоры.
Чёрный силуэт непонятного, коренастого, косматого созданья, бросился было за ней, но догнать не успел. На улице послышался рёв такой оглушительной мощи, что от резонанса всё вокруг затряслось и завибрировало. А в смежной комнате со звоном вылетело окно, и из него что-то с шуршанием вползло в помещение. Преследовавший Ольгу ходок истошно заорал, когда толстое щупальце, вырвавшись из дверного проёма, обвило его поперёк туловища так, что захрустели кости, и тут же поволокло назад — через комнату, через окно, на улицу.
Сбежав по ступенькам вниз, Ольга забилась в какой-то тёмный уголок под лестницей, и, съёжившись на корточках, принялась затравленно озираться по сторонам, грызя собственные пальцы. Поступательно, словно из какого-то небытия, до её сознания начал доходить голос ящерки.
— Что ты творишь?! Что ты делаешь?! Ты слышишь меня?! Ты меня слышишь?!
— Да, да, слышу, — затрясла головой Ольга. — Что это было, Лиша?! Кто был со мной там — в темноте?!
— Какой бес в тебя вселился? Почему ты вдруг сорвалась, как ошалелая, и понеслась очертя голову? Объясни мне! Если бы не эндлкрон, ходок бы тебя уже порешил. Но каракатица могла сожрать и тебя вместе с ним. У неё много щупалец. Я же тебе понятным языком сказала, без моей команды — ни шагу.
— Да ты не понимаешь! Там, в ванной, кто-то был. Кто-то ощупывал меня! Почему ты меня не предупредила, что там кто-то прячется?!
— Никого там не было. С чего ты взяла, что кто-то там прятался?
— Потому что там действительно кто-то находился! Я уверена в этом! Сначала я услышала голос, и подумала, что это ты со мной говоришь, но потом. Оно ко мне прикоснулось. Вот сюда, к щекам. Ты ведь знаешь, что это было на самом деле!
— Ты устала. От сильных психических перегрузок и не такое померещится. Удивляться нечему. Я понимаю, как тяжело сохранить выдержку, когда тебя за дверью ходок караулит…
— Хочешь убедить меня, что всё это мне причудилось?!
— А разве нет? Почему тогда я никого там не обнаружила?
— Не знаю!
— Послушай, практически все существа, обитающие в этом жестоком городе — исключительно враждебны. Агрессия здесь — это единственный путь к выживанию. Если бы там, в ванной, действительно кто-то прятался, мы бы с тобой сейчас уже не разговаривали. Тебе наверное показалось. А теперь, приди в себя, и постарайся более не устраивать самодеятельность.
— Сколько мне ещё бегать, Лиша? Сколько ещё прятаться? Где этот выход, до которого я никак не могу добраться? Существует ли он вообще?
— Перед тобой дверь чёрного хода. За ней — улица. На той стороне улицы расположено облезлое трёхэтажное здание. Тебе нужно войти в него. Это и есть портал — конец твоего пребывания в городе-призраке, и начало странствия по витиеватой сумеречной дороге, сквозь преисподнюю — в Преториум Даркена Хо.
— Так в чём же дело? — Ольга выбралась из-под лестницы, и крадучись подошла к двери. — Нужно идти.
— Ах, да. Забыла упомянуть один неприятный нюанс. Между этими дверями, и дверями портала, тебя ждёт великий эндлкрон. Могучий кракен сумерек, потревоженный твоим пришествием. Ну что же ты остановилась? Иди. Ты же так туда рвалась, — саркастично произнесла Лиша.
— Ладно, сдаюсь, — подняла руки Ольга. — Ты победила. Я больше не буду лезть «поперёк батьки в пекло». Что ты предлагаешь?
— Рада, что ты наконец-то возобновила своё внимание к моим скромным советам. Но тут, к сожалению, ничего особо дельного я тебе предложить не смогу. Ты отсекла все альтернативные варианты, и оставила себе только один — мчаться вперёд, не останавливаясь, и не зевая по сторонам. Разве что могу тебе порекомендовать бежать не по прямой, а зигзагами. Видишь ли, эндлкрон не прочь глушить мелкую добычу ударами своих пластин. Его венец раскрыт прямо над улицей, но в этом заключается твоё преимущество, так как гораздо проще прошмыгнуть у врага перед самым носом, нежели маячить в отдалении, давая ему возможность скоординироваться, и рассчитать траекторию броска. К тому же, он сильно увлечён бестолковыми неприкаянными. Их там целое стадо бродит.
— И они там? Замечательно!
— Не всё так плохо, как кажется. Под ударами эндлкрона, неприкаянные становятся не страшнее овец. Ты уж мне поверь.
— Мне нечего терять кроме собственной жизни. Будь что будет.
После этих слов, Ольга выскочила за дверь, и побежала…
Ночная темнота окончательно опустилась на город смерти, и лишь беспечное око полной луны отчасти разбавляло сплошной мрак, украдкой озаряя чёрные гробницы зданий и ровные разрезы улиц. По-началу Вершинина впала в растерянность, не ожидав увидеть такое количество неприкаянных, заполонивших квартал. Сутулые фигуры, как будто потеряв ориентир, неорганизованно шатались повсюду, мыча, и сталкиваясь друг с другом. Межу ними сновали проворные твари, похожие на тощих длинноклювых птиц с тонкими ногами-жердями, как у цапель, или аистов. Но самым страшным было то, что нависало над всей этой адской толпой. Оно шевелилось в небе, заслоняя лунный свет, довлея своим титаническим размахом. И казалось, что шевелится само небо.
— Куда бежать?! — в ужасе закричала девушка.
— На свет! — ответила Лиша.
Впереди, замерцав и защёлкав, включился один единственный фонарь, висевший над входом в какое-то учреждение. Вокруг сразу же заплясали кривые тени, отбрасываемые мутантами, бродящими поблизости. Неприкаянные, находившиеся ближе всех к фонарю, остановились, и как один уставились на него, наперебой воя: «А-а-а-а-мо-о-о!»
Демонические аисты разбежались подальше от освещённого участка. Но спугнул их вовсе не свет. Откуда-то сверху метнулась гигантская извивающаяся змея, которая наугад выхватила из толпы первого попавшегося неприкаянного, и уволокла его куда-то наверх. Ольга бросила беглый взгляд вслед за ним, и едва не упала от новой волны накатившего на неё ужаса. Над головой шевелилось бесчисленное множество вьющихся и переплетающихся щупалец разной длины и толщины. Сначала показалось, что щупальца растут прямо из неба, но, приглядевшись, стало понятно, что над улицей зависло нечто вроде колоссального спрута. Точнее, это был даже не спрут, а именно гидра, чья голова, не менее десяти метров в поперечнике, обрамлялась многочисленными щупальцами, раскрывавшимися на манер цветочных лепестков, и затягивающих добычу в центр чудовищного венца, где, очевидно, располагалась пасть великана.
Раскинувшийся над улицей купол из щупалец, способный запросто покрыть собой футбольное поле, покачивался на толстой шее, изогнутой вопросительным знаком. Необъятное тело эндлкрона, нечётко вычерченное в лунном свете, поднималось откуда-то из-за домов, высоко над их крышами, и оставалось только догадываться, где мог завершаться его исполинский хвост. Поочерёдно спускаясь к земле, щупальца выхватывали копошащихся внизу существ, и утягивали их наверх, отправляя в бездонную воронку ротового отверстия кошмарной гидры.
Петляя между неприкаянными, Ольга уверенно пробиралась вперёд. Когда она пересекла середину проезжей части, из темноты раздался рычащий вопль, за которым последовал грохочущий топот, порождающий ощущение, что в сторону Ольги мчится тварь по комплекции соперничающая с динозавром.
— Поднажми, подруга! К тебе направляется мясник! — с тревогой сообщила Лиша.
Ольгу не нужно было подгонять. Одно название её словно плетью по спине хлестнуло. Растолкав столпившихся на пути неприкаянных, она понеслась к дверям напрямик. Вырвавшись из темноты, наперерез убегающей Ольге мчалось внушительных размеров существо пятиметрового роста. Его объёмную бугристую тушу несла пара крепких коротких ног, похожих на слоновьи. Руки гиганта были длинными, жилистыми, и каждая кисть завершалась тремя метровыми пальцами. Низко посаженная голова мясника выступала прямо из грудной клетки. Лицо заменял постоянно разинутый рот, из которого выступали огромные, вытянутые вперёд зубы, сросшиеся друг с другом наподобие роговых пластин, сильно напоминали клюв попугая. Глаза располагались по бокам головы.
Уродливый облик, ко всему прочему, дополнялся необычайной агрессией, которую отвратительный мутант буквально излучал. Он расшвыривал по сторонам неприкаянных, оказавшихся у него на пути, с необычайной жестокостью. Размахивая своими непропорционально длинными ручищами, он сносил им головы, а то и сразу полтуловища, разбрызгивая их бурую кровь густыми фонтанами. Ноги-тумбы обрушивались на упавшие тела, расплющивая их в лепёшки, и разбрасывая во все стороны брызги кровавых внутренностей.
Скорость движения мясника была столь стремительной, что он быстро догнал Ольгу. Их разделяла лишь небольшая группка заартачившихся мутантов. Одним широким взмахом своей правой руки, мясник буквально смахнул их с пути, а последнего, стоявшего чуть позади остальных, он схватил, поднял над своей головой, и с яростным рёвом разорвал напополам, обливая себя кровью.
Ольга бросилась в сторону, но там её поджидало одно из щупалец эндлкрона. Сориентировавшись в последнее мгновенье, Вершинина перепрыгнула через него, чуть не задев ногами. Щупальце прошуршало по земле, и хлёстко ударило мясника. Тот отбросил дёргающиеся половинки неприкаянного, и остановился на одном месте. Сразу после этого, щупальце обвило его вокруг туловища, попытавшись поднять, но безуспешно. Немалый вес мясника заставил поднатужиться даже могучего эндлкрона. Щупальце напряглось, стянув пояс мясника тугими кольцами, и потащило его наверх.
Поначалу чудовище сопротивлялось, упираясь ногами, и пытаясь сбросить с себя живые путы. Пока монстр дёргался, к нему потянулись новые, ещё более толстые и мясистые щупальца. Почуяв неладное, мясник заревел, и резким ударом сверху вниз, оборвал конечность, удерживающую его. Серпообразные когти, точно сабли, срезали набухшее щупальце. Из отсечённого края, как из пожарного рукава, ударил мощный напор жёлтой жидкости. Щупальца взметнулись в небо, после чего послышался такой оглушительный рёв, что Ольга получила лёгкую контузию, и едва не упала на асфальт, раздавленная этим безумным звуковым прессом.
Голос эндлкрона напоминал пароходный гудок, усиленный в сотни раз. Когда этот непередаваемый вопль затих, началось нечто поистине ужасное. Со свистом рассекая воздух, откуда-то сверху пронеслось новое щупальце, покрытое рядами загнутых шипов, и завершавшееся широкой листообразной лепёшкой шести метров в диаметре, чья внутренняя сторона так же была сплошь усеяна зазубринами, словно гигантская щётка. Взмахнув им, точно хлыстом, эндлкрон со страшной силой обрушил своё оружие на мясника, прихлопнув его будто муху этой титанической мухобойкой. Крик мутанта оборвался, завершившись оглушительным шлепком, дополняемым треском и хрустом ломаемых костей. Силища сумеречной гидры была столь неуёмной, что исполинскую тварь, способную легко заглянуть в окно второго этажа жилого здания, расплющило как жалкого таракана.
Но на этом буйство нависшего над улицей монстра не закончилось, а напротив, усилилось многократно. Разъярённый кракен принялся крушить всё и вся. Щупальца хлестали улицу, размазывая по асфальту метавшихся по ней существ, сбивая фонарные столбы, и переворачивая автомобили. К щупальцу с лепёшкой, размазавшей мясника, присоединилось ещё одно. Вместе они проносились над улицей взад-вперёд, сметая всё, что попадалось на пути — живое и неживое.
Миновав тротуар в несколько прыжков, Ольга пронеслась по ступеням, и только успела заскочить за дверь, как в фасад здания с размаха врезалось щупальце, сделав глубокую вмятину, и выбив несколько стёкол. От удара, фонарь сорвался со стены, и погас. Рёв свирепого эндлкрона оборвался вместе со стуком захлопнувшейся двери.
— Прошла, — произнесла Лиша, и умолкла.
Сердце было готово выскочить из груди. Оля, зажмурив глаза, прижалась спиной к дутой дверной обивке, и только и делала, что хватала ртом воздух. Не прошло и минуты, как за дверью послышалась какая-то возня, и кто-то попытался открыть её. Почувствовав это, Ольга тут же вцепилась в дверную ручку, потянув её на себя что было сил. Одновременно, она пыталась нащупать замок, но тот, как назло, отсутствовал. Находившийся по ту сторону двери, принялся тянуть её более настойчиво, что-то при этом бормоча.
— Не надо. Отпусти, — заговорил наушник.
Но Ольга не слушала Лишу. Она была слишком напугана и впечатлена увиденным на улице, чтобы так быстро признать факт преодоления этой жуткой полосы препятствий.
— Девушка, что Вы делаете? Прекратите баловаться, — прошамкал старческий голос у неё за спиной.
— Кто там дверь держит? Что за глупые игры? — послышалось за дверью.
Услышав это, Вершинина несколько оторопела, но дверь продолжала удерживать.
— Ты миновала портал, — сообщила Лиша. — За этой дверью нет опасности. Отпусти её.
Нерешительно отпустив ручку, девушка боязливо отступила от двери подальше, не спуская с неё настороженных глаз. Дверь открылась не сразу. На пороге появился пожилой мужчина в очках с зелёными стёклами.
— Безобразие, — проворчал он, взглянув на Ольгу. — Взрослая девица, а ведёт себя как ребёнок. Не стыдно?
И он, прихрамывая, поковылял вглубь помещения. За ним следом появились другие люди, которые появлялись из той же двери, и разбредались по расходящимся в разные стороны коридорам. Оказывается, вокруг было много людей. Они слонялись туда-сюда, переходя из одного коридора в другой, казалось, без какого-либо смысла. Ольга, не без дрожи, заглянула за дверь, в которую вбежала пару минут назад, и озадаченно обнаружила, что улицы за ней уже не было. Теперь там находился длинный серый коридор, по которому так же ходили какие-то люди, ничем не отличавшиеся от обычных среднестатистических граждан. Довольно быстро их интерес к странному поведению Ольги поутих, после чего они окончательно перестали обращать на неё внимание.
— Куда я попала? — как можно тише спросила она, обращаясь к Лише.
— Добро пожаловать в ад. Это первая ступень лестницы, ведущей в мир вечного кошмара. Регистрационно-пропускное бюро. Хо обожает иронизировать над людьми и их порядками. Поэтому, чтобы проникнуть вглубь его мира, необходимо пройти изнурительную процедуру регистрации.
