Идеально безумный мир

Глава 17

Он шел быстро, спеша отдалиться от домика, где остались ничего не понимающие друзья, друзья, которых он обрел в процессе своей долгой, бесконечной жизни и благодаря какому-то чуду, друзья, который ничего не знали о том, кто он такой и какими грехами отягощена его совесть… О, как бы ему хотелось вновь стереть свои воспоминания, как бы хотелось отказаться от них опять! Учитель не зря забрал их тогда, наказывая его, он оказал своему глупому, неблагодарному ученику помощь, о которой тот не смел и мечтать. Он спас его от груза вины, он сделал для него то, что и сам он, как хранитель памяти, совершал неоднократно по отношению к другим людям.

Он немного замедлил шаг, затем вовсе остановился и закрыл лицо руками. Перстень на его пальце, отразив взявшийся ниоткуда свет, сверкнул, как солнце в ясный день.

Вокруг было холодно, ночь уверенно накрыла лес своим леденящим покрывалом, дул пронизывающий ветерок, а он стоял среди деревьев в одной легкой рубашке, взятой из сундука одного из пиратов на корабле Чарли, стоял и не чувствовал холода.

Мысли раздирали его сознание, рвали в клочья душу. Кто он? Каким именем должен зваться теперь? Имеет ли он право носить то, что было дано ему при рождении, имеет ли право опять взять имя отца? Ведь отец отрекся от него, отправил на каторгу… Столько боли, столько мучений, разочарований — как выдержать, как пережить все это?

Он помотал головой, не опуская рук. Он прожил долгую, очень долгую жизнь, жизнь, полную добрых деяний, он не губил более чужие жизни, так, как тогда, при побеге!.. Но разве его это оправдывает? Три человека! Три ни в чем не повинных человека погибли от его рук! И родной брат. Брат, при воспоминании о котором тошнота подкатывает к горлу, брат, который был человеком настолько омерзительным, настолько низким, что даже сейчас хочется плюнуть на его могилу! Брат, которого отец любил гораздо сильнее, чем любил его.

Снова налетел ветерок, зашуршали ветви деревьев.

Мужчина опустил руки и, не в силах противостоять холоду, обнял себя ими.

— Венсен… — пронесся среди шелеста листвы тихий шепот, слабый вздох, заставивший его, вздрогнув, напряженно оглядеться. Он слышал голос, точно слышал, он не мог ошибиться! У него не было слуховых галлюцинаций, кто-то совершенно точно произнес его имя!

— Кто здесь?! — вопрос прозвучал резко: все-таки нервы его были натянуты до предела. По ветвям деревьев, по шуршащей листве, рассыпаясь над ночным лесом, прокатился чей-то громкий, заливистый хохот.

— Вы отозвались на свое имя, господин маркиз, — тот же голос, только теперь уже куда как более громкий, ясный и четкий, послышался за спиной, и Венсен рывком оглянулся. Прямо перед ним стоял высокий, бледный как смерть, а в темноте кажущийся еще бледнее, человек с белыми волосами и прозрачными зелеными глазами. Человек, которого он знал.

— Мактиере… — слетел с губ мужчины тихий вздох, и он мотнул головой, силясь прийти в себя. Раскисать было не время — прямо перед ним стоял враг, враг, чьи намерения не были известны и ясны.

По губам альбиноса змеей скользнула неприятная улыбка.

— Ваша память действительно вернулась, не так ли, месье ла Бошер? Старик оказался прав — кто же еще сможет побороть магию Рейнира, как не его любимый ученик!

— Что вам нужно… маркиз? — более уважительного обращения выдавить из себя он не смог. Этот человек будил в его сердце лишь ненависть, жгучую ярость, сам разговор с ним давался мужчине с определенным трудом.

Мактиере заложил руки за спину и, немного приподняв подбородок, сузил глаза, окидывая собеседника надменным взглядом. Он был выше него, смотрел сверху вниз, однако, Венсена это не пугало и не смущало. В конце концов, в собственных силах он всегда был уверен.

— Не бойтесь, я не собираюсь убивать вас, — альбинос задумчиво перевел взгляд на ветви деревьев над своей головой, — К тому же, мне известно, что подобные попытки были бы полностью лишены смысла ввиду бессмертия, дарованного вам старым магом… — он вновь опустил голову, и взгляд его стал острым, уподобляясь игле, — Сейчас я хочу лишь поговорить с вами, господин маркиз. Лишь поговорить… и напомнить о том, что привело нас обоих сюда. Боюсь, не все события минувших столетий известны вам, я рискну поведать о них.

— Вы были на корабле пиратов, маркиз, — собеседник его нахмурился; взгляд его исполнился подозрением, — Как вы оказались здесь так скоро?

— Так же, как и вы, — последовал безмятежный ответ, и Мактиере неожиданно двинулся вперед, неспешно обходя своего визави и устремляя взор куда-то в лесную глушь, — Довольно пустых разговоров, ла Бошер. Я хочу, чтобы вы выслушали меня сейчас… я не люблю совершать поступки, не объясняя их мотивов.

Венсен кривовато ухмыльнулся. Этому человеку он не доверял, и слова его уже загодя готов был отнести ко лжи. Однако же, некоторый интерес в его душе старый враг все же разжег, выслушать заведомую ложь почему-то хотелось, и мужчина, хмыкнув, сделал безмолвный приглашающий жест, подталкивая собеседника начать рассказ.

Мактиере, стоящий к нему спиной, этого не заметил. Повествование он начал сам, не дожидаясь приглашения, демонстрируя свою полную независимость от решений других.

— Я не уверен, что друг мой одобрит мой поступок, — задумчиво вымолвил он, — Он довольно резок, и не считает, что мои благородные порывы заслуживают поощрения. Однако, я думаю, что не было бы вежливым оборвать жизнь человека, не объяснив ему причину этого… Я убью вас, ла Бошер, — альбинос оглянулся через плечо, взирая на собеседника со странным выражением грустной обреченности на лице, — Однажды найду способ оборвать вашу бессмертную жизнь, и сделаю это. Но я хочу, чтобы вы знали причину, хочу, чтобы понимали, почему заслужили смерть… В конце концов, ваш род стал причиной моих бесконечных мук, и я не желаю молчать, — он на миг притих и, опять устремив взгляд в чащу, негромко прибавил, — Мне нужно выговориться.

