Идеально безумный мир

Глава 16

— Два шага на север, десять верст на юг… — пробормотал Роман, сосредоточенно отсчитывая нужные тридцать шагов от указанной Марко точки, — Двадцать пять на восток и еще девятнадцать на зюйд…

— Ты сейчас заведешь нас так, что даже Тьери на наше «ау» не сумеет прибежать — заблудиться! — фыркнул хранитель памяти и, отодвинув молодого экспериментатора за себя, спокойно зашагал вперед, мысленно считая шаги. До тридцати он досчитал быстро и, остановившись, огляделся.

— Итак, мои дорогие спутники… в какую сторону мы будем сворачивать? Потому что я лично пока не вижу ни поворотов, ни дорог.

Роман, теперь уже сам оттерев мужчину плечом, вышел вперед и, покачавшись с пятки на мысок, огляделся, изучая взором каждое отдельно взятое дерево.

— Все-таки нам стоило захватить с собой Чарли… — по прошествии нескольких секунд резюмировал он, — Он бы сейчас быстро сообразил, как бы рявкнул — держи курс налево! Или направо. Или еще какое-нибудь очень морское название.

— Тогда давайте притворимся, что мы справимся и без него, и рявкнем сами, — Влад глубоко вздохнул и, старательно принимая на себя бравый вид, гаркнул, — Забирай влево, салаги! Поворачивай на норд-ост!

— По-моему, норд-ост в другую сторону, — осторожно поправила девушка, молчавшая всю дорогу, — Но у нас же сложилось исторически, что командир Винс — пусть он и командует.

Хранитель памяти, на которого столь умело перекинули все обязанности по выбору пути, на несколько секунд демонстративно пригорюнился. Однако, довольно быстро собрал себя в кучу и, гордо выпрямившись, уверенно кивнул.

— За мной, сухопутные. Я не капитан, но, думаю, выведу вас, куда надо… — и, высказавшись, он уверенно отправился в правую сторону, уверенно до такой степени, что со стороны можно было подумать, будто мужчина всю жизнь только и делал, что искал путь среди этих деревьев.

…Поворачивать пришлось много. Винсент петлял среди деревьев, как заяц, как будто пытался сбить кого-то со следа, запутать следы, но поворачивал при этом всегда исключительно в правую сторону, скрупулезно исполняя указания Марко. В истинности информации, предоставленной ему этим молодым человеком, он почему-то был свято уверен, хотя спутники его, переглядываясь, несколько раз негромко выражали сомнения, заключающиеся в основном в том, что коли уж юноша так толком и не вспомнил Винченцо, то с какой бы стати ему было действительно помогать ему?

Они шли, тихонько ропща, перешептываясь между собой, пока, наконец, Роман и Людовик, сами не решающиеся спорить с грозным предводителем экспедиции, не вытолкнули вперед Татьяну, решая бросить ее, как родственницу упомянутого предводителя, на амбразуру дядиного гнева.

Девушка, несколько раз недовольно оглянувшаяся через плечо на эту парочку шутников, которые как раз очень активно принялись изображать, что помогают идти раненому Цепешу (тот от этой помощи откровенно заохал), набралась смелости и, нагнав Винсента, осторожно тронула его за локоть.

— Винс… ты меня… в смысле, нас, прости, конечно, но почему ты так слепо вверился Марко? Он не помнит тебя, и я, честно, не понимаю, как ты можешь…

— Все очень просто, — дослушивать ее мужчина не стал, не стал даже оборачиваться, продолжая уверенно шагать вперед, и в очередной раз резко и решительно поворачивая, — Когда я встретил Марко в том, нормальном мире, он не то, что не помнил — он не знал меня вовсе, казался совершенно чужим мне по духу и, честно говоря, даже вызывал некоторое подозрение. Я случайно узнал, кто он такой, приблизился к нему и ощутил… ну, не знаю, как это описать, это что-то вроде ауры, окутывающей хранителей памяти. Я ее ощутил, попытался осторожно завязать с ним разговор — мне не каждый день попадаются представители моего вида, тем более, в Италии! Он отвечал очень скупо, держался настороже, но чем дольше мы общались, тем большее расположение чувствовали друг к другу. Марко — удивительный человек, он способен помочь даже незнакомцу, если тот чем-то понравится ему, он не задумываясь доверится человеку, в котором чувствует — чувствует совершенно интуитивно! — друга. Я вижу, что он чувствует друга во мне и сейчас, и верю ему… Тогда он рассказал мне про Паоло, доверился мне, а я в ответ поведал ему об этом перстне, — Винс вскинул руку, демонстрируя кольцо с опалом на ней, — Я поверил ему, и не ошибся. Он рассказал о перстне Паоло, посоветовался с ним, потом передал его слова мне… Я сам никогда не видел мага, создавшего его, лишь слышал о нем от Марко, слышал только самое хорошее и, если Чеслав по приказу Альберта действительно убил его, я… — он сжал руку с кольцом в кулак, — Я не прощу его. Никогда не прощу ему этого, я не успокоюсь, пока не отомщу!.. Ох, дьявол, — мужчина внезапно остановился и, удивленно тряхнув головой, вытянул правую руку вперед, как-то очень быстро и внезапно успокаиваясь, — А вот и идол.

— «Ох, дьявол» или «ох, идол»? — Роман, каверзно улыбнувшись, вежливо прибавил, — Ты уж определись, будь так добр, гражданин кот, а то вводишь нас, бедных и несчастных в большое заблуждение… А нам сказали, что заблуждаться здесь нельзя! Это чревато. Идолами… — взгляд его упал на деревянную фигуру, застывшую с вытянутой рукой, и лицо молодого человека помрачнело.

— Его трудно назвать идолом… — Татьяна закусила губу, рассматривая встреченный указатель, — Он какой-то… чересчур человечный.

