И царь был распален ее великим жаром.
И на Шебдиза он вскочил во гневе яром.
Он грозно выкрикнул: «Меня не скоро жди!
Коль море иль огонь увижу впереди,
Клянусь: я от огня не отвращу Шебдиза,
И что его прыжку морей кипучих риза!
Не думаешь ли ты, что буду спать и впредь?
Ручаюсь: дремлющим Хосрова не узреть.
На высоту слона теперь я земли взрою,
И боевых слонов для смотра я построю.
И стану я, как слон, — могучий, грозный слон.
Я на подушке спал. Я ныне пробужден.
Я, все забыв, осла завел на эту крышу.
Свести сумею вниз! Я зов рассудка слышу.
Кувшин, что сделал я, теперь не берегу.
Сумел его слепить — разбить его смогу.
Меня ли разжигать, в меня вперяя очи,
Иль обучать гореть во мраке долгой ночи,
Неисполнением желанья устрашать,
Иль мужеству меня надменно обучать?
Моя любовь к тебе меня миров лишила!
О страсть! Тьму-темь, людей она голов лишила!
Я знал бы, коль во мне ты не родила смут:
Опять края венца мне волосы сожмут.
Не голову ль мою поймала ты арканом?
Сняла его, но все ж я пленным был и пьяным.
Ты мне дала вина смертельнее огня,
И опьяненного связала ты меня.
И опьяненному твердишь ты: «Поднимайся,
На трезвого врага неистово бросайся».
Да, мы сразимся с ним! Я вражий сброшу гнет.
Но дай сперва уйти из тягостных тенет.
Душа, опомнившись, движенья захотела.
По следу двинусь я мне радостного дела.
Да, наставленье мне хорошее дано.
И совершится все, что ныне быть должно.
Ты мне сказала все о том, каков я ныне.
Ты мне поведала о зле, о благостыне.
В былом подвластен мне был необъятный дол.
Мой славен был венец, мой славен был престол.
В скитальца ты меня мгновенно обратила,
В того, кто в горестях бессменно, обратила.
Я был пришит к седлу любовною тоской.
Какой бы вихрь занес сюда меня? Какой?
Пока твоя приязнь сверкала мне украдкой,-
И речь твоя ко мне текла, как са.хар, сладкой.
Тобою от любви я ныне отрешен.
На мой отъезд приказ тобою мне вручен.
Я знал, что я уйду, лишь срок укажет небо,
Ведь злонамеренным я гостем вовсе не был.
Был потчеван тобой, — и медлил потому.
Уйду, коль хлеба ты мне сунула в суму».
Гилянского коня направив из ограды,
Путем гилянским он повел свои отряды.
Сердитый на Ширин, он мрачен был, угрюм.
Поход ускоривши, направился он в Рум.
Он знал: стрела врага лететь в него готова.
Венца не стало. Шлем — вот он, венец Хосрова!
Он, зная, что пути оберегал Бехрам,
Скакал без устали по долам и горам.
Четырехкрылый был под ним орел; дракона
Хранил у пояса Бехрам! Страшись урона!
И вот к монастырю примчался он; монах
Ютился там. То был «Всепостиженья шах»
Ему грядущее немало дел открыло,
И для Хосрова он истолковал светила.
Все стало явственней. Он мудрый дал совет.
Он изреченьями открыл Хосрову свет.
И к морю поспешил Хосров, и переходы
Он делал одвуконь. И вот сверкнули воды.
Он гнать вдоль берега гнедого не устал,
В Константинополе кайсару он предстал.
И призадумался тогда владыка Рума,
И важное чело избороздила дума.
Удачею он счел для дома своего
Приезд Хосрова в Рум; и обнял он его.
Узнав, что в числах звезд приязнь, а не коварство,
Прибывшему решил свое вручить он царство.
И дать — хоть воздвигал он христанства храм —
Парвизу в жены дочь — царевну Мариам.
И меж владыками в ночь свадьбы было много
Условий скреплено; все обсудили строго.
О Мариам, о нем, кто счастья встретил свет,
О том, какой он смог румийцам дать ответ,
Как с Ниатусом он хитро, хвостом павлина
Построил рать, о всех походах властелина
Не стану говорить; о том сказал иной —
Бреду, а он уснул, пройдя свой путь земной.
Коль захочу я сбить былым рассказам цену,
Сказитель будущий собьет мне разом цену.