Идеально безумный мир

Глава 23

Татьяна, в волнении наблюдавшая за ним, счастливая, радостная тому, что ее друг наконец сумел получить свободу, неожиданно для себя поежилась и невольно попятилась.

Пожалуй, давая Ричарду характеристику как «дикому псу» Альберт не ошибся. Оборотень впечатлял, пугал одним только своим видом, ибо в глазах его полыхало яростное желтое пламя, зубы были немного оскалены, а кандалы, болтающиеся на руках и шее, придавали ему сходства с беглым каторжником, каковым, наверное, некогда был Винсент.

Последний, уловив это сходство в облике освобожденного союзника, не сдержал тяжелого вздоха и на несколько мгновений сжал губы. Вспоминать о том, что было много веков назад, хранителю памяти приятно не было.

Оборотень медленно потянул носом воздух и, коротко рыкнув, рывком повернулся к Альберту. Сейчас он действительно был похож на зверя — ярость застила его разум, гнев лишил рассудка, от баронета Ренарда в этом человеке, в этом существе, казалось, не осталось ничего — им двигали сплошные инстинкты. Он стиснул кулаки и, не раздумывая ни мгновения, рванулся вперед, отшвыривая в сторону постаравшегося заслонить ему дорогу Андре, и пытаясь вцепиться в чертова мастера, очень явственно желая разорвать его на части.

Мужчина почти не прореагировал. К новому противнику он стоял боком, сосредоточенно изучая испачканный в крови рукав, делал вид, будто ничто, кроме чистоты собственной одежды его не интересует и интересовать не может, поэтому оборотень, воодушевленный надеждой побороть врага, ринулся на него с удвоенной силой и скоростью.

Мастер вскинул руку, останавливая бывшего пособника жестом, а вместе с ним — легким толчком силы и, неспешно подняв голову, бросил быстрый взгляд искоса куда-то за спину неприятеля.

— Дэйв… — слетел с его губ тихий, но очень четкий и ясный приказ. Пантера, едва ли не заскулив, выныривая из плена собственных терзаний, одним прыжком преодолела расстояние, отделяющее ее от оборотня и, приземлившись тому на спину, повалила на пол.

Девушка вскрикнула, испуганно прижимая ладонь к губам. Дэйв был сильным противником, доказал это еще в бою с Чеславом, и сейчас, выступающий против своего лучшего друга, против своего хозяина, мог, не желая того, причинить ему сильный вред.

— Дэйв!.. — зарычал Ричард, выворачиваясь из-под лап пантеры и, внезапно дернувшись, буквально швырнул противника в сторону. Пантера, приземлившаяся на четыре лапы, глухо зарычала и, скалясь, вновь пошла в атаку.

— Черт возьми, я даже не могу сосредоточиться! — раздраженное шипение хранителя памяти, внезапно коснувшееся слуха девушки и ее ошарашенного супруга, заставило обоих перевести взгляд на него, — Альберт держит его слишком крепко, не могу вырвать Дэйва из его пут! Дьявол, что же…

— Хэй, сухопутные! — внезапный окрик до боли знакомым голосом, раздавшийся со стороны стены, заставил всех, за исключением, пожалуй что, лишь оборотня и его противника, обратить внимание туда, — Помощь нужна?

Роман, просияв, как луч солнца в хмурый день, воодушевленно кивнул, глядя на вскочившего на развалины стены капитана пиратов. Сообразив же, что кивок его мог и не быть замечен, он радостно замахал рукой, привлекая его внимание и, не удовлетворенный и этим, решил заодно подать голос.

— Не помешает, капитан! Спеши скорее, пока нас злой контрабандист не поубивал всех!

— В прошлый раз не убил его, пришла пора исправить свои ошибки, — легко отозвался Бешенный и, взмахнув тонкой шпагой, красующейся в его руке, легко спрыгнул с полуразрушенных камней, бросаясь на выручку друзьям, — К дьяволу проклятому мастера и его прихвостней!

— Что стало с Чарли… — Эрик ошалело покрутил головой и, как-то рефлекторно отступив назад, вновь пригнулся. Стрелять на фрегате не прекращали и тот факт, что капитан пиратов ринулся в рукопашную, рискуя сам пострадать от ядер своих пушек, говорил о его безусловной смелости, щедро приправленной безрассудством.

— Он стал пиратом, мы же тебе говорили, — Цепеш безрадостно развел руками и, глянув в сторону дыры, спрыгнув из которой скрылся в лесу Чарли, нахмурился, — Эй, там, по-моему, еще кто-то лезет!..

Через пробитую стену и вправду, старательно карабкаясь, пробирался еще один человек. Шпага в его руке посверкивала, ловя редкие лучи солнца, голова была залихватски подвязана, и узнать его покамест было довольно мудрено, тем более, что здесь, куда как ближе, кипел бой.

— Андре! — Альберт, быстро окинув взглядом своих противников, скользнув взором по оборотню и пантере, переведя его в чащу, по которой спешил навстречу своим друзьям Бешенный, внезапно протянул сыну взявшуюся из ниоткуда шпагу, — Задержи пирата, разберись с ним!

Ведьмак, судя по всему, к подобным призывам решительно не готовый, немного попятился.

— Папа, ты рехнулся? Я с девятнадцатого века шпаги в руках не держал, я уже не помню ни черта! Как я могу противостоять…

— Значит, вспоминай! — рыкнул мастер и, уверенно сунув оружие в руки сыну, хлопнул его по плечу, слегка толкая в сторону, с которой должен был спешить пират, — Вперед! Убьешь его — рыдать не буду.

Людовик, вертящий головой как ветряной флюгер, оживленно хлопнул себя по бедрам, едва не уронив еще раз эспандер.

— А нашего полку-то определенно прибывает! Бедный дядюшка вскоре останется один, вот тогда-то мы и повеселимся!

Андре, раздраженно глянув в сторону веселящегося юноши, хотел, было, что-то сделать, но, покосившись на ожидающего его действий отца, поморщился и молча бросился в чащу, скрываясь среди уцелевших и наполовину уничтоженных, измочаленных ударами ядер деревьев.

— Не люблю, когда портят мой лес… — голос Альберта прозвучал на удивление тихо, как-то очень спокойно, до такой степени, что жутко стало даже Татьяне, убежденной, что ей отец вреда не причинит. Маг медленно повернулся и, приподняв голову, окинул своих персональных противников долгим взглядом. В темных глазах его полыхало дьявольское пламя, сверкали молнии, в них царила бездна, такая страшная, такая засасывающая, что даже Людовик, уверенный в том, что сумеет противостоять учителю, на миг испытал сомнения в своей силе.

Мастер резким движением опустил подбородок, задерживая его в нижней точке.

Прямо перед его неприятелями, в шаге от Эрика, Татьяны и Винсента, чуть дальше от Романа, Луи и Влада, каменный пол внезапно поразила взявшаяся из ниоткуда молния.

Поток энергии, высвобожденный этим разрядом, оказался таков, что Татьяна с Эриком немного отлетели в сторону, падая на пол; Винсент попятился, силясь устоять на ногах; Роман и Луи синхронно уцепились за чудом держащегося на ногах Владислава, а кошка на плечах хранителя памяти, зарычав, спрыгнула на пол и благоразумно затаилась в кустах, предпочитая оставить поле боя большим и сильным.

Людовик, кое-как восстановивший равновесие, нахмурился, посылая брату быстрый предупреждающий взгляд.

— Никогда не видел его таким… — пробормотал он и, набрав побольше насыщенного электрическими разрядами воздуха в легкие, качнул головой, — Придется хорошо потрудиться…

Из лесу, перебивая его, внезапно донесся звон скрестившихся клинков — это Андре наконец встретился с Чарли, и начал вспоминать давно забытые навыки фехтования. Не углубляясь в их бой, заметим, что Бешенный в этом деле за время своего бытия пиратом поднаторел значительно больше, и теснить ведьмака начал сразу же.

Тем временем Луи, разогретый демонстрацией силы дядюшки, подзаряженный наэлектризованным воздухом, решительно шагнул вперед, отталкивая Цепеша куда-то за себя, а может быть, даже и за Романа.

— Ну-с, приступим, — задумчиво промурлыкал он, нарочито разминая пальцы, — Если честно, дядя, я всегда мечтал выступить против тебя. Чем не повод?

— Как скажешь, мальчик, — Альберт вскинул голову. Глаза его сверкали, губы были плотно сжаты, само лицо, казалось, скрывала грозовая туча — более грозным маг не бывал, наверное, никогда в своей долгой жизни.

Вторая молния, с треском раскроившая потолок, вновь прошила собою пространство, но на сей раз юноша был настороже. Ловко отступив, он вытянул вперед руку открытой ладонью вверх и, поймав молнию на нее, победно улыбнулся.

— Не только Зевс может быть назван Громовержцем, — сообщил он не то противнику, не то своим соратникам и, подмигнув дяде, легко толкнул ладонью молнию в его направлении.

Мастер увернулся. Молния, угодив в дерево, разбила его на две части, превращая каждую в пылающий факел.

Людовик, шикнув, глянул на ладонь и недовольно потряс рукой, вытирая ее затем о штаны.

— Вот зараза, жжется…

Альберт медленно, с нарочитой неспешностью перевел взгляд на полыхающее дерево, затем опять обратил его к племяннику.

— Я сказал, что не люблю, когда портят мой лес… — размеренно, даже как будто с ленцой, вымолвил он, чуть сужая глаза, — Неумение слушать может стоить тебе… дорого, мой мальчик.

Рука мага внезапно взметнулась вверх, вынуждая наблюдателей непроизвольно поднять головы. Он замер на долю секунды, сверля противника пристальным немигающим взором, а затем вдруг, сжав пальцы, будто на рукоятке шпаги, рывком опустил руку, наискосок разрезая пространство перед собой.

