Идеально безумный мир

Глава 22

…Обратно шли медленно, без такой спешки, как прежде — день был еще в самом разгаре, до ночи и восхода зловещей луны времени хватало, а Эрик, приведенный в себя водой и разрядом тока, передвигался все-таки не столь уверенно, как его спутники. Шел он, правда, вполне самостоятельно, и даже держал супругу за руку, но иногда пошатывался, волочил ноги и нуждался в коротком отдыхе.

На то, чтобы покинуть подземелье с изуродованной стараниями Луи решеткой, им понадобилось не меньше десяти минут и, когда они, наконец, оказались за поворотом, граф удивленно остановился.

— Я не был здесь… — несколько растерянно произнес он, озираясь, — Полагал, что за поворотом кроется… не знаю, что-то другое, а не продолжение коридора.

— Как же Альберт тебя сюда тащил, когда пленил? — Винс, у которого воздетая вверх рука уже совершенно затекла, устало вздохнул, пытаясь растереть ее другой, — Другого-то пути нет, если только…

— Последнее, что я помню — это как Луи вонзил кинжал ему в грудь, — блондин чуть нахмурился, и тяжело вздохнул, — Потом я очутился здесь, уже прикованный и в плену. Видимо, Альберт умеет менять реальность в корне… Значит, кольцо все-таки сослужило тебе службу? — он вновь двинулся вперед, взглядом указывая на воздетую руку хранителя памяти, на которой пылал ярким солнечным светом перстень.

Винсент кивнул — спорить с очевидным смысла он не видел.

— Солнце в нем засветилось в тот миг, когда я вернул себе память. Я сделал это сам, ты представляешь? — мужчина победоносно улыбнулся, — Тьери подсказал. Сказал, что раз уж я хранитель памяти, то кому, как не мне, ее возвращать? Ну, а после того, как я вернул память Роману, которую испортил Альберт…

— Испортил сильно, смею заметить, — вклинился виконт, — Я не помнил толком ничего из того, что было раньше, а кот в очередной раз мне вправил мозги.

— Я и сам поначалу ничего не помнил, — Винсент тяжело вздохнул, — Пока не надел перстень.

Эрик, с великим вниманием и интересом слушающий несколько сумбурные рассказы своих друзей, чуть улыбнулся, кивая.

— В таком случае, службу тебе он сослужил даже бо́льшую, чем я думал. Но как же вы ничего не помнили? Я никогда не забывал того, что было, хотя Альберт и пытался замутить мой разум, я цеплялся за воспоминания, как утопающий за соломинку, я старался жить ими… Я вспоминал вас, всех и каждого, включая даже тебя, Людовик, — он быстро улыбнулся совершенно довольному этим признанием младшему брату, — Думал о Татьяне, Романе, Винсенте, вспоминал о Ричарде… если память все же не изменяет мне, он ведь наш родной дядя?.. — дождавшись несинхронных кивков, он продолжил, обращая взгляд через плечо к плетущемуся позади художнику, — О Владе, думал о Чарли… А что в этом мире сталось с Чарли? — Эрик быстро окинул взволнованным взглядом друзей, и чуть сжал руку девушки, — Альберт рассказывал мне сказки об этом мире, говорил, что здесь все не так, как должно быть. Я не знаю, нашлось ли здесь место нашему доброму другу доктору…

— О, он себе нашел отличное местечко! — Роман жизнерадостно хохотнул и, покосившись на ухмыляющегося Луи, елейным голоском продолжил, — Чарли в этом мире избрал путь грабежа и разбоя, носится по морям, пугая честных граждан.

— Он стал пиратом, — подсказала девушка, заметив, что пространные и смутные объяснения виконта ее мужу ничего не объясняют и, вздохнув, безрадостно добавила, — И говорил, что пиратом и хочет остаться. Сказал, что если это его сон, то просыпаться он не желает…

Граф де Нормонд, недоверчиво переводящий взгляд с одного из своих собеседников на другого, нахмурился, чуть качая головой. В такой расклад ему верилось слабо.

— Чарли — пират?.. — медленно повторил он и, подняв свободную руку, потер лоб, — Это и вправду безумный мир, я не могу себе даже представить этого! Чарли — врач, и вдруг пират!..

— Ну, допустим, замашки врача он немного сохранил, — справедливо вставил Людовик и, вытянув вперед перехваченную бинтом руку, указал на последний, — Его работа. После того, как его старший рыжий помощник ранил меня…

— Постой-постой, — Эрик, посерьезнев еще больше, остановился возле порога, за которым начинался другой, освещенный факелами коридор и медленно повернулся к брату, — Ты ранен? Рыжий помощник — это… неужели это…

— Чеслав, да, — Татьяна без особой радости кивнула и, тяжело вздохнув, поспешила рассказать все и сразу, — Он притворялся помощником Чарли, пиратствовал вместе с ним, а потом, видимо, сбежал. Он делал вид, что ничего не помнит, но перед тем, как найти тебя, мы наткнулись на него, и они с Ричардом…

— Значит, Ричард все-таки на нашей стороне? — блондин перевел взгляд на супругу, — Я боялся, что если Альберту удалось заморочить голову мне, он мог бы так же поступить и с ним…

— Собственно, он так и поступил, — Роман легко пожал плечами, — Старина Рик только недавно вспомнил о том, что он с нами, вообще-то, дружит. После того, как… — взгляд его красноречиво уперся в Татьяну, и та мигом сделала страшные глаза. Сообщать мужу о том, что провела ночь в одной постели с его дядей, пусть и будучи под гипнозом, ей не хотелось.

— После некоторых событий, — очень обтекаемо поправила она виконта и, вздохнув, потянула Эрика за руку, выводя его в более освещенный коридор, — Ты знаешь, боюсь, на то, чтобы рассказать тебе все, нам просто не хватит времени. Главное, что мы, наконец, нашли тебя, и что следующим этапом нашего спасения является нахождение Альберта…

— Убийство, — мрачно поправил ее супруг и, тяжело вздохнув, мотнул головой, — Не хочу его убивать… Тем более, что у меня даже оружия нет.

— Было время, ты ранил его куском дерева, — Людовик ехидно улыбнулся и, вспомнив про отцовский кинжал, которым воспользовался сам, ностальгически вздохнул, — Эх, жаль папиного клинка под рукой не имеется… Ничего, этот вопрос решим, когда дядю обнаружим. Он сейчас, полагаю, уже проснулся, коль скоро на дворе что-то вроде утра или даже дня, и старательно ищет нас. Почему бы не позволить ему нас найти? — зеленые глаза его чуть сузились, в них заплясали какие-то жестокие искры. Настроен Луи, судя по всему, был на редкость серьезно, и к необходимому убийству дяди, воспитавшего его, относился совершенно спокойно.