— Похоже, Тьери в этом мире придумал себе новые развлечения, — Людовик, сам шагнувший вперед, немного склонил голову набок, изучая деревянное лицо, — Клянусь, такое ощущение, что в следующую секунду эта несчастная фигура попросит о помощи! Думаете, он правда превратил кого-то в дерево? — парень оглянулся, и девушка, уже привыкшая видеть в нем человека, получающего удовольствие от чужих страданий, с изумлением заметила промелькнувшее в зеленых глазах сочувствие.

Влад, человек не менее впечатлительный, чем Татьяна, предпочел воздержаться от комментариев, только глядя в немом остолбенении на застывшую пред ними фигуру.

Она не была высокой, размер ее совпадал с ростом среднего человека. Лицо «идола», лицо излишне человечное, излишне живое, застыло в какой-то мученической маске, настолько пугающей, что даже Винсенту, человеку бывалому, стало откровенно не по себе. Вытянутая, застывшая в нужном направлении рука казалась неестественно напряженной и тоже, в свой черед, потрясающе живой — даже ногти были видны на выпрямленных пальцах. Вся одежда, каждая складка — все это было искусно вырезано из дерева, или просто обращено в него, как и несчастный человек, ее носящий.

— Кажется… он и вправду был живым, — хранитель памяти шумно сглотнул и, отступив на шаг, покачал головой, — Или просто Тьери развлекается поделкой реалистичных статуй из дерева. Хочется надеяться, что это так, потому что мысль о том, что этот маг мог обратить кого-то в дерево, мне неприятна. Идем…

— Ну, если мы нашли такое зверство, с избушкой проблем не возникнет, — Роман жизнерадостно пожал плечами и, подавая позитивный пример, уверенно зашагал в указываемую идолом сторону (на сей раз это был левый поворот, однако, никого из путешественников это уже не смутило), — Как только увидим насаженные на колья черепа — считай, пришли. Кстати, может еще избушку на курьих ножках поискать?

Винсент, тяжело вздохнув, поспешил догнать излишне резвого виконта и, ухватив его за рукав, остановил, быстро и мрачновато улыбаясь.

— Будь осторожен, Роман. И в своих высказываниях тоже — мне бы не хотелось, чтобы следующим идолом, указывающим путь, стал ты.

Виконт, уже вознамерившийся, было, опять пошутить, ухмыляясь, оглянулся через плечо на собеседника… и неожиданно замер, теряя все слова, прочитал в его глазах что-то такое, что заставило даже его, неукротимого, неугомонного шутника, растерянно примолкнуть и посерьезнеть.

Путь продолжили в тишине. Тропки под ногами видно не было, однако, хранитель памяти уверенно шагал, судя по всему, убежденный, что идет правильно, шел, отгибая ветви деревьев, протискиваясь сам и помогая пробраться друзьям. Иногда или он, или кто-то из его спутников, оглядывались на идола, произведшего на них самое неизгладимое впечатление и, все еще видя его, испытывали невольных страх.

Вокруг постепенно темнело. В лесу сумерки вообще наступают быстро — большие деревья с густой кроной застят свет, заставляя думать, что ночь пришла раньше срока, а уж учитывая, что шли они довольно долго, принимая во внимание и то, что времени потеряли изрядно еще в порту, в этом не могло быть ничего удивительного.

Шуршали шаги по опавшей хвое, тихо перекликались в вышине запоздалые птицы, вероятно, желая друг другу спокойной ночи, — они шли, они спешили добраться до домика мага, и постоянно, всегда, все время, оглядываясь назад, видели жуткого идола, указывающего им путь.

— Мне… кажется, что мы не двигаемся с места, — тихо заикнулась Татьяна, в очередной раз оглянувшись на ужасную фигуру и, немного прибавив шаг, поспешила занять место ближе к предводителю отряда. Тот промолчал, не зная, что отвечать.

Ощущение Татьяны распространилось на всех, теперь уже каждый из членов их небольшого отряда ежесекундно принялся оглядываться на деревянного истукана, неотвратимо грозно застывшего позади, каждый норовил прибавить шаг, чтобы уйти от него, вырваться из странных сетей, но ни один не мог избегнуть этого.

Прошло еще несколько минут. Они шли и шли, шуршала хвоя под их ногами, а идол оставался все так же ясно видим, никаких домишек впереди не появлялось, и никаких перспектив не виделось.

— По-моему, твой Марко нас все-таки надул, — Владислав, ввиду раны устававший быстрее прочих, недовольно обхватил себя руками, — И что теперь делать? Возвращаться к идолу?

— Он же говорил, что вернуться нельзя, иначе рискуешь навсегда остаться здесь, — Татьяна поежилась, в очередной раз оглядываясь на истукана, — И что тогда будет? Вместо одного идола появится шесть?

— Просто мы свернули налево, хотя Марко говорил постоянно идти направо, — Людовик, у которого с каждым шагом все больше портилось настроение, резко остановился и, сдвинув брови, раздраженно огляделся, — Ей Богу, я больше ни шагу не сделаю, пока не пойму, куда мы вообще идем! Давайте прекратим идти прямо и свернем, или действительно вернемся обратно и пойдем в другую сторону… В конце концов, не зря же у идола была такая мука на лице, когда он указывал налево!

Хранитель памяти, упрямо продолжавший шагать вперед, не взирая на то, что все его спутники, следуя примеру молодого мага, остановились, неожиданно застыл с занесенной ногой и, медленно поставив ее на место, неспешно повернулся. На лице его отразилось сплошное изумление, потрясение, казалось, мужчину внезапно постигла какая-то совершенно невероятная мысль.

