Хо

ГЛАВА XXIV

Подслеповатая фара скупо освещала скромный участок путей с мелькающими шпалами, проносящимися под одинокой дрезиной, катившей по мрачному царству глубокого полумрака. Это было сродни аттракциону-страшилке из пресловутого Луна-парка. Невольно казалось, что вот-вот из темноты выпрыгнет, озаряемое зловещим светом, бутафорское чучело, сопровождая своё появление раскатистым хохотом, или гудящими завываниями. Но вопреки предчувствиям и опасениям, ничего неожиданного на пути не встречалось. Маршрут был прямым и ровным, практически лишённым поворотов.

Опасаясь, что преследование продолжается, Ольга не снижала скорость. Она продолжала гнать дрезину вперёд, не сбавляя темп даже тогда, когда впереди забрезжили отблески факельного огня. Повозка выехала из туннеля, и оказалась в просторном зале, похожем на грот. По обе стороны от железнодорожного полотна, потрескивая, горели факелы, торчащие на фигурных шестах. Стены были расписаны зловещими рисунками, а грибы, растущие повсеместно, тускло светились всевозможными цветами, напоминая матовые бра. Всё это выглядело весьма специфично, сказочно, и как-то пугающе неестественно.

Оглядываясь по сторонам в тревожном ожидании очередных сумеречных нападок, Ольга Вершинина отвлеклась от наблюдения за дорогой, и не успела вовремя среагировать на неожиданный конец пути, где рельсы завершались отбойником с полосатой светоотражающей панелью. Рычаг тормоза был сорван запоздало. Не успев сбросить скорость, дрезина со страшным грохотом врезалась в тупик. При этом девушка очень больно ударилась грудной клеткой об рукоять дрезинного маятника. Буквально вывалившись из дрезины, Ольга упала на четвереньки, держась одной рукой за отбитые рёбра. В глазах какое-то время плавали цветные круги.

«Не останавливаться. Не сдаваться». Она оперлась на колено, и медленно поднялась. «Так вот откуда они черпали запас металлических кольев». Возле стены была навалена целая гора костылей, от которой тянулась длинная дорожка из них же — до самого железнодорожного полотна. «Теперь понятно…»

Она взяла ближайший факел. «Странно. Ведь я внутри дерева. А дерево боится огня. Почему факела его не воспламеняют? На стенах повсюду какая-то слизь. Наверное, именно она препятствует этому. Вокруг ничего живого: ни летучих мышей, ни улиток, ни пауков. Страшное место. Значит я уже совсем близко к Нему».

Шаг за шагом, она продвигалась напрямик через зал. Впереди большая бронированная дверь с чугунным вентилем посередине. У входа, на земле валяются скелеты руколицых туземцев. Что убило их? Некогда разбираться. Нужно идти. Приблизившись к костям, девушка нечаянно наступила на потаённую панель, и повсюду вокруг неё из пола выскочили длинные шипы. Ни один не задел её, как будто бы специально. Но подойти к двери не представлялось возможным.

— Уверена ли ты, что хочешь этого? — прозвучал голос в её голове.

— Да.

Откуда-то с потолка, на длинном стебельке, извиваясь как змея, спустился большой глаз, который внимательно осмотрел её со всех сторон, и вновь скрылся под сводами. Шипы тут же втянулись обратно в пол.

— Тогда иди.

Осторожно перешагивая через кости, Ольга подошла к двери, и, воткнув факел в свободную нишу, обеими руками взялась за вентиль. Тот поддался легко. Пара оборотов, сопровождавшихся лязгом задвигаемых запоров, и толстая металлическая дверь бункера приоткрылась. Потянув, Оля открыла её без труда, и вошла в коридор, где витал запах медицинских препаратов. Гудели и булькали какие-то приборы, освещаемые матовыми лампами. Плакат на стене изображал человеческое сердце в разрезе. Когда Ольга взглянула на него, нарисованное сердце вдруг начало пульсировать и стучать. Девушка вздрогнула, но не остановилась. Далее высились шкафы с выдвижными полками, на которых последовательно были написаны имена. И под каждым именем, более мелко, следовал целый список непонятных параметров.

«Альжевская А.С.»; «Геранин В.В.»; «Бекашин И.Н.»; «Миронова Л.П.». Последняя, пустующая полка была выдвинута наполовину. На ней было написано «Пантелеев С.Д.». Две последних полки не несли на себе никаких табличек.

Что-то звякнуло впереди, и Ольга тут же отвлеклась от подозрительных шкафов. Там, в комнате за коридором, кто-то был. Кто-то топтался, бубнил что-то непонятное, и перекладывал какие-то предметы с места на место.

— Эй! — Вершинина нерешительно окликнула незримо присутствующего. — Есть тут кто-нибудь?

Невидимка буркнул, затих на мгновение, а потом опять принялся звенеть склянками.

— Можно мне войти? — вновь напомнила о себе Оля, продолжая своё продвижение вперёд по коридору.

И опять никакого ответа не прозвучало. Стены коридора, по которому она шла, представляли из себя сплошные застеклённые полки с тусклой зеленоватой подсветкой. Сверху донизу эти полки были заполнены разнокалиберными ёмкостями с формалином. И в каждой находился отвратительный уродец. Разнообразие новорожденных мутантов поражало. Каких уродств тут только не было: скрюченные, сросшиеся, с головами-тыквами, без кожи, с открытым мозгом и кишками наружу, с двумя ртами и атрофированными конечностями. От крошечных эмбрионов — до сформировавшихся годовалых младенцев. Мрачная коллекция, пробирающая до костей столь натуралистичной отвратительностью.

Сосредоточившись на своём пути, Ольга старалась не всматриваться в экспонаты страшной анатомической коллекции. Своим видом многочисленные уродцы как будто сужали коридор, вызывая ложное ощущение, словно через них приходится протискиваться.

Но вот, наконец, этот жуткий переход завершился, и девушка оказалась в светлом помещении, заполненном лабораторным оборудованием. В центре, под большой операционной лампой, располагался длинный стол, ломящийся от пробирок, колб и мензурок, содержащих цветные жидкости. Среди этих разнообразных ёмкостей и складных штативов, на столе так же наблюдались какие-то хитроумные научные приборы, со стеклянными трубками, пузырящимися аэраторами, термометрами и датчиками давления. Внутри них что-то кипело, гудело и булькало, нагреваемое спиртовками. Скраю стоял микроскоп, над которым склонился человек в белом халате. Он был так увлечён своей работой, что совершенно не замечал присутствия Ольги, демонстрируя ей свою спину.

— Кхм-кхм, — деликатно покашляла Вершинина.

Однако учёный, ушедший в работу с головой, продолжал её игнорировать.

— Здравствуйте. Простите, если потревожила…

— У? — он не сразу оторвался от своего микроскопа. — Одну секундочку. Сейчас-сейчас. Я уже почти! Вот — оно! Поразительно! Гипотеза подтвердилась…

Не оборачиваясь к гостье, человек схватил со стола планшет с закреплёнными на нём бумажными листочками, и начал делать какие-то спешные записи. Затем, он швырнул планшет на стол, едва не опрокинув подставку с пробирками, и, радостно воскликнув «Сегодня мой день!», обернулся к Ольге.

— Женя? — опешила та.

— Привет. А разве ты ожидала увидеть здесь кого-то другого?

— Ну, вообще-то… Вообще-то, да, я действительно шла не к тебе. Скрывать не буду.

— Вот как? Не ко мне, значит? А к кому же?

— К кому — ты наверняка знаешь сам.

— А разве я тебе не говорил, насколько это опасно?

— Говорил, говорил, все уши прожужжал. Но у меня нет выбора. Я должна встретиться с Хо!

— Ты могла хотя бы посоветоваться со мной, прежде чем…

— Извини, но я не нуждаюсь ни в чьих советах. Теперь я поняла, что Лиша водила меня за нос, и привела к тебе, а не к Хо. Попугав предварительно, чтобы окончательно отбить желание встречи с ним. Но ваш замысел не выгорел! Я всё равно не сверну с пути! Я найду его!

— Лиша всё сделала правильно. Она молодец. Что же касается тебя, то ты меня тоже не разочаровала. Хоть и нарушила мои предписания. Но я на тебя не сержусь. Ты действительно образцовая ученица. Но, должен признать, если бы я не был столь истощён, то непременно сумел бы тебя перехватить на начальном этапе входа в ноосферу.

— Какая теперь разница? Я вижу, что проделала столь долгий и мучительный путь фактически впустую. Зла не хватает! Найду Лишу — прибью, ей богу!

— Зря ты так на неё ополчилась. На самом деле, она — самая адекватная из вас всех вместе взятых.

— Да что ты говоришь? Да неужели?

— Поверь мне на слово.

— Кому мне верить — я уже не знаю. Зато определённо знаю другое. Пока мы тут размениваемся на пустые разговоры, моё время уходит. Если ты пытаешься таким образом меня задержать, то…

— Пытаюсь задержать? С какой стати? Ты сама пришла сюда, я тебя не тянул. Сто раз предупреждал тебя, что Хо — крайне опасно, но ты всё равно полезла на рожон. Что ж, это был твой выбор. Не расстраивайся. Ты не зря проделала этот сложный путь. Ты проникла в мою секретную лабораторию, а это значит, что ты забралась очень далеко. Намного дальше, чем ты думаешь. Сюда нет доступа рядовым обывателям. А те, что приходят сюда — остаются здесь навсегда. Добро пожаловать во флигель преисподней!

— Что за пафос? Ты окончательно свихнулся?

— Позволь мне показать тебе кое-что? Подойди, пожалуйста, — Евгений жестом пригласил её к большому, во всю стену, аппарату, похожему на гигантский банкомат.

Обойдя стол, Ольга ненароком бросила взгляд в дальний угол, и разглядела там клетки с запертыми внутри лабораторными животными. Рассмотреть их она не успела. Евгений выступил вперёд, и загородил ей обзор.

— Как думаешь, что это за устройство? — указал он на странный аппарат у стены.

— Откуда мне знать? Компьютер какой-то, наверное, — скрестив руки на груди, ответила Вершинина.

— Хо-х! Компьютер! — хмыкнул Женя. — Не просто компьютер, дорогуша! Суперкомпьютер, чья производительность позволяет за считанные секунды обрабатывать данные наших геномов! Это «Сапиеносимилер» — уникальный прибор, настроенный на определение процентного соотношения человечности к кукольности. Помнится, тебя интересовал вопрос отличия людей от кукол. Сейчас появилась возможность продемонстрировать это наглядно. Смотри!

Он нажал на кнопку, и из корпуса «Сапиеносимилера» выдвинулась небольшая панель, с углублением для ладони. Евгений положил свою ладонь, после чего, сверху выдвинулась вторая панель с соответствующими углублениями, которая покрыла кисть сверху. Замигали красные лампочки, после чего прибор пискнул, сменив цвет с красного — на зелёный. Верхняя панель поднялась, и задвинулась обратно в корпус.

— Готово! — Женя убрал руку, довольно улыбаясь. — Теперь ждём результат. Смотри на этот экран.

На экране мельтешили разноцветные спирали ДНК, затем, на белом фоне появилась синяя цифра «100 %», сбоку демонстрировалась наглядная шкала, похожая на градусник, сплошь заполненный «ртутью», а внизу, в отдельной графе, бежал список каких-то имён, фамилий и кратких сведений.

— Видишь? — ликовал Евгений. — Сто! Знаешь, что это такое? Я — стопроцентный человек! Это большая редкость в наши дни. Стопроцентных людей почти не осталось. Без примесей и генетических деформаций. Вот этот список демонстрирует данные моих предков, начиная от первого носителя Священного Зерна. И все они были истинными людьми. Несколько побочных кукольных ветвей в моей родословной тоже присутствует, видишь — некоторые записи выделены красным цветом? Не обошлось без их участия. Но, к счастью, все они тупиковые, и не влияющие на мою родословную. Замечательное наследие, не правда ли?

— Можешь гордиться этим, сколько тебе заблагорассудится. Мне то что?

— Ты только делаешь вид, что тебе это безразлично. Признайся, что тебе очень хочется пройти этот тест. Ты ведь жаждешь узнать, кем ты являешься?

— В другой раз, может быть, я бы этим действительно заинтересовалась. Но сейчас я думаю только об одном — как мне спасти Сергея.

— На это уйдёт совсем немного времени. Ну же, соглашайся, не бойся.

— Кто тебе сказал, что я боюсь? — Ольга раздражённо протянула руку к прибору. — Давай, тестируй! Только быстро.

— Не торопись. Ты всё успеешь, — Евгений помог ей закрепить руку в устройстве.

«Сапиеносимилер» принялся за свои вычисления. Ольге показалось, что он обрабатывал её данные дольше, чем Женькины. Но вот, расчёт завершился, и на экране загорелась красная цифра «93 %».

— Ага! Как я и думал! Видишь? Ты видишь это? — почему-то очень обрадовался Женя.