— В таком случае, на роль слушателя никто не подойдет лучше, чем старый враг, — последовал спокойный ответ, — Говорите, маркиз. Я готов вас выслушать.

Мактиере помолчал, собираясь с мыслями, выбирая, с чего начать.

— Вы знаете, Венсен… — наконец приступил он к рассказу, — На этом свете живет очень много людей. Порою кажется, что даже излишне много… И это странно, ибо в прежние времена людей было гораздо меньше, и они непрестанно убивали друг друга. Сколько было мести, злобы, пороков, уничтожающих их целыми родами, семьями! И все-таки человечество сумело разрастись до нынешних размеров, и продолжает неуклонно увеличиваться. Я не берусь судить о том, что ждет нас в будущем, мне это не интересно, коль скоро взгляд мой устремлен в прошлое… В те дни, когда существовала кровная месть, об истоках которой никому не известно, когда жгучая ненависть раздирала благородные сердца представителей древних родов. В те дни, когда существовали род ла Бошер и род Мактиере. Вам известно, господин маркиз, что вражда между этими двумя родами длилась долго, шла испокон веков, и не нам с вами сейчас судить, с чего она началась. Представители обоих этих славных фамилий самозабвенно мстили друг другу за что-то, не могли остановиться, и в мести своей доходили до безумия…

Тогда, много столетий назад, в семействе Мактиере на свет появился еще один ребенок, потомок главы этого рода. Мальчик был светловолос, бледен, зеленоглаз, и родители назвали его Анхелем, что означало «ангел» — они верили, что сын их послан с небес, таким он казался светлым. Что ж… этого имени он не оправдал, — маркиз напряженно выпрямился, приподнимая подбородок, — Мальчик рос довольно одиноким, заброшенным, — не взирая на данное ему имя, на счастье, какое испытала семья, когда он появился на свет, времени на заботу о нем ни у кого не находилось. Старшие его братья и сестры уже выросли, играть с ребенком им было скучно, поэтому мальчик был предоставлен самому себе. К чести его, замечу, что ребенком он был достаточно ответственным, и родители не опасались оставлять его одного. И все-таки ему было грустно. Каждому ребенку нужны товарищи по играм, нужен кто-то, кто разделит с ним мир, каждому ребенку нужен друг. Ему было около пяти или, может быть, шести лет, когда такой друг неожиданно появился в его жизни.

Он играл тогда на заднем дворе их большого дома — к этому времени семейство, ввиду безмерной вражды с ла Бошерами, переехало из Франции на территорию нынешней Литвы и жило там, — играл, как всегда, в одиночестве, привыкнув к этому за свою короткую жизнь, когда неожиданно кусты рядом зашевелились и из них выглянул мальчик его лет, огненно-рыжий, словно поцелованный пламенем. Расположение друг к другу они почувствовали сразу. Мальчик, назвавшийся Чеславом, оказался бродягой, брошенным на произвол судьбы своими родителями, которых он не знал, нищим, перебивающимся с хлеба на воду, а Анхель был довольно сердобольным мальчуганом и пожалел его. Он стал таскать ему еду со стола во время обеда, ужина и завтрака, часто делил с ним свою трапезу, он полюбил его как родного брата, даже больше, поскольку родные братья не обращали на него внимания. Это были счастливые дни. Дети виделись каждый день, играли, смеялись, проводили вместе время — это было самое настоящее и самое прекрасное детство… — Мактиере мрачно улыбнулся, не поворачиваясь к слушателю, — Но пришла беда. Анхель в те дни толком не знал о вражде, существующей между его семьей и семьей ла Бошер, он был слишком мал, чтобы понимать это и не интересовался играми взрослых. Он не предполагал, что взрослые способны сделать его в этих играх разменной монетой…

