Хроники Арехина

3

— Меня задержало происшествие, прискорбное, неприятное и непонятное, — принц Петр Ольденбургский говорил по-английски ради присутствующих. — Вы уже, впрочем, знаете, а господин Конан-Дойль и вовсе обнаружил тело. Разумеется, все мы смертны, и печалиться особо вроде бы и нет причин, естественный ход событий не изменить, но только если этот ход и в самом деле естественный.

И господин Конан-Дойль, и Арехин-старший с Егоровым только вздохнули и всем видом выразили подобающие случаю печаль и сожаление. Что делать, подумал Арехин-старший, смертен человек, да ещё ни к месту смертен. Умереть дома, в постели, в окружении семьи — это одно. Умереть на поле боя, сражаясь за Отечество — так и просто честь. Но умереть в общественном или частном парке, видом своим пугая невинных детей… Сын, правда, не выглядит напуганным, но и радости подобные открытия тоже не приносят.

— К делу, — Петр Александрович оглядел троих гостей. Нет, гости — неподходящее слово. Троих исследователей тайного мира? Длинно, но по сути верно. Но для себя он называл их зелаторами, людьми, находящимися на низшей ступени проникновения в Тайну. — Вам слово, Александр Иванович.

Арехин-старший встал, чувствуя себя, как на экзамене.

— В войну двенадцатого года один из пленных, Антонио Росси, был взят в поместье моего прапрадеда, Василия Ивановича Арехина. Тогда это было в обыкновении: брать раненых на своё попечение. Госпитальная служба с наплывом раненых не справлялась, а в поместье, по крайней мере, можно было обеспечить хороший уход. Своих-то раненых, разумеется, пристраивали в первую очередь, но у своих почти всегда была родня, близкая или не очень. К чести наших прадедов, пленных, тем более, раненых пленных врагами они не считали. Достаточно было пленному дать слово до окончания войны никаких действий против России не предпринимать, как он мог рассчитывать на самое снисходительное отношение. Вот так и оказался на воронежской земле лейтенант Антонио Росси. Увы, несмотря на все старания крепостного лекаря, он скончался, да и мудрено было не скончаться, потеряв в сражении ногу по колено, а затем, уже в госпитале, подхватив и злокачественную горячку.

Перед смертью он оставил прадеду свое единственное достояние и историю в придачу. История такова: во время египетского похода Наполеона Росси и ещё четверо его товарищей, патрулируя Каир, стали свидетелем нападения египтян на француза, что было редкостью невиданной: обыкновенно египтяне вели себя тише воды, ниже травы. Патруль обезвредил нападавших (как, лейтенант не уточнял, верно, порубив в капусту), но от полученных ран француз умер у них на руках. Ну, умер, так умер, на войне это случается. После француза осталась карта, которая, по-видимому, и являлась целью нападения египетских разбойников. Или не разбойников: Росси считал, что они принадлежали к привилегированному сословию, о чём свидетельствовали и одежда, и оружие, и бледность, ухоженность кожи лица и рук.

Рассмотрев карту, Росси сотоварищи решили, что это карта сокровищ. Поскольку в самое ближайшее время им предстояло расстаться, да и вообще военный человек в походе в себе неволен, они разрезали карту на сто частей, поделили части между собой и договорились потом, по окончании похода, встретиться, собрать карту воедино и разобраться, где и какие сокровища находятся, отыскать их и разбогатеть. Но не сложилось. Ни с картой, ни с судьбой. О судьбе своих товарищей Росси ничего не знал, или, во всяком случае, ничего не сказал. А фрагменты карты — вот они, — Александр Иванович показал конверт, который до поры держал в руках. — Прадед мой посчитал историю Росси сказкой авантюриста. Действительно, резать карту на сто кусков — что может быть нелепее? Хотя, если представить то время, возможно, смысл в том был: отдать карту кому-то одному было бы тоже опрометчиво. Тот один мог точно также быть убитым, как и любой другой. В общем, дело так бы и закончилось забвением, но прадед всё-таки решил сохранить эти карты, как память о наполеоновском лейтенанте. Места много не занимают, не шумят, есть не просят, пусть лежат. История эта передавалась из поколения в поколение, череда Арехиных не раз пыталась найти смысл в этих обрывках, но тщетно. Два месяца назад я рассказал эту историю сыну — более для того, чтобы развлечь его и развлечься самому, у сына была корь. Показал ему и семейную реликвию, те самые обрезки карты. А сын вдруг указал мне на сходство одного из фрагментов с местом на карте нашей губернии. Он, сын, любит рассматривать карты, и у него очень хорошая память.

Я посмотрел сам — и нашел сходство вполне убедительным. Впрочем, извольте посмотреть, — с этими словами Арехин-старший достал из конверта сложенную вчетверо карту уезда и разложил её на столе. Потом, из особого конверта в конверте, извлёк фрагменты легендарной карты, и один из них положил на карту уезда.

— Сравните, господа.

Рассматривали внимательно, заходя с разных сторон.

— Да, сомнений нет. Это одно и то же место, — сказал принц. — Лысый кордон, это на то стороне реки, верстах в пяти.

— Лысый? — переспросил Арехин-старший. — Вырубка?