— Что я должна видеть?

— То, что ты — кукла! Не классическая, разумеется. Обладающая огромным человеческим потенциалом. Но, тем не менее, кукла! Ты — кукла, а я — человек. Теперь ты видишь разницу?

— Я вижу только какую-то бессмысленную цифру.

— Не-ет. Вот, смотри, — он ткнул пальцем в экран, где бежал генеалогический список.

Несколько записей выделявшихся красным цветом, мигая, вывелись на середину экрана. При этом, динамик прибора издавал повторяющийся тревожный писк.

— Это — твои предки. Они — куклы, испортившие твою родословную. Их было немного, но они были, и этого не изменить. Прошлого не исправить, но будущее ещё можно подкорректировать…

— Довольно с меня этого бреда! Ты, я вижу, окончательно спятил! Говори, где Хо!

— Это разговор слепого с глухим. Пойми, ты — такая же, как и миллиарды тебе подобных. В ваше распоряжение был предоставлен целый мир, но вы оказались обычной, ненасытной и неуправляемой биологической массой, от которой вреда на порядок больше, чем пользы. После череды необратимых кризисов, которые уже начали сотрясать вашу цивилизацию, наступит сумеречный коллапс. А после него не останется никого из вас. Совсем никого. Вам на смену придут более продвинутые, и доведённые до ума модели биологических носителей. Это естественный процесс — замена старой, несовершенной системы, постоянно дающей сбои, и грозящей катастрофическими авариями, на новую, более отлаженную и доработанную… О-о, твой взгляд изменился. Неужели, ты наконец-то поняла…

— Да. Теперь мне всё ясно. Ну, привет, Хо. Тебе почти удалось одурачить меня, прикинувшись Женькой. Не понимаю, зачем было скрываться под маской? На что ты рассчитывало этой глупостью?

— Моё почтенье, Ольга, — поклонился Евгений. — Видишь ли, ты не совсем права. Я не прикидывался Евгением. Я и есть Евгений. То есть, разум его, в силу своего крайнего ослабления, одержим мной. Он был не в силах сопротивляться, так как истратил все свои последние силы на попытку перехватить и остановить тебя. Наивный простак.

— Подожди, я не поняла… Ты что, окончательно победило его?

— К сожалению, нет. Всё что я могу сделать — какое-то время контролировать его поведение, проще говоря — «влезть в его шкуру». Но непокорные участки его разума продолжают оставаться для меня недосягаемыми. Так что, не волнуйся за него, он всё так же сопротивляется. Ну а лично мне не было никакого резона принимать его облик. Я лишь старалось сделать нашу встречу более гладкой, без нервных срывов и сердечных приступов. Несложно догадаться, что ты спокойнее отреагируешь, встретив меня, выглядящим как Евгений, нежели в моём реальном обличии.

— Я была готова к встрече с твоим реальным обликом.

— Не была. Не лги. К чему эта пустая бравада? Ты не понаслышке знаешь, кто я такое. И сейчас убеждаешь себя в том, во что не веришь сама. Позволь задать тебе вопрос. Так ли в действительности тебе дорог твой друг?

— Ради него я готова на всё. Пожалуйста, отпусти его!

— Кого? Забавно получается. Я лишь спросил о твоём друге, но не уточнил, о каком именно. А ты, не задумываясь, сделала выбор…

— А чего тут задумываться? Мы оба знаем, что это — Сергей. Кто же ещё? Именно он сейчас находится под действием этой проклятой сомнамбулической болезни. Именно ради него я и пришла сюда, не смотря на величайший риск.

— Хм. Ну, что ж, мне всё понятно. Ладно, Сергей так Сергей. Значит, ты пришла, чтобы попросить меня отпустить его, я правильно понимаю?

Ольга кивнула.

— И ты наверняка готовилась к тому, что если я и отпущу его, то сделаю это не за просто так, а попрошу что-то взамен.

— Да, я в этом не сомневалась. Так что же ты хочешь?

— Наверное, это тебя удивит, но… Ничего. Всё что мне было нужно, ты уже делаешь. И справляешься с этим прекрасно. Поэтому я не собираюсь препятствовать вашей встрече. Твой друг Сергей сейчас не в самой лучшей форме, но он жив. И он ждёт тебя.

— Где же он?!

— Ты встретишься с ним чуть позже, обещаю. А пока, приглашаю тебя посетить мою замечательную кунсткамеру. У меня так давно не было ни одного посетителя. Прошу, не отказывай мне.

— Какую ещё кунсткамеру?

— Видишь ли, в результате тесного контакта с людьми, я заразилось от них страстью к коллекционированию. Только собирать я предпочитаю не картины, или скульптуры, не монеты, значки, или марки, а нечто более своеобразное, специфическое, близкое моему призванию. Моя коллекция очень быстро достигла масштабов самого внушительного музея, и без ложной скромности я могу признаться, что мне есть чем похвастаться.

— Прости, но сейчас у меня нет настроения для посещения каких-либо выставок. Может быть, в другой раз. А сейчас проводи ка меня к Серёже.

— Ох… Знаешь, вообще-то я не люблю предлагать что-либо дважды. Но всё же надеюсь, что ты изменишь своё решение, если я скажу тебе, что препровождение к Сергею, и посещение моей удивительной экспозиции — отнюдь не мешают друг другу. Потому, что… — он умолк, лукаво отведя глаза.

— Что? — не выдержала Ольга. — Сергей — твой посетитель?

— Нет. Не посетитель. Он — один из моих экспонатов.

— Что ты такое говоришь?! Я хочу увидеть его немедленно!

— Festinatio, festinatio.

Лампы одновременно моргнули, после чего их свет стал быстро тускнеть.

— Почему гаснет свет? — не скрывая своего запредельного волнения, воскликнула Ольга.

— О-о-о, это плохо. Видимо, твоё буйство взбудоражило сумеречную основу. Мне пора уходить. Да и тебе не рекомендую задерживаться здесь особо. Это может причинить тебе вред. Жду тебя в лифте.

— Э-эй! В каком лифте? Куда ты собрался?!

Превратившись в пар, Евгений развеялся по помещению, бесследно растворившись в воздухе. Основные осветительные приборы окончательно погасли. Светящимися остались лишь вспомогательные лампочки с мониторами. Стеклянные колбы и пробирки начали мелко дребезжать. Животные в клетках как будто сошли с ума. Они выли, рычали, и бесились, с грохотом сотрясая решётки. Замученные какими-то беспощадными опытами, несчастные созданья, в конец ополоумели. Кролики в исступлении бились об тесные стены своих клетушек, кошки кувыркались и метались, выдирая из себя клочья шерсти, а собаки, разбивая в кровь морды, кидались на прутья решёток, пытаясь их проломить.

Повальное бешенство, неожиданно охватившее животных, выглядело более чем подозрительным, и у Ольги не осталось сомнений в том, что сейчас ей необходимо как можно скорее убраться отсюда, а уж потом разбираться с поисками пресловутого лифта. Отступая, она нечаянно задела рукой мензурку, которая, упав со стола, вдребезги разбилась, залив пол дымящейся шипящей жидкостью. Переступив лужицу, Оля продолжила пятиться обратно, в коридор с заспиртованными уродцами.

Под потолком что-то хлопнуло, выбросив пучок искр, после чего тоненько запищала система аварийного предупреждения. «Warning… Еmergency…» — безразличным женским голосом произнёс компьютер. Решётки грохотали под ударами обезумевших собак, остервенело рвущихся на свободу.

В обесточенном коридоре, девушке пришлось двигаться на ощупь. Когда она сделала несколько шагов, свет вдруг мелькнул, на секунду озарив полки с уродливыми младенцами. После вспышки, темнота воцарилась вновь, но уже ненадолго. Лампы заработали, когда Ольга сделала пару слепых, нерешительных шажков, и таким образом приблизилась к стеклянной полке. Оказавшись лицом к лицу с одним из уродцев, плавающих в формалине, она вздрогнула и оцепенела. Маленький сморщенный младенец-мутант безмятежно спал мёртвым сном в своей герметичной капсуле, скрюченный, точно съёжившийся от холода. Его вид вызывал одновременно жалость и отвращение. А ведь он был чьим-то ребёнком…

Вскрикнув, Ольга отпрыгнула назад, точно ошпаренная кипятком. Уродливый трупик открыл глаза, и посмотрел на неё. Сердце девушки заколотилось как бешеное. Пот покатился по спине щекочущими струйками. Вслед за ожившим уродцем, на противоположной полке, позади Ольги, задёргался в банке ещё один мутант. Потом поднял гигантскую, гипертрофированную голову жуткий гидроцефал. Его губы безмолвно зашевелились, тоненькие кривые ручки-палочки, дрожа, потянулись к ней, и заскользили по прозрачным стенкам стеклянного саркофага. Крошечные монстры, воскресшие непонятно по какой причине, одновременно принялись барахтаться и стучаться изнутри, словно упрашивая выпустить их. Шокированная этим зрелищем, Ольга шарахалась от одной стены к другой, вызывая у вернувшихся к жизни экспонатов ещё большее оживление. Они всё активнее и настойчивее бились внутри своих миниатюрных ёмкостей, пытаясь разбить окружавшую их со всех сторон стеклянную преграду руками, ногами и головами. Непонятно, что придавало им столь буйную энергию, но удары становились с каждым разом всё сильнее и ощутимее. Формалиновые ёмкости, которые поначалу просто звенели и вибрировали, вскоре начали подпрыгивать, качаться и трескаться.

Наконец, с крайней полки свалилась первая банка. Она вдребезги разлетелась, звеня осколками, и из неё, на мокрый пол, разбрызгивая жидкость, плюхнулось бесформенное тело, которое тут же начало извиваться, и конвульсивно дёргаться, точно в припадке. Рядом упала ещё одна ёмкость. Она не разбилась, но крышка у неё слетела, откатившись в сторону. Из открывшейся ёмкости, вместе с пахучим формалином, вытек другой шевелящийся уродец.

Банки начали трескаться и падать со всех сторон, выплёскивая своё содержимое. Формалин водопадами стекал с полок, заливая пол, по которому ползали вырвавшиеся на свободу существа. Их пронзительный писк резал уши, и все как один они ползли к Ольге. Та, в полнейшем оцепенении, не знала, куда ей бросаться. Казалось, что уродцы окружали её со всех сторон. Вокруг лишь звон ежесекундно разбивающихся банок, да пронзительные крики, вылетающие из крошечных ртов, вместе с остатками бальзамирующей жидкости.

Поскальзываясь на мокром полу, девушка пробиралась к выходу, лавируя между мутантами, ползавшими под ногами. В их многоголосом писке ей удалось разобрать повторяющееся слово «мама!» Они твердили его, и тянулись к ней со всех сторон. Выносить этот кошмар дольше, ей было не под силу, и она, наконец, собравшись с силами, рванулась из ужасного коридора, перепрыгнув через копошащихся у выхода уродцев, при этом едва не растянувшись на скользком полу.

Далее был полутёмный зал со шкафами, на которых значились имена её друзей. Как только она оказалась в этом помещении, шкафы вдруг ожили, и из них начали синхронно выдвигаться полки. Они то с лязгом выезжали до предела, то со стуком захлопывались. «Выход! Где выход?!» Позади, за коридором, раздался грохот выбиваемых решёток, после чего послышалось утробное рычание и агрессивный лай. Собаки наконец-то вырвались на свободу. Загремела разбивающаяся лабораторная утварь, и по коридору зацокали когти приближающихся тварей. Оглянувшись, Ольга увидела, как огромные взъерошенные собаки мчатся по её следам, отбрасывая страшные тени. Кажется, теперь ничто не могло их остановить. Но, совершенно неожиданно, они вдруг затормозили посреди коридора, и принялись ожесточённо рвать на куски визжащих уродцев.

— Быстрее сюда! — окликнул её приглушённый голос Хо. — Только не поворачивайся к ним спиной.

Позади плавно открылись двери лифта, внутри которого, в кроваво-красном освещении, темнела фигура манящая её рукой. Послушавшись совета сумеречника, Оля начала в спешном порядке пятиться к лифту. Быстро расправившись с основной частью мутантов, собаки бросились дальше. Первая псина определённо успела бы настичь девушку, но полка, неожиданно выдвинувшаяся сбоку на всю свою длину, отбросила заскулившего зверя далеко в сторону. Остальные собаки, мчавшиеся следом с некоторым опозданием, миновали комнату в несколько прыжков.

Видя, как они несутся прямо на неё, Ольга буквально запрыгнула в лифт спиной вперёд. Хо удержало её от падения, и створки лифта закрылись прямо перед носами собак. Последовала пара гулких ударов, говорящих о том, что преследовательницы ударились мордами в дверцы лифта со всего разгона. Но достичь цели им так и не удалось. Лифт начал опускаться.