В тот день они с Чеславом, как обычно, играли на заднем дворе дома Мактиере — старого особняка, подойти к которому для постороннего было совершенно невозможно, а уж тем более невозможным было проникнуть на задний двор. Играли, чувствуя себя в полной безопасности, когда неожиданно среди кустов и деревьев заметили фигуру высокого человека. Он был незнаком им, и Чеслав предложил другу позвать кого-нибудь из взрослых, но Анхель почему-то промедлил. Его поразил этот человек, ему не доводилось видеть таких прежде — лицо незнакомца было бледно, как полотно, на солнце он старался не выходить, волосы его тоже казались белесыми, а глаза посверкивали, как льдинки, будучи при этом совершенно прозрачными. Он подозвал мальчиков, не покидая тени дерева и Анхель, не слушая пытающегося остановить его друга, подошел — уж больно любопытен был незнакомец. Чеслав поспешил за ним — он был старше на целый год и справедливо полагал себя защитником юного Мактиере. Когда они приблизились, незнакомец — я как сейчас вижу эту картину! — стоял, прислонившись спиной к дереву и лениво жевал какую-то травинку. Он окинул ребят долгим, изучающим взглядом, и криво ухмыльнулся. «Свежая кровь», — молвил он, глядя на Анхеля, — «Да, нам пригодится такой, как ты…» — засим взгляд его упал на Чеслава, и он, сморщившись, выплюнул травинку, — «Оборотень… Твоя кровь не даст яду проникнуть в тело. Отойди, мальчик, не стой у меня на пути». Сообразить, как поступить и что сделать, друзья не успели. Незнакомец был высок, силен, он был гораздо старше их обоих и, когда он вдруг резко схватил Анхеля подмышки и поднял его в воздух, ни сам мальчик, ни его друг не могли ничего сделать. Он склонился к шее ребенка… и тот закричал от боли, ощущая, как острые клыки впиваются в горло, чувствуя, как проникает под кожу что-то непонятное, страшное, чужеродное… Чеслав не выдержал. «Отпусти его!» — зарычал он, маленький мальчик, ребенок и, не думая о себе, бросился на мерзавца. Тот, не глядя, отшвырнул его ногой, не выпуская слабеющего скорее от страха, чем от боли, Анхеля. Чеслав упал на землю и зарычал. Пальцы его согнулись, царапая землю, ногти обратились когтями — так он впервые принял волчий облик, так впервые кровь оборотня в нем проявила себя. Но он был ребенком, этот парень, поэтому большим и взрослым волком стать, конечно, не мог, он обратился волчонком, по размеру похожим на небольшую собаку. И все же, ему достало сил и ярости справится с мерзавцем, держащим его друга. Он бросился на него, вцепляясь в руку, и негодяй выпустил свою жертву, роняя ее наземь. Анхель, еле дыша от ужаса, отполз в сторону, прижимая руку к шее и глядя, как волк, волчонок, коим обернулся его друг, раз за разом бросается на своего врага, как тот шипит, пытается сбросить его, а потом вдруг, оступившись, падает… и волчонок вгрызается ему в горло, — Мактиере вновь примолк, давая возможность слушателю сполна прочувствовать весь трагизм ситуации, о которой повествовал, затем продолжил уже гораздо тише, — В тот день их жизнь кончилась. Чеслав стал оборотнем, убийцей, ощутившим вкус крови, а Анхель… он сначала даже не понял, что с ним произошло. Ему было плохо, ужасно хотелось пить, он заплакал и стал умолять друга дать ему напиться, но тут Чеслава осенило. Он вспомнил, что убитый мерзавец сказал, будто кровь оборотня не даст яду проникнуть в тело и, не раздумывая, полоснул себя по запястью острым камнем. Анхель задрожал, глядя, как стекает по руке друга кровь, а тот поднес запястье к его губам и коротко велел: «Пей». Анхель покорно прильнул к его ране. Но жажда не утихала, хотелось простой воды, кровь не утоляла ее, поэтому вскоре он оторвался от руки друга и замотал головой, снова умоляя дать ему воды. В этот момент на задний двор пришел его отец…

Долго разбираться он не стал. Он видел убитого незнакомца, он видел неизвестного мальчишку с окровавленной рукой, и видел сына, чьи губы были испачканы кровью. Его не интересовали причины произошедшего, его волновал результат. Он, глава семьи, должен был решить, как поступить с чудовищем, порожденным им самим, чудовищем, каковым он полагал теперь своего сына, и он принял решение, — маркиз скрипнул зубами, с трудом обуздывая застарелую ярость, — Анхель был изгнан из родного дома, отправлен на улицу вместе со своим другом, брошен на произвол судьбы, обречен на смерть. Так началась эта история… — он умолк, переводя дыхание.

Слушатель его молчал, ожидая продолжения, пытаясь осознать только что услышанное. Такие подробности были ему и в самом деле неизвестны и, признаться, он был благодарен своему собеседнику за то, что тот поведал ему их. Все-таки таким образом завеса над таинственным прошлым, приведшим к непонятному будущему, могла быть приподнята, таким образом он мог куда как лучше понять не одного врага, а сразу двух.

— Я больше не буду притворяться, Венсен, делая вид, будто рассказываю о ком-то стороннем, — альбинос резко обернулся и, приподняв подбородок, окинул собеседника долгим надменным взором прищуренных глаз, — Анхель Франциск Мактиере — так нарекли меня при рождении и, как я полагаю, вам это хорошо известно. Я рассказал вам об эпизоде из моего детства, о том, с чего началась моя новая, другая, настоящая жизнь. О том, за что я сам возненавидел ла Бошеров… — он скрипнул зубами, очень явственно пытаясь удержать свою ненависть, не дать ей разрастись еще больше, — Когда отец выгнал меня из дома, Чеслав помог мне. В свои юные годы он уже был докой в вопросе выживания на улице, и был способен оказать помощь и своему другу. Мы выживали изо всех сил, мы боролись за свое существование, пока в один прекрасный день не осознали, что наши способности и умения превосходят человеческие. Жить стало проще, но я не могу гордиться тем, ка́к мы добились этого. Не одна отнятая жизнь на моем счету, Венсен, не одна и на счету Чеслава. Нам пришлось стать ужасающими, жестокими, нам пришлось вырывать из чужих глоток свое право на жизнь… И мы вырывали. Мне сравнялось двадцать лет, когда я узнал, совершенно случайно из мимолетной пьяной беседы, кто был виновен в происшедшем со мною. Кто подослал того человека, незнакомца, вораса — да, я уже знал, как называется вид, к которому я принадлежу, — который изменил меня, который впустил яд в мою кровь и обратил меня в существо, так ненавистное моему отцу. Для вас это, должно быть, станет сюрпризом, Венсен… — он тонко, очень ядовито улыбнулся, — Несмотря ни на что, я знаю, вы полагали своего отца человеком благородным и не способным на подлость… Однако, вораса подослал именно он, он велел ему обратить юного Анхеля Мактиере, сломать ему жизнь, во имя мести, чертовой вражды, к которой я не имел отношения! По-вашему, это было справедливо? Это было благородно, спрашиваю я вас?!

— Нет, — ла Бошер негромко вздохнул, опуская взгляд. Обсуждать сейчас поведение, поступок отца, который уже давно находился на том свете, ему не хотелось, однако и спорить с собеседником он не мог. Поступок родителя вызывал в его душе самое искренне отторжение, искреннюю неприязнь, но… почему-то не удивлял.

— Вы думаете, после того, как он отправил меня, своего родного сына, на каторгу, я буду удивлен таким его поступком? — Венсен мрачно улыбнулся и отрицательно качнул головой, — Нет, Анхель, нет. Меня не удивляет, что он это сделал, я знаю, отец ненавидел Мактиере и готов был пойти на все, лишь бы отомстить им! Я никогда не одобрял этого, но, боюсь, для вас это не имеет особенного значения… Мне непонятно лишь откуда он мог знать ворасов, остальное мне представляется довольно ясным.