— А куда подевалась вся та нечисть, от которой я едва ноги унесла?
— О, забудь об этом. То была всего лишь перманентная иллюзия, за пределами мира Хо, основанная на остатках его собственных воспоминаний. Что-то вроде хвоста, тянущегося за кометой. Ты ведь уже оказывалась в таких внештатных мирках пару раз, когда отправлялась в мир Евгения. Вспомни, зеркальную ловушку, заражённую реку. Всё это аналог того, что ты видела там — в городе-призраке. Настоящие же испытания берут начало именно отсюда.
— А в чём кроется подвох?
— Тебе трудно это понять, потому что ты привыкла к тому, что видишь здесь. Так как это широко распространено в реальном мире. Это — часть твоей жизни, неотъемлемая обыденность. Побочный продукт вашей нелепой цивилизации. Инстанции, комитеты, конторы, учреждения, палаты — великая, разветвлённая, бюрократическая паутина, которую сплело человечество, после чего, само же в ней и запуталось. Действо, охарактеризованное метким определением «бумажная волокита». Здесь не будет такой зрелищности и выброса адреналина, как там, где ты подверглась нападению жутких монстров, но зато тебя ждёт более тяжкое испытание. Ведь всякий, кто хотя бы раз оказывался в подобной ситуации, знает, насколько она изматывает, утомляет, давит на психику. Поэтому Хо и организовало эту собирательную модель тривиальной общественной инстанции. Так оно издевается над тобой, с присущим ему цинизмом.
— Чушь какая-то. Я не хочу терять времени. Говори, куда мне нужно идти.
— Прямо по коридору.
Чем дальше продвигалась Ольга, тем больше народу вокруг становилось. Люди толкались возле кабинетов, спорили, бегали, роняли какие-то бумажки. Некоторые сидели на скрипучих стульях, в то время как другие стояли, подпирая стены в унылом ожидании, когда освободится чей-нибудь стул, чтобы занять место раньше другого стоящего. Бледные, заморённые клерки время от времени пробегали по коридору с кипой бумажек. Откуда-то доносился стук печатной машинки, дополняемый сонным бормотанием радио и последовательным взвизгиванием матричного принтера. Всё это дополнялось возмущёнными репликами измученных посетителей, и короткими перебранками, вспыхивающими между ними. В дополнение ко всему, здесь было очень душно. Помещение абсолютно не проветривалось, от чего воздух оставался застоявшимся и спёртым.
Вскоре коридор закончился, и Оля оказалась в широком помещении, разгороженном высокой стойкой с несколькими окошечками, за которыми сидели хамоватые служащие. К каждому окошечку, обозначенному порядковым номером, тянулась длинная очередь. Хвосты очередей переплетались и смешивались, от чего возникала неразбериха, кто к какому окошечку стоит. Клерки, снующие в этой толпе, то и дело продирались через людскую массу, время от времени, отбрехиваясь от некоторых приставучих граждан, высказывающих им своё возмущение.
— Извините, простите пожалуйста, — Ольга поймала одного из таких клерков за рукав.
Тот только что отмахнулся от очередного посетителя. Его взгляд из-под очков с мощными линзами был усталым и сердитым. Осунувшееся лицо служащего вызывало жалость и сочувствие. Этот ещё далеко не старый человек, уже имел сверкающую плешь посреди редких прилизанных волос, а кожа его, после долгих лет изоляции от солнечного света, приобрела землистый оттенок. Не смотря на свою демонстративную занятость и раздражённость, клерк всё же притормозил, вопросительно взглянув на Ольгу.
— Вы мне не подскажете, где можно пройти регистрацию?
— Какую именно регистрацию?
— А что, есть несколько регистраций?
— Девушка, не морочьте мне голову. Точнее сформулируйте ваш вопрос. Вам какая регистрация нужна? Регистрация индивидуального индекса, регистрация на приём…
— На приём, — подсказала Лиша.
— Вот-вот, да, — закивала Вершинина. — На приём мне.
— Так бы сразу и сказали. Второе окошко, — служащий указал рукой, и тут же исчез в коридоре.
— Кто последний во второе окошко? — громко спросила Ольга.
С первого раза на её слова никто не отреагировал. Тогда она повторила настойчивее:
— Кто последний на приём?!
— За мной будешь, — буркнул бородатый мужик, притулившийся в уголке, возле несгораемого шкафа.
— Спасибо, — выбрав местечко посвободнее, где люди не толкались, она встала у стены, и задумалась.
От скуки, Вершинина принялась разглядывать узоры на старом, затоптанном линолеуме под ногами. Края линолеума отгибались на стыках, заставляя спешащих людей спотыкаться об них, каждый раз чертыхаясь.
— Долго ещё? — тихонько спросила Оля.
— Не знаю, — ответила Лиша.
Напротив, на стуле сидели мама с дочкой. Ребёнку уже так наскучило это времяпрепровождение, что она была не в силах даже шалить, и сидела, навалившись на мать, раскисшая и квёлая. Остановив блуждающий взгляд на Ольге, девочка вдруг произнесла:
— Мам, смотри, а вон у той тёти на ухе ящерка сидит.
— Не говори ерунду, — оборвала её мать.
— Но она же там.
— Хватит, кому сказала.
Ольга с опаской дотронулась до наушника.
— Всё в порядке, — успокоила её Лиша. — Она меня видит. Это нормально. Детям свойственно видеть то, что не видят взрослые.
Ожидание продолжало своё унылое течение. Очередь двигалась необычайно медленно. Дождавшись, когда за ней займут место, Оля решила немного поразмяться. Она вышла в прилегающее помещение, в котором находилось одно единственное окно. Подойдя к нему, она положила руки на подоконник, и принялась смотреть через мутное заляпанное стекло, на улицу.
За окном виднелся огороженный участок дороги, за которым, до самого горизонта, простиралось пшеничное поле. Неизвестно, была ли тому причиной грязь на стекле, но мир за окном казался каким-то тусклым, лишённым ярких красок, пасмурным, не смотря на то, что на небе не было ни тучки. Но, тем не менее, он манил к себе, звал на свои бескрайние просторы — на свободу, из тесной духоты кабинетного склепа.
Ольга попыталась открыть окно, но оно не поддалось. Форточка также была прибита ржавыми гвоздями намертво. Немыми свидетельствами бесполезности стремления на волю, наглядно служили дохлые насекомые, валяющиеся между рамами. Осы, кузнечики, мухи, пауки и мотыльки — лежали в густой перине многолетней пыли, точно в упаковочной вате, иссохшие и бесформенные, вперемешку, хищники и жертвы, объединённые единым фатальным исходом, в общем стеклянном гробу, из которого не суждено выбраться.
Созерцая замурованных насекомых, Ольга ощутила, как клубок тоски в её душе разрастается многократно. Чем больше она смотрела в окно — тем сильнее её тянуло туда, на волю. Пусть бесцветную и бессмысленную, но дающую ощущение свободы.
Начавшаяся вдруг суматоха заставила её отвлечься от окна, и обернуться. Причиной бурного обсуждения людей, стоявших в очередях, оказался некий пожилой гражданин, упавший со стула. Вершинина не сразу решилась приблизиться к нему. Она чувствовала, что с этим человеком случилось что-то неладное, но её останавливало практически абсолютное безразличие остальных посетителей, которые лишь перебрасывались короткими репликами, безучастно пялясь на упавшего.
— Что с ним? — обратилась она к толпе. — Он что уснул?
— Да какой там, уснул, — поморщившись, ответил высокий парень с папкой под мышкой.
— Пьяный, что ли?
— Не пьяный он, — тихонько ответил старичок с противоположного ряда стульев, и недвусмысленно указал глазами на стул, который занимал упавший.
Ольга взглянула на пустой стул, и, ничего не поняв, вновь посмотрела на старика.
— Человеку, наверное, плохо, — пытаясь уловить хотя бы намёк на сочувствие, встревоженным тоном произнесла Оля. — Надо помочь. Надо врача позвать. Пусть регистраторы скорую вызовут, у них же наверняка телефоны есть.
— Девушка, успокойтесь! Что Вы так раскричались! — послышался из одного окошка рассерженный женский голос.
— Не нужна ему помощь, — печально добавил старичок. — Умер он. Всё, отмучился, болезный. Повезло…
— Как умер? — не веря собственным ушам, Вершинина наконец-то переборола свою осторожность, бросилась к лежащему, и проверила его пульс.
Сердце не билось. Тело ощутимо холодело.
— Этого не может быть. Этого не должно быть.
— Дочка, ты бы местечко заняла. Тяжко стоять-то будет, — стараясь говорить как можно тише, произнёс дед, вновь указывая на стул, на этот раз рукой.
— Да не хочу я…
— Садись на стул! Послушайся совета доброго человека, — сказала Лиша. — Здесь свободные стулья ценятся на вес золота. Тебе подвернулась несказанная удача. Ты ближе всех к освободившемуся стулу. На это место метят как минимум пятеро близстоящих субъектов. Не упускай момент!
Бросив взгляд исподлобья, Ольга заметила двух мужчин и одну женщину, которые, не сводя глаз со стула, поспешно приближались к нему с разных сторон. Было понятно, что интересует их именно свободный стул, а никак не преставившийся собрат по очереди.
— Чёрт знает что! — с содроганием перешагнув через мертвеца, Ольга уселась на его стул, вызвав улыбку старика и злобное шипение раздосадованных граждан, не успевших занять освободившееся место. Ворча, и одаривая Ольгу убийственными взглядами, они вновь разошлись по своим углам. Остальные люди, ожидающие в очереди, успев потерять к произошедшей трагедии всяческий интерес, попросту отвернулись.
Близость мёртвого тела беспокоила только Вершинину. Она старалась на него не смотреть, ощущая себя прегадко. Наконец, из коридора вышла пара измождённых клерков, которые без промедлений подхватили покойника с двух сторон, и поволокли его прочь, на ходу проклиная судьбу, и свою собачью работу. Очевидно, с подобными ситуациями они сталкивались постоянно.
— Как так можно? — вслух произнесла Оля. — У них на глазах умер человек, а им хоть бы хны. Всем безразлично…
— Нет, не безразлично, — услышал её слова старичок. — Просто все привыкли к этому.
— К чему? К тому, что люди умирают в очереди?
— Да. Поначалу мне тоже это казалось дико и бесчеловечно. Но потом, со временем, я, как и все, к этому привык.
— Разве к этому можно привыкнуть? Сколько времени нужно привыкать к подобному, чтобы так очерстветь?
— Меньше чем ты предполагаешь, — ответил другой старик, который сидел с ней рядом, и без устали перебирал чётки.
Этот задумчивый старец с раскосыми глазами, жидкой бородкой клинышком, и тюбетейкой на голове, говорил с типичным восточным акцентом.
— Чтобы не потерять рассудок, научись относиться к подобным вещам философски. Человека не стало — значит очередь впереди тебя стала меньше на одного. Значит ты продвинулась на шаг ближе к завершению этой муки.
— Жестокая позиция.
— Жестокость — основа нашего мира.
— Не согласна.
— Ты — идеалистка? — улыбнулся старик напротив. — Зачем же тогда ты пришла сюда?
— По личному делу.
— Все здесь по личному делу. Нельзя ли поконкретнее? Если это не секрет, разумеется.
— Я хочу помочь своему другу, попавшему в беду.
— Поразительно. То есть, ты добровольно спустилась сюда, ради кого-то другого?
— Этот человек мне очень дорог…
— Ты не понимаешь, девочка. Здесь нет таких, кто пришёл просить за кого-то. Каждый пришёл сюда только ради себя самого.
— Выходит, что только одна я готова протянуть руку помощи близкому мне человеку, а все остальные, здесь присутствующие, пекутся лишь о собственных интересах?
— Конечно. Многие спустились сюда, якобы, ради кого-то. Но когда начинаются разбирательства, обычно выясняется, что цель их прихода заключалась отнюдь не в слепом альтруизме. Это было их личное желание. Оказать помощь кому-то лишь ради того, чтобы им самим было хорошо от этого. Видишь, как легко всё получается. Ты идёшь вступаться за кого-то не из-за самоотверженности, а лишь потому, что благополучие этого человека необходимо для твоего собственного благополучия. То есть, тебе важен покой твоей собственной души, который установится, если с дорогим тебе человеком всё будет в порядке.
— Абсурд какой-то…
— Вот простой пример. Что ты ответишь, если я пообещаю обменять жизнь твоего друга на твою собственную жизнь? Он будет жить и радоваться жизни, но тебе для этого придётся умереть. Только попрошу не лукавить… Ага, задумалась. И правильно. Значит, в твоей душе есть сомнения. Значит, либо твой здравый смысл слишком твёрд, либо человек, за которого ты вступаешься, не слишком критично дорог тебе. На самом деле, когда собираешься умереть за кого-то, то нужно задуматься, а есть ли в этом смысл? На мой взгляд, смысл есть лишь в одном случае, когда умираешь ради детей, потому что детям суждено продолжить твой род, и вся жизнь у них ещё впереди. Когда же один взрослый человек умирает ради другого взрослого человека, то суть от этого не меняется, так как в любом случае погибнет один из равноценных элементов.
— Извините, конечно, но насчёт равноценных элементов, Вы не правы, — встряла в их разговор женщина, дочь которой распознала в наушнике Лишу.
— Это почему? — повернулся к ней старичок.
— Да потому, что это определение годится только для мужчин. Но если молодая женщина приносит себя в жертву, то это значит, что она так же жертвует своими будущими детьми. А значит, идти на заклание ради кого-то, и тем более ради мужика, для женщины не только бессмысленно, но и недопустимо. С точки зрения здравого смысла, естественно.
— Мудрое замечание. Сразу видно, толковый женский подход. Не в бровь, а в глаз.
— Мудрости тут особо никакой нет. Я рассуждаю как мать.
— И то верно. Спасибо, что поправили меня. Так вот, к чему я вёл, — старичок вновь повернулся к Ольге. — Какой смысл отдавать свою жизнь ради чужой жизни, если ты не узнаешь, как будет жить этот человек? Другое дело, если бы ты получала удовольствие от осознания того, что он будет жить благодаря тебе. Но это осознание покинет тебя вместе с жизнью. Ты бесследно исчезнешь, и не будешь знать, что там стало с твоим другом, как он живёт, плохо ему или хорошо. И какой во всём этом интерес, скажи мне на милость? Какое счастье? Счастье, это когда ты жива, и он жив. А когда один из вас умирает, это в любом случае трагедия.
— С чего Вы вообще взяли, что я собралась расстаться с жизнью? Я намерена вернуться обратно, вместе с моим другом. Никто из нас не должен умереть, — Ольгу начало доставать это бессмысленное нравоучение.