— Я же просил тебя его не ненавидеть, — граф де Нормонд вздохнул и, покачав головой, на несколько мгновений сжал губы, — Хорошо. Идем вперед, мне и самому не терпится покинуть эту темницу. А потом… посмотрим по ситуации. Быть может, он внемлет нашей просьбе изменить мир добровольно… — он немного прибавил шаг, уверенно ступая по каменным плитам пола.

Хранитель памяти, получивший возможность опустить, наконец, руку, разминая ее, последовал, было, за ним, как вдруг охнул и немного согнулся. Кошка, по сию пору ведшая себя довольно мирно и спокойно, не бросавшаяся под ноги и вообще не покушавшаяся на хозяев, ограничившаяся лишь тем, что мимолетно потерлась о ноги графа, пока он сидел на стуле, вдруг решила, что идти пешком более не хочет. Спина Винсента показалась ей вполне достойной того, чтобы по ней карабкаться, и Тиона, недолго думая, вцепилась когтями в тонкую рубашку мужчины, уверенно забираясь по ней повыше, к плечам. Хранитель памяти, шипя и кривясь, кое-как выдержал пытку и, убедившись, что кошка устроилась на его плече, с видимым облегчением выдохнул. Рубашка на его спине, бывшая и в самом деле довольно тонкой, даром, что была заимствована из сундука одного из пиратов, местами порвалась, обнажая оцарапанную спину.

— Люблю животных, — прошипел Винс и, дернув плечом, в которое упоенно впускала когти Тиона, решительно нагнал Эрика.

Братья последнего, несколько отставшие, переглянулись.

— Это вообще наш брат? — сумрачно осведомился Людовик и, тяжело вздохнув, скрестил руки на груди, — Я знал, конечно, что Эрик добрый, но чтобы до такой степени!..

— Это ты просто не слышал, как он оправдывал дядю, когда Винс вернул ему память о той ночи, — Роман покачал головой и, ободряюще хлопнув брата по спине, кивнул вперед, — Пошли, их необходимо контролировать. Татьяна не хочет терять отца, Эрик просто жалеет всех на свете — этак они и в самом деле предпочтут сложить оружие и сдаться, вместо того, чтобы нормально дать дяде в нос!

— Вот и спасай их после этого, — Луи печально вздохнул и, быстро оглянувшись через плечо на плетущегося позади художника, хмыкнул, — А кому-то тут явно тяжко без мотоцикла… Интересно, когда мы вернемся, эта железная арматура будет по-прежнему обитать в Кале, или переедет к замку?

Владислав, мигом уловивший очередной наезд на его обожаемый транспорт, хмурясь, немного прибавил шаг, настигая братьев.

— Сначала убей Альберта, а уже потом на мой мотоцикл покушайся, сопляк, — буркнул он и, обогнав ухмыляющегося мага, устремился вперед. Юноша, совершенно не обидевшийся на попытку оскорбить его, на миг закусил губу.

— Действительно бессмертный… — пробормотал он себе под нос, — Совсем распоясался. Уже даже не боится моих кулаков… — и как-то машинально потерев некогда оцарапанную тем же Цепешем шею, он передернул плечами, устремляясь вперед.

Настигли друзей они уже возле стены, в которой по-прежнему зияла дыра, пробитая молодым магом. Людовик хмыкнул и, мимолетно порадовавшись тому, что дыру за это время никто не успел заложить кирпичом и замазать цементом, придирчиво оглядел еле держащегося на ногах старшего брата.

— По-моему, сквозь дырку кое-кто не пролезет, — наконец, вынес он вердикт, — Глядишь, еще и шишку себе набьет. Надо бы расширить…

— Погоди, — Роман, уже несколько секунд как напряженно к чему-то прислушивающийся, хмурясь, шагнул вперед, подозрительно глядя на проделанный в стене проход. Что-то смущало его, что-то беспокоило, и беспокойство это тенью ложилось на молодое лицо, заставляя его ощутимо темнеть, а друзей виконта — настораживаться и хмуриться.

— Роман? — Эрик, переглянувшись сначала с супругой, затем с Винсентом, не выдержал. Юноша закусил губу и отрицательно покачал головой. Затем чему-то кивнул, приподнял подбородок, вытягивая шею и, наконец, тяжело вздохнув, опустил плечи.

— Ничего не слышно, — пробормотал он, словно признавая собственное поражение, — Совсем ничего… Как странно.

Влад, подоспевший следом за братьями, недоуменно сдвинул брови, окидывая медленным взглядом всех присутствующих здесь. Удостоверившись, что за исключением самого Романа его слов никто не понимает, он тряхнул головой и неуверенно кашлянул.

— А что должно быть слышно? — вопрос художник задавал очень осторожно, как будто опасаясь услышать ответ.

Виконт оглянулся на друга через плечо, и сочувственно улыбнулся. На лице его отразилось выражение главного врача психиатрической клиники, беседующего с особо проблемным пациентом.

— Позволю себе напомнить вам, друг мой, что, уходя, мы оставили за этой стеной двух дерущихся оборотней, которые рычали, шипели и вообще вели себя крайне неприлично. Почему же сейчас так тихо?..

Повисло молчание. Вопрос Романа неожиданно попал в самую точку, заставляя всех и каждого, включая и Эрика, который за судьбу Ричарда беспокоился ничуть не меньше, чем за остальных, помрачнеть и призадуматься.

— Не в бровь, а в глаз… — бормотнул Людовик и, потерев глаз, почесал еще и ухо, видимо, рассчитывая после этого лучше слышать, — Вообще, мне не хочется представлять растерзанного на мелкие кусочки Рика. Давай ты больше не будешь меня пугать?

— Но, если бы победил он, он бы догнал нас, — мрачно отозвался Винсент и, хмурясь, попытался почесать шею. Под руку попалась кошка, и хранитель памяти, не мудрствуя лукаво, почесал шею ей.

— Я просил не пугать меня! — Луи, как самый младший из присутствующих, недовольно скрестил руки на груди, — Может, он победил и просто решил грибов пособирать, чтобы потом приготовить ужин. Или отправился ловить свою хвостатую дичь.

— Последний вариант мне нравится, — оценил Цепеш и, на несколько секунд сжав губы, пристальнее вгляделся в проход, словно надеясь что-то увидеть за ним, даже не приближаясь, — Но, боюсь, он маловероятен…

Татьяна, сама мрачная, как полярная ночь, чуть сильнее сжала руку Эрика.