— В те времена люди думали по-другому, Венсен, и магия не была столь ужасающа, — альбинос равнодушно пожал плечами, — Существа сверхъестественные спокойно жили рядом с людьми и люди знали о них, более того — они использовали их в своих целях. Ваш отец не стал исключением. Впрочем, и своих родичей я не смею обелять — они пользовались методами, быть может, даже более или, во всяком случае, не менее мерзкими и неприемлемыми для свершения своей мести. Это, думаю, уже известно вам…

— Вы имеете в виду то, что Мактиере заплатили моему брату, чтобы он убил отца? — мужчина скрестил руки на груди, — Да, я знаю об этом. Знаю также, что отец в итоге был убит, однако я так и не узнал, и не понял, кто сделал это, поскольку Леон к этому времени уже был мертв.

Ворас равнодушно пожал плечами и снова отвернулся.

— Это сделал я, — отстраненно сообщил он, не глядя на собеседника, вновь созерцая лесную чащу, — Узнав о том, что вораса ко мне подослал Антуан ла Бошер, я отправился к нему. Я сказал ему о том, кто я, я пытался объяснить, какое зло он мне причинил… Он сказал, что отродью Мактиере такая дорога и уготована. Я разозлился… Позволю себе опустить подробности, господин маркиз. Сейчас нас интересует не столько его персона, сколько персона вашего брата. Леона. Видите ли… Узнав о том, что в моих бедах виновата чертова вражда, что из-за нее Антуан ла Бошер ополчился на меня и подослал ко мне этого мерзавца, я почувствовал дикую злобу. Дикую ненависть к обоим семьям, обоим родам, которые из-за своих глупых игр сломали мне жизнь! И я поклялся отомстить им, я поклялся, что не успокоюсь, пока не уничтожу всех и каждого из представителей этих родов. Не только ныне живущих, но и их потомков, я поклялся полностью стереть следы этих семей с земли! — Анхель стиснул руки, все еще сложенные за спиной, в кулаки, — Я ненавидел их, как ненавижу и по сей день. Поверьте, Венсен, от моих рук погиб не только ваш отец. Своего отца я тоже убил, убил сам, своими руками, потому что не мог простить ему, как он обошелся со мной. Чеслав в те годы не слишком одобрял мое поведение, однако, был готов поддержать меня во всем, и больше мне ничего не было нужно. Я начал убивать. Я убил всех и каждого из представителей своего семейства, я убил Антуана ла Бошера, и был рад, когда услышал, что вы убили его младшего сына…

— Вы так спокойно говорите об этом! — не выдержал Венсен, — Для меня это стало кошмаром, концом жизни, а вы говорите об этом как о чем-то простом и легком! Вы ужасный человек, господин маркиз, вы страшный человек!

— Не перебивайте меня, сделайте милость, — голос вораса похолодел, — Я сказал, сейчас нас с вами должно интересовать не это. Я был уверен, что моя месть почти завершена — все покоились в земле, все, из-за кого я пострадал, дело оставалось за малым — отыскать вас… и еще одного человека. Вы были сосланы на каторгу, затем бежали и, по свидетельствам, сгинули где-то в пустоши, хотя я не мог поверить в это. Я искал вас, искал долго, клянусь, но так и не нашел. Старый маг успешно скрыл вас, изменил ваше имя, а как вы выглядите, мне было неизвестно — я судил лишь по немногим прижизненным портретам, где вы, как я понимаю сейчас, были мало похожи на самого себя. Но если в этом случае я мог надеяться, что вы погибли при бегстве, то насчет другого человека у меня такой надежды не было.

Я уже говорил, господин маркиз, что рассказ мой сейчас коснется вашего брата. Я выполняю свое обещание. Леон ла Бошер был человеком столь омерзительным, столь распутным, что даже я, человек совершенно сторонний, поражаюсь, за что его так обожал отец. Все его бесчинства, все его выходки, пьяные гулянки, странные компании, и огромное, неисчислимое количество женщин… Вы знали, что ваш брат наплодил довольно много бастардов? — Анхель оглянулся через плечо на молчаливого собеседника, — Мне пришлось повозиться, прежде, чем я избавил мир от них от всех. К счастью, матери их были обычными потаскухами, их не интересовала судьба отпрысков. Полагаю, многие и не знали, что их дети дожили до дня встречи со мной… Но любопытно иное. У Леона, как я узнал с некоторым опозданием, была связь, помимо прочих, также и с одной из Мактиере, с моей старшей сестрой. Она родила от него сына, ухитрившись как-то скрыть беременность от отца, но оставить его не могла — если бы старик узнал, он бы убил и ее и ребенка. Глупая девчонка решила отдать ребенка, вернуть его в семью, из которой он вышел. Она подбросила его к порогу дома ла Бошеров, оставив на гербовой бумаге записку, что этот ребенок… ваш, Венсен. Я полагаю, вы должны это помнить. Или я ошибаюсь?

— Не ошибаетесь… — Венсен стиснул зубы и, несколько раз глубоко вздохнув, заставил себя сдержать гнев, — Я помню эту ситуацию. С самого начала я сказал, что ребенок не имеет ко мне отношения, однако, отец не поверил. Леон смеялся надо мною, шутил, отец не мешал ему. Ребенка он принял в семью и, не смотря на то, что мать его носила фамилию Мактиере, очень к нему привязался. Я несколько раз пытался переубедить его, говоря, что это не мой ребенок, но потом махнул рукой. Он убедился сам, позже, когда мальчик подрос — невооруженным взглядом было видно, что он копия Леона, даже брат перестал отрицать очевидное.