— Но ведь это же невозможно. Вернуться может только один. И то, если повезёт.
— Обычно, оно никого не отпускает, — добавил усатый мужчина, сидевший рядом с болтливым стариком. — Поэтому не тешь себя надеждами.
— Что верно — то верно. Но ведь всё зависит от стремления. И от того, что ты написала в своей анкете.
— В какой ещё анкете? — насторожилась Вершинина.
— Что значит, «в какой анкете»? Типовая форма А-618. Её все должны заполнить, чтобы потом предъявить регистратору. Разве ты её не заполняла?
— Нет. А надо было?
— Конечно!
— Без анкеты тебя не зарегистрируют, — ухмыльнулся бородач. — Скажут «иди, заполняй анкету», и по новой придётся очередь отстаивать. Иди, заполняй.
— Но мне никто ничего не говорил ни о какой анкете, — упиралась Ольга.
— А кто тебе должен был о ней сказать? Правила висят на входе. Почему ты их не прочла? Там про анкету всё подробно расписано, где её брать, и как оформлять.
— Я не обратила внимания. Где можно взять эту анкету?
— Бланки анкет лежат на столике, в коридоре.
— Я впервые об этом слышу, — оправдывалась Лиша. — Честно.
— Ладно, чего уж там, — в сердцах пробормотала Ольга. — Надо, так надо. Пойду, возьму бланк…
— Подожди. Если встанешь — твоё место займёт другой.
— А что мне делать остаётся?
— Вот, возьми, — к ней протянулась рука с листочком бумаги. — Я всегда беру по два бланка анкет. На всякий случай. Вдруг ошибусь в одном — тогда не придётся идти за новым. Тебе повезло, что я заполнил всё с первого раза, и второй экземпляр мне не потребовался. Можешь взять.
Оля подняла глаза, и поняла, что её вновь выручил незнакомый старик, сидящий напротив. Приподнявшись со стула, она приняла бланк, и тут же поспешно вернулась на своё место.
— Спасибо большое.
— А писать-то у тебя есть чем? Или пальцем собираешься?
Безрезультатно похлопав себя по карманам, Ольга грустно вздохнула, и покачала головой.
— Простите, я могу одолжить у кого-нибудь ручку?
— На, лови, — старик бросил ей авторучку. — Эх, ты, чудачка. Занялась таким серьёзным делом, абсолютно к нему не подготовившись. Даже ручку с собой не взяла.
— Премного благодарна.
Кое-как разместив бланк на колене, Ольга принялась заполнять анкету. Не смотря на то, что листочек был небольшим, пунктов в нём оказалось очень много, причём места для текста отводилось издевательски мало. Из-за этого приходилось постоянно вылезать за пределы отведённых строчек, даже не смотря на то, что данные вписывались мизерным, убористым почерком.
Вначале шли стандартные строки: фамилия, имя, отчество, год рождения, и паспортные данные. Потом потребовалось заполнять графы об образовании, месте учёбы и работы. Сведенья о родителях, и, зачем-то, о домашних животных. После этого пошла откровенная чушь: «Как часто Вы теряли ключи от дома»; «Назовите наиболее привлекательный для Вас вид суицида»; «С какой регулярностью Вы мастурбируете», и так далее. Каждый очередной вопрос был идиотичнее предыдущего. В конце концов Ольге это надоело.
— Довольно с меня! Я не хочу на это отвечать!
— Но ты должна, — требовала Лиша.
— Зачем? Зачем им надо знать, поедаю ли я сопли из носа? Это отвратительно, фу! Тот, кто составлял эту анкету — душевно больной!
— Ты должна отвечать честно. Иначе Заккум тебя не пропустит, — указал на неё пальцем старик, сидевший напротив.
— Закку-у-м-м-м, — протянул седобородый сосед в тюбетейке.
— Что за Заккум?
— Дерево смерти.
— Это дерево посадил сам Дьявол! — произнесла старуха, сидящая через один стул от Ольги.
— Я слышал, что его семена похожи на кленовые. Только они двухметрового размера, — добавил парень из очереди, приподняв козырёк кепки. — И края у них заточены по типу косы. Летят-вращаются. Могут начисто голову срезать, если зазеваешься.
— Корни Заккума уходят вглубь земли, и сосут раскалённую магму из преисподней.
Очередь начала наперебой спорить о том, как выглядит мифическое дерево. Пока их спор продолжался, Ольга успела заполнить свою анкету до конца. Она уже не вникала в суть бредовых вопросов, и отвечала на них тупо, не задумываясь. Поставив свою подпись в конце анкеты, Вершинина произнесла: «Всё, закончила».
— Могла бы не торопиться, — невозмутимо ответила Лиша. — Сидеть ещё долго придётся.
— Откуда ты знаешь?
— Да всё оттуда же. С каждым клиентом возятся по часу, кроме всего прочего, у местных служащих постоянные перерывы: операционные часы, обед, пересменки, технические процедуры. Всё это дополнительно оттягивает процесс ожидания.
— Но что же мне делать?
— А ничего. Жди.
— Неужели нельзя как-то ускорить эту заминку?
— Не-а. Можно влезть без очереди, но тебя не поймут. Взгляни на этих людей. От вечного ожидания они настолько оскотинились, что разорвут тебя в клочья ещё на подходе к окошку. Не рекомендую испытывать судьбу.
— Но время же уходит! Скоро Гена разбудит меня, и я не успею выполнить своё задание!
— Вот как раз об этом-то тебе переживать следует меньше всего. Дело в том, что время здесь и там — течёт совершенно по-разному. Что-то вроде парадокса Эйнштейна. Но ты не пугайся. Временную диспропорцию переживает только твой разум, но не тело. Поэтому ты не вернёшься в реальность постаревшей.
— Хоть это радует… А проветрить помещение здесь никак нельзя? Духотища жуткая.
— Кондиционер сломался уже давным-давно, — ответил сосед. — Да, впрочем, от него всё равно не было никакого проку. Одно тарахтение.
— Чем дольше я здесь нахожусь — тем больше меня одолевает вопрос «а зачем я вообще сижу в этой очереди»? — сквозь зубы произнесла Ольга.
— Полагаю, что Хо именно этого и добивалось, — ответила Лиша. — Чтобы ты озадачилась подобным вопросом. Зачем тебе это надо? Что ты здесь забыла? Ты можешь сидеть, и терпеливо дожидаться своей очереди. А можешь взять, и уйти. Твоя душа молит тебя покинуть это неприятное место, но твой разум держит тебя здесь якорем. Всему виной человеческая натура. Вы, люди — привыкли терпеть. За свою жизнь вы постоянно терпите что-то. Вот и сейчас, ты понимаешь, что уйдя — останешься ни с чем. А вытерпев эту бесконечную очередь — ты получишь официальный пропуск туда… (Ящерка вздохнула) Куда и так можешь пройти.
— Ты нарочно запутываешь меня?
— Запутываю? Вовсе нет. Тебе потребуется время для осознания. Немало времени. Быть может, вся жизнь.
— Рехнуться можно, — Ольга склонила голову, и сжала её руками. — Это уму непостижимо.
Время идёт. Просачивается точно вода сквозь решето. Бесполезно потраченное, упущенное. Вокруг что-то происходит, но это волнует её всё меньше и меньше с каждым часом, днём, неделей… Она превращается в вечный валун, который недвижимо остаётся на своём месте, не взирая на смену дня и ночи, времён года, будней и праздников. Этому валуну наплевать на погоду, катаклизмы, жизнь существ, копошащихся вокруг него. И Ольга становилась таким же камнем, врастая в шаткий стул, изучив до мельчайших деталей каждую мелочь, каждую чёрточку, крапинку и пылинку окружающего её помещения, точно весь мир сузился до размеров этой душной кельи.
И люди, сидевшие рядом с ней, постепенно превращались не то в членов семьи, не то в сокамерников. А сама она становилась такой же как они — неуравновешенной обитательницей бесконечной очереди. И озлобленность, вызванная выматывающим ожиданием, затапливала её душу, порождая звериную ожесточённость, способную заставить Ольгу вцепиться в любого, кто скажет ей слово поперёк, не говоря уже о попытке занять её место, или, не дай бог, пролезть вперёд.
Духота, запах чужого пота, скрип рассохшихся досок под затёртым линолеумом, визгливое нытьё малышни, и шамкающее ворчание стариков, гудение кружащей под потолком мухи — всё, что происходило вокруг, вызывало у неё только одно чувство, лютую ненависть, которая росла и полнилась, заливая чашу терпения до краёв. Когда ожесточение достигло своего апогея, она поняла, что дальше это продолжаться не может. Словно невидимые верёвки поочерёдно порвались, и перестали удерживать её на месте.
— Здесь можно сидеть до скончания веков, — произнесла Вершинина приподнимаясь со стула. — Ничего не дождёшься.
— Ты куда?! — воскликнула Лиша.
Как только стул освободился, к нему тут же кинулись сразу два человека — старуха и небритый мужик. Они сцепились, рыча, и отталкивая друг друга. В конце концов, бабка, изловчившись, пнула мужика пониже колена. Тот вскрикнул, и отпрыгнул назад, поджимая ушибленную ногу. В этот момент, старуха, с гордым видом победительницы, заняла свободный стул.
— Ну вот, — констатировала ящерка. — Место потеряла.
— Да и плевать. Пусть сидят, если им нравится. А я — ухожу.
Проходя мимо доброжелательного старика, она вернула ему ручку.
— Хотя бы объясни, что ты собираешься сделать?
— По ходу соображу.
— Опять ты со своими импровизациями. Не доведут они тебя до добра!
— Разберусь как-нибудь.
Отыскав начало очереди, она стала пробираться к окошку.
— В чём дело?! Куда Вы лезете?! — тут же последовали гневные голоса.
— Пропустите! Мне только вопрос задать, — протискивалась через народ Ольга.
Потеснив от окошка полную даму, копавшуюся в сумочке, в поисках каких-то документов, она, не обращая внимания на нарастающий вокруг шум возмущений, протянула регистратору свою анкету.
— Я очень прошу Вас поскорее меня зарегистрировать! У меня особенный случай!
Регистратор — женщина лет пятидесяти, с густо накрашенными губами и пышной химической завивкой, удручённо взглянула на неё из-под очков, и хрипловатым голосом ответила:
— Дорогуша, ну здесь очередь, наверное. Не морочьте мне голову, у всех тут, между прочим, случаи особенные.
— Вы не понимаете! Мне некогда стоять в очереди! Он не будет ждать!
— Вот хамка-то какая! — наконец пришла в себя дама, оттеснённая от окошка. — Влезла тут! А ну пошла отсюда!
— Да вышвырните её наконец! — подключился мужчина, стоявший следом за ней. — Кто она такая, чтобы без очереди лезть?!
— Убивать таких надо! — крикнул ещё кто-то.
Обстановка накалялась.
— Кто, «он»? — спросила регистраторша, всё ещё сохраняя усталую невозмутимость, но уже не скрывая осторожного любопытства.
— Вы знаете, о ком я! Прекрасно знаете! У меня к нему важная депеша. И если он не получит её в срок, то будет очень, очень недоволен. И тогда всем вам тут не поздоровится. Неужели Вам это нужно?
— Вот только не надо, пожалуйста, мне тут угрожать. Пугать меня ещё будет. Ишь какая… Давай сюда свою анкету. Взгляну хоть, что за депеша такая…
— Чё за произвол?! — заорал кто-то за спиной Ольги. — Чё там, её приняли без очереди, что ли?
— Докатились! Всякую шваль без очереди принимают!
— Я — старый, больной человек, ветеран, стою тут честно, как все. А какая-то молодуха, засранка, влезла вперёд меня, и хоть бы хны! Ни стыда, ни совести!
— Да вытолкайте её взашей!
— Космы повыдирать ей, твари такой!
— Морду ей разбить, чтобы знала, как людей уважать!
— Граждане! Граждане! Будете орать, вообще никого не приму! Голова от вас уже болит, — хриплым баском закричала регистраторша.
— Имейте совесть, любезная, мы тут столько уже стоим, а Вы какую-то наглую девку принимаете без очереди, — слегка понизив тон, возмутился мужчина.
— Успокойтесь. Это специальный посетитель.
— А мы тут кто? Пустое место, что ли? Глядите, какая специальная выискалась!
— Так, угу, угу, — регистратор сосредоточенно читала анкету.
Руки её подрагивали. Это было заметно по мелко трясущемуся листочку.
— Паспорт Ваш, — вновь повернувшись к Ольге, попросила она.
— Что? Паспорт? — опешила та.
— Паспорт, паспорт Ваш дайте, пожалуйста.
— Это обязательно?
— А как же?! Как я могу определить Вашу личность без паспорта?
— Но у меня с собой его нет. Может быть, можно как-нибудь без него обойтись?
— Без паспорта никаких разговоров быть не может. Когда принесёте паспорт, тогда и получите форму 9-Ст, для предъявления в седьмое окошко…
— И в это седьмое окошко опять придётся очередь отстаивать?!
— А как Вы хотели?! Может быть у Вас действительно важное дело, но без паспорта я Вас принять не имею права. До свидания. Следующий…
— Но, минутку…
— Я Вам что, не ясно сказала? Принесёте паспорт — будем оформлять форму 9-Ст. Освободите окошко!
— Крыса канцелярская…
— Что Вы сказали?
— Ничего, — Ольга обернулась.
Вокруг неё плотным кругом столпились люди с неприятными, злорадными ухмылками на лицах.
— Ой-ёй, — пропищала Лиша. — Кажется, сейчас тебя порвут на лоскуты.
Толстуха с силой оттолкнула Ольгу от окошка, и та, не удержавшись, отлетела в толпу, после чего в неё вцепились десятки рук.
— Сейчас мы тебе покажем, как без очереди лезть!
— Попалась, гадина!
— Бейте её!
Бездушной массой, толпа навалилась на девушку. Словно это был единый шевелящийся организм, состоящий из сплошных рук, ног, и кричащих ртов. Её пинали, царапали, выкручивали руки, рвали волосы и одежду. Чья-то пятерня вцепилась ей в лицо. Палец угодил в глаз, и начал медленно выдавливать его из глазницы.
— Хо! — с трудом отдавая себе отчёт от боли и страха, прокричала Ольга. — Хо!!! Хо!!!
Не успел звук её голоса стихнуть, как в помещении погас свет. Руки тут же соскользнули с неё, толпа расступилась, гневно пыхтя. Набросив на плечо полуоторванный рукав рубашки, Вершинина сжалась в комок, запуганно ожидая нового нападения, но никто к ней не приближался. Вместо этого, из темноты слышалось лишь беспокойное топтание, и сдержанные голоса:
— Что случилось? Почему свет погас?
— Генератор, видимо, накрылся.
— Скоро наладят, кто-нибудь в курсе?