— Мука на лице… — он покачал головой и, хмурясь, воззрился на идола, — Марко говорил постоянно идти лишь в одну сторону… Дьявол, Луи, похоже, ты прав! Правда, я не уверен, что нам удастся вернуться, чтобы направиться в другую сторону — в конце концов, как было обманом указываемое направление, так может быть обманом и то, что мы видим его сейчас. Идем направо!

— Эй-эй! — Татьяна, справедливо начинающая подозревать, что сейчас волею ее дяди они начнут наматывать круги по заколдованному лесу, пока и в самом деле не заблудятся и не превратятся в идолов, или во что-то похуже, нахмурилась, — Куда направо, почему направо? Винс, я понимаю, что, допустим, идол указывает не в ту сторону, но где гарантии, во-первых, что нужно идти строго в противоположную сторону, а во-вторых, с чего ты взял, что, свернув здесь, мы выйдем куда надо? Как по мне, так уж проще вернуться к этому жуткому указателю…

— И спросить дорогу у него, — буркнул неугомонный Роман, скрещивая руки на груди, — Так мол, и так, великий мученик, подскажи, зачем ты нам наврал и куда на самом деле надо топать.

— Если мы пойдем назад, рискуем заблудиться! — хранитель памяти окинул своих молодых друзей долгим, очень красноречивым взглядом, — И вообще потеряем указатель… — он вдруг замолк, затем неуверенно тряхнул головой и тихо закончил, — Из виду… Погодите-погодите… Но ведь указатели обычно и ставят с этими целями! Если бы место, на которое он указывает, было совсем рядом, указатель бы и нужен не был! Поэтому, когда идешь куда-то, следуешь указанному направлению, сам указатель теряется из виду…

Молодые люди медленно переглянулись. Сложные рассуждения предводителя оставались для них лесом ничуть не менее темным, чем тот, что царил вокруг, и понять, что же подразумевает Винс, было крайне затруднительно.

— Винсент… — Татьяна, торопливо оглянувшись на Романа и Луи, которые, хмурясь, искренне пытались понять, о чем идет речь, быстро смущенно улыбнулась, — Прости, но ты не мог бы…

— Мы должны потерять его из виду! — Винсент воодушевленно хлопнул себя руками по бедрам, — Да-да, я не сомневаюсь, я уверен… Чтобы найти дом Тьери, нам не нужно следовать указаниям этого жуткого идола, наоборот — мы должны заблудиться!

— Если я умру, предъявлю тебе иск, — несколько ошарашенно выговорил виконт и, переглянувшись с братом, уточнил, — Все предъявим. На большую сумму денег и обращение тебя в деревяшку…Что за дурацкие идеи, Винс? Как мы, черт возьми, можем потеряться, если этого истукана видно из любого угла леса!

— Не из любого, — хранитель памяти прошелся перед своими спутниками и, улыбаясь, закусил губу, — Нет-нет, я убежден… Вряд ли Тьери и в самом деле настолько злобен в этом мире, что жаждет постоянно любоваться из окон своего дома на пугало, которое сам же и установил, нет… Луи прав — истинную суть человека не изжить даже потерей памяти, а Тьери всегда был человеком хорошим. Давайте попробуем вернуться. Если, уходя от него, мы не можем уйти, так почему не попытаться приблизиться?

— Потому, что он страшный и на него неприятно смотреть? — подсказал Людовик, вне всякого сомнения, польщенный повторным признанием его правоты, и, разведя руками, вздохнул, — Тогда я требую выдать мне темные очки, чтобы не видеть этого деревянного типа. Кстати, вы заметили, что вокруг стемнело, а он все еще как будто освещен фонарем?

— И правда… — Винсент неуверенно шагнул к идолу и неожиданно широко улыбнулся, — Знаете, ребят… Считайте меня глупым, наивным — в общем, каким хотите, но я предлагаю вернуться и сбить спесь с идола. Давайте завалим его на землю, вдруг это окажется рычаг, который откроет нам путь к дому Тьери?

На несколько секунд повисло молчание. Затем Роман, улыбнувшись не менее широко, чем хранитель памяти, но куда как более вежливо, аккуратно осведомился:

— А сумасшедшим тебя считать можно? Потому что слова твои звучат как бред пациента психушки, куда мы тебя, кстати, до сих пор не отвели. Какое упущение с нашей стороны!

— Ладно, хватит, — Татьяна, как человек, по сию пору сохраняющий остатки здравомыслия, уверенно шагнула вперед, вставая так, чтобы спорщикам было ее хорошо видно, — У нас выбор невелик, ребят, — или последовать совету сумасшедшего, или торчать на одном месте, пока не одеревенеем от времени. Давайте попробуем вернуться, что мы теряем?

— Время и силы, — Влад пожал плечами и, тихонько вздохнув, окинул взглядом темный лес вокруг, — Хотя их мы уже итак потеряли. Ладно, давайте вернемся, хотя я, признаюсь, не горю желанием снова созерцать это пугало…

Споры были прекращены. Путешественники, вздыхая, бурча и переглядываясь, недовольно повернули обратно, шагая уже без прежнего рвения, и глядя теперь преимущественно себе под ноги.

Винсент, мрачный и хмурый, очевидно сомневающийся в своем решении, медленно шел впереди, погруженный в собственные мысли.

Прошло минут десять. Никто не подавал голоса — говорить никому не хотелось, все устали, включая даже неутомимого Романа, и желали передохнуть.

— Главное — держаться вместе, — негромко молвил хранитель памяти, — Не хотелось бы мне потом искать вас… Эй, по-моему, он отдаляется.

Они остановились и недоверчиво вгляделись в пресловутого идола. Он и вправду как будто стал несколько дальше, немного скрылся за ветвями деревьев, чего прежде с ним не бывало, а вытянутая рука его теперь указывала совершенно в иную сторону, в ту самую, куда следовали путники.