— Именно так, — Мактиере движением, исполненным достоинства, склонил подбородок, — Именно так, Венсен, все было, как вы говорите. Этот ребенок представлял для меня, признаюсь, немалый интерес — ведь в нем текла кровь и Мактиере, и ла Бошеров, он был потомком обоих проклятых родов. Мне известно, что Антуан обожал внука и, после смерти Леона и изгнания вас на каторгу, оставил его рядом с собой. Уничтожать свой род я стал чуть позже после смерти вашего брата, поэтому Антуан почуял опасность. Он надежно укрыл мальчика, дав наказ ему особенно не высовываться и скрывать свое истинное имя, не говорить никому, что он ла Бошер. Я не смог отыскать его… — ворас медленно вздохнул, — Этот ребенок остался жив, прожил, как мне стало известно после, долгую жизнь и оставил по себе потомство, коему передал дедов наказ скрывать истинное имя и происхождение. Его дети передали это своим детям, и долгое время я был лишен возможности обнаружить даже след рода ла Бошер или Мактиере. Но время шло. Дети росли, взрослели, старели, рождались новые, и постепенно наказ хранить все в тайне был забыт, род воскрес вновь. Я не следил слишком пристально за тем, не проявится ли где потомок забытой фамилии, поэтому упустил этот момент. Род ла Бошер вновь жил, множился, продолжал существовать, время шло и, наконец, на свет появилась девочка, названная Альжбетой. Она выросла, встретила мага, чьей любовницей без обиняков стала, и произвела на свет дитя, мальчика, чья сила была столь велика, что чувствовалась еще во младенчестве, столь невероятна, что даже родной отец, испугавшись своего потомка, сбежал от своей подруги. Она же, гордясь сыном, нарекла его Антуаном, в честь пращура, даже не подозревая, как похож он станет на него, когда вырастет… Думаю, если вы припомните, Венсен, то тоже заметите сходство: молодой Антуан — копия вашего отца. Вам известна его история. Альжбета была бедна, кормить сына ей было не на что, и она продала его семье де Нормонд. Там он обрел иное имя, получил надлежащее воспитание, родословную… Антуан ла Бошер исчез, на свет появился Альберт Антуан де Нормонд, который, узнав в довольно юном возрасте о том, что в собственной семье он чужой, был настолько сражен этим, настолько озлоблен, что начал строить планы какой-то странной мести, и искать тех, кто мог бы помочь ему в этом. Именно тогда я встретился с ним впервые. Клянусь, увидев Антуана ла Бошера ожившим, да к тому же еще помолодевшим, я совершенно остолбенел, не мог вымолвить ни слова, но, не желая создавать дополнительных трудностей, сумел взять себя в руки. Я пообещал Антуану, Альберту свою помощь, я познакомил его с Чеславом, причем сделал это так, что у «мастера», как я уже начал называть его, не возникло и подозрения, что мы можем быть знакомы. К этому времени Чес уже обрел немалую силу, он был сильнее любого из живущих на свете, и он безмерно желал помочь мне отомстить. Мальчишка Антуан получил одновременно врагов и союзников — мы показывали ему, что мы ему преданы, но никогда не позволяли победить до конца, мы умело оказывали помощь либо одной, либо другой стороне. К слову, должен заметить вам, что Чеславу пришлось вмешаться и в вашу магию, господин маркиз, когда вы зачаровывали графа Эрика. Нам не нужно было, чтобы он слишком активно путался под ногами, мы не хотели, чтобы он по случайности наткнулся на дядю, бывающего в этом замке, поэтому Чесу пришлось немного помешать вам, чтобы чувства у юноши остались и, снедая его, приковали его к одному месту. Вы понимаете, что я не был удовлетворен, как не удовлетворен и сейчас. Альберт Антуан де Нормонд — потомок обоих родов, в его жилах течет кровь Мактиере и ла Бошеров, и он должен был умереть! Но он жив, он создал себе бессмертие, да к тому же еще и произвел на свет потомков, которых тоже обрек на смерть одним лишь своим происхождением.

— Значит, вы хотите убить Татьяну? — Венсен, чувствуя, как в душе его закипает ярость, вызывающе приподнял подбородок, — И полагаете, что я позволю вам сделать это?!

— А вы полагаете, что мне было приятно служить потомку чертова ла Бошера?! — Анхель стиснул кулаки, немного надвигаясь на собеседника, — Считаете, я счастлив сейчас говорить с вами, сознавая, что не могу отомстить за то, что ваш отец сделал со мной?!

— Мой отец, но не я! — мужчина, с каждым мигом ощущающий себя все более и более не маркизом ла Бошером, но Винсентом де ля Бошем, нахмурился, — И не Татьяна! Она к вам всегда относилась с уважением, Анхель, имейте сострадание!

— Сострадание? — ворас скривился, — Кому вы говорите о сострадании, ла Бошер? Мы оба здесь — и вы, и я, — убийцы, без жалости отправившие на тот свет членов своей семьи! О каком сострадании вы можете говорить мне, вы, беглый каторжник, убийца?!

— Дела моей семьи отношения к вам не имеют, — Винсент медленно втянул воздух сквозь сжатые зубы, — А вот вы, господин маркиз Мактиере, уничтожили не только всю свою семью, вы так же убили слишком много моих родственников!

— Каюсь, грешен, — альбинос ухмыльнулся, и стало очевидно, что вины своей он не ощущает. Судя по всему, этот человек был свято убежден, что месть оправдывает любой его поступок, и что месть его справедлива, посему приносить извинения даже и не думал.

— Нет, вы не считаете себя грешным… — хранитель памяти отступил на шаг и покачал головой, — Мерзкий человек, вы мне не менее отвратительны, чем Леон! Если вы думаете, что я позволю вам и дальше губить членов моей семьи — вы жестоко ошибаетесь, Мактиере!

Убирайся прочь с глаз моих, ворас, или, клянусь честью своей семьи, я найду способ убить тебя!