— Дэйв не признает его, если Ричард и вправду отправился его искать…

— Дэйв не признает Ричарда??? — граф де Нормонд, доселе слушающий совершенно безмолвно, наконец, не выдержал, — Как он может не признавать его?! Дэйв, наверное, самый преданный друг, какого я только видел! Как он… — молодой человек на несколько секунд замолчал, а затем безнадежно кивнул, — Альберт, да?.. Идемте, мы не можем больше задерживаться здесь! Луи…

— Понял, босс, — молодой маг легко козырнул и, приблизившись к стене, нанес по ней еще один сокрушительный удар. Камень, уже поврежденный предыдущими ударами этого парня, не выдержал — дыра расширилась после первого же, а после последующих стала еще больше.

Людовик, отступив, оглядел с наслаждением скульптора созданные им руины и, потерев кулак, подул на немного ободранные о твердый камень костяшки.

Эрик, не сдержавшись, длинно, совершенно нетипично для дворянина, присвистнул и одобрительно качнул головой.

— Молодец, — оценил он, — И вправду силен… Идемте же, идемте! — он уверенно потянул супругу за руку, увлекая ее к образовавшимся развалинам и, коль скоро проем в стене, вернее, в том, что от нее осталось, стал теперь действительно шире, легко пробрался сквозь него вместе с девушкой.

— Вот нетерпеливый… — Роман, как раз сделавший неловкую попытку поддержать брата, оступающегося на валяющихся на полу булыжниках, и сам споткнувшийся от неожиданности, недовольно фыркнул, задерживаясь на несколько секунд, — Дядя Рик-то у нас бессмертен, а вот мы — не до конца, к чему спешить в зубы к хищному волку? Если Чесу вдруг вздумается обглодать наши косточки…

— То зачем мы будем препятствовать ему в таком благородном желании? — воодушевленно перебил его Луи, и сам, уверенно перешагивая через разбросанные вокруг камни, направился следом за братом и его супругой. Виконт, не найдясь, что ответить, последовал за ним, что-то пасмурно бурча себе под нос. Оставлять чужие шутки без реакции со своей стороны Роман терпеть не мог.

Винсент, придерживающий на плече кошку, и Владислав, не слишком пышущий энтузиазмом быть съеденным и обглоданным, последовали за ним, и вскоре уже вся бравая команда, наконец, покинула неглубокое подземелье, бывшее темницей Эрика на протяжении времени, наверняка показавшегося тому вечностью.

Снаружи было так же тихо, как и внутри. Тенистый лиственный грот был пуст — ни Чеслава, ни Ричарда в нем не было, и даже надежды на то, что оборотни продолжают бой где-то снаружи, меж деревьев, не оставалось — шум их драки наверняка был бы слышен.

— Похоже, за время нашего… — Эрик на миг замялся и торопливо исправился, — Вашего отсутствия здесь что-то произошло. Странно лишь, что я не вижу следов этого, ведь если бы Ричард…

— Я еще раз прошу не пугать маленьких детей в моем лице! — Людовик гневно нахмурился и, закусив губу, уверенно прошествовал вперед, покидая не особенно глубокий грот, — Здесь тоже никого. Даже трупа Чеса не наблюдается… Обидно, сплоховал, стало быть, дядюшка.

— Застыдился и ушел искать пантеру? — предположил Роман, в свой черед выходя из грота и озираясь, — Странно, не понимаю, куда он мог пропасть.

Винсент, не отвечая, аккуратно обошел Эрика и его супругу, оставляя молодых людей за своей спиной и настороженно огляделся. Кошка, доселе мирно лежавшая на его плечах, неожиданно села и подозрительно потянула носом воздух. Кончик хвоста ее несколько раз дернулся — происходящее, чем бы оно ни было, Тионе не нравилось.

Татьяна, непрестанно косясь на Эрика, осторожно потянула его вперед. За Ричарда она волновалась не меньше, а может, даже и больше, чем все остальные. Граф, хмурясь, неспешно последовал за ней — опасности он не боялся, но девушку подвергать ей не хотел, поэтому предпочитал удерживать ее.

Влад, напряженно сжимающий кулаки и кусающий губы, потянулся следом.

Людовик и Роман, успевшие не только покинуть грот, но и разойтись в разные стороны, осматривая кусты, почти скрылись из виду, лишь шаги их еще оставались слышны.

Внезапный порыв ветра, налетев, легко взъерошил волосы их товарищей и спутников, заставляя невольно поежится. Винсент, у которого рубашка была разодрана кошачьими когтями, зябко передернул плечами, поморщился и вдруг застыл.

— Но здесь замкнутое помещение… — медленно проговорил он, неуверенно озираясь, — Здесь не должно, не может быть движения воздуха, откуда…

— Идите сюда! — внезапный возглас Луи, отправившегося в правую от грота сторону, мигом привлек их внимание, вынуждая взволнованно броситься к нему. Тиона, шатнувшись на плече хранителя памяти, вновь выпустила когти, но мужчина этого даже не заметил.

Несколько шагов сквозь густые заросли, тихая ругань спешащего на зов брата Романа, успевшего уйти довольно далеко — и вот уже впереди замаячила худощавая спина молодого мага.

— Смотрите… — негромко вымолвил он, заслышав приближающихся друзей и, вытянув вперед руку, указал на что-то.

Там, впереди, немного скрытая под нижними ветвями больших деревьев, рычала и шипела большая пантера, безмерно знакомая всем здесь присутствующим, и изумляющая уже тем, что была здесь. За спиною ее, опутанная травой и сокрытая листвой, смутно темнела большая черная клетка, в которой находился кто-то, знакомый, пожалуй, еще больше, чем пантера.

— Ричард… — слетел с губ девушки потрясенный вздох, и личность пленника сразу же стала очевидной.

Ричард стоял на коленях, со скованными руками, цепь от кандалов на которых крепилась к клетке, с толстым металлическим ошейником на шее, чья цепь также прикреплялась к прутьям решетки, стоял, замерев почти по струнке и, казалось, чего-то ждал. Рядом с клеткой его металась, бесновалась и рычала черная пантера, вне всякого сомнения, вознамерившаяся никого не подпускать к человеку, к которому всегда питала самое глубочайшее расположение, и которого забыла по воле магии мастера.

— Безумие… — выдохнул Влад, подошедший к клетке последним, и замерший позади всех, — Не могу поверить, чтобы Дэйв…

— Как шумно стало сегодня в этом уединенном месте! — чей-то знакомый, насмешливый голос, перебив его, заставил всех ошалелых созерцателей перевести взгляд левее, туда, где из-за высокого дерева, настоящего многолетнего исполина, медленно появилась чья-то знакомая фигура, — Просто удивительно, каких высот может достичь наглость молодых людей, оставленных без присмотра…

Эрик, мрачнея буквально на глазах, стиснул кулаки и, сделав шаг вперед, вызывающе расправил плечи, заслоняя собой Татьяну. Девушка, чью руку он выпустил буквально за секунду до этого, напряженно втянула воздух, неуверенно выглядывая из-за его плеча, сверля их неожиданного собеседника далеким от симпатии взглядом.