— Да кто же их знает. Они обычно не чешутся.
— Сейчас включат. Я уверен.
— Откуда такая уверенность?
— Ну что за беспредел? Чем дальше — тем хуже!
Тяжело дыша, Ольга прислушивалась, стараясь не шевелиться, и сдерживать дыхание, чтобы о ней, не дай бог, не вспомнили.
— Везёт тебе, как утопленнице, — наконец «вернулась» Лиша. — Где таких слов нахваталась? Или просто так ухнула, наобум? Ладно, не важно, давай-ка выбирайся отсюда, пока свет не включили. Иди вперёд. Только осторожно.
Стараясь двигаться как можно аккуратнее, Ольга начала своё движение через темноту. Осторожно проскальзывая между слепо блуждающими людьми, она шла напрямик, пока Лиша не указала ей новое направление.
— Так, теперь сворачивай направо. Иди, пока не увидишь свет.
Выставив вперёд руку, и беспомощно ощупывая путь перед собой, девушка крадучись двигалась по указанному пути, стараясь не сталкиваться с встречным людом. Наконец, впереди мелькнуло светлое пятно, которое загораживали многочисленные людские силуэты. Свет падал из прилегающего коридора. Достигнув поворота, Оля повернулась лицом к источнику свечения, и увидела, что оно проникает в помещение из открытых дверей, расположенных в дальнем конце коридора. Тёмные людские фигуры, переваливаясь, точно механические куклы, неторопливо двигались на выход, исчезая в ослепительно-белом пятне света.
— Мне туда? — догадалась Вершинина.
— Угу, — ответила Лиша.
Пристроившись к колонне выходящих, Ольга неспешно последовала вместе с ними к выходу.
— Не понимаю, зачем так долго сидеть в очередях, если можно спокойно выйти, и всё?
— Нет, не совсем спокойно. Загляни ка вперёд.
Ольга выглянула из-за спины впереди идущего человека, и увидела, что каждый выходящий, прежде чем раствориться в пятне света, приостанавливается у порога, и что-то протягивает в узкую амбразуру проходной. Внезапно, один из выходящих замешкался. Колонна остановилась. Прошла минута, а он так ничего и не передал в пропускное оконце, продолжая что-то виновато бормотать. Тонкий фиолетовый луч ударил из амбразуры прямо в грудь бедолаге. К потолку взвился дымок. Человек, пошатываясь, развернулся лицом к колонне, и Ольга с ужасом увидела, что в центре его чёрного силуэта, чётко очерченного на фоне ослепительно-яркого выхода, зияет сквозное отверстие, проделанное таинственным лучом. Ноги несчастного подкосились, и он грохнулся на пол. Тут же из боковой двери появились двое охранников, которые торопливо уволокли убитого за дверь. Следующий выходящий предъявил свой пропуск в амбразуру, и колонна двинулась дальше.
— Видела? — спросила Лиша.
— Это ужасно. Что же мне делать?
— Тот, кто всё это задумал, провоцирует тебя на вероломный поступок. Боюсь, что выбора у тебя нет. Если не успеешь что-то предпринять — останешься здесь навсегда.
— Как я должна поступить?
— Я не вправе давать тебе столь жестокий совет. Это противоречит моим правилам и канонам. Могу лишь дать наводку. Сейчас ты пройдёшь мимо пожарного щита на стене. Возьми с него что-нибудь подходящее. Дальше уж как-нибудь сама сообрази.
— Что я должна сообразить? Господи, когда же это закончится? Так, вот он — щит.
На тускло освещаемом щите висели: лом, лопата, огнетушитель, топорик и ведро. Раздумывать было некогда, и Ольга схватила топорик. Практически сразу она поняла, на что намекала ей Лиша.
— О, нет. Я не смогу этого сделать. У меня не получится вот так легко убить. Исподтишка. Нет, я не хочу.
— Никто не заставляет тебя убивать. Ты спровоцирована на совершение греха, но в твоих силах уменьшить его тяжесть. К тому же, если ты этого не сделаешь, то сама лишишься жизни. Думай скорее, времени почти не осталось. Скоро темнота не будет тебя скрывать.
— Как? Как можно уменьшить его тяжесть? — Ольга всхлипнула, несколько раз прицелилась топориком в спину впереди идущего человека, и опустила его вниз. — Это выше моих сил.
— Ну что ж, Оля. Тогда прощай. Мне жаль, что всё так получилось.
— Подожди! Неужели всё так должно закончиться?!
— Это зависит только от тебя.
— Да будь оно всё трижды проклято, — Ольга перевернула топор, и, изловчившись, стукнула идущего перед ней мужчину тыльной стороной обуха по затылку.
Тот свалился как подкошенный. Уронив топор, Оля принялась отряхивать руки, причитая:
— Боже мой, господи, что же я наделала…
— Бери скорее пропуск, — нашёптывала ей Лиша. — Хватай!
Нащупав в полутьме руку упавшего, Ольга выдернула из неё бумажку. В спину её уже нетерпеливо подталкивали люди, идущие сзади. Переступив через тело, Вершинина быстренько догнала фигуру движущуюся впереди.
— Успокойся. Ты его не убила. Всего лишь оглушила, — пояснила ящерка. — Видишь, я же говорила, что можно минимизировать тяжесть греха, если он жизненно необходим. Хотя, можно было и проще всё обставить.
— Проще? Каким это образом?
— Ну, вообще-то, когда я говорила про пожарный щит, я вовсе не намекала тебе на пробивание чужих голов топором. Я надеялась, что ты возьмёшь огнетушитель, и пустишь в окошко проходной струю пены. Это позволило бы тебе проскочить на выход, не попав под луч. Но ты, я гляжу, сторонница более брутальных методов.
— А почему ты сразу мне это не могла подсказать?!
— Я же уже говорила. Я не имею права побуждать тебя к совершению сознательных нарушений. Ты интуитивно приняла такое решение, так как времени на обдумывание возможных альтернатив у тебя не было. Сейчас уже поздно размышлять о содеянном. Нужно смотреть вперёд. Кстати, вот и твоя очередь подошла.
— Стоять. Пропуск, — густым металлическим басом прогудел голос из амбразуры.
Человек впереди неё остановился, и протянул свой пропуск, положив его на лоток под оконцем. Лоток задвинулся, после чего из кабины донеслись мелодичные электронные звуки, словно из старого игрового автомата. Лязгнул турникет, и загорелась зелёная стрелочка.
— Проходи!
Человек, не спеша, будто не веря, что ему действительно разрешили выйти, шагнул за порог, и тут же растворился в сплошном ослепительно-белом свечении. Ольга сделала шаг вперёд, и остановилась. Перед ней с резким стуком выдвинулась треугольная перекладина турникета, у основания которой вспыхнул красный крест.
— Стоять. Пропуск.
— Да-да. Вот. П-пожалуйста, — трепеща от страха, Оля протянула украденный листочек.
Ей удалось рассмотреть пару внимательных, пронизывающе-чёрных глаз, точно состоявших из одного сплошного зрачка, внимательно разглядывающих её из узкого оконца-амбразуры. Рядом виднелась непонятная трубка с лазерным прицелом и мигающей синей лампочкой. Очевидно, тот самый излучатель который прожигал нарушителей. Было заметно, как трубка, ориентируясь за Ольгиными движениями, поворачивалась из стороны в сторону, постоянно держа её на прицеле.
Положив пропуск на лоток, девушка тут же отступила назад, про себя молясь, чтобы листок, на который она даже не успела посмотреть, оказался действительно пропуском. Лоток задвинулся. Заиграла компьютерная мелодия. Невидимый вахтёр медлил. «Только бы получилось, только бы получилось!» — в тайне молила Ольга.
— Сумских Александр?
— Что?
— В пропуске указано — «Сумских Александр». Как это понимать?
— Нет-нет, не Александр! Меня зовут Александра Сумских! — Ольга чувствовала, что скользит по краю пропасти, но деваться было некуда.
— Опять они букву пропустили, — раздосадовано произнёс голос. — Сегодня же служебку напишу.
— Что же мне теперь делать? — стараясь говорить как можно жалобнее, спросила Вершинина.
— Внимательнее надо быть, уважаемая. Прежде чем расписаться в пропуске, прочитайте, всё ли в нём указано верно. А то схватят, и бежать, сами не свои от счастья…
— Что же делать? Неужели придётся возвращаться, и заново очередь отстаивать?
Вахтёр помолчал, потом вздохнул, и ответил:
— Ладно… В последний раз!
На турникете вспыхнула зелёная стрелочка, и он втянулся в стену, освобождая проход.
— Проходи!
Словно каменная глыба свалилась с плеч Ольги. Она едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть от радости. Собравшись, и сохранив демонстративную сдержанность, она наконец-то шагнула на свет. Сначала он ослепил её. Потом глаза начали привыкать, и девушка распознала какие-то контуры, темнеющие на фоне абсолютной белизны. Когда же зрение окончательно настроилось на новое восприятие окружающего пространства, Оля поняла, что стоит на ровном поле, ярко освещённом солнечными лучами, которые не давали тепла. По полю двигались люди, очевидно, вышедшие вместе с Ольгой. Нестройной гурьбой они тянулись к виднеющейся впереди арке, возвышавшееся посреди поля массивным монументом. Не было никакой стены, никакого забора, или другого ограждения, разграничивающего поле. Была лишь одна эта десятиметровая каменная арка, выполненная в традициях античной архитектуры: с колоннами, статуями и барельефами.
Сразу же бросался в глаза один любопытный факт. Входящие в арку люди не появлялись с другой её стороны. Они словно исчезали в ней. Наверняка очередное неевклидово пространство.
— Твоему везению можно только позавидовать, — Лиша отцепилась от её уха, и спрыгнула на плечо. — Кто бы мог подумать, что в этих пропусках не указываются отчества.
— Мне в эту арку? — спросила Ольга.
— Да. Торопиться не стоит. Ты успеешь.
Направляясь к одинокой арке, Ольга не без любопытства разглядывала её, определяя всё новые элементы декора по мере приближения. Статуи, стоявшие по обе стороны от входа сверкали золотыми венцами. В их мускулистых руках были зажаты длинные копья. Прямо над входом, полукругом располагалась надпись, сделанная на латыни: DELIBERATION AEQUITAS PHILOSOPHIA VERITAS SUFFERENTIA LIBERTAS. Ящерка заметила, что Оля вчитывается в неё, и поспешила перевести:
— «Размышление, уравновешенность, философия, справедливость, терпеливость, свобода» — необходимые составляющие для выживания там — за гранью разумного бытия.
— Насчёт первых четырёх постулатов ничего сказать не могу, но вот пятый звучит как издевка. С какой стати сюда свобода-то затесалась? В этом мире мы — пленники.
— Свобода должна жить в твоей душе. Стремление к свободе направляет тебя на борьбу за своё будущее, не даёт впасть в уныние, заставляет выживать, карабкаться наверх, не взирая на сложности и преграды. Это осознанная необходимость. Именно свобода твоей души защищает тебя от влияния Хо. Потому оно и стремится подавить её любой ценой. Лишённого свободы проще сломить.
— Vita sine libertate, nihil, — произнёс кто-то. — «Жизнь без свободы — ничто». Ещё древние говорили.
— А? — Ольга оглянулась, и увидела молодого парня, который держался на небольшом расстоянии позади неё.
Одетый во всё белое, он выглядел очень опрятно.
— Угу, — кивнула, Вершинина, окинув его беглым взглядом, после чего тут же отвернулась, и прибавила шаг.
Чем ближе она приближалась к арке — тем больше людей встречалось ей на пути. Народ скапливался возле входа в арку, образуя небольшую толпу, которая постепенно просачивалась через арочный проход, будто нить сквозь игольное ушко.
— Зачем они все идут туда?
— За искуплением, — ответила Лиша. — В основном.
— Не все, — добавил мужчина, идущий с ними рядом. — К примеру, я иду по убеждению.
— Такое впечатление, — поёжилась Ольга, — что все подслушивают, о чём мы говорим.
— Может и подслушивают, удивляться тут нечему, — ящерка зевнула. — По мне, так пусть слушают. «Где больше двух — говорят вслух».
— Тебе, может быть, это и безразлично, а меня настораживает. Я ведь даже не знаю, кто все эти люди, и чего от них можно ожидать.
— Они не сумеют воспользоваться твоими тайнами. Их время уже прошло.
Арка монументально возвышалась над ними, и охранявшие вход каменные стражи, с презрением, увековеченным в их чертах, глядели на входящих сверху вниз сквозь прорези в шлемах из сусального золота. Затаённая, дремлющая мощь таилась в могучих телах двух титанических статуй. Словно они выискивали кого-то в серой толпе паломников, готовые в любой момент нанизать на острие своего пятиметрового копья.
Миновав их, Ольга вошла под арочный свод, увлекаемая плотным потоком живой реки, неукротимо вливающейся сквозь промежуточные врата — в иное, параллельное измерение.
— Что будет там? К чему мне готовиться? — вслух спросила она.
Звук голоса гулко отразился от стен, обернувшись неким подобием эха.
— К листопаду смерти, — ответила Лиша.
На выходе из арки толпа рассеивалась, разбредаясь по сторонам. Выбравшись из толчеи, Оля практически сразу увидела его. Теперь, когда многочисленные спины, плечи и затылки более не загораживали ей обзор, легендарный Заккум предстал перед ней во всём своём необъятном величии. Он был настолько удивителен, что девушка несколько минут не могла издать не единого внятного слова, кроме взволнованных междометий.
Внешне, это таинственное дерево практически ничем не отличалось от обычных лиственных деревьев, в изобилии растущих повсюду. Но вот его размеры. Их невозможно было передать словами. Они не просто поражали, они обескураживали, ошеломляли своим размахом. Стройный ствол Заккума возвышался над горизонтом, в то время как его пышная ветвистая крона простиралась выше облаков.
— С ума сойти. Сколько же в нём метров? — всё никак не могла прийти в себя Вершинина.
— Метров? Высота Заккума исчисляется километрами, — ответила Лиша. — Впечатляюще выглядит, правда?
— Никогда не думала, что деревья могут быть такими большими.
— Заккум — высшее дерево. Любуйся им, пока есть возможность. На таком расстоянии он безопасен.
— А стоит ли вообще к нему приближаться?
— К сожалению, это необходимо. Там располагается вход в укрытие Хо. Если не ошибаюсь, это дупло у самого основания ствола, между корнями. Найти его не проблема. Гораздо хуже дело обстоит с листьями Заккума. Они совершенно непредсказуемы.
— Вон там, в стороне, я вижу какую-то дорогу, — указала Ольга. — Похоже, что это шоссе. Может, имеет смысл выйти на него, и остановить какую-нибудь машину. Всё лучше, чем тащиться пешком в такую даль.