— Тебе это не удастся, Венсен, — Анхель, видя, что уважение собеседника к нему потеряно, безмятежно улыбнулся, легко пожимая плечами, — А мне не придется даже пальцем шевелить, чтобы избавить мир от мальчишки Антуана. Вы все сделаете за меня… — он ухмыльнулся и, отступив сам, склонился в изысканнейшем поклоне, — Благодарю, что выслушали, господин маркиз.

В следующее мгновение фигура вораса ярко высветилась и исчезла. По земле, провожаемый взглядом взбешенного, но пришедшего в себя Винсента, побежал, теряясь среди травы, белый, как снег, паук.

Татьяна растерянно упала обратно на диван и, тяжело вздохнув, на несколько мгновений закрыла лицо руками. Мысли ее путались, перескакивали с одного на другое, и никак не могли остановиться ни на чем конкретном. Осознание того, что Винсент, Венсен, сейчас переживает очень непростые минуты, что он сходит с ума под давлением нахлынувших на него воспоминаний, давило на нее, а как помочь дяде, девушка не знала.

— Он сказал, что его зовут Венсен… — пробормотала она, и вдруг ощутила себя совершенно несчастной. Конечно, она видела хранителя памяти в прошлом, видела его в ипостаси сына маркиза ла Бошера, и знала, что это никто иной, как он, но… Но не могла отделаться от ощущения, что Винсент вдруг стал совершенно другим человеком.

— Да, любопытно, как нам теперь его называть? — Роман, надеясь немного отвлечь девушку, откинулся на спинку дивана, легко взмахивая рукой, — Винсент — Винс, а Венсен… Венс, что ли?

— А что, звучит неплохо, — мигом оживился и Людовик, — Если он так настаивает на том, что хочет быть Венсом, кто мы такие, чтобы возражать!.. Вот только Татьяна вроде рассказывала, что имя маг ему изменил, чтобы от преследователей скрыть? Интересно, он не боится, что к нему опять возникнут претензии?

— Ну да, придет какой-нибудь очень злой потомок прежних охотников за головами, и приставит коту нож к усам, — виконт элегически вздохнул, — Побреет наголо и сразу признает в нем страшного преступника!

Татьяна потрясла головой. Шутки братьев де Нормонд, как обычно, отвлекали от серьезности происходящего, но как реагировать на них, девушка представляла слабо. Саму ее шутить как-то не тянуло.

От края стола послышался тяжелый вздох, и Влад, протирая глаза, поднял голову, окидывая всех присутствующих откровенно сонным взглядом.

— Прошу прощения, — зевнул он, — Я, кажется, немножко что-то пропустил?..

— Да ничего особенного, — интантер легко пожал плечами и каверзно ухмыльнулся, — Всеми горячо любимый и уважаемый кот посмотрел в зеркало, и узнал в себе Венсена, которым был мно-ого лет назад. После чего взбрыкнул и ускакал дышать воздухом. А мы тут переживаем!

— Роман, пожалуйста! — Татьяна, которая и в самом деле нервничала достаточно сильно, не выдержав, опять вскочила на ноги, — Прошу тебя, будь хоть немного серьезнее! Я действительно волнуюсь за него, я не знаю, я… — она махнула рукой и, замолчав, принялась выбираться из-за стола. В голове мелькнула шальная мысль пойти и поискать Винсента на улице, чтобы как-то успокоить его.

Альжбета, внимательно наблюдающая за внучкой, неожиданно нахмурилась и, преградив ей путь, покачала головой.

— Простите, но я не могу позволить вам уйти, дорогая внучка. Как не могу и допустить, чтобы вы переживали — это излишне вредно для вас ныне… — она неожиданно вытянула руку, уверенно касаясь ладонью живота Татьяны. Девушка растерялась, а лицо ее бабушки вдруг осветилось улыбкой.

— Да… я вижу, вижу… Ваш ребенок, это дитя… Ему суждены великие деяния, свершения, могущие спасти не один десяток жизней… — она вдруг посерьезнела, — Но на пути его стоит смерть… Она станет его извечным спутником, она станет его другом и товарищем, она… он… — она зажмурилась и вдруг отдернула руку, взволнованно обнимая себя руками, затрясла головой и испуганно взглянула на совершенно ничего не понимающую слушательницу, — Вы должны спешить! Тьери, умоляю, ты должен объяснить, должен рассказать им все, что знаешь, время уходит! Вы должны успеть до следующего восхода кровавой луны, ибо если мир к этому мигу не вернется на круги своя… — она побледнела, не сводя взгляда с живота Татьяны и голос ее сел, — Луна окрасится его кровью…

Девушка вздрогнула, непроизвольно прижимая руки к собственному животу. Предсказание, пророчество было страшным, верить ему не хотелось, и разум ее заработал с бешенной скоростью, отыскивая лазейку в словах бабушки.

— Разве… но ведь… Луи говорил, луна здесь окрашивается кровью убитых мастером магов?..

Молодой маг, обеспокоенный странным пророчеством не меньше прочих, искренне озадачился. Когда она произносил что-то подобное, он не помнил.

— Я так говорил, да?.. — он неуверенно перевел взгляд с девушки на своего брата, затем покосился на Влада и, наконец, остановил взор на Тьери, — Что-то, кажется, меня заразили амнезией… Нет, я знаю, ходят такие слухи, но в любом случае! — он даже немного приподнялся, — В любом случае, ребенок Татьяны и Эрика — не маг! Какое может он иметь отношение к красной луне?

Альжбета тонко улыбнулась.

— Нам неизвестно его будущее, юноша. Все, что я вижу, Татьяна, так это то, что ваш сын…

— Сын? — девушка сильнее прижала руки к животу. По губам ее пробежала неуверенная улыбка.

— Значит, это…

— Да, — колдунья кивнула, и улыбка ее стала мягкой, — Ваш сын, ваш мальчик, Татьяна, однажды сыграет решающую роль в великой битве, он одолеет врага, не пролив его крови, он склонит его на свою сторону лишь благодаря собственной доброте. Этот враг…

Дверь избушки неожиданно распахнулась, заставляя ее замолчать, а всех прочих удивленно воззриться в ту сторону. На пороге, застыв аки гневная статуя, как еще один идол, с перекошенным от ярости лицом, возник Винсент.