Что-то произошло в этот момент. Воздух, каким-то невероятным образом собравшийся, сконцентрировавшийся в руке мастера, посланный вперед его резким, уверенным толчком, казалось, стал осязаем, почти видим, принимая форму остро заточенного клинка и, подчиняясь воле мага, метнулся вперед, к хладнокровно выпрямившемуся юноше.

Тот презрительно улыбнулся. Страха в нем видно не было — судя по всему, подобных фокусов от дядюшки молодой маг ждал, был готов к ним и бояться смысла просто не видел, предпочитая смеяться в лицо устремленной к нему смерти.

Он легко, ловко, будто играя, провернул в руке эспандер и, что-то прошептав, неожиданно перехватил его за нижнюю часть, поднимая и вытягивая прямо перед собой.

Татьяна испуганно стиснула руку мужа, несколькими мгновениями ранее поднявшегося с пола вместе с ней и, не в силах смотреть, зажмурилась. Щит, выставляемый Людовиком против силы мастера, был ничтожно мал, почти смешон, он не казался хоть сколько-нибудь серьезной защитой, парню, чудилось, грозила неминуемая гибель… А он стоял и улыбался.

Заостренный, заточенный силой Альберта воздух налетел на него, врезался со всего размаха, желая полоснуть, разрубить, уничтожить…

Послышался тихий звон. Татьяна, не веря собственному слуху, неуверенно приоткрыла один глаз, а затем, увидев то, что только что слышала, ошарашенно распахнула и второй, заодно еще открывая и рот.

Созданный из воздуха клинок, такой смертоносный, такой неукротимый, неостановимый, налетев на жалкую, казалось бы, защиту Луи… рассыпался тысячей звонких осколков, которые, падая на пол, медленно таяли, как льдинки на солнце.

— Как… — Альберт, не веря своим глазам, отступил на шаг, смеряя экс-ученика долгим недоверчивым взглядом, — Откуда… я не обучал тебя этому!

— А это главная твоя ошибка, — Людовик ухмыльнулся и, легко подбросив свою любимую игрушку в воздух, ловко поймал ее, сжимая в кулаке, — Я всегда был излишне любознателен, дядя. И получив от тебя в подарок игрушку… — он покрутил эспандер на указательном пальце, — Поспешил найти ей еще одно очень полезное применение. Рад, что впечатлил, — рука с эспандером прижалась к груди, и юноша склонился в подобии изысканного поклона. Мастер, не веря своим глазам, медленно покачал головой. До сей поры он был уверен, свято убежден, что младший племянник, обманувший его доверие, предавший его, знаний его стараниями почерпнул не так уж и много, просто потому, что не особенно горел желанием учиться. Теперь же выяснялось, что он сильно ошибся в своем ученике, посчитав его лентяем, и что мальчишка, усердно делая домашнее задание, ныне был вполне способен полноценно противостоять ему, мастеру!

Верить в это категорически не хотелось, однако, доказательства были налицо и, нагло улыбаясь, поджидали следующего удачного момента для атаки. Или же следующего отражения новой атаки.

Откуда-то из глубины леса, там, где звенели, скрещиваясь шпаги, где кипел бой между капитаном пиратов и контрабандистом, внезапно донесся звук пистолетного выстрела.

Альберт, вздрогнув, оглянулся через плечо, сдвигая брови.

— Андре… — слетел с его губ взволнованный вздох, и стало понятно, что за сына мастер все-таки переживает. Татьяна, размышляющая совершенно о другом, испуганно сжалась, всматриваясь в лес.

— Чарли… — выдохнула она и, поймав себя на том, что переживает за пирата больше, чем за родного, пусть и недавно обретенного брата, на несколько мгновений искренне задумалась над правильностью своего поведения.

— Дэйв! — испуганный, взволнованный вскрик хранителя памяти, который на протяжении всего этого времени отчаянно пытался как-то воздействовать на постоянно ускользающее от него сознание огромной пантеры, заставил девушку мгновенно забыть о собственных мыслях, обращая внимание на противостояние двух хищников, один из которых все еще пребывал в облике человека, а второй, похоже, вообще забыл о том, что человеком является.

Дэйв, забывший о собственной преданности, о горячей любви к своему хозяину, к человеку, которому некогда передал часть собственной силы и собственной души, которого спас в критический момент, ныне яростно рычал, придавливая Ричарда к земле и скаля зубы.

Альберт, тоже услышавший возглас Винсента, мельком глянул на происходящее и криво ухмыльнулся. В эти секунды, в эти мгновения все хорошее и доброе, что еще оставалось в его душе, как-то смялось, отступило назад, сдаваясь натиску невероятно сильного гнева, и наружу выплыла маска жестокого садиста, тирана, получающего удовольствие от мук других.

— Посмотрим, как тебе будет житься с разорванным горлом, — задумчиво вымолвил он и, бросив быстрый взгляд на Дэйва, махнул рукой, отдавая страшный приказ.

Следующие события заняли от силы несколько мгновений.

Пантера, подчиняясь повелению нового хозяина, не в силах противостоять ему, даже не ощущая необходимости в этом, нагнулась, дабы совершить то, о чем сама бы потом безмерно сожалела. Сверкнули обнаженные острые клыки; Ричард заметался, силясь высвободиться, недоверчиво глядя на того, кого полагал своим самым близким, самым искренним другом…

И вдруг желтая молния промелькнула в воздухе, сшибая пантеру с груди оборотня и отбрасывая ее к пылающему дереву. Недалеко от мастера, заслоняя собой Ричарда, застыл, грозно ощетинившись и яростно хлеща себя по бокам хвостом, огромный, значительно превосходящий размерами Дэйва, рычащий тигр.

Татьяна, совершенно не ожидавшая появления здесь каких бы то ни было дополнительных хищников, неуверенно попятилась, на всякий случай потянув за собою и мужа, не желая по случайности попасть под раздачу в процессе сражения двух больших хищных кошек.

Эрик, растерянный не меньше нее, как-то случайно вдруг вспомнив о собственной человеческой сущности, а также о том, что он, в общем-то, ослаблен и изможден пытками мастера, рефлекторно тоже отступил, недоверчиво переводя взгляд с тигра на явно изумленного его появлением Альберта.

— Да мы, похоже, не в лесу, а в заповеднике… — пробормотал Роман, сам ошарашенный не менее прочих и, хмурясь, окинул озлобленного тигра долгим взглядом, — И в заповеднике водятся только кошки… Может, это наша мелкая вдруг подросла?

Тиона, на которую и был намек, уже давно не показывающаяся на глаза, благоразумно затаившаяся в кустах, что-то негромко фыркнула, однако же, услышана не была.

— У нашей-то полосок не было, — задумчиво отметил Луи, с любопытством созерцая нового участника сражения, — Разве что ее покрасить кто-нибудь успел… Интересно, киска на нашей стороне или мне ее тоже надо дрессировать? Кстати, заметь, для дяди это, видимо, тоже большой сюрприз, — он покосился на стоящего неподалеку хранителя памяти и хмыкнул, — А вот Винс, похоже, не удивлен. Я всегда говорил, что кот шарит в теме…

Винсент, быстро глянув на шутника, безмолвно ухмыльнулся. Он знал, кто прибыл им на выручку, знал и радовался этому, но сообщать громогласно его имя не хотел, не желая подставлять товарища. В конечном итоге, если уж тот решил сохранить инкогнито, не являя своего лица мастеру, которого ненавидел едва ли не больше всех прочих, то кто он такой, чтобы это инкогнито нарушать?

— Дэйв… — полузадушенный хрип, с трудом вырвавшийся из груди Ричарда, наконец, привлек внимание к его персоне. Оборотень, изрядно помятый, поцарапанный, перепачканный в крови и земле, со все еще болтающимися на шее и запястьях кандалами, кое-как перевернулся на живот и, упершись ладонями в землю, с видимым трудом сел, пристально глядя на пантеру. Тигра он, судя по всему, просто не замечал, не желая вдаваться в подробности того, кто явился ему на выручку.

Пантера, старающаяся держаться подальше от полыхающего за спиною огня, но вместе с тем не торопящаяся приблизиться к новому врагу, услышав этот хрип, неприязненно оскалилась. В глазах оборотня промелькнула боль — враждебность лучшего друга резала его больнее ножа, ранила страшнее острых клыков.

— Дэйв, да приди же ты в себя! — он ударил кулаком по земле и, яростно выдохнув, кое-как поднялся на ноги, — Прими свой нормальный вид, дай мне взглянуть тебе в глаза, дьявол тебя побери! Прекрати подчиняться этому чертову мерзавцу, я приказываю тебе!

Дэйв замер. В желтых глазах его отразилось явственное сомнение, создалось впечатление, что в большой голове сейчас яростно вертятся шестеренки, с сумасшедшей скоростью сменяют друг друга мысли. А может быть, и не было никаких мыслей, может быть, пантеру просто раздирали противоречивые инстинкты, как и Тиону недавно…

Винсент, видя, что коллега его колеблется, уверенно шагнул вперед, немного отводя руку в сторону.

— Ты можешь ослушаться моего приказа, ты всегда был неслухом… Но приказ хозяина свят. Самое сердце твое не позволит пойти против него, забудь про мастера! — он чуть нахмурился, вглядываясь в черного хищника.

Пантера неуверенно отступила и, едва не обжегши хвост, взвизгнула, отскакивая в сторону от дерева. Затем растерянно поджала лапу, перевела взгляд с хранителя памяти на оборотня, и обратно…

Альберт, созерцающий все это, нахмурился, сжимая губы. Он чувствовал, он понимал, что теряет контроль над этим созданием, ощущал всем своим существом и никак не мог это исправить.

Винсент был прав — древняя магия, инстинкт, вечный, как сама жизнь, были слишком сильны для него, оставаясь неподвластны его чарам.