— Здесь не должно быть никакого шоссе, — удивилась Лиша. — Странно. Очень странно.
— Тем не менее, оно есть. Я иду к нему.
— Его не было, и быть не может. И машин здесь не бывает никаких, никогда.
— Если оно появилось, значит и машины должны появиться. Зачем же, иначе, оно нужно.
— Это очередное испытание на выносливость. Будь осторожна. На твоём месте, я бы предпочла добираться пешком. Тише едешь — дальше будешь.
— Но у меня нет времени тише ехать, как ты не понимаешь? Я должна воспользоваться этим шансом, — Вершинина упрямо зашагала в сторону пустынной трассы.
— Странное шоссе. Ни столбиков, ни указателей… Словно созданное впопыхах, персонально для тебя.
— А может и так. Что мне с того?
— Тебе-то, может, и ничего, а вот мне не по себе как-то. Если бы я чувствовала опасность, то ни за что бы тебя туда не пустила. Но опасности я не чувствую. А всё равно как-то не по себе. Предчувствие какое-то нехорошее.
— Пожалуйста, не нагнетай обстановку. Если хочешь предостеречь — то делай это с обоснованием. Твои беспочвенные предчувствия вряд ли мне помогут.
Выйдя на обочину, Ольга посмотрела вдаль. Чёрная линия шоссе устремлялась к самому горизонту, разрезая равнину надвое. И на всём протяжении этого дорожного полотна, насколько хватало глаз, не было видно ни единой машины. Не наблюдалось абсолютно никаких указателей, и даже телеграфные столбы — неизменные спутники автострад, отсутствовали как таковые. Лишь какая-то убогая постройка была замечена в нескольких сотнях метров впереди, вдоль по трассе.
— Как думаешь, что это там? — кивком указала Вершинина.
— Похоже на…
— …автобусную остановку. Верно?
— Не понимаю, зачем нужна остановка, если автобусы не ходят? Всё это похоже на коварный замысел, — мрачно произнесла Лиша.
— Извини, конечно, но я не вижу в этой остановке ничего зловещего. Ты уверена, что там ловушка?
— Нет.
— Тогда вперёд.
Путь до остановки они преодолели в полном молчании. Лишь шорох шагов по пыльной обочине нарушал бесконечную тишину этого забытого богом места. Ольга молчала не потому, что ей не хотелось разговаривать. В душе она надеялась расслышать хоть какой-нибудь звук. Если бы не равномерное шуршание её собственных шагов, она бы точно начала сомневаться — не оглохла ли? Ни ветерка, ни птички, ни единой букашки вокруг. Лишь дерево на горизонте, и тянущаяся к нему магистраль… Словно это не мир вовсе, а ожившая картина эксцентричного Сальвадора Дали.
Скворечник автобусной остановки своими облезлыми стенками напоминал среднестатистическую российскую пригородную остановку, без каких либо изысков — четыре бетонные стены с крышей, а внутри — грязь и затёртые лавочки. Приблизившись к убогой конструкции, Ольга сбавила шаг, и, почти крадучись, обошла её, не решаясь заглянуть внутрь. Когда она наконец собралась с духом, и заглянула в полутёмный закуток остановки, то вздрогнула и отступила назад. Внутри находились люди. Они сидели бесшумно и недвижимо, как изваяния.
— Всё в порядке, — успокоила её Лиша. — Они безобидны.
— Что они тут делают?
— Ждут.
— Что ждут? Автобус? Значит, автобусы здесь всё-таки ходят!
— Я не знаю, — нехотя ответила ящерка. — Может быть. Наверное. Не уверена.
— А тебе не кажется, что это знак. Это указание — подождать. До Заккума меня довезёт автобус. Ты говоришь, что здесь никогда не было дороги, значит, никогда не было и автобусов, из всего этого следует, что и дорогу, и остановку, и автобус кто-то поспешно сотворил для меня, понимаешь? И этот кто-то нам с тобой известен! Это — Хо! Оно уже знает, что я иду к нему, и помогает мне поскорее до него добраться. Оно тоже хочет со мной встретиться, а значит, готово к разговору. Следовательно, у меня есть реальный шанс убедить его. Договориться с ним!
— Ты сейчас кому это всё доказываешь? Кого ты пытаешься убедить? Меня? Или себя? — устало спросила Лиша.
Ольга смолкла.
— Ладно, не бери в голову. Будь что будет, — ящерка поглядела на людей сидевших в полумраке остановки. — Похоже, что они здесь сидят уже довольно давно. Взгляни на их землистые лица. Они похожи на мумий.
— Если они ждут — значит, уверены, что автобус придёт.
— Автобусы здесь не ходят. И не ходили никогда.
— А это ты слышишь? — Ольга восторженно подняла палец. — Слышишь?
Наконец-то, среди этой полновесной тишины возник настойчивый посторонний звук, походивший на гудение шмеля.
— Неужели машина? — насторожилась Лиша.
— Вон! Я вижу её! — указала Оля. — Едет прямо сюда. Моя теория подтверждается!
Вдали по дороге двигалась тёмная коробочка, изредка поблёскивающая на солнце, и производящая то самое гудение, долетающее до их слуха как бы с некоторым опозданием. По началу было трудно определить тип этого транспортного средства. На какое-то мгновение даже показалось, что это был грузовик. Но по мере его приближения стало предельно ясно, что это ни что иное, как самый настоящий автобус.
— Это он! Это он! Я же говорила! — подпрыгнула от радости Ольга.
— Не понимаю, чему ты радуешься, — Лиша становилась всё мрачнее. — Всё это неспроста. Тут есть подвох. Нельзя доверять Хо.
Люди на лавочке зашевелились, забормотали что-то нечленораздельное, зашуршали сумками и пакетами.
— Автобус быстро домчит нас до дерева. Ты представляешь, сколько времени мы сэкономим! — ликовала Вершинина.
— Скорость здесь не уместна. Ох, и тревожно мне, — ответила Лиша. — Приготовься, Ольга. Тебя ждёт новое испытание. Посложнее предыдущего.
Автобус постепенно приближался, на глазах увеличиваясь в размерах. Его тёмный корпус время от времени искажался в колеблющемся мареве полевого миража. Тем временем, люди, выходившие из нутра остановки, скапливались на обочине, не спуская жадных глаз с приближающейся машины. При беглом взгляде эту толпу можно было легко спутать с обычными рядовыми дачниками, возвращающимися в город со своих земельных участков.
Поскрипывая рессорами, автобус подкатил к остановке, мигнул поворотником, и, прижавшись к обочине, остановился. Двери с лязгом распахнулись, и из них тут же выпятились чьи-то тела, цепляющиеся буквально друг за друга.
— Го-осподи, сколько же их туда набилось! — в ужасе произнесла Ольга.
— Вот-вот, именно этого я и боялась, — ответила Лиша. — Ты намерена штурмовать этот автобус, или же дождёмся следующего?
— Я не могу рисковать. Следующего может не быть.
Потихоньку вдавливаясь в толпу, они начали протискиваться к дверям. Забираться в автобус было весьма непростым делом. Казалось, что он был забит до предела. Тела людей, находящихся внутри, выглядели буквально спрессованными. Сквозь мутные окна можно было рассмотреть, как плотно набиты в салоне пассажиры. Но Ольга не намеревалась сдаваться, и настырно лезла вперёд.
Со стонами, хрипами и ворчанием, люди втискивались в узкую дверь, борясь за каждый сантиметр площадки. Напиравшие сзади подталкивали Ольгу вперёд, вжимая её в сплошную человеческую стену. В конце концов, ей удалось взобраться на вторую ступеньку подножки. Приходилось стоять на носочках, так как пятки на ступени уже не умещались, и висели в воздухе. Рука, протиснувшись сквозь толпу, смогла дотянуться до поручня, и ухватиться за него. Людская толща сдавливала тело с такой силой, что трудно было дышать. Подобно механическому прессу, двери автобуса закрылись, сжимая и вталкивая в салон последних висевших на подножке людей. Стало совсем тесно. В забитом битком автобусе отсутствовала возможность не только пошевелиться, но и вздохнуть полной грудью. Давка оказалась поистине ужасной.
Как только автобус тронулся, человеческие массы пришли в движение, шатаясь от тряски. Запястье Ольги заныло от напряжения. Казалось, что ей вот-вот оторвут руку. Но отпускать поручень она никак не желала, боясь лишиться единственной опоры. Хотя, возможно, опора ей и не пригодилась бы, так как плотная живая начинка автобуса спрессовывала её со всех сторон тисками. Пробраться глубже в салон казалось нереальной задачей. Судя по всхлипам, придушенному кашлю, и хнычущему поскуливанию, доносящимся из центра давки, нахождение там сейчас было абсолютно невыносимым. Кто-то тихонько умолял выпустить его на свежий воздух, кто-то скрежетал зубами, кто-то возмущался, что на него навалились.
Ко всему прочему, в автобусе не было ни единого отверстия для вентиляции. На запотевших окнах отсутствовали форточки, а оба люка в потолке намертво заклинило. Напрасно чьи-то руки долбили по ним кулаками. Люки не открывались.
Дышать было практически нечем. Ольге казалось, что не меньше четверти пассажиров находятся в состоянии обморока. Закрыв глаза, они беспомощно висели в толпе, сдавленные телами собратьев, точно бездушными льдинами. У некоторых из носа начинала струиться кровь.
— Как тебе это? — шепнул кто-то на ухо Ольге.
Та хотела повернуться, но не смогла.
— Что? — как можно тише спросила она.
— Путешествие, — ответил всё тот же ядовитый голос.
— Не вижу в нём ничего сверхъестественного, — ответила Ольга. — Кому-то приходится каждый день ездить на работу вот так. И ничего. Не разваливаются.
— Хо-хо-хо, — шёпотом засмеялся собеседник. — Ты попала в самую точку. Именно этого я добиваюсь — сходства. Мне захотелось воссоздать кошмар, который вы привыкли считать обыденностью. По-моему получилось неплохо. Знаешь, это было нетрудно. На самом деле, не обязательно загонять вас в душегубку кнутом, или под прицелом автомата. Вы сами в неё лезете с большим азартом, и увлечением. Достаточно лишь… (его губы коснулись краешка Ольгиного уха) … внушить вам, что это необходимо. Что если вы не залезете в этот автобус — то никогда не доберётесь до пункта назначения вовремя. Знала бы ты, как легко этого добиться. А дальше — начинается представление. Вы лезете по головам, дерётесь за место в морилке. Давите друг друга, душите и ломаете рёбра. Вы превращаетесь в аморфное вещество, заполняющее ёмкость транспортного сосуда. И все ваши стремления сходятся в одном желании — в непременном достижении точки назначения. Нелепо, не правда ли?
— Я… Я не понимаю…
— Хо! Хо!
Стоявший позади вонзил ей в шею свои острые зубы. Его руки обвили её, проникли сквозь одежду, и впились когтями в тело, разрывая плоть.
— Очнись! Очнись!
Ольга вздрогнула, отринув оковы оцепенения. Возвращение из призрачного забытья сопровождалось дикой головной болью и тошнотой. Лиша яростно дёргала её за ухо, не переставая кричать:
— Оля, очнись!
— Всё в порядке, — с трудом ответила та. — Что случилось? Что это было?
— Не знаю. Ты отключилась, — ответила ящерка. — Это плохо. Нельзя здесь отключаться.
— Я говорила с Хо.
Тошнота подкатила к горлу Ольги, и она едва сдержала позыв.
— Это плохо, Оля, очень плохо. Оно испытывает тебя на прочность. Не поддавайся.
— Мне нечем дышать. Теряю сознание. Меня тошнит.
— Терпи. Мы скоро приедем. Главное, не лишайся чувств. Оно только того и ждёт.
Давление чужих тел росло с каждой минутой, словно люди нарочно сжимали её, желая раздавить. Слышался хруст костей. Это был уже не автобус, а какая-то адская соковыжималка. Пассажиры безжалостно давили друг друга, превратившись в единую агонизирующую массу. Повсюду раздавались булькающие хрипы. Руки соскальзывали с поручней, и исчезали в толпе. Кислорода оставалось на пару вдохов. Ольга цеплялась за остатки сознания, продолжая держаться за поручень одеревеневшей рукой. Чей-то костлявый локоть пытался продавить её грудную клетку, и это было самым чувствительным болевым ощущением, помогавшим ей не отключиться, и не сорваться с поручня.
— Нелепо, не так ли? — вновь зашептал ей кто-то сзади. — Живая могила. Медленное, мучительное умирание. И каждый убийца, в то же самое время, сам является жертвой. Великолепная ирония над человеческой сутью.
— Не слушай его, держись! Не падай! — шипела с другой стороны Лиша.
— Я не знаю… Я не могу… Не понимаю… — Ольгу повело.
Сознание двоилось и троилось. Она держалась за поручень уже одним пальцем. Пятки провалились в глубину подножки, и человеческие тиски с хрустом сомкнулись на ней стонущими шевелящимися челюстями.
— Довольно, Хо! Хватит!!! — был ли это крик, или же ей показалось, но это было последним, что она расслышала сквозь пелену небытия.
Автобус остановился. Двери раскрылись, и человеческая субстанция вытекла наружу, вынеся Ольгу вместе с собой. Сколько времени прошло после этого — неизвестно. Сознание вернулось к ней не сразу. — «Sufferentia, sufferentia, sufferentia», — испорченной пластинкой, повторялось в её мозгу одно лишь слово.
— А?! Где я?! — очнулась она, дыша точно загнанная.
— Наконец-то, ты пришла в себя, — радостно ответила Лиша. — Поднимайся. Надо идти дальше.
— А где автобус? — Ольга попыталась подняться с земли, но с первого раза это у неё не получилось.
— Автобус дальше не пойдёт. Мы в зоне листопада.
— В зоне, ч-чего… — голова всё ещё кружилась, поэтому перед глазами у Ольги всё плыло и раздваивалось.
Когда она сконцентрировала взгляд на каком-то странном предмете, валявшемся возле неё, то не сразу смогла определить, что это было. Вскоре, зрение её пришло в норму, и, рассмотрев наконец-то подозрительный предмет, она буквально остолбенела. Перед ней на земле лежал грязный человеческий череп, пробитый огромной плоской штуковиной, которую Ольга, в первую минуту, приняла за лопасть небольшого самолёта. Приглядевшись получше, она догадалась, что это была никакая не лопасть, а невероятно увеличенное в размерах древесное семя, формой напоминающее кленовое.
— Это… То самое? — всё что смогла пролопотать девушка.
— Заккум уже очень близко, — без интонации ответила невидимая ящерка. — Мы должны двигаться, иначе…
— Я поняла. Я иду.
Она неуверенно поднялась, и, с дрожащими коленями, побрела вперёд.
— Не туда, — поправила её Лиша. — В другую сторону.
