Хроники Арехина

8

— Всё, пора на операцию, — сказал он.

— У вас операция? — спросил Илья. — Неужели здешние врачи оперируют по ночам?

— Оперируют, ещё как оперируют, — он расплатился с подлетевшим официантом. Счёт был завышен втрое, и он не постеснялся красным карандашом, специально носимым на этот случай, исправить ошибки, добавил скромные чаевые (не обсчитывал — были бы нескромные) и сказал:

— Это за всех. Есть неясности, или нужны объяснения?

Официант оказался стреляным воробьем, понял, что можно ждать от гроссмейстера в чёрных очках, и улыбнулся белоснежно и радостно:

— Приходите ещё, будем ждать и верить.

— А можно с вами… на операцию? — спросил Михаил Афанасьевич. — Если не ошибаюсь, вы хотите обследовать могилу местного мнимоумершего нэпмана.

— Откуда вы только всё знаете.

— Помилуйте, мы всё-таки журналисты, а слухов в городе — что блох на уличной собаке. Если ваша операция секретная, мы ничего о ней не напишем без вашего разрешения, вы же понимаете.

— Мы понимаем, — согласился Арехин, — да только у нас места в автомобиле нет.

— Это ничего, мы как-нибудь на извозчике.

— Хорошо, будете понятыми. Смотрите, не отстаньте. Мы гнать по ночной дороге не собираемся.

Неспешно они покинули Колоннаду.

— Баранович, вы в состоянии вести машину?

— Так точно, шеф. Последний час я вообще не пил, да и до этого не налегал. Это Аслюкаев старался…

— Не отрицаю, командор. Старался. Для введение в заблуждение так называемых журналистов. Но готов выполнить любое ваше задание. Мы привычные…

— Выполните, Аслюкаев, обещаю. Итак, мы едем на старое кладбище, за Пятницким базаром. Едем медленно, торжественно.

— Понял, шеф. Место известное. Наших тоже там хоронят… иногда.

Они тронулись, а за ними пристроилась троица из «Гудка», все разные с лица. Маленькая ночная процессия. Автомобиль и коляска. Подозрительно быстро нашли журналисты извозчика — если, конечно, он не из команды «Б» и не ждал их весь вечер. Сейчас у Колоннады извозчиков много, народ начинает разъезжаться. Погуляли, пора и на покой. На кладбище всё же никто не едет. Не вошли у отдыхающих в обычай прогулки по ночному кладбищу. На кладбище отправились лишь шахматный гроссмейстер, кисловодские милиционеры и журналисты столичной газеты «Гудок». Удивительное сочетание.

Ворота были заперты, большой амбарный замок висел, показывая, что живым сюда хода нет.

Старший милиционер Аслюкаев сходил за сторожем, что жил рядышком. Обернулся быстро, и сторож, молчаливый и не склонный шутить, в отличие от сторожей классических (с милицией даже шекспировские могильщики вряд ли стали бы балагурить), открыл путь. Хотя ехать пришлось недолго: новое кладбище, как и старое, на Солдатской горе, не было рассчитано на автотранспорт.

Пришлось идти пешком. Аслюкаев нёс две лопаты, Баранович — карбидный фонарь, снятый с «Ситроена», Арехин — кирку. Журналисты шли налегке и завидовали. На ночном кладбище кирка в руках придает уверенности.

— Э… А куда мы идем? — спросил Михаил Афанасьевич.

— Как куда? Вы же сами сказали — к могиле Антона Сергеевича Лачанова, якобы умершего и похороненного здесь. С целью проведения следственного эксперимента.

Кладбище Арехин знал: неделю назад пытался найти могилу старой знакомой, Аграфены фон Зарнекау. Не нашёл, поскольку слухи о смерти княгини оказались ложными: умерла не она, а её дочь Нина, что не менее печально. Но топографию кладбища запомнил, что пригодилось теперь, местоположение же могилы Лачанова было указано в папочке, что дал ему Николай Николаевич. Не говоря уже о том, что и гудковцы, и Аслюкаев с Барановичем должны были знать место наверное, пусть и молчали об этом.

Путь много времени не занял: Лачанов был человеком уважаемым, таких не хоронят в дальних закоулках.

Могила бросалась в глаза своей незавершенностью. Ни надгробья, ничего. Полузасыпанная яма, вот и вся память о несостоявшемся покойнике. И этого слишком много, яму заровняют или, напротив, отроют наново и похоронят другого достойного человека. Но не сразу, а когда шум поуляжется. Занимать чужие могилы среди достойных людей считается дурным тоном. Разве что новопреставленный будет не вполне достойный. Скажем, полудостойный. И тогда для него быть похороненным в могиле человека более достойного станет последним поощрением. Но каково соседям?

Баранович пристроил фонарь на ветке дерева.

— Приступаем, — сказал Арехин подчиненным. Те взялись за лопаты. Земля рыхлая, милиционеры полны служебного рвения, и вскоре лопаты ударили о крышку гроба.