Дэйв застонал и, согнувшись, зацарапал когтями каменный пол. Несколько искр упало на его спину, но зверь этого даже не заметил, полностью поглощенный процессом обращения. Прошла секунда, другая — и вот уже человеческие руки уперлись в пол, вот уже ногти скрипнули по нему, и поднялась лохматая голова с совершенно потрясенным, растерянным выражением на лице.

— Ричард… — хрипло пробормотал младший из хранителей памяти и, вскочив на ноги, метнулся, было, вперед… но натолкнувшись на неприязненный оскал тигра, непроизвольно остановился. Пятиться он на сей раз не стал, сверля большого зверя сумрачным взглядом, но и в атаку бросаться пока не спешил.

— Пусти к хозяину, — мрачновато буркнул он, и Винсент, внимательно контролирующий все происходящее, довольно кивнул, не скрывая улыбки.

— Пусти его, — спокойно велел он тигру, — Теперь…

Воцарившуюся, было, на образовавшейся ввиду уничтоженных деревьев поляне, умиротворяющую, спокойную атмосферу внезапно нарушил сбивчивый, неуверенный отзвук чьих-то шатких шагов, разнесшихся по всему лесу.

Тигр, отступивший в сторону по приказу Винсента, медленно повернул большую голову к деревьям и неприязненно оскалился.

Дэйв, игнорирующий все вокруг, со всех ног бросился к хозяину, едва ли не падая перед ним на колени и, коснувшись неуверенно одной из ран, красующейся на его плече, закусил губу. Весь облик хранителя памяти выражал невероятную по силе вину, казалось, он сейчас упадет на землю и начнет биться о нее головой, вымаливая прощение, и Ричард, сообразивший, что для этого сейчас не время, уверенно сжал рукой его плечо, легонько встряхивая. Получив от хозяина в дополнение к этому еще и ободряющую улыбку, Дэйв немного успокоился.

Людовик и Роман, откровенно скучающие без хорошей драки, мирно обсуждающие, не посражаться ли им для развлечения друг с другом, коль уж дядя так занят, нахмурились, непонимающе переглянулись и обратили внимание туда же, куда и тигр.

Впрочем, туда сейчас обратились все взгляды.

Среди деревьев, тех же самых, где еще недавно мелькала уверенная фигура ведьмака, спешащего на помощь родителю, показался чей-то силуэт. Он шел, спотыкаясь, почти бежал, торопился, как будто спасая свою жизнь, и у Татьяны, которой на миг представилось, что это Чарли, сжалось сердце.

Однако, на сей раз предчувствие ее подвело.

Из лесу, шатаясь, как пьяный, держась за правую руку, рукав на которой был весь залит кровью, почти вывалился Андре и, прислонившись к одному из немногих уцелевших деревьев, попытался перевести дух. Выглядел ведьмак далеко не лучшим образом — одежда его была изрезана искусной пиратской шпагой, волосы растрепаны и взлохмачены настолько, что даже извечный хвостик на затылке сбился куда-то набок; на щеке красовалась длинная кровавая ссадина, грозящая оставить по себе на память шрам, запястья были изранены, видимо, ветвями деревьев, не желавших пропускать его, а правая рука была, судя по всему, прострелена. Парень, едва дыша, не в силах прекратить зажимать рану, с трудом покачал головой, силясь выдавить хоть слово.

Удалось ему это далеко не сразу.

— Он… Прости, папа… — с трудом выталкивая слова, проговорил он, — Слишком силен… я не ждал… Он ловок!.. Чертов дьявол…

Отзвук поспешных шагов ведьмака еще толком не успел затихнуть, как среди деревьев послышались другие шаги — уверенные, тяжелые, очень четкие, будто чеканные и какие-то угрожающие.

Андре нервно втянул воздух и прижался спиной к стволу большого дерева, возле которого стоял, периодически немного сползая.

— Опять он… — в шепоте его прозвучали почти панические нотки — судя по всему, приближающегося пирата контрабандист уже боялся, и повторения встречи с ним не хотел.

Альберт, по-видимому, не ожидавший от своего отпрыска подобной реакции, едва заметно поморщился и чуть качнул головой. Все летело к чертям — количество противников росло буквально на глазах, он оставался один против толпы, против которой даже бессмертие его и неуязвимость не могли быть достойным оружием.

Маг раздраженно махнул рукой, и внезапно толстое дерево, чья вершина пылала огнем еще после попадания молнии, пущенной самим мастером, тяжело рухнуло, едва ли не погребая под своими ветвями его противников, отделяя их от него деревянной стеной.

С его стороны остались лишь Ричард и Дэйв, но их Альберт серьезными противниками не считал.

— Дерево-дерево, — кисло молвил Людовик и, махнув в сторону огромного ствола эспандером, обреченно добавил, — Встань к дяде корнями, ко мне ветвями…

— А лучше уйди туда, откуда пришло и прорасти на берегу Темзы, — подхватил Роман, — Все-таки дядя вандал. А ведь врал, что не хочет портит лес!

— Наверное, ему самому лес портить можно, себя же он ругать не будет, — Цепеш пожал плечами и, подойдя к дереву, благоразумно держась ближе к той части, до которой огню было еще далеко, слегка постучал по нему костяшками пальцев, — Я не пойму, что, никто не может избавиться от этого исполина?

Молодой маг, как-то сразу уловивший в этих словах намек на собственную персону, защищаясь, замахал перед собой руками.

— Нет, а почему чуть что, так сразу Луи? Я, конечно, человек способный и талантливый, но дядя тоже не лыком шит, есть вещи, с которыми мне будет затруднительно совладать!

— Тоже мне, маг… — начал, было, саркастичную речь Владислав, однако, Винсент решительно оборвал его.

— Тихо! Слушайте…

Татьяна и Эрик, как люди, в битве вообще не принимающие участия, переглянулись и неуверенно следуя призыву хранителя памяти, подошли немного ближе, напряженно прислушиваясь. Луи вытянул шею, словно пытаясь таким образом расслышать больше. Роман прижался ухом к толстому стволу. Влад негромко фыркнул и, скрестив руки на груди, повернул голову правым ухом к источнику звука.

Шаги с той стороны, такие уверенные, так гулко разносящиеся под сводом каменного склепа, затихли — вероятно, Чарли все-таки добрался до своих противников.

Так оно и было.

Пират, выйдя из леса, остановился, окидывая долгим насмешливым взглядом своего перепуганного экс-противника, хмурого мага, и оборотня с его хранителем памяти, обоих несколько потрепанных после схватки и совершенно не знающих, что предпринять.

— Так значит, ты… — он указал острием шпаги на мигом сильнее вжавшегося в дерево Андре, — Его отродье, — кончик шпаги сместился, указывая теперь на мастера, — Не соврал, значит, крича, что сынок великого мага… Помчался к папочке, жаловаться на злого пирата? — на губах Бешенного сверкнула ослепительная, жестокая улыбка, и Альберт, почуяв за ней несомненную угрозу, решительно шагнул вперед.

— Чарли… — задумчиво, довольно насмешливо вымолвил он, — Пират Чарли… Бешенный.

— Великий мастер, ежа тебе в кишки, — молодой человек широко ухмыльнулся и, прижав к груди правую руку, в которой обнаружился крепко сжатый револьвер, немного склонился, изображая поклон, — Весьма польщен участием в этой чертовой стычке.

Альберт тихонько вздохнул и, коснувшись двумя пальцами виска, скользнул ими же по переносице, потирая ее, словно у него вдруг заболела голова.

— Увы, в каждом мире есть свои недостатки. Даже мой мир оказался не идеален — в нем отец не сумел привить тебе хороших манер, вместо них ты познал грубость пиратов. Грубость и жестокость вместо доброты и снисхождения… Слухи врут, Чарли, или ты действительно изъявил желание остаться пиратом?

— Не изъяви я его, меня бы здесь не было, — Бешенный легко пожал плечами и, ухмыльнувшись, обратил вновь взгляд на Андре, — И твой щенок бы не пострадал, не полезь он на рожон… Все в мире связано, мастер, все следует из чего-то. Каждое действие имеет причину и следствие и, признаюсь, мне даже любопытно, что произойдет теперь! — голубые глаза чуть сузились, и Чарли внезапно вскинул револьвер, направляя его на мага, — Где мои сухопутные друзья, ты, коронованная крыса?! Если ты что-то сделал с ними, клянусь, ты будешь молить меня о рее!

— Я не терплю хамства, — в голосе мастера зазвенела сталь. Он медленно поднял левую руку открытой ладонью вверх и, чуть сжав пальцы, будто держа что-то, немного приподнял подбородок.

— И не люблю, когда вредят моим родным, — продолжал он медленно, размеренно, без особенной угрозы, но Чарли вдруг побледнел. Что-то происходило с ним, Альберт что-то делал, но что — пират понять не мог.

— Мне жаль твоего отца, Чарли, он любит тебя, — задумчиво говорил маг, словно что-то покачивая в руке, — Но всегда приходится чем-то жертвовать и что-то терять. Ты хотел лишить меня сына, но так случилось, что сына потеряет твой отец, — он медленно сжал пальцы сильнее.

Чарли дернулся. Револьвер выпал из его руки; пират схватился за грудь. Сердце его, сильное, неукротимое, гордое сердце пропустило удар, и словно сжалось, стиснутое незримыми тисками.

Ричард, молча переводящий взгляд с одного из участников этой сцены на другого, взволнованно подался вперед; Дэйв обеспокоенно положил руку ему на плечо. Он переживал за хозяина, переживал за людей, которых хозяин избрал в друзья и, хотя и не понимал, чем так дорог может быть ему этот пират, но все-таки сознавал, что видеть его смерть оборотень не хочет.

