Хозяйка кондитерской "Подарю вам счастье"

Глава 35. Ребёнок?

– Прошу меня извинить, господин Кеннет, – Этель вышла в коридор, но я успел заметить там её помощницу.

В веранде, на первый взгляд, царил не меньший хаос, чем у меня порой на столе в кабинете, но внимательно приглядевшись, понял, что всё располагалось на своих местах. А именно чтобы в нужный момент необходимые инструменты или утварь оказались под рукой. На дне ковшика осталось немного глазури, и я едва сдержался, чтобы не зачерпнуть её пальцем, совсем как в детстве, когда повар гонял меня с кухни. Но разве такое может остановить? И я пробирался снова и снова. Правда, потом ждало заслуженное наказание от отца, но это были такие пустяки по сравнению с возможностью добыть сладости, которых нас сестрой частенько лишали за неподобающее детям герцога поведение или слишком слабые успехи в учёбе.

Этель вернулась в состоянии крайней задумчивости, держа в руках какой-то конверт. Она распечатала его, поддев клапан ножом, а затем достала письмо.

– Что-то случилось, госпожа Айвори?

– Нет-нет, просто сын хочет меня видеть... – машинально ответила она, а затем улыбнулась, дочитав до конца послание.

Сын? У неё есть сын?

– Простите, господин Кеннет, но мне пора идти. Я хотела бы встретиться с сыном, раз выпала такая возможность, поэтому, если у вас остались ко мне хоть какие-то вопросы, предлагаю перенести нашу беседу на другой день.

– Да-да, конечно. Зайду в другой день, – ответил я, хотя на самом деле никаких поводов для новой встречи у меня не было. С другой стороны: кто знает, вдруг наши пути снова пересекутся?

Этель проводила меня на выход тем же путём, каким я попал на веранду, а затем, попрощавшись, подозвала помощницу.

Я вышел на улицу и махнул рукой одному из извозчиков, проезжающих мимо. Сев в экипаж, хотел было сказать, чтобы меня отвезли обратно к месту службы, но решил изменить планы. Странно, что в деле Этель Айвори не было упоминания о ребёнке. Видимо, прижила вне брака или уже после смерти мужа. Тогда немудрено, почему пустилась во все тяжкие, решив открыть собственное дело, ведь на сохранность тайны такого рода нужны немалые средства, как и на содержание сына. Кажется, всё начало вставать на свои места. Неужели Этель всё-таки ничем не отличается от других женщин, побывавших в браке, где супруг намного старше? Это предположение как-то неприятно кольнуло внутри. В итоге я решил проследить за Этель, чтобы убедиться или опровергнуть свою догадку.

Дав извозчику подробные инструкции, приказал ему объехать здание кондитерской, чтобы посмотреть, что будет происходить дальше. Времени было с запасом, чтобы не упустить ничего: всё-таки Этель – женщина, а собираются они довольно медленно, даже если будут опаздывать на поезд. Однако не прошло и получаса, как она вышла из дверей флигеля, в котором жила, и пересекла двор, направляясь снова в кондитерскую. Странно, ведь в отчёте об обыске было сказано, что оба здания связаны между собой на уровне второго этажа. Зачем Этель понадобилось идти через двор? Отдать распоряжения своей помощнице? Но ведь она могла это сделать ещё когда провожала меня. Кажется, я совсем перестал понимать женщин. По крайней мере, одну из них.

Мой экипаж показался из-за угла кондитерской как раз в тот момент, когда Этель остановила извозчика и назвала адрес, по которому следует её отвезти. Судя по маршруту, сейчас мы оба направлялись к одному из отелей Рортана, в котором обычно останавливаются представители знати, бывая в столице. И действительно, экипаж, в котором была Этель, свернул к главному входу «Коронны», поэтому расплатившись с извозчиком, я снова накинул на себя чары невидимости и поспешил к отелю, не теряя из вида платье изумрудного цвета.

Этель шла абсолютно спокойно, не ускоряя шаг и не выдавая своими движениями ни волнения, ни радости или каких-либо иных эмоций, которым обычно поддаются женщины, предвкушая желанную встречу, особенно с ребёнком, которого давно не видели. Задержавшись всего на какие-то считаные доли секунды, она перекинулась с портье парой фраз, а затем направилась дальше, но не к лифту, ведущему к номерам, располагающимся на других этажах, а в ресторацию. Сколько же лет этому сыну? Значит, Этель всё-таки изменяла мужу во время брака? Ведь маленького ребёнка с собой в ресторацию ни нянька, ни опекуны, которым поручено его воспитание, не возьмут, чтобы лишним шумом тот не нарушил покой других посетителей и нормы приличия. А Этель овдовела сравнительно недавно. Или несчастный случай, произошедший с графом Айвори на самом деле не был таковым?

Я воспользовался специальным заклинанием, позволяющим услышать беседу конкретно обозначенных лиц, закольцевав его вокруг Этель, чтобы не упустить ни единого слова, обращённого к ней. Пока она шла к одному из столиков, окинул взглядом зал, пытаясь угадать, куда же всё-таки направляется, но не увидел ни одного посетителя или посетительницу с маленьким ребёнком. Чувствуя, что здесь что-то нечисто, снова переключил своё внимание на Этель, зная, что сейчас всё, наконец-то, прояснится.

Однако она снова умудрилась удивить, когда распахнула объятия молодому человеку, вскочившему со своего места с радостной улыбкой: – Матушка! Как я рад видеть вас в полном здравии!