— Подумать только! — мужчина, так неожиданно возникший перед их глазами, медленно прошелся вдоль клетки, оставаясь за спиной у озлобленной пантеры и, судя по всему, нисколько не боясь ее, — Проникнуть в самое сердце моей цитадели, освободить человека, который не должен был быть освобожден, и все ради чего? — он остановился и, повернувшись к собеседникам, легко всплеснул руками, — Ради убийства! И после этого вы в чем-то обвиняете меня, друзья мои? Клянусь, я готов рассмеяться, настолько это забавно.

— Смейся, дядя, — Людовик, замерший в первых рядах, равнодушно пожал плечами, — Я так редко слышал твой смех, что мне даже любопытно, как он звучит.

— Ха. Ха. Ха, — размеренно выговорил мастер и, ухмыльнувшись, окинул племянника долгим взглядом, — А ты неплохо постарался, мой мальчик. Привел сюда этих ребят, привел их прямо в мои руки, чтобы…

— Не надо лжи, — Луи, моментально уловивший попытку мастера записать его в свои сообщники, и каким-то шестым чувством осознавший, что друзьям его эта попытка приятна мало, сдвинул брови, выставляя пред собой открытую ладонь в останавливающем жесте, — Я пришел сюда вместе с ними, со своими родными и со своими друзьями, пришел, чтобы одолеть тебя, и не надо пытаться настроить их против меня. Кому, как не тебе, должно быть известно, что я больше не на твоей стороне, что я…

— Предатель, — перебил его Альберт и, тонко улыбнувшись, задумчиво кивнул, — Да, мой мальчик, я усвоил это в тот момент, когда ты вонзил кинжал своего отца мне в грудь. Должен признать, сердце до сих пор болит… — он демонстративно охнул и прижал ладонь к левой стороне груди, правда, немного ниже сердечной мышцы. Судя по всему, болело у мага явно не сердце.

— Если бы у тебя было, чему болеть… — Эрик негромко вздохнул и, покосившись на младшего брата, слегка покачал головой, — Тебе не удастся настроить нас против Людовика, дядя, ибо поступки говорят яснее слов. И то, что делал ты… и что делал он… — молодой человек покачал головой снова и, набрав побольше воздуха, продолжил, — Но мне бы не хотелось убивать тебя, здесь ты не прав. Я надеялся на твое благоразумие…

— Благоразумие? — маг удивленно приподнял левую бровь и, пытаясь сдержать так и расплывающуюся по губам улыбку, закусил губу, — В чем же я должен проявить благоразумие, мой дорогой племянник? Внять голосу разума, уступить большинству, сдаться, сложить оружие… Позволить вам лишить меня моей мечты, моей жизни, о которой я столько грезил, лишить меня всего? Неужели ты полагаешь это действительным благоразумием, Эрик? — он мимолетно поморщился и, зачем-то покосившись на клетку с Ричардом, равнодушно пожал плечами, — Клянусь, я считал тебя умнее.

— Клянусь, я считал тебя благороднее, — Роман, как обычно не желающий допускать оскорблений в адрес своих родных, хмурясь, уверенно шагнул вперед, протискиваясь между братьями, — Хотя нет, вру, в твоем благородстве я уже давно разуверился, дядя. Это же мы были так наивны, что все время полагали тебя родственником, и даже сейчас… Ах, да что говорить! Зачем ты опять тянешь время?

Альберт равнодушно, с истинно дворянским хладнокровием медленно приподнял плечи, не то расправляя их, не то ими пожимая.

— Должно быть, все дело в том, что я более взрослый, более разумный человек, чем вы, друзья мои, ибо я никогда не начинаю наше общение с драки. Я предпочитаю решать проблемы мирным путем и, если кое-кто из вас помнит, даже в первый раз, придя к дверям Нормонда, я просто попросил уступить мне замок и титул, я не провоцировал конфликт.

— Брось, дядя, ты всегда провоцируешь конфликт! — Людовик, вновь не выдержав, даже немного подался вперед, но был удержан старшим, более разумным, братом, — Да один твой вид — это уже большая провокация! Нет, ну согласитесь? — он быстро оглянулся на отмалчивающихся друзей, — Видеть дядю — уже равносильно началу стычки!

— Ты все такой же мальчишка… — мастер негромко вздохнул и, слабо улыбнувшись, потрепал по голове несколько растерявшуюся от этого пантеру. Ричард в клетке, краем глаза заметив эту фамильярность, глухо зарычал и дернулся, силясь сбросить цепи гипноза, и цепи, удерживающие его.

Альберт не прореагировал, продолжая созерцать своих непосредственных собеседников, в особенности одного из них.

— Мне жаль, Луи, искренне жаль, что тех трех столетий, что ты провел рядом со мною, оказалось недостаточно для того, чтобы вырастить из тебя полноценного мага, серьезного, взрослого человека… Ты остался мальчиком, ребенком, мнящим себя магом лишь потому, что способен совершить несколько дешевых фокусов, достойных разве что фигляра на ярмарке. Я объяснял, я говорил тебе, что́ тебе надлежит сделать, ка́к ты должен поступать, чтобы стать сильнее…

— Ты хотел сжечь меня дотла своей чертовой ненавистью, которую колол мне! — Людовик, взбешенный сверх всякой меры этой снисходительной насмешкой, рванулся вновь, и Эрик, сжимающий его плечо, еле удержал брата. Резкий порыв ветра толкнул старшего мага в грудь, заставляя его сделать небольшой шаг назад. Вокруг ощутимо потемнело; в зеленых глазах юноши засверкали искры — таким злым Луи еще не доводилось видеть никому.

— Хотел, чтобы я ненавидел людей, ближе которых у меня никого нет и не может быть в целом мире! — яростно продолжил он, — Хотел, чтобы я возненавидел семью, мою родную семью, так же сильно, как ненавидишь ее ты, хотя у твоей ненависти нет ни одной чертовой причины! Издевался надо мной, исковеркал, изувечил мою душу, превратил меня в жестокого мучителя, обожающего кровь, и все ради чего?! Ради своей глупой ненависти, основанной черти на чем, на том, что ты услышал случайно, что ты подслушал!..

— Луи, уймись! — Эрик, мрачнеющий с каждым мигом все больше, легко дернул брата за плечо, заставляя его отступить назад. Ярость, владеющая им, с каждым мигом, с каждым словом, казалось, становилась все больше, и молодому графу это решительно не нравилось.