— А? Х-хоро-шо. Хорошо.
Оля развернулась, едва не упав, и тут же увидела его. Размеры Заккума впечатляли настолько, что сводили с ума. Не смотря на то, что до ствола оставалось не менее двух километров, его крона уже нависала над головой девушки. Запрокинув голову, Вершинина смотрела на ветви, раскинувшиеся так высоко, что в них буквально запутывались облака.
— Некогда ротозейничать, — не унималась Лиша. — Я не шучу, мы под угрозой.
— Да поняла я уже, — Ольга опустила голову, и зашагала в сторону ствола.
Впереди она увидела какие-то дымящиеся обломки, придавленные чем-то большим, плоским, похожим на серый фрагмент рухнувшей кровли. Из-под этого груза торчало искорёженное железо с разваленными в разные стороны колёсами. По деформированным ступенькам, между развороченных дверей, медленно струились кровавые ручейки. Автобус. Тот самый, на котором она ехала. Неведомая сила смяла его в блин. Смотреть на это было невыносимо, и Оля отвернулась.
— Что случилось с автобусом?
— Его расплющило. Разве не видно?
— А пассажиры?
— Кто не успел — тот опоздал.
— Что могло его расплющить?
— Ответ у тебя под ногами.
Теперь Ольга определила, что ровное поле, по которому они шли до того, как сели в автобус, сменилось нагромождением каких-то пластов, словно земля в этом месте некогда колебалась и плескалась, как безумная, да так и застыла беспорядочно напластованными ухабами.
— Ты смотришь под слишком узким углом, — пояснила Лиша. — Постарайся окинуть взглядом более широкую панораму — тогда поймёшь.
Ольга всё поняла ещё до завершения этой фразы. И ужас овладел всем её существом, от головы до пят. Она стояла не на обычном пласте земли. Это был окаменевший лист гигантских размеров. Такой большой, что на нём вполне мог бы разместиться теннисный корт. И этот лист был далеко не один. Их были тысячи тысяч. Они сплошь устилали собой всю местность вокруг Заккума, и создавали на поверхности земли целый слой многометровой толщины.
В отдалении, виднелось несколько групп людей, которые осторожно подбирались к дереву, карабкаясь и прыгая по бесчисленным выступам, образованным каменной листвой. Не долго думая, Ольга поспешила за ними следом, внимательно глядя себе под ноги, чтобы не оступиться, и не провалиться в какую-нибудь щель. Сломать ногу здесь было делом нехитрым. Стараясь не отставать от паломников, Вершинина очень торопилась, и в какой-то момент потеряла бдительность, едва не попав ногой в узкую расщелинку между пластами листьев. Её правая ступня соскользнула вниз, и лишь чудом девушке удалось удержаться на левой ноге, сохранив устойчивость. Закачавшись, она мельком глянула вниз, в темноту расщелины, и разглядела там торчащие из-под пластов кости. Охнув, Ольга прижала ладони к щекам.
— Осторожнее, — предупредила Лиша.
Путь продолжался. Оставляя позади метр за метром, Оля уверенно приближалась к титаническому стволу дерева. Вокруг становилось всё темнее и темнее, но это были вовсе не сумерки. Крона Заккума заслоняла солнечный свет.
Ольга уже практически догнала одну из групп, когда люди вдруг остановились, и, как один, подняли головы. Спустя пару секунд, они хором завопили от страха, и бросились назад, убегая от чего-то, только им ведомого. Остановившись в нерешительности, Оля тоже посмотрела наверх, но не увидела там ничего пугающего. Лишь далеко-далеко в вышине, кружась, полетел сорвавшийся с ветки одинокий листок. Толпа паломников, продолжая дико орать, сломя голову промчалась мимо девушки. Затем, люди вдруг резко изменили направление, подобно стае рыб, и метнулись направо. Пробежав несколько десятков метров, они так же резко повернули налево. Ольга в полнейшем непонимании хлопала глазами, наблюдая за их зигзагообразными перемещениями. Ещё пара паломнических групп, находившихся тем временем на внушительном удалении от них, так же, словно сойдя с ума, металась по ухабистой равнине, вопя и причитая.
— Что это?
— Не обращай внимания, — ответила ящерка. — Ступай дальше. Если уж тебе суждено — то убежать ты не сможешь.
— Убежать от чего? От этого листика? — Оля вновь посмотрела на кружащийся над головой лист, который, по мере приближения к земле, сильно увеличивался в размерах.
— От своей судьбы.
— Спасайся! Чего же ты стоишь! Он приближается! А-а-а-а! — истошно закричал ей какой-то человек, пробегавший мимо.
— Он упадёт на меня! Я точно это знаю! — вторил ему другой, отдалённый голос.
Лист неторопливо и вальяжно планировал вниз, вращаясь и переворачиваясь, будто танцуя. Тень от него становилась всё чернее. Она хаотично меняла своё направление подобно страшной смертельной метке. В какой-то миг она пронеслась по Ольге, и девушка ощутила лёгкий внутренний холодок, заставивший её вздрогнуть.
Чем ближе к дереву — тем больше нагромождение из упавших листьев. Препятствие за препятствием оставались позади, а страшный лист-убийца всё кружил и кружил над ней, подобно дамоклову мечу. Впереди, путь Ольге пересекла ещё одна группа беглецов. Спотыкаясь и падая, выкрикивая проклятья, паломники пытались убежать от догонявшей их тени. Безмолвный лист, под стать коршуну, пикировал на них, с шипящим свистом разрезая воздух. Уже казалось, что он упадёт мимо, но вдруг какая-то дьявольская сила заставила его резко сменить направление, и бросила прямо на бегущих. С глухим грохотом, десятиметровый лист накрыл всю группу, подняв облако пыли, и слегка встряхнув землю. Сравнить это приземление можно было разве что с падением бетонной панели. И тут же воцарилась тишина. Пыль улеглась. Выжившие люди остолбенело молчали. Лишь спустя несколько томительных секунд, они вновь начали сбиваться в группки, и тихонько переговариваться.
— Слава богу, пронесло.
— Я уж думал, что точно на меня упадёт. Вот ведь удача, второй раз — и мимо.
— Какая уж тут радость? Пятерых, как ни бывало.
— Да, не повезло ребятам.
— Глядите! Братцы! Ещё один летит! — вдруг раздался чей-то истеричный крик.
Дрожащие пальцы потянулись к небу. Там, высоко-высоко, с ветви сорвался ещё один лист.
— О, боже! Опять! Да что же это такое?! Спасайся кто может!
Ольга заторопилась быстрее, усиленно заставляя себя не смотреть наверх. Паломники носились сломя голову, и гомонили как проклятые. Они то сбивались в кучи, то рассеивались, очевидно, стараясь сбить лист с толку, но вряд ли это могло им помочь.
— Это происходит здесь постоянно? — на ходу спросила Оля.
— Насколько я знаю — да, — ответила Лиша.
— И что, до дерева никто никогда живым не добирался?
— Ну, от чего же? Добирались, и многие. Вот только там, в корнях, их ожидает встреча с куда более серьёзным препятствием.
Ольга не успела спросить, что это за препятствие. Тень от листа, угрожающе нависшая над ней, заставила её инстинктивно пригнуться, и стрелой броситься вперёд. Обезумевшие паломники, пересекавшие ей путь, едва не сшибли её с ног, оглушив своими криками. И опять вперёд, опять через препятствия, рискуя сломать ногу, всё ближе и ближе к бурой стене дерева-колосса. Как же это было страшно — бежать напрямик, не разбирая дороги, каждой своей клеточкой ощущая кружившую над головой смерть.
Эти листы падали отнюдь не бесцельно. Они словно являли собой некие подобия ладоней какого-то необычайно великого и безжалостного существа, методично прихлопывающего двуногих букашек, суетящихся вокруг его могучей стопы.
Время от времени ствол издавал глухие натуженные скрипы, похожие на далёкие раскаты грома. Словно угрожал, запрещая приближаться к нему.
— Это необходимо, — убеждала себя Ольга, не сбавляя темпа. — Это необходимо.
Позади гулко грохнулся лист. Мечущиеся группы разом прекратили суету, и принялись перебрасываться осторожными фразами.
— Опять повезло! Ну, надо же!
— Опять мимо.
— Вот это удача.
— Никого не зацепило? Никто не видел?
— Вроде бы, нет. Далеко лёг…
— Да не может такого быть, что вообще никого.
— По-моему, одного парнишку убило. Я мельком видел, как он в ту сторону бежал.
— Ещё один! Да что же это такое?!
— Где?! Я ничего не вижу!
— Вон там, только что был! Я видел!
— Тебе показалось. Нет там ничего…
Останавливаться, и таращиться на небо Ольга более не желала. Её вдруг обуяла небывалая уверенность в том, что этот очередной лист Заккума должен выбрать именно её. Только её и никого более. Он ещё где-то там — среди ветвей, кружит, устремляясь к земле, казалось бы, бесцельно и непредвзято, но на самом деле этот убийца определённо выбрал, на чью голову должен упасть. От таких мыслей девушке стало совсем страшно. Она напрочь забыла о своей цели, сосредоточившись лишь на одном желании — как бы увернуться из-под листа, избежать его страшной кары. Время словно остановилось. Невозможно было определить, как долго она бежала. Мчалась, шарахаясь от проносящейся тени, словно это как-то могло ей помочь.
— Сюда! Скорее сюда! — закричал ей кто-то.
В проёме, образованном выступающими из земли верхушками двух параллельно тянущихся корней, показался какой-то человек, который неистово махал ей руками.
— Здесь безопасно! Здесь можно спрятаться!
В данной ситуации раздумывать было попросту некогда, поэтому Ольга тут же воспользовалась этим неожиданным призывом. Обогнув ближайший корень, она очутилась в своеобразной расщелине, после чего тут же упала от сотрясения. Почва содрогнулась, и всё вокруг потемнело. Сознание на какой-то момент помутилось. Последним, что она запомнила, была влажная, пахучая земля, в которую погрузилось её лицо, точно в рыхлую перину.
Черви. Столько червей вокруг. Теперь понятно, почему земля такая мягкая и рыхлая. Черви делают её такой.
— Эй! Подруга! Эй!
«Что это? Я что, жива? Меня не придавило листом?» Вершинина начала постепенно приходить в себя. Шоковое состояние, на какой-то момент отключившее её разум, спешно сдавало позиции, вытесняясь потоком новых мыслей. «Ничего не болит. Значит, нет никаких повреждений. Но почему так темно? Куда я провалилась? В какую-то яму?»
— Ты там как? Жива? — вновь повторился голос, пробудивший её.
— Я здесь.
— Ах, вон ты где!
Послышалось шуршание приближающихся шагов. Кто-то, кряхтя, пролез к ней в землянку, и, присев на корточки, осторожно потормошил рукой за плечо.
— Поднимайся. Всё хорошо, всё позади. Тебе удалось!
— Что удалось? — Оля не сразу смогла приподняться, от пережитого шока, конечности не торопились слушаться её.
— Это был твой лист. Понимаешь? Твой. Он тебя выбрал, но ты сумела от него уйти! Подруга, да ты в сорочке родилась! Таких случаев на тысячу — один! Поздравляю!
— Спасибо, конечно. Хоть я и не до конца понимаю, что за лист, почему он меня выбрал, и как это я от него ушла?
— Хех! Ну ты даёшь! Да вот же он, твой убийца, — человек с неразличимыми в полумраке чертами, постучал рукой в низкий потолок землянки.
— Где? — не сразу поняла Ольга.
Неужели этот самый потолок и был упавшим листом? Ну да, конечно же, поэтому так темно стало. Он накрыл её сверху, но не мог раздавить, так как края легли на корневища. Неслыханная удача, наверное…
— Корни помогли. Корни — это хорошо. Дальше будет ещё больше корней. Много корней. Там листья не падают, — расписывал человек. — Пойдём с нами.
— Подождите. Лиша. Где Лиша?
Щупая руками по земле, Оля не могла обнаружить ящерку. Несколько раз она проверила карман, но там её тоже не было.
— Какая Лиша? Что ты ищешь? Ты не в себе? Пошли скорее, мы не будем тебя долее ждать. Здесь всё ещё очень опасно.
— Моя, моя ящ…
— Ты идёшь, или нет?!
— Иду.
Поддавшись настойчивости паломника, Вершинина прекратила поиски Лиши, выбравшись за ним следом из-под листа. Снаружи их ожидали ещё пять человек, посредственной внешности.
— Чего вы там так долго копались? — спросил один из них.
— Всё, мы идём, — ответил тот, что забирался под лист.
— Так пошли.
И вся группа, вытянувшись в колонну, двинулась вперёд, по коридору, пролегавшему между двумя корнями. Корни заметно утолщались, постепенно делая проход всё уже, но спутников это не волновало. Казалось, что они твёрдо знают, куда им идти, и что делать. Ольга слепо поверила в их бескомпромиссную уверенность, да и был ли у неё особый выбор? Лиша исчезла, и подсказывать дальнейшие шаги было некому. Теперь приходилось цепляться за всё, что подворачивалось.
Чудовищные холмы, чьи вершины высились над стенами коридора, были ни чем иным как переплетёнными корневищами Заккума, выходящими на поверхность. Иногда можно было заметить проползавших по ним гигантских сороконожек, выбиравшихся из одних отверстий в корнях, и заползавших в другие. В сороконожках по приблизительным подсчётам, было не менее пяти метров длины. Наверняка среди этих вечных корней обитали твари и пострашнее. Интересно, что имела в виду Лиша, когда говорила о другой опасности? Стены сузились так, что продвигаться между ними теперь можно было только боком.
— Вы знаете, куда идти? — осторожно спросила Ольга у проводника.
— Тут одно направление, — бросил тот не оборачиваясь. — Не ошибёшься.
— Хорошенький ответ…
Один за другим, группа нырнула в отверстие, зиявшее в корне. То ли гигантский червь проточил его, то ли прогрызло какое-то иное существо. Ровные цилиндрические стены норы были покрыты паутиной и плесенью. В душе Ольга радовалась, что не идёт первой и ей не приходится постоянно разрывать завесы бесчисленных тенёт. Не смотря на практически полное отсутствие источников света, в туннеле было светло от ярко фосфоресцировавших древесных грибов и гнилушек. Постоянно казалось, что кто-то идёт следом за ними. Но эти опасения не подтверждались.
Наконец, впереди забрезжил солнечный свет, указав на приближение долгожданного выхода. Выбравшись наружу, путники оказались в причудливом мире корней, самые крупные из которых были настолько огромными, что походили на скалы. Гораздо более тонкие корни-отростки, повсеместно произраставшие из основных корней, сплетаясь друг с другом, образовывали настоящую сеть, в которой можно было легко заблудиться. При взгляде на это хаотическое нагромождение, отчего-то возникало ощущение его сходства с неповторимым многоярусным городом, не имеющим ничего общего с привычными городами людей, но, тем не менее, всё-таки, городом.
