Хо

ЭПИЛОГ

— Товарищ командир корабля, разрешите обратиться, — вытянулся в струнку поднявшийся на мостик матрос.

— Да.

— Новая радиограмма, — он протянул лист желтоватой бумаги.

— Свободен, — ответив матросу коротким кивком, капитан второго ранга Максимов принялся читать сообщение, хмурясь с каждой секундой. — Так-так. Ну что ж, другого ответа я и не ждал.

— Так и не согласились, Борис Палыч? — спросил стоявший рядом помощник.

— Не-а. Сукины дети. Ну да ладно. Против лома нет приёма. Что там у вас с этой, э-э-э, потерпевшей?

— Да шут её поймёт. Бесноватая она какая-то.

— Не понял.

— Ведёт себя странно.

— Странно… Там вся история странная. С ориентировкой из Адлера наша девчонка вроде бы совпадает. Только там семеро было, а нашли пока что её одну.

— Однозначно, это та самая Вершинина Ольга, из адлерской ориентировки. При ней обнаружили штурвальную табличку с пропавшей яхты.

— Не путаете?

— Никак нет. Она, родимая.

— Что-нибудь ещё при ней было?

— Мужские командирские часы, сломанная брошь в виде змейки. Нет, ящерицы. Ещё было несколько мятых бумажек с непонятными записями.

— И всё?

— И всё. Ну, в мотоботе, кроме тряпок, испорченных продуктов, тухлой воды, и запасной канистры бензина, больше ничего любопытного не обнаружили. Разве что, сам мотобот.

— Да уж. Парадокс. Удалось установить, откуда он?

— Судно, на котором он числился, уже почти год как списано, поэтому… Всякое может быть.

— Понятно. А девица больше ничего не рассказывала? Как это она вдруг оказалась на списанном мотоботе, вдали от берега, в непосредственной близости от государственной границы?

— Расспросы ничего не дали. Всё без толку. Если и говорит, то какую-то околесицу. Порой, вообще на незнакомом языке начинает шпарить. Доктор её осматривал два раза. Отметил сильное истощение, обезвоживание, и серьёзные психические отклонения. Но мне кажется, что это не полный диагноз. Офицеры, которые её допрашивали, в итоге оказались в лазарете.

— Что с ними?

— Жалобы на головную боль, общий моральный дискомфорт, головокружение, галлюцинации, бессознательный страх.

— С чего это вдруг?

— Пока не удалось установить.

— Ну так установи. Ты же у нас заместитель командира корабля по воспитательной работе. Вот и выясни, чем девчонка так на них повлияла.

— Не только на них. Матрос, который ей еду приносил — тоже пострадал. Те же симптомы, но в более тяжёлой форме. Я с ним поговорил. Пацан невменяем.

— Что рассказал?

— Говорит, боится её. Мол, у неё глаза в темноте светятся. Он заходит, а она сидит на койке, и на него смотрит, выпучив глазищи. Как ведьма прямо. И звуки такие странные издаёт. В общем, с ней явно что-то не в порядке.

— Ну что мне за наказанье такое? Превратили корабль в дурдом какой-то. Если вверенный тебе личный состав напугала чокнутая девка, что же с ними будет, когда война начнётся? Стыдища… Эхх. Завтра за вашей ведьмой борт придёт.

— А мы разве не…

— Нет. Мы продолжаем осматривать квадрат. Двое суток попусту в тумане проторчали, как калоша в луже. Нужно наверстать упущенное.

— А куда её, если не в…

— В Новороссийск. На базу. Там её, оказывается, уже ждут не дождутся. Сам «особый отдел» за ней вертолёт выслал — вон какая честь. А ты — «ведьма, ведьма».

— Н-да. Серьёзная птица. Если особистам понадобилась.

— Чему удивляться? Мы же её около границы взяли. Вот и пусть с ней теперь ФСБ возится. А мы продолжим выполнять поставленную задачу. Как и положено, — Максимов мельком взглянул на циферблат настенных часов, показывающих 21:46, и как можно строже добавил. — С нашими «заболевшими» ещё раз проведи беседу. Мне тут размазня всякая не нужна. И уж постарайся «вылечить» этих симулянтов, чтоб не позорили флот.

— Слушаюсь, — помощник уже собрался было покинуть мостик, но капитан его окликнул:

— Вадим Николаевич, а что за звуки она там издаёт, такие страшные?

— Хм-м. Точно не знаю. Вроде как ухает. Но не по-совиному, а примерно так: Хо! Хо! Хо!