Хо

ГЛАВА XII

Дверь в ресторан открылась так тихо, что никто из сидящих в нём ребят этого не услышал и не заметил. Разогретые водкой, они мерно гудели за столом, ведя какой-то свой разговор. Лида прошмыгнула за порог, и почти на цыпочках стала подкрадываться к ним. Она выглядела виноватой и потерянной. Постреляв глазами издалека, она не заметила Ольги среди присутствующих, и направилась дальше уже смелее. Ей было очень тяжело возвращаться назад в компанию после скандала, который она же сама и учинила, но побыв немного в одиночестве, Лидия поняла, что пребывание наедине со своими мыслями оказалось для неё хуже всякой пытки. Тоска и паника настолько круто осадили её, за пару десятков минут сбив всяческую спесь, что девушка поспешила обратно — в коллектив, где всё ещё чувствовалась жизнь и общность.

Друзья заметили её лишь тогда, когда она подошла к их столу, нервозно покусывая пальцы. Лида ожидала реакции на своё последнее выступление и каких-то упрёков, но ничего подобного не последовало. Парни спокойно курили, между дел опорожняя уже вторую бутылку водки (первая, пустая, валялась у них под ногами), все были уже заметно навеселе, особенно Бекас и Сергей, поэтому их реакция оказалась совершенно невозмутимой. На Лиду никто даже не посмотрел.

— Ой, а что же вы без закуски-то пьёте? — с нотками неприкрытой вины пролепетала она. — Вы же с утра ничего не ели. Разве можно на пустой желудок?

— Ну вот и давай, сваргань нам что-нибудь, — лениво перевёл на неё свой осоловелый взгляд Бекас.

— Сейчас, — Лидия поспешно отправилась на камбуз.

— Ты смотри, — Сергей толкнул Ивана локтем. — Как шёлковая вернулась.

— А я тебе что говорил? — удовлетворённо кивнул тот.

— Вы о чём? — не понял капитан.

— Да так, неважно, — Сергей закашлялся и, немного прочистив горло, продолжил. — Ты лучше скажи, Ген, почему мы не можем воспользоваться моторкой?

— Я же вам уже объяснял, — устало ответил тот. — Мы можем ей воспользоваться, но поместимся ли мы на ней все? Нам ведь ещё нужно будет прихватить с собой продукты и воду. Никто не знает, сколько нам путешествовать предстоит. Кроме того, нужен основательный запас горючего. И, наконец, необходимо отремонтировать транспортировочный кран, который этот самый мотобот спускает на воду. Не руками же мы его будем за борт сбрасывать?

— Я считаю, что все поместятся, — решительно заявил Бекас. — Просто не надо ничего лишнего нагружать. А кран — починим.

— Ничего лишнего мы не будем брать однозначно, — развёл руками Генка. — Боюсь, что придётся и от кое-чего необходимого отказаться, лишь бы избежать перегрузки. Не дай бог шторм начнётся.

— Ладно, — мотнул головой Сергей. — Разберёмся с этим делом, успеем. Меня вот что волнует, пацаны. Нельзя, чтобы труп в тепле оставался. Сами понимаете, почему.

— Я об этом позаботился, — заверил его Осипов. — Запустил морозильную установку.

— Это же дополнительный расход топлива.

— Понимаю. Но что поделать?

В ресторан вернулась удручённая Оля, которая, подойдя к столу, молча заняла место рядом с ребятами. Никто не задавал ей никаких вопросов. С одной стороны, она была благодарна им за это, но с другой, это освобождало её нежелательные мысли о том, что она совершила. Поневоле Ольга задумалась о правильности своего поступка, не смотря на то, что он уже был совершён. Чувствовала она себя прескверно, и все убеждения здравого смыла в правильности такого решения сейчас воспринимались как роковое заблуждение.

— Что же вы водку взялись пить на голодный желудок? — вдруг спохватилась она.

— Всё нормально, — медленно проговаривая слова, ответил Бекас.

— Лидка обещала нам приготовить что-нибудь, — добавил Сергей.

— Она где? На кухне?

— Да.

Ольга поднялась, и вышла из-за стола.

— Может не стоит тебе туда ходить? Вдруг опять что-нибудь?

— Всё будет нормально.

— Ну, как знаешь.

Конечно же, Вершинина была обижена на подругу, и ей не особо хотелось сейчас с ней встречаться, но смятение, творившееся в её душе, требовало отвлечения от пустопорожнего зацикливания на навязчивых и бессмысленных мыслях, связанных с избавлением от «Иллюзиума». Внутренний голос, который до этого всегда давал ей советы и направлял во тьме, теперь безнадёжно молчал. Далее находиться в этом подвешенном состоянии Ольга не могла. Ей нужна была встряска, чтобы отвлечься. В то же время ей не хотелось наращивать конфликт с Лидией. Она должна была быть выше этого.

Погружённая в раздумья, Оля пришла на камбуз, где в одиночестве хлопотала Лида. Столь неожиданное пришествие застало её врасплох. Растерявшаяся Лидия сначала сделала вид, что не заметила вошедшую, увлекшись готовкой. Приблизившись к ней, Ольга остановилась, и спокойным тоном спросила:

— Тебе помочь?

— А я уже почти закончила, — сдержанно ответила та. — Спасибо.

— Да не за что.

— На наше счастье тут ещё осталось сухое пюре. Я ссыпала с нескольких пакетиков, получилось много, — рассказала Лида, пытаясь вести себя спокойно и непринуждённо. При этом она всё время отводила взгляд, и в её голосе чувствовалась фальшь. — Срок годности, правда, уже истёк, но я попробовала — на вкус ничего, есть можно. И потом, с водкой-то какая разница, да? А ещё я нашла сушёную рыбу. Она, конечно, пересохла конкретно, стала как деревянная, но выглядит вполне съедобно.

— Угу, хорошо.

— Да, неплохо. Обидно только, что масла катастрофически не хватает. Из тех бутылок, что мы с тобой нашли, только одна оказалась более-менее пригодной к употреблению. Остальное прогоркло. Вроде бы герметичная упаковка, а всё равно…

— Хватит и одной.

— Она маленькая.

— Ну и что.

В этом общении явно ощущалось напряжение, но Лидия вела себя не вызывающе. Не лезла на рожон и Ольга. Взяв тарелки, обе девушки отправились обратно в ресторан. И уже на выходе из камбуза, Лида наконец не выдержала и обратилась к подруге:

— Оль, подожди.

Та остановилась, и повернула голову в её сторону.

— Я хотела сказать. Ты прости меня за то, что я тебе наговорила. Не знаю, что на меня тогда нашло, просто… — всё также отведя взгляд, произнесла она, постоянно запинаясь.

— Всё нормально, — перебила её Ольга. — Я не обиделась.

Конечно же, она солгала. Обида на Лидию была очень ощутимой. Но в этот момент, когда виновница, хоть и с явной неохотой, но всё же признала свою неправоту, ей следовало держаться как можно снисходительнее и достойнее.

Тем не менее, Ольге хотелось дать ей понять, что она всё-таки сердится на неё, поэтому в тоне её ответа сквозили неприкрытые нотки сарказма. Хотя, судя по виду подруги, той было на это совершенно наплевать. Она перешагнула через себя, чтобы загладить этот инцидент, не делающий ей чести, но это был скорее дежурный поступок, нежели акт чистосердечного раскаянья. Спокойно кивнув, Лида обогнала Ольгу и вышла в ресторан первой.

— А вот и запоздалая закуска! — встретил их пьяный басок Сергея. — Налетай-расхватывай!

— Осторожнее. Горячо, — предупредила Лидия, расставляя тарелки.

— А где вы картошки-то набрали? — удивился Осипов.

— Это пюре быстрого приготовления. Заливаешь кипятком и готово.

— А-а, — с долей разочарования в голосе протянул Сергей. — Порошковая… А я уж думал, настоящая.

— Я тебе её выращу что ли, настоящую? — шутливо проворчала Лида, после чего отправилась обратно на камбуз.

— Нормально. Сойдёт, — попробовал принесённое кушанье Бекас. — Кстати, в последний раз я ел такую же «картошку из пакетика» ровно год назад, когда мы с двоюродным братом ремонтировали его машину. Помнишь, Серёг, ты же тоже тогда был с нами в гараже? У нас ещё бензин потёк, а потом…

— Когда? — прищурился Сергей, не успев донести ложку до рта, и тут же вспомнил. — А-а-а! Всё, вспомнил, с Витькой, да! Ххха-хха-хха! Ага, бензин… Ха-ха-ха-ха! А потом помнишь, как?…

Он принялся стучать руками по столу, неудержимо хохоча. Смеялся и Бекас. Остальные непонимающе смотрели на них, и только Вовка улыбался, видимо также вспомнив эту забавную историю.

— Ну и чего там было в гараже? — не понимая причины их веселья, спросил Гена.

Но ребята настолько зашлись смехом, что просто не могли остановиться. Сказывался и алкоголь, уже основательно завладевший их рассудками. Тут пришла Лида, и, лучезарно улыбаясь, положила на стол заветную воблу. При виде такого «деликатеса», парни пришли в неописуемый восторг. Даже Бекас с Серёгой тут же прекратили хохотать и вытаращили глаза, словно увидели перед собой какое-то царское яство. Их рты округлились, после чего они издали благоговейное «О-о-о-о-о!».

— Где нашла? — улыбнулся Осипов.

— Где нашла — там уже нет, — гордо произнесла Лида, весьма довольная собой. — Кто ищет — тот всегда найдёт.

— Ну ты молоток, Лидка, ну сыщик! — воскликнул Бекас. — Дай я тебя поцелую, сокровище ты моё!

И он приподнялся, потянувшись к ней для поцелуя.

— Ну тебя! — игриво отстранилась та. — От тебя водкой пахнет, фу-у…

— Мужики, живём! — ликовал Сергей, пытаясь поломать одну из принесённых рыбин. — Эх-х, сухая… Как деревяшка. Ну да ничего, справимся. Спасибо, Лидунь, от всего мужского коллектива объявляю тебе благодарность!

— Рада стараться! — отсалютовав, Лидия заняла место за столом.

— Так что там у вас за история с гаражом-то? — напомнил капитан. — Я тоже хочу посмеяться.

Вспомнив про пресловутый гараж, ребята опять принялись хохотать.

— Бекас, расскажи ты, — толкнул Ивана Сергей.

— Это было в прошлом августе, — начал рассказывать Бекас. — Жарища тогда стояла страшная. Градусов тридцать пять. А брательнику как раз приспичило свой драндулет ремонтировать. У него «Нива» старенькая, у которой там передний мост начал стучать, кажется… Ну вот, Витька и уломал меня помогать ему с ремонтом, ну а я, вон, Серого позвал. Втроём-то сподручнее. Купили пивка, сухариков, ну и картошки этой растворимой. Пришли в гараж, а там духотища, как в парной. Ну, мы разделись до трусов, и давай под машиной лазить. А я чую, что-то уж больно там бензином пахнет, а откуда — не пойму. Копались в машине, копались, потом сделали перекур, сообразили по пивку. Ну я у брата и спрашиваю, мол чего так бензинищем разит? А он отвечает, мол вчера купил в запас две канистры…

Слушая Бекаса, Ольга вдруг почувствовала, что никак не может сосредоточиться на его повествовании. Поток каких-то посторонних мыслей то и дело сбивал её с нормального восприятия обстановки, унося куда-то в сторону, запутывая в клубок сложных раздумий. Избавиться от этого у неё не получалось. Чувство того, что она совершила непоправимую ошибку всё сильнее и сильнее томило её разум, всё ещё пытающийся отстоять свою правоту и бесповоротность совершённого поступка. В глубине души Ольга ругала себя за слабость, но окончательно взять себя в руки у неё не получалось. Как будто бы она сама себя загнала в угол.

Сумерки обволакивали корабль всё плотнее с каждой минутой, свидетельствуя о неизбежном приближении ночи. Свет за окнами темнел на глазах, и помещение ресторана медленно, но уверенно затапливалось вечерним полумраком.

— Скоро здесь станет совсем темно, — подумала Ольга. — Нужно включить свет.

— …что самое удивительное, нас даже в милицию не забрали! Настолько все были шокированы нашим видом! — подвёл итог своей истории Бекас. — Но это надо было видеть! Когда Серёга, весь в саже, прыгал там, туша свою рубашку! Ха-ха-ха!

— Мне показалось, что там пожар начался, — разъяснил Сергей. — Это сейчас смешно вспоминать, а тогда я реально трухнул. Ну кто мог подумать, что этот балбес-Витька сообразит налить бензин в худую канистру?

— Помню я этот их ремонт, — вторила ему Лида. — Бекас тогда прибежал домой весь чумазый, в одних трусах, и с опалёнными бровями! Весь двор переполошил.

И они все вместе расхохотались до слёз. Теперь с ними смеялся и Гена.

— Чтобы бензин тушили пивом — это конечно уникальный способ! — восклицал он.

— Помню, Серый вопит: «Плещите мне на ноги! У меня ноги горят!». Я пытаюсь вырвать бутылку у Витьки, а тот орёт: «Нельзя! Пиво не отдам! Щас ещё сильнее полыхнёт — там же спирт есть!» В общем, это было шоу! — от души веселился Бекас.

Сидевший рядом Вовка лишь улыбался, глядя на них. Пропустившая историю мимо ушей Ольга, чтобы поддержать компанию, тоже деликатно посмеялась вместе с друзьями, после чего, выбрав момент, встала из-за стола, и отправилась к выключателю. Сгущающаяся темнота не давала ей покоя. Наконец выключатель щёлкнул, и серебристые люстры нежно залили ресторан мягким спасительным светом, моментально оттеснившим сумрак обратно за оконные стёкла. Благодаря этому, на душе стало немного поспокойнее. Оля вернулась за стол, к своим смеющимся друзьям, внешне кажущимся такими беззаботными.

Multa sunt in moribus dissentanea multa, sine ratione. Ещё одна людская странность. Почему они смеются? Неужели страшная смерть близкой представительницы их вида так быстро ими забылась? Почему вообще возникают такие нелепые парадоксы в мире людей? Почему они так часто плачут на свадьбах и смеются на поминках? Что это значит?

Есть только один ответ. Причиной является всё та же уникальная защитная система человеческой психики. Когда нагрузка становится слишком тяжёлой и невыносимой, когда тоска начинает сводить с ума, люди спасают сами себя, смеясь, когда уже не хватает слёз для того, чтобы плакать. Этот неестественный, искусственный, патологический смех вытаскивает больную душу из пучины непроглядной скорби, возвращая человеку желание жить дальше.

— Давайте споём? — неожиданно предложил Сергей.

Он был уже основательно пьян. Это было заметно по его движениям, лишённым координации, по заплетающемуся языку, и блуждающему взгляду пустых тусклых глаз.

— Давай! — поддержал его Бекас, который был ещё сильнее «нагружен», и даже сидел пошатываясь. — А что споём?

— Ну-у-у, незнаю. Ик. Ч-что-нибудь. Такое, чтобы э-эх-х! — Сергей сжал кулак и потряс им в воздухе.

После этого все начали вспоминать песни, которые можно было спеть. Найти подходящую оказалось сложнее, чем предполагалось. Если кто-то один знал слова какой-либо предлагаемой песни, то их не знали остальные. В конце концов выяснилось, что никто не знает таких песен, которые были бы известны всем присутствующим без исключения. Или же их знали, но не могли вспомнить слов. Воспользовавшись этими пьяными выяснениями, Ольга попыталась тихонько увести Сергея в каюту.

— Серёж, — она слегка потянула его за рукав. — Может быть, хватит на сегодня? Ты уже сильно пьяный. Пойдём спать?

— Погод-ди! — громко ответил Сергей. — Всё н-нормально! Ик. Вот спою сейчас, и пойду спать. Я должен спеть, понимаешь? Это важно.

— Понимаю, — вздохнула Ольга.

— Так что петь-то будем? — спросил Гена.

— Щас, погоди, кэп, — помахал перед ним указательным пальцем Бекас, — мы вспомним какую-нибудь нормальную песню, и с-споём без базара! Ну чё, ребят, ё-моё, неужели вы ни одной песни не знаете, блин! Ваще, нормально.

— А сам-то? — ухмыльнулась Лида. — Я предложила вам спеть «Что стоишь качаясь, тонкая рябина?». Вы отказались.

— Да ну её в баню, твою «Рябину»!

— А вы знаете что-нибудь из репертуара ДДТ? — спросил Осипов.

— ДДТ — это круто, Шевчук, да, у него песни хорошие, душевные, — согласился Сергей, — но, ик, гитара нужна. Без гитары не то совсем…

— Ну вот, опять не слава богу.

— А чё? Я бы сбацал. Может поищем гитарку? Ик! Наверняка где-нибудь найдём.

— Вот ещё, сейчас будем ходить-искать. Не, давайте вспомним лучше что-нибудь, что не требует аккопон… Амкомпо… Аккомпанемента, — с трудом выговорил Бекас.

— Думайте, думайте. Вспоминайте, — торопил Сергей.

На несколько секунд все погрузились в размышления. Наконец Иван положил голову на кулак, и глубокомысленно затянул общеизвестную песню, которую знали определённо все: «О-ой, моро-оз — моро-оз. Не моро-озь меня!».

К нему тут же присоединились Сергей, Гена и Лида. Четыре нетрезвых голоса усиленно выводили слова, стараясь петь с душой. Возможно, им казалось, что они поют замечательно, хотя со стороны это нелепое песнопение звучало по меньшей мере бездарно, и резало слух трезвого человека.

Ольга всегда недолюбливала подобные пьяные выступления за столом. Ей были больше по душе другие песни. Не такие, «лишь бы что-то орать» в пьяном угаре, а глубокие, чувственные, мелодичные. В идеале, исполняемые под гитару. И уж совсем хорошо петь на природе, у костра… Но подобная мечта была, разумеется, невероятно далека от того, что происходило сейчас. Оле хотелось поскорее уйти отсюда, в тишину, подальше от грохота неровных голосов, действующих на неё раздражающе. Но она терпела ради Сергея, молча дожидаясь завершения этой «душевной» песни.

Молчал и Владимир. Но он молчал по иной причине. Геранин вообще никогда не пел, наверное, потому, что стеснялся своего голоса, и полного отсутствия слуха. Не смотря на это, песня явно подействовала на него совершенно иначе, нежели на Ольгу. Взгляд толстяка просветлел, он заметно оживился и приободрился. Хотя, его состояние могло измениться благодаря действию всё той же водки.

Но вот, наконец-то, песня закончилась. Ребята весело загудели, радуясь тому, «как здорово у них получилось спеть». Сергей глупо аплодировал сам себе, и выкрикивал фразы типа: «Браво!», «Потрясно!» и «Ай да мы!». Затем, немного успокоившись, он перевёл свой тупой пьяный взор на Ольгу, и, икнув, спросил:

— Слушай, а ты почему не пела, а?

— Я сегодня не в голосе, — попыталась отшутиться та.

— Не, это неправильно, Оль… Ик! Мы так старались, так пели, а ты нас не поддержала, ик!

От Сергея сильно пахло сивухой, и при каждом его выдохе Оля с трудом сдерживалась, чтобы не сморщиться и не отвернуться.

— Серёж, всё, хватит. Ты хорошо спел, теперь иди спать, — как можно деликатнее попросила она.