Он оглядел всех своих друзей, мысленно пересчитал их и, судя по всему, несколько успокоившись тем, что все они здоровы и живы, чеканными шагами зашел в комнату, прикрывая дверь за собой.

Лицо его было мрачно.

— Мактиере здесь, — коротко бросил он совершенно непонятную фразу и, пройдясь по комнате, остановился возле камина, созерцая бушующее пламя.

На несколько секунд воцарилось молчание — все честно и искренне ждали продолжения, ждали и не получали его.

Наконец, Роман, как самый нетерпеливый, не выдержал.

— Какой… — начал говорить он, но хранитель памяти не позволил ему закончить.

— Анхель Франциск Мактиере, — медленно и очень весомо вымолвил он и, протянув руки к огню, принялся греть их. Кольцо, украшающее его палец, сверкнуло ярким солнечным сполохом.

На несколько секунд повисло молчание. Первое из прозвучавших имен было молодым людям известно, остальные они слышали впервые и, что не удивительно, не понимали их смысла.

— Анхель Франциск Мактиере… — медленно повторил Роман и, почесав в затылке, удивленно хмыкнул, — Надо же. Не думал, что у него такое имя… Выходит, паучок родовит?

— Он маркиз, — раздраженно буркнул Винсент, продолжая смотреть в пламя, — Мой заклятый враг, наш заклятый враг, Татьяна! — он сделал несколько рваный вдох, силясь успокоиться, — Его единственная цель — стереть с лица земли род ла Бошер, и род Мактиере, он мечтает убить меня, хочет уничтожить Альберта и… тебя, — хранитель памяти повернулся, в упор взирая на родственницу, — Он мстителен и безжалостен, он не остановится, пока не выполнит того, что поклялся исполнить или… пока кто-нибудь не остановит его. И он здесь. Говорил со мной… Поведал о своем непростом детстве.

— Злые родители? — Роман, мгновенно оживившись, с интересом подался вперед, — Обижали, заставляли кушать кашку пальцем?

— Игрушки отбирали, — подхватил Людовик, не скрывая насмешливой ухмылки, — Не позволяли людей убивать направо и налево… Кошмар просто, не родители, а изверги!

— Мне не до шуток, — Винсент неспешно приблизился к шутникам и, послав им обоим до крайности красноречивый взгляд, весомо прибавил, — Он рассказал о знакомстве с Чеславом, и о том, за что так ненавидит меня и весь мой род. Причины веские, я не могу этого отрицать… Но это не значит, что я готов и согласен положить голову на плаху в угоду Мактиере! Нам надо решить, мы должны понять, как…

— Винсент! — Татьяна, не выдержав, резко шагнула вперед, недоверчиво глядя на дядю, — Приди в себя! Для начала нам надо понять, как себя чувствуешь ты, нам надо…

— Решить, как теперь называть тебя… Венс, — виконт хмыкнул, — Я уже начинаю путаться в обилии твоих имен. Только-только привык, что ты Винченцо, а тут еще какая-то живность завелась…

— Винченцо я только для Марко, — хранитель памяти, сознавая справедливость слов друга и родственницы, присел на подлокотник дивана и, сцепив руки на колене в замок, пожал плечами, — Для вас я как был Винсентом, так и останусь, я не хочу оспаривать решение учителя, особенно сейчас. Он дал мне это имя, и под ним я начал новую жизнь, забыл о том, что совершил когда-то… — он на мгновение прикрыл глаза, — Что вы хотите узнать обо мне? Подробности моего существования на каторге? Или причины, по которым мне пришлось убить родного брата, человека гнусного и подлого, не взирая на то, что в нем текла кровь нашего отца?

— Я бы, конечно, послушал про каторгу, но нам тут товарищи справедливо подсказывают, что время терять не надо, — молодой маг, вежливо улыбнувшись, покосился на «товарищей» Альжбету и Тьери и, кашлянув, продолжил, — Ограничимся рассказом о твоих моральных муках. Итак, за что ты был так жесток к родственнику?

— За то, что он пытался убить отца, — Винсент на мгновение сжал губы, — Леон, он… Был очень тяжелым человеком. Разбитным. Все, что его интересовало в жизни — это развлечения, он не желал становится тем, кем хотел его видеть отец, он даже не пытался быть ему поддержкой. Старику помогал я, но, увы… — он мрачно улыбнулся, — Наши права с Леоном были различны. Я был бастардом ла Бошера, незаконнорожденным ребенком, сыном, которого он пригрел из милости, тогда как Леон должен был стать законным наследником. Я любил отца, видел, как он страдает и мучается из-за моего брата, но понятия не имел, как помочь ему. Не взирая на то, что я был старшим, Леон меня никогда не слушал, смеялся надо мной и никогда не упускал случая напомнить, что я здесь на птичьих правах, что я бастард, тогда как он — единственный законный наследник Антуана ла Бошера. Я спускал все эти оскорбления на тормозах, я не хотел ссоры… Пока однажды ночью, встав попить воды, не заметил Леона, крадущегося к спальне отца. Я не понял, в чем здесь дело, но нутром почуял неладное, и поспешил за ним… Я успел вовремя — он уже заносил нож над спящим отцом. Я схватил его, повалил, мы боролись, и… — мужчина сглотнул, — И нож каким-то образом оказался у него в горле. Отец проснулся… Я стоял с окровавленными руками над телом брата. Разбираться он не стал, лишь бросил в мою сторону что-то насчет дурной крови моей матери, вызвал стражу и велел отдать меня под суд. Потом была каторга… — он содрогнулся и умолк.

Слушатели молчали, пораженные, ошеломленные рассказом, молчали, не зная и не представляя, что говорить или делать.

Первой опомнилась, как это ни удивительно, Татьяна и, приблизившись к дяде, молча обняла его, выражая сочувствие не словами, но действиями. Винсент дернул уголком губ и, обняв девушку в ответ одной рукой, глубоко вздохнул.