— Пошли, — коротко приказал Винсент, и немного прибавил шаг, теперь уже не сводя с идола взгляда.

Спутники, следуя его примеру, поспешили за своим предводителем, недоверчиво всматриваясь во все больше и больше уплывающую вдаль странную деревянную фигуру. С каждым шагом она становилась все дальше, все тоньше, все эфемернее, с каждым шагом все сильнее застили ее ветви деревьев, и только свет ее, как свет небольшого фонарика, еще мелькал среди них.

Прошло еще минут пятнадцать, и хранитель памяти опять остановился, приподнимая подбородок. Идол был уже совершенно не виден, только тусклый огонь виднелся где-то среди деревьев, намекая на место, где он когда-то стоял.

Путешественники, уже начинающие сомневаться, что придут вообще куда-либо, притормозившие следом за своим предводителем, начали мрачно обсуждать, как коротать ночь среди леса. Луи предложил создать палатку, Роман вызвался наколдовать кролика, чтобы Татьяна потом сделала из него жаркое, когда Винсент резко вскинул руку, останавливая дебаты.

— Мы добрались, — негромко молвил он и, широко усмехнувшись, покачал головой, — Вот старый хитрец… Идемте, ребята, идемте, надеюсь, скоро нас и накормят, и напоят, и даже уложат спать.

Роман, Людовик, Татьяна и Влад, решительно не видящие ничего, что могло бы составлять такую радость хранителя памяти, недовольно запереглядывались, однако, будучи утомлены, не нашли в себе сил спорить.

Снова возобновился путь. Молодые люди, вымотанные не только и даже не столько физически, сколь морально, механически переставляли ноги, шагая следом за уверенным Винсентом, косились друг на друга, на землю, на деревья — куда угодно, лишь бы не смотреть на огонек. Он в их душах вызывал уже почти отвращение.

Опять потянулись минуты, опять заболели уставшие ноги…

— Неужели не видите? — Винс, не останавливаясь, улыбнулся, вытягивая руку вперед, — Смотрите же, смотрите и оцените хитроумную уловку старого мага!

Они подняли головы, присматриваясь к огоньку, мерцающему среди деревьев. Несколько секунд понять что-либо было довольно мудрено, но затем Роман вдруг восторженно вскрикнул и быстро прошел несколько шагов вперед.

— Дом! Там дом!

Луи и Татьяна заторопились к нему, внимательнее вглядываясь. Владислав, чуть замешкавшийся, приподнялся на цыпочках, выглядывая из-за их спин.

Огонек впереди, след исчезнувшего из поля зрения идола, манящий, мелькающий, ускользающий, неожиданно остановился, немного разрастаясь, становясь все более и более очевидным. Теперь стало ясно, что горит он в окошке дома, старенькой избушки, немного покосившейся, но очень крепкой на вид, замаскированной мхом, покрывающим крышу и ветвями окружающих ее елей. Стал очевиден замысел хитрого старика…

— Значит, от идола не надо было уходить, надо было идти к нему… — Татьяна пораженно покачала головой, — Идти, пока он не исчезнет, не превратиться в огонек, а огонек не станет светом в окошке… Как это вообще можно понять с первого раза?

— Никак, — Винсент весело пожал плечами и приглашающе махнул рукой, — Идем, и клянусь, если этот старик не пожелает принять нас, мне придется прибегнуть к силе…

Домик мага, столь надежно сокрытый среди лесных исполинов, находился уже довольно недалеко от них, посему путешественники, сделав над собою усилие и еще немного прибавив шаг, вскоре оказались возле его дверей.

Хранитель памяти, гордый тем, что разгадал загадку Тьери и сумел-таки добраться до его обиталища, ухмыляясь, поднял руку, дабы постучать в дверь и неожиданно замер. Странное чувство охватило его, странное ощущение чего-то важного, неотвратимого, чего-то, что ожидало их за дверями этой избушки, чего-то, что ожидало его! Он замер, растерянно глядя на дверь, не решаясь шевельнуться, не решаясь коснуться створки костяшками пальцев и, наверное, так и стоял бы, пока спутники не начали бы проявлять недовольство, если бы дверь неожиданно не распахнулась.

На пороге появился человек, знакомый, известный, наверное, всем и каждому из здесь присутствующих, однако, выглядящий практически неузнаваемо. Если Тьери затруднительно было назвать стариком в нормальном мире, то здесь он, казалось, помолодел еще больше. Морщины разгладились, спина выпрямилась, движения стали уверенными и четкими, и только взгляд, взгляд хорошо пожившего человека, мог еще выдать его.

Маг мягко улыбнулся и, не говоря ни слова, отошел в сторону, делая приглашающий жест внутрь домика. Гости его удивленно переглянулись, силясь понять, значит ли это, что хозяин дома их вспомнил, или же он просто решает проявить вежливость, однако, задерживаться на пороге не стали. Всем им хотелось наконец передохнуть, всем хотелось зайти в так долго разыскиваемый дом, а кроме того, отдельно хотелось удостовериться, что они действительно добрались до цели и что больше она никуда от них не ускользнет.

Правда, пройти дальше порога им не удалось.

Первым остановился Винсент, который и заходил первым, за ним Татьяна, растерянно приоткрывшая рот, а уже за ними и три молодых человека, которым причина остановки поначалу показалась странной, но очень скоро стала объяснима.

Тьери, старый маг, слывший среди своих предателем, проживающий в глуши таинственного, очень густого леса, жил не один.

В комнате, куда сразу же, зайдя в избушку, попадали неожиданные гости, находился еще один человек.

Они стояли, растерянно замерев на пороге, стояли с самым глупым видом, как никогда прежде ощущая себя лишними в этом мире, в этом месте, и пораженно созерцали привлекательную, смутно похожую на кого-то, немолодую женщину.