— Но ты-то с нами не спела. Д-давай споём вместе, и-и с-с-сразу с-спать… Ик! Без вопросов, — Серёжку уже сильно развезло, и в своём пьяном кураже он был неуправляем.

— Я не хочу петь.

— Почему?

— Да чё ты пристал к человеку? — приподнял шатающуюся голову Бекас. — Прилип как банный лист.

— П-погоди-и… Тут надо разобраться.

— Ты же мне обещал, — прошептала Ольга, заглядывая в непробиваемо-пьяные глаза Сергея. — Забыл?

— Д-да, обещал, — сильно тряхнул головой тот. — Ик, ой-и… Блин. Да ч-что это я раз… Ик! …ался? Обещал, да. И пойду спать! Но мы же только начали распева-аться, понимаешь?!

— Эх, ты, — Оля отвернулась.

— Не обижайся, Олечка, я тебя люблю… Просто мы тут это… Ик. А ты спать хочешь, да? Ну иди, любимая, иди спать. А я щас… Следом за тобой. Мы тут только споём ещё разок, и всё. И я сразу пойду. Ик! — произнося это, Сергей попытался обнять её, но Ольга быстро высвободилась, и вышла из-за стола.

— Ладно, как хочешь, — сухо произнесла она, окинув присутствующих беглым взглядом. — Всем спокойной ночи.

— Угу. И тебе доброй ночи. Приятных снов, — рассеянно кивнули те.

Сразу после этого Сергей облокотился на стол, и протяжно завыл:

— Чёрный во-орон, что-о ж ты вьёшься…

— Над мое-ею голово-ой… — моментально подхватили новую песню друзья.

А Ольга уже шла к выходу, не оглядываясь и не замедляя шаг. Ей хотелось уйти отсюда как можно скорее. Спрятаться в каюте, укрыться одеялом, и постараться уснуть, чем быстрее — тем лучше. Впереди была тяжёлая ночь, в которой уже не будет необычных чудес, навсегда оставшихся по ту сторону непроницаемой бездны, единственный мост через которую она уже сожгла. Эта ночь должна была быть обыкновенной, жутко обыкновенной, наводнённой мыслями, по большей степени неприятными. И воспоминаниями, о которых лучше вообще забыть. Оля понимала, что, не смотря на усилия воли, она была морально не готова к этой ночи. А ведь её нужно было пережить во что бы то ни стало. Главное — заснуть. Только заснуть. Забыться и отключиться.

Двери захлопнулись за её спиной. Звуки «Чёрного ворона» становились тише с каждым шагом, по мере её удаления от ресторана, уступая место тишине, разбавляемой лёгким гудением коридорных ламп. Каюты последовательно чередовались вдоль стены. Ольга не смотрела на их номера. Она уже научилась узнавать нужную дверь подсознательно. Стоп. Вот она.

Дверь, рокоча вращающимися роликами, отползла в сторону, впустив девушку в помещение, заполненное темнотой. Первым делом она включила свет, затем устало легла на свою койку, и принялась бесцельно разглядывать потолок. В голове царил полный сумбур. Внезапно, среди этой каши промелькнула озорная фантастическая мысль. Вот если бы я научилась контролировать собственное сознание, то, наверное, смогла бы выдумать веник, которым можно было бы смести весь этот мысленный мусор в воображаемый совок, и выбросить его в придуманное ведро. Забавная фантазия заставила её улыбнуться, но не надолго. Тут же вспомнив, что «Иллюзиум» уничтожен, Ольга горько вздохнула. Зачем она это сделала? Чтобы спастись! От чего? Рука невольно шарила под подушкой. Пусто. Значит происшедшее не было сном, хоть и так походило на него…

Сейчас Ольге казалось, что этот день тянулся половину её жизни, и обнаружение мёртвой Насти произошло не в середине дня, а несколько лет назад. Странное ощущение. Главное — не заплакать. Слёзы пробуждают жалость к самой себе, а это сейчас лишнее. Почему молчит внутренний голос? Почему он никак не отреагировал на её поступок? А может быть реагировал, но она не хотела его слышать?

— Почему ты молчишь? — спросила она у пустоты.

Ответа не последовало. Стены поглотили её голос без остатка.

— Женя, что мне делать? — продолжала вопрошать она. — Если ты меня слышишь — откликнись!

Чего она добивалась, взывая к тишине? Безумие какое-то… Разум и душа Ольги схлестнулись в жестоком поединке. Она металась, комкая постель, ища выхода. Но его не было. Почему здесь так пахнет цветами? Приторный аромат пропитывал каюту, одурманивая сознание. Откуда он исходил, если здесь не было ни одного цветка? А может быть, ей лишь казалось? Цветочный дух порождал новую волну романтических воспоминаний, избавиться от которых было уже невозможно. Всё существо Ольги тянулось в тот оставленный мир иллюзий, где так легко было забыть обо всём и спрятаться от боли и тоски.

Она села на койку, обхватив себя руками, и наклонив голову. Прядь волос свалилась ей на лицо, но она не обращала на это внимания. «Боже мой, это же ломка! Настоящая ломка!» — стенал здравый смысл, забившийся в угол разума, наполненного хаосом противоречивых чувств, которые то схлёстывались и разлетались, то спутывались клубками. Что же она натворила!

Глупая девочка не знает, что сердце иногда бывает мудрее разума, потому что в отличии от него, оно способно заглянуть за горизонт.

Ольга взволнованно отпрянула назад, поджав ноги, и прильнув спиной к стене. Услышанный только что голос, точнее писк, был таким реальным и таким близким. Только непонятно, кому он мог принадлежать. Разве что совсем маленькому ребёнку.

— Кто? Кто здесь? — нервно озираясь по углам, спросила девушка. — Где ты прячешься?

Голос больше не повторился, зато появилось нечто другое. Над пластиковой бутылкой, стоявшей на столике, образовалось какое-то фигурное марево, которое Ольга поначалу приняла за пар. Но в бутылке был налит не кипяток… «Он не умрёт, пока в твоём сердце есть любовь», — всплыли в её памяти слова Евгения. Жёлтая орхидея… Оля потянулась к столу и протянула подрагивающую руку к бутылке. А что если действительно? Что если это правда? Надо всего лишь поверить, как и в опыте с иглой. Надо вспомнить её. Закрыв глаза, девушка стала вспоминать подаренный ей цветок. Аромат стал ещё отчётливее… Свежесть хрупких лепестков, неповторимая форма чашечки, похожей на необыкновенную корону, приятный лучезарный цвет — её любимый цвет. О, боже, а ведь она пыталась заставить себя забыть это чудо! Веки открылись, и Ольга чуть не задохнулась от увиденного неправдоподобия, абсолютно не сопоставимого с реальностью. Над бутылкой проступал полупрозрачный силуэт жёлтой орхидеи на длинном стебле. Это была она! Лёгкий страх, сжимавший сердце девушки, сменился трепетным восторгом. Пальцы легко сомкнулись на стебельке цветка, и… соприкоснулись друг с другом, пройдя сквозь него, как сквозь голографическое изображение. Но теперь Ольга уже была уверена в своих возможностях, и не побоялась проявить настойчивость.

— Ты есть, я знаю, — шептала она, улыбаясь, и по щекам её текли слёзы, — я верю в тебя. Да, наверное, я сошла с ума, но ты — самое красивое безумие в моей жизни!

Орхидея всё отчётливее и отчётливее вырисовывалась в пространстве, становясь совсем материальной. Плотно сжав губы, Оля повторила попытку взять её. Теперь это у неё получилось. Лёгкий электрический разряд приятно пощекотал подушечки пальцев, и она почувствовала нежность знакомого стебля, который так бережно удерживала в своей последней прекрасной иллюзии. Цветок теперь был не только видим, но и вполне ощутим. Его волшебство разлилось по каюте, вселив в сердце Ольги надежду.

Бережно вынув орхидею из бутылки, она прильнула губами к её лепесткам, вдыхая запах далёкого водного мира, наслаждаясь им. Затем, она погладила пальчиками сочную корону цветка, так нежно, как только могла, и расплакалась как глупая школьница, дав волю своим эмоциям. Всё равно её никто сейчас не видел, а значит было можно…

Sed semel insanivimus omnes.

— Поставить на кон собственное сердце — поступок не труса, но глупца, — задумчиво улыбаясь промолвило Хо. — Зачем ты это сделал, Евгений? Неужели у тебя есть что-то дороже него? Неужели у тебя вообще что-то осталось кроме него?

— Нет, — ответил тот. — Моё сердце, моя душа — это всё что у меня есть.

— И ты так легко идёшь на риск? Делаешь максимальную ставку в самом начале игры? Может всё-таки одумаешься?

— Никогда. Для меня это начало может превратиться в конец, если я не буду действовать с максимальной отдачей.

— Любишь играть на грани фола? Что ж, дело твоё. Я бы на твоём месте…

— Оставь своё мнение при себе, Хо!

— Как знаешь, рисковый ты мой. Всё-таки этот поступок крайне удивителен. Ты заставил меня серьёзно задуматься. Уж больно твой необдуманный риск походит на блеф.

— Что ж, смотри к чему он приведёт, — Евгений улыбнулся. — Ты не знаешь, какой силой обладает любовь. Откуда тебе это знать? И в этом я сильнее тебя. Почему? Потому что я знаю, что это такое! В отличии от тебя, я умею любить. И меня любят…

— Насчёт последнего я сомневаюсь. Кто ты для неё? Галлюцинация — не более.

— Нет, это ты — галлюцинация! Досадная и неправильная. Ты — ошибка природы, и скоро ты это поймёшь. Кстати, хорошо, что ты появилось здесь вновь. Пришла пора тебе посмотреть на кое-что. Взгляни! — он вдохновенно указал на экран, напротив которого они сидели. — Она всё-таки возвращается!

Beata stultica…

Фонарик отчаянно плясал в руке, проецируя на туман дёргающиеся отблески своего луча. Из-за выключенного внешнего освещения на окутанной сумерками палубе безраздельно властвовал холодный мрак. Здесь было страшно и пустынно. Пронизывающий сырой холод, вкупе с предельным ограничением видимости, действовали крайне угнетающе, заставляя настораживаться от каждого шороха или причудливой тени, выскочившей из-под беснующегося луча.

Точно слепая, Ольга двигалась на ощупь, ощупывая каждый сантиметр бортового поручня. Вот-вот он должен был прерваться… Господи, только бы не сорваться вниз! Она не понимала, зачем возвращается. Даже страх не мог её остановить. Что-то тянуло её туда, где она необдуманно рассталась со своей последней надеждой. Она знала, что шансы её предельно ничтожны, но всё равно упрямо двигалась через темноту. Где-то здесь, где-то рядом. Сейчас. Сейчас! Вот… Рука оборвалась, пальцы соскользнули вниз, и девушка чуть не выронила фонарик, зашатавшись в тёмной пустоте. Быстро вцепившись в заграждение, она замерла на минуту, а затем начала медленно опускаться на пол, встав на колени. Холодная сырость палубы неприятно обожгла кожу, пройдясь ознобом по всему телу.

Крепко сжимая фонарик, Ольга тут же принялась шарить лучом по краю борта. Нужно заглянуть за край. Кровь прилила к глазам. Только бы не закружилась голова. Только бы не опрокинуться. Невидимая чернота моря жадно дышала внизу солоновато-йодистым холодом. Лёгкие всплески воды словно шептали о чём-то. Девушка осторожно высунулась за край борта и направила луч фонарика вертикально вниз. Свет пролился за борт, осветив ржавые леера, провисающие вниз гигантской железной паутиной.

— «Что я пытаюсь найти?» — терзала её здравая мысль. — «Его не вернуть. Слишком поздно».

Но она почему-то всё равно не сдавалась, скрупулёзно просматривая дециметр за дециметром. Он упал куда-то сюда. А вдруг он не долетел до воды? Вдруг он… Что это? Внезапно в свете луча что-то блеснуло. Это он! Ольга чуть не разрыдалась от счастья. «Иллюзиум» действительно не упал в воду. Пролетая вдоль борта, он зацепился за сетку оборванного леерного ограждения, и остался висеть на ней примерно в метре от края борта. До него можно было дотянуться рукой.

Не обращая внимания на грязь и холод, Оля поспешно легла на живот, свесившись с края. Было очень холодно, но сейчас решимость превышала дискомфорт. В одной руке она продолжала держать фонарик, в то время как другая её рука, сползая по тёмному лееру, тянулась к желанной пластинке. Когда краешки ногтей соприкоснулись с ней, Ольга не выдержала, и попыталась моментально схватить таблетки одним рывком. Это была ошибка. «Иллюзиум» выскользнул, проскочив между пальцев, и шурша полетел дальше.

— Не-ет! — простонала Ольга, с ужасом глядя, как пластинка проваливается всё ниже, сверкая между грязными ячейками сетки заграждения.

Ей был дан шанс, но она его упустила. Как же невыносимо обидно было глядеть вслед падающей мечте, удаляющейся от неё всё дальше и дальше. Девушка проклинала себя за этот необдуманный и неуклюжий бросок. Она уже совершенно отчаялась, когда судьба вдруг предоставила ей второй шанс.

Пролетев несколько десятков сантиметров, таблетки опять остановились, словно дразнясь. На этот раз они зацепились очень ненадёжно и висели на честном слове, грозясь сорваться в любую минуту. Даже незначительный ветерок мог бы оборвать надежды на их возвращение окончательно. И Ольга поняла, что у неё нет права на вторую ошибку. Теперь, чтобы достать «Иллюзиум», требовалось не только спустить вниз руку, но и основательно перегнуться через борт. При этом следовало действовать крайне внимательно, не делая лишних движений, ко всему прочему не забывая балансировать на краю холодной бездны. О том, чтобы использовать фонарик, и речи быть не могло. Нужна была свободная рука, чтобы держаться за путы заграждения.

Сначала девушка решила удерживать фонарь зубами, но потом поняла, что это ей только мешает, да и, к тому же, он мог в любой момент выскользнуть у неё изо рта. Тогда она прибегла к иной тактике. Посветив в сторону таблеток, Ольга запомнила их местонахождение, и отложила фонарик в сторону, стараясь не крутить головой, чтобы не сбиться. Сразу стало темно, но тускло белеющая пластинка продолжала оставаться в её поле зрения, хоть и просматривалась с величайшим трудом. От разверзшейся перед ней черноты невидимого моря захватывало дух, а голова шла кругом. «Не сорваться! Не соскользнуть!» — про себя твердила Вершинина, стараясь не фокусировать зрение на этой безликой пропасти, и не отвлекаться от одной зафиксированной точки — серого пятнышка, выделяющегося на фоне сплошной клубящейся темени.

Вниз обильно сыпалась ржавчина и пыль, леера подрагивали, сознание опрокидывалось в какой-то бесконечный колодец, но она продолжала сползать вниз. «Достану!» — сверлила разум дерзкая, почти маниакальная мысль, порождаемая навязчивой идеей, развившейся в нечто необъятное, необъяснимое, такое, с чем нельзя было совладать. Расстояние было слишком велико. Она не дотягивалась всего какую-то ничтожную пару сантиметров. Пальцы беспомощно хватали пустоту. Ниже! Ещё ниже! Оля рисковала сместить центр тяжести своего тела до недопустимого соотношения, при котором его верхняя часть могла попросту перевесить, и увлечь девушку вниз — в море. Но она сделала это, казалось бы, невозможное — продвинулась ещё на дюйм, уже не думая о том, как будет возвращаться обратно на палубу. Азарт придавал ей уверенности в себе, и в конце концов стремление увенчалось успехом.

Подушечки пальцев ощутили край пластинки с таблетками, и от этого ощущения всё её существо пронзилось судорожным содроганием. Кусая губы до крови, Ольга, сосредоточенно смотрела вперёд. Пот струился по её лбу, капая вниз с носа, подбородка, щёк. Он жёг глаза ядовитой кислотой, щекотал кожу, холодил лицо, но смахнуть его не было возможности — руки были заняты, а трясти головой она не могла, зная, что любое сотрясение, способное породить колебание заграждения, грозит окончательной потерей «Иллюзиума». Поэтому она терпела, просчитывая каждое движение, и больше не позволяя себе никаких резких выпадов. Изо всех сил она старалась побороть дрожь в руках. Кончики пальцев легонько сомкнулись на самом краю пластинки, насколько смогли до неё дотянуться. Эта зацепка была такой ненадёжной, что Ольга сама не верила, что ей удастся приподнять таблетки. Помочь себе второй рукой она не могла, так как ею она цепко держалась за сетку. Стоило этой последней опоре соскользнуть, и всё тело скатится в смертоносную пучину. Приходилось действовать ювелирно, причём вслепую.

Пластинка, придерживаемая пальцами, отклонялась всё сильнее и сильнее, грозя окончательно вывалиться, но в этот раз Ольга была крайне терпелива. Движение её руки было медленным и плавным. Поднеся «Иллюзиум» к лицу, она осторожно ухватила его губами и, сомкнув зубы, окончательно захватила свой драгоценный груз. Эта победа вызвала облегчение, которое тут же сменилось новым страхом, окатившим её ушатом ледяной воды. Ведь теперь нужно было как-то выбираться отсюда.

Рука уже онемела, пальцы ослабевали. Мозг заработал как компьютер. Не дав воли панике, девушка упёрлась в заграждение освободившейся рукой, и принялась изо всех сил подтягиваться наверх. Ноги беспомощно елозили по палубе, леера шатались, но возвращение давалось ей с большим трудом. Наконец, собравшись и сгруппировавшись, Ольга сумела сделать первый и крайне рискованный рывок всем корпусом, усиленно помогая себе руками и ногами. Это помогло. Извиваясь ужом, она уверенно продвигалась задом наперёд, вползая обратно на палубу из последних сил.

Ржавая пыль забила ей ноздри, исцарапанные руки болели, но она старалась не обращать на это внимания. Теперь она боролась за свою жизнь так отчаянно, как только могла. Рывок, ещё рывок, и объятья смерти сомкнулись за бортом, так её и не поймав.

Оля выползла на палубу, трясясь и тяжело дыша, после чего тут же отодвинулась подальше от зияющего края. Только сейчас она окончательно поняла, насколько велик для неё был этот риск. Сжав «Иллюзиум» в кулаке, она уверенно прошептала:

— Теперь-то ты никуда от меня не денешься.

Подхватив фонарик, Ольга пару раз чихнула, после чего поднялась, и, на негнущихся ногах, поспешила обратно — к виднеющемуся в темноте просвету, отбрасываемому открытой дверью, которую она предусмотрительно не заперла, выходя на неосвещённую палубу.

Смелый поступок. Достойный похвалы. Но всё же, ради чего совершался такой риск?

— Тебе этого не понять, — ликовал Евгений, хохоча и хлопая в ладоши. — Ай да Оля! Как видишь, мы с ней похожи!

— Да, вы оба — явно сумасшедшие, — согласилось Хо. — Только в отличие от неё, ты не рискуешь жизнью, добывая то, что сам же выбросил пару часов назад.

— Игра продолжается. Посмотрим, как справится твой непробиваемый рационализм с нашей «безумной» непосредственностью.

— Непосредственность — сестра глупости. Не расслабляйся, друг мой. Да, Ольга вернулась, но надолго ли? Она уже показала нам, на что способна. Уверен, что это были «цветочки». «Ягодки» — ещё впереди.

— Она вернулась — это главное.