Людовик отступил и, остановившись рядом с ним, медленно потянул расширившимися от ярости ноздрями воздух, силясь успокоить бушующий в его душе гнев. Ненависть, так старательно взращиваемая в его сердце, в его душе стоящим перед ним человеком, наконец обратилась против последнего, обрушиваясь на него всею своею силой.

Альберт с видимым любопытством склонил голову набок, всматриваясь в своего ученика, а затем неспешно переводя взгляд на старшего из своих племянников.

— Разумный старший брат… — медленно проговорил он и, усмехнувшись, одобрительно склонил подбородок, — Я рад, что мои доводы возымели на тебя хоть какое-то действие, Эрик. Рад, что ты повзрослел, рад, что ты сумел найти общий язык со своим глупым маленьким братом…

— Моя память не сохранила твоих доводов, Альберт, — граф де Нормонд, уже не столько сжимая плечо молодого мага, сколько просто держа на нем руку, немного выпрямился, одаривая названного дядю ледяным взглядом, — В общении со своей семьей я использую исключительно свой рассудок. Но что мне говорить об этом тому, кто свою семью предал…

Маг тонко улыбнулся и, изящно взмахнув рукой, мимолетно коснулся кончиками пальцев своего виска.

— О, Эрик… Свою семью я не предавал никогда. Не правда ли, моя дорогая? — взгляд темных глаз скользнул к Татьяне, и та, невольно съежившись, предприняла неловкую попытку спрятаться за мужа. Прямых взоров родителя она не любила, всегда подозревая за ними что-то нехорошее, и опять становится жертвой гипноза не желала.

— Сколько раз я предлагал, я просил тебя присоединиться ко мне… — мужчина задумчиво вздохнул и, слегка взъерошив волосы, покачал головой, — Я предлагал тебе свою помощь, свою поддержку, любовь! Я предлагал тебе целый мир, я готов был отдать тебе все, что создал, я готов был даже подарить тебе его! — он немного отступил и широким жестом указал на клетку с оборотнем, — Я был готов на все, Татьяна, я предлагал тебе все! Кажется… не я предал свою семью, не так ли? — взгляд его стал острым, и девушка, столь внезапно обвиненная в предательстве, вздрогнула, теперь пытаясь спрятаться еще и за Винсентом. Хранитель памяти в данный момент казался ей более подходящим защитником, нежели едва стоящий на ногах муж.

Надо сказать, в надеждах своих разочарована она не осталась.

Винсент, мгновенно ощутивший себя защитником не только девушки, но и целой семьи, гордо расправил плечи и чуть сузил глаза.

— Ты ошибаешься… правнук, — мрачновато, с нарочитой ленцой вымолвил он, — Все, что делала Татьяна, она делала с моего ведома, поэтому нет, она семью не предавала. Чего не скажешь о тебе… — он смерил стоящего перед ним мага долгим заинтересованным взглядом, — Ты и вовсе ухитрился предать сразу две семьи, Альберт… или мне следует называть тебя Антуаном?

Глаза мастера потемнели. Имя, данное ему при рождении той, кто называла себя его матерью, мужчина не любил, и одного лишь его произнесения было довольно, чтобы разжечь в его груди пламя.

Резкий порыв ветра взметнул волосы Винсента; где-то в отдалении, под потолком, громыхнул гром. Тьма, немного разошедшаяся после того, как успокоился Людовик, вновь сгустилась вокруг них, тьма тяжелая, давящая, угрожающая и устрашающая…

Татьяна напряженно сжалась за спиной дядюшки, заодно пытаясь затащить за нее и супруга, явственно насторожившегося, но даже и не думающего отступать. Луи стиснул кулаки, — его, судя по всему, тоже раздирал бешенный гнев. Роман, исполняя обязанности временно отвлеченного старшего брата, осторожно положил ладонь ему на плечо, силясь успокоить, пытаясь вернуть младшему непрестанно ускользающее хладнокровие. Владислав, остающийся пока позади, испытал мимолетное желание спрятаться за елку, и даже кошка на плечах хранителя памяти проявила некоторое беспокойство.

Сам Винсент, однако, не прореагировал. Он оставался все так же спокоен, все так же холоден и безмерно уверен в себе, насмешлив и колок, все так же раздражающе умиротворен, как и прежде. Он немного приподнял подбородок и смерил собеседника еще одним долгим взглядом.

— Знаешь… — медленно вымолвил он, — А ведь тебе бы следовало гордиться своим именем, Антуан ла Бошер. Ибо ты есть копия человека, от которого ведешь свой род, человека… бывшего моим отцом.

— Человека, изгнавшего тебя на каторгу за убийство предателя? — темные глаза Альберта чуть сузились, в них заплясали дьявольские искры, — Да-да, Венсен, я знаю историю твоей жизни. Знаю историю его жизни… и мне противно быть его потомком! — он медленно потянул носом воздух, затем так же медленно выдохнул и, насильно успокаивая собственную ярость, заставил себя выдавить улыбку, — Что ж… Мне не везет с семьями, тут ничего не скажешь. Я всегда был чужаком для тех, кого считал родными — начиная с матери, и заканчивая… дочерью. Удивительно, что сын мой меня уважает, не испытывая желания предать…

— Черт возьми, дядя, о каком предательстве ты все ведешь речь?! — Людовик, честно пытающийся сдерживать себя, снова не выдержал. Беседа с дядей, который с недавних пор будил в его душе такую жестокую ненависть, причиняла юноше едва ли не боль, Альберта хотелось растерзать, разорвать на мелкие кусочки, а после растоптать каждый из этих кусочков, а приходилось держать себя в руках, обуздывая ярость.

— Тебя-то вообще никто никогда не предавал, тебя все за что-то любили, все тебе наивно верили, даже я… — он на миг задохнулся и, резко выдохнув, гневно продолжил, — Отец всегда называл тебя своим братом, дед считал тебя сыном, а нам ты был дядей! Единственным предательством в твоей жизни может считаться то, которое совершил ты сам!.. Ох, я не могу больше, — юноша быстро оглянулся на сжимающего его плечо брата и честно попытался изобразить вселенскую печаль, — Роман, пусти меня, я очень хочу его стукнуть. Ну, пожалуйста!

По губам виконта молнией скользнула быстрая улыбка. В эти секунды, в мгновения, когда просил позволить ему ударить дядюшку, Людовик вдруг оказался до такой степени похож на самого себя в четырнадцатилетнем возрасте, что Роман еле сдержался, чтобы как-то это не прокомментировать. Ему внезапно почудилось, что за плечо он снова держит мальчишку, мальчика, своего младшего брата, удерживая его от безрассудной и опасной драки, ребенка, а не взрослого парня.

На помощь пришел, как это ни удивительно, сам предмет ненависти молодого мага.

Способ, правда, для удержания младшего своего племянника в рамках Альберт выбрал довольно нетривиальный и, можно смело сказать, несколько опрометчивый.