— Нет, это, скорее, по аналогии. В Киеве — Лысая гора, ну, а у нас — лысый кордон. Репутация у места скверная, то леший закружит, а, бывает, и вовсе человек пропадает.

— И много их пропало, человек? — поинтересовался англичанин.

— Нет, не много. Да и кто знает, на кордоне человек пропал, или просто из дому ушёл. Пропадали-то люди непутёвые, пьяницы да воры.

— Воры?

— Из тех, кто до чужого леса охочи. Незаконные порубки. Впрочем, последний случай незаконной порубки был четыре года назад, человек исчез, и с тех пор даже забубенные головы обходят Лысый кордон стороной.

— А полиция? Полиция искала пропавших? — продолжил расспросы англичанин.

— Россия — свободная страна, любой человек, за некоторым исключением, вправе передвигаться по её территории без предварительного уведомления властей.

— Но родные, близкие — неужели они не подняли тревогу?

— Родные и близкие перекрестились и вздохнули с облегчением. Единственно, что их тревожит — не вернутся ли домой пропащие души.

— Бог с ними, с пропащими душами, — Арехин-старший поднял фрагмент карты. — Меня интересует другое: как на египетской карте оказался этот самый Лысый кордон площадью в четыре квадратных версты, это первое, и почему остальные девятнадцать фрагментов не имеют никакого отношения ни к уезду, ни к губернии?

— А вы как думаете, Александр Иванович?

— Если бы я не знал историю этой карты, то прежде всего подумал о мистификации. Собственно, и сейчас я не могу полностью исключить её. Ведь я не был свидетелем передачи карты моему предку, и уж тем более находке её на теле погибшего в Египте учёного.

— Но… — подал реплику Егоров.

— Но те ученые, к которым я обращался, убеждены, что пергаменту не один век, даже не десять. И что это не палимпсест, то есть карта на пергамент была нанесена давно, очень давно.

— Тогда как можно объяснить, что на древней карте нашелся фрагмент нашего уезда — и только он один?

— Не знаю, — ответил Егорову Арехин-старший. — Но догадываюсь. Хотя догадки мои более плод фантазии, и никакой серьёзной критики не выдерживают.

— Всё-таки поделитесь, если не трудно, — предложил Петр Александрович.

— Есть такая теория, даже не теория, а гипотеза, будто египтяне пришли на берега Нила отсюда, из воронежской губернии, которая, конечно, в те далекие времена не была ни губернией, ни воронежской.

— Как пришли? — удивился англичанин.

— Я неточно выразился. Приплыли. По реке Воронеж, затем по Дону, затем по Черному морю, Средиземному… И даже не весь египетский народ целиком, а вожди — жрецы, фараоны. Недаром же именно здесь, в нашем уезде Пётр Великий строил флот для противоборства с Турцией. И топонимы указывают на связь: Воронеж — Черная Земля и Та Кемет — Черная земля.

— Ну, как игра ума, допустимо, — сказал Егоров. — Только ведь это объясняет очень мало. Если масштаб этой карты — полувёрстка или около того, то и на остальных её кусочках должен быть наш уезд, максимум — близлежащие уезды. Возможно, так оно и есть, просто ваш сын не распознал их.

— Последнее легко проверить, — Арехин-старший положил поверх карты девятнадцать карточек-фрагментов. — Я разглядывал их не один вечер, но ничего не нашёл. И потом, не посчитайте это родительским тщеславием, но у сына не только замечательная память, он ещё и находит суть там, где любой, да вот хоть и я, ничего, кроме хаоса, не видит. Но вы смотрите, смотрите…

— Лучше мы поступим иначе, — сказал принц. — Я эти фрагменты запечатлею на фотопластинку и сделаю копии, чтобы не трепать пергамент попусту. Если, конечно, Александр Иванович не против.

— Я совершенно за, — сказал Арехин-старший. — Признаться, эта мысль мне и самому приходила в голову, но тут нужен искусный мастер светописи и специальная аппаратура.

— Мастер я, или подмастерье, судить не берусь, но у меня хорошая фотостудия, оснащенная прекрасной аппаратурой. Завтра копии будут готовы.

Арехин-старший тем временем сложил фрагменты карты в конверт и протянул конверт принцу.

— Правда, я почти уверен, что найти новые совпадения не удастся, — сказал он. — Карту эту составили по другому принципу.

— По какому же? — Егоров смотрел на карту Семилукского уезда, словно в поисках подсказки.

— Возможно, на ней отмечены места, так или иначе относящиеся к Древнему Египту, но рассеянные по всему свету, или, скажу больше — по всему времени, по крайней мере, известные египетским владыкам.

— Это как на одной карте обозначить Лондон, Париж и Бомбей? — спросил англичанин.

— Примерно так. Или семь чудес древнего мира, или сто чудес, причем чудес неведомых, непонятных и малозаметных. Или просто странных мест, вроде Лысого кордона.

— Вы думаете, что и во времена египетских фараонов на Лысом кордоне творилось неладное? — принц говорил совершенно серьёзно.

— Полагаю, да. Но более важно узнать, что там творится сейчас. Исследовать магнитное поле, проверить, как будет вести себя хронометр, измерить сопротивление проводников… Тут нужен подробный план, такие дела не с кондачка решаются.

— Совершенно с вами согласен, — сказал принц, но видно было, что ему есть что порассказать о кордоне. Просто не время.