— Хуже всего было то, что на это мерзкое дело Леон пошел из-за денег. Наш род, наша семья испокон веков враждовала с родом Мактиере, и они заплатили ему, моему брату, чтобы он убил родного отца. А он не возражал… Сейчас я думаю, как думал и тогда, что это убийство не было бы первым в его жизни. Леон был мерзким человеком.

— Мактиере? — Людовик, переглянувшись с Романом, нахмурился, — Твоя семья враждовала с родом Анхеля? Какие, однако, захватывающие новости, а что еще хорошего ты нам сообщишь?

— Скажем, то, что вораса, который обратил Анхеля, сделал его таким, каков он есть, подослал мой отец, — хранитель памяти на несколько секунд сжал зубы, сдерживая обуревающие его чувства, — Анхель рассказал об этом мне только что, у меня нет оснований не верить ему — я знаю о сумасшедшей вражде между ла Бошерами и Мактиере, о нескончаемой мести, неизвестно, с чего начавшейся, и неизвестно, к чему ведущей… Хотя нет. Привела она к практически полному уничтожению обоих родов, поскольку Анхель, после того как его отец узнал о том, кем стал сын, был изгнан из дома, должен был выживать на улице при помощи своего лучшего друга, и став старше, испытал желание отомстить за свои беды… Анхель убил моего отца, — Винсент окинул слушателей долгим мрачным взглядом, — Он убил и своего собственного отца, он никого не щадил, даже детей. И, оставив по случайности несколько человек в живых, рвется теперь добраться до них, чтобы завершить свою месть… К слову, ты была права, Татьяна, — ни в одном из миров маркиз не на стороне Альберта, единственное его желание — убить «мальчишку» Антуана, как он выразился. И еще одна любопытная деталь… Твой отец по удивительной шутке судьбы является копией моего отца.

— Альберт копия Антуана ла Бошера? — Роман, не упустивший из рассказа Венсена ни единого слова, даже немного приподнялся на диване, — Что ж, тогда понятно, за что наш восьмилапый друг и твой такой же враг так к нему относится. Хотя, клянусь, за дядю мне даже обидно — он ведь всегда был известным любителем насекомых!

— Оставим это, — Тьери, внимательно выслушавший все, сообщенное Винсентом, выслушавший все ответы его друзей, неожиданно поднялся на ноги, — Нас интересует иное, господин маркиз ла Бошер. Вернув себе память, восстановив утраченные, отнятые Рейниром воспоминания, вы должны были вспомнить и то, чему он обучал вас, не так ли?

— Да, — господин маркиз, чьи мысли скакали с бешенной скоростью, в основном крутясь вокруг воспоминаний печальных, вспомнив о чем-то более приятном, слабо улыбнулся, — Я помню… Помню учителя, которого я долгое время считал дьяволом, а потом понял, что добрее него дьявола и быть не может… Помню, чему он учил меня. Помню его слова, когда он делал гравировку внутри перстня, его угрозу… Мы тогда повздорили — я, признаюсь, был довольно строптивым учеником, — и он сказал, что однажды заставит меня продемонстрировать ему свои умения, вернув память самому себе после того, как он ее сотрет. Сказал, что единственной подсказкой мне он сделает перстень, ибо я должен буду надеть его и когда мне удастся выполнить это задание, опал на нем засияет ярче солнца… — он перевел взгляд на сверкающий опал и грустно улыбнулся, — Как жаль, что учитель уже не узнает, что я все-таки справился с его заданием.

— Трогательные речи, — старый маг, хмурясь, выпрямился, внимательно глядя на наследника силы его предка, — Однако, сейчас не время для ностальгии. Пока вас не было, кое-что произошло, Альжбета выяснила нечто, что вынуждает вас, вынуждает всех нас действовать как можно быстрее, вынуждает торопить события. У меня есть книги, записи, которые оставил мой великий предок и которые однажды я надеюсь передать своим потомкам, и я бы просил вас пройти со мной, дабы мы могли всецело…

— Тьери, — Татьяна, размышляющая о чем-то своем, слушающая хозяина дома вполуха, неожиданно вклинилась в разговор, — Простите, но вы упомянули потомков… У вас есть дети?

Мужчина нахмурился. Вопрос был ему странен.

— Я не понимаю, чем вдруг вызван ваш интерес к этому аспекту моей жизни, но, признаюсь, что да. У меня есть сын, который, увы, не разделяет моей тяги к магии.

Девушка почувствовала, как екнуло сердце. Чарли упоминал об отце-маге… И вряд ли он, как пират, должен был интересоваться магией, неужели…

— А… простите еще раз, как его зовут?

Тьери недоуменно моргнул.

— Шарль. Шарль Гайлар, но я действительно не понимаю…

Наваждение рассеялось, как легкий дым. Смутная догадка оказалась ложью, и Татьяна немного поникла, виновато вздыхая. Стало даже несколько стыдно — как могла она подумать, что потомок, наследник Рейнира сейчас носится по морям, верша разбой и отнимая чужие жизни? Глупость какая-то, честное слово.

— Я ошиблась… — она быстро улыбнулась и, мотнув головой, буркнула, — Я думала о другом. Вы… вот те книги, о которых вы сказали, там может быть сказано, как нам справится с Альбертом? Я бы не хотела убивать его, просто вернуть мир на свое место, и все…

— Если такой способ есть, мы его найдем, Татьяна, — хранитель памяти, только сейчас как-то осознавший, что его родственнице может быть неприятна мысль о возможной необходимости убить мастера, ободряюще улыбнулся, — Признаться, мне бы тоже не хотелось убивать его, — в конечном итоге, для меня он тоже не чужой человек. И, кроме того, мне совсем не хочется оказывать услугу маркизу Мактиере, выполняя месть за него… Мы постараемся найти способ обойти это. Обязательно постараемся, не так ли, Тьери?