Мастер сжал руку сильнее. Чарли зашатался, падая на колени и, царапая короткими ногтями рубашку на груди, попытался разорвать ее, чтобы дать себе свободы, позволить себе вздохнуть… Ему не хватало воздуха. Сердце билось, металось, будто в агонии, заточенное в узкую клетку, невидимую, но такую явную, такую ощутимую, созданную силой чертова мастера; перед глазами расплывались разноцветные круги, в голове мутилось, и храбрый пират, всегда готовый принять смерть едва ли не с распростертыми объятиями, внезапно испытал ужас.

Маг убивал его, убивал медленно, безжалостно и хладнокровно, а он, Бешенный, даже не мог оказать ему сопротивления! Ему не хотелось умирать.

— Чарли!.. — Ричард, кусающий губы, опять рванулся вперед, и опять был удержан Дэйвом, справедливо полагающим, что, если оборотень сейчас вмешается, гнев мастера падет на его голову и, чем это может быть чревато, страшно даже предположить.

Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы чуткий слух Винсента за деревом не уловил слабый хрип умирающего пирата.

Ярость застила его разум. Там, за деревом, этот мерзкий подонок, этот гнусный мастер убивал их друга, их самого лучшего друга, неоднократно приходившего им на помощь, а они даже не могли ничего сделать!

Он перестал себя контролировать. Гнев, злоба, безумная ярость, затопив его с головой, искали выхода, угрожали разорвать его изнутри, и он дал им выход.

Говоря, что вспомнил все, чему обучил его Рейнир, Винсент немного лукавил. Много лет назад старый маг, конечно, поделился с ним знаниями, дал ему силу бо́льшую, чем он мог надеяться, но память об этом, немного смазанная событиями более поздних лет, да и вообще всем происходящим сейчас, все-таки не до конца вернулась в сознание мужчины. Он чувствовал, подспудно ощущал в себе силу, большую, неизмеримую, но как дать ей выход не знал, каким образом призвать на помощь, не понимал и подозревал, что чтобы понять это, ему придется еще много чему поучиться.

Ярость пришла ему на помощь. Ищущая выхода, ищущая способа вырваться наружу, она, вдруг натолкнувшись на поток силы в душе мужчины, слилась с ним воедино, и… произошел так давно назревавший взрыв.

— ХВАТИТ!!! — рявкнул Винсент, абсолютно не контролируя себя, желая лишь, чтобы мастер прекратил мучить его друга, чтобы все, вообще все это наконец закончилось!..

Дерево перед ним, закрывающее собою путь, разлетелось в щепки. Огонь в его ветвях погас, затушенный внезапным ураганным порывом ветра.

Альберт, забывая обо всем, медленно разжал руку, недоверчиво поворачиваясь. Чарли, освобожденный от его власти, сделал судорожный долгий вздох и, не в силах стоять, повалился на землю, отчаянно пытаясь нащупать рядом револьвер или шпагу — душа пирата, оскорбленная попыткой оборвать его жизнь, жаждала мести.

Хранитель памяти тяжело шагнул вперед, сжимая кулаки. Лицо его потемнело от злости, глаза, казалось, метали молнии, и словно бы потухший в ветвях уничтоженного дерева огонь вдруг переселился в них.

— Прекрати… мучить… моих… друзей, — медленно, тяжело проговорил он, обрушивая каждое слово на голову мигом напрягшегося и изготовившегося к обороне мастера, как каменную плиту.

Людовик, в первые ряды особенно не рвущийся, выглянув из-за остатка дерева, негромко присвистнул. Вид хранителя памяти, его взрыв силы впечатлил и юного мага и, оценивая способности друга с, так сказать, профессиональной точки зрения, он их, безусловно, одобрял.

— А я всегда говорил, что с кошками играть опасно для жизни, — Роман, потрясенный ничуть не меньше прочих, изумленно покачал головой, — Не удивлюсь, если он сейчас дядю тоже… как это дерево. Или, по крайней мере, откусит ему голову.

— Все назад! — рык Винсента, не уступающий львиному, накрыл собою изрядную часть, если не весь лес, — Теперь это только между мной и моим проклятым потомком… — он стиснул зубы, окидывая помрачневшего потомка долгим, тяжелым взглядом, — Хотел узнать, чья сила больше, Альберт? Шанс есть.

Татьяна и Эрик, находившиеся довольно близко к уничтоженному дереву и только чудом не пострадавшие, поспешили отойти на несколько шагов назад. Из кустов к ним неожиданно выскользнула кошка и, всем видом демонстрируя, что очень нуждается в защите, спряталась за ноги девушки, прижимаясь к ним.

Роман и Людовик, предпочитающие все-таки места в первом ряду, остались там же, где и были. Цепеш, предпочитая живой щит как более непробиваемый, торопливо спрятался за их спины.

Тигр, окинув поле боя долгим взглядом, одним мощным прыжком перелетел через кусты и, по-видимому, почел за лучшее пока что удалиться.

Ричард и Дэйв, переглянувшись, предпочли отойти скорее в сторону, нежели переместиться ближе к своим друзьям — для долгих прогулок времени не было. Чарли, с трудом севший, а затем поднявшийся на дрожащие ноги, на несколько секунд замер, явственно решая, куда ему деваться, но решить ничего не успел.

Сильный и резкий рывок за ворот рубашки заставил его, пошатнувшись, едва не упасть и, невольно попятившись, зло обернуться.

Андре, оттащивший экс-доктора в сторону, красноречиво прижал палец к губам.

— Останешься там — умрешь наверняка, — быстро прошептал он, опуская руку и опять зажимая рану на другой, — Я тебе не желаю смерти, Бешенный, ты все-таки помог мне провести корабль в бурю, а твои ребята сняли его с рифа… Я умею быть благодарным.

Чарли, изумленный совершенно искренно, но от того не менее обрадованный, неуверенно кивнул в благодарность и, прижавшись спиной к тому же дереву, возле которого стоял его бывший противник, столь неожиданно пришедший на помощь, предпочел обратить внимание на противостояние двух магов, от исхода которого зависели, наверное, судьбы целого мира.

От комментария он, правда, все-таки не удержался.

— Твой папаша секунду назад едва не отправил меня к Дьяволу.

— Папа защищал меня! — контрабандист удивленно пожал плечами и, покосившись на простреленную руку, обреченно вздохнул, — Ты ради своих сухопутных друзей ведь тоже…

— Умолкните оба! — Людовик, уже несколько секунд как отчаянно пытающийся сконцентрироваться на происходящем, но постоянно отвлекающийся на беседу двух мореходов, наконец не выдержал, — Тоже мне, нашли время подружиться…

Между тем, оба противника, к поединку которых и было приковано всеобщее внимание, решительно не замечали никаких сторонних помех и звуков.

Винсент, кипящий от ярости, стискивающий кулаки в явном желании начать проверку силы с рукопашной, застыл напротив леденяще-спокойного Альберта, не спешащего начинать схватку и уступающего право первого удара противнику.

Тот медлил. Гнев снедал его, гнев подталкивал к опрометчивым поступкам, но хранитель памяти, привыкший в своей жизни больше доверять холодному логическому расчету, не спешил подчиниться велению ярости, не желая совершить ошибку.

Время шло, атмосфера накалялась, однако, никаких решительных действий никто из противников не предпринимал.

Наконец, мастер не выдержал. Он тяжело вздохнул и, опустив доселе скрещенные на груди руки, неожиданно оперся на взявшуюся из ниоткуда изящную, элегантную трость.

— Я вижу, тебе трудно решится пойти против меня, Венсен… — задумчиво вымолвил он и, усмехнувшись, легко качнул головой, — Похоже, ты все-таки не столь уверен в своих силах, как пытаешься показать… Хорошо. Скажи мне, Венсен… — он чуть сузил глаза, — Ты умеешь танцевать?

Винсент, как-то мгновенно сбитый с толку этим вопросом, уставился на противника в безмолвном недоумении. Вокруг висела тишина — вопрос Альберта ошеломил не только его непосредственного оппонента, но и напряженно ожидающих начала боя созерцателей.

Маг, судя по всему, совершенно довольный таким раскладом, мягко улыбнулся и, чуть подбросив трость, перехватил ее одной рукой за середину, другой небрежно сжимая рукоять.

— Видишь ли, мой дорогой предок… — задумчиво продолжил он, медленно отводя ту руку, которой сжимал рукоять, назад, и извлекая из деревянного корпуса, из этих необычных ножен, длинную, узкую шпагу, — Коль скоро память мне не изменяет, в твое время, да и в мои дни, конфликты, подобные нашему, зачастую решались посредством дуэли. Мне довелось однажды потанцевать со своим племянником, но увы… — он наиграно вздохнул и, бросив острый взгляд на Романа, насмешливо добавил, — Танец завершился не в его пользу. Сейчас я предлагаю исполнить тот же танец тебе… — шпага полностью выскользнула из ножен, и мастер, продолжая сжимать последние, легко улыбнулся, — И обойдемся без перчатки, брошенной в лицо, Венсен. Защищайся.

Ответить хранителю памяти он не позволил. Винс еще только открыл рот, чтобы возразить, чтобы сказать, что глупые игры ему не по нутру и он бы предпочел решить вопрос иными способами, когда Альберт внезапно сделал легкий, мягкий шаг вперед и обрушил шпагу на своего неприятеля.

Хранитель памяти чудом ухитрился ускользнуть и, отскочив в сторону, гневно выдохнул.

— Я безоружен!

— Это не мои проблемы, — мастер колко улыбнулся, — Я тоже… был безоружен.

Чарли, наблюдающий за бесчестным началом поединка, покачивая за рукоять упертую кончиком в землю шпагу, негромко хмыкнул. На ведьмака, стоящего рядом, внимания он особенного не обращал, но говорил, тем не менее, обращаясь именно к нему, при этом всем видом демонстрируя, как неприятно ему вести эту беседу.