Она же, в своей черед, по-видимому, ничуть не смущалась ни их прибытием, ни пристальным вниманием к ее персоне.

— Мы рады, что вы сумели добраться, — она мягко улыбнулась и, поднявшись из кресла, в котором сидела, сделала приглашающий жест, предлагая гостям занять места за столом, — Прошу вас, проходите, не стесняйтесь.

— Мы… — Татьяна, растерянно переглянувшись с дядей, покрутила головой, оглянулась на спокойного, приветливого Тьери позади и негромко кашлянула, — Простите, мы не ожидали… Мы думали, Тьери живет один.

— Надеюсь, что многие полагают так же, — маг аккуратно прикрыл за ними дверь и, обойдя группу заявившихся к нему в дом людей, подошел к женщине, — Мы не стремимся к пустой славе. И надеюсь, что после вашего визита не поползут ненужные слухи… Итак. Если вы не желаете принимать приглашения Альжбеты, расскажите, кто вы? И зачем пришли к нам?

— Альжбета… — имя вспыхнуло в сознании яркой искрой. Девушка, цепляясь за стоящего рядом дядю, затрясла головой, не веря сама себе и, прижав свободную руку к виску, потрясенно выдохнула:

— Альжбета! Простите… — взгляд ее устремился к явственно недоумевающей женщине, — Вы… Вы Альжбета… ла Бошер?

На несколько секунд повисла тишина. Женщина, вне всякого сомнения удивленная словами незнакомой девушки, смотрела на нее, силясь понять, чем они вызваны; Тьери непонимающе переводил взгляд с одной на другую, а спутники Татьяны, мгновенно сообразившие в чем дело (все, кроме Людовика. Этот молодой человек как-то упустил в рассказе о событиях прошлого сию немаловажную подробность, уяснив лишь, что Винсент является родственником Татьяне), замерли в ожидании ответа сожительницы старого мага.

— Да… — наконец растерянно отозвалась женщина, — Но разве я известна вам?

Винсент закусил губу и, вздохнув, решительно шагнул вперед.

— Не будем держать интригу, лучше скажем сразу, как есть, чтобы объяснить все вопросы. Дело в том, господа, что девушка, которая заговорила с вами… ваша родная внучка, мадам ла Бошер.

— Так, — Тьери сцепил пальцы в замок, переводя взгляд на женщину, — Ты понимаешь, о чем они говорят?

— Мудрено было бы не понять, особенно при учете того, что говорят они очень ясно… — Альжбета присела обратно в кресло и задумчиво разгладила ткань юбки на коленях, — Итак, значит, вы — дочь моего сына. Мастера.

Татьяна немного понурилась. Как ее встретит родная бабушка, она и представить себе не могла, как не могла и вообразить, как она относится к Альберту. В конечном итоге, в настоящем, в нормальном мире, Альжбеты ла Бошер не существовало вовсе и то, что она была здесь и сейчас, была жива и здорова, не могло не смущать.

Это должно было значить, что Альберт, меняя мир, не забыл о родной матери, сохранив ей жизнь. Должно было значить, что он не настолько испорчен, как уже можно было бы подумать… Но с той же долей вероятности это могло значить и то, что ему что-то нужно от этой женщины, и ее существование чем-то полезно ему. А если так… можно ли вообще доверять Альжбете ла Бошер, тете Альжбете, как звал ее Эрик? Эрик! Ведь он был знаком с ней!

— Это так… — девушка виновато улыбнулась и, спеша перевести тему, немного подалась вперед, — Скажите… мадам ла Бошер, вы, быть может, помните… Это случилось давно, но, возможно, сохранилось в вашей памяти — все-таки такое происходит не каждый день! Молодой граф… он сломал вам сарай, а сам…

По лицу Альжбеты разлилось выражение приятного, счастливого воспоминания, тень доброй и нежной ностальгии. Она заулыбалась, уверенно кивая.

— Малыш Эрик, как же я могу его забыть! Разве вы знаете и его, дорогая внучка? Мне казалось, этот очаровательный юноша сейчас находится в руках мастера, и одному Богу известно, что он делает с ним! Или Дьяволу, что было бы логичнее…

— Эрик мой муж, — долго рассказывать как и что, Татьяна больше не могла, — В том, другом, нормальном мире… Вы, вы оба, понимаете? — она оглядела обоих хозяев избушки, — Альберт изменил мир! В нормальном мире он не мастер, там… там вообще все по-другому, ах! — ее неожиданно шатнуло, и девушка вынуждена была ухватиться за дядю, чтобы не упасть.

Альжбета, переглянувшись с Тьери, нахмурилась и красноречиво указала последнему взглядом сначала на Татьяну, а затем на диван. Мужчина, ибо стариком назвать его не поворачивался язык, кивнул и, подойдя к девушке, мягко ее поддержал.

— Вы, должно быть, очень утомлены дорогой, раз еле стоите на ногах. Пойдемте, вам следует присесть, чтобы больше не расходовать силы… В вашем положении это не безвредно.

Наверное, вспыхни сейчас посреди избушки молния, ни девушка, ни ее спутники не изумились бы сильнее. Татьяна, неуверенно высвободившись из рук сопровождающего ее к дивану мага, непонимающе воззрилась на него, затем покосилась на Альжбету и вновь взглянула на Тьери.

— Но откуда… как… почему вы знаете?.. — последние шаги до дивана она сделала уже самостоятельно, и с неимоверным облегчением присела на него. Спутники ее, тоже, в общем-то, не сильно горящие желанием продолжать изображать из себя истуканы, предпочли наконец воспользоваться приглашением, сделанным им бабушкой Татьяны еще в начале общения, и поспешили занять свободные места. Стоять, по иронии судьбы, остался один лишь Тьери, которому не хватило места.