Пару секунд Ольга не могла прийти в себя, совсем забыв о том, что находится в объятьях самого ужасного существа во Вселенной. Когда осознание этого наконец-то вернулось к ней, она тут же шарахнулась в сторону, вырвавшись из рук сумеречника. Тот не пытался её удерживать.

— Всё в порядке. Здесь тебе ничто не угрожает, — всё с той же странной интонацией произнесло Хо.

Судя по звучанию его голоса, оно говорило через какую-то маску. Этим же обусловливалось пыхтение, раздающееся во время его дыхания. Вжавшись в угол, Ольга рассматривала своего видоизменившегося оппонента. Теперь это был уже не Евгений. Видимо теперь Хо приняло свой истинный облик, но всё так же щадя психику своей гостьи, оно выбрало костюм, максимально скрывающий его внешность. Длинный, до щиколоток плащ с капюшоном, глубоко надвинутым на лицо, делал его практически абсолютно не отличимым от обычного человека. Вызывал удивление лишь длинный хобот противогазного шланга, высовывающийся из-под капюшона.

— Что это… У тебя… — борясь с горловыми спазмами, пробормотала Вершинина, осторожно указав на шланг подрагивающей рукой.

— А. Это? Всего лишь противогаз, — ответило Хо, откидывая назад капюшон. — Тебе не стоит видеть моё лицо, поэтому я решило его спрятать.

Теперь уже нельзя было сказать, что перед ней человек. Светящиеся зелёным светом круглые стёкла противогаза, а также угловатые выступы на черепе, растягивающие его резиновые бока, явно указывали на то, что под этой маской скрыта совершенно чуждая человеческим восприятиям личина.

— Ты держишь меня за дурочку? Для того, чтобы спрятать лицо, противогаз совершенно не обязателен. В нём не комфортно, и трудно дышать. Гораздо проще было бы одеть обычную маску и чёрные очки. Противогаз ты надело неспроста. Собираешься отравить меня каким-то чёртовым газом? Или какую-нибудь другую заразу на меня напустишь?

— Ты вовсе не дурочка. И ход твоих мыслей весьма логичен и верен. Но ты слишком убеждена в моём вероломстве, а это не совсем справедливо по отношению ко мне. Да, противогаз на мне действительно не случайно, — Хо подняло капюшон. — Видишь ли, для сумеречника нет ничего соблазнительнее, чем аромат, который вы источаете в момент своего нервного перевозбуждения. Эмоциональные всплески, волнение, беспокойство, паника… Выброс адреналина высвобождает огромные запасы энергии, необходимой для спасения вашей жизни, но эта энергия так же приманивает таких как я. Это своеобразный запах страха. Он как кровь в воде, привлекающая акул и пираний. Дурманящий, ни с чем не сравнимый, аппетитный, желанный. Находясь рядом с тобой, я постоянно испытываю жгучий соблазн насытиться твоей энергией. Но ты можешь не беспокоиться. Хоть я и хищник, у меня есть свои принципы. Ты — первый человек, явившийся ко мне в гости по собственному желанию. А это уже заслуживает снисхождения и уважительного отношения. Я хочу быть радушным и гостеприимным хозяином. Поэтому использую средства предосторожности от непредвиденных, скажем так, конфузов. Этот противогаз помогает мне не чувствовать источаемый тобой аромат, а система специальных фильтров не только очищает от него вдыхаемый мной воздух, но и насыщает специальными ароматическими добавками, которые глушат любые намёки на запах жертвы, и отвлекают от него. Мне не хотелось прибегать к этому способу, но твоя излишняя импульсивность и избыточное волнение вынудили меня не рисковать. Твоя отвага имеет обратную сторону медали. Чем самоотверженнее ты рвёшься в бой с неизведанным — тем больше растёт твой страх. И тебе приходится сражаться уже не с пресловутым врагом, а с собственным страхом. Отвага и страх всё время пытаются опередить другу друга и задавить объёмом. Ты надеешься вышибить клин клином, но ты не понимаешь одной простой истины — победить страх невозможно. Его можно переступить, обогнать, приглушить, но убить его нельзя. Вот почему так взбесились те существа в лаборатории. Сумеречная материя, обычно, именно так реагирует на выделение импульсов страха. Должно признать, что я вовсе не жалуюсь на силу своей воли. Мне ничего не стоит вытерпеть подобное испытание на соблазн. Но сейчас немного неподходящая ситуация. Видишь ли, мне не позволили сполна насытиться предыдущей жертвой, а когда я прерываю трапезу на половине, то остаюсь весьма неудовлетворённым и, как следствие, становлюсь раздражённым, легко возбудимым и невыдержанным. Ну, представь, что у тебя из рук вырвали наполовину съеденное лакомство, когда ты только лишь успела войти во вкус. Именно поэтому я боюсь потерять самообладание, и совершить то, чего я не хочу совершать из разумных соображений. Я дало тебе исчерпывающий ответ?

— Более чем, — Ольга усмехнулась. — Как это благородно с твоей стороны.

— Всего лишь скромная благодарность за добровольное посещение моей удалённой обители.

— Добраться до тебя было нелегко. Это место на самом деле ад?

— Ну что ты. Конечно же, нет. Хочешь узнать правду об аде? Его не существует. Это выдумка. Страшилка для дураков. Если малолетнего ребёнка можно легко напугать Букой, то с великовозрастными зазнайками такие фокусы уже не проходят. Их требуется пугать чем-то более брутальным и жестоким. Вот и придумали хитроумные клирики такую глупую, но страшную теорию о том, как грешные души попадают в адские муки, где тысячелетиями страдают, ожидая искупления. И этот бред сумел вызвать панический трепет у тех, кто его доверчиво слушал. Целесообразность такого запугивания я не отрицаю. Она понятна. Ведь чем ещё можно напугать существ, которые ничего не боятся. Как осадить невежд, возомнивших себя венцами творения, и мающихся дурью от бесконечной вседозволенности. Чем ещё можно запугать преступника, который не боится не только неволи, но и самой смерти? Как ещё припугнуть разгулявшуюся толпу, игнорирующую всяческие моральные нормы и правила? Лишь культивируя всеобщий страх неизвестности, ожидающей их после смерти. После этого, любой хотя бы раз да задумается о том, творить ли ему зло. А вдруг и вправду придётся после смерти добиваться искупления в ужасной преисподней. Сдерживающий фактор налицо. Но, повторяю, на самом деле принцип циркуляции сознания во Вселенной устроен совершенно иначе, нежели в религиозных представлениях. Теория испытания адом не выдерживает даже простейшего испытания логикой. Сама подумай, тысячелетние муки, что за чушь? Где смысл? Это всё равно, что целый год стучать по уже забитому в стену гвоздю — бессмысленно и нерационально. Зачем выпускать душу пожить на Земле несколько жалких десятков лет, чтобы потом тысячелетиями мучить её в аду? Ведь цель адоустройства — не сроки содержания в нём грешных душ, а полное, тотальное их исправление, раскаяние, наставление на путь истинный. Очищение, наконец. А какой смысл держать их в пекле столь долгое время? Это во-первых. А во-вторых, ну подумай сама, кому нужен этот безразмерный накопитель бесчисленного количества грешников, которые не убывают, а лишь прибывают и прибывают, множась в геометрической прогрессии. Тот, кто это придумал, вряд ли задумывался о таких элементарных вещах, и это понятно — его целью было напугать, а не прорабатывать подробную и обоснованную гипотезу. А что ты думаешь по этому поводу? Ты боишься ада?

— Сначала ты утверждаешь, что его нет, а теперь спрашиваешь, боюсь ли я его?

— Ты ошибаешься, считая, что отвечая вопросом на вопрос можно легко увильнуть от ответа, но мне всё равно. Можешь не отвечать, если не хочешь. Знаешь, Ольга, если рассуждать гипотетически, то люди уже рождаются в аду. Весь ваш жизненный цикл строится на сплошной череде испытаний: от младенчества — и до глубокой старости. Вы постоянно сталкиваетесь с трудностями, а если трудностей нет, вы устраиваете их сами себе, потому что вы не можете без них прожить. Это смысл вашей жизни. Ваш путь. Ваше призвание, ради которого вы, собственно говоря, и приходите в этот мир. Выбор подстерегает вас на каждом шагу. И, разумеется, жизнь ваша не обходится без постижения добра и зла. Заметь, эти понятия присущи только людям, и никому более. Но именно в них заключён великий смысл, на котором зиждется ваше призвание и предназначение во вселенском масштабе. Это основополагающие философские понятия, способные восприниматься лишь разумом, несущим великое зерно единого божественного начала. Ваш дар, и ваше проклятье.

— Всё это, конечно же, очень интересно, Хо, но всё-таки, куда мы спускаемся, и почему так долго?

— В преисподнюю, разумеется. Ты разве не ощущаешь, как повышается температура?

— Да, здесь становится действительно жарковато. Значит, преисподняя всё-таки существует.

— Не настоящая. Всего лишь модель. Но очень правдоподобная. Скоро ты всё увидишь собственными глазами. Осталось совсем немного. Ты счастливая девушка, Ольга Вершинина, не каждому дозволено спускаться в ад в качестве туриста.

— Да уж. Счастья хоть отбавляй…

— Зря ты так. Думаешь, тебе повезло, что руколикие упустили тебя? Думаешь, случайно Заккум тебя пощадил?

— Я не знаю! Зачем мне всё это нужно?! Я здесь не для того, чтобы выискивать смысл, сокрытый в твоих витиеватых полунамёках! Я всего лишь хочу найти своего друга. Хочу его спасти.

— Твоё упрямство воистину впечатляет. Давай не будем впадать в бессмысленное словоблудие, а лучше приступим к осмотру экспозиции. Итак. Первый уровень я всецело посвятило стереотипам христианского представления о преисподней. Из её усреднённых признаков, накопившихся за века заблуждений, мне удалось создать единую, обобщающую диораму, которая прекрасно подходит для вступительной фазы знакомства с моим неповторимым музеем страданий.

Лифт остановился. Сразу после этого, сквозь щели, с шипением, начал сочиться горячий пар.

— Добро пожаловать! — развело руками Хо. — Рекомендую задержать дыхание. Если сразу сделаешь вдох — можешь обжечь дыхательные пути.

Дверцы раскрылись, и в кабину хлынул такой жар, что Ольга отшатнулась, зажмурившись, и стиснув зубы. Ощущение было сродни входу в горячую парилку. Кожа пылала, глаза кипели, а дыхание перехватывалось необычайно жарким воздухом, опаляющим слизистые оболочки. Всё это дополнялось зловещим гудением пламени, и непрекращающейся какофонией разноголосых стенаний, доносившихся отовсюду. От этой чудовищной музыки можно было оглохнуть, если раньше не сойдёшь с ума. Хо знало об этом.

— Вот, — оно протянуло Ольге пару чёрных конических подушечек. — Вставь в уши. Это поможет тебе не отвлекаться на посторонние шумы. А общаться мы будем телепатически.

Вершинина приняла беруши, и тут же закупорила ими ушные раковины. Это и вправду помогло. Душераздирающие вопли и стоны стали заметно тише. Уже не действуя на нервы столь сильно, они теперь звучали, скорее, как фон. Неприятный и мучительный, но всё же терпимый.

— Ну, что же ты стоишь? Прошу, выходи. Не волнуйся насчёт жары. Твоё тело быстро к ней привыкнет. Будет не жарче, чем в обычной сауне, поверь мне. Это же не настоящий ад, а всего лишь макет. Выходи, не бойся. Мне не терпится продемонстрировать тебе всю фундаментальность моей работы. Ты должна оценить её по достоинству.

И Ольга шагнула из дверей. Она сделала шаг, как ей показалось, в сплошную пелену огня. А когда её привыкшие к жару глаза смогли наконец-то приоткрыться, чтобы хоть что-то разглядеть, то потрясению её не было предела. Перед ней раскинулась панорама самого настоящего ада. Выжженная земля, изрезанная сетью трещин, в глубине которых светились кроваво-красные угли. Повсеместно из вздутых кратеров с гудением вырывались жёлто-голубые столбы горящего газа, или же выплёскивались шипящие фонтаны раскалённой магмы. Единственная безопасная тропка, обрамлённая бордюрчиками, выложенными из человеческих черепов, петляя между кратерами и трещинами в земле, быстро вывела их к берегу лавового моря. Набережная завершалась покатым базальтовым пандусом, который лениво облизывали волны расплавленной земной породы.

От поверхности время от времени взметались высоченные языки бешеного пламени. То и дело на шевелящейся глади вздувались большие пузыри, которые, лопаясь, расшвыривали по сторонам сгустки дымящейся лавы. У берега то и дело выныривали человеческие фигуры, выгоревшие настолько, что не было никакой возможности определить какого возраста и пола они были. Истошно воя и хрипя, они плескались в огненно-жидкой субстанции, среди всполохов пламени и газовых пузырей. Некоторые из них пытались карабкаться на берег по пандусу, но всякий раз соскальзывали обратно, не добираясь даже до середины.