— А твой папаша, как посмотрю, любит нечестную игру, — пират неприязненно ухмыльнулся и, приподняв шпагу, немного подбросил ее, перехватывая за лезвие чуть ниже рукояти, — Противопоставляет магию револьверу и идет со шпагой на безоружного… Винс! — голос его прозвучал как рык, грянул, подобно раскату грома и, конечно, никак не мог не привлечь к себе внимания.

Хранитель памяти, увернувшись от еще одной бесчестной атаки мастера, быстро глянул на столь внезапно отвлекшего его парня. Тот же, вскинув руку со шпагой, неожиданно резким, сильным толчком послал вперед, метнул ее, словно копье, целясь, казалось, в того самого человека, к которому обращался.

Однако, не успел Винсент огорчиться, а Альберт порадоваться внезапному предательству бравого пирата, как шпага последнего вонзилась острием в землю прямо возле ног хранителя памяти. Мужчина, вмиг оценив оказанную ему помощь, быстро кивнул и, одновременно хватая шпагу за рукоять и уклоняясь от очередной попытки его ранить, перекатился через голову. После чего мгновенно обернулся, стоя на одном колене и, недолго думая, вскинул правую руку с зажатым в ней оружием пирата прямо перед собой.

Шпага мастера, уже вновь опускающаяся на его голову (во время дуэлей Альберт всегда действовал молниеносно), со звоном наткнулась на закаленную сталь и, к радости и самого Винсента, и всех переживающих за него болельщиков, была ловко отброшена.

Хранитель памяти вскочил и резким движением рассек воздух, затем немного опуская руку со шпагой и надменно приподнимая подбородок.

— Теперь на равных… — негромко резюмировал он.

Роман, всегда бывший заядлым дуэлянтом, некогда бросавший вызов дядюшке, и сейчас созерцающий разгорающийся бой с приоткрытым ртом, в восторге хлопнул в ладоши.

— Так держать, Винс! Настругай из него вермишель!

Де ля Бош не прореагировал. Поддержка со стороны друзей, конечно, льстила его гордому сердцу, очень согревала душу, однако, говоря начистоту, в собственных способностях к «настругиванию вермишели» хранитель памяти уверен как-то не был. В конце концов, не только Андре не брал в руки шпагу на протяжении многих веков, Винсент, не испытывающий обычно потребности носить оружие, вообще видел его последний раз еще где-то в десятом столетии. Фехтованию он обучался еще раньше, во времена своего проживания под опекой отца, а впоследствии, как полагал, растерял все свои навыки, полученные от него, променяв их на знания, данные Рейниром.

От Альберта его сомнения не укрылись. Быстро окинув противника оценивающим взглядом, маг тонко усмехнулся и, едва сдерживая смех, легко качнул головой.

— «На равных», — довольно саркастично повторил он, делая вид, что соглашается со словами противника и, внезапно шагнув вперед, приподнялся на мыске, проворачиваясь вокруг своей оси и нанося удар сбоку.

Винсент отразил его движением, каким в пинг-понге отбивают мяч.

Роман схватился одной рукой за голову. До сей поры виконт наивно полагал, что его друг владеет шпагой ничуть не хуже, чем он сам, и сейчас, видя такой дилетантский подход к сражению, приходил просто в отчаяние.

— Что он творит!.. — юноша на мгновение закрыл глаза рукой, затем неуверенно раздвинул пальцы, подсматривая между ними, — Если выживет, напомните, чтобы я пару раз убил его на тренировках… Он даже шпагу держать толком не умеет!

Чарли, созерцающий поединок примерно с теми же чувствами, что переживал Роман, скрестил руки на груди и, тяжело вздохнув, привалился спиной к дереву, возле которого стоял Андре.

— Лучше бы я сам вышел против него со своей шпагой… — пробормотал он и, кинув на мрачного ведьмака насмешливый взгляд, прибавил, — После этого, наверное, и он бы меня начал бояться.

Контрабандист не ответил, лишь демонстративно отодвинулся от собеседника подальше. Все внимание его было приковано к схватке.

Винсент, действующий невероятно неловко, неуклюже, больше отбивающий удары, чем атакующий сам, отступал под атакой твердого в своих действиях, умелого противника и, прямо на ходу теряя уверенность и силы, уже даже перестал злиться. Все его мысли, все в нем было занято одним, посвящено единственной цели — отразить все атаки мастера и, при должном наличии везения, исхитриться как-нибудь атаковать его самому. Правда, пока что подобных шансов ему не предоставлялось — с любой стороны его шпага натыкалась на непрошибаемую защиту клинка Альберта, но надежды хранитель памяти пока не оставлял.

— Где же его гнев?.. — Татьяна тихонько вздохнула и, сама начиная впадать в отчаяние, прижалась щекой к плечу мужа, — Я думала, он Альберта сейчас на куски разорвет, а он…

— Он озабочен тем, как не дать ему себя ранить, — Эрик на мгновение закусил губу и, тяжело вздохнув, мотнул головой, — Хорошо было бы напомнить ему, что он бессмертен.

Людовик, который услышав разговор брата с девушкой, обратил внимание на них, негромко хмыкнул и, пожав плечами, поморщился.

— Дядя выбрал отличную технику поведения, — мрачновато молвил он, — Он заставил его растеряться до такой степени, что Винс даже прекратил злиться, а ведь злость придавал ему немало сил… Винсент, черт тебя дери! — рявкнул молодой маг настолько неожиданно, что девушка даже подпрыгнула, — Ты же не кот из подворотни! Ты гордый лев породы «маркиз», ученик Рейнира, так действуй же, ла Бошер! Разозлись, вспомни, что ты умеешь, хватит щадить этого мерзавца, он никого не щадил!

— Будь сдержаннее, племянник, — Альберт, легко отразив очередную жалкую атаку хранителя памяти, ухмыльнулся, — В твоем мире в таких случаях фанатов просят отойти за ограждения.

— И все-таки он прав, — в глазах Винсента внезапно вспыхнуло потухшее, было, желтое пламя. Перстень на его пальце, будто каким-то невероятным образом ловя и отражая его, сверкнул, подобно солнцу, и хранитель памяти внезапно, успев отвлечь внимание неприятеля ложным выпадом, с размаху полоснул его по руке чуть ниже плечевого сустава. Рукав рубашки, рассеченный острием шпаги, немного провис, рана на коже на мгновение налилась кровью… но почти сразу же исчезла, не оставив по себе даже шрама.

Альберт безмятежно улыбнулся и, покосившись на рукав, демонстративно вздохнул.

— Ах. Моя любимая рубашка. Но я, безусловно, рад, Венсен, что ты внял совету моего племянника, — он ухмыльнулся и, перехватив шпагу поудобнее, приподнял ее, указывая острием на противника, — Ну, давай же, сын Антуана, нападай! Или что, ты боишься причинить мне вред, коль скоро я так похож на него? — он заинтересованно приподнял бровь, одновременно закусывая губу и, убедившись, что удар достиг цели, широко улыбнулся, отражая яростную атаку Винсента.

Хранитель памяти выдохнул, пытаясь успокоить вновь занявшийся в его душе пожар. Совет Людовика разозлиться был, судя по всему, воспринят по большей мере не им, а Альбертом, который с радостью пришел противнику на помощь, и теперь ярость просто душила Винсента, требуя немедленного выхода.

Винс снова бросился на противника и, отброшенный атакой, отступил на несколько шагов. Мастер, растянув губы в ехидной улыбке, окинул его долгим взглядом.

— Скажи, как долго ты пытался сбежать с каторги, Венсен? — он хмыкнул и, легко взмахнув шпагой, пожал плечом, — Судя по тому, что пробыл ты на ней немало, тебе нравилось там… или ты просто не осмеливался нарушить приказ папочки?

Очередная яростная, слепая атака обрушилась на него, и мужчина, легко увернувшись, хохотнул, поддевая кончиком своей шпаги оружие противника снизу и легко отбрасывая его в сторону, едва не выбивая из рук.

— Кстати, знаешь, в моем мире тоже есть каторга, — он на мгновение задумался, а затем легко махнул свободной рукой, — А даже если и нет, что мешает нам создать ее? Пожалуй, именно туда я отправлю тебя и кое-кого из твоих друзей-пиратов. Любопытно будет увидеть, как ты выкрутишься на этот раз…

— Заткнись! — Винсент, взбешенный до предела, заскрипел зубами. Перстень на его пальце сверкал так, что больно было смотреть, глаза горели звериным огнем, лицо перекосилось от гнева — он был воистину страшен сейчас, но пугал, похоже, только своих сторонников.

Людовик, малость опешивший от этого зрелища, неуверенно отступил на шаг, переводя взгляд с одного своего брата на другого, и останавливая его на девушке.

— По-моему… ему теперь впору советовать успокоиться.

Татьяна напряженно кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Состояние Винсента, безусловно, пугало ее, но советы успокоиться сейчас могли бы сыграть против них — обычно людей в таком состоянии они лишь сильнее распаляют.

— Ты так нервничаешь, Венсен, — Альберт широко ухмыльнулся и, отразив очередной, удивительно удачный выпад противника, одобрительно кивнул, — Я начинаю думать, что умение фехтовать могло бы перейти ко мне и от тебя… дядя.

Винс замер, словно не ожидав услышать чего-то подобного. Взгляд его исполнился недоверия, непонимания, он хотел, было, что-то сказать, как-то резко оборвать потерявшего всякую совесть потомка, напомнить ему, что он совсем даже не…

— Что тебя удивляет, Венсен? — мастер прищурился, окатывая родича ледяным, насмешливым взглядом, — Я ведь потомок Леона, а не твой. Ты всегда был какой-то кривой ветвью ла Бошеров, бастардом… Наверное, Антуан и не любил тебя никогда.

— Заткнись, — хрипло выдавил Винсент. Шпага из пальцев его выскользнула; руки опустились. Альберт, самодовольно ухмыляясь, приподнял подбородок.