— Ещё неизвестно, чем конкретно ты её зацепил. Отдать львиную долю своей драгоценной энергии, ради того, чтобы девушка всего лишь вспомнила о тебе, это безусловно рыцарский поступок, достойный хронического романтика, но в твоём случае — это равносильно приглашению в круиз на деньги, вырученные от продажи всего твоего имущества. Очень рискованно и очень необдуманно. Я ожидало от тебя более сознательных ходов.

— Я знаю, что ставлю на кон. Цель оправдывает средства.

— Что ж. Не надейся, что я буду снисходительнее после твоего несуразного самопожертвования. Рекомендую тебе получше подготовиться к моему ответному удару. Встретимся на игровом поле, — мрачно произнесло Хо, медленно растворяясь во тьме. — Честь имею.

— Жду не дождусь, — провожая его взглядом, Евгений улыбнулся, демонстративно обнажив зубы.

Игра продолжается!

Добравшись до своих кают, шумная компания остановилась.

— Ну что, орлики? По каютам! — шутливо скомандовал капитан.

— Ага, — кивнул Бекас. — Идём.

Затем он подошёл к Сергею, который стоял опираясь на стену, потому что не мог ровно держаться на ногах, положил руку ему на плечо, и заговорщическим тоном напомнил:

— Ты помнишь наш разговор?

— Угу, — кивнул Сергей.

— Вот, — Иван постучал по его груди указательным пальцем. — И не забывай. Мол-чок! Ни-ко-му ни слова…

— Угу, — повторил приятель.

На их счастье никто не обратил внимания на это пьяное бормотание. Гена тем временем уже разговаривал с Гераниным.

— Ты сегодня опять будешь ночевать там? — Вовка недвусмысленно указал пальцем наверх, обращаясь к Осипову.

— Нет, — ответил тот. — Я больше не хочу оставлять вас одних. Сегодня останусь в твоей каюте. Если ты не возражаешь, конечно.

— Конечно оставайся! — обрадовался толстяк.

— Ну всё, идёмте спать! — настойчиво воскликнула Лида, утягивая шатающегося Бекаса за руку. — Всем спокойной ночи.

Иван повалился на неё всем телом, и девушке пришлось затаскивать его в каюту буквально на себе, ворча и сокрушаясь. Затем, в своей каюте скрылся Сергей. Он тоже был пьяный в стельку, и двигался по стене, но добрался до двери своим ходом, без посторонней помощи. Геннадий отправился вслед за Вовкой. Включив свет, Геранин указал ему на Настину койку и по-хозяйски произнёс:

— Вот твоя кровать.

— Хорошо, — ответил капитан, и, зевнув, принялся раздеваться, готовясь ко сну.

Владимир завалился на своё место и замолчал, забросив руки за голову. Водка действительно помогла. Кровавые галлюцинации исчезли без следа. На душе стало как-то легко и беспечно. На какое-то время он даже забыл о том, что случилось с Настей. После всего увиденного и пережитого ему было страшно оставаться в одиночестве, но теперь, когда Осипов решил составить ему компанию, все волнения толстяка моментально улетучились. Сейчас он уже ничего не боялся, даже темноты, которая поглотила каюту после того, как Гена выключил свет. Ориентируясь вслепую, капитан вернулся к своей койке и, шурша одеялом, лёг. На какое-то время в каюте воцарилась могильная тишина. Потом послышался вздох Вовки, и через какое-то время ещё один. Что-то его всё-таки тревожило. Повернувшись на бок, пытаясь разглядеть своего соседа сквозь темноту, он осторожно обратился к нему:

— Ген.

— Что? — ответил невидимый Гена.

— А вот как ты думаешь, чужие могут существовать?

— Чего? Что за ерунда? Какие ещё чужие?

— Ну-у, эти… Как в фильме. Зубастые инопланетные твари.

— Фильм — это фильм. Это — выдумка. Чужих придумал режиссёр. Сделали костюмы, нарядили актёров. Всё это бутафория. Страшилка со спецэффектами.

— Да, я понимаю. Но я другое имел в виду. Теоретически, эти чудища могут обитать где-то в космосе? Если их никто не видел, то это не значит, что их не существует, ведь так?

— Теоретически может быть всё что угодно. Если мыслить по-твоему, то можно верить в любую чертовщину. Только вот зачем это надо? Может быть, какие-нибудь твари и обитают на далёкой-далёкой планете, ну и что? Доказательств их существования всё равно нет. Их никто не видел. Поэтому я считаю, что рассуждения о том, могут они существовать в реальности или не могут, по меньшей мере бессмысленны. Понимаешь? Для детей эта тема ещё актуальна, тем более на ночь глядя. Ну а мы с тобой вроде бы уже люди взрослые, — Осипов протяжно зевнул. — Кино — это та же сказка… А почему тебя вдруг это заинтересовало?

— Просто так, — Геранин перевернулся на другой бок. — Мне тут снились всякие гадости… Хотел узнать твоё мнение.

— Присниться может всё что угодно. Не нужно на этом зацикливаться. И вообще, Володь, давай спать.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Оба затихли, и в тёмной каюте вновь воцарилась тишина, которая уже не прерывалась до самого утра.

Ad cogitandum et agendum homo natus est.

После возвращения «Иллюзиума», Ольга пребывала в состоянии какой-то непонятной эйфории. Всё что ей сейчас хотелось — это проглотить очередную таблетку, и уйти в мир диковинного сна, на время отрешившись от всего сущего. Она уже не знала точно, что именно хотела найти в этом чужом измерении: истину или спасение? А может быть оба этих понятия имели один ключ? В любом случае ей очень хотелось поскорее вернуться туда. Она уже выдавила пилюлю, и нетерпеливо крутила её пальцами. Ну где же этот Сергей?! Нельзя было погружаться в иллюзорный мир до его возвращения. Ольга прекрасно понимала, что «Иллюзиум» можно использовать только после того, как Сергей заснёт. И она ждала.

Чтобы хоть как-то отвлечься от нетерпеливого ожидания, девушка вынула орхидею из бутылки и посвятила оставшееся время разглядыванию изумительного цветка, и игре с его лепестками. Это помогло ей немного отвлечься. Наконец, в коридоре послышались приближающиеся голоса. Ребята возвращались. Поспешно водрузив цветок обратно в бутылку, Оля спрятала её под столик, опасаясь, что Сергей может обнаружить это сокровище, и каким-нибудь образом его испортит, сам не ведая того. Затем она вернулась на свою койку, и села как ни в чём ни бывало, поджав ноги.

Друзья некоторое время топтались за её дверью. Их голоса побубнили немного, после чего со стороны соседней каюты донёсся звук открываемой двери — это вернулись в свои апартаменты Бекас и Лидия. Судя по стукам и глухим столкновениям, они двигались, постоянно натыкаясь на углы и мебель. Видимо Бекаса серьёзно развезло. Звук тела, упавшего на койку по ту сторону стены, вызвавший небольшое сотрясение последней, символизировал то, что Иван наконец-то добрался до своего лежбища. Сразу после этого раздался глухой удар с внешней стороны двери. Ручка немного повозилась, после чего дверь шумно распахнулась, и в каюту ввалился абсолютно невменяемый Сергей.

— А вот и я! — гаркнул он, и тут же повалился в сторону, рухнув на шкаф.

— Вижу, — с ноткой отвращения в голосе ответила Ольга. — Ну ты и назюзюкался. Еле живой.

— П-понимаешь, — плохо работающим языком пытался объяснить Сергей, опираясь на шкаф, в попытке пройти дальше в каюту. — Надо было снять стресс. Такое горе… Настя… Горе такое…

И он пустил неудержимую пьяную слезу, хлюпая носом, и размазывая сопли по щекам.

— Как такое пережить? Беда… Помянули нашу дорогую Настюшу. Подружку нашу любимую. Э-эх. Земля ей пухом…

— Угу, — кивнула Оля.

— Мы там так пели! З-зря ты ушла, — Сергей зажмурился и потряс головой.

Потом он сделал ещё несколько неуверенных шагов и, повалившись вперёд, упёрся руками на столик.

— А Бекас прав, ик! С Генкой ш-што-то не чисто! И ты, — он поводил перед носом Ольги грязным пальцем, — молчи об этом! Поняла? Вот так…

— Ложись спать Серёж, — вздохнула Оля.

— Да. Всё. Ложусь, — он потянулся к ней. — Дай поцелую…

— Ой, не надо, — попыталась отстраниться она, отворачиваясь от его выпяченных губ.

Но Сергей всё-таки сумел чмокнуть её, оставив на щеке противную сырую кляксу слюней. Приложив усилие, Ольга его оттолкнула, и он, отшатнувшись в противоположную сторону, пробормотал: «Спокойной ночи,» — шатко развернулся, после чего рухнул на свою койку, отвернувшись лицом к стенке.

Какое-то время Сергей продолжал бормотать нечто нечленораздельное, что-то вроде: «Я н-никому… В обиду, никому не дам! Всех убью к чёрту, пусть только он попробует… И вообще. Я в-всех! А Бекас прав…». В конце концов, сон окончательно победил его распалённый алкоголем разум, и он замолк. Это очень обрадовало Ольгу. Наконец-то он утихомирился! Вершинина готовилась к длительному «сражению» с ним, но благодаря количеству выпитого, он успокоился самостоятельно, и гораздо быстрее чем она ожидала.

Вообще-то Сергей редко напивался до такого состояния, и в другой раз Ольгу бы это очень сильно взволновало, но в данном случае её мысли были заняты совершенно другим. На цыпочках пробежавшись до выключателя, она погасила свет в каюте, и также неслышно вернулась к своей койке, быстренько разделась, и нырнула под одеяло. После прихода Сергея каюта наполнилась густым и терпким духом перегара, но Олю это уже не смущало. Скоро она покинет этот глупый и тревожный мир. Её риск должен окупиться.

Сергей мирно сопел в темноте. Он определённо спал, и ей можно было спокойно начинать. Таблетка, которая всё это время была зажата в её руке, наконец-то была отправлена в рот. Глоток… За стеной послышалась возня. Короткий топот завершился стуком двери, после чего из соседней каюты донеслись глухие звуки надрывного кашля, быстро превратившиеся в неприятные булькающие стоны, сопровождающиеся всплесками. Судя по всему, Бекаса нещадно рвало. Парень значительно перебрал, и в результате заработал алкогольное отравление — обычное дело в такой ситуации. Слушая, как он мучается, Ольга сочувственно вздохнула. К счастью, Сергея не постигла подобная участь. Он отключился, по всей видимости, до утра.

Действие «Иллюзиума» всё не начиналось, но девушка уже не поддавалась сомнениям, зная, что этот коварный препарат имеет особенность вступать в силу неожиданно, исподтишка, когда этого совсем не ожидаешь. Самое главное, чтобы не было этих тошнотворных головокружительных прелюдий. Опасения Ольги не оправдались. Цветные круговороты так и не появились. Вместо них возникло совершенно иное, новое ощущение — будто бы матрас, на котором она лежит, наполнился водой. Он становился всё рыхлее и мягче с каждой минутой, постепенно поглощая лежавшую на нём девушку, обволакивая со всех сторон.

Почувствовав, что проваливается, Оля поначалу испугалась, и уже собралась было вскочить с кровати, но вовремя опомнилась, догадавшись, что началось долгожданное действие таблетки. Почти через силу, она заставила себя успокоиться и замереть, не препятствуя сумеречной мистерии. Она тонула в собственной постели, проваливаясь сквозь кровать, которая стала необычайно зыбкой, словно была сделана из желе. Ощущение было таким, будто лежишь на плывущей по реке резиновой лодке, из которой постепенно выходит воздух. Эта «лодка» становилась всё мягче, её борта сжимаются со всех сторон… Наконец Ольга окончательно провалилась в эту тёплую западню, погружаясь во тьму, словно в трясину.

Медленное погружение в глубину кровати внезапно превратилось в резкое падение. Просочившись сквозь койку, девушка выпала снизу и рухнула на пол, но он не удержал её, оказавшись каким-то призрачно-нематериальным, пропустил сквозь себя без остановки. Оля полетела дальше. Она пролетела насквозь глухую переборку, миновала тёмную каюту на нижней палубе, затем ещё одну переборку, мрачный безликий трюм, и, наконец, погрузилась в чёрноту холодной морской пучины прямо под днищем «Эвридики».

Глубина распахнулась перед ней, жадно втягивая в себя, сжимая усиливающимся давлением. Вокруг, в бескрайней темноте, лениво шевелились огромные силуэты неведомых морских чудовищ, блёкло освещаемых тонкими люминесцентными полосками и крапинами на гибких чешуйчатых боках, выдающими их местонахождение во мраке. Ольга не пыталась бороться с пугающей бездной, поддавшись необратимости происходящего. «Это иллюзия. Всего лишь иллюзия…» — шептали её губы, выпуская многочисленные пузырьки, тут же устремляющиеся наверх.

В бесконечной толще воды замерцал блуждающий огонёк, похожий на светлячка. Когда он приблизился к тонущей Оле, то оказалось, что это лампочка-приманка, принадлежащая крупной, и жуткой на вид глубоководной рыбе-удильщику. Покачивая своими широкими и колючими плавниками-веерами, зубастый удильщик неторопливо подплыл к ней, и какое-то время опускался следом, тускло освещая её лицо живым огоньком. Из-за своей хищно выпяченной вперёд зубастой челюсти рыба выглядела враждебно, но нападать она не собиралась. В конце концов, мрачный подводный житель дёрнулся, с силой оттолкнувшись хвостом от водной толщи, и поспешно скрылся в темноте, словно встревоженный чем-то.

Не смотря на то, что девушка неукротимо уходила на глубину, вокруг почему-то становилось всё светлее и светлее. Темнота постепенно рассеивалась, глубинные монстры исчезли, а внизу всё ярче и ярче светилось потусторонним магическим светом необычное колеблющееся дно. Было уже непонятно, тонет она или всплывает. Давление заметно падало, и, не смотря на то, что Ольга могла дышать под водой, она всё равно старалась делать это как можно аккуратнее, производя короткие вдохи и плавные выдохи, чтобы избежать лёгочной баротравмы из-за таких резких перепадов давления.

Открыв глаза, она заметила, что пузырьки от её дыхания уходят вниз — к светящемуся дну, которое приближалось с внушительной скоростью. Достигали дна, пузыри исчезали, расходясь по нему концентрическими кругами. Сквозь полупрозрачную, колышущуюся донную пелену просматривались очертания, загадочные в своей причудливости. Собравшись с силами, Ольга начала упорно отгребаться руками и ногами, переворачиваясь в воде, пока окончательно не приняла вертикальное положение. Скорость погружения сразу увеличилась в несколько раз, и девушка достигла призрачного дна быстрее, чем ожидала. Ноги коснулись донной поверхности, и легко прошли сквозь неё, а вслед за ними и всё тело.

Провалившись сквозь дно, Оля вылетела наружу, в буквальном смысле свалившись с неба. Она падала с высоты, оказавшись в совершенно ином мире, для которого бездонная глубина моря, куда она только что погружалась, была ничем иным как небесами. Под ней журчала вода, шелестели деревья и камыши, освещаемые тёплым рыжим солнцем. Сразу вслед за первым вдохом, который она сделала в этом новом мире, последовало нестерпимое отвращение — воздух здесь был пресыщен мерзким густым смрадом. Жуткая вонь опалила ноздри, вызвав тошноту. Даже страх перед большой высотой, с которой ей пришлось падать, быстро затмился, заглушённый омерзительным запахом, витавшим повсюду.

Резкое падение привело Ольгу в себя. Преодолев высоту четырёхэтажного дома, она буквально воткнулась ногами в мягкую податливую почву, войдя в неё выше щиколоток с чавкающим звуком. Не смотря на довольно мягкое приземление, от сотрясения она едва не потеряла сознание, и не упала, чудом удержав равновесие. Вокруг её ног, погрузившихся в скользкую глинисто-песочную грязь, образовалось два небольших кратера, быстро заполняющихся мутной жижей. Оля ожидала увидеть в иллюзорном мире всё что угодно, только не такое грязное, отвратительное болото, испускающее чудовищное зловоние. Сюрприз был более чем неприятным.

Поспешно вышагнув из затапливаемых ямок, проделанных её ногами, она остановилась на относительно твёрдой поверхности, и наконец-то осмотрелась по сторонам, изучая место, в котором оказалась. Пейзаж мира, представшего перед её взором, был упадочным и унылым, но, вместе с этим, до боли знакомым. Она стояла на небольшом грязном островке, со всех сторон омываемом журчащей мелководной речушкой, наводнённой всяческим мусором. Этот мусор был везде. Местность напоминала огромную помойку. На противоположном берегу высились груды хлама и искорёженного металлолома, за которыми шелестела кудрявая роща. Заводь обмелевшей речушки, больше напоминающей широко разлившийся ручей, по берегам заросла блёклой осокой и суховатым камышом.

Выше по течению виднелись серые циклопические постройки промышленного типа, возвышающиеся над сплошь выщербленным бетонным забором, обильно покрытым плесенью и ржавчиной, сползающей с оголённых прутьев арматуры. Над забором высились крыши хозяйственных блоков и огромных корпусов с редкими маленькими окошечками из технического стекла, похожими на бойницы. Над этими безликими индустриальными конструкциями поднимались высоченные трубы, подпирающие небесный свод и не дымящие. Работу чудовищного завода, на первый взгляд кажущегося совершенно заброшенным, выдавала лишь пара гигантских горизонтальных бетонных труб, выходящих из его стены, и неустанно источающих неудержимый поток бурлящих нечистот, которые срывались в речку клокочущим водопадом, и испускали удушающие миазмы.

— Так вот почему здесь всё так загажено, — подумала Ольга, и сморщилась.

Экология попирается не только в реальном мире… Продолжая осматривать береговую линию, она обнаруживала всё новые и новые следы цивилизации. Полузатопленный катер без дна, чьи проржавевшие борта были сплошь завешаны какими-то драными тряпками. На берегу, в кустах, чернеет помятый корпус автомобиля, марку которого установить уже практически невозможно — настолько он изуродован. Растительность проросла сквозь дыры в его окнах, капоте и багажнике. Несчастная колымага. А вот остатки заграждения из колючей проволоки. Ограда, видимо, когда-то отгораживала рощу от побережья, но со временем развалилась: столбики прогнили и попадали, а проволока перепуталась, частично вросла в землю, частично порвалась. Остов гусеничного трактора, наполовину въехавшего в реку, так и остался торчать там металлическим валуном, заляпанный птичьим помётом и изъеденный ржёй.

Ниже по течению виднелась какая-то странная плотина, состоявшая из груды мусора. При более внимательном рассмотрении, там оказался искусственный сток, направляющий реку под стену необычайно высокой бетонной дамбы, увенчанной всё той же колючей проволокой. Вход в подземные коммуникации был до предела засорён грязью и обломками. Непонятно, как вода умудрялась находить себе путь через эти ужасные завалы. Мусор действительно был повсюду. Он лежал на островках, на берегу, среди растительности, на дне реки. Он плыл вниз по течению, качался на камышах и на ветвях деревьев. Омерзительный сор: бумажки, тряпки, железки, палки, кости, трупы птиц и мелких животных, остатки продуктов питания, бутылки, колёса, консервные банки, разнообразная гниль, грязь и тухлятина. Дрянь, распространяющая заразу.