— Что это? Никогда не видел ничего подобного, — вдруг воскликнул один из паломников, указывая на необычный предмет, притулившийся в сторонке.
— Похоже на идола…
Ольга подошла к собравшейся группе, и поняла, что они рассматривают странную фигуру, искусно вырезанную из дерева. На широком полутораметровом пьедестале, спустив с него одну ногу, а вторую поджав под себя, восседал невысокий худощавый божок с тонкими руками, которыми он обхватывал свои плечи. Удивительной особенностью идола было его лицо, а точнее то, что его скрывало. Сложно судить, была ли это маска, или же результат природного уродства, но лицо гуманоида покрывала жуткая рука, чьи пальцы впивались в его лоб и щёки, комкая их, точно пытаясь оторвать от костей. Всё, что было видно из-под этой руки — выпученные глаза скульптуры, выглядывающие из промежутков между большим, указательным и средним пальцами руки-маски. Фигура была выточена неизвестным мастером с необычайной точностью, и вниманием к деталям. Однако, не было понятно, что подразумевал скульптор этой третьей рукой: росла ли она из тела существа, или же, являясь чужеродным предметом, надевалась на голову, как своеобразный традиционный атрибут. Но, в любом случае, это выглядело очень необычно и зловеще.
— Пойдёмте дальше. Не следует тут задерживаться.
Рекомендация прозвучала как приказ. Дольше оставаться рядом со страшным идолом никто не желал. Встревоженная группа отправилась в дальнейший путь через царство корней. «Проклятая ящерица!» — со злостью думал Ольга. — «Как она могла бросить меня в такой сложной ситуации?! Неужели она испугалась? А может быть… Может быть она предала меня? Подставила? Может быть…» Её думы вдруг оборвались.
— Смотрите! Там!
— Боже Всемогущий. Кто же их так?
Все глаза устремились наверх. Прямо над ними, намертво прибитые к гигантскому корню, висели многочисленные человеческие скелеты. Позы, в которых они застыли, свидетельствовали, что эти люди умирали в тяжёлых мучениях. Значит, к корню их прибивали заживо. Огромные гвозди-костыли торчали из кистей, ступней, таза, между рёбер. У некоторых костыли были вбиты в рот, у некоторых — в коленные чашечки. Неведомые палачи-садисты продемонстрировали самые изощрённые методы издевательств над своими жертвами. Но кто мог сотворить такое? Поневоле, Ольга опять вспомнила слова Лиши о кошмаре, который ожидает её в корнях Заккума. «Где же ты, Лиша? Почему тебя нет, когда ты так мне нужна?!»
— Не задерживаемся. Идём дальше. Авось, не заметят.
«Кто не заметит?!»
Ольга догнала своего странного спутника, и, схватив его за запястье, шёпотом спросила:
— Кто не заметит?
— Я не знаю, — с явной неохотой ответил тот. — Ну, наверное, те, (он недвусмысленно указал рукой на скелеты) кто это сделал.
— А как они выглядят?
— Говорю же, не знаю! — он выдернул свою руку, и поспешил вперёд, догоняя остальную группу.
Позади вдруг раздался короткий звук, словно кто-то царапнул когтями по дереву. Услышав его, Ольга поспешно обернулась, пытаясь определить, откуда он донёсся. Напрасно она выискивала глазами причину возникновения этого странного шороха. Никакого движения в переплетениях массивных корневищ не наблюдалось. Даже огромные сколопендры попрятались куда-то. Как только девушка остановилась на мысли, что ей это могло показаться, подобный звук повторился прямо у неё над головой. Резко вскинув голову, Вершинина увидела, что висящий над ней скелет, вдруг, ни с того ни с сего, сорвался вниз. Она вовремя отпрыгнула в сторону. Человеческий остов с сухим треском обрушился на землю, рассыпавшись по косточкам. Мысли закружились в голове как белка в колесе. «Скелет не мог упасть сам собой! Значит, кто-то его столкнул. Но кто?! Не-ет, Оля, не к добру ты тут задержалась. Скорее убирайся отсюда, пока остальные далеко не ушли. Прочь, без промедлений!»
Вперёд, вперёд через нагромождения вечных корневищ, среди которых повсеместно начали мерещиться какие-то призрачные фигуры, мимолётные движения, непонятные шорохи. В какой-то момент взгляд скользнул по необычному наросту, торчащему из верхней части ближайшего корневища. Нарост шевельнулся. Взор девушки тут же возвратился к нему, и Ольга теперь уже воочию определила, что он действительно шевелится. Бесформенная шишка стала вытягиваться, выпрямляясь, в результате чего превратилась в…
Потом события понеслись ураганом. Далее Вершинина воспринимала лишь отрывистые фрагменты. Маленькое человекообразное существо, широко раскинув руки, с проворством отпущенной пружины, спрыгнуло с корневища, и полетело прямо на группу паломников. Секунда, и оно повисло на одном из них, повалив на землю. Остальные в ужасе шарахнулись в стороны, но там их уже поджидали новые дикари, доселе таившиеся в корнях. Они бесшумно набрасывались отовсюду, не давая опомниться, скоординироваться, обороняться. И ещё их было очень много. Убежать от них возможности не представлялось. Ольга не успела ничего предпринять, и когда на неё сзади набросился один из пигмеев, попыток сопротивляться она не оказывала — настолько велика была непредсказуемость этой молниеносной атаки.
Затем их потащили волоком, с необычайной быстротой, петляя между корнями по известным только им тропкам и переходам, передавали из рук в руки, как тяжёлую поклажу. Несколько раз перед глазами мелькали лица, покрытые масками в виде вцепившихся рук — точно такими же, какая была на лице у обнаруженного истукана. Карлики оказались весьма проворными, и невероятно сильными. Они в основном молчали, и лишь изредка обменивались непонятными рычащими звуками.
Волокли их грубо, с полным пренебрежением, точно какие-то неодушевлённые вещи. Судя по приближавшемуся бою барабанов, путь их лежал к селению низкорослых туземцев. Дорогу перегородил особенно большой корень, но процессию это не остановило. Рассредоточившись на выступах и сучьях тупикового корня, аборигены принялись передавать пленников друг другу, затаскивая их всё выше и выше — на самый верх. Опять же, каких-либо трудностей этот процесс у них не вызывал. Они едва ли не подбрасывали людей кверху, где их ловили другие, и забрасывали выше. Это было так необычно и дико, что в какую-то минуту Ольга почувствовала себя Маугли, которого бандерлоги тащат в заброшенный город.
Внезапно, один из пленников вывернулся из рук очередного носильщика, и когда тот попытался ухватить его налету, укусил дикаря за руку. Пигмей коротко взвизгнул, и отпустил его. Человек полетел вниз головой с пятнадцатиметровой высоты. Внизу его попытались поймать ещё несколько туземцев, но у них ничего не вышло. Пленник упал на землю, и разбил себе голову. Не смотря на это, труп не оставили внизу, а вернулись за ним и подобрали.
К тому времени, Ольгу уже затащили на самую вершину корня. Высота была жуткой, сравнимой разве что с высотным зданием. Поэтому, запомнив печальный пример своего собрата по несчастью, Вершинина окончательно отбросила мысли о попытках освобождения. Упасть с такой кручи она не желала.
Ближе к вершине, корень закруглялся, уменьшая наклон, и поэтому аборигены перестали подбрасывать пленных. Они вновь разбились на группы, и транспортировали свою ношу не чередуясь. Чудовищные многоножки, со скрипом и топотком, напоминающим сухую дробь, проносились мимо, шарахаясь от процессии, не взирая на свои великие размеры. Наверное, они не были хищниками.
Вскоре, путь их начал близиться к своему завершению. Теперь предстояло спускаться с корня. Ольга почувствовала приближение спуска по изменению наклона поверхности. Спуск с высоты был вовсе не таким опасным, как подъём. С обратной стороны корня, неведомое племя соорудило множество подвесных лесенок, безумно шатавшихся и потрескивающих, но, на поверку, довольно прочных. Теперь их тащили, разбившись на пары. Один абориген держал Ольгу за руки, другой — за ноги. Иначе невозможно было разместиться на узких мостках и лесенках. Зато сейчас можно было спокойно разглядеть, что творилось внизу.
А там живописно раскинулась панорама первобытного селения, изобилующая примитивными хижинами и деревянными идолами. Обилие суетящихся жителей напоминало муравейник. Очевидно, дикари праздновали встречу охотников, возвращающихся с добычей. И Ольге было неприятно думать, что добыча — это она. Пленница старалась прогонять прочь эту мысль. В конце концов, всё это — ни что иное как плод чьего-то больного воображения, а значит, ей ничто не угрожает. Только бы Гена не опоздал…
Чем ниже они спускались — тем тяжелее становился воздух, пропитанный неприятным запахом тления. Наконец, спуск завершился. Теперь их тащили среди хижин. Публика расступалась, давая триумфальной процессии широкий проход к центру селения. Там, в середине, располагался большой загон, уготованный для пленников. Всех, кроме мертвеца, побросали в этот загон, и заперли калитку. Ограждение загона было смехотворным, состоявшим лишь из пары продольных жердей, но выбираться из него никто не решался. Толпа плотно обступала периметр, ощетинившись длинными острыми кольями.
Немного придя в себя, Вершинина огляделась. Невероятно! Вся земля вокруг неё была завалена всевозможными вещами, перемешанными с землёй и грязью. Великое множество часов, мобильных телефонов, украшений, порванной одежды и нижнего белья, очков, головных уборов и обуви. Жуткий знак того, что ничего хорошего их здесь не ожидало. Остальные пленники, съёжившись, сидели рядом, и беспомощно озирались по сторонам.
В конце концов, толпа расступилась, и несколько дикарей вытащили вперёд трон, сделанный из дерева и костей, на котором восседал особо вычурно размалёванный и наряженный туземец. Судя по всему, вождь. Маска на его лице была идентичной тем, что имели все жители племени, но красочные татуировки, пёстрая накидка, сшитая из лоскутьев чьих то рубашек и платьев, и невообразимый головной убор, выполненный из сегмента панциря гигантской многоножки, явно выделяли его на фоне однообразной толпы. Особенно нелепо смотрелись женские туфли на высоких каблуках, в которые были обуты ноги вождя. В любой другой момент эта деталь явно вызвала бы у Ольги ироническую улыбку, но только не сейчас. Не в эту минуту.
А действие, тем временем, продолжало разворачиваться. Не долго думая, дикари притащили труп Ольгиного спутника, и бросили его к ногам вождя, кверху лицом.
— А-а-хан-тк! — гортанно выкрикнул вождь, сотрясая воздух дубинкой, сделанной, судя по форме, из бейсбольной биты. — А-тху-га!
После этого, он с яростью вонзил каблуки-шпильки в глаза мертвеца. Оля отвернулась на мгновение, а когда повернулась вновь, тело уже оттаскивали прочь, вдоль загона — к древесной стене.
— А-а-а-а-а! — заорал один из пигмеев, подняв кверху руку с зажатым в ней металлическим костылём.
— А-а-а-а-а! — ответила ему толпа, радостно прыгая и пританцовывая.
Схватив камень, туземец бросился к трупу, который соплеменники уже затащили на стену, и удерживали там в висячем положении, кверху ногами. Ловко, как обезьяна, карлик взобрался по стене, и, уцепившись пальцами ног за щербины в коре, принялся вколачивать в ногу подвешенного железный кол. Затем, он вынул из-за набедренной повязки второй костыль, и так же усердно начал прибивать вторую ногу мертвеца.
Тем временем, позади, нарастала непонятная суета. Толпа, галдя, переместилась навстречу какой-то новой забаве. Ольга также подошла к краю загона, с тревожным любопытством разглядывая, что же так привлекло дикий люд.
На северной стороне селение завершалось бесконечной стеной, в основании которой зиял вход в пещеру. Из этого входа, до самого центра селения, пролегали ржавые рельсы, по которым, неожиданно возникнув из тёмного зева загадочной штольни, с жутким лязгом и скрежетом, катилась ручная дрезина с вагонеткой, нагруженной чем-то дребезжащим. Дрезину приводил в движение один из дикарей, неистово раскачивающий рукоять механизма. Рычаг был сделан не под его ничтожный рост, поэтому бедолаге приходилось всякий раз подпрыгивать, когда ручка поднималась кверху. Но, не смотря на явные неудобства, пигмей весьма удачно справлялся со своей работой. Вопреки своему убогому состоянию, древняя повозка бежала весьма резво. Не сбавляя скорости, она домчалась до тупика, и со всего ходу врезалась в чугунный упор, заставив буксируемую вагонетку буквально подпрыгнуть.
Как только она остановилась, к прицепу тут же бросилось несколько дикарей, которые с восторженными криками повалили его на бок, высыпая содержимое на землю. Теперь стало понятно, что вагонетка была нагружена всё теми же металлическими костылями. Глядя, как аборигены расхватывают доставленный из пещеры груз, Вершинина задумалась. Как такой дикий народ, не ушедший в своём развитии дальше каменного века, умудрился построить железную дорогу, и, тем более, дрезину со сложным механическим управлением. Единственный ответ являлся бесспорным — они не создавали этого, а только пользовались плодами более высокой цивилизации. Именно поэтому железнодорожное полотно, и сама дрезина, выглядели изношенными до предела, уже много лет нуждавшимися в серьёзном ремонте. Причина того, что они протянули так долго, и не развалились от древности, крылась, видимо, в том, что туземцы пользовались ими нечасто. Лишь когда приходила пора пополнить запасы железных костылей, которые, по всей видимости, являлись для них своеобразными предметами поклонения. Но вот откуда они черпают запасы этих костылей, если сами их не изготавливают?
От раздумий её отвлекли ворвавшиеся в загон дикари, которые схватили одного из пленников, и поволокли на выход. Тот протестовал, упирался, но это было бесполезно. Сразу после того, как его утащили из загона, новая пара аборигенов забрала ещё одного человека. Ольгу забрали четвёртой. Она сразу поняла, что очередные пришедшие выбрали её из трёх оставшихся в загоне бедняг.
— Подождите! — громко произнесла она, выставив руку вперёд. — Я вовсе не та, за кого вы меня принимаете…
Но все эти слова не произвели на дикарей ровным счётом никакого эффекта. За вытянутую руку её тут же ухватили, и потащили к выходу. Благо, в этот раз не волоком.
Вождь что-то кричал ей в след, размахивая своей дубинкой. Толпа сходила с ума от восторга. Ритуал приближался к своей кульминации. Очень скоро Ольга поняла, что им было уготовано. Стена, вдоль которой они шли, была сплошь завешена приколоченными к ней телами. Теперь стало понятно, откуда так несло мертвечиной. Тела жертв нещадно смердили. Некоторые уже успели истлеть до костей, другие — разложились наполовину, третье — только начинали разлагаться.