— Кто бы мог подумать, что с тобой будет так легко справится, Венсен. А ведь я надеялся сполна ощутить ту силу, о которой ты…

Закончить он не успел. Винсент, не говоря ни слова, медленно поднял опущенный, было взгляд, в упор взирая на своего несознательного потомка.

Тот зашатался. Пол под его ногами словно пошел волной, плиты его поднялись, вздыбились, зашатались, не давая твердо стоять… Альберт, пытаясь обрести равновесие, отступил на шаг, на другой и, наконец, все-таки не удержавшись, упал на одно колено.

Винсент продолжал смотреть на него. Плиты тихонько дрожали, не давая возможности магу опять подняться на ноги, мешая ему сконцентрироваться, не позволяя снова атаковать. Победа, казалось, уже была за хранителем памяти.

Роман, вполне довольный таким исходом, медленно, не слишком уверенно, но все-таки широко улыбнулся и хлопнул в ладоши.

— Брависсимо! А можно на бис?

Что-то глухо грохнуло. Альберт, которого прозвучавшие слова, похоже, только подтолкнули к действиям, Альберт, до сей поры удерживающийся на одном колене лишь благодаря тому, что цеплялся обеими руками за шпагу, вдруг выпустил оружие и открытой ладонью уперся в пол. Он ничего не сказал, не произнес ни слова, не сделал ни одного дополнительного движения, но плиты пола, до сей поры вздыбленные, как морские волны, вдруг шатнулись и с глухим хлопком вернулись на свое место. Пол выровнялся, переставая дрожать, и мастер легко поднялся на ноги, немного выпрямляясь. Шпагу он оставил вонзенной между плит пола, вероятно, полагая ее более не нужной и с интересом склонил голову набок.

— Смело, — коротко характеризовал он и, приподняв правую руку, медленно, будто с усилием, сжал пальцы, тотчас же резко раскрывая их.

Ближайшее к хранителю памяти дерево вдруг брызнуло щепками; каждая из них занялась пламенем. Невероятное количество маленьких огней, полыхающих деревяшек осыпало новоявленного мага горячим дождем, заставляя, невольно прикрывая голову руками, немного попятиться.

Людовик, наблюдающий за этим, негодующе топнул. Ему безмерно хотелось вмешаться в бой, хотелось затушить это пламя, хотелось помочь еще явно не привыкшему к магическим сражениям Винсенту, но позволить он себе этого не мог. Во-первых, сам хранитель памяти приказал им не лезть, а во-вторых, дядюшка, скорее всего, не позволил бы этого.

Впрочем, ла Бошер уже успел сориентироваться. Резкий ураганный порыв ветра, налетевший из ниоткуда, словно бы образовавшийся прямо здесь, на этом небольшом пространстве, подхватил полыхающие щепки и, закружив их вихрем, швырнул в мастера, возвращая ему обратно то, что он натворил.

Альберт пожал плечами, а щепки, наткнувшись на невидимый щит, с глухим стуком осыпались на пол. Многие из них уже успели погаснуть, некоторые еще только догорали, но внимания на них уже никто не обращал.

— Смирись, Венсен, — Альберт широко развел руки в стороны, — Тебе не одолеть меня. Я практически достиг мастерства Рейнира, а ты всего лишь его ученик. Был его учеником много столетий назад! Что ты можешь помнить?

— Я помню достаточно! — хранитель памяти, раздраженно зарычав, вскинул руку с перстнем. Кольцо на ней, сверкающее, прекрасное, вне всякого сомнения служащее далеко не только украшением, казалось, засветилось еще ярче, озаряя всю округу.

— И мне не нужны дешевые балаганные фокусы, чтобы совладать с тобой, — продолжал Винсент, постепенно беря себя в руки и направляя ярость по правильному пути. Он медленно сжал руку в кулак и, на миг прикрыв глаза, потянул воздух, словно вдыхая в себя солнечный свет, исходящий от перстня.

— Учитель… — сорвался с его губ слабый вздох, но голос тотчас обрел былую твердость, — Учитель говорил, что те, кто балуются подобным фиглярством, излишне слабы, чтобы выдержать настоящую битву. А он учил меня, как побеждать магов, а не как успокаивать разбушевавшихся дешевых фокусников!

Мастер тонко улыбнулся. Слова Венсена, вне всякого сомнения, были оскорбительны для него, били больно и четко, но, тем не менее, в руках себя держать он умел значительно лучше своего предка.

— Ну-ну, — негромко молвил он и, не прибавив более ни слова, сделал приглашающий жест рукой. Судя по всему, предложение перейти к противостоянию более глубокому, более серьезному, было им вполне одобрено и принято.

Винс тяжело шагнул вперед. Никаких фокусов, никаких дополнительных спецэффектов более видно не было — он просто шагнул: один большой, почти монолитный сгусток силы, так и рвущейся на свободу.

Альберт, вмиг ощутив изменившееся поведение хранителя памяти, едва заметно ухмыльнулся, немного выпрямляясь. Судя по всему, побеждать магов без дешевых фокусов он тоже умел.

Винсент остановился, молча глядя на своего противника. Тот ответил взглядом столь же спокойным, равнодушным и даже немного насмешливым.

И опять никто из противников не предпринял никаких особенных действий, продолжая просто молчаливо сверлить друг друга взглядом.

Татьяна неуверенно глянула на явственно недоумевающего супруга, затем покосилась на растерянных Романа и Владислава и, наконец, остановила взгляд на Луи, напряженно стиснувшем эспандер, напрягшемся, насторожившемся, вне всякого сомнения, понимающем в происходящем гораздо больше, чем все остальные.

Прошло еще несколько секунд полного безмолвия.

Андре, стоящий рядом с Чарли, что-то тихо сказал ему; Бешенный равнодушно повел плечом. Его игры магов особенно не интересовали, да и вообще, пират всегда был по большей части нацелен на результат. Процесс, который приводил к этому результату, интересовал его лишь в отдельных, исключительных случаях, как правило, связанных с разбоем.

— Луи… — девушка, чувствуя, что еще миг — и она просто рехнется от непонимания происходящего, неуверенно кашлянула, надеясь не отвлечь Винсента, но привлечь внимание того, кто мог хоть что-нибудь прояснить, — Что…

— Тшш! — молодой маг, резко обернувшись, нахмурился, прикладывая палец к губам, — Их нельзя отвлекать сейчас… слишком опасно. Когда маг приходит в такое состояние, схожее с состоянием некого транса, когда он собирает и концентрирует всю свою силу в одной точке — как правило, это глаза, он фокусирует ее во взгляде, — его ни в коем случае нельзя отвлекать. Иначе сила рискует бесконтрольно вырваться наружу, и тогда… — он сжал губы и покачал головой, — Лучше до этого не доводить. Мне, конечно, дворец не очень нравится, но и чтобы он мне на голову рухнул, не хотелось бы… Разве ты не чувствуешь? — он вновь перевел взгляд на замерших друг против друга противников.

Татьяна, хмурясь, обратила внимание туда же и честно попыталась хоть что-нибудь почувствовать. Секунду или две ей это категорически не удавалось, но в какой-то момент перстень на руке Винсента вдруг снова сверкнул и отсвет его, искорка света, как будто застыла в окружающем хранителя памяти воздухе.

Девушка тряхнула головой, всматриваясь внимательнее. Что-то определенно происходило, что-то очень могучее, сталкивались две великие силы, тщетно пытаясь перебороть одна другую. Пространство вокруг магов смутно расплывалось, деформировалось; с тихим треском упала, отломившись, одна из уцелевших веток с какого-то дерева. Под потолком, казалось, собирались тучи, начинали посверкивать молнии.

Они не шевелились, продолжая смотреть друг другу в глаза: все такой же леденяще-спокойный Винсент, и безмерно самоуверенный, насмешливый Альберт.

Эрик вздрогнул и, подняв голову, неуверенно поймал рукой каплю, затем растерянно демонстрируя ее супруге.

— Дождь… — тихо молвил он, — В помещении!.. Да, теперь я понимаю, что битва идет всерьез.

Битва и в самом деле разыгралась не на шутку. В насмешке мастера теперь чудилось что-то зловещее, молнии, сполохами пронизывающие темные тучи под потолком, сверкали все чаще и казались несомненными спутниками его силы. Винсент выглядел значительно более напряженным, дождь, судя по всему, вызванный именно им, и шедший уже вовсю, хлестал его по глазам, но закрывать их хранитель памяти даже и не думал.

Громыхнул гром. Молния ударила в не до конца разрушенную стену, пробитую еще стараниями «чертей» Бешенного. Посыпались камни.

Другая молния одновременно ударила в дерево, воспламеняя его. Несколько мгновений вновь воцарившуюся тишину нарушал лишь треск пламени, но вскоре, под напором дождя, огонь начал угасать.

Альберт едва заметно приподнял подбородок; глаза его сузились. Судя по всему, то, как легко сила Винсента сумела избавиться от последствий его разрушительных действий, мастеру не понравилось, и он решил усилить натиск.

Луи закусил губу. Он знал, он слишком хорошо знал своего бывшего учителя, своего названного дядю, чтобы быть уверенным, что в рукаве у него наверняка припрятан козырь. И, скорее всего, козырем этим была просто не использованная до конца, до последней капли сила, была еще немалая часть в запасе, и гнет этой самой части Винсенту, уже изрядно утомленному, сейчас надлежало выдержать.

Альберт продолжал смотреть на него, теперь уже немного свысока, насмешливо и снисходительно, и вдруг резко опустил подбородок.

Хранитель памяти пошатнулся, взмахнул руками, силясь устоять на ногах и, не удержавшись, тяжело упал на одно колено.

Мастер криво улыбнулся.

— Как говорят в боксе — нокдаун, Венсен, — негромко проговорил он, тяжело шагая к своему почти побежденному противнику, — Но я всегда предпочитаю завершать бой полным нокаутом.