Вонючая река изобиловала отходами. Её мутная желтоватая вода, журчащая у ног Ольги, казалось, была пропитана гнусной отравой настолько, что вредно было даже вдыхать пары, исходящие от неё. Это была уже не вода, а какой-то тошнотворный рассол, от одного вида которого начинало мутить. Полуразложившиеся трупы собак, кошек и крыс, вперемешку лежали в воде и на берегу, соседствуя с объедками, раскуроченными ящиками, рваной одеждой, мятыми пластиковыми бутылками и источающим зловоние калом.

Взгляд лихорадочно метался по сторонам, в надежде увидеть хоть что-то менее неприятное, чем все эти помойные гадости, разбросанные повсюду. Но вокруг была одна сплошная выгребная яма. Ольга задыхалась от смрада. Её всю передёргивало от мысли, что она стоит босыми ногами на грязной мусорной куче, коей являлся этот убогий островок. Единственное, что внушало надежду — это близость соседнего берега, за которым виднелась чистая роща. Но чтобы добраться до неё, требовалось преодолеть в брод пятиметровый участок реки. На такой поступок нужно было решиться.

Конечно же, река была неглубокой, и, на счастье Ольги, этот самый участок был особенно мелководным (в самом глубоком месте ей было по колено), но мысль о том, что придётся брести по этой зловонной субстанции, среди разлагающихся трупов, разбитых бутылок и мерзких ошмётков непонятного происхождения, сводила брезгливую девушку с ума.

Что поделать? Не стоять же на одном месте всю ночь. Придётся действовать, как бы неприятно это не было. Сосредоточившись, Оля напряглась и зажмурилась, сжав кулаки. Она надеялась, что сможет силой своего сознания обуть себя в резиновые сапоги, но все её потуги оказались безрезультатными. Чуда не произошло. Ноги оставались босыми.

— Ё-моё… Женька, да где же ты?! — с досадой воскликнула она. — Женя! Же-ень!

Но на её зов никто не откликнулся.

— Ну вот. Когда ты нужен — тебя нет, — Ольга вздохнула, и бросила унылый взгляд на воду, в которую не решалась ступить.

Не смотря на свою проточность, эта жидкость выглядела затхлой и, очевидно, изобиловала солями, налёт которых белел на протяжении всей береговой черты. На первый взгляд, река была абсолютно мёртвой. Никакие живые организмы не могли обитать в этом гиблом потоке. Лишь странного вида водоросли, которые, возможно, и не являлись растительностью на самом деле, а были всё тем же мусором, разбросанным по дну, развевались в такт течению.

Однако, при подробном рассмотрении, река оказалась не такой уж безжизненной. Неподалёку от берега, на тёплом мелководье обильно копошились малюсенькие белесые червячки, похожие на глистов. Они возились и извивались, мельтеша на дне и облепляя утонувшие трупы. Зрелище было пренеприятным. Ольга поёжилась. Только сейчас она заметила, что её одежда совершенно сухая, не смотря на то, что она преодолела насквозь морскую пучину. Лишь сырые пятна разбрызганной грязи заляпали её в результате падения. Нужно было решиться. Нужно было идти.

И вот, взяв себя в руки, и поборов отвращение, она шагнула вперёд. Грязь чавкнула под ногами. Поёжившись, девушка вошла в тёплую воду, которая на ощупь казалась вполне обычной и чистой. Поэтому, она старалась не смотреть себе под ноги, чтобы не усиливать неприязнь, бурлящую в её душе. Кожу щекотал трепещущий подводный мусор. Туалетная бумага и остатки пакетов то и дело зацеплялись за её икры, нависая на них какое-то время, а потом срываясь и уплывая дальше по течению. В подошвы ног то и дело впивались какие-то острые предметы, то ли камушки, то ли стекляшки, то ли железки, торчащие в грязном песке. Но Оля неукротимо шла вперёд. Шла, пока не наступила на что-то. Сначала под ногу ей подвернулось нечто волосатое, похожее на утонувший старый парик или на шапку. Ощущение от этого шелковистого прикосновения было более чем отвратительным, и Ольга, соскочив с непонятного предмета, неловко прыгнула вперёд.

Чтобы удержать равновесие, она сделала пару шагов, и тут её левая нога ступила на довольно крупный предмет, покоящийся на дне. Он был покрыт мягкой, шероховатой и ворсистой тканью, а внутри был твёрдым. Но его прочности оказалось не достаточно, когда нога девушки опустилась на него со всего размаха. Ольга поняла, что это был за предмет лишь когда уже остановилась. Им оказался разбухший труп какого-то животного. Проломив рёбра его гниющей грудной клетки, нога вошла в мерзкое нутро. От страха, отвращения и боли, Оля едва не лишилась чувств, но звериные инстинкты, таящиеся в подсознании любого человека, позволили ей удержаться, и не упасть в воду.

Адреналин ошпарил кровеносную систему, и Ольга, издав пронзительный крик, подпрыгнула, стряхивая с ноги ошмётки разлагающихся потрохов. Труп, который она пнула, сорвался со своего места и лениво покатился дальше, увлекаемый течением. Голова, с выступающими из-под облезлой шкуры костями черепа, на какое-то время показалась из воды, в результате чего стало ясно, что останки принадлежали большой собаке.

Но потревожившая их девушка уже не думала об этом, она, спотыкаясь и поднимая тучи брызг, неслась к берегу, то и дело наступая на новые и новые препятствия, таящиеся под водой. Острые края стеклянок и ракушек безжалостно впивались ей в ноги, рассекая кожу как бритвы. Какие-то железные обломки и кости также травмировали её, впиваясь в ступни с разных сторон. Но безумие, вызванное притоком адреналина, гнало девушку вперёд, заставляя не думать о боли. Боль скорее подгоняла её, нежели заставляла притормозить, и внимательнее смотреть себе под ноги.

Наконец, она выскочила на берег и остановилась, дрожа от страха. Многочисленные раны на ногах были в большинстве своём неглубокими, но все без исключения жутко щипали. Невыносимо было даже думать о том, какая зараза, находящаяся в этой гадкой реке, могла попасть в её кровь. Ольга стояла, и растерянно смотрела на свои изуродованные ноги, вокруг которых быстро образовывалась кровавая лужица, ручеёк от которой устремлялся к воде. На них буквально не осталось ни одного живого места. И продезинфицировать раны было нечем: нет ни йода, ни марганцовки, ни реваноли…

Ситуация — хуже некуда. Но в глубине души Оля продолжала убеждать себя, что это всего лишь иллюзия. Не смотря на реалистичность происходящего, всё это нереально. В то же время, полноценные болевые ощущения заставляли в этом усомниться. Куда же она попала?! Рядом, из кустов торчал погнутый столбик с ржавой табличкой, на которой едва просматривалась надпись «КУПАНИЕ ЗАПРЕЩЕНО!».

— Интересно, какому идиоту взбредёт в голову купаться в этой клоаке? — с грустной иронией подумала Ольга, и, обернувшись, взглянула назад — на реку.

Преотвратительное зрелище! Канализационный поток фекалий, который ей пришлось форсировать, с этого ракурса смотрелся ещё более отталкивающе. Собачьи и кошачьи трупы вразброс валялись на берегу и в воде. Также наблюдались фрагменты останков более крупных животных, преимущественно, крупного рогатого скота. Мощные рёбра и позвонки, копыта и коровьи головы со зловеще торчащими рогами.

Взгляд случайно упал на нечто крупное, полузатопленное неподалёку от берега. Это определённо был один из трупов, но вид его был совершенно иным. По форме он напоминал… О-нет! Кровь с новой силой ударила в виски. Оля попятилась назад, стуча зубами. В воде лежал вздутый и позеленевший труп человека. Вода свободно вливалась в широко открытый рот с частично выбитыми зубами, и в пустые глазницы мертвеца.

Вокруг всё потемнело, небо налилось кровью, журчание воды превратилось в подобие голоса, беспрестанно нашёптывающего дьявольские заклинания, кроны деревьев нависли над Ольгой, словно косматые лапы чудовищ. Река стала прозрачной, и путница увидела великое множество мёртвых тел, наполнявших её. То были не только человеческие и звериные трупы. Кроме них в реке покоились тела совершенно иных созданий, которых невозможно было себе представить даже в безумном бреду. Уродливые останки неведомых существ были настолько страшными, что все мускулы пронизывал паралитический шок, и одна лишь мысль стучала в голове подобно оглушительному метроному: «Бежать! Прочь отсюда!».

И Ольга побежала. Каждый её шаг сопровождался болью, словно она бежала по битому стеклу, или раскалённым углям. Позади неё оставались размазанные кровавые следы. Выбежав с загаженного побережья, девушка остановилась, корчась от боли, и поочерёдно поднимая истерзанные ноги. Грубая каменистая поверхность захламлённого берега сменилась гладкой, чистенькой аллейкой, которая брала своё начало от самого побережья, и уходила в глубь рощи. Правда Ольгу это не сильно воодушевило. Раны на её ногах ужасно саднили и болели, поэтому все мысли несчастной были только о них. Отчаянно хромая и ковыляя, она направилась вперёд по дорожке, пролегавшей между задумчивыми вековыми липами и дубами, угрюмо шелестящими листвою над её головой.

Кроны скрывали небо, а густые заросли плотно загораживали близлежащие постройки, создавая впечатление, что их и не было вовсе. Оле хотелось поскорее уйти подальше от берега, пропахшего нечистотами. Она, время от времени, стряхивала с себя налипшую грязь и морщилась. По щекам её текли слёзы, а губы дрожали. Ольга плакала от боли, страха и отвращения, которое ей пришлось пережить. Она не понимала, куда идёт, и уже не знала, зачем она здесь находится.

Журчание заражённой реки и плеск вызывающего тошноту мусорного водопада потихоньку становились всё тише и тише, а вонь, доносящаяся с их стороны теперь ощущалась лишь во время лёгких порывов ветра, дувшего ей в спину. Оля жутко боялась заразиться. Безысходность и жгучая боль, дополняя друг друга, сводили её с ума. Что ей оставалось делать? Звать на помощь, рыдать, кричать? Зачем, если это всего лишь иллюзия? Но страх и уныние были выше неё.

Ольга поймала себя на подозрительной мысли, что сейчас она как никогда нуждается в чьей-то жалости. Чувствуя себя ненужной, разбитой и брошенной на произвол судьбы, она тихо плакала, плетясь вперёд по аллее, упрямо надеясь, что этот путь приведёт к выходу из иллюзорного мира, встретившего её так враждебно.

Наконец, безлюдная тропинка привела её на поляну, в центре которой возвышалась круглая ротонда с ребристым куполом. Девушка была не в силах любоваться сооружением. Боль в правой ноге стала настолько резкой и острой, что Ольга пошатнулась. С трудом допрыгав до ближайшего дерева, она облокотилась на него, и подогнула больную ногу, с ужасом осматривая её повреждённую подошву, которая представляла сплошное месиво из бурой грязи, дорожной пыли и крови. Сразу стало понятно, почему боль была такой нестерпимой. В ступне торчал крупный осколок стекла, вошедший под кожу почти целиком. Девушка ухватила его за краешек дрожащими пальцами и, с мучительным стоном, извлекла наружу, тут же отбросив в сторону. Стекло упало на дорожку, тихонько звякнув, и исчезло. Боль немного утихла, хотя кровотечение усилилось. Подняв разбухшие от слёз глаза, Ольга вновь посмотрела на ротонду, и теперь увидела среди её колонн фигуру человека в чёрном костюме.

— Женя! — крикнула она с надрывом.

Фигура пошевелилась, затем обернулась. Да, это был он — Евгений. Увидев Ольгу, он, взволнованный её необычной скорченной позой, моментально бросился навстречу, почти вприпрыжку.

— Оля? Ты уже здесь? Что с тобой?! Что случилось?! — ошарашено восклицал он, подбежав к подруге. — Ты пришла оттуда?

Евгений указал в сторону реки. Судя по выражению его лица, он явно не ожидал этого, и был неподготовлен к такому повороту событий.

— Да, — со вздохом ответила Ольга. — И как ты это всё объяснишь?

— Я… Я не знаю… Я возможно…

— Ладно. Потом разберёмся. Слушай, мне сейчас срочно нужны обеззараживающие препараты. Йод, или ещё что-то… Нужна чистая вода и бинты. Я там себе все ноги изрезала, и теперь истекаю кровью, если ты не заметил.

— Сейчас, Оль! Одну секундочку! Ты присядь, — поспешно предложил Женя, дрожа от волнения. — Потерпи. Я быстро.

— Что ты собираешься делать?

— Не спрашивай. Садись, — он усадил её на скамейку, чудесным образом появившуюся позади, и присел на корточки рядом с ней, заботливо осматривая её ноги.

— Бо-оже мой. Как же тебя так угораздило?

— Прогулялась по свалке, в которую ты меня забросил.

— Ты попала на реку не по моей вине, поверь. К сожалению, я не могу с точностью предугадывать твоё появление в иллюзорных измерениях. Лишь приблизительно. Но мне всё равно очень жаль, прости меня ради бога.

— Если не виноват, то не нужно просить прощения. Что случилось — то случилось.

Печально вздохнув, Евгений достал из-под скамейки небольшой тазик и кувшин с водой. Затем он начал поочерёдно омывать искалеченные ноги девушки. Вода в тазике тут же приобрела грязно-кровавый цвет. Не скрывая удивления, Ольга почувствовала, как вместе с грязью с её ног смывается боль, мутными ручейками стекая в таз. Тёплая целебная вода ласково гладила открытые раны, гася болевые очаги, останавливая кровотечение, ускоряя регенерацию живых тканей. Руки Евгения, словно волшебные, едва касались её кожи, скользя от голеней — к щиколоткам, далее — к ступням и пальцам. Они стирали остатки грязи и боли, смываемые водой. Ощущения были крайне приятными, и Ольга даже забыла на какое-то время о том, что произошло с ней недавно.

Когда Женя закончил омовение её ног, девушка взглянула на них и не поверила собственным глазам. Обе её ножки стали абсолютно чистыми и неповреждёнными. На них не осталось ни ранок, ни шрамов. Не было даже намёков на какие-либо травмы. Вместе с грязью и ранами исчезла изматывающая боль, словно её и не было вовсе. Оля была в восторге. Обида и раздражение покинули её сердце, вновь уступив место удивлению и любопытству.

— Как ты себя чувствуешь? Теперь всё в порядке? — заботливо осведомился Евгений.

— Спасибо, доктор, — улыбнулась она в ответ. — Теперь я чувствую себя намного лучше и комфортнее.

— Я рад, — Женя поставил рядом с тазиком пару туфель. — Вот, обуйся. Прогулки босиком — это конечно же хорошо, но сейчас лучше не рисковать…

— Для меня не впервой появляться не в нужное время не в нужном месте, — усмехнулась Оля.

— Не в этом дело, — Евгений выпрямился во весь рост. — Я тебе ещё вчера объяснил о проблеме иллюзорной нестабильности. Никогда не знаешь, где ты окажешься. Здесь не существует точной системы координат, и появление невозможно вычислить без погрешностей. По злой иронии, ты очутилась на реке. Досадный просчёт.

— А что это за река? На вид — так одна большая свалка.

— Согласен. Пренеприятное местечко, — приятель сморщил нос. — Но она была такой не всегда. Когда-то эта речушка была полноводной, красивой и чистой. Пока не построили эту ужасную фабрику выше по течению. Отходы стали бесцеремонно сбрасывать в воду. Очистные сооружения не работают, поэтому вся гадость попадает в воду. Вдобавок ко всему при строительстве был повреждён канализационный коллектор. В результате, ко всему прочему, в реку беспрепятственно устремились нечистоты из подземных коммуникаций. Таким образом, побережье превратилось в большую помойку.

— Экологическая катастрофа, — Ольга улыбнулась. — В иллюзорных мирах они тоже случаются?

— К сожалению, да. Чтобы хоть как-то оградить природу от загрязнения было решено построить дамбу с отводным желобом, ниже по течению, чтобы грязная вода уходила в подземный резервуар.

— А куда она потом девается? Не может же она там накапливаться вечно.

— Разумеется, не может. Куда отравленная вода попадает дальше — я уже не знаю. Всё это печально, но мне кажется, что этот уголок иллюзорного мира стоит на грани уничтожения. Мы наблюдаем последние дни его существования.

— Погоди… Ты сказал, что всему виной фабрика, построенная неподалёку. Но кто же её построил, если не ты?

— Это тайна. Результат противостояния добра и зла. Если строишь что-то живое, полезное и красивое, то обязательно столкнёшься с противоположностью: агрессией, жестокостью, разрушением. Это вечная борьба, из которой очень трудно выйти победителем.

— Что производит эта фабрика?

— Не знаю. Я не в курсе, работает ли она вообще. Дым из труб не идёт. Лишь нечистоты постоянно наводняют реку. Я слышал, что фабрика совершает сбросы отходов прямо в канализацию, поэтому не могу сказать, чьи именно нечистоты извергаются из отводной трубы: фабричные или только канализационные. Возможно, фабрика тоже уже мертва. Доступ на её территорию закрыт, постройки кажутся заброшенными, и находятся на грани обрушения. Кто хозяйничает на ней — неизвестно. Но по ночам там слышны подозрительные звуки и непонятный шум. Значит кто-то там всё-таки есть.

— Но кто?

— Этого нам лучше не знать. Ладно, пойдём ка отсюда. Я покажу тебе кое-что интересное, — Евгений подал ей руку, помогая подняться со скамейки, после чего они направились в сторону ротонды.

Ольга сразу заприметила необычную плиту, стоящую под куполом-звездой, и обратилась к проводнику.

— Это какой-то монумент?

— Не совсем. Это «Провидческий Камень». Однажды, в моём сне, невидимый перст начертал на гладкой плите надпись на непонятном языке. Долгое время я не мог понять, что это за язык, но в конце концов мне представилась возможность его изучить — это руафилх, великий язык сумерек. Промежуточное коммуникационное звено между идеальным способом общения высших существ и варварскими звуками, издаваемыми homo sapiens. Прости, но наша речь воспринимается теми, кто стоит выше нас, исключительно как убогое бормотание и повизгивание. Нам не дано усвоить их способ общения — слишком он сложен. Но чтобы понимать друг друга, достаточно постичь премудрости руафилхского диалекта — одного из самых доступных.

Они остановились возле плиты, и Ольга принялась с удивлением рассматривать светящуюся на камне надпись.

— В этом есть что-то библейское, — прошептала она. — Поразительно!

— Это ты верно подметила.

— А что здесь написано?

— К сожалению, даже разбираясь в языке, я так и не смог понять великой сути пророчества, изложенного здесь. Сколько я не ломал голову — так и не сумел разобраться…

— Прочти, пожалуйста.

— Здесь написано примерно следующее: «Когда мир сей придёт к завершению своему, явится на свет та, чьё имя вышло из волн Карского моря. Её глаза подобны каплям небесных сводов, её волосы сродни солнечному свету, её голос журчит как талая вода. Явление то предопределено, ибо она придёт, чтобы спасти мир, очистив его от скверны, даровав ему спасение и возрождение».

— Звучит зачаровывающее.

— Да. Уверен, что речь идёт о новом пришествии Спасителя. Судя по всему, теперь это будет женщина.

— Вот и хорошо. Не всё же мужчинам спасать мир, — Ольга улыбнулась.

— А мне без разницы, кто его будет спасать, — ответил Евгений. — Лишь бы спасли.