Альжбета, заметив это, тонко улыбнулась и, не говоря ни слова, поднялась на ноги, принимаясь хлопотать возле стола.

— Я приготовлю чай, — мягко сообщила она и, глянув на старого мага, на мгновение смежила веки, — Расскажи им, друг мой, что мы чувствовали все это время. Расскажи, им это важно.

— Конечно, — мужчина глубоко вздохнул и неожиданно бросил довольно резкий взгляд на пространство рядом с большим камином, расположенном в углу комнаты и ярко полыхающем там. На пространстве, выскочив из ниоткуда с удивительной поспешностью, появился удобный стул, явно предназначенный для создавшего его хозяина дома.

Он придвинул его ближе к столу и, присев, облокотился на последний, оглядывая всех собравшихся вокруг него людей.

— Я не знаю, кто вы, — начал маг после недолгого молчания, понадобившегося ему, чтобы собраться с мыслями, — И абсолютно убежден, что никогда не видел никого из вас прежде. Однако, ваши слова о мире, измененном мастером, а также то, что вы приложили недюжинные усилия, чтобы добраться до меня, говорят о том, что меня вы знаете. Я допускаю даже, что в том, не измененном мире, мы были знакомы с вами. Возможно, именно поэтому я питаю к вам некоторое доверие, и поведаю о том, что вам стоит знать… Полагаю, вас удивляют мои слова, не так ли? — он окинул своих собеседников, хотя точнее было бы сказать «слушателей», долгим взглядом, — Вы смущены тем, как скоро я поверил вам, тем, как легко готов рассказать о том, что должен был бы хранить в тайне. Я объясню это и вы, выслушав меня, быть может, поймете причины такого поведения, — он глубоко вздохнул и, завершив вступление, перешел, наконец, непосредственно к рассказу, — Моя подруга, Альжбета, абсолютно права, говоря, что мы «чувствовали». И она, и я — мы оба наделены силой, быть может, меньшей, чем сила ее сына и вашего отца, милая девушка, но все же достаточной, чтобы чувствовать перемены в мире. Нам известно, что некоторое время назад произошел сильный магический всплеск, повлекший за собой некоторые изменения, которые должны были бы отразиться на всех, на всем мире. Кроме того, нас смущал тот факт, что прошлое наше было как будто стерто из нашей памяти, вырвано из нее кем-то сторонним, без нашего на то согласия и без нашего ведома. Мы с Альжбетой давно предполагали, что причиной этого стал именно тот самый магический всплеск, мы пытались выяснить, узнать, но, увы… Мастер умеет скрывать следы своих деяний. В этом мире постоянно ощущается какая-то неправильность, фальшь, словно в нем есть какая-то червоточинка, мешающая поверить в его подлинность, и теперь я вижу, что это действительно так. Вы, девушка… — он устремил взгляд на Татьяну, — Я чувствую, что вы носите дитя. Но при этом ощущаю, будто это происходит на каком-то другом уровне вашего существования, не здесь и не сейчас, и вместе с тем, одновременно с происходящим. Разумеется, в таких вопросах больше поможет разобраться Альжбета, но и моих знаний для этого довольно, — маг перевел взгляд на свою подошедшую подругу и, глубоко вздохнув, закончил, — Ввиду того, что я сообщил, думаю, вы понимаете, что мы готовы поверить вашим словам, сколь бы странны они ни были. Поэтому прошу теперь вас приступить к рассказу и поведать о том, что же произошло и каким образом сын Альжбеты сумел изменить мир.

— Началось все с того, что я убил вашего местного мастера, — Людовик, выслушавший все слова старшего мага с глубочайшим вниманием, приосанился, гордо улыбаясь, — Тогда он, правда, был еще совсем даже не мастером, а просто нашим неродным дядюшкой-обманщиком, но героизма моего подвига это не умаляет! Я…

— Луи, пожалуйста, — Винсент быстро улыбнулся, останавливая юношу жестом и вновь перевел взгляд на Тьери, — Извините. Он очень гордится тем, что сделал, но, боюсь, упускает из виду тот факт, что рассказать нам нужно гораздо больше, нежели просто поведать о том, как Альберт сумел изменить мир. К сожалению, в этом мире нам часто приходится тратить время на пространные рассказы, придется потратить его и сейчас и, признаться, я очень надеюсь, что вы станете последними людьми, кому мы будем объяснять все это. Итак, все началось не только и не столько с того, что наш местный герой убил вашего местного мастера. Все началось значительно раньше, и мне кажется, это может иметь немаловажное значение уже потому, что Альберт учился по записям вашего предка, Тьери. Я говорю о Рейнире.

…Рассказ, как обычно, затянулся. На сей раз хранитель памяти говорил один, друзья и союзники перебивать его не пытались, но быстрее от этого сообщить о произошедших событиях не получилось. Голос Винсента звучал довольно монотонно; иногда он, охрипнув от собственного красноречия, закашлявшись, делал глоток поданного на стол чая, но затем вновь продолжал и все говорил, говорил, говорил…

Татьяна, слушающая пересказ того, чему свидетельницей была сама, во второй раз за сегодняшний день, тихонько вздыхала и периодически склоняла голову то на плечо Роману, то на плечо Луи, между которыми сидела, начиная задремывать. Ее будили, она просыпалась, сонно кивала, подтверждая истинность слов хранителя памяти, и опять начинала засыпать.

Было уже за полночь, когда Винс наконец добрался до конца повествования и уверенно поставил в нем жирную точку.

— Вот так и вышло, что я, человек, некогда знавший Рейнира, не помню ничего из собственного прошлого и из того, чему он мог меня научить, а Альберт, обучавшийся по его записям, сумел своей смертью перевернуть мир с ног на голову.