Ольга остановилась, заметив одного особенно старательного мученика, который неторопливо, но уверенно полз по скользкому наклону пандуса. Кожа несчастного успела сгореть полностью. Остались лишь почерневшие, местами выгоревшие до углей мышцы с проступающими закопченными костями.

— Не советую помогать ему, — предопределило её мысли Хо. — Вообще старайся держаться подальше от этих ребят. Не успеешь оглянуться, как они тебя уволокут за собой. А оттуда тебя не вытащить даже мне.

— За что они страдают?

— Кто за что. Здесь отбывают наказание все: от мелкого хулиганья — до серьёзных преступников. Мне попросту не захотелось опускаться до примитивной тривиальщины, вроде котлов с кипящей серой. И я заменило их этим живописным кипящим морем. Отойди от края, я не шучу. Тебя удивляет, почему в одно и то же море падают люди с грехами разной степени тяжести? Видишь ли, мне это тоже непонятно. Христианский ад всегда отличался тупой примитивностью, и абсолютно бессмысленной жестокостью, не несущей в себе практически никакой смысловой нагрузки. Но именно этим он меня и привлекает — своей простотой и незамысловатостью. Действительно, зачем взвешивать процентные соотношения, определять степень, и копаться во всех этих психолого-математических дебрях, если можно грести всех под одну гребёнку? Разумеется, современные трактовки адовых характеристик уже подстраиваются под логическую канву. Ну, там, «каждому воздастся по делам его», и всякое такое. Даже придумали градацию, определяющую, какую степень мук должен получить каждый тип грешников, будь то бандит, прелюбодей, солдат, обжора, и так далее. Для некрещеных младенцев тоже местечко отводится. Даже мне, признаюсь, не пришло бы в голову причислить к списку грешников новорожденных детей, а вы — люди, и до этого додумались, браво! И ведь никакой конечной цели. Мучения ради мучений. Взять хотя бы тех же древних греков с их Тартаром. Так там хотя бы обозначалась какая-то назидательная подоплёка. А здесь какая мораль? Никакой. Аморфное определение бесконечных страданий, да нелепые привязки к фантастическим кругам выдумщика Алигьери. Нелепость? Возможно. Но, согласись, как эффектно смотрится!

— Издеваешься?

— Пока ещё нет. Шучу, шучу. Знаешь, Ольга, какие мысли одолевают меня, когда я гляжу на этот пейзаж? Как было бы здорово, если бы всё это можно было создать в реальности. Я получило бы самый мощный генератор питательной энергии, которая бы струилась и струилась бесконечно из постоянно прибывающих и скапливающихся бессмертных человеческих душ! Никаких усилий, никаких ограничений. Но, как говорится, мечтать не вредно. К тому же, в таком случае, жить, наверное, стало бы совсем неинтересно. Мир не зря устроен так, что всем приходится заботиться о своём пропитании. Всем без исключения. И вам, и нам. Это основополагающая доктрина. Прилагать усилия, чтобы выжить. Искать и бороться. Уничтожать и защищаться. В этом, как ни странно, и кроется прелесть жизни.

Впереди показалось рослое, чуть сгорбленное человекоподобное существо, неторопливо бредущее навстречу Ольге и Хо. Сжимая в руках длинное древко не то копья, не то багра, оно время от времени приостанавливалось, и грубо тыкало заползающих на пандус мучеников, сбрасывая их обратно в кипящую жижу. Ноги, с широкими копытами и двумя парами колен, покрытые густой свалявшейся шерстью, а также могучие рога на голове неведомого созданья помогли безошибочно его классифицировать.

— Это экспонат, или посетитель? — хмуро спросила Ольга.

— Скорее, служитель, — ответило Хо. — Пусть его странный вид тебя не пугает, я стремилось следовать канонам классических инфернальных образов.

Держась от демона на почтительном расстоянии, Ольга обошла его стороной. Минуя друг друга, они обменялись изучающими взглядами. Голова работника преисподней напоминала бычий череп, из глубины широких глазниц которого поблёскивали чёрные выпуклости глаз. Длинные космы волос, обтекая огромные изогнутые рога, падали на широкие плечи чудовища. Туловище и руки, коричневого цвета, практически не отличались от человеческих. Они были мускулистыми и очень развитыми. Ноги же придавали ему сходство с сатиром. Ко всему прочему, от дьявольского отродья за версту разило козлом. Поравнявшись с Ольгой, демон встряхнул головой, и фыркнул, исторгнув из пустого ноздревого отверстия облачко красного горячего пара. Ольга невольно вздрогнула.

— Ты считаешь его страшным? — искренне удивилось Хо. — А на мой взгляд, его облик комичен и нелеп. Людям почему-то свойственно использовать образы животных для придумывания каких-либо мифических существ, в том числе и демонов ада. Ума не приложу, что такого плохого вам сделали козы, из-за чего вы наделили их чертами воплощение потустороннего кошмара. Не понимаю.

— Наверное, это из-за запаха, — усмехнулась Ольга. — Фу! Ну и воняет же от него.

— Возможно, — пожал плечами сумеречник.

Затем он указал рукой на тропинку, уходившую в сторону от моря. — Продолжим экскурсию. Теперь нам сюда.

Тропа из застывшего вулканического туфа уводила их в сторону бесформенных нагромождений гигантских раскалённых балок, пронизанных насквозь сетью пульсирующих огненных трещин. На поверхности, покрытой белесой золой, то и дело вспыхивала полупрозрачная вуаль пламени. Это напоминало необычайно увеличенный в размерах костёр.

— Ход твоих мыслей правилен, — кивнуло Хо. — Мы приближаемся к Кострищу. Оно состоит из вечно полыхающих брёвен Заккума. Именно они поддерживают здесь правильную температуру. Смотри, как красиво переливается накал по брёвнам. Удивительно живописное зрелище. Можно любоваться бесконечно.

— У меня лицо горит.

— Потерпи немного. Сейчас мы минуем Кострище, и температура ощутимо спадёт.

Абстрактная беспорядочная свалка брёвен представляла собой сплошной огненный лабиринт, раскалённый до такой степени, что в ложбинах на земле скапливались лужи расплавленного стекла. Сверху, непрекращающимся дождём капали крупные капли смолы, вытапливаемой из недр древесины. Смола с шипением текла по раскалённым брёвнам. Падая на землю, она тут же испарялась, взметаясь в воздух столбиками чёрного, едкого дыма.

Хо уверенно вело её знакомыми только ему тропами, постоянно показывая на какие-то новые достопримечательности, которые Ольга уже не могла рассмотреть, закрывая лицо руками от палящего жара. Перед глазами всё слилось в одну огненно-красную завесу, без чётких очертаний. Дополнительные неудобства причинял летучий пепел, вездесущий, словно горячий снег.

— А вот здесь страдают заблудшие души, — рассказывало Хо, как ни в чём ни бывало. — Так как они заблудшие, им приходится вечно плутать по Кострищу, в поисках выхода. Но найти выход невозможно… Впрочем, к нам с тобой это не относится. А вот здесь…

— Хо, умоляю, давай уйдём отсюда! Жар нестерпим!

— Но я же ещё не успело показать тебе… Ну да ладно. Не принципиально. Пойдем к следующей диораме.

Когда треск горящего дерева, вихри искр, и обжигающие капли смолы остались позади, Ольга наконец-то смогла убрать от лица обожженные руки, и приоткрыть лишённые бровей и ресниц глаза. Хо деликатно стряхнуло пепел с её головы и плеч, после чего, широким жестом пригласило осмотреть новый, не менее жуткий пейзаж.

— Мы на вулканических озёрах. У входа в дьявольскую галерею. Эти неглубокие озерца наполнены кипятком — гляди, как они булькают и пузырятся.

— Зачем они нужны?

— Для красоты. Полюбуйся, как красиво светятся на их берегах раскалённые докрасна камни. Эту идею я позаимствовало во время одного из своих путешествий по вашему миру, когда наткнулось на прелюбопытнейшее место — долину смерти. Кратер, чьё дно заполнено кипятком. Неразумные живые существа, вместо того чтобы обойти это гибельное место, наивно пытаются миновать озеро вброд, и находят в нём свою смерть. Ты представить себе не можешь насколько это глупо, и потрясающе одновременно.

— Не вижу в этом ничего потрясающего. Ну а здесь-то они для чего, эти озёра?

— Здесь они разграничивают две диорамы. Некоторые экспонаты наивно полагают, что вход в дьявольскую галерею — это выход из ада. Надеясь добраться до него, они пытаются форсировать эти озёра. Но безуспешно. Их попытки выглядят весьма забавно. А вон, как раз, ещё один непутёвый грешник.

На противоположном берегу ближайшего озера показался безумно мечущийся, обнажённый человек. Какое-то время он бессмысленно бегал взад-вперёд, не решаясь ступить в воду. И тут, позади него, из-за нагромождений обсидиановых кристаллов, неторопливо выбралось крупное ракообразное существо с огромными клешнями. Направляясь к человеку, чудовище угрожающе клацнуло клешнёй. Этого было достаточно, чтобы обратить его в бегство. А так как других путей к отступлению у него не осталось, он бросился напрямик, через озеро — в сторону Хо и Ольги.

Глубина озерца была ему по колено, да и расстояние которое требовалось преодолеть, не превышало полутора десятков метров. Казалось бы, нет ничего проще, чем миновать эту мнимую преграду. Однако, это была лишь видимость. Бегущий по кипятку, вдруг начал совершать немыслимые прыжки, в совершенно непредсказуемых направлениях. Затем он упал в воду, где плескался ещё несколько секунд, после чего затих, и медленно поплыл в сторону, опускаясь на дно.

Рак-монстр ещё раз щёлкнул клешнями, и, попятившись задом, неспешно скрылся в своём кристаллическом убежище.

— Некоторых надо подогнать. А то не решаются, — самодовольно отметило Хо.

— Он что, умер? — спросила Ольга. — Разве могут умирать те, кто уже умерли?

— Варёная оболочка останется здесь, для красоты. А душа отправится на Кострище. Ладно, поглядели, теперь идём дальше.

Приблизившись к озеру, Вершинина смогла разглядеть, сколько в нём плавает раздутых, бесформенных тел омерзительно-белого цвета, с колышущимися лохмотьями отстающей от костей переваренной плоти. Особенно пугающе смотрелось лежащее на камне тело женщины, успевшей лишь наполовину выбраться из воды. Словно с линяющей змеи, кожа слеза с неё целиком, подобно белесому раздувшемуся чулку, и держалась лишь на ногах.

Ольга сморщилась, и отвернулась. Даже не смотря на столь ужасную жару, по её спине пробежал холодок. Хо это заметило. Оно вообще подмечало каждую мелочь, каждую деталь, каждый даже самый незначительный штришок её поведения. Фиксировало безошибочно.

Поднявшись по каменным ступеням, они оказались на прямой аллее, выложенной булыжником. По краям, на массивных постаментах с золотыми табличками, на протяжении всей галереи, высились уродливые фигуры монстров.

— Кто они такие?

— Демоны. Чудовищные порождения ваших больных фантазий. Гротескные воплощения тьмы. В попытке произнести имена большинства из них, легко сломать язык. Вы, люди — большие фантазёры. Ты только взгляни на них. Вот, к примеру, Маммон, Левиафан, или Бегемот. Эти трое — особенно крупные и уродливые. Маммон, к примеру: жирный, обрюзгший, источающий слизь и миазмы. А ведь призван соблазнять. Кого, скажи на милость, такой урод соблазнит? Разве что такого же урода. А как тебе вон те парни, с козлиными черепами вместо голов. Похожи на огородные пугала. Эти зубы вечно щерятся в мёртвой улыбке. Эти широко растопыренные глазницы, пылающие жестоким пламенем. Эти могучие рога… Может быть, всё это вызывает у вас ассоциации со смертью? Как высохший козлиный череп в пустыне.

Демон выдохнул горячий дым, и, глухо прохрипев, проводил их взглядом. Ольга искоса рассматривала его золотые, отполированные копыта, не решаясь поднять глаза, и посмотреть в его отвратительное лицо.

— Страшные? — лукаво спросило Хо.

— Ну-у, куда им до тебя, — иронично пошутила Вершинина, вызвав продолжительный ухающий смех сумеречника.

— Ты мне льстишь.

— Да какой уж мне смысл льстить тебе. Я не понимаю, что ты пытаешь мне доказать? Все эти страшилки — они ведь неспроста задуманы?

— Всё в нашей жизни неспроста. Так уж сложилось. Но не всё нам положено знать. Именно поэтому, многое воспринимается нами как бессмыслица. Как беспутное стечение обстоятельств. Ещё одна ширма, заведомо уготованная для тех, кто не должен пересекать пределы сумеречного горизонта.