— Это, конечно же, очень интересная тема. Но сейчас мне бы хотелось поговорить с тобой о других вещах, более важных на данный момент.

— Понимаю. Ну что ж, тогда давай не будем терять время, и отправимся туда, где никто не помешает нашей беседе.

— А почему мы не можем побеседовать здесь?

— Фабрика… Она меня тревожит. Среди друзей нам будет гораздо спокойнее.

— Друзья?

Не успев опомниться, Ольга почувствовала, как ротонда начала вибрировать, а затем, с лёгким гулом, стала опускаться под землю. Этот необычный лифт продолжал своё неторопливое погружение в глубь земных недр довольно долго. Вокруг них снизу-вверх медленно проползали дыры кротовых ходов, толстые корни, зловеще переплетённые, спутавшиеся друг с другом, и камни, выступающие из стен земляной шахты. В некоторых местах земля с шорохом осыпалась. Было немного жутковато, но рядом с Евгением Ольга чувствовала себя спокойно.

Наконец спуск завершился. Они очутились в просторном зале, в котором было светло, не смотря на полное отсутствие ламп. Поискав источники освещения, Оля к величайшему своему изумлению обнаружила окна, за которыми виднелось голубое небо. Подземелье, в которое они спустились, на самом деле подземельем не являлось. Мраморный пол был покрыт мягким ковром сиреневого цвета. На стенах висели тёмные картины, непонятно что изображающие. Признаков мебели в помещении не наблюдалось.

Выйдя из лифта, Евгений повёл свою гостью через зал, к широкому арочному проходу, видневшемуся в противоположной стене.

— Я собираюсь показать тебе свою любимую галерею, — объяснил он.

— Что за галерея?

— Картинная галерея. Ты любишь картины?

— Смотря какие… А вообще, даже самая ужасная картина наверняка будет смотреться гораздо лучше той отвратной речушки, в которую я свалилась… Кстати, Жень, там, на реке, я кое-что видела, кроме мусора и обломков.

— И что же ты видела?

— Трупы. Там их полно. Целое кладбище.

— Ничего удивительного. Выше по течению частенько забивают скот, и сбрасывают в реку бесполезные остатки: кости, кишки, хвосты, копыта и головы. Голодные собаки и кошки иногда приходят полакомиться этими отбросами, но травятся, и дохнут прямо на берегу. Река превратилась в проклятую долину смерти.

— Я имела в виду не только трупы животных. Мне показалось… Точнее… Нет, я определённо это видела. Там были человеческие останки.

— Человеческие?

— Ну, или же очень похожие на человеческие. Явно не принадлежащие известным мне существам. Это по-твоему тоже не удивительно?

— Конечно. Это нереальный мир, поэтому иногда в нём встречаются нереальные существа. И вообще, Оля, даже в реальном мире существуют яркие различия в культурах и порядках разных народов. То, что, например, папуасы считают совершенно нормальным и приемлемым, мы никак не можем понять, считая дикостью, с которой невозможно примириться. Ты увидела в реке человеческие трупы, и ужаснулась, но я уверяю тебя, что ничего необычного в этом нет. Даже в реальном мире есть места, где подобное считается делом обыденным и нормальным. Ты знаешь, что в Индии, например, есть священная река Ганг. В неё сбрасывают пепел умерших людей. Но так как древесина зачастую бывает не по карману представителям беднейшей касты, они лишь слегка поджаривают трупы, а то и просто сбрасывают их в реку, отправляя таким образом в последний путь. В этой же реке, кроме человеческих трупов, плавают дохлые коровы, которые считаются священными. Но самое интересное, местные жители, уверенные в том, что воды Ганга имеют целительные свойства, не только активно в ней купаются, но и пьют из неё, представляешь? Европейцам всё это кажется безумно отвратительным, но для индусов подобные процедуры в порядке вещей.

— Мы же не в Индии.

— Ну и что. Не забывай, что ты находишься в чуждом для тебя мире. Тут много чего невероятного, и далеко не всегда приятного. Старайся относиться ко всему как можно спокойнее. Нервы тебе ещё пригодятся.

— Хм. Спасибо за предупреждение.

— Не переживай. Мы идём к друзьям.

— Кажется, ты говорил, что хочешь показать мне картинную галерею. Причём здесь друзья?

— Это не просто картинная галерея. Это «галерея друзей».

— Вот как? Звучит заманчиво.

Они миновали декоративную арку, и оказались в широком коридоре, в котором витал лёгкий полумрак. По обеим сторонам от них располагались картины, которые были совершенно не похожи на те безликие художества, что украшали стены предыдущего зала. Это были исключительно портреты. Небольшие светильники отбрасывали на них блеклый свет, делая ещё загадочнее и таинственнее. Но, что самое удивительное, все люди, изображённые на портретах, как один смотрели прямо на Ольгу. Причём куда бы она не переместилась, эти взгляды неуклонно следовали за ней. От этого девушке стало немного не по себе. Евгений же напротив — очень воодушевился, оказавшись в окружении этих странных картин. Остановившись, он благоговейно вздохнул, и демонстративно развёл руками.

— Потрясающе, — восхищённо отметила Ольга. — Какие чёткие изображения, почти как фотографии… Ой, тут даже я есть?

— Конечно. Мне очень нравится твой портрет.

— И мне очень нравится, как я здесь выгляжу. Так естественно, словно это отражение в зеркале. Что за мастер писал эти картины? Ты?

— И да и нет.

— То есть?

— Художник из меня никудышный, но здесь я могу наглядно воспроизводить наиболее запомнившиеся зрительные образы. Это оттиски моей памяти, художественно запечатлённые.

— Признаю, тебе удалось выхватить из воспоминаний максимально удачные фрагменты. Люди выглядят как живые. А этого парня я знаю, — она указала на картину, висящую рядом с её портретом. — Это твой брат Саша, да?

— Он самый, — кивнул Евгений.

— Сто лет его не видела. Интересно, как у него дела? Где он сейчас?

— Переехал в Москву. Причём уже давно. Нашёл там хорошую работу, устроился, обжился. Всё у него в полном порядке.

— Я знала, что у него всё получится. Сашка — парень умный и способный.

— К тому же, проныра тот ещё, — Женя усмехнулся. — Но это, скорее, его достоинство, нежели недостаток.

— Предприимчивость — не значит пронырливость. Я бы не назвала Сашу пронырой, хоть и знаю его не достаточно хорошо. Так значит у него всё в порядке?

— В полном. Он и меня звал к себе — в столицу, но я отказался.

— Почему?

— А что мне там делать? Нет, это не для меня. Если я не смог найти себя в родной провинции, то вряд ли смогу обрести душевный покой в таком огромном шумном городе как Москва.

Ты ы неься раешься равнодушной. шься равнодушной. ал, в сторону обнаружила окна, за которыми виднелось голубое небо.

— Я бы могла с тобой поспорить, но не вижу в этом смысла. В конце концов, у каждого человека должно быть своё личное мнение. А Санечку я поддерживаю. Он молодец. Тебе повезло с братом.

— Верно.

— Ты давно его запечатлел?

— Года полтора назад. Это моё последнее зрительное воспоминание о нём.

— Подумать только. Сколько лет прошло, а он почти не изменился… А вот ещё одно знакомое лицо. Да это же Рома!

— Он, собственной персоной.

— А Ромка заметно повзрослел со времени нашей последней встречи. Его жизнь сложилась удачно?

— Вполне. Закончил институт с отличием. Работу неплохую подыскал…

— Не женился ещё?

— Пока нет. В общем-то я за него не слишком беспокоюсь. Главное, чтобы какая-нибудь стерва не охомутала этого увальня. Парень-то он слишком мягкотелый, покладистый, ты же знаешь.

— Согласна. Но я надеюсь, что ему хватит ума избежать этой участи.

— И я на это надеюсь. Ладно, идём, я познакомлю тебя с другими ребятами.

Двигаясь вперёд по галерее, Евгений поочерёдно указывал на портреты и вдохновенно представлял Ольге своих друзей.

— Это Олег, помнишь его?

— Да. Я его видела всего один раз, но запомнила, — ответила Оля. — А вот этого парнишку я не знаю.

— Его зовут Алексей. Это мой школьный товарищ. А вот — мои институтские друзья: Юрка и Макс. А это — Славка…

Портреты чередовались, сменяя друг друга. На Ольгу беззаботно взирали лица, знакомые и незнакомые, весёлые и грустные. Все они были очень красивыми, и красота эта заключалась не в природном облике людей, запечатлённых на картинах, а в какой-то глубине их непосредственных образов. Она лучилась в каждом мазке, в каждом штрихе. Было понятно, что причина её заключалась в тёплых чувствах, с которыми художник создавал эти портреты, вкладывая в них свою душу и преданность. Евгений очень трепетно относился к своим друзьям, и это отношение ярко проявилось в демонстрируемых им картинах.

— Эта галерея — само олицетворение дружбы, — похвалила его Оля. — Ты постарался на славу. Я уверена, что если бы твои друзья оказались здесь, и увидели бы это, то они непременно оценили бы прелесть твоего вернисажа по достоинству, как и я.

— Спасибо. Мне приятно это слышать. Но я создал галерею друзей не для красоты. Каждый раз, когда моё одиночество становится предельно невыносимым, я возвращаюсь сюда, где все мои друзья собрались вместе, пусть и не по-настоящему. И сразу становится легче на душе. Глядя на их лица, вспоминая их образы, я оживаю, справляюсь с тоской и унынием.

— Понимаю тебя. Извини, может быть, я задам глупый вопрос, но всё же. Почему именно картины? Если иллюзорный мир позволяет тебе создавать всё что угодно, то почему бы не создать в нём друзей? Это было бы намного эффективнее для борьбы с апатией.

— Поначалу я тоже так считал. Но это заблуждение. Картины статичны, они плоские и немые. Зато они более реальны, чем живые люди, воссозданные здесь посредством нашего разума. Реальны, потому что хранят память о них, и не лгут. Ведь каждый человек по-своему уникален, и, в некотором роде, непредсказуем. Допустим, ты ждёшь от него ответа «Да», а он может неожиданно ответить «Нет». В этом-то и заключается вся прелесть! Пока человек живёт своей жизнью — он нам интересен, потому что его жизнь хоть в чём-то да непохожа на нашу. Когда я научился создавать собственные миры, одна из первых проблем, с которой я столкнулся, оказалась проблема, связанная с тем, что я не могу воссоздать нечто автономное, живущее собственной жизнью. В любом случае, оно будет частью меня, подчинённой моему сознанию, и действующей по распоряжениям моего разума. Грубо говоря, всё, что мы видим, по сути, происходит в моей голове. Следовательно…

— Следовательно, созданный тобою друг не будет иметь собственной индивидуальности, и ты будешь предугадывать каждый шаг, который он собирается сделать. Я правильно поняла?

— Совершенно верно. И я смогу не просто предугадывать каждое его действие или слово, но и сам буду их генерировать. Без моего непосредственного воздействия этот иллюзорный друг будет лишь безжизненной статуей. Чужие чувства, эмоции, фантазии, мысли — я сотворить не могу. Так же и любовь, и ненависть, и зависть, и сочувствие — всё. Я смогу наделить своё творение собственными принципами поведения. Могу пофантазировать, и управлять им в несвойственной мне манере. Могу предположить, как бы повёл себя мой реальный друг в такой ситуации. Но всё это пусто, искусственно, скучно. Эти эксперименты лишь усиливают мою тоску по настоящим друзьям, оставленным в реальном мире. Знала бы ты, как я по ним скучаю, — Евгений вздохнул.

— Не грусти. Ты ведь с ними обязательно встретишься.

— Когда?

— Когда-нибудь.

— Ну да, конечно, — Евгений кивнул, и как-то странно улыбнулся. — Само собой разумеется.

Его неестественная улыбка, больше похожая на страдальческий оскал, сильно видоизменила лицо, сделав его каким-то недобрым. Ольге даже показалось, что глаза её приятеля засветились жестоким зелёным светом. Он весь как-то сгорбился, напрягся и, скорчив неприятную гримасу, торопливо заговорил не своим голосом:

— Всё это враньё. Пустые надежды. Бессмысленное ожидание. Никто не вернётся, никто не придёт, понимаешь? Потому, что я никому не нужен. Вся эта дружба: верная, тёплая, радужная — осталась в прошлом. Её не возвратить. Теперь у каждого своя жизнь и каждый сам за себя. Друзья уходят навсегда, и вряд ли будут вспоминать меня, окружённые своими бытовыми семейными заботами.

— Ты неправ. То, что вы стали реже встречаться, вовсе не значит, что твои друзья от тебя отвернулись.

— Ошибаешься. Я почти уверен, что им стало не интересно со мной общаться. У них появились новые друзья, новый круг общения. Правильно, кому нужна старая дружба? А ты знаешь, Оля, каково это — отправлять письма в пустоту, и изо дня в день ждать, ждать, ждать ответа: дни, месяцы, годы напролёт! Почему мне интересно знать, как живут мои друзья, а им совершенно безразлично, как живу я? Разве это справедливо?!

— Ты сам сказал — у каждого человека своя жизнь. Так и должно быть. И если у твоего товарища нет времени, чтобы написать тебе письмо — то это не его вина.

— А чья? Почему я нахожу для них время, а они для меня — нет? Я же не прошу огромных писем. Мне достаточно пары строчек: «Жив-здоров, работаю-учусь, всё в порядке». И всё! Неужели это так сложно?

— Ты всё слишком драматизируешь. И потом, твои друзья вовсе не обязаны вечно жить возле тебя.

— Да, но, на мой взгляд, настоящие друзья не должны забывать друг друга.

— А с чего ты вообще взял, что тебя забыли?!

— Я это ощущаю. Взять хотя бы Романа — моего лучшего друга. Он вдруг неожиданно уехал в другой город. Мы даже не успели добром попрощаться. За всё время, что он там живёт, он написал мне всего два письма, да и те меньше чем на листочек. В то время как я, регулярно ему писал, и отправил в общей сложности уже не один десяток писем. А ведь мы с ним были как братья! И что же получилось из этой дружбы? Ни-че-го. Знаешь, на что это похоже? На самое настоящее предательство.

— Как ты можешь так говорить о Роме?! Это же возмутительно! Этот парень тебя обожает, и отзывается о тебе исключительно хорошо. Он — образцовый друг, и предан тебе безраздельно. О таком товарище можно только мечтать. А ты говоришь про него такие гадости! Да и остальные твои друзья не заслуживают подобных обвинений. Послушай, Женя, может быть хватит строить из себя всеми забытого страдальца, винить всех окружающих в своём одиночестве, и сотрясать воздух? Подумай сам, а что ты сделал для того, чтобы не остаться одному? Каждый сумел найти своё место в этом мире, а что тебе помешало его найти? Задумывался ли ты над этим когда-нибудь?

Евгений ничего ей не ответил. После того, как возмущённая Ольга повысила голос, он наконец-то пришёл в себя. Ведь он едва не поддался воздействию извне, и с большим трудом сумел побороть в себе нарастающий гнев, кипящий в душе. Его наивные обиды, подпитываемые каким-то детским эгоизмом, доселе скрываемые в далёких глубинах сознания, сейчас едва не вырвались на свободу, затронутые вспышкой воспоминаний и возможностью поделиться своей тоской.

Евгений знал, кто поспособствовал этому эмоциональному всплеску, и в тайне ругал себя за допущенную неосторожность, едва не оборвавшую его ход раньше времени. Он безумно скучал по своим друзьям, но никак не мог вернуть их, пусть даже на минуту, чтобы повидаться. И это бессилие, не находя выхода, легко превращалось в озлобленность, которой едва не воспользовался его призрачный соперник.

Ольга была рассержена, но ситуация оставалась вполне поправимой. Девушку нужно было срочно отвлечь от этого неприятного разговора, досадно дискредитировавшего его в её глазах. Поэтому Женя поспешил вывести её из галереи друзей, и переключить внимание на новую комнату, располагавшуюся далее.

Помещение, в которое они попали, действительно отвлекло Ольгу от неприятной темы. В комнате не было не единого угла, то есть она была абсолютно круглой. Не смотря на то, что по форме она представляла из себя цилиндр, создавалось ложное впечатление, что комната имеет вид овальной сферы. Здесь не было окон, но свет каким-то образом проникал внутрь, сквозь белые стены, внешне напоминающие тонкую мелованную бумагу.

Кроме столика в овальной комнате ничего не было, но стоило им подойти, как прямо из пола, надуваясь, вдруг вырос пухлый диван. Евгений жестом пригласил спутницу присесть, после чего сел рядом с ней. Диванчик был мягким и тёплым. Каждый его изгиб способствовал отдыху и расслаблению сидящих. Вообще эта комната, не смотря на свою форму и изолированность, не только не угнетала, но и наоборот — успокаивала, настраивала на культурную беседу. Ольга отметила, что здесь было очень уютно и спокойно. Мысли сразу пришли в стабильное состояние, и упорядочились. Неприятная нервозность отступила. Теперь, наконец-то можно было поговорить о наболевшем.

— Вообще-то я не хотела сегодня приходить, — начала она. — Там, в реальности, произошла страшная трагедия, случившаяся с моей подругой. Как ты понимаешь, мне сейчас не до развлечений, и не до приключений. Единственное, чего я хочу — это разобраться в случившемся, узнать, кто виноват. Поэтому я и пришла к тебе. Ты можешь мне помочь, и я надеюсь, что мы с тобой поговорим об этом. Если ты не настроен на подобные обсуждения, то я с твоего позволения удалюсь…

— Разумеется, я готов к содействию. Вопрос в другом — готова ли ты? — Евгений глубокомысленно почесал подбородок.

— Что за бессмысленные вопросы? Значит то, что я пришла сюда, не смотря на тяжёлую скорбь и смятение, тебе ни о чём не говорит? Ну что ж, если ты хочешь получить твёрдый ответ, то да. Я готова.

— Решительность хороша, когда она не граничит с безрассудством. Ну да ладно. Как я вижу, мои печальные прогнозы сбылись. Настя совершила суицид. Прими мои глубочайшие соболезнования.

— Да не нуждаюсь я в соболезнованиях! Я хочу узнать, что с ней произошло?! Почему-то все, и ты в том числе, решили, что это было самоубийство. Но с самоубийством эта смерть не имеет ровным счётом ничего общего. Это — самое настоящее убийство: жестокое, изощрённое и садистское!

— С чего ты взяла, что я тоже склоняюсь к мнению о самоубийстве? — Евгений приподнял бровь. — Я имел в виду то, что вы примите это за самоубийство, потому что иначе обосновать столь неожиданный и специфичный уход из жизни вашей подруги вы не сможете. Именно поэтому я и рекомендовал вам не спускать с неё глаз. Но вы отнеслись к этому не вполне серьёзно. Вот и результат.

— Да, я помню, что ты рекомендовал. И, поверь, отнеслась к этому очень сознательно. Но, давая такую рекомендацию, ты ничего конкретного не сказал о том, что стоит за всем этим. Виновато какое-то Хо. Что за Хо? Почему оно охотится на нас? Какова его природа? Никакой информации. Инкогнито. Как мне следовало объяснить друзьям, почему мы должны так бдительно следить за Настей? Если бы я рассказала им про твоё Хо, они бы однозначно сочли меня психически нездоровой фантазёркой. Что я могла сделать?! Что?!

— Ничего. Ты сделала всё, что могла. Не вини себя.