Альжбета, слушавшая рассказ с таким же интересом, как Тьери, периодически переглядывающаяся с ним, закусила губу, размеренно кивая.

— Вы сейчас рассказали очень интересную историю, молодой человек, — маг, сдвинув брови, глянул на нее, как будто пытаясь обменяться мыслями, и глубоко вздохнул, — И высказали довольно любопытную мысль, но вероятно, и сами не поняли ее…

Женщина кивнула в последний раз, и сама покосилась на него.

— Да, верно… Из ваших уст, возможно, прозвучала истина, которая вполне может идти в разрез с вашими убеждениями, мой мальчик. Вы сказали, что смерть Антуана, смерть моего сына, перевернула мир с ног на голову…

— Быть может, это произошло не спроста, — Тьери развел руки в стороны, — Быть может, помимо собственной магии мастера здесь вмешалась еще и воля провидения, не желающего, чтобы он покидал этот мир. Я не берусь судить мироздание и разбираться в его играх, но коли все произошло именно так, то существует вероятность того, что мастер должен жить. Ибо смерть его станет началом конца целого мира, как бы странно и неприятно это ни было.

— Именно, — Альжбета на секунду сжала губы, — Вы знаете, Антуан никогда не был образцовым сыном. Насколько мне известно, он знал о моем существовании и в годы, когда воспитывался в Нормонде, однако, никогда не попытался найти меня и побеседовать со мною. Не знаю, чем я так обидела его, но это так. Однако, смерти ему я не желаю — он мой сын, родная кровь, к тому же он сумел стать отцом такой прелестной дочери, — она быстро послала улыбку внучке, — А его достижения, не взирая на страх, который внушают мне, не могут не вызывать и восхищения. Жаль лишь, что они идут не во благо… Будь я рядом, я смогла бы упредить вред, что он наносит мирозданию.

Татьяна глубоко вздохнула и, ответив на посланную ей улыбку улыбкой немного скованной, опустила глаза. Слова этой женщины, слова матери ее отца, ее грусть о том, что он не позволяет ей быть рядом, удивление, непонимание причин этого вместо того, чтобы заставить ее рассердиться на родителя, всколыхнули в памяти девушки строки из дневника старого Гийона де Нормонда, человека, принявшего Альберта в своей семье и своем доме. Как это он писал? «Она отвратительная женщина, она торгует этим маленьким ангелом как куском мяса в базарный день!». А Альберт, если не изменяет память, знал об этом. Он нашел дневник своего названного отца, прочитал его… Чему же здесь удивляться? Альжбета продала сына, запросила за него невероятную сумму денег, вроде бы с благой целью обеспечить его будущее, а вроде бы и желая личной наживы. Разве можно винить Альберта, Антуана, что он не желает видеть и знать родную мать? Для него мамой стала другая, ею стала Натали, жена Гийона, безмерно полюбившая маленького мальчика, но эта женщина…

Татьяна вздохнула еще раз и попыталась скрыть обуревающие ее чувства. Все-таки эта женщина — ее родная бабушка, к тому же, способна оказать какую-то помощь. Следует сдерживать свои порывы…

Разговор, между тем, продолжался. Винсент соглашался со своими более старшими собеседниками, кивал, да периодически сетовал на то, что Рейнир отобрал у него память, а вместе с нею и умения, которые наверняка привил ему; Людовик клевал носом; Роман сидел с открытыми глазами и недовольным видом, скрестив руки на груди, и периодически зевал; Влад вообще откровенно дремал, притулившись на стульчике возле края стола. Про чай свой художник давно забыл, усталость валила его с ног, и сил сопротивляться ей у него больше не было.

Наконец, это было замечено хозяином дома. Тьери поднялся на ноги и, быстро улыбнувшись, указал взглядом на Цепеша.

— Этому юноше нужен хороший отдых, полагаю, он измотан дорогой. К тому же, как вижу, его мучит рана… Завтра я займусь ею. Сейчас же всем вам надлежит хорошо отдохнуть, выспаться, поэтому я смею предложить вам приют этой ночью. Но прежде… Винсент, признаюсь, мне не дает покоя один вопрос, — взгляд его устремился к несколько растерявшемуся хранителю памяти, — Вы сообщили нам, что сумели побороть магию мастера, сумели восстановить память одного из своих друзей. Почему же вы не попытаетесь вернуть память себе самому?

— Как… — Винс, откровенно опешивший от такого вопроса, немного подался назад, изумленно глядя на собеседника, — Нет… ну, память о том мире вернулась ко мне, когда я надел кольцо, вот это кольцо! — он поднял руку, демонстрируя свое украшение, — Это перстень Рейнира, здесь сомнений быть не может — когда мы были в памяти Рене, я видел его на руке старика. Однако, гравировку свою он все еще не оправдывает — события того мира я вспомнил, но солнце в опале так и не засияло…

— Я говорю не о событиях обычного мира, — маг тонко улыбнулся, — Я говорю о том, что вы бы могли вернуть себе воспоминания, стертые из вашей памяти моим предком.

Людовик, как-то сразу проснувшись, встрепенулся, удивленно переводя взгляд с Тьери на Винсента и обратно. Роман, тоже мигом оживившийся, подался немного вперед, недоверчиво созерцая опал на руке хранителя памяти. Татьяна растерянно приоткрыла рот. Влад сполз на стол и, подложив руку под щеку, тихонько засопел во сне.

— Я не смогу, — Винс, несколько секунд сам созерцавший перстень, убеждено качнул головой, — Магия Альберта — это одно, он все-таки не слишком хорошо разбирается в вопросе замещения воспоминаний, но Рейнир… Если он дал мне этот дар, значит, и сам владел им, притом куда как лучше меня, я не сумею побороть его магию!