— Да, ты прав, Луи… — медленно вымолвил он, немного сужая глаза, — Как же я могу винить твоего святого папочку в предательстве? Разве можно считать предательством слова, выкрикнутые в лицо девятилетнему мальчику, каким я был тогда, жестокие слова о том, что я не родной сын своего отца? Разве можно считать предательством то, что отец — мой отец! — подтвердил это, едва ли не радуясь, что я наконец прозрел? Разве должен был я злиться тогда, разве должен был ненавидеть людей, которых всегда любил и почитал, и которые отвергли меня? Брата, который постоянно спорил и соперничал со мной, отца, который не любил меня из-за поведения хвостатой бестии!.. Ах, кстати. Тиона… — маг выразительно поднял руку с браслетом. В глазах его засверкали опасные искры, и он, поймав настороженный взгляд кошки, издевательски поманил ее пальцем.

— Кис-кис-кис.

Кошка напряглась. Возвращаться к мастеру она не хотела, хотела остаться рядом с любимыми хозяевами, остаться на плече своего создателя, к которому, после того, как признала его, вернувшего себе свое собственное «я», испытывала просто невероятно горячую привязанность, но и сопротивляться повелению человека, владеющего браслетом и кулоном, не могла. Тио разрывали противоречия, хвост ее подрагивал, уши были прижаты — кошка терялась между двумя инстинктивными желаниями, тянущими ее в разные стороны, и совершенно не знала, что ей делать и как ей быть.

Винсент немного приподнял подбородок и, уверенным движением воздев руку, коснулся открытой ладонью кошачьей головы. Несколько секунд он просто держал руку на ней, затем медленно провел по гладкой шерстке вдоль спины, и спокойно, как-то по-особенному умиротворенно улыбнулся.

— Ты стал излишне амбициозен… потомок, — в голосе его зазвучала нескрываемая, жестковатая насмешка, — Советую сдержать свое честолюбие. Тиона не принадлежит ни тебе, ни Татьяне, ни Эрику, ибо с самого первого дня своего существования она принадлежала только мне. Я создал ее, создал по своему образу и подобию, она знает, она признает меня и, если не любит кого-то и не хочет идти к нему… — мужчина обезоруживающе отвел руку в сторону, — Она не пойдет. С моей магией тебе не совладать, праправнук, она много древнее и сильнее твоей…

— Об этом станет известно после, — последовал сдержанный ответ, — А покамест я просил бы тебя, прадед, не вмешиваться в мое общение с теми единственными из моей семьи, к коим я всегда питал самое искреннее расположение.

— Вот ведь врет и даже не покраснеет! — Роман, которому в свое время пришлось сполна испытать на себе искреннее расположение Альберта, раздраженно потер затылок, — Сильно же ты, дядюшка, нас любишь, если брата моего мучил взаперти, а меня в свое время об дерево приложил!

— Да и про отца бред какой-то, — поддержал брата Людовик, — Он мне признавался, что подслушал о том, что не родной, чисто случайно, и к тому же был постарше.

Маг широко улыбнулся и, разведя руки в стороны, безмятежно пожал плечами.

— Я лгал, Луи. Не хотел травмировать твою и без того жестоко израненную юную душу…

— Ага, и поэтому предпочел травить меня ненавистью, — согласно кивнул юноша и, чувствуя, как его вновь одолевает ярость, несколько раз глубоко вздохнул. Роман, заметив состояние брата, аккуратно коснулся его плеча, помогая держать себя в руках.

— Ты предал нас, дядя, — Эрик, не желающий оставаться в стороне от занимательнейшей беседы, на мгновение закусил губу, — Предал меня, Романа, Луи… Предал всех нас, и теперь надеешься обелить себя, обвиняя в чем-то нашего отца? Ты предал даже того, кто был предан тебе — я говорю о Ричарде, — предал без тени сомнения! Если…

— Эрик, — мастер воздел руку в останавливающем жесте, — Я никого и никогда не предавал, то не моя вина, что мои желания шли вразрез с вашими. Я держал тебя в плену, да, потому что должен был понять, что дает тебе силу причинять мне вред, должен был обезопасить себя от этого. Если предательство Романа с моей стороны заключается в той дуэли, завершившейся столь печально, то в пылу боя возможно всякое… Людовика же я и вовсе взял на поруки, я растил его, учил, я помог ему выжить и стать тем, кем он стал сейчас… — заметив, что Луи собирается возразить, мужчина нахмурился и укоризненно покачал указательным пальцем, — Увы, воспитания я ему недодал, коль скоро он так и рвется перебивать старших. Помолчи, мальчик, — взгляд его уперся в младшего из всех присутствующих здесь молодых людей, — Если не хочешь, чтобы я заставил тебя умолкнуть.

— Отличное воспитание, ничего не скажешь, — Роман, ухмыляясь, скрестил руки на груди, насмешливо созерцая названного дядюшку, — Сыпать угрозами, запугивать ребенка и все в отчаянной надежде привить ему благородные манеры! Да, дядя, по такому воспитателю, как ты, просто детский сад плачет.

— Но как же Ричард? — Татьяна, сама не выдержавшая дальнейшей беседы на темы довольно отвлеченные и невнятные, немного выглянула из-за спины мужа, бросая взгляд на клетку с оборотнем, — Чем он опять провинился перед тобой, что ты заточил его в клетку?

Ричард, словно услышав ее слова, а может быть, и в самом деле разобрав их, с определенным трудом шевельнулся и глухо зарычал. Двигаться мужчине все еще было затруднительно — гнет силы Альберта придавливал его, заставлял замирать против воли, а цепи лишь упрочивали его бессилие, однако, рычать он способен все-таки был, да и из-под гипноза отвлекшегося мага потихоньку выпутывался.

Альберт медленно поднял руку и, как бы раздумывая над ответом на вопрос дочери, на несколько мгновений приложил указательный палец к губам.

— Ах, да… верно, — пробормотал он и, широко ухмыльнувшись, одобрительно кивнул девушке, — Благодарю за напоминание, моя милая. Я увлекся нашей беседой и немного забылся… — он повернулся и, подойдя к клетке, внезапно просунул руку между ее прутьями и очень фамильярно, небрежно потрепал оборотня по голове, как треплют приблудившегося пса, — Я никогда и никого не наказываю просто так, должен сказать тебе, моя девочка, я всегда придерживаюсь справедливых мотивов… Ричард — предатель. Он предал меня, предавал не единожды, а прощение предателей, как сказал однажды Луи, — это самая большая ошибка.

Молодой маг, чьи слова Альберт вдруг решил вспомнить, помрачнел. Правая рука его как-то машинально скользнула в карман, и наружу появилась уже сжимающей излюбленное резиновое колечко — способ немного отвлечься от испытываемой ярости.