— Скажи мне, Женя, только честно. Ты заранее знал обо всём этом? Знал?

— Я лишь предполагал. Понимаешь, в моём положении я волен лишь предполагать. Я — предполагаю, а Хо — располагает.

— Опять это Хо! Оно стало притчей во языцех. Но меня волнует вовсе не оно, а ты.

— Я?

— Именно, Жень. Вчера ты развлекал меня своими феерическими чудесами, делая вид, что всё хорошо и всё замечательно. А сам, оказывается, знал, что Насте грозит опасность. Но ты даже не заикнулся об этом. Не предупредил меня. Как ты мог так поступить?

— Оля, выслушай меня, пожалуйста. Я понимаю, что ты расстроена. Но постарайся понять. Я был уверен, что Настя обречена. Помнишь, мы говорили о сомнамбулическом периоде, который она переживает?

— Да, но этот разговор опять-таки ничего конкретного не прояснил. Во всяком случае, я так и не узнала, как помочь Насте.

— Пойми же ты… Невозможно помочь сомнамбуле. Самое разумное — это держаться от неё подальше, чтобы она не утянула тебя вслед за собой. Где сомнамбула — там Хо, а где Хо — там смерть.

— В общем так, Женечка. Либо ты сейчас же рассказываешь мне про Хо, либо наш разговор можно считать законченным! Я вернусь в реальный мир, и буду самостоятельно искать выход из ситуации. Без твоей помощи, понятно?

— Хо… Да, я помню, что обещал тебе рассказать про него… — Евгений закрыл глаза.

Борьба, бушующая в его голове, достигла своего апогея. Человеческий разум схлестнулся с чуждой, сумеречной волей, требующей немедленного реванша. На какое-то время Женя очутился в абсолютной темноте. Но он чувствовал, что рядом с ним находится кто-то невидимый и молчаливый. Лишь лёгкое дыхание выдавало его близость. Евгений знал, кто это был. И он понимал, что не в силах сопротивляться ему, дождавшемуся своей очереди.

— Подожди, — простонал он. — Ещё рано. Мой ход не завершён.

— Она решает, не ты, — прошептало Хо.

— Почему она?

— Потому, что от неё зависит исход игры. Она ведёт её, а не мы. Мы должны подчиняться её правилам. Сейчас она желает узнать обо мне. А кто лучше всех сможет рассказать ей про меня, если не я само? Неужели ты сделаешь это лучше? Сомневаюсь…

— Я не позволю тебе…

— Перестань, Евгений. Научись достойно переносить неудачи. И не трясись ты так. Не в моих интересах портить эту прекрасную игру, поэтому я не собираюсь причинять вред её основной фигуре. Мы с ней побеседуем как два цивилизованных существа. Посторонись. Сейчас мой выход.

— Я ещё не разучился контролировать своё сознание. У тебя ничего не выйдет, — последние слова Евгений произнёс вслух, едва различимым шёпотом.

Ольга заметила странное шевеление его губ, выступившие крапинки пота, и вздувшиеся вены на висках. Она не разобрала того, что он прошептал, но его уход в себя и затянувшееся молчание заставили её задуматься, и поубавить свой пыл. Стремясь во что бы то ни стало добиться от него правды, она немного перегнула палку.

— Ты обиделся? — осторожно спросила она.

— А? — встрепенулся он. — Нет, ну что ты… На что мне обижаться?

— Прости меня за резкость. Мне следовало быть сдержаннее. Знаешь, вся эта ситуация…

— Я понимаю, — Евгений грустно улыбнулся. — Всё в порядке.

Сделав плавное движение рукой, он расширил комнату, в которой они находились, превратив её в небольшую залу с портьерами, канделябрами и паркетным полом. В стенах прорезались окна, на потолке образовался заманчивый круглый орнамент. Особенно выделялась большая картина с морским пейзажем, висевшая напротив окон, и ярко освещаемая светом, проникающим сквозь идеально прозрачные стёкла. Именно на это полотно Ольга обратила своё внимание в первую очередь. Уловив в её глазах вспыхнувшую искорку интереса, Женя тут же приступил к пояснениям.

— Айвазовский. «Прибытие русского корабля в Константинополь». Одна из моих самых любимых картин. Обожаю морские пейзажи — лазурь, волны, паруса. Романтика. И очень ценю мастерство Айвазовского. Из всех художников-маринистов, этот мастер вдохновляет меня больше всего. Его работы великолепны.

— Что может быть прекраснее моря? — ответила Ольга. — Раньше я считала, что оно безупречно. Но теперь убедилась, что его красотой лучше всего любоваться стоя на берегу.

— Море бывает жестоким и непредсказуемым, но есть стихии более страшные и коварные. Туман, например. Всё дело в том, что у моря есть то, чего туман лишён напрочь.

— Что же это?

— Душа.

— Ты умеешь красиво высказываться. И я согласна с тобой. Жду не дождусь, когда исчезнет туман, в котором мы оказались.

— Туман вытягивает ваши силы, деморализует, притупляет сознание. Он создаёт ощущение замкнутого пространства. Требуется немало усилий, чтобы избавиться от гнетущего чувства, порождаемого туманом.

— Когда находишься в этой странной дымке, становится как-то не по себе. Словно она является частью чьего-то зловещего замысла. Точно занавес в театре, скрывающий сцену от зрительного зала.

— Надо сказать, что мне доселе не приходило в голову более точное определение. Молодец. Ты правильно мыслишь. Действительно, за всем этим кроется самый настоящий замысел, и вы в нём — лишь разменные монеты, как ни печально об этом говорить. Для Хо вы — обычное мясо, не более.

— Давай не будем ходить вокруг да около. Может быть, ты наконец-то соизволишь рассказать мне о нём?

— Рассказать про Хо — задача непростая. Всё равно, что рассказать первобытному дикарю про Интернет. Извини за грубое сравнение. Даже и не знаю с чего начать.

— Давай с самого начала. С того момента, когда вы с ним познакомились.

— Ой-и, — Евгений зажмурился. — Я не хочу снова об этом вспоминать! Ну ладно, так уж и быть. Раз уж тебя это интересует, расскажу о нашем, э-э-э, «знакомстве». Я не могу точно сказать, когда Хо появилось в моей жизни. Необъяснимые странности начались задолго до этого путешествия, но я полагал, что они вызваны одиночеством и депрессией. Возможно, оно ещё тогда вышло на меня, а может быть, это было предчувствие его приближения. По-настоящему мне пришлось столкнуться с ним здесь — на «Эвридике».

— Так ты был одним из пассажиров этого корабля. Вот почему мы встретились. Но что же всё-таки случилось с «Эвридикой»? Почему она опустела, и странствует по морю как призрак? Что заставило её расслоиться?

— Ответы на эти вопросы ты получишь позже. Сейчас мы говорим непосредственно о Хо. Когда я впервые его увидел, то ужасу моему не было предела. Невыразимое мучение испытываешь даже если просто смотришь на него издалека. Я уже не говорю про его прикосновения. Можно с уверенностью сказать, что оно было создано исключительно для того, чтобы пугать, ошеломляя своим видом.

— Как его узнать?

— О-о-о, его трудно с кем-то спутать. У него несчётное количество обличий, но кем бы оно ни прикинулось — почерк его прослеживается везде одинаково. Не ошибёшься. Чаще всего, Хо использует свой излюбленный облик: высокое человекообразное существо, с кожей цвета сажи и огромными зелёными глазами. При беглом взгляде напоминает человека в необычном одеянии, похожем на гидрокостюм. Но есть одна деталь, которая откровенно выдаёт его нечеловеческую сущность — длинный хвост. Иногда, правда, оно может появиться без хвоста, но чаще — с ним. Исходя из этого, я допустил предположение, что этот образ является основным для Хо. Так оно выглядит по-настоящему, потому и принимает это обличие чаще всего.

— Ты мог бы его нарисовать?

— Нет. У меня не получится, как бы не старался. Его надо видеть воочию. Но я готов пожертвовать чем угодно, ради того, чтобы ты его никогда не увидела. Поверь мне, оно поистине ужасно.

— Я верю. Но как тебе удалось спастись от него?

— А мне не удалось… Пока не удалось. Видимо я оказался ему не по зубам. В результате наше противостояние длится до сих пор, вот уже почти год. Дело в том, что Хо легко справляется с куклами, а не с людьми. Со мной ему пришлось основательно повозиться. Поначалу я проигрывал эту схватку, не ожидав его появления и столь внезапной атаки, но что-то меня спасло. То ли измученная душа, закалённая в испытаниях последних лет, то ли некий защитный рефлекс, свойственный только людям, оградил моё сознание, заблокировав его от внешних посягательств. Хо успело проникнуть в мой разум, но неглубоко. Недостаточно, чтобы манипулировать мною. Это говорит о том, что оно не всесильно.

— Значит, остановить его всё-таки можно. Следовательно, должен быть способ его победить.

— Его победить невозможно. Оно как СПИД — нельзя вылечить, но можно избежать. Хотя, теоретически, конечно же, ничто не вечно… Вот в чём я уверен точно, так это в том, что Хо можно прогнать. Если эта тварь сломает об меня зубы — она больше не посмеет ко мне приближаться. Я сделаю всё, чтобы добиться этого!

— В уничтожении этой гадины заинтересован не только ты. Как бы мне хотелось отомстить Хо за Настю! За то, что оно с ней сделало…

— Понимаю твой гнев. Но прошу тебя, не давай волю своей ненависти. Это очень опасно.

— Это сложно, но я постараюсь. Расскажи, в чём заключалась ваша борьба?

— Видишь ли, это не физическая борьба, в привычном её понимании. Скорее, противостояние интеллектов. Первый месяц общения с Хо был сущим кошмаром. Оно стремилось резким напором сломить мою волю. Пытало, издевалось, показывало такие страшные вещи, что и передать невозможно. Всеми путями оно стремилось одолеть меня, но я не сдавался. Особо не церемонясь, Хо проникало в мои сновидения, контролируя их, пользуясь моей беспомощностью и бессознательностью. Оно не гнушалось ничем, наводняя мои сны самыми невероятными кошмарами. И так продолжалось из ночи в ночь. Если бы ты только знала, насколько это тяжёлое бремя, каждое утро просыпаться полумёртвым от страха, с трудом избавляясь от воспоминаний ночных экзекуций и возвращаясь в реальность. Долгое время перед глазами стоят мрачные картины зловещих ужасов, творимых Хо. И так каждый день. Полдня приходишь в себя, а затем в мучительной тоске ожидаешь неукротимое приближение следующей ночи, и возвращение мучителя. Что я только не пробовал. Безуспешно пытался убедить себя в том, что это лишь бесплотное явление, порождённое моим собственным воображением. Пытался бороться со сном. Но все попытки были тщетными. Однажды, продержавшись без сна пару суток, я больше не мог сопротивляться и буквально отключился. Наказание Хо было в ту ночь особенно жестоким. Оно протащило меня по таким адским аллегориям, что я едва не умер от разрыва сердца. Тот сон был особенно долгим и особенно жутким. Даже думать о нём не хочу.

— Но ты же мог выработать особую тактику. Как я поняла, Хо предпочитает являться по ночам, а днём оно бездействует. Можно было бодрствовать ночью и отсыпаться днём, — предложила Ольга.

— Я пробовал применять этот хитроумный приём.

— И что получилось?

— Ничего хорошего из этого также не вышло. Гораздо легче переносить испытания во сне, нежели наяву. Хо прибегло к таким действиям, которые ещё сильнее изматывали меня. Оно скреблось в дверь или по стенам, беспрестанно что-то нашёптывало, и ухало, сводя с ума, изматывая, будоража невероятными галлюцинациями. Короче говоря, я вскоре окончательно потерял связь между сном и реальностью, не ведая, где находятся их границы. Окруженный бесконечно изменяющимися иллюзиями, я словно висел в вакууме, время в котором остановилось. Кошмары сменяли друг друга, пока, наконец, не стали для меня чем-то обычным, повседневным. Я привык к ним. Потом научился прятаться от них, создавая собственные измерения. Хо конечно же не оставило меня в покое, бесцеремонно вклиниваясь в мои иллюзии, уродуя их, разрушая, внося свои извращённые элементы. Но мне было плевать. Я уходил из испорченного мира, и создавал новый — более совершенный. Конечно же, это бесило Хо, но оно ничего не могло с этим поделать. Это была первая ничья в его жизни, и для него такой исход был гораздо унизительнее, чем поражение. Но коварства ему не занимать. Поэтому борьба всё ещё продолжается. Хо никогда не отступит. Сейчас ему нужны силы, чтобы продолжать поединок. Поэтому оно охотится на вас. Поверь мне, Оля, то, с чем вы столкнулись — является самым страшным разумом на Земле. Оно рационально, расчётливо, организованно, и безгранично жестоко. В беспощадности ему нет равных. Его излюбленная тактика — терзать, долго мучить, перед тем как сожрать. Оно не только утоляет голод, но и справляет своё безумное удовольствие. Ему нужно, чтобы жертва долго кричала, стонала и плакала, моля его о пощаде. Но пощады не будет. Самое ужасное, что ты даже не сможешь пошевелиться. Ты будешь не в силах позвать на помощь. Всё что тебе остаётся — это лежать с открытыми глазами, ожидая своей страшной участи. А оно будет издеваться над тобой. Скорее всего, оно начнёт с того, что будет тихо стоять в отдалении и пристально смотреть на тебя. Поверь мне, нет ничего ужаснее этого безумно голодного взгляда! Потом оно медленно-медленно подходит и склоняется над тобой. А потом…

Челюсти Евгения крепко сомкнулись, и он замолчал. Ольга безмолвно смотрела на него. Она заметила странное изменение его лица. Глаза Жени стали какими-то совершенно незнакомыми, посторонними. Мускулы судорожно подёргивались. Молчание постепенно становилось невыносимым.

— Я тебе верю, — Оля наконец решилась дотронуться до его руки. — Конечно, в то, что ты мне рассказал, верится с большим трудом. Но я всё равно тебе верю.

— Спасибо, — прошептал Евгений в ответ.

— Исходя из твоих слов, можно сделать вывод, что это Хо — вообще непобедимо. Оно может безнаказанно вторгаться в нашу жизнь, в наши сны, в наш разум. А мы бессильны перед ним, и всё что можем сделать — попытаться спрятаться в выдуманном мире.

— Совершенно верно.

— Но я не хочу мириться с такой позицией. Если оно живое, значит с ним можно совладать. Должны же у него быть слабые стороны?

— Попробуй сначала победить Луну. Если получится — смело бросай вызов Хо.

— По-моему ты слишком его переоцениваешь.

— Переоцениваю?

— Конечно. Я уверена, что кому-то всё-таки удавалось прогнать Хо.

— Хм-м, — Евгений улыбнулся.

Эта странная улыбка, похожая на оскал, Ольге не понравилась. Нижняя челюсть Жени начала медленно отъезжать в сторону, затем он резко повернулся к ней, сверкнул глазами, и выдохнул: «Ты права. Однажды у Хо случился прокол».

— И в чём он выражался? — прошептала Оля, с подозрением глядя на него.

— Был один парень, которому удалось избежать страшной участи быть сожранным Хо. Можно сказать, что он улизнул буквально из-под носа у хищника.

— Он спасся?

— Можно и так сказать.

— Но каким образом?

— Я расскажу тебе, — Евгений поднялся с дивана, и, встав напротив неё, продолжил, помогая себе жестикуляциями. — Это был самый обычный мужчина тридцати лет. Работал он в какой-то аудиторской конторе. В общем, типичный клерк среднего звена, конторский работник. Ничего выдающегося в своей жизни не совершил. Да и крепостью характера не отличался. В общем, когда Хо взялось за него, всё говорило о том, что у парня нет шансов. Видимо, именно слепая убеждённость в этом и послужила причиной того, что Хо упустило свою жертву. Три дня оно доводило его до кондиции, и вот когда уже всё было готово, добыча соскочила с крючка!

— Как?!

— Очень просто. Воля этого паренька оказалась крепче, чем Хо предполагало. Он нашёл в себе силы встряхнуться от сомнамбулического оцепенения, и использовать драгоценные минуты свободы для спасения. Он не стал дожидаться ночи, которая должна была стать для него последней. К тому времени он превратился в несчастное затравленное существо, пугающееся каждого тёмного угла, и трепещущего от мимолётных галлюцинаций. Шёпот в его голове стал нестерпимым. Ему казалось, что из каждой подворотни, подвала, канализационного люка, за ним кто-то внимательно наблюдает. Терзаемый этими непрекращающимися страхами, он собрался с силами и решился на отчаянный поступок. Заперев дверь в своём кабинете, он взял два тонко заточенных карандаша, затем трясущимися руками вставил их себе в ноздри острыми концами внутрь, так глубоко, как только было возможно, а потом со всего размаху ударился этими карандашами об письменный стол, за которым сидел…

— Ах! — Ольга прикрыла губы ладонью. — Какой кошмар.

— Всё завершилось летальным исходом, — кивнул Евгений. — Зато Хо не получило свою жертву.

— Но какой ценой.

— Поверь мне, этот поступок и в сравнение не идёт с тем, что ожидало бы его ночью. Лучше убить себя, нежели быть заживо съеденным.

— По какому принципу Хо выбирает себе жертву?

— Одному ему известно. Знаю только, что оно легко отличает куклу от человека. Действует по принципу паразита. Грубо говоря, вселяется в свою жертву, и какое-то время паразитирует на ней, ломая волю, убивая личность, превращая в удобоваримое беспомощное ничтожество. В зависимости от силы характера жертвы, это паразитирование может продолжаться от одного дня до недели. Хотя, иногда случались исключения, когда на травлю жертвы Хо тратило месяц, а то и больше. Но это было гораздо реже. Вцепившись в очередную жертву, Хо не просто разрушало её самосознание, оно также зорко следило за внешней обстановкой, и за теми, с кем жертва входит в контакт. Именно среди этого окружения, оно и определяло себе очередную добычу. Как заразная болезнь. Если представить, что человеческий мозг — это живой компьютер, то Хо — талантливый хакер, который без труда взломает любую, даже самую сложную систему.

— Если его сущность не призрачна, то как ему удаётся вселяться в людей?

— Во-первых, не в людей, а в кукол. А во-вторых, для овладения чьей-то волей Хо совершенно не обязательно влезать в тело своей жертвы буквально. Оно воздействует на неё дистанционно. Элементарный телекинез, высокоразвитые ментальные способности. Биоэнергетика — тонкая штука, до сей поры не подвластная человеческому разуму. Разумеется, Хо не способно проходить сквозь стены, как привидение. Но оно может с лёгкостью просочиться в любую щель, даже самую узкую.

— То есть запертая дверь для него не преграда?

— Если только она не герметична. Хо универсально. Оно обладает целым арсеналом средств для охоты на нас. У него имеется как минимум три дополнительных чувства. И оно способно возникать где угодно и когда угодно. Единственное, чего оно не может — проявлять активность в дневное время. Я пока не знаю почему. Сначала думал, что оно попросту боится солнечного света, как какой-нибудь вампир. Но это оказалось ошибкой. Хо не боится солнца, оно лишь остаётся запертым в периферийном мире, граница в который плотно перекрывается непреодолимым спектральным фоном. Грубо говоря, Хо попросту отгораживается от нас чем-то вроде стекла, прозрачного только с одной стороны. Поэтому мы его не видим, и оно не может никаким образом повлиять на нашу жизнь. Всё что оно может — это прятаться по тёмным закоулкам и подвалам, где его возможности становятся доступными, пытаться психологически влиять на слабых людей и дожидаться прихода сумерек, которые вновь откроют ему дверь в наш мир.