— А мне кажется, вы могли бы, — Альжбета, с интересом внимающая беседе своего друга с молодыми людьми, задумчиво потерла подбородок, — Подумайте, Винсент, ведь вы — хранитель памяти. Первый из хранителей памяти, вам ведомо то, на что не способны прочие! Мы слышали о вас, о вашем виде, и знаем, что первый средь них способен не только сам выполнять свои обязанности… Ему подвластно оказание помощи другим, созданным позже него, он способен при помощи них читать воспоминания, ими хранимые… Скажите, неужели вы не пользовались этим своим даром? Наверняка это происходит по большей части интуитивно, вы не можете отрицать.

— Я и не пытаюсь! — Винсент вскочил на ноги и, хмурясь, прошелся по избушке, нервно теребя кольцо, — Да, я способен читать воспоминания, хранимые другими, я способен заглянуть в них… — он быстро оглянулся на совершенно пораженных этим признанием друзей и, виновато поморщившись, уверенно продолжил, — Но я никогда не использовал этот дар во вред, никогда даже не говорил о нем! И в любом случае — это способность хранителя памяти, способность, которой меня наделил Рейнир. Я не могу избавиться от этого, поскольку это его магия, и так же я не способен побороть его заклятие, стершее мою память… Да и потом, как бы я смог? В этом есть какой-то парадокс — при помощи собственного сознания я должен погрузиться в собственное же сознание!

— Если вас беспокоит лишь это, я могу предложить выход, — Тьери, совершенно не встревоженный порывистостью своего собеседника, подошел к нему и, взяв за локоть, повлек куда-то к дальней стене комнаты, — Подойдите сюда, Винсент. Взгляните, — он взял с небольшого столика свечу в подсвечнике и сильно дунул на нее, заставляя вспыхнуть пламя. Хранитель памяти отшатнулся, не от огня, но от того, что этот огонь осветил.

— Зеркало?..

— Умно́, —Альжбета, повернувшись на стуле, тонко усмехнулась, — Верно, если вас так беспокоит, что вам надлежит заглянуть в собственное сознание, почему бы не воспользоваться старым трюком? Загляните в сознание собственному отражению, Винсент, возвратите воспоминания ему, а зеркало отразит это на вас.

— Если, конечно, вы и в самом деле хотите вернуть их, — Тьери неожиданно нахмурился, кладя ладонь на плечо растерянному мужчине, — Мы не принуждаем вас, друг мой, мы лишь предлагаем возможный путь решения проблемы, на которую вы сетовали. Если вы не готовы вспомнить…

— Я готов, — голос хранителя памяти прозвучал глухо, — Я готов… но я прошу вас отойти. Я… попытаюсь сделать то, что вы предлагаете мне, хотя и совершенно не уверен в успехе.

Маг молча опустил голову и, не возражая ни словом, ни жестом, отступил, предоставляя Винсенту возможность творить свою магию, делать то, на что лишь он один и мог быть способен.

Хранитель памяти глубоко вздохнул и, глянув прямо в глаза своему отражению, медленно смежил веки, поднимая напряженные руки и касаясь пальцами собственных висков.

Повисло молчание. Молчание гнетущее и напряженное — мужчина, казалось, ничего не делал, просто стоял напротив зеркала и держался за голову, однако все, включая даже Романа и Людовика, которые умели при случае быть серьезными, ощущали, что в эти мгновения он совершает нечто героическое, пробивается сквозь многовековые заслоны, выставленные старым магом.

Татьяна, ломая пальцы, откровенно нервничала и тихо злилась на безмятежно сопящего Влада, который своим умиротворенным видом вносил диссонанс во все происходящее. Тьери и Альжбета, замершие, напряженные, не сводили взгляда с Винсента, застыв в ожидании исхода.

Время шло. По лицу хранителя памяти периодически пробегала судорога, пальцы сильнее стискивали виски — его сознание напряженно работало, искало способ сломить заслоны, возведенные древним колдуном, и это было очевидно даже со стороны.

В избушке висела тишина, настолько плотная, что ее, казалось, можно резать ножом, тишина, не нарушаемая решительно ничем, тяжелая, гнетущая, неприятная, наполненная безмолвным волнением и беспокойством.

И вдруг среди этой тишины раздался, как гром среди ясного неба, поистине мученический стон.

Винсент упал на колени и, продолжая прижимать пальцы к вискам, согнулся в три погибели, почти утыкаясь лбом в пол и что-то шепча, что-то бормоча, бессвязное, непонятное, пугающее…

Татьяна взволнованно вскочила; Роман дернул ее за руку, пытаясь заставить сесть обратно. Ему, человеку, дважды пережившему возвращение памяти, было как никогда прежде очевидно, что мешать сейчас хранителю памяти не стоит.

Винсент слабо всхлипнул и вдруг замер, умолк, прекращая бормотать. Руки его, задрожав, сместились, закрывая теперь лицо.

Девушка, не в силах смотреть на страдания своего друга, своего родственника, опять рванулась вперед.

— Винсент!..

Голос ее заставил мужчину дернуться и затихнуть. Он медленно, очень медленно выпрямился, продолжая сидеть на коленях и, отняв руки от лица, совершенно осмысленно воззрился на свое отражение напротив. Губы его шевельнулись.

— Мое имя Венсен, — пронесся по комнатушке хриплый голос, и мужчина неожиданно вскочил на ноги, — Прошу прощения. Мне необходим воздух.

Он уже направлялся к двери, когда Тьери, вежливо улыбнувшись, окликнул его.

— Прошу вас, не отходите слишком далеко, господин маркиз. Всегда держите ввиду свет в окне моего дома, иначе вы рискуете заблудиться.

Хранитель памяти быстро оглянулся на него через плечо и, с некоторым трудом опустив подбородок, торопливо вышел.