Бафомет и Астарот, мимо которых они проходили, обменялись кивками, выдохнув раскалённый воздух. Презрительные взгляды демонов провожали гостей, пока те шли по этой длинной галерее.

— Итак, мы входим в следующую диораму, которая демонстрирует несколько иной взгляд на устройство преисподней.

Они остановившись возле выхода из галереи. По обеим сторонам массивных врат располагались две жаровни. Подойдя к одной из них, Хо указало на пылающие в ней угли.

— Но сперва ты должна кое-что сделать. Возьми уголь, и положи его в рот.

— Что? Ты в своём уме?! Я не собираюсь этого делать. Ты, кажется, обещало мне безопасность! А теперь что же, передумало?!

— Вот именно потому, что я обещало тебе безопасность, я и прошу тебя положить уголёк в рот. Это необходимая мера.

— Может быть, ты не в курсе, что мы, люди, не питаемся раскалёнными углями. Я не какой-нибудь йог. Нет, и не проси! Мы так не договаривались…

— Ты не обожжёшься, даю слово. Уголь необходим, чтобы благополучно пройти в следующую залу. Без него ты там превратишься в ледяной кристалл всего за полторы секунды.

— Так там что, холодно будет?

— Очень. Поэтому не упрямься, и делай то, что я тебе говорю, — взяв тонкие щипцы, сумеречник извлёк из жаровни красный уголёк, и протянул его Ольге. — Ну-ка, открой рот.

Всё ещё с великой неохотой и преобладающими сомнениями, Вершинина подчинилась.

— Сначала немного покатай уголь за щеками, — посоветовало Хо.

Когда раскалённый кубик с шипением коснулся языка, Ольга вздрогнула, и напряглась. Но, к великому удивлению, уголь оказался не настолько горячим, чтобы его невозможно было удержать во рту. Он напоминал кусок горячего мяса, только что снятого с мангала. Быстро катая его за щеками, девушка чувствовала, как он остывает. Или же это она нагревалась до его температуры. Кровь как будто начала кипеть. В голову, руки и ноги ударили горячие волны. Жар нарастал с чудовищной скоростью, и ей начало казаться, что она вот-вот воспламенится.

— Теперь можно входить, — пригласило Хо.

Как только они шагнули за порог галереи, картина радикально изменилась. В первые мгновения, Ольга не могла ничего рассмотреть из-за огромных паровых облаков, вырывающихся из её рта. Пар шёл от всего её тела, как от тлеющей головни. Наконец зрение прояснилось, и она окинула взглядом бескрайнее ледяное поле, над которым метались волны танцующей позёмки. В глубине кристально-прозрачного и бесконечно глубокого ледника, по которому они шли, виднелось бесчисленное множество намертво вмёрзших людей.

— Мы в царстве вечного холода. Здесь всегда жуткая холодища. Всё живое тут мгновенно замерзает, превращаясь в ледышку.

— Я так понимаю, это более гуманный ад? Насколько мне известно, замерзание только поначалу мучительно, а потом превращается в сладкий сон.

— Только не здесь, — Хо усмехнулось, и указало рукой себе под ноги, где в толще льда застыли скорченные фигуры. — Ты, наверное, имела в виду этих? Не-ет, эти ребята здесь всего лишь в качестве декораций. Настоящие мученики размещаются дальше. Я бы тебе их показало, но я не настолько жестоко.

Только теперь Ольга различила сквозь нескончаемый вой безумной вьюги далёкие вопли и стоны, доносящиеся из темноты.

— Это… Они так кричат? А почему ты не хочешь мне их показать?

— Посреди ледяного ада располагается огромное незамерзающее озеро. Вода в нём холоднее самого холода, а пронизывающий ветер настолько яростный, что тебя не спасёт уголёк в рту. Ты не сможешь даже рассмотреть его издалека, потому что за двести метров до озера твои глаза замёрзнут, превратившись в ледяные шарики. Ещё через полсотни метров твои дыхательные пути, покрывшись инеем, заледенеют, и ты не сможешь дышать. Ледяные иглы раздерут лёгкие, кровь кристаллизируется, а тело — остекленеет. Но даже на это расстояние ты вряд ли отважишься приблизиться, так как вопли, которые издают мученики, лишат тебя рассудка гораздо раньше. Настолько там ужасно. Это не место для посетителей. Это место для грешников. Они сидят в этом озере, и их состояние постоянно поддерживается на том неизменном уровне, когда мучения от замерзания находятся на своём пике. Вот-вот боль должна закончиться, уступив место тому самому «сладкому сну», но он всё не наступает. И не наступит никогда.

— Насколько же серьёзными должны быть грехи этих несчастных?

— Посерьёзнее, чем в предыдущем варианте. Для иронии, я поместило в озеро учёных, ставивших опыты над людьми, по выживанию в условиях низких температур. Кстати, у меня там гостит сам «Ангел Смерти». Слышала о таком? Мне пришлось основательно потрудиться, чтобы изловить этот прелюбопытный экземпляр в Бертиоге. В своё время он устраивал миниатюрную модель такого ада на земле, а теперь вот сам оказался его обитателем. Награда, как говорится, нашла своего героя. Впрочем, в том озере купается ещё очень много всяких забавных мерзавцев. Когда-нибудь я займусь разработкой доступа посетителей к его берегам, но пока это, увы, невозможно.

Сойдя с ледника, они миновали торосы, за которыми простиралось снежное поле, и отправились по нему напрямик, погружая ноги в снег выше щиколоток. Повсеместно из сугробов щетинились длинные острые пики сосулек, на которые, в виду сгущающейся темноты, можно было легко напороться. Поэтому Хо то и дело поправляло Ольгу, предостерегая от встречи с очередным ледяным шипом.

— Я не вижу выхода, — обратилась к проводнику Вершинина, катая во рту уголёк, ощутимо уменьшающийся в размерах. — Сколько нам ещё топать по этой тундре?

— Без паники. Мы уже входим на очередную диораму. Выплёвывай уголь.

Ольга выплюнула уголёк, и тот с шипением провалился в снег. Сразу после этого, всё вокруг поглотила окончательная темнота. Заунывный вой метели преобразовался в иное, изматывающее завывание, не прекращающееся, а лишь меняющее тональность. Пол под ногами исчез, и они зависли посреди непроглядного пространства, пронзаемого редкими вспышками фиолетовых молний. Время от времени в темноте проявлялись бледные светящиеся фигуры призраков. Порой, из тьмы выступали их искажённые болью лица, и рты их раскрывались в немом крике так широко, что рвались, выворачивая глотки наизнанку, вызывая всплеск зловещего мерцания, быстро распадающегося на гаснущие искры.

— Третья разновидность ада. Самая современная, — сообщило Хо. — И самая мучительная, потому как основывается на психических муках, а не на физических, как две предыдущие. Страдания здесь сравнимы с зубной болью — непрекращающейся и однообразной. Самая скучная, и, одновременно с этим, самая эффективная из трёх представленных адских моделей. Задерживаться здесь долго нет смысла. Тем более, что в скором времени я смогу представить окончательный, доведённый до ума прототип идеального ада. Я называю его «Адом Справедливости». Потому что это будет универсальный ад. Не тупая живодёрня, придуманная церковниками, а полноценная исправительная система. Представь себе, после смерти ты попадаешь в некую сферу, вроде альтернативной реальности, где заново проживаешь всю свою жизнь, видя её со стороны. Последовательно переживая каждый свой негативный поступок, находясь в шкуре того, кому причинила зло. Предупреждение всем живущим — «не твори зла, ибо зло это причинишь ты себе самому» — по крайней мере, заставит их призадуматься более серьёзно о своих поступках. Только пережив то, что пришлось пережить тем, кому ты причинила зло, чувствуя то, что чувствовали они, и мысля так же, как мыслили они, но при этом понимая, что страдаешь ты из-за себя самой — ты сможешь сполна взвесить тяжесть собственных грехов. Ведь зло, как правило, не мимолётно. Порой жертва проносит причинённое тобой зло до самой смерти. И не только она, но и, зачастую, её близкие, родные, знакомые. И всё это тебе придётся пережить, переболеть. Теперь представляешь, как будут страдать, скажем, диктаторы и тираны, на чьей совести тысячи и миллионы жизней? Им не позавидуешь. Но, как говорится, поделом.

К слову, я почти уверено в том, что ваш мир устроен именно по такому принципу. Разум преступника после смерти становится разумом жертвы, у которой на роду написано пережить то, что она сама когда-то сотворила с кем-то другим. В качестве наказания. Живёт себе, скажем, какой-то человек. И тут на него нападают бандиты. Грабят, и сильно избивают. Вот он и сокрушается после этого — «да за что же мне такое наказание?!» А оно именно за то, что когда-то, в другой жизни, этот самый разум сам был бандитским, бессовестно грабившим кого-то. А чтобы переживать это наказание более мучительно, он об этом ничего не знает, считая себя невинной овечкой, незаслуженно и несправедливо обиженной. А знай он об этом заранее — был бы готов к такому испытанию, и пережил бы его уже не столь глубоко. Что может быть хуже несправедливости, проявленной по отношению к тебе. Согласна? Проникаешься замыслом? Что с тобой?

Ольга, сдавливая виски кулаками, билась в судорогах. Она не понимала, что с ней происходит, осознавая лишь то, что некая непостижимая сила изводит её, сводя с ума. Так плохо ей не было ещё никогда, и состояние продолжало ухудшаться. Словно бездушный дантист всверливался своей ужасной бормашиной одновременно через все зубы — прямо в мозг.

— Мне плохо. Уведи меня отсюда, — эти слова она выдавила из себя с величайшим трудом.

Рот не открывался, язык прилипал к нёбу, а попытка передать слова мысленно — вызывала ещё большую боль и мучения.

— Да, пожалуй, хватит, — натурально издевалось Хо. — Тем более, что дальше нас ждёт кое-что поинтереснее.

Почувствовав под ногами твёрдую поверхность, Ольга упала на неё в полнейшем изнеможении. Холодные плиты с жадностью впитывали её слёзы. Она понимала, что вряд ли сумеет выдержать очередную психологическую атаку Хо. Сконцентрировать сознание не удавалось, перед глазами стояла лишь огненная пелена, да силуэты хохочущих демонов. Хо медленно ходило вокруг неё, нарезая круг за кругом, против часовой стрелки.

— Амбиции… Как много сил вы на них расходуете. А ведь это ни что иное, как обычная выдумка, возведённая в степень эгоистической значимости, — глубокомысленно рассуждало оно. — Амбиции хороши в качестве стимулятора к решительным действиям, но лишь в том случае, когда они грамотно взвешены, строго дозированы, как замысловатое лекарство, которое при недоборе — не оказывает эффекта, а при переборе — убивает пациента. Когда переоцениваешь свои силы, а дело заходит слишком далеко, то может спасти только своевременное признание этого факта. В конце концов, в этом нет ничего предосудительного.

— О чём ты говоришь? — хрипловато произнесла Ольга, с трудом поднимаясь на ноги. — Твоя экскурсия меня немного утомила, вот и всё. Мы так и будем тратить драгоценное время на всякую чушь собачью, или всё-таки продолжим нашу познавательную прогулку?

Хо с улыбкой покачало головой.

— Ну так что? — девушка отряхнула колени, и выпрямилась. — Идём дальше, или нет?

— Разумеется, идём. Впереди нас ждёт самое интересное. Более никаких фантазий. Только реальные экспонаты, взятые прямиком из вашего безумного мира. Итак, твоему вниманию представляется крупнейшая коллекция орудий мучительной смерти!

Оля обернулась, и увидела огромный зал, представлявший из себя одну огромную камеру пыток. Вокруг стенали люди, подвешенные на верёвки и крюки, колесованные, распятые, посаженные на кол. Куда не кинь взгляд — всюду чьи-то страдания и корчи, одни страшнее других. Весь этот чудовищный калейдоскоп давил на психику, лишая рассудка, превращая в полнейшее ничтожество, которое могло в любую секунду разделить участь остальных несчастных.

Проходя мимо узницы, на которой была закреплена «вилка еретиков», Ольга взглянула в её глаза и вдруг почувствовала, что это на её шее закреплено адское устройство, с выгравированной надписью «I recant», вонзавшееся острыми металлическими стержнями в грудную клетку и под подбородок так, что невозможно было опустить голову. А вместо слов, можно было лишь нечленораздельно мычать.

Увидев, что его спутница начала как-то странно задирать голову, и беззвучно шевелить губами, Хо спешно провело рукой по её лицу, после чего ужасное ощущение тут же отпустило Ольгу.

— Не смотри им в глаза, — строго произнёс сумеречник. — Иначе переймёшь их страдания.

Девушка кивнула, боязливо ощупывая шею — никаких повреждений. Позади раздалось умоляющее мычание узницы, но Вершинина более к ней не поворачивалась, следуя по пятам за Хо.

