Хосров просит у Мариам снисхождения к Ширин

Лишь из кармана тьмы явился месяц, — горы

Прикрыли им чело, явив свои просторы.


Из трапезной пошел в опочивальню шах.

Опять одну Ширин в своих он видел снах.


Но лишь его слова о Сладкой зазвучали,

Рот грустной Мариам стал горьким от печали.


В своей тоске поник пред Мариам Хосров.

Ису он поминал среди потока слов.


«Я знаю: хорошо то, что Ширин далеко.

Мне в рану сыпать соль ее не может око.


Все ж радостны враги, поступок мой браня,

И обесславлена она из-за меня.


Когда б сюда Ширин явилась без опаски,

Все к справедливой бы приблизилось развязке.


Из горного дворца позволь Ширин мне взять,

Среди дворцовых дев приют ей оказать.


Когда на лик Ширин взгляну хоть ненароком,

Пускай расстанусь я с моим горячим оком».


Сказала Мариам: «О миродержец! Ты,

Как звезды, на людей взираешь с высоты.


С тобою распрю мир оставил за вратами,

Склоняешь небеса ты властными словами.


Коль имя Сладостной твоей душе — халва,

Тебе не сладостна и неба синева.


Ты с мягкою халвой свои уста сливаешь.

К чему ж остывший рис ты все подогреваешь?


К чему тебе шипы? Здесь каждый финик — твой.

Верь, лишь бездымною все тешатся халвой.


В один ларец меня упрятать с ней — затея

Не вавилонского ли это чародея,


Что знает множество присказок, и народ

Сзываючи, пустить готов любую в ход?


Нас разлучат с тобой Ширин лукавой руки.

Тебе — довольным быть, мне ж — горевать в разлуке.


Ведь чары Сладостной я знаю хорошо.

Такие сказки я читаю хорошо.


Есть жены, до пяти не сосчитают с виду,

А хитростью пути отрежут Утариду.


На обливных горшках узоры рассмотри:

То — жены; ясный блеск, да мерзостно внутри.


И верности искать в миру, что полон яда,

У сабли, у коня, у женщины — не надо.


Мужскую верность ты жене не вложишь в грудь.

Промолвил «женщина» — о верности забудь.


Мужчины ищут путь, что служит им защитой.

Но в женах не найдут игры они открытой.


Из левого бедра мы вышли. Должен знать.

Что в левой стороне вам правой не сыскать.


Что тянешься к Ширин? Она не знает бога.

Тебе лишь бедами грозит ее дорога.


Узнаешь ревность ты, она — пучина бед.

Когда ж ты не ревнив, ты не мужчина, нет!


Так шествуй же один — и, лилии подобно,

Веселое чело ты вознеси свободно».


И молвит Мариам с горячностью большой:

«Клянусь я разумом и мудрою душой,


И кесаря венцом, и шахиншаха саном, —

Коль двинется Ширин к прекрасным нашим странам,


Петлею мускусной тоску я утолю

Тобой обижена, себя я удавлю.


Пусть ей меж голых гор чертог послужит кровом.

Ведь населенных мест не видеть лучше совам».


Из речи Мариам Хосров постиг одно:

Двум женщинам вовек ужиться не дано.


Он после речь свою с конца другого строил,

Терпенье проявил и ласковость утроил.


И приезжал Шапур к Хосрову; из долин

Печальных привозил он вести о Ширин.


И возвращался он с уловкою привычной.

От кровопийцы вез ответ он горемычной.


Ширин такой игре дивится: столько дней

Томленья сносит шах, все думая о ней!


Все ж сердцем ведала: его любовь — не ржава,

Но в терпеливости нуждается держава.

Загрузка...