— А ты случайно не знаешь, кого оно избрало следующей жертвой?

— Ответ на этот вопрос мне неведом. Обычно оно выбирает в первую очередь тех, кто надломлен, и стремится к уединению. С ними проще справиться. Будьте внимательнее. Не тешьте себя пустыми надеждами, помощь к вам не придёт. Спасение утопающих — дело рук самих утопающих.

— Обнадёжил…

— Прости, но я считаю, что в данном случае горькая правда лучше сладкой лжи. Зачем давать тебе пустые надежды? Ты должна готовиться к самому жуткому и тяжёлому испытанию в своей жизни. И от твоей подготовленности будет зависеть исход этого противостояния. Вместе мы сможем опрокинуть Хо. По одиночке же оно передушит вас как цыплят, не задумываясь. Но я помогу тебе, если ты поможешь мне.

— А чем я могу помочь?

— Главное — верь мне. И не поддавайся на провокации Хо.

— И что это могут быть за провокации?

— О-о, самые всевозможные. Но ты должна помнить одно. Пока мы вместе — нам ничто не страшно. А сейчас, идём, я должен кое-что тебе показать, — Евгений протянул её за руки, и помог подняться с дивана.

Они остановились посреди комнаты, продолжая держаться за руки, а затем начали вращаться по кругу, всё быстрее и быстрее, словно в танце. Вскоре Ольга перестала понимать, они ли это кружатся, или же стены комнаты вращаются вокруг них. Видя перед собой лишь зеленоглазый взгляд Евгения, она погрузилась в водоворот головокружения, не заметив, что комната видоизменилась, превратившись в залу. Руки соскользнули, и она пошатнулась, стараясь удержать равновесие.

Когда иллюзия вращения прекратилась, и всё встало на круги своя, Ольга решилась открыть глаза и осмотреться. Зал, в который они переместились, напоминал дворцовые апартаменты, обставленные богатой мебелью и дорогими украшениями. Женя стоял неподалёку, и держал в руках большой альбом в синем бархатном переплёте. На его лице сияла загадочная улыбка, словно он что-то замышлял.

— Вот, — он погладил мягкий бархат переплёта. — Здесь всё. Всё, что осталось.

— Что это? — спросила Оля.

— Это «Альбом порванных фотографий», — он протянул ей увесистую книжицу.

Ольга открыла первую страницу и, не произнеся ни слова, печально улыбнулась. Её глазам предстали старые фотографии, на которых они были запечатлены вдвоём с Евгением: улыбающиеся, юные, счастливые. Каждая фотография была аккуратно склеена по кусочкам и заботливо разглажена.

— Помнишь их? — спросил Женя. — Ты порвала их все, сразу после того, как…

— Помню, — кивнула девушка. — Я всё помню. Это была моя ошибка, за которую я потом себя долго корила. Я надеялась таким образом избавиться от преследующих меня воспоминаний, но не смогла. Мне неприятно вспоминать тот глупый поступок.

— А может и не глупый, кто знает? В любом случае, это — всего лишь фотографии, не более.

— Не-ет. Это не просто порванные фотографии. Это порванная память. Клочки воспоминаний. Тёплых воспоминаний, — глаза Ольги начали слезиться. — Как хорошо, что ты их сохранил.

— У меня больше ничего не осталось. Признаюсь честно, я уже о-очень давно не открывал этот альбом, потому что боялся.

— Боялся?

— Да. Мне было страшно, что воспоминания задушат меня. Ностальгия обострит чувство одиночества, вернув мою боль и тоску об утраченном. Я прекрасно понимаю, почему ты их порвала. Сколько раз я сам едва удерживался от соблазна, чтобы не совершить то же самое. Но меня останавливало лишь одно: понимание того, что уничтожение снимков не избавит меня от мучительных вспышек памяти.

Ольга с улыбкой листала страницы альбома, поочерёдно вглядывалась в реставрированные кадры. Иногда ей казалось, что они оживали, прокручивая фрагменты из прошлого подобно коротким видеоклипам. Неизвестно, что она чувствовала в эти минуты. И Евгений не отвлекал её до того момента, пока она не перевернула последнюю страницу.

— Как тебе этот небольшой экскурс в прошлое? — осведомился Женя, забирая альбом.

— Спасибо, что напомнил мне о тех чудесных временах. Знаешь, я всегда их помнила, такое невозможно забыть. Я скучаю по тем славным годам. Жаль, что жизнь распорядилась иначе.

— Жизнь не должна распоряжаться людьми. Наоборот, люди должны распоряжаться собственной жизнью. Это отличает их от кукол. Беда в том, что люди по природе своей — игроки. И они частенько любят играть в заведомо опасные игры. Например, когда они начинают играть жизнями других людей. И им неведом священный закон, в котором говорится, что нельзя играть чьей-то жизнью. Тем более, если это человеческая жизнь.

— Смысл сказанного мне не совсем понятен.

— Это не столь важно. Признайся, ты ведь наверняка когда-то играла в куклы, да? Тебе нравилось это, нравилось? — потирая руки, вопрошал Евгений.

— Я не понимаю, причём здесь это?

— Неважно. Забудь. Мне в голову неожиданно пришла идея показать тебе кукольное представление. У меня есть маленький кукольный театр с очень красивыми куклами. Хочешь посмотреть спектакль?

— Вообще-то я думала, что наша встреча пройдёт в несколько ином русле… Но если ты считаешь это целесообразным, то-о… Показывай своих кукол, — согласилась Ольга.

— Пр-рекрасно! Усаживайся поудобней.

Девушка села в мягкое кресло, и с любопытством взглянула на приятеля, деловито похаживающего вокруг большого ящика, покрытого пёстрым цветным покрывалом с жёлтой бахромой по краям. Неожиданно включившаяся над ним лампа ярко осветила скрытую от глаз коробку, после чего Евгений громко хлопнул в ладоши, и, воскликнув «Вуа-ля!», сдёрнул с неё покрывало. Перед глазами взволнованной Оли предстала миниатюрная сцена, напоминающая рождественский вертеп. Занавес скрывал то, что на ней находилось, от пытливых глаз, и Евгений не торопился его открывать. Обойдя свой минитеатр, он облачился в разноцветный костюм средневекового образца, с несуразной шапочкой, плащом, и дутыми шароварами в красно-синюю полоску.

— Почтеннейшая публика! — вещал он. — Добро пожаловать на премьеру великой драмы! Правда, название сей пьесы я, увы, придумать пока не успел, но это не столь важно. Главное — сюжет! Эта лирическая сказка поведает вам о любви и дружбе, об изменчивости людской натуры и поисках истины. Она повествует о вечных ценностях, окружающих нас. Итак, представление начинается!

Заиграла приятная музыка, и занавес начал медленно отодвигаться в сторону, открывая сцену. Сначала открылась только её половина, изображающая кукольную комнату. В ней находился парень-кукла, сидящий за столом. В руке он держал перо, которым что-то писал. Куклу приводила в движение рука Евгения, удерживающая её за туловище.

— В некотором царстве, в некотором государстве, жил да был молодой принц, — нараспев начал Женя, и высунувшись из-за сцены, уже нормальным голосом добавил. — Ты не обращай внимание на то, что у него нет короны и рубашка с джинсами вместо мантии. Это такой современный принц. Модный.

Ольга улыбнулась.

— Звали этого принца… Ну, в общем-то, не важно как его звали. Пусть будет Роланд. Этот принц очень любил писать стихи. Да-да, он был поэтом. Поэзия была его любимым увлечением, наверное, потому, что на всё остальное у него не оставалось времени, так как будучи принцем, ему приходилось управлять целым королевством, а это непростая задача. Так проходили дни. И принц Роланд чувствовал, что ему чего-то не хватает для счастья. У него было всё: королевство, слуги, богатства, и, что самое главное — преданные друзья. Но он всё равно чувствовал себя одиноким, и ждал чего-то от жизни, надеясь на какое-то чудо. И вот однажды дождался. К нему прилетел голубь, который принёс записку в клюве. Из этой записки принц узнал, что в соседнем королевстве живёт юная принцесса, которая точно также одинока и любит стихи.

— «Неужели где-то живёт человек, который испытывает то же, что и я?» — удивился Роланд. В записке говорилось, что принцессе Генриетте очень понравились его стихи, о которых в её стране ходит слава, и она бы очень хотела услышать их в исполнении автора. Кроме того, если ему интересно, она бы с радостью прочла ему стихи собственного сочинения.

Занавес открыл вторую половину сцены, отгороженную от первой перегородкой. Там находилась ещё одна миниатюрная комната, в которой за столом сидела миловидная куколка. Высунувшись из-за импровизированной ширмы, Евгений блеснул ухмылкой и продолжил.

— Короче говоря, тривиальная история на тему «встретились два одиночества». Но не всё так просто. К сожалению, жизнь полна сюрпризов. Роланду очень хотелось встретиться с красавицей Генриеттой, но так как он был очень занят государственными делами, то смог назначить ей встречу лишь спустя несколько дней. Написав принцессе ответное письмо, он отправил его со своим верным гонцом Юджином.

Выйдя вперёд, Евгений распахнул свой плащ, на несколько секунд загородив сцену от Ольги.

— Преданный курьер помчался так быстро, как только мог, чтобы доставить послание. И вот он прибыл в соседнее королевство, и передал это послание молодой принцессе.

Сцена вновь открылась. Теперь на ней был показан игрушечный двор с деревцами и скамеечкой. Кукла-принцесса принимала свиток из рук слуги-Юджина, в почтении склонившегося перед ней. Фигурки двигались словно механические. Принцесса, как живая, разворачивала послание, и с упоением читала его, в то время как гонец, припавший на одно колено, не смел поднять головы.

— Девушка была счастлива получить весточку от своего незнакомого друга из соседнего королевства. Она пригласила Юджина прогуляться вместе с ней по парку. Тот не мог ей отказать. И весь день она расспрашивала его о принце Роланде, какой он, как выглядит, чем живёт. Юджин с удовольствием рассказывал ей о принце и о том, какую жизнь он ведёт. Так незаметно пролетел день. Затем посла угостили по-королевски, и оставили его ночевать, предоставив одну из самых лучших комнат во дворце. Несложно догадаться, что наивный Юджин был пленён очарованием принцессы. Он влюбился в неё с первого взгляда, а она, в свою очередь, прониклась к нему самыми тёплыми чувствами. Их отношения с каждым днём становились всё крепче, но тут вдруг приехал Роланд. История приобрела неожиданный оборот, — Евгений приник к стенке театра, и начал вращать большой рычаг, похожий на ручку шарманки.

При этом сцена начала разворачиваться, открывая свою обратную сторону. Там находились декорации, изображающие лес, по которому скакали два всадника. Один был худым, бледным, с большими печальными глазами. Это был принц. Второй же был смуглым, крепким, одетым в персидский костюм. На его боку висел кривой ятаган. По виду, этот персонаж был то ли турком, то ли арабом.

— Роланд опасался встретиться по дороге с разбойниками, поэтому он взял с собой в путешествие своего верного друга и оруженосца — Анвара, выходца из одной восточной страны, честного и отважного парня, который никогда его не предавал. По дороге они разговаривали.

Сняв принца с коня, Женя легонько потряс его, и, изменив голос, произнёс: «Как ты думаешь, Анвар, друг мой, я понравлюсь принцессе Генриетте?». Затем он взял Анвара в другую руку, и также потряс его, ответив с восточным акцентом: «Вай, дарагой, о чём рэч? Канэшно понравишься, да!». Опустив кукол на место, Евгений вновь начал вращать рукоять «шарманки», возвращая предыдущие декорации. На скамеечке посреди парка сидели Генриетта и Юджин, которые держали друг друга за руки.

— Беднягу Юджина терзало то, что он не мог себе позволить любить эту девушку. Она была принцессой, а он — всего лишь подданным. И потом, принц Роланд был его другом. Он не мог вставать у него на пути, не потому, что боялся, а потому что очень дорожил этой дружбой. Поэтому он простился с Генриеттой, и бросился опрометью бежать прочь, не в силах обернуться назад. Напрасно принцесса звала его. Он исчез навсегда. А тут как раз подоспел принц со своим оруженосцем. «Здравствуй, Генриетта. Я приехал к тебе». — «Здравствуй, Роланд. Я очень рада тебя видеть». В общем, оба были рады встрече. Весь день гуляли и беседовали о жизни и о стихах. «Он определённо умён и образован. У него богатый внутренний мир, и с ним есть о чём поговорить. Но он заносчив и излишне самоуверен, — сделала вывод принцесса, пообщавшись с Роландом. — Другое дело, его друг Анвар. Знойный, красивый, весёлый. Приятный во всех отношениях». Восхищённый своей новой знакомой, принц предложил ей руку и сердце, но она отказалась, ответив ему следующее: «Мы очень близки духовно, но не более того. Нам интересно вдвоём, но это не значит, что мы должны быть вместе». Опечаленный принц вернулся восвояси. Его дворец опустел, потому что Юджин исчез, а Анвар через неделю вернулся к себе на родину, где его ждал любимый гарем. А Генриетта, вдохновлённая тем, что её полюбили, перестала быть затворницей, и вскоре познакомилась с молодым и жутко красивым королём из очень богатого королевства и влюбилась в него. Правда потом, через какое-то время он женился на другой королеве, но это уже другая история. А озадаченный Роланд сидел в своём дворце и размышлял, что же это за загадочная женская душа? И почему вся эта дурацкая история произошла именно с ним? Его можно понять. Узнать о том, что кроме стихов и фантазий в тебе больше нет ничего привлекательного — это большое огорчение. Когда твой лучший друг влюбляется в твою возлюбленную, которая в свою очередь сходит с ума от другого твоего лучшего друга — это вообще ни в какие ворота не лезет. Хотя бы потому, что тогда твоя непосредственная роль в этой пьесе окончательно теряет смысл. Любовь — штука коварная. Мораль этой истории такова: когда дело касается серьёзных чувств и романтических отношений, никогда не следует прибегать к помощи посредников. Лучше всё делать самому, в одиночку. А вообще, всё это ерунда, конечно же. Если чувства хрупкие и ненадёжные, то им ничто не поможет, и всё равно, когда-нибудь появится кто-то, кто уведёт счастье у тебя из-под носа. Будь то Юджин, Анвар, или пресловутый незнакомый король. Но, как поётся в песне: «Если к другому уходит невеста, то неизвестно кому повезло», хе-хе-хе…

— Я не понимаю, что ты хотел всем этим сказать? — нахмурившись, спросила Ольга.

— Не удивительно. Вам, женщинам, вообще свойственно подобное непонимание. Жизнь — штука сложная, для некоторых людей даже слишком сложная. Не все относятся к любви как к развлечению, или временному явлению. Поиграть в любовь можно с куклой. Но с человеком играть в любовь крайне опасно. Словами «Мне было с тобой хорошо. Давай останемся друзьями», не получится склеить разбитое сердце. Если уж берешь на себя ответственность, становясь чьей-то судьбой, то найди в себе силы проявить благоразумие: спасти душу, любящую тебя, или же избавить её от мучений раз и навсегда.

— Каждый человек должен нести ответ прежде всего сам за себя.

— Что ж. Это твоё мнение. А вот Антуан де Сент-Экзюпери сказал: «Мы в ответе за тех, кого приручили». Конечно же, это удобно, если одного любишь, а другого используешь, когда тебе скучно, грустно или одиноко. Только вот ничто в нашем мире не бывает просто так. Такие игры чреваты печальными последствиями. Ведь то, что испытывает другой человек — рано или поздно отольётся тебе сполна. Нельзя играть людьми, как куклами. Это до добра не доводит…

— Я никогда никем не играла.

— Тогда тебе нечего бояться, — Евгений поднял куклу Генриетту и тихо рассмеялся. — Ха-ха-ха, боже мой. Чем я тут занимаюсь, подумать только! Играю в куклы, как сопливый малец. Что за глупое занятие? Это всего лишь куклы, не напрягайся.

Произнеся это, он бросил куклу на пол. Генриетта упала на голову, и Ольга с ужасом услышала, как её малюсенькие косточки хрустнули. Шея куклы сломалась, в результате чего её голова неестественно выгнулась. Маленькая принцесса лежала напротив Ольги, лицом к ней, и ошеломлённая девушка увидела, как с её губ стекает тонкая ниточка крови.

— Что ты наделал?! — воскликнула она, растерянно взглянув на Женю.

— А что такого?

— Зачем ты бросил её?

— Захотел и бросил. Это всего лишь кукла, — взяв со сцены Роланда, он с безразличием поглядел на него, пожал плечами, и забросил в металлическое корытце, стоявшее на полу поодаль.

Кукла со звоном упала в эту ёмкость. От этого звука Ольга вздрогнула. Ей показалось, что игрушка зашевелилась, что она возится в корыте, и предпринимает попытки из него выбраться. Подбежав к ней, Оля увидела, что это действительно так. Роланд на самом деле пытался подняться на ноги, но те, очевидно, сломались при падении. Повернув к ней своё страдальческое лицо, со слезами на глазах, кукла пропищала: «Помоги мне», — и протянула руку. Ольга склонилась над ней, и нежно взяла на руки. Малыш прильнул к своей спасительнице, но Евгений был непреклонен. Он чиркнул спичку, и когда пламя вспыхнуло, с жестокой улыбкой, метко бросил её в цель. Горящая спичка упала прямо на принца. Одежда куклы вспыхнула как факел. Оля выронила фигурку и отшатнулась. Яркий огонь озарил её лицо и обжёг пальцы. Роланд упал обратно в корытце и начал корчиться, пожираемый пламенем. Его хриплый писк резко оборвался. Пластиковая кожа с шипением плавилась, обнажая уродливый скелет-каркас. Некогда красивое благородное лицо быстро превратилось в нечто бесформенное и отвратительное. Девушка закрыла лицо рукой. Едкий дым разъедал ей глаза.

— Зачем?! — ужасалась Ольга. — Зачем ты это сделал?! Он был живой!

— Он был куклой, — спокойно ответил Евгений. — Странная особенность — жалеть кукол, и совершенно не жалеть людей. Как же я ненавижу это. Как же я ненавижу кукол!

Его лицо стало страшным. Волосы взъерошены, зубы оскалены, глаза сверкают зелёным пламенем. В вытянутой руке зажата кукла Юджин. Евгений медленно сжимал её в кулаке, сминая, расплющивая, не обращая внимания на её писк, на то, что у неё вылезают глаза из орбит, и изо всех отверстий игрушечного тела течёт кровь, вслед за которой начинают лезть внутренности. Красная жидкость, пузырясь, струилась между пальцев Евгения, но ему было наплевать на это. Он хохотал как безумный.