Негромкий, очень вежливый кашель, внезапно донесшийся откуда-то с правой стороны, из-за деревьев, пока еще уцелевших после боя, заставил его непонимающе нахмуриться, удивленно поворачивая голову.

Из тени лесных исполинов, уже не таясь, как все это время, медленно выступила слишком хорошо знакомая всем здесь присутствующим высокая фигура с огненно-рыжими волосами.

— Не думаю, что вам суждено довести бой до конца сегодня… мастер, — Чеслав мягко улыбнулся и склонился в неглубоком, очень вежливом поклоне.

Альберт, смутно чувствуя какой-то подвох, насторожился, чуть поворачивая голову вбок и взирая на пособника мрачно и подозрительно.

Чарли, который, завидев помощника, даже онемел от изумления, недоверчиво подался вперед, всматриваясь в него.

— Чес!.. — слетел с его губ удивленный возглас. Оборотень, быстро глянув на него, широко улыбнулся и, поднеся два пальца к виску, отдал честь.

— Рад встрече, капитан. Помолчи пока, будь добр… Мастер, — он вновь обратил внимание на человека, с которым разговаривал, — Мне было бы жаль, если бы обстоятельства были другими, но, увы… — он ухмыльнулся, и внезапно вскинул голову. Желтые глаза его сверкнули каким-то невероятно опасным, сверхъестественным пламенем.

Винсент, ошеломленный не меньше прочих, неуверенно, с видимым трудом, поднялся на ноги и как-то рефлекторно отступил, созерцая происходящее.

Альберт, явственно не готовый к новому нападению, напряженно выставил перед собою руки, пытаясь, видимо, защититься, закрыться от оборотня, непонимающе глядя на него, щурясь, пытаясь перебороть…

— Что за… — начала, было, шептать Татьяна, но Людовик перебил ее.

— Он атакует его!.. Он… — парень приоткрыл рот, качая головой, — Не могу… понять…

— Они же заодно?.. — Роман, сам совершенно ничего не понимающий, завертел головой, пытаясь увидеть сразу всех своих друзей, — Какого тогда он…

Чеслав медленно шагнул вперед; Альберт попятился. Ему не хватало сил, и это было видно — на борьбу с Винсентом он итак истратил немало, вынужден был при этом еще помнить о контроле собственной неуязвимости, поддерживать существование мира и не допускать в нем никаких коллапсов, и сопротивляться столь неожиданному и сильному противнику просто не был способен.

Чес слегка наклонил голову набок. Для него происходящее было игрой, почти детской забавой: оборотень откровенно развлекался, получал удовольствие от этой битвы, не испытывая при этом никакого, ни малейшего напряжения.

— Мне это не нравится… — пробормотал себе под нос хранитель памяти и, видимо, сам не до конца уверенный в своих действиях, попытался собраться с силами, чтобы прийти на помощь своему противнику, помочь ему выстоять против их общего врага… но не успел.

Альберт пошатнулся и, не в силах стоять, тяжело рухнул на колени. Голова его опустилась, плечи поникли, дыхание стало частым и рваным — мужчине было тяжело, он был повержен и сопротивляться боле не находил в себе сил.

Оборотень победоносно улыбнулся.

— Это конец для вас, мой мастер, — очень вежливо сообщил он и, склонившись в легком поклоне, быстро окинул всех присутствующих взглядом, — А может, конец и для всех вас. Прощай, мой капитан, я был рад плавать под твоим командованием! — он быстро подмигнул Чарльзу, снова козырнул и… исчез. Просто испарился, растаял в воздухе, словно и не стоял никогда среди деревьев, словно и не побеждал никогда Альберта.

Пожалуй, единственным свидетельством того, что Чеслав все-таки был здесь, заглянул на минутку, чтобы так решительно и категорично, с совершенно непонятными целями, переломить исход битвы, мог быть только поверженный мастер, так и застывший на коленях.

На несколько секунд вокруг воцарилось полнейшее оцепенение — поведение оборотня повергло в ступор абсолютно всех присутствующих, сбило их с толку, заставляя забыть обо всем и просто стоять, хмурясь и глядя на то место, где мгновение назад находился рыжий.

Нарушил всеобщий ступор Андре.

Альберт все еще продолжал стоять на коленях, не шевелясь, не пытаясь поднять голову, лишь часто, прерывисто дыша, и сын его, наконец, не выдержал.

Бой между мастером и хранителем памяти был уже, вне всякого сомнения, завершен, поэтому выйти вперед никому из наблюдателей никто и ничто уже не могло помешать, и ведьмак, забывая даже о собственной ране, стремглав бросился вперед, опускаясь возле отца на одно колено и осторожно сжимая его плечо.

Лицо его исказила боль.

— Папа…

Татьяна, для которой отец тоже по-прежнему, не взирая ни на что, оставался очень родным и близким человеком, взволнованно подалась вперед. Приближаться к Альберту она все-таки не рисковала, справедливо опасаясь его, но переживать за него способна была, и сейчас беспокоилась сполна.

Мастер, вздрогнувший при звуке голоса сына, с видимым трудом приподнял голову и перевел на него мутный взгляд. На протяжении нескольких долгих мгновений он не находил в себе ни сил, ни желания произносить что-либо, не мог даже понять, каких именно слов требует от него ситуация. Потом с хрипом втянул воздух и, кое-как подняв руку, стиснул похолодевшими пальцами запястье сына.

— Помоги мне встать… — хрипло выговорил он, по-видимому, не слишком хорошо контролируя собственные действия и мысли.

Андре, простреленная рука у которого болела просто нещадно, беспомощно оглянулся и, понимая, что помощи ждать неоткуда, решительно кивнул, аккуратно поддерживая родителя и медленно вставая на ноги сначала сам, а затем поднимая и его.

Альберт шатался, как пьяный, был мертвенно-бледен и, пожалуй, не поддерживай его сейчас сын, вновь упал бы, не в состоянии оставаться в вертикальном положении.

Татьяна, закусив губу, прижала руки к груди. На отца было страшно смотреть, и в эти мгновения никакой злости в душе девушки он не будил — она испытывала только безмерную жалость, безумно сочувствовала ему и всем сердцем желала хоть как-нибудь помочь.

Однако, подойти или даже сказать слово, все так же не решалась.

Братья де Нормонд, из которых, в общем-то, ни один никогда не был горячим поклонником Альберта, переглянулись. Продолжать воевать с таким противником, практически уже побежденным, поверженным, обессиленным казалось занятием не просто глупым, но еще и начисто лишенным благородства, и показывать себя с не самой лучшей стороны молодым людям не хотелось. Кроме того, мастер в эти секунды выглядел так жалко, что даже Людовик, в чьей душе по-прежнему полыхала ярким пламенем приправленная ненавистью обида на дядю, испытал к нему сочувствие. Именно он первым и подал голос.

— Альберт… — юноша кашлянул и, быстро окинув взглядом своих сторонников, попытался выразить их общую мысль, — Ты ослаблен, тебе нет смысла продолжать…

— Считаешь… что я побежден, племянник? — говорил маг с определенным трудом, однако, силы вскинуть голову в себе нашел. Глаза его упрямо и непримиримо сверкнули — сдаваться маг, вне всякого сомнения, намерен не был.

— Меня вновь предали!.. — он скрипнул зубами, сильнее сжимая плечо слабо охнувшего Андре, — Не знаю причин, но выясню их и покараю виновного… Но это не конец, нет-нет, для меня это совсем не конец! Мне еще хватает сил, чтобы поддерживать неуязвимость от вас, никто не сможет причинить мне вред, убить меня! — он криво ухмыльнулся, — А без моей смерти мой мир вам не сломать, ибо он связан со мною и пока жив я — существует и этот мир! Я могу уйти, восстановить силы, а потом вновь найти вас! И, клянусь, вы скорее сгниете здесь заживо, все и каждый из вас, чем я позволю вам нарушить мои планы, чем разрешу уничтожить мой мир!

— Потрясающе! — Роман, закипающий с каждым словом дядюшки все больше и больше, раздраженно хлопнул себя по бедрам, — Нет, вы только посмотрите, какой заботливый дедушка! Готов оборвать жизнь своего внука еще до его рождения… — серо-зеленые глаза чуть сузились; в них вспыхнул гнев, — Я ведь уже говорил, что по нему детский сад плачет?

Как ответить, никто не нашелся.

Альберт, такой гневный, такой уверенный в своих словах, непримиримый не взирая на слабость, готовый биться до последней капли крови, отстаивая свое жгучее желание жить в собственном, созданном им самолично, мире, вновь пошатнулся и, мотнув головой, уставился на виконта с самым пораженным, совершенно потрясенным видом.

Губы его несколько раз неуверенно шевельнулись, лишь затем позволяя сорваться с них пораженному, потрясенному, недоверчивому вздоху.

— Внук?..

Татьяна на несколько секунд закрыла глаза рукой. Свое положение от родителя она старалась держать в тайне, не желала сообщать ему о своей радости, а уж при учете его категорического намерения не позволить им вернуться в свой мир, при учете того, что сын ее, их с Эриком, был уж, казалось, обречен, и вовсе не видела в этом смысла.

До сей поры друзья ее, казалось, разделяли это стремление девушки, но тут, видимо, ситуация достигла апогея, и Роман не выдержал.

Она опустила руку, решительно делая шаг вперед.

— Да, папа, — в голосе ее зазвучали нотки почти отчаяния, совершенной обреченности, — Да, отец, внук! В том мире, нашем мире… через некоторое время ты бы стал дедушкой, но здесь… — она закусила губу и развела руки в стороны, с трудом выдавливая из себя улыбку, — До восхода кровавой луны осталось всего несколько часов. И когда она взойдет в этот раз, она будет окрашена… его кровью, — чувствуя, что теряет самообладание, Татьяна напряженно прижала руку к животу и, потянув носом воздух, вновь отступила, стремясь встать поближе к мужу, — Но твое желание, безусловно, для тебя значит больше. Все, что тебе важно — это сохранить свой чертов мир, на семью тебе всегда было наплевать! — в глазах ее сверкнули слезы, и Эрик, уловив их и в голосе супруги, поспешил обнять ее за плечи.