При более тщательном рассмотрении этого безобразного панно, Вершинина заметила движения среди висевших на стене тел, и поняла, что мертвы здесь далеко не все. Вперемешку со сгнившими и иссохшими телами, одновременно находились те, кого приколотили относительно недавно, и потому ещё не успевшие испустить дух, продолжая изнывать в страшных агониях. Можно было различить их слабые, хрипловатые стоны и тяжкие вздохи. Ольга видела, как по ним ползают мелкие жуки, которые то и дело заползают в их открытые раны и язвы, а так же в ноздри, уши и рот. Это было страшное зрелище.
Вот её провели мимо одного из членов группы паломников, которого уже закончили приколачивать к дереву. От ужасной боли, несчастный лишился чувств, и недвижимо висел, уронив голову. Костыли были вбиты в его голени и локтевые суставы. Из ран обильно струилась кровь, сбегая по шершавой поверхности стены длинными ручейками.
Следом за ним, на стене корчился и вопил другой спутник, которого всё ещё продолжали приколачивать. С мучителями ему «повезло» не меньше, чем предыдущему. Живодёры придумали более изощрённую пытку, оттягивая складки кожи на боках, руках и ногах бедняги, а затем прибивая их костылями. В результате, человек повис на своей коже, натянув её собственным весом, и, тем самым, причиняя себе невообразимую боль.
«Наверное, мне нужно что-нибудь предпринять. Какое-то активное действие. Необходимость этого очевидна, но… Что мне предпринять?» — думала Ольга, и сама поражалась собственной нерасторопности: «Почему я спокойно иду туда, куда меня ведут? Ведь я знаю, что меня ожидает. На мне нет оков, мои руки и ноги не связаны. Почему же я мирюсь с этим? Чего я жду? На что надеюсь?» Её взгляд скользил от одной жертвы к другой. Перед глазами мелькали жуткие фрагменты, от которых кровь стыла в жилах. Она видела, как металлические колья вонзаются в ладони и животы, как брызжет кровь, рвётся кожа, трещат кости, а с губ срываются страдальческие вопли, мольбы о смерти. Очередного пленника силой заставили повернуть голову, после чего вогнали ему костыль через обе щеки, насквозь. Страшный, непрекращающийся стук камней по костылям, гремел повсюду, словно дикая, необузданная музыка смерти.
Но вот и настал черёд Ольги. Дикие конвоиры остановились, выбрав свободный участок на стене, и принялись затаскивать Ольгу наверх. Действовали они по привычной схеме: один забрался наверх, и, уцепившись понадёжнее за сучковатые отростки, приготовился принимать пленницу, а второй, дождавшись его готовности, схватил девушку за щиколотки, после чего, с необычайной лёгкостью, приподнял её, словно та весила лишь пару килограмм. Не смотря на ничтожный рост, силы этим пигмеям было не занимать. Они не торопились. Времени у них было предостаточно. «Да где же ты, Лиша?!» — едва не выкрикнула вслух Ольга, и вместе с этим криком души, к ней вдруг пришло здравое прозрение. Как будто она неожиданно начала смотреть на вещи трезво, с позиции разума, а не чувств и эмоций.
Какая же я дура, боже мой! Меня собираются пришпилить к стене кольями, как жалкую бабочку на иголку. Но неужели я — жалкая бабочка? Мне не хочется этого признавать, но, очевидно, так оно и есть. Я ничего не видела за своей самоуверенностью и заносчивостью, рассчитывая исключительно на свой непобедимый прагматизм, который так помогал мне в реальной жизни, но в мире иллюзий оказался беспомощным. Лиша. Я обвиняю Лишу в том, что она меня бросила на пороге самого страшного испытания, но так ли это на самом деле? А что если она меня не бросала? Что если это — тоже испытание? Закалка, проверка на прочность. Ведь если я не в состоянии справиться с этими ничтожными коротышками, позволяя им так над собой измываться, то как мне справиться с самим Хо?! Лиша прекрасно понимала это, поэтому и поступила так. Ведь до того момента, когда она пропала, я только следовала за ней, руководствуясь её подсказками и указаниями, ничего дельного не предпринимая лично. А то, что пыталась предпринять — практически всегда приводило к критическим последствиям. Без Лиши я здесь — ничто, и в душе я понимала это, хоть и не хотела с этим мириться. Именно поэтому, после того как мы с ней расстались, я первым делом прибилась к группе совершенно непонятных и незнакомых мне людей, доверившись им, увязавшись за ними, и надеясь, что они приведут меня куда надо. Идиотка! Мне было без разницы за кем идти, лишь бы не думать, и не искать самостоятельно. И где теперь мои провожатые? Вот они — кричат, плачут и дёргаются, распятые на стене. Смирившиеся со своей участью заранее, как овцы на бойне. Они — это моё отражение! Наглядный пример того, к чему вот-вот приведёт меня моя нерасторопность и зависимость от кого-то, не важно от кого. Я обвиняла всех: Лишу, Женьку, Гену, а должна была винить только себя. Ведь именно я — причина собственных бед.
Туземцы наконец-то затащили её на выбранное место, и стали приноравливаться, как бы получше и поискуснее её приколотить. Времени на раздумья оставалось всё меньше и меньше. Ольга продолжала лихорадочно раздумывать.
Женька ведь что-то такое мне говорил обо всём этом… Точно-точно! Он говорил, что попадая в чужой мир, «ленивый» разум, с непривычки, предпринимает попытки зацепиться за чужие мысленные потоки, выдавая их за свои. Примерно так же действовала и я, когда шла то за Лишей, то за этими неудачниками… Настала пора включить соображалку, и действовать самостоятельно. Да, это непросто, Женька объяснял, насколько. Но другого выбора у меня нет. Если не хочу закончить своё путешествие здесь — я должна действовать… Но как действовать, мамочки?! Впервые… Впервые я решилась на столь ответственный и благородный поступок, ради которого и умереть не грех. И что же теперь? Теперь я жду, что за меня всё сделает кто-то другой: Лиша или Женя? Нет! Я сама должна это сделать. Сама должна найти и спасти Серёжу. Сама должна встретиться с Хо, и разобраться с ним, чего бы мне это не стоило. И пусть лучше меня сожрёт Хо, нежели пригвоздят эти недомерки!
«Так», — она осмотрелась, и вдруг, непонятно отчего, вспомнила, как единственный раз в жизни играла в какую-то компьютерную игру. «Обычно необходимые ключи выглядят нетипично. Мерцают, бросаются в глаза. Они выделяются на однородном фоне, стоит лишь присмотреться. Выпадают из типовой картины. Что меня так удивило своей нетипичностью? Ну, конечно же, рельсы и дрезина! Вот то, что мне нужно — вход в шахту. Никакой шахты на самом деле нет, а гора — никакая не гора. Ведь это — Заккум! Невообразимая стена — его ствол, а пещера — дупло. То самое, о котором говорила Лиша незадолго до расставания. Я застряла на пороге обиталища Хо! Всё что мне требуется — это добежать до дрезины и…»
Ход её мыслей был прерван. Один из дикарей, вытянув правую руку Ольги, приготовился всадить в ладонь металлический клин. Сейчас, или никогда! Притворно расслабив руку, девушка сделала вид, что безропотно поддаётся. Забыв о бдительности, предвкушающий кровавое действо туземец, отпустил её руку, и, ухватив костыль, приготовился ударить по нему камнем, зажатым в другой руке. Как только он размахнулся, Ольга ловко выдернула руку из-под острия, и то глубоко вошло в кору. Абориген что-то гневно забормотал, принявшись выдёргивать застрявший костыль. Тем временем, его напарник, стремясь обуздать внезапно набравшуюся строптивости жертву, прижал шею Ольги к стене своим крепким запястьем. Он стремился слегка придушить её, чтобы немного утихомирить, но для этого ему пришлось отпустить её руку, что оказалось большой ошибкой. Ольга как раз ждала этот момент. Выхватив освободившейся рукой острый клин, висевший за поясом дикаря, она без малейших раздумий всадила его в глаз пигмея, аккурат между пальцами маски-руки. Пронзительно заорав, дикарь отпустил её, схватившись за лицо. Ольга оттолкнула его, и карлик, потеряв равновесие, повалился со стены. Находившийся рядом собрат успел ухватить его за руку, удержав от падения, но, вместе с этим, отпустив пленницу. Повернувшись к нему, Оля изо всех сил нанесла ему сокрушительный удар ногой в пах. Пигмей застонал, согнулся в три погибели, и, словно подстреленный, свалился со стены, увлекая за собой одноглазого товарища.
Не дав им опомниться, Ольга спрыгнула с трёхметровой высоты, на которую её затащили, прямо на корчащихся внизу врагов, изо всех сил ударив их обеими подошвами по рёбрам. А дальше был полубессознательный спринт. Она мчалась напролом, через обескураженную толпу туземцев, расталкивая и расшвыривая их в стороны. Те, по всей видимости, столкнулись со столь неукротимой жертвой впервые, поэтому среагировали на прыть Ольги с некоторым промедлением, дав ей небольшую, но крайне необходимую фору.
Выбежав из толпы зевак, девушка помчалась к дрезине, слыша, как позади нарастает ор приходящих в себя дикарей. Начавшаяся погоня продемонстрировала весьма выгодный для беглянки факт. Не смотря на свою энергичность и проворство, пигмеи очень плохо бегали. Их короткие ножки не позволяли развивать большую скорость, поэтому тягаться в беге с рослой девушкой им было бесполезно. Ольга быстро отрывалась от преследователей. Теперь стало понятно, почему руколицые дикари применяют тактику неожиданного нападения, выслеживая жертву в засаде, и набрасываясь неожиданно, молниеносными прыжками. Догнать взрослого человека среднего роста на открытом пространстве они бы попросту не смогли.
Но хоть карлики и оказались плохими бегунами, зато бежать они могли очень долго. Гораздо дольше, чем позволяло дыхание Ольги. Их выносливость и сила вполне им это позволяли. Предусмотрительная Оля понимала это, потому и приняла решение удирать от них на дрезине, а не пешком. До дрезины она могла добежать, создав при этом отрыв, дающий необходимое время на запуск, и приемлемый разгон ржавой колымаги. Этой возможностью Вершинина воспользовалась незамедлительно. Её резвости мог позавидовать заправский бегун. Прыжок — и вот она уже в дрезине. Руки вцепились в рукоять-маятник. Рывок! Ещё рывок! Со скрежетом и лязгом заработал шестерёнчатый механизм. Колёса начали вращаться, но в противоположную сторону. Дрезина стукнулась в упор-отбойник, и уткнулась в него.
— Чёрт!
За пару мгновений, Ольга определила местонахождение рычага, переключающего ход. Затем вновь последовала «борьба» со скрежещущей рукоятью, но теперь дрезина уже двигалась в верном направлении. Она миновала опрокинутую вагонетку, и, постепенно набирая ход, начала неуклонно приближаться к пещере.
К этому моменту, обезумевшие от злости аборигены, почти настигли её. В Ольгу летели камни и палки, но, на счастье, цели они не достигали, в лучшем случае ударяясь о ржавый каркас дрезины. Дистанция между механической повозкой и толпой галдящих дикарей медленно, но верно увеличивалась. Наконец, дрезина влетела в туннель, освещаемый факелами. Не успела Ольга вздохнуть с облегчением, как откуда-то сбоку к дрезине метнулся сорвавшийся со стены факел. Лишь спустя мгновение, Оля поняла, что он был зажат в руке притаившегося в туннеле дикаря.
Метнувшись наперерез, пигмей, размахивая факелом, совершил длинный, звериный прыжок, надеясь сбросить Ольгу с дрезины, но ему удалось лишь зацепиться за бортик, повиснув на нём. Сначала он попытался ткнуть девушку факелом. Вскрикнув, та начала отталкиваться от нападавшего ногой. Их борьба длилась несколько секунд, после чего дрезина неожиданно вошла в поворот, по инерции отбросив нападавшего назад. Как раз в этот момент, Ольга удачно лягнула его, практически сбросив с дрезины. Вися на одной руке, но не выпуская факел, абориген сорвался вниз, и стал волочиться ногами по земле.
Дрезина освещала себе путь маленькой грязной фарой, лампа которой работала при движении, от вращения миниатюрной динамо-машины. Сейчас её луч тускло освещал приближавшийся мост, такой узкий, что на нём умещались только рельсы железной дороги. Под мостом раскинулся кошмарный обрыв, уходящий куда-то в бездну. Как только дрезина оказалась на мосту, дикарь предпринял очередную попытку запрыгнуть в кузов, но Оля уже ждала этого, своевременно нанеся удар ногой прямо по рукояти факела. Пламя опалило лицо врага, и тот вновь свалился вниз. На этот раз менее удачно. Его нога попала под заднее колесо. Дрезина, к тому моменту уже въехавшая на мост, слегка подпрыгнула, послышался хруст дробящихся костей. От резкой боли, туземец вынужден был отцепиться от борта, и, увлекаемый силой инерции, полетел с моста вниз, выронив факел, и кувыркаясь в воздухе.
Оля невольно посмотрела ему вслед. Сначала пигмей, быстро удалялся, освещаемый падающим рядом с ним факелом. Но вдруг застыл на одном месте, и закачался, точно на батуте. Вскоре стало понятно, почему это произошло. Внизу, через всю пропасть, была натянута густая паутина. Как только дикарь оказался в её путах, из тёмных углов к нему со всех сторон бросились многочисленные пауки всевозможных размеров: от маленьких — до ужасающе огромных. Как только они облепили его со всех сторон, факел прожог тенета и полетел дальше, в пропасть. Пролетев несколько метров, он вновь запутался в паутине, но так же прожог её, провалившись ещё глубже. Так он летел, пока не превратился в точку, продемонстрировав тем самым всю жуть невообразимой глубины. Облепленный пауками дикарь исчез в темноте. Его крики слышались ещё с полминуты, а потом смолкли.
Остальные преследователи, достигнув края пропасти, остановились в нерешительности, опасаясь ступать на узкий мост. Там они немного попрыгали и покричали, кидая вслед удравшей пленнице камни, после чего потянулись обратно, к выходу из дупла. Но Ольга ещё долго чувствовала позвоночником их преследование, боясь оглядываться назад, и сбавлять скорость. Она всё ещё не до конца верила, что ей удалось оторваться от них. «Неужели ушла? Неужели спаслась?» — продолжала сомневаться она, налегая на рукоятку.
Дрезина, сотрясая тишину вековых сводов эхом своего пронзительного скрипа, мчалась вперёд, через сплошную темноту, навстречу новой, и, может быть, ещё более страшной неизвестности.