Перепуганная Ольга не узнавала в этом обезумевшем неуравновешенном маньяке своего старого друга Женю — тихого и спокойного молодого человека. Он неожиданно превратился в дикое сумасшедшее существо с выпирающими скулами и звериным оскалом. Отшвырнув в сторону останки Юджина, Евгений угрожающе навис над Ольгой, но вдруг за его спиной появился другой человек, который возник непонятно откуда. На нём были одеты грязные лохмотья. Лицо скрывал капюшон. Зловеще завывая, таинственный бродяга набросился на Евгения сзади, и отшвырнул его в сторону. После этого он кинулся к Ольге, и сбросил свой капюшон. Девушка сразу узнала своего неожиданного спасителя. Это был Женя! Оля не могла в это поверить, но их действительно было двое. Два Евгения Калабрина! Однако, они сильно различались внешне. Новый Евгений представлял из себя жалкое зрелище. Густая щетина на лице, уже начинающая образовывать лохматую бородку, красные воспалённые глаза, мерзкий запах изо рта, и грязные всклокоченные волосы. Он был похож на уличного бродягу.

— Скорее! — вскричал он, сильно тряхнув Ольгу за плечи, и обдав своим жутким выдохом. — Убегай! Иначе погибнешь! Ну же, беги!!!

Теперь Оля увидела, что лицо нищего наискосок расчерчено четырьмя кровавыми полосами. То были следы от чьих-то острых когтей. Он не шутил. Она действительно была в страшной опасности. Неподалёку от них, из темноты восставал другой Евгений… Евгений ли? Судя по силуэту, вырастающему на фоне серого полумрака, это было уже совсем другое существо.

— «Хо! Хо!» — разнеслось по залу.

Подобно выстрелу из стартового пистолета, это заставило Ольгу моментально вскочить, точно её ошпарили, и броситься прочь. Куда — не важно. Метнувшись в первый попавшийся коридор, она помчалась по нему, не оборачиваясь назад. Лампы вокруг то загорались, то гасли, на какое-то время погружая помещение в полную темноту, но Оля не останавливалась.

Вскоре она выбежала в зал, где на потолке висели хрустальные грозди люстр. Они равномерно раскачивались, точно маятники, со скрипом и звоном. Откуда-то доносились монотонные мычащие звуки, как будто играл старый патефон, крутящий пластинку на очень медленной скорости. Миновав этот мрачный зал, девушка оказалась в очередном коридоре. Пространство вокруг неё начало искривляться. Коридор вытянулся, исказился, его стены покосились направо, затем налево. Проход ежесекундно изменял свой наклон, и вообще потерял геометрическую правильность. Ольга чувствовала, что искажается не только коридор, но и она сама искривляется, подобно отражению в кривом зеркале. Её ноги то становились коротенькими, мелко семенящими, то вдруг вытягивались, совершая трёхметровые шаги. Такие же изменения происходили со всем её телом, как будто бы лишившимся костей, и превратившимся в аморфную расплавленную субстанцию. Эти трансформации завершились, когда она миновала следующую комнату с безликими расплывчатыми стенами, и вдруг оказалась перед бездонной пропастью, возникшей под её ногами совершенно неожиданно.

Не успев затормозить, Ольга полетела вниз, мимо висящих в пустоте гигантских колёс-шестерней, с лязгом вращающих друг друга, мимо исполинских пружин и каких-то немыслимых механизмов. Вдруг она ударилась обо что-то твёрдое и гладкое, после чего заскользила вниз, беспомощно пытаясь за что-нибудь зацепиться. Скольжение прекратилось, когда Ольга достигла ребра внушительного диска, завершающего длинный столб. Длинная конструкция оказалась огромнейшим часовым маятником, методично раскачивающимся в пустоте. Повиснув на его диске, девушка носилась взад-вперёд, замерев от волнения. Безумная качка начинала вызывать у неё приступы головокружения и тошноты, но она держалась изо всех сил, боясь соскользнуть со спасительной опоры. К сожалению, это оказалось выше её сил. Головокружение взяло своё. Ольгу начало мутить. Она склонялась из стороны в сторону, в такт амплитуде дьявольских качелей. Всё поплыло перед её глазами, и Оля сорвалась вниз.

Неизвестно сколько времени продолжалось её падение, но ей очень скоро начало казаться, что она не падает, а висит в пространстве, в то время как воздух, с безумным свистом, проносится мимо неё — снизу-вверх. Самое удивительное, что это оказалось правдой. Когда сознание прояснилось, Вершинина осознала, что стоит на твёрдой земле, а воздушный поток, обдувавший её, являлся продолжительным порывом ветра, остановившимся сразу, как только она пришла в себя.

Вокруг, насколько хватало взгляда, раскинулась бескрайняя гладь серой земли, без единой кочки и впадинки, а над этой равниной висело грязно-синее небо, по которому с огромной скоростью неслись, обгоняя друг друга, рваные облака. Идеально гладкая почва, при рассмотрении, оказалась самым обычным асфальтом. Вся поверхность была заасфальтирована до самого горизонта. Рядом, стелясь, пронеслось что-то невидимое и очень быстрое, создавая резкий шорох, срежет и треск, при этом оставляя за собой широкий след, расчерченный белыми полосами, и обрамлённый тротуарами с ровными бордюрами.

Ольга не поверила собственным глазам, прямо перед ней только что появилась настоящая дорога. Не успела она опомниться, как созданную трассу пересекла ещё одна, затем ещё. Сетка магистралей повсеместно расчерчивала гладкую асфальтированную пустыню с невероятной быстротой. Дороги горбились мостами, зарывались в туннели, огибали многокилометровые круги кольцевыми автострадами. Они всё множились и множились, на глазах превращаясь в улицы.

Из асфальтового панциря поднимались, вытягиваясь и изгибаясь, мачты уличного освещения, похожие на шеи брахиозавров. Светофоры, фонарные столбы, билборды, дорожные знаки — всё это произрастало монументальной растительностью, окружая Ольгу со всех сторон.

Далее процесс обрёл ещё более внушительные масштабы. Вокруг начали появляться здания, лениво поднимающиеся над поверхностью. Многоэтажные башни выдвигались из земли, дребезжа стёклами, и уходили крышами в небо. Уже через пятнадцать минут местность изменилась до неузнаваемости. Одинокая путешественница стояла посреди гигантского мегаполиса, затерявшись среди высотных зданий, пёстрых вывесок и блестящих окон. Дышать становилось всё труднее с каждой минутой. Вместе с этим, до её слуха доносился нарастающий шум, приближающийся со всех сторон, окружающий её. Город был совершенно пустым, и откуда мог появиться этот шум, было совершенно непонятно.

— Он просыпается, — послышалось за её спиной. — Будь осторожна!

Она обернулась и увидела Евгения. На нём вновь был костюм, и он выглядел совершенно привычно.

— Кто?

— Город. Сейчас он оживёт. Запомни, самое главное — не потеряться в нём. Потеряешься — пропадёшь.

— Что мне делать?

— Держись рядом, и ничего не бойся.

Грохот усилился, и стал невыносимым. Между бетонных громадин струился клубящийся смог. Загустевший запах выхлопных газов порождал головную боль. Оля обернулась навстречу надвигающемуся шуму. На столбах и зданиях, один за другим начали загораться большие и яркие светодиодные экраны с рекламой. Сразу после этого по улице помчались машины. Со свистом и шорохом они проносились мимо, оглашая окрестности звонкими сигналами и визгом тормозов. Это был нескончаемый поток транспорта.

Но то, что творилось на тротуарах, поражало не меньше. На Ольгу и Евгения надвигался сплошной людской поток. Толпа приближалась неумолимо быстро. Судя по безразличности, которую выражали каменные лица пешеходов, было понятно, что они не остановятся и вот-вот сомнут их. Бросившись было назад, Оля с ужасом увидела другой поток, надвигающийся с противоположной стороны. Их зажимали с двух сторон. Бежать было некуда: впереди и позади — бездушная живая масса, сжимающая их на пятачке тротуара, между высоченной стеной здания и проезжей частью, наводнённой безумным транспортом. Путей отступления не существовало.

Ещё секунда, и тиски сомкнулись. Поток вошёл в поток и перемешался. Ольгу затолкали и затёрли в самом центре этой многоликой реки. Ей наступали на ноги, больно толкали локтями в бока, сбивали с ног сумками и мешками. Некоторые граждане налетали на неё всем корпусом. Кто-то попросту не замечал её, продолжая двигаться дальше, кто-то оборачивался и произносил в её адрес какое-нибудь ругательство, вроде «Чего тут встала? Корова!». Оля пыталась уворачиваться от людей, но эти попытки были безуспешными. Также безуспешно она искала в толпе Евгения. Наконец, среди сплошной движущейся армии промелькнула знакомая фигура. Ольга бросилась в ту сторону и не ошиблась. Это действительно был Женя. Он несказанно обрадовался, найдя её, и метнулся навстречу, протягивая руку.

— Оля! Скорее хватай меня за руку! Я выведу тебя отсюда! — кричал он.

Девушка потянулась к нему, но боковое «течение» пешеходов упрямо отталкивало их друг от друга. Наконец их пальцы всё же коснулись друг друга, осталось сделать последний рывок, но тут какой-то высокий парень в военной форме бесцеремонно налетел на Ольгу, и опрокинул её на тротуар. Даже не извинившись, он перешагнул через неё и скрылся в толпе. Евгений кинулся на помощь подруге, но ему преградила дорогу толстая женщина с двумя забитыми до отказа авоськами.

— Чего раскорячился, придурок! — рявкнула она. — Уйди с дороги!

Попытавшись обойти толстуху, Женя нарвался на группу двигающихся навстречу бритоголовых подростков, которые буквально замяли его, увлекая вслед за собой.

— Оля! — крикнул Евгений, пытаясь освободиться.

Но тут же получил удар в солнечное сплетение и скорчился на тротуаре. По его рёбрам и лицу прошлись высокие ботинки с металлическими набалдашниками на подошвах, после чего бритоголовые растворились в толпе, которая продолжала своё течение по тротуару, с сердитым бормотанием обтекая лежащего на асфальте человека.

Ольга пыталась найти выход из этого дикого столпотворения. Всюду чужие, незнакомые и совершенно равнодушные лица: рабочие, пенсионеры, студенты, разношёрстные служащие и бомжи. Тысячи глаз, тысячи ног. Над всем этим шевелящимся течением сверкает пленительный блеск магазинов, дорогих бутиков, казино и ресторанов. На светодиодных экранах, не прекращаясь, крутятся ролики, демонстрирующие кадры сладкой жизни обеспеченных людей, рекламирующих что-то непонятное. Улица наводнена самым всевозможным людом, кормящимся на берегах нескончаемой реки пешеходов: уличные торговцы, попрошайки, милиционеры, промоутеры — подобно роботам выполняют каждый свою функцию, согласно определённой стезе.

Достигнув более-менее спокойного участка улицы, Ольга немного пришла в себя. По крайней мере её больше не толкали и не сбивали с ног. Рядом находилась остановка, к которой время от времени подваливал нагруженный городской транспорт, извергающий из своих дверей немыслимые орды горожан, и поглощающий ещё более значительные их массы. Дверцы троллейбусов и автобусов едва закрывались, буквально зажёвывая людей.

Чёрный зев метрополитена, рядом с которым остановилась Оля, внезапно разверзся, словно расширившись, подобно гигантской пасти, и изрыгнул очередную волну людей, которая едва не захлестнула одинокую девушку. Едва она увернулась от этого бормочущего и шаркающего потока, как сзади на неё обрушилась другая лавина человеческой массы, вырваться из объятий которой уже не представлялось возможным.

Течение заталкивало её в душную, глубокую глотку беспощадной подземки. Сопротивляться неудержимому напору было бессмысленно. Её всё глубже заталкивали в глухую подземную духоту.

— В этом городе трудно остаться собой, — произнёс кто-то. — Это город-истукан, город-хищник. Его кровь — сточные воды, его кишечник — метрополитен с глистами электричек, его мозг горстка жалких кукол, наивно возомнивших себя самодержцами. Это кукольная фабрика! Проклятый улей. Раковая опухоль на теле Земли.

— Я хочу выйти отсюда! — Ольга начала расталкивать толпу локтями. — Выпустите меня!

— Не сопротивляйся. Я жду тебя. Лети ко мне, птичка моя! Хо! Хо!

— Не-ет! Не надо! — закричала девушка.

Чья-то крепкая рука, вынырнув из движущейся череды бесформенных тел, схватила её за запястье и потащила в сторону — к стене. Впереди открылась дверь и кто-то втолкнул Ольгу в тускло освещённое помещение комнаты охранника. Когда она обернулась, то с облегчением увидела слегка помятого и запыхавшегося Евгения.

— Ты как?! — спросил он.

— Всё в порядке, — ответила та. — Куда мы попали?!

— Не важно. Потом объясню!

Женя захлопнул дверь и, поспешно стерев кровь текущую из царапины на лице, кинулся к подруге. Сграбастав девушку в охапку, он потащил её в угол, и заставил сесть там. Усевшись рядом с ней, он обнял её, и начал шептать на ухо.

— Что бы не случилось, не уходи от меня далеко! Тебе грозила страшная опасность. Хо пыталось завладеть твоим разумом. Не верь Хо! Никогда не слушай его, и не поддавайся на его провокации!

— Но я его даже не видела! — воскликнула Ольга.

— И слава богу.

— А что вообще происходит? Где мы? Что это за город?

— Это мёртвый город. Город кукол. Здесь люди становятся куклами. И здесь правит Хо. Ты попала на перекрёсток. Мы должны срочно сойти с него!

— Что за перекрёсток?

— Перекрёсток иллюзий. Я потом тебе расскажу, что это такое. Сейчас нет времени!

— Но как нам сойти с него?

— Положись на меня. Я вытащу тебя отсюда.

Экраны наблюдения на пульте охраны один за другим, начали выключаться. Затем в помещении погас свет.

— Не бойся, — Евгений прижал Ольгу к себе. — Всё будет хорошо.

Темнота постепенно поглощала их. Успокаивало лишь ощущение, что они рядом, не смотря ни на что. Женя обнимал Ольгу уверенно и надёжно. Было понятно, что он никому не даст её обидеть, и больше не исчезнет, бросив подругу на произвол судьбы. Рядом с ним было безопасно.

В кромешной тьме царила абсолютная тишина, нарушаемая лишь дыханием двух людей. Оля постепенно успокаивалась, и уже почти пришла в норму, когда ей вдруг почудилось, что рук у Евгения больше чем две, но она поспешила отмахнуться от этой мысли, сославшись на ложное восприятие, навеянное темнотой. Расторможенное сознание Ольги не позволяло ей сосредоточиться, а странные поглаживания, совершаемые Евгением, действовали расслабляющее, усыпляя бдительность девушки. Она чувствовала, что вот-вот заснёт.

Темнота постепенно рассеивалась, и тусклый свет, забрезживший откуда-то, принёс с собой сырую прохладу. Но в объятьях Евгения было тепло. Ольга подняла слипающиеся глаза, и увидела над собой тёмный свод подземелья, завешанный седыми клоками паутины. Они находились в каком-то мрачном подвале. Попытавшись подняться на ноги, Оля с ужасом осознала, что не может пошевелиться. Её руки и ноги были сплошь опутаны мягким и чрезвычайно крепким шёлком. Паутина! Женя не гладил её, а планомерно опутывал. И вообще это был не он. Когда Ольга увидела, кто был вместо него, то онемела от страха и отвращения. Она лежала в объятьях гигантского паука. Восьминогий монстр аккуратно прижимал её к своему ворсистому подбрюшью, и не преставая опутывал пленницу свободными лапами. Его многоокая личина с чёрными шариками глаз и зловещими хелицерами, постоянно шевелящимися, словно он непрестанно жевал, с хладнокровным безразличием взирала на опутанную девушку сверху вниз.

Ольга дёргалась, пытаясь вырваться, но паутина была слишком крепко затянутой. Настолько крепко, что ей невозможно было даже набрать в грудь воздуха для крика. Всё, что ей оставалось, это с безумной тоской и леденящим душу страхом ждать своей неминуемой участи. Когда несчастная потеряла последнюю надежду на спасение и уже смирилась со своей судьбой, хелицеры паука вдруг остановились. Он перестал её поглаживать и, опустив на пол, произнес ровным человеческим голосом: «Иногда бывает так, что ты вдруг оказываешься на пересечении двух потоков, порождённых разными разумами. Когда миры соприкасаются, и иллюзии проходят друг через друга, насквозь. Это явление условно именуется «Перекрёстком Иллюзий», оно порождает немало парадоксов, и может быть крайне опасно, если один из этих иллюзорных миров создан враждебным разумом, как в данном случае. Тебе повезло, ты вовремя сошла с перекрёстка».

— А? Что это?

Ольга в очередной раз открыла глаза, и увидела, что уже находится в помещении, наполненном мягким светом. Когда она закрывала веки, то вновь видела подвал с паутиной, но это видение с каждой секундой отступало, растворяясь в небытие, и исчезая. Вместо липкой паутины было тёплое одеяло. Она лежала на широченной кровати, покрытой полупрозрачным пологом. Паука рядом не было. Вместо него, склонившись над ней, сидел Женя.

— Не бойся. Это сон, — ответил он. — Сон во сне.

— Я видела необычные вещи. Сначала ты показывал мне кукольный спектакль, потом появился твой двойник, и в результате я оказалась в большом городе, в котором заблудилась. Затем меня поволокла под землю людская толпа, и я услышала голос Хо. Оно приближалось ко мне, но ты меня вовремя спас, а после вдруг превратился в большущего паука. Всё это было сном?

— Ты переутомилась. Перекрёстки иллюзий нередко вызывают череду бессвязных грёз, которые сильно давят на психику. Тебе нужно отдохнуть. Но прежде чем ты отправишься в мир сновидений, я должен тебе кое-что сказать. Сегодня ты вплотную столкнулась с кознями Хо. Мне удалось вытащить тебя. Но кривить душой не буду — тебе невероятно повезло. В дальнейшем тебе придётся учиться самостоятельно выбираться из подобных передряг. Иначе пропадёшь.

— Но как?

— Перво-наперво, научись отличать происки Хо от моих иллюзорных творений. Это не так просто, но, одновременно с этим, и не столь сложно, как может казаться. Обычно действия Хо сопровождаются кошмарами и неприятностями. Но будь готова и к тому, что иногда оно будет пытаться подстраиваться под мой стиль, чтобы тебя запутать. Оно играет с нами в жесточайшую и суровую игру, в которой мы не имеем права на поражение. После каждой моей попытки совладать с ним, оно яростно контратакует, не гнушаясь самыми низкими методами. Если ты будешь верить мне, если не отступишься, и будешь на моей стороне вне зависимости от обстоятельств, спровоцированных нашим общим врагом, то у нас есть шансы победить его, — Евгений взял её за руку.

— Пока я мало что понимаю во всём этом. Нелегко признать, что всё это существует в действительности, — устало ответила Ольга. — Но я тебе верю, не смотря ни на что. И прошу, чтобы ты верил мне. У нас нет выбора. Если Хо объявило нам войну, то мы должны его победить.

— Я рад, что ты всё поняла. Сумеречному противостоянию пора положить конец. Вместе мы справимся — я уверен! Я помогу тебе, обучу всему необходимому. Главное, не бросай меня, и верь мне. На какие бы ухищрения не шёл противник, только вера друг в друга будет гарантом нашего взаимопонимания, и силы нашего союза.

— Мы вместе. А это главное.

— Верно. Это — самое главное. А теперь спи. Ты должна хорошенько выспаться, — Евгений поцеловал её в лоб, и неслышно отошёл в сторону.

Утомлённая Ольга больше не пыталась сопротивляться чарам сна, и тут же погрузилась в царство грёз, где её наконец-то ждали покой и умиротворение.