— В этой части экспозиции собраны, в основном, древние орудия пыток, но не уступающие по эффективности современным. Вот, к примеру, «дочь дворника». Вся суть строится на фиксации тела в определённом положении, при котором причиняются максимальные неудобства, и, как следствие, болевые ощущения. Очень неприятная пытка. А вот это устройство сродни «вилке еретиков». Здесь пытаемый закрепляется на стуле, и в его тело медленно ввинчиваются острые стержни. Самый распространённый вариант — в шею, под затылком. Когда признание добывается, достаточно лишь вкрутить стержень до отказа, и он ломает шейные позвонки, приводя к смерти. Тебе нравится?

— Нет.

— Тогда, может быть, тебе понравится это приспособление? Называется «Ведьмино кресло». Простое в своей гениальности. Из сиденья и спинки торчат гвозди. Пытаемый приковывается так, чтобы мог слегка привстать. Рано или поздно, он устаёт, и ему приходится падать на гвозди. И так бесконечно. Или вот, «кресло иудеев». Жертве этой пытки приходится сидеть на пирамиде, которая постепенно раздирает его седалище. Чудесно, не правда ли?

— Довольно с меня! — Ольга то и дело отворачивалась от очередного садистского приспособления, мимо которого они проходили. — Я не могу на это смотреть.

Даже мельком бросая взгляд на мучившихся людей, она тут же начинала впитывать их боль, с нарастающей силой переживая то, что испытывают они.

— Тебе всего лишь нужно научиться не принимать подобные вещи близко к сердцу. Чувствуя, что ты им сопереживаешь, другие люди будут пытаться сбросить на тебя часть своих страданий, чтобы облегчить свою боль. Ты можешь помогать им в этом, но, предупреждаю сразу, надолго тебя не хватит… О, а вот и старая, добрая дыба. Что может быть проще банального растягивания тела, и выдёргивания суставов. Банально, и, вместе с этим, чертовски больно. Но мне больше нравится вот это устройство, с шипастыми валиками. Здесь тело не только растягивается, а ещё и раздирается. Одно из самых кровожадных приспособлений. Ну-у, а вот тут мы видим «испанские сапоги» нескольких видов. К сожалению, со стороны они выглядят не так уж пугающе. Для того, чтобы оценить их «прелесть», нужно самому в них влезть. Но это, как ты понимаешь, уже чересчур. Идём дальше. Вот — «железные девы», металлические саркофаги с шипами внутри. Это уже более извращённые устройства. Для их создания производился точный медицинский расчет установки шипов, чтобы они лишь причиняли боль, но не убивали сидящего внутри «девы». Шипы размещены адекватно болевым точкам, и входят в тело на определённое, безопасное для жизни расстояние. Но ещё более цинично выглядит вот эта статуя Мадонны с распростёртыми объятиями, унизанная шипами. Попадавшим в её объятия, приходилось несладко. Тут уж, пожалуй, признаешься в чём угодно. И даже в том, чего не совершал. Превратить святой образ — в орудие пыток. Как тебе это?

— Отвратительно. Меня воротит от всего этого. Зачем ты всё это придумало?

— Самое любопытное, что я не имею к созданию подобных штуковин ровным счётом никакого отношения. Всё это придумали вы — люди. Чтобы терзать других людей. Буйство вашей извращённой фантазии не знает границ. Смотри, смотри, смотри — всё это ваши изобретения! Не мои! Всё это веками дорабатывалось и совершенствовалось. В пытках вы явно преуспели, и достигли вершин мастерства. Как видишь, мне даже придумывать ничего не приходится. Моя добыча всё выдумала сама. Зачем? Покопайся в своём сознании. Ты ничего не чувствуешь?

— Что я должна чувствовать?

— Глубинное возбуждение. Порочный восторг. Наслаждение от чужих мук…

— Не приписывай мне того, что чувствуешь само! Мне вовсе не доставляет радости всё это.

— Я ни слова не сказало про радость. Я говорю о наслаждении. Очень-очень глубоком, почти подсознательном. Ты не желаешь признавать его, гоня прочь даже приблизительные мысли о нём. Ведь это тебя пугает. Как и большинство людей, ты была воспитана в рамках определённой, общепринятой морали и нравственности. Тех, кто даёт волю своим тайным страстям, открыто демонстрируя свои желания причинять боль другим людям, вы с пренебрежением называете «садистами». Но кто такие садисты? Всего лишь обычные люди, у которых испорчен тот самый нравственный ограничитель, строго-настрого запрещающий преступать принципы установленные в обществе. Ту самую мораль, которая поднимает вашу цивилизацию на более высокий уровень. Видишь ли, обычный инстинкт не даёт возможности хищнику осознать, какие мучения испытывает терзаемая им жертва. Для того, чтобы понять это — нужен разум. Чтобы не просто убить, а убить изощрённо — нужно обладать интеллектом. Понимание того, что ты причиняешь кому-то боль, вызывает пьянящее чувство собственного превосходства и… Власти! Поэтому люди с расстройствами психики легко превращаются в маньяков-садистов. В детстве моральные турникеты слабы. Именно по этой причине дети гораздо более жестоки, чем взрослые. Дети могут не задумываясь ломать вещи, мучить животных, и убивать насекомых, только потому, что им этого захотелось. Мораль и воспитание призваны укреплять нравственные ограничители, и поэтому с возрастом человек начинает более объективно давать отчёт своим поступкам. Упомянутые мною психически-слабые личности, не смотря на своё взросление, зачастую остаются с недоразвитыми, «детскими» ограничителями. В связи с этим, некоторые из них превращаются в маньяков-преступников. Они не способны отречься от своей жажды причинять страдания другим людям, тем самым отличаясь от их полноценных собратьев, уверенно вставших на путь непререкаемых моральных норм. Но каждый полноценный человек может заглянуть внутрь себя, и увидеть, что там живёт скрытый от всех, и даже от него самого, латентный садист. И чем устойчивее и твёрже мораль индивида — тем крепче и надёжнее заперт этот «маньячок» в дальних закоулках его души. Признайся, Ольга, что тебя вдохновляет созерцание чужих мук? Помимо твоей воли — они тебе интересны, они захватывающи. Это примерно как прыгать с парашютом, или кататься на какой-нибудь экстремальной карусели — волнительно, и запоминается надолго. Ведь здесь предоставляется уникальная возможность посмотреть в глаза смерти. Только не собственной, а чужой. На протяжении всей своей истории, люди не могли обойтись без подобных зрелищ: ритуальные жертвоприношения, публичные казни, гладиаторские поединки, корриды, ристалища… Да взять, хотя бы, ваше телевиденье, литературу, газеты. Самая ценная новость непременно содержит информацию о чьей-то гибели, или причинённых кому-то увечьях — не важно, будь то преступление, или несчастный случай. Главное — что там описывается чьё-то горе. Это всегда популярно. Это страшно и интересно! Художественные книги, в которых отсутствует жестокость — скучны для большинства из вас. То же самое и с фильмами, и с компьютерными играми. Чем больше жестокости — тем больше популярность. Исключения, безусловно, имеются, но они слишком незначительны. Да что там говорить? Достаточно посмотреть ваш среднестатистический телеканал, чтобы это понять. Вы не можете жить без жестокости. И как бы не пытались от неё избавиться — она вечно будет вас сопровождать.

— Не могу с тобой согласиться. Я не верю в то, что жестокость нам необходима.

— Этому есть вполне обыденное объяснение. Разум вам достался по образу и подобию Создателя. Это, как ты уже знаешь, крошечная крупица от общей массы Великого и Необъятного Вселенского Разума. Она ничтожнее самой ничтожной пылинки, но, тем не менее, это его полноценная часть, и с этим уже не поспоришь. Но вы переняли не только часть божественной составляющей. Перепало вам немного и от сумеречников. Да-да. Это может показаться странным, но вам свойственно улавливать аромат питательной энергии, активно выделяемой биоэнергетическими оболочками в момент их болезненной деформации. Грубо говоря, вы тоже умеете питаться чужой болью, как и мы. Но в существенно меньшей степени. Этим обуславливается появление так называемых «энергетических вампиров», способных поглощать чужую энергию. Возможно, виной тому послужил небольшой корректировочный перекос в сторону сумеречной основы, а может быть, это всего лишь обычная энергетическая недостаточность у некоторых неполноценных особей, вынуждающая их инстинктивно искать восполнение нехваток. Ты к какому мнению склоняешься?

— Ни к какому. Всё это, может быть, действительно интересно, но у меня нет абсолютно никакого настроения, чтобы вести подобные разговоры. По крайней мере сейчас, когда я должна найти Сергея. Когда ты меня к нему отведёшь?

— Ах, да-а, разумеется. Сергей. Я как-то о нём подзабыло. Он должен быть где-то здесь, — Хо осмотрелось по сторонам. — А, вон там, не его ли тащат к «Бронзовому Тельцу»?

— Куда его тащат? Что это значит? Я не вижу…

— Боюсь, что его с минуты на минуту погрузят в «Тельца». Но если мы поспешим, то можем успеть их остановить.

— Чего же мы стоим?! Побежали скорее!

Они бросились бежать между рядами пыточных орудий, чудовищных в своём разнообразии. Ольге казалось, что она продирается сквозь сплошной человеческий крик. И единственным её ориентиром стала огромная статуя быка, возвышающаяся прямо посередине этого страшного зала, до краёв наполненного человеческими страданиями.

Тускло поблескивающий в свете огромных факелов, «Бронзовый телец» безучастно взирал на них с высоты своего огромного роста, расположившись между двумя медленно вращающимися вертикальными колёсами, с привязанными к ним людьми. Вскоре стало видно, как незаметные и безмолвные палачи гигантской камеры пыток, облачённые во всё чёрное, подкатив к боку титанического быка некое подобие самолётного трапа, затаскивают по нему наверх дёргающегося и вырывающегося человека.

— Останови же их! — закричала Ольга, обращаясь к Хо. — Почему ты их не останавливаешь?!

— Давай подойдём поближе, а вдруг это не он?

— Некогда выяснять! Останови их немедленно!

— Эй! — Хо сделало взмах рукой. — Приказываю остановиться!

Служители немедленно остановились, успев добраться до верхней площадки лестницы-трапа. Они обернулись к своему хозяину, и было видно, как от дыхания колышутся тряпичные маски, покрывавшие их лица. Пленник с заломанными назад руками, всё также крепко удерживался ими.

— «Бронзовый Телец» — одно из самых уникальных и извращённых изобретений человечества, призванное вызывать долгую и мучительную смерть, и при этом развлекать зрителей, вызывая бурю эмоций, — вдохновенно произнесло Хо, останавливаясь подле чудовищных бронзовых копыт. — Настоящая жемчужина моей коллекции. Изобретатель этого бронзового чуда был истинным садистом. Кстати, судьба сотворила с ним злую шутку. Он сам стал жертвой собственного изобретения. Жестокая ирония, не так ли?

— Это не Сергей, — подойдя к лестнице, Ольга всматривалась в лицо пленника, наполовину скрытое прядями длинных волос. — Это не он.

Хо сделало жест рукой, и один из палачей, схватив узника за волосы, поднял ему голову.

— Действительно, не он, — Хо пожало плечами, и сделало указательным пальцем вращательный жест. — Вот видишь, зря торопились…

Ответив на его жест кивком, палачи тут же открыли массивную дверцу в боку «Тельца», и втолкнули пленника внутрь. Из нутра монструозного быка повалил пар. Дверца захлопнулась, и вопли жертвы превратились в гулкое, мелодичное мычание, издаваемое ноздрями чудовища. Печальные, царапающие душу, звуки заставляли тело цепенеть от ужаса.

— Это мелодия смерти, — объяснил сумеречник. — До костей пробирает, правда? Брюхо «Тельца» на четверть заполнено медленно нагревающейся смолой. Человек, помещённый внутрь, постепенно варится живьём. А его предсмертные крики, преображаясь специальной системой хитроумных музыкальных трубок, превращаются в эту ни с чем не сравнимую песню.

— Я хочу видеть Сергея!

— Ну вот, опять ты со своим Сергеем! Неужели тебе ничего не интересно, кроме него одного? Я не знаю, где он. Возможно, он стал одной из жертв, представленных в моей экспозиции.

— Ты это нарочно, да? Камера пыток — огромна! Пока я ищу, его успеют замучить насмерть!

— Будем надеяться, что не успеют. Так или иначе, тебе придётся всё здесь осмотреть.

— Проклятье!

Ольга металась от одного экспоната, к другому, поочерёдно вглядываясь в лица пытаемых жертв, и поспешно отводя глаза каждый раз, помня предупреждение Хо. Миновав колёса, она прошла страшную галерею крестов с распятыми мучениками, и оказалась в новом зале, с плавильными печами, где палачи заливали расплавленный свинец жертвам в рот. Она нечаянно задержала взгляд на молодой девушке, в раны которой лили свинец по капле, и острый спазм пронзил всё её существо, заставив скорчиться, и застонать от боли.