— Тогда обстоятельства были другими, — тихо вымолвил он, не глядя ни на кого из своих друзей, не сводя взгляда с Ричарда, своего родного дяди, находящегося в плену у того, кто родным не являлся.

— Нет, Луи, обстоятельства остались прежними, — мужчина широко улыбнулся и, жизнерадостно подмигнув, неспешно вытащил руку из клетки, убирая ее с головы оборотня. Тот, с видимым трудом дернув подбородком, выразительно клацнул зубами.

Альберт негромко рассмеялся.

— Дикий пес, мне придется приложить немало усилий, чтобы вернуть твою преданность… Я даже думаю — а нужна ли она мне теперь? — глаза мага чуть сузились, рука, только что трепавшая Ричарда по голове, взмыла в воздух и столь же резко опустилась. Прутья решетки внезапно заалели, мгновенно раскалившись, едва ли не вспыхивая пламенем; жар, идущий от них, на миг коснулся лиц испуганных наблюдателей. Он передался и по цепям, удерживающим несчастного пленника, побежал по ним к кандалам, сковывающим его, чтобы сжечь, уничтожить, испепелить… Прутья погасли, жар утих. Лэрд, с чьих губ уже готов был сорваться первый стон, как-то внезапно пришел в себя, вырываясь из-под власти Альберта, и гневно дернул цепи.

Маг равнодушно повернулся к нему спиной.

— Мне даже жаль, что я не могу в полной мере избавить себя от твоего общества, друг мой, — спокойно и очень медленно проговорил он, — Но из клетки тебе не выбраться отныне. Цепи, быть может, и не выдержат твоей ярости, но прутья, закаленные огнем прутья решетки тебе не сломать… баронет Ренард Ламберт, — имя пленника им было произнесено нарочито размеренно, с неимоверным количеством насмешки, сквозящей, казалось, в каждой букве.

Ричард, избавленный от гнета силы мастера, вскинулся, яростно рыча. До сей поры он, даже пребывая в здравом уме и твердой памяти, никогда не слышал, чтобы Альберт так называл его, не подозревал, что магу известно о его прошлом, о его происхождении, в конце концов, именно от Альберта он чаще всего слышал пренебрежительное обращение к себе, как к безродному псу! Сколько унижений, сколько лжи он был вынужден вытерпеть от этого чертова мастера! Как он смел, как он смеет сейчас обращаться к нему, именуя его тем титулом, который он получил при рождении!

— Знал!! — зарычал он, не в силах сдерживать бушующий в душе гнев, — Знал, ты все знал, ты всегда знал!! — ярость, горячее бешенство, такое же жаркое, как прутья мгновение назад, охватило его целиком, наделяя порывистого мужчину какой-то невероятной силой. Он рванулся, натягивая цепи, силясь порвать их, и те, словно исполняя предсказание Альберта, не выдержали.

Цепи были прочными, скованными на совесть, достаточно толстыми, но против гнева оборотня выстоять не смогли. Они натянулись до предела, напряглись, и вдруг лопнули с глухим, разнесшимся по всему лесу, звуком, смутно похожим на звук отдаленного выстрела. Лопнули сразу обе, одновременно, заставляя друзей и родственников баронета испытать невольный трепет пред ним и его силой. Никогда еще никому из них не доводилось видеть этого оборотня до такой степени взбешенным, никому не приходило в голову, что он способен совершить нечто подобное.

Татьяна, неуверенно вновь сжав руку Эрика, чуть приоткрыла рот, недоверчиво созерцая все происходящее. Что сказать, она не находилась.

Сам граф де Нормонд, стиснув пальцы супруги, незаметно сглотнул — увиденное поразило его в ничуть не меньшей степени, чем всех прочих.

— Ну, Рик дает… — пробормотал Роман и, покосившись на напряженно сжимающего эспандер младшего брата, тихонько вздохнул. Луи, судя по всему, сильно удивлен случившимся не был, и по сию пору заботился в основном о том, как сдержать собственный гнев.

Влад, находящийся за спинами всех присутствующих, негромко охнул и, опустив голову, покачал ею. Происходящее художнику не нравилось, навевая смутное ощущение приближающейся опасности, еще большей, чем та, что сейчас нависала над их головами.

Винсент усмехнулся и одобрительно склонил подбородок.

Альберт, окинув всех собравшихся долгим изучающим взглядом, отслеживая малейшую реакцию на поведение Ричарда, запрокинул голову и расхохотался громким, пугающим, очень неприятным и столь несвойственным ему смехом.

— Однако, ваша сила внушает уважение даже вашим друзьям, господин баронет, — продолжая смеяться, выговорил он и, обернувшись к клетке, склонился в откровенно издевательском поклоне, — Жаль только, что ее не достанет, чтобы одолеть прутья. Ты можешь метаться, биться, бесноваться в этой клетке, оборотень, но выбраться ты не сможешь… Даже приди тебе в голову обратиться мышью — решетка сожжет тебя, лишь ты к ней приблизишься. Тогда мы и узнаем, способен ли ты возродиться из пепла, или же старый Рейнир все-таки солгал…

— Рейнир никогда не лгал, — Винсент, по сию пору в основном хранящий молчание, немного сдвинул брови и скрестил руки на груди, — И я требую, чтобы ты уважал его… потомок. Рейнир был величайшим из магов, непревзойденным никем и никогда, он был моим учителем, и ты не смеешь говорить о нем с таким пренебрежением! Прекрати тянуть время! Говори, зачем явился или убирайся!

— Убраться? — Альберт куснул себя за губу, отчаянно сдерживая веселье, — Убраться, чтобы вновь утруждать вас обязанностью найти меня? Вы спасли Эрика, освободили его из плена, вы искали меня с одной единственной целью — убить! К чему же мне опять уходить, прятаться, утомлять вас долгими поисками? Вот я, перед вами, — он широко развел руки в стороны, — Вы можете предпринять несколько жалких попыток оборвать мою жизнь… а чем они закончатся, мы узнаем после.

Людовик скрипнул зубами и, едва сдерживаясь, стиснул в кулаке эспандер. Роман, которому в свое время подобный трюк провернуть не удалось, с завистью покосился на руку младшего брата и, подумав мельком, что Эрик был абсолютно прав, говоря, что Луи стал действительно силен, скрестил руки на груди, устремляя насмешливый взгляд на Альберта.

— Что ж, дядя… — из горла молодого мага вырвалось приглушенное рычание: Людовик был взбешен и, судя по всему, уже готов был сорваться, — Как говорят — просящему будет дадено, проси и получишь!..