Андре, сам ошеломленный внезапным сообщением не меньше отца, нахмурился. Позволять сестре оскорблять их родителя он все-таки намерен не был.

— Татьяна… — в голосе его прозвучало нескрываемое предупреждение, и девушка, вмиг разозлившись еще больше, уже хотела, было, оборвать брата, ответить резко и однозначно, высказать все, что думает о нем… Но ее опередили.

Альберт, на протяжении нескольких секунд напряженно размышлявший о чем-то, внезапно выпустил плечо сына и, немного расставив ноги, постарался встать как можно более устойчиво.

— Отойди, Андре… — голос его прозвучал тихо, невероятно уверенно, с какими-то гордыми нотками самопожертвования в нем, — Луи… — взгляд его скользнул к мигом растерявшемуся экс-ученику, — Иди сюда.

Молодой маг неуверенно оглянулся на товарищей, встретился взглядом с тоже порядком обессиленным Винсентом, и обнаружив в них, в нем, такое же недоумение, что царило в его собственной душе, чуть пожал плечами, уверенно делая шаг вперед. Пасовать перед бывшим учителем парню не хотелось.

Альберт молча стоял, ожидая, пока он приблизиться, не говоря ни единого слова, не делая ни одного движения, стоял, замерев, как бездыханное изваяние и просто ждал.

Людовик подошел и, остановившись в шаге от него, вызывающе скрестил руки на груди.

— Надеешься, что я помогу тебе силы восстановить? — насмешливо осведомился он, — Или еще раз вколоть мне что-то хочешь?

— Возьми, — голос мастера прозвучал глухо; он медленно завел правую руку за спину и, замерев в такой позе на мгновение, так же неспешно вытянул ее вперед. В пальцах его был зажат красивый, изящный кинжал в дорогих ножнах.

Луи замер, недоверчиво созерцая преподносимый дядей подарок. Кинжал отца, тот самый кинжал, с которого все началось, который он сам вонзил в грудь стоящему перед ним человеку, он узнал сразу же, но брать пока не рисковал, не понимая замыслов мага.

— Этим кинжалом ты в прошлый раз оборвал мою жизнь, — говорил Альберт все еще несколько хрипло, негромко, но в голосе его звучала несомненная уверенность, — Возьми его. Лишь им можно сделать это вновь…

Юноша, начиная понимать, что понимает с каждым мигом все меньше и меньше, неуверенно протянул руку и, каждую секунду ожидая подвоха, сжал ножны кинжала, затем осторожно беря его с ладони мастера. После чего, не рискуя даже извлекать оружие на божий свет, отступил, постепенно отходя к друзьям.

Андре, хмурясь, созерцал все это безо всякого одобрения.

— Папа… — он настороженно повернул голову вбок, — Что ты задумал?..

Альберт слабо, очень печально улыбнулся.

— Я хотел жить в своем мире, — задумчиво вымолвил он, — Хотел, чтобы вокруг все было так, как того хочу я. Надеялся, что, если я придумаю себе семью, если я заставлю кого-то быть преданным мне, я почувствую, наконец, покой и счастье… Теперь я понимаю, что ошибся, — улыбка его стала немного шире, и взгляд темных глаз устремился к дочери, — Мой внук!.. Я никогда не думал, даже не подозревал, что для меня возможно такое, а теперь… Теперь я думаю, что я пожил уже достаточно и пришла пора уступить место новой жизни, — он немного развел руки в стороны, — Вы оборвете мою, чтобы мир снова вернулся на круги своя, чтобы мой внук мог жить, а я… Жил слишком долго.

Андре, чье лицо с каждым словом отца все сильнее вытягивалось, резко шагнул вперед, хватая его за плечо.

— Даже не вздумай! Я не позволю…

— Позволишь! — Альберт нахмурился и дернул плечом, сбрасывая руку сына, — Есть на этом свете вещи, ради которых стоит жить, но куда важнее то, ради чего стоит умереть. Я не стану первопричиной гибели своего внука, Андре! В нем моя кровь, он — часть моей семьи, я не хочу губить его!

Татьяна, созерцающая и внимающая родителю в совершенном обалдении, неуверенно перевела взгляд с растерянного мужа на потрясенных друзей, на Винсента, который смотрел на своего потомка с открытым ртом, на Луи, напряженно сжимающего кинжал… и внезапно с безумной остротой осознала, что не желает такого завершения этой эпопеи. Она не хотела смерти отца, она хотела лишь, чтобы он перестал мешать жить им, хотела, чтобы мир вернулся на круги своя, хотела просто жить вместе с мужем, сыном и любимыми, родными людьми! Но не ценой смерти человека, подарившего ей жизнь…

— Отец… — слетело с ее губ; девушка замотала головой, — Папа, я… Но ты же бессмертен! — внезапная мысль озарила ее сознание, и Татьяна неуверенно улыбнулась, — Ты ведь не умрешь в любом случае, правильно?..

Людовик, приободренный высказанной девушкой идеей, воодушевленно закивал.

— Вот именно, все эти позы — это так, для отвода глаз, — он же бессмертен! Мир вернется, и он вместе с ним, я…

— Я не знаю, — голос Альберта прозвучал очень спокойно, с зашкаливающим хладнокровием и даже равнодушием в нем, — Я бессмертен до тех пор, пока меня нельзя ранить. Один раз я уже умер… И не знаю, к чему может привести моя вторая смерть. Не медлите, время уходит.

— Еще не вечер, — Винсент, хмуро выпрямившись, окинул потомка долгим взглядом, — Где здесь подвох, потомок? Имей в виду — я не верю в твои благородные порывы, тебе чуждо благородство!

Мастер чуть улыбнулся, хотел, было, что-то сказать, но не успел. Эрик, неожиданно решивший все-таки принять участие в сражении, медленно и тяжело шагнул вперед.

— Оставь это, Винс, — негромко вымолвил он, — Его поведение мне кажется искренним. Луи… — он быстро перевел взгляд на брата и, действуя не слишком уверенно, но все же с какой-то обреченной решимостью, протянул к нему руку, прося отдать кинжал. Юноша сильнее стиснул оружие и, опустив на него взгляд, медленно вытащил из ножен.

Все это походило на казнь, на какое-то запланированное убийство, а Альберт, спокойно замерший перед ними, раскрыв руки, выглядел сейчас безвинной жертвой, агнцем перед закланием, и было сие крайне неприятно.

Людовик внимательно изучил взглядом лезвие и, сжав рукоять, поднял взгляд на молча ожидающего оружия брата. А затем вдруг улыбнулся, широко, шаловливо, как и прежде, улыбнулся так легко и беззаботно, словно бы все, происходящее вокруг, было не более, чем забавной игрой.

— Вместе, Эрик? — он выразительно кивнул в сторону дядюшки, и неожиданно подмигнул брату, — Буду рад помочь нам вернуться домой.

— Вместе, Луи, — граф де Нормонд, ощущая, как тяжелая обстановка немного развеивается, как груз на сердце немного легчает от осознания того, что рядом с ним теперь остается его родной брат, чуть улыбнулся и, шагнув к собеседнику, сжал рукоять клинка поверх пальцев юноши.

Татьяна вцепилась в очень удачно оказавшегося поблизости Влада. Ей было страшно.

Чарли, пират Чарли, хмурясь, замер возле дерева, напряженно вглядываясь в происходящее. Андре, ошарашенный решением отца, стоял за его спиной, приоткрыв рот, не зная, что сказать, как переубедить родителя не совершать такого безумства. Ричард и Дэйв, успевшие за время битвы присесть на траву и созерцающие все так, будто смотрели захватывающий фильм, переглянулись и неспешно поднялись, видимо полагая, что сидеть на казни не слишком культурно.

Роман хмурился; Владислав, обняв дрожащую Татьяну за плечи, как мог старался успокоить ее. Винсент, замерев по стойке «смирно», напряженно смотрел, как Людовик и Эрик подходят к хладнокровно ожидающему их магу.

Все, каждый из них сейчас ожидал подвоха, никто не мог поверить в то, что в душе Альберта, в душе этого жестокого мастера вдруг нашлась маленькая частичка благородства. Девушка, подумав о том, что фактически сейчас отец приносит себя в жертву ради ее сына, почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы и торопливо отвернулась. Она не хотела смотреть.

Она не видела, как Эрик и Луи подошли к Альберту и, переглянувшись, неуверенно подняли кинжал. Не видела, как мастер развел руки шире, немного запрокидывая голову, открывая, подставляя грудь для удара.

Не видела, как братья, оба ощущающие себя на редкость отвратительно, стиснули зубы и, размахнувшись, нанесли удар…

Слышала, как глухо охнул Андре, слышала звук падения чего-то тяжелого на пол…

А после все вокруг вдруг как-то смазалось, закрутилось бесконечным хороводом красок, и Татьяне неожиданно вновь показалось, что она летит в пропасть, что она падает и ничто не способно удержать ее.

Голова кружилась, к горлу подкатывала тошнота, руки и ноги немного дрожали и она, боясь упасть, все сильнее цеплялась за Влада, которого и не видела толком во всей это свистопляске, только смутно ощущала его.

Круговорот все усиливался, на небе, казалось, непрестанно менялись солнце и луна, и смывалась, смывалась кровь с последней, исчезала, испарялась, вновь открывая светлый лик ночного светила. На ум пришли слова странного пророчества, что-то о том, что луну надлежит очистить от крови, что нужно пройти по морям, волна за волной, чтобы прийти к цели…

Девушка мотнула головой.

Пророчество было исполнено. Альберт был мертв и все было кончено.