— Осторожнее, осторожнее, — напомнило вездесущее Хо. — Не жалей их, если не хочешь добиться их участи.

— Я знаю, — Ольга сплюнула кровь. — Отстань…

Держась рукой за живот, внутри которого не прекращались острые рези, точно все внутренности разом принялись вертеться вентилятором, она шла дальше, высматривая Сергея среди многочисленных узников адских катакомб. На правах гида, Хо неустанно рассказывало ей вдогонку о встречающихся на пути пыточных приспособлениях, смакуя каждую деталь.

— Существует множество способов изощрённых казней, где палачами выступают, скажем, дикие звери, собаки, крысы, и даже свиньи. Весьма мучительна смерть от муравьёв — они постепенно обгладывают плоть до костей. А так же, от пресловутых клопов, скорпионов, пчёл… И ещё от червей. Нет ничего хуже — быть заживо съеденным червями. А вот, взгляни-ка сюда. Это — ещё одна занятная выдумка вашего садистского мира. Человек закапывается в землю так, что торчит лишь одна голова, а палач медленно пилит ему шею специальной пилой. Пытка длится несколько дней. Если жертва умирает слишком быстро, то палач может, в наказание, разделить её участь. Бывало, что к жертве приставлялись лекари, которые залечивали раны в определённые промежутки времени, после чего палачи вновь продолжали свою работу. Это позволяло растянуть «удовольствие». Вот — занятный валик, для накручивания кишок, вытягиваемых из живота прикованной жертвы. Жестокость здесь бьёт все рекорды, и уступает лишь этому кровавому истязанию, где с несчастного мученика сначала сдирают кожу, а потом, в освежёванную плоть втирают колючки. А вот, классические приёмы прошлого века — пытка электричеством. Электроды, прикреплённые к самым чувствительным местам, заставляли говорить кого угодно…

— Выход. Где выход отсюда? Покажи мне выход, — Вершинина металась по небольшому леску, роль деревьев в котором исполняли колья, с посаженными на них людьми. — Выход!!!

— Сюда, пожалуйста, — поймав её под руку, Хо настойчиво повело сотрясающуюся от сильнейшего стресса девушку между кровавыми жердями. — Выход прямо за мясорубкой.

— За какой, к чёртовой матери, мясорубкой? Прекрати издеваться, Хо! Выведи меня отсюда.

— А я что делаю? Вот мы и пришли.

Они оказались на широкой и ровной площадке, которую почти со всех сторон окружал густой лес из кольев. Площадка выходила к обрыву, за которым не было видно ничего, кроме сплошной тьмы. Посреди площадки виднелось большое углубление в виде воронки, семиметрового диаметра.

Из узкой просеки, расположенной напротив, палачи время от времени выводили новых узников, после чего незамедлительно сталкивали их в воронку и тут же удалялись обратно. Крики сброшенных быстро обрывались, превращаясь в жуткий хруст и чавканье. Слегка приблизившись к воронке, Оля увидела, как по её краям стекает кровь.

— Это и есть твоя мясорубка?

— Да. Бесподобный экспонат. Он — как ваш мир. Из множества различных форм создаёт однородную массу. Взгляни сама.

К этому моменту, палач подвёл к краю воронки очередную жертву — тощего белобрысого парня, и спихнул его вниз. Ольга подошла поближе к углублению мясорубки, и, заглянув внутрь, едва совладала с накатившей тошнотой.

В самой глубине воронки, наполненной кровавой жижей, вращался спиральный мясорубочный винт гигантских размеров. Как только ноги парня, соскользнувшего по гладкой стенке воронки, попали в этот винт, их с треском перемололо, затаскивая внутрь, как кусок мяса. Бедняга исчез в алой жиже, перемешанной с обрывками кишок, намотанных на винт, который тут же утянул перемолоченное тело в боковую трубу.

— Что это за устройство? — ужаснулась Ольга.

— Ты разве никогда не крутила мясо на мясорубке. Вот это — та же самая мясорубка, только очень большая. Винт подгоняет перемолотое мясо к ножу с четырьмя лезвиями, который, в свою очередь, рубит его в густой фарш.

В этот момент, к краю мясорубки подогнали целую группу пленников. Выстроившись цепью, палачи принялись теснить их, пока не столкнули внутрь. Пока нижних с хрустом перемалывало винтом, верхние, пытались карабкаться наверх, утопая в повышающемся уровне кровяной жижи.

— Среди них есть дети! — в ужасе воскликнула Ольга, в исступленье дёргаясь на краю воронки.

— В самом деле? Ну, есть, значит есть. Да не переживай ты так. Главное, сама туда не свались. Мигом на вал намотает.

Винта уже не было видно. Он целиком утонул в смеси крови, мяса, раздробленных костей и внутренностей. Людей одного за другим утягивало вниз. Уцелевшие, скользя, карабкались наверх, опираясь на тех, кто находился внизу. Нижние, в свою очередь, хватали верхних за ноги, увлекая их за собой под адские жернова мясорубки. Винт утаскивал бьющиеся тела под себя, выворачивал их наизнанку, выдавливая внутренности, и наматывая получившуюся бесформенную массу на свою спираль — таща прямиком к вращающемуся ножу. Когда крик последней жертвы оборвался, превратившись в бульканье, Ольга не выдержала, и отошла в сторону.

— Ты… Ты… — бормотала она. — Я не знаю, что сказать.

Остановившись возле обрыва, она посмотрела внутрь, и увидела трубу выступающую из стены. Под трубой располагался огромный глубокий чан, куда из этой самой трубы, выползая тугим потоком, подобно красным толстым червям, падал бурый фарш. От этого зрелища Ольгу моментально вырвало. Пошатнувшись, она чуть не свалилась с края обрыва, но Хо удержало её от падения.

— Ну-ну, не падай духом!

— Сколько можно? Сколько можно?! Я, кажется, начинаю понимать, — Ольга выдернула из ушей затычки, бросила их с обрыва, и повернулась к Хо. — Мы ходим впустую. Здесь нет Сергея. Ты придумало этот обман, чтобы я подольше побыла в твоём извращённом мирке. Ты пытаешься сломить мою волю. Не удалось с Евгением, думаешь со мной номер выгорит?!

Вершинину лихорадило. Её глаза покраснели и разбухли. Было видно, что она действительно на грани.

— Ты сообразительна, — Хо провело рукой по ребристому шлангу противогаза. — Остаётся непонятным, как ты, обладая такой сообразительностью, до сих пор пребываешь в заблуждениях, относительно того, что здесь происходит.

— Я знаю, что здесь происходит! Всё это из-за вашей дурацкой игры с Евгением! Всё строится на вашей идиотской борьбе. И сейчас ты пытаешься в моём лице сыскать себе союзника, я права? Ты, наверное, считаешь, что я — его слабое место. Может быть это действительно так, вот только я не собираюсь поступаться принципами!

— Как я вижу, этот болван рассказал тебе больше чем нужно, — сумеречник кивнул.

Свет тут же померк. Камера пыток исчезла, и теперь вокруг них вращались какие-то геометрические фигуры, построенные из разноцветных неоновых трубок.

— Но, видимо, он не рассказал тебе об основном правиле нашей борьбы, — продолжило Хо. — О том правиле, которое он успел нарушить дважды. Не впутывать в нашу борьбу посторонних. Да, он нарушил его, сначала впутав тебя, потом — твоего друга Сергея. И видишь, что из этого вышло? Можешь сказать ему «спасибо». Что касается меня, то я, так же как и ты, не склонно поступаться своими принципами. Мне не нужно переманивать тебя на свою сторону. Я хочу лишь уровнять наши возможности. Справедливости ради. Верить мне, или нет — дело сугубо твоё.

— Что ты хочешь сказать?

— Может быть это прозвучит нелепо и неправдоподобно, но я — такой же пленник, как и ты. Именно благодаря твоему Евгению я здесь застряло. Именно благодаря твоему Евгению здесь застряли вы! И именно благодаря ему — твоему драгоценному дружку — мы все здесь до сих пор торчим!

— Неправда. Это всё ложь, это наглое враньё. Он мне говорил. Он обещал…

— Что он тебе обещал? Что поможет? Ну, так… что? Помог? Я вижу, что ты до сих пор здесь. Почему бы это? Может быть, потому, что для него это было единственным способом удержать тебя? Быть с тобой рядом? Да, он отпустит тебя. Но не сейчас. Позже, гораздо позже. Когда ты станешь мягче и податливее. Когда примешь его навязчивую любовь.

— Ты видимо хочешь его очернить. Женя никогда не пойдёт на такое.

— Думай, размышляй, выбирай логическую позицию. Ты заслуживаешь свободу выбора. Что истинно, а что ложно — решать тебе. Я лишь посчитало нужным дать тебе возможность определиться, потому что ты не должна упираться в единственную точку зрения. Ты должна обдумать возможную альтернативу. И сделать вывод.

— Знаешь, Хо, что у тебя получается лучше всего? Засорять мозги. Но я более не желаю выслушивать этот бред. Я выполнила твоё желание, и посетила твою сумасшедшую выставку. Была ли это маниакальная иллюзия, или же настоящий ад — я не знаю, и знать не желаю. Я здесь не для этого. Где Сергей?

— Не в правилах сумеречных охотников бросать слова на ветер. Вот он — твой Серёжа, прошу любить и жаловать. Ну же, обернись.

Не успев моргнуть глазом, Ольга оказалась в круглом зале, с куполообразным потолком. На стенах, по всему кругу, висели алые полотна со светящимися золотыми письменами. Напротив, у стены высился царский трон, украшенный причудливым декором. Увенчан он был огромным платиновым орлом с изумрудными глазами. Но всё это меркло перед тем, что располагалось прямо посреди тронного зала. В каком-то чудовищном механическом устройстве, представляющем из себя фантастический сплав орудия пыток, и системы жизнеобеспечения, был буквально встроен живой человек. Прямо в его тело были глубоко погружены длинные иглы и прозрачные трубки, по которым циркулировала какая-то жидкость. У несчастного отсутствовали обе ноги и одна рука. Обрубки присоединялись к сложной системе трубчатых дренажей и механизмов.

— Серёжа? — Ольга моментально опешила, ожидав увидеть всё что угодно, только не такое.

Бросившись было к Сергею, она была остановлена возгласом Хо.

— Не торопись! …прикасаться к нему. Любое прикосновение вызовет у него сильнейшую боль. Любое движение причинит ему тяжелейшие страдания. И тогда я уже не буду столь уверено в том, что он выдержит муку.

— Что с ним такое. Где его ноги и рука? Почему у него из живота торчат шланги? Что это за иглы в него воткнуты?! Что ты сделало с ним?!

— Он подключён к системе, поддерживающей в нём жизнь. Всё потому, что я дало обещание сохранить его живым до твоего прихода. И я сдержало слово. Он жив, как видишь.

— Что… Ты… С ним… Сделало…

— Немного поело. Доесть до конца не позволило данное обещание. Видишь ли, твой друг сейчас не более чем огрызок. Прости.

— Простить тебя? За это? — Ольга с трудом удержалась от слёз. — Я ненавижу тебя. Ты… Ты просто…

— Монстр? Чудовище? Злодей? Или подберёшь менее банальный эпитет? На твоём месте, я бы не тратило времени даром. Жить твоему другу осталось совсем немного. Если хочешь поговорить с ним — делай это сейчас. Иначе рискуешь опоздать.

— Серёж, — девушка осторожно подошла к изуродованному телу. — Я здесь. Я рядом.

Вместо ответа, Сергей издал лишь протяжный стон. Шланги начали с чавканьем высасывать что-то из его организма. Когда он поднял голову, стало видно, что из правого глаза у него так же торчит шланг, с промежутками гонящий в череп розоватую жидкость.

— Я-а-а не смо-о-ог, — протянул он страшным клокочущим голосом, как будто бы слова были лишь эхом его стона. — Я-а-а-а пыта-ался, но-о не-е смо-о-ог…

— Я знаю, что ты боролся, Серёжа, ты молодец. Главное, держись! Не умирай! Я пришла, чтобы забрать тебя!

— По-о-оздно…

— Он прав, — добавило Хо. — К чему давать обречённому ложные надежды?

— Замолчи! Я знаю, что всё это — иллюзия! Там, в реальном мире, Сергей не такой! Там он нормальный человек, а не изуродованный калека! Когда он вернётся обратно, в наш мир — он опять станет нормальным! Он должен вернуться!

Хо глубоко вздохнуло.

— Ты должно отпустить его, Хо. Неужели тебе не надоело издеваться над нами? Прояви хоть каплю милосердия.

— А с какой стати? Безвозмездное милосердие мне нигде не зачтётся. Другое дело — взаимовыгодная сделка. Возможно, я смогу вернуть твоего друга в нормальное состояние, и отпустить на все четыре стороны. Опять же, возможно! Его состояние не настолько хорошо, чтобы я могло давать гарантии. Но успешный исход не исключаю. Вопрос в другом. Готова ли ты пойти на этот риск, и оказать мне небольшое содействие. Услуга за услугу, как говорится. Подумай хорошенько. Я не тороплю.