Арехин тем временем обошёл окрестности. Если тут были кладбищенские воры, да хоть и из числа работников кладбища, инструменты они должны были принести с собой. И, поверженные рукой воскресшего покойника, оставить их здесь. Если, конечно, их позже не прибрали соратники по кладбищенскому труду. Но кладбищенский труд не способствует сплочению пролетариата, напротив, развивая склонность к философствованию, принятию горячительных напитков и экспроприации кадавров, он, скорее, развивает нездоровый индивидуализм и групповщину.

Во всяком случае, под кустами кладбищенской акации, что пахла ничуть не хуже акации парковой, он нашёл и старые канаты, и фомку. То, что надо.

И когда подошёл момент, он сбросил вниз канаты.

Посильное участие в поднятии гроба приняли все, и теперь смотрели на него, ожидая второго действия.

Не затягивая антракта, антракту без буфета цена керенка, Арехин дал фомку Аслюкаеву:

— Вскрывай гроб.

— А кто в нём? — что гроб не пустой, было ясно уже по его весу.

— Для этого мы сюда и прибыли — узнать.

Аслюкаев сноровисто — и откуда сноровка, интересно? — открыл гроб. Баранович снял с ветки фонарь. Никаких сомнений — в гробу лежал местный уважаемый человек, Антон Сергеевич Лачанов. Но запах, положенный умершему тридцать шесть часов назад, был необычен: пахло серой.

Вот так и рождаются вредные слухи.

Арехин подошёл, и, не прикасаясь к самому телу, достал за цепочку пресловутые золотые часы, те самые, которые привлекли кладбищенское ворьё. Да и за одежду, за туфли тоже денег можно выручить. Почистить немного, проветрить — и неси на базар или к знакомому портному. Освободил от костюма цепочку. Посмотрел время: два часа с четвертью. Часы шли точно, видно, недельного завода. «Павел Буре, поставщик двора его величества». Всегда верное время.

Лицо покойника даже в неестественном свете карбидного фонаря порозовело, растрескалось, и по трещинам пробежался тёмно-вишнёвый, затем алый, а потом и белый огонь.

Запах серы усилился, и усилился резко. Над гробом встало облачко, сначала небольшое, но растущее не по дням — по секундам. Сернистый газ. Все невольно отступили.

— Отойти на десять шагов — сказал Арехин. И вовремя: едва они отступили от могилы, как газовый поток превратился в сернистый смерч. Там, у гроба, недолго и отравиться. И в десяти-то шагах не сахар. Яркий луч карбидного фонаря едва пробивался сквозь облако газа. Свет из гроба подсвечивал облако снизу.

Правильно делают и курортники, и горожане, что не гуляют по ночным кладбищам. Тут недолго расшатать последние нервы.

Прошло пять минут, десять. Только шум ветра и кашель наблюдателей. Но смерч стих, облако развеялось и запах серы стал почти терпимым.

— Куда же он делся? — спросил Баранович.

Гроб был на месте, но изрядно обгоревший, причём обгоревший изнутри. А тело, одежда, обувь исчезли начисто. Ни костей, ничего. Кроме часов с цепочкой, которые предусмотрительно изъял Арехин как материальное свидетельство вскрытия гроба гражданина Лачанова Антона Сергеевича. Доказательная сила ничтожна. Часы никак не объясняют исчезновение в сернистом смерче останков усопшего. Шестеро свидетелей? После ресторана? Нужно проверить, что они в ресторане ели. Есть, говорят, в горах грибочки. Если один гриб порезать мелко-мелко, так, что и глазом не увидишь, и добавить острую приправу, то можно и будущее узреть, и прошлое открыть, и даже по обратной стороне Луны погулять. А уж три графина кизлярки вдобавок…

Арехин нарочито громко защелкнул крышку часов. Сейчас, в тишине кладбища, прозвучало, как удар кнута.

— Что ж, этого и следовало ожидать. Следственный эксперимент завершён. Свидетелям я напоминаю о необходимости сохранения тайны следствия и желаю приятно провести остаток ночи, утра, дня и всей жизни. Нам же нужно заняться прямыми обязанностями. По машинам!

— Постойте, вы что, в самом деле ждали всего этого — Михаил Афанасьевич показал на могилу, гроб, небо.

— Тайна следствия — она для всех тайна. Любой мой ответ можно рассматривать, как недостоверный, поэтому я и отвечать не буду. Думайте сами.

Аслюкаев навесил на ворота замок и отнёс ключ в сторожку. Баранович вернул фонарь в гнездо автомобиля.

Корреспонденты топтались у извозчика, но садиться не торопились, словно ждали финального аккорда.

Не дождались. Вернулся Аслюкаев, и «Ситроен» покатил в город.

— К «Белой вилле», шеф? — спросил Баранович.

Арехин ответил не сразу. Навестить двойника Лачанова, мнимовоскресшего? Но больница не кладбище, в больнице живые люди поправляют здоровье, и будоражить их посреди ночи демонстрациями загадочных сил природы — если таковые случатся — без явной необходимости не стоит. А явной необходимости нет.

— К «Белой Вилле», — согласился он.