Матушка? Он серьёзно? Да он был похож скорее на любовника, чем на сына. Я почувствовал внутренне раздражение. Этим двоим нужно было придумать что-то поправдоподобнее для соблюдения конспирации ради поддержания репутации. Всё оказалось до банальности просто... Однако эти двое весьма тепло обнялись, словно и вправду являлись родственниками, а не любовниками. Молодой человек отодвинул стул, чтобы Этель смогла сесть за стол, и только потом вернулся на своё место.

– Рада видеть тебя, Джеймс. Но почему ты один? С Глорией что-то случилось? Она нездорова? – в голосе Этель проскользнуло беспокойство, после чего она с тревогой посмотрела на своего собеседника.

Джеймс... Джеймс... Джеймс... Где-то я уже встречал это имя.

– Ничего такого, о чём стоило бы беспокоиться, матушка. Однако в ближайшее время я не стал бы рисковать, беря её с собой в длительные поездки, – Джеймс загадочно улыбнулся, подзывая жестом официанта.

Этель всплеснула руками, а затем переплела между собой пальцы, мило положив на них щёку: – Джеймс! У вас будет ребёнок?! Как я рада!

– Спасибо! Но я был бы рад, если бы и вы, матушка, подарили мне брата.

Этель тяжело вдохнула, укоризненно качая головой: – Джеймс, ты опять за своё?

– Я говорил раньше и снова повторю: вы молоды и полны сил, у вас ещё столько всего впереди. Не стоит жить прошлым, пусть от него останутся счастливые воспоминания. Жизнь ведь продолжается... Вы сами меня этому учили.

Прошлым... Джеймс... Матушка... Это что, её пасынок? Граф Джеймс Айвори? Но разве возможны такие отношения между мачехой и пасынком? Такого не бывает! Чаще всего новые жёны крайне холодно и даже негативно относятся к детям мужа от предыдущих браков, если не сказать хуже. В лучшем случае настаивают на том, чтобы пасынков и падчериц отправили в пансионы или иные заведения закрытого типа, в худшем – устраивают им невыносимые условия, в результате чего те стараются покинуть отчий дом как можно быстрее. Меня подобное, к счастью, не коснулось, а вот университетские друзья рассказывали много такого, после чего волосы порой вставали дыбом, даже если отбросить в сторону детские обиды или ненависть к отцу за то, что предал память матери, женившись повторно.

Однако, отлучившись ненадолго к стойке, убрал маскировочные чары и получил от портье подтверждение, что в гостинице действительно остановился граф Айвори, который как раз недавно прошёл в ресторацию, чтобы отобедать.

Идиот! Какой же я идиот! Напридумывал себе всякой ереси, став заложником общепринятых стереотипов! Хотелось постучать себе рукоятью трости по лбу, да так, чтобы искры из глаз посыпались!

Между тем Этель быстро свернула разговор о своём возможном будущем, переключив Джеймса на обсуждение его дел и самочувствии Глории, которая, судя по всему, являлась его женой. Эти двое общались так тепло между собой, что я невольно начал завидовать таким отношениям. Даже в моей родной семье, когда мы с Люсиль были совсем маленькими, не было ничего подобного. Родители были достаточно строги и холодны, не проявляя никаких иных эмоций, кроме гордости или раздражения. Честно говоря, я попытался вспомнить, когда мать улыбалась вот также искренне, как сейчас Этель, а не демонстрировала одну из своих улыбок, отрепетированных годами на разные случаи жизни. Про отца и говорить нечего: мужчинам нельзя проявлять недостойных сильному полу эмоций. Вот одно из тех правил, которые вдалбливались в голову с самого детства нам обоим с сестрой. Люсиль намного меня младше и до сих пор не растеряла девичьей инфантильности по отношению к жизни, а потому верила, что отец неправ, хотя и не показывала этого. И вот теперь, глядя, как общаются между собой Этель и Джеймс, внезапно пришёл к выводу, что хотел бы, чтобы у нас с женой, а потом и с детьми отношения складывались именно так, а не как в моей семье.

Меня всю жизнь учили, что чувства и эмоции лишь мешают здоровым отношениям между супругами, создавая ненужную суету и ставя под вопрос благочестие семьи в глазах других. Супругу стоило выбирать исходя из соображений выгоды: либо финансовой, либо социальной, в идеале, чтобы оба эти пункта присутствовали. Если же невеста оказывалась недурна собой, то это расценивалось, как выигрыш в лотерее. Наверное, впервые в жизни я сейчас пришёл к выводу, что не хочу повторить путь своих родителей, хотя оба они были довольны своим браком и желали нам с Люсиль обрести таких же супругов.

Джеймс тем временем посетовал, что находится в Рортане проездом и не располагает достаточным количеством времени, чтобы посетить кондитерскую, но обещал, что на обратном пути обязательно наведается к Этель в гости. Потрясающе, он даже в курсе, чем занимается его мачеха, и как у неё идут дела. Кажется, мне пора пересмотреть систему семейных ценностей, внушённую родителям. Оба представителя семейства Айвори, завершив обед, распрощались не менее трепетно, чем встретились. Этель направилась к выходу, а Джеймс подозвал официанта и попросил счёт.

Оказавшись в паре метров от меня, она внезапно остановилась, а затем, усмехнувшись, прошествовала к стойке и обратилась к портье, попросила перо, бумагу и конверт. Набросав всего несколько строк, отдала запечатанное письмо с просьбой доставить по указанному адресу.

Вернувшись в свой кабинет, я занялся разбором корреспонденции и внезапно наткнулся на уже знакомый конверт. В послании, написанном изящным женским почерком, была всего одна фраза: «Если собираетесь за кем-либо проследить, смените туалетную воду, господин Кеннет».