— Н-не-ена-а-адо-о, — умоляюще простонал Сергей. — Не-е-е слу-у-ушай его-о-о… Уходи-и-и-и.

— Я не уйду без тебя! Что за содействие я должна тебе оказать, Хо?

— Сущий пустяк. Покажи мне зеркала твоей души. Тебе не будет больно, не будет страшно. Это быстро. Глазом моргнуть не успеешь.

— Я готова. Что для этого нужно?

— Ты совершаешь оши-и-ибку! — взвыл Сергей.

— Ровным счётом ничего. Подойди поближе, — Хо уселось на трон, положив руки на золотые черепа, венчающие подлокотники. — Подойди-подойди.

Ольга обошла Сергея, и приблизилась к трону.

— Ещё ближе… Не бойся. Бли-иже. Отлично, так и стой. Стой, и смотри на меня. Стой и смотри.

Сергей зарычал, и принялся дёргаться, пытаясь вырваться из жестоких технологических оков, опутывающей его системы, но лишь причинял себе дополнительную боль. Из-под игл, входящих в его тело, заструилась кровь.

— Ты ведь храбрая девочка, — шептало Хо. — Докажи мне это. Посмотри в мои глаза.

Подхватив когтями нижнюю кромку противогаза под подбородком, оно начало медленно стаскивать его с головы. Мысленно Ольга уже прощалась с жизнью. Она не знала, что таит в себе взгляд Хо на самом деле, но была убеждена, что он смертелен.

Невозможно было сомкнуть веки, невозможно было отвернуться. Её словно парализовало. Как загипнотизированная, она стояла и смотрела на него. Сначала её взору предстали ужасные челюсти, с рядами острейших зубов, за которыми тускло мерцала кроваво-красная глотка. Следом обнажились чёрные щели ноздрей, потом маска поползла выше, и из-под неё сверкнуло какое-то зеленоватое свечение…

— Прощайся, прощайся, — донеслось откуда-то издалека.

Всё замерло, точно на объёмной фотографии, как будто кто-то нажал кнопку «пауза» на таинственном пульте, управляющем всей этой фантасмагорией. Застыл дёргающийся Сергей, застыло Хо, снявшее противогаз до половины лица, застыло пламя на факелах.

— Что? Что произошло? — удивилась Ольга.

На лоб ей капнуло что-то прохладное. Потом на щёку. Капли падали с потолка, сбегая по её лицу и волосам. Жар начал быстро спадать. Иссохшая кожа, наслаждаясь, впитывала влагу, с каждым новым мгновением становясь всё свежее.

— Вращайся, — повторил голос, став более отчётливым.

— Не-ет! Рано!!! — закричал кто-то другой, и изображение дёрнулось, застыв в несколько ином виде.

Теперь Хо уже не снимало противогаз, а держалось за голову обеими руками, распахнув пасть во всю ширь.

— Возвращайся. Возвращайся, — настойчиво повторял голос теперь уже понятные слова, заставляя изображение колебаться и содрогаться, подобно бултыхаемой воде.

— Гена? — измученная Ольга не верила собственному счастью. — В самый ответственный момент, Генка вытащил её из кошмара. Как же точно они всё рассчитали! Слава Генкиной пунктуальности!

Вскоре стало ясно, что это не изображение трясётся, а она сама сотрясается. Всё вокруг тускнело и теряло очертания, проясняясь и просветляясь, точно во время поднятия из глубины, на поверхность. Мозг лениво перенастраивался на восприятие реальности, словно паззл выкладывая по кусочкам фрагменты недавних воспоминаний того, что происходило с ней до погружения. И чем больше прояснялось сознание, тем светлее становилось вокруг. Она разорвала паутину кошмарного сна, и понеслась прочь из цепких лап сумеречной иллюзии, к реальности, к свободе, к пробуждению.

Сначала ей мерещилось, что над ней склонилась большая собака, облизывающая её лицо прохладным, слюнявым языком. Но когда мысли окончательно прояснились, и пелена сошла с глаз, она увидела Гену, сосредоточенно склонившегося над ней. Одной рукой капитан протирал её лицо влажной ваткой, а другой — потряхивал за плечо

— Всё хорошо, всё в порядке, — бормотал он. — Как ты?

— В норме. Теперь в норме. Спасибо, что вовремя вытащил меня оттуда. За этот час я успела повидать такое… Это было ужасно.

— Час? Хех! Ну, вообще-то прошло всего десять минут.

— Какие десять? Час. Должен был пройти ровно час.

— Прекрати мне голову морочить. Ты сама сказала, чтобы я разбудил тебя ровно в одиннадцать. На, погляди сама, — Гена сунул ей под нос свои часы. — Сколько там? Видишь?

— Одиннадцать…

— Тогда какие вопросы?

— Но ведь я отключилась ровно в десять.

— Нет, ты отключилась без десяти минут одиннадцать. Я точно засёк время. Надо сказать, если бы я знал, что ты собираешься отключаться на час, я бы вряд ли на это согласился. А десять минут меня вполне устроили.

— Не может такого быть, — покопавшись в вещах, Ольга нашла свои часы и, приглядевшись к циферблату, молча протянула их капитану. — А это что по-твоему?

— Ничего не понимаю. Десять минут одиннадцатого…

— Вот именно. Так чьи часы врут?

— Мои часы всегда показывали правильно. Наверное, это с твоими часами проблема.

Ольга покачала головой.

— Ну-ка, — Осипов подошёл к лежавшему на соседней койке Сергею, и поглядел на его часы.

Они тоже показывали десять минут одиннадцатого.

— Мистика какая-то. Как такое может быть? Мы с Серёгой сверяли часы прошлым вечером. Они шли одинаково. Как будто кто-то успел их перевести…

— Нет! Куда?! Рано! Рано! — бесновалось Хо, стуча кулаками по золотым черепам.

Сорвав с головы противогаз, оно отшвырнуло его в сторону, и завыло от бессильной ярости. Ольга улизнула в самый ответственный момент.

Оглушительный грохот сотряс мрачное помещение громовыми раскатами, и своды тронного зала, треснув, раскололись, разверзлись, и обрушились вниз тяжёлыми каменными обломками. Слепящий солнечный свет густыми снопами ударил из огромного отверстия, образовавшегося в куполе, и вместе с падающими на пол кусками потолка, в зал спустилась сияющая Хранительница. Сродни необычным инопланетным крыльям, из её спины тянулось множество лучистых, вьющихся, безмерно длинных щупальцеобразных отростков, которыми она опиралась на пол, и цеплялась за стены, точно волшебными ходулями. Бесконечные электрические разряды то и дело мелькали между этими невероятными крыльями-лучами, и искры разлетались во все стороны в тех местах, где они соприкасались с поверхностью. Пламенный нимб короны сиял, переливаясь радугой. Ничто не могло сравниться с надменным и беспринципным холодом её огромных голубых глаз, сверлящих съёжившегося на троне сумеречника, пытавшегося закрыться от этого всепоглощающего света.

— Я пришла за обещанным, — прозвенел голос Лиши.

— Не честно. Ты исполнила обещание не в полной мере, — всё ещё пыталось сопротивляться Хо.

— Здесь кто-то говорит о честности? — Хранительница с размаху вонзила пару своих лучей по обе стороны от Хо.

Свет вспыхнул так ярко, что сумеречник скорчился на своём троне, поджав ноги и хвост.

— Полегче!

— Что с тобой, охотник? Не любишь яркие вспышки? А знаешь, что я не люблю? Когда меня пытаются обвести вокруг пальца.

— Не обвиняй меня в том, в чём повинна сама! Ты нарушила не только наш уговор, но и Высшее Предписание! Воспользовалась своим вышестоящим положением, чтобы вытащить Ольгу раньше положенного срока.

— Единственный нарушитель здесь — это ты. А я — подстраховалась, заранее зная, что ты собираешься предпринять. В данной ситуации ты склонно к предсказуемости. Я прекрасно знала, что ты не вытерпишь, и попытаешься заарканить Ольгу. Слишком велик был соблазн. Именно предугадывая этот расклад, я заранее позаботилась о безопасности моей подопечной. Видишь ли, любезное Хо, для того, чтобы спасти попавшего в беду человека, вовсе не обязательно нарушать Высшее Предписание. Да, такие как я не могут вмешиваться в жизнь людей непосредственно, но косвенно влиять на них отнюдь не возбраняется, а даже напротив — приветствуется. Поэтому, ничто не помешало мне слегка подкорректировать время на их часах. В отличие от Ольги, я-то знаю, как можно растягивать время в иллюзорном мире, подгоняя его под собственные нужды. Здесь может пройти целый день, в то время как там утечёт лишь одна минута. А уж за час можно наделать столько пакостей, что хуже не придумаешь. К счастью, на настоящие пакости тебе бы потребовалось реальное, а не иллюзорное время. Поэтому я приняла решение лишить тебя этого времени. Ты пыталось обмануть меня, но я обмануло тебя раньше. Смирись, Хо, я всегда буду на шаг впереди тебя. Это моя работа.

— Прозорлива как всегда. Этого у тебя не отнять. Не могу сказать, что я сполна удовлетворено нашей сделкой, но кое-чего добиться мне всё-таки удалось. Покамест довольствуюсь этим. А там — посмотрим.

— Делаю вывод, что твои претензии ко мне на этом исчерпаны?

— Ну что ты, Лиша, какие претензии? Ступай себе с миром…

— Я непременно уйду. Тем более, что твой подвальный вкус мне совсем не по душе, — Лиша отвела лучи в сторону.

Хо облегчённо вздохнуло, убирая ладони от лица, и слеповато щурясь.

— Я покидаю тебя. Оставляю наедине с твоей любимой темнотой. Но прежде заберу то, что мне причитается, — Хранительница подошла к Сергею.

— Ты его не заслужила.

— Значит, всё-таки, претензии ко мне у тебя есть?

— Делай что хочешь, только оставь меня в покое поскорей! — в сердцах отмахнулся сумеречник.

— Вот и славно. Не забывай, Хо, я буду наблюдать за тобой, — Лиша обошла систему, в которую был вживлён Сергей, и покачала головой. — Бедное, бедное дитя.

Она подняла лицо Сергея за подбородок, и с нежностью взглянув на него, произнесла.

— Твои муки подошли к концу.

Протянув руки, она подхватила его, и с лёгкостью вытащила из системы. Шланги и иглы выскользнули из его тела, но кровь не пошла. Все раны и повреждения моментально затянулись, а непрекращающаяся боль моментально оставила его.

Открыв единственный уцелевший глаз, он увидел склонившуюся над ним прекрасную девушку с развивающимися серебряными волосами и трепещущим огненным венцом. Не смотря на свою кажущуюся хрупкость и невесомость, она с лёгкостью держала его на руках, точно ребёнка. На смену исчезнувшей боли пришло чувство неземного наслаждения, точно его погрузили в тёплую колыбель. Взгляд незнакомки наполнял душу светом, очищая её от кошмаров и терзаний.

— Нам пора, — произнесла Хранительница, и, оттолкнувшись от пола, взмахнула своими лучами-крыльями, взвившись в небо, через дыру в куполе.

Словно гигантскими веерами она совершала лучами широкие взмахи, всё быстрее и быстрее ускоряя свой подъём в бескрайнее поднебесье.

— Куда мы направляемся? — спросил Сергей, хотя ответ ему был, в общем-то, не важен.

— Ты скоро сам всё узнаешь. Не волнуйся.

Казалось, что Лиша всё больше увеличивается в размерах, но вскоре Сергей понял, что уменьшался он, становясь всё миниатюрнее и легче. Теперь он видел обоими глазами, у него появились утраченные конечности, но сам он, тем временем, успел уменьшиться до размеров младенца. С него словно слетала тяжёлая шелуха. И вместе с этими срывающимися в небытие фрагментами, прочь улетали остатки боли, тоски, тяжёлых воспоминаний. Всё меньше хотелось думать о том, что он оставил на Земле. Душа наполнялась покоем и радостью. Безвозвратно стирая старые помарки и ошибки. Начиная всё заново, с чистого листа.

Чем выше поднималась Лиша — тем больше терялась первичная форма Сергея. Пока он наконец не превратился в светящийся сгусток. У него остались лишь очертания былого человеческого лица.

— А можно мне попрощаться? — улыбаясь, спросил Сергей.

— Можно. Но только не долго.

Вселенная разверзлась перед ними, обнажив всё своё безразмерное величие и непостижимую красоту. Раскрыв рот от удивления и счастья, спасённый Сергей засмеялся, как малыш, который увидел что-то нереально-грандиозное. Настолько впечатлившее его, что выразить нахлынувшую бурю эмоций от увиденного можно было лишь беззаботным счастливым смехом.