— Подожди, Луи, — Эрик, остановив брата вытянутой вбок рукой, хмурясь, воззрился на названного дядюшку, сейчас присутствующего перед ним в качестве противника, неприятеля, врага, причем врага поистине опасного смертельно, — Альберт… Прежде, чем мы завершим то, что должны, я хочу услышать ответ — правдивый ответ, а не очередную ложь! Зачем ты пытаешься очернить в наших глазах отца, уверяя, что это он сказал тебе…

— Очернить? — маг немного вскинулся; веселье, владевшее им несколько мгновений назад, испарилось, исчезло без следа, уступая место гневу и негодованию, — О, мне нет смысла «очернять» его, Эрик, ибо действия его сделали это вместо меня! Я не собираюсь сейчас плакаться тебе в жилетку, рассказывая, каким был на самом деле твой достопочтенный родитель и как он обидел меня, бывшего тогда совсем ребенком; я не намерен также открывать ни тебе, ни кому бы то ни было своих планов, ибо я не глуп, хотя вы, быть может, и полагаете обратное. Но если уж ты спросил, если тебе так не терпится узнать всю правду о том, каким человеком был Анри де Нормонд — что ж, слушай, племянник! Я позволю себе слабость вспомнить старую боль, и расскажу о том, что случилось много столетий назад… — он медленно, глубоко втянул воздух, силясь успокоить бушующую в душе ярость и, пройдясь перед внимающими ему слушателями, сунул руки в карманы, немного хмурясь, — Мы с Анри… не были дружными братьями. Он недолюбливал меня с раннего детства, недолюбливал потому, что ревновал к матери, которая называла меня маленьким ангелом, которая — единственная из всей семьи! — по-настоящему любила меня и видела во мне сына. С Анри мы частенько ссорились, иногда ругались, иногда дрались и, увы, далеко не всегда родители приходили на помощь, разнимая нас. С раннего детства я щеголял синяками и ссадинами, оставляя, впрочем, такие же подарки и брату, но не взирая ни на что, всегда был свято уверен в своей принадлежности к семье де Нормонд. Да что там, мне и в голову не могло прийти, что я могу не быть родным по крови тем, кого считал своей семьей! Я не понимал, почему отец не любит меня, почему он так часто косится на кошку, которой не нравится со мной играть, почему Анри так озлоблен, не понимал этого, но не подозревал об истинных причинах… Все произошло, когда мне сравнялось девять. Мой день рождения был отмечен как и подобает, пышно, торжественно, мне надарили подарков, я был счастлив! Но следующий день перевернул мою жизнь, изменил ее навсегда. В тот день Анри был не в духе с самого утра. Он вообще терпеть не мог моих дней рождения, потому что тогда внимание все доставалось мне, младшему, тогда как он полагал, что как старший, заслуживает большего почета. Я не помню, с чего все началось… Я играл со своими подарками, когда брат вдруг толкнул меня и начал кричать, обзывал, говорил какую-то обидную ерунду… Я пытался сдерживаться, но в конце концов вспылил и сам, закричал в ответ, что имею право получать подарки, что, если родители празднуют день моего появления на свет, значит, они любят и меня, и что я имею право на их любовь!.. Анри ухмыльнулся и неожиданно выпалил, что прав у меня никаких нет и быть не может, что я не родной его брат, не родной в своей собственной семье, что я чужак, затесавшийся сюда по случайности. Я был ошарашен, я просто остолбенел, а он забрал какую-то мою игрушку и вышел. Придя в себя, я бросился к отцу, я плакал, спрашивал, жаловался на брата… Отец всегда казался мне человеком суровым, но справедливым и честным, я думал, он утешит меня, накажет Анри за ложь, но, увы… Он подтвердил слова брата. Сказал, что не хочет, чтобы я и дальше пребывал в забвении, что, если так случилось, мне надлежит знать правду… Буду справедлив — Анри он все-таки отругал, сказав, что ему не следовало ставить меня в известность. Последней обо всем узнала мама… — Альберт на несколько мгновений примолк, и грустно улыбнулся, — Она утешала меня, как могла, говорила, что для нее я роднее всех, что я ее сын, и я верил ей, верил до тех пор, пока не услышал случайно ее ссору с отцом. Она говорила, что он не должен был сообщать мне правду… Мой мир рухнул. Я занялся магией, поначалу пытаясь отыскать способ стать ближе тем, кого считал семьей, стать им настоящим, кровным родственником, а потом… желая отомстить за пренебрежение. Время шло, я взрослел, мой брат, разумеется, тоже, он женился, и на свет появились дети, которых я считал и называл своими племянниками. Дети, с которыми мне хотелось быть ближе, дети, которые считали меня родным… Я был счастлив общению с ними. Пока брат однажды не сказал, что не желает, чтобы я продолжал общение с его сыновьями, поскольку не хочет моего влияния на них. Эрик и Роман к тому времени уже были достаточно взрослыми, с ними я итак общался довольно редко, коль скоро у молодых людей появились свои интересы, но вот малыш Людовик тянулся ко мне, интересовался магией… Ты помнишь, как я обучал тебя в тайне от всех, Луи? — мужчина остановился, устремляя взгляд на племянника, — Помнишь, как прятался от отца, убегая в мою каморку, и с жадностью впитывал знания, которые я передавал тебе? Тогда ты был свято уверен, что я твой родной дядя, и даже узнав, что кровной связи между нами нет, говорил, что по духу я ближе тебе, чем отец. После трагедии в замке я помог тебе выжить, помог тебе стать сильнее, вырастил тебя!.. Но ты пошел по стопам отца, маленький предатель, — лицо его ожесточилось, — Как Анри мечтал выгнать меня из отчего дома, даже пытался сделать это, так ты и твои братья теперь хотите изгнать меня из созданного мною мира! — маг сделал медленный, глубокий вдох; глаза его опасно сверкнули, — Но я уже не тот маленький мальчик, чей мир был разрушен одним словом. Я стал намного старше, намного умнее и сильнее, и сейчас ни один из вас, моих любимых племянников, не сумеет одолеть меня, если я не допущу этого сам. Да, Эрик, я добился успеха! — губы его растянула опасная улыбка, — Ты был слаб, ты ничего не понимал и ничего не запомнил, но последний эксперимент принес тот результат, на который я рассчитывал! Тебе не ранить меня боле, если только я сам вдруг не возжелаю этого… Силы не равны, — Альберт немного развел руки в стороны, — Я сильнее всех и каждого из вас, глупые дети, я могу отправить вас гнить в темницу или посадить в клетку, как лорда Ричарда, но я готов дать вам шанс. Попытайтесь…

— Интересно, почему над выходом из лиственной пещеры не висит табличка «Оставь надежду, всяк отсюда выходящий»? — бормотнул Роман, недовольно хмурясь в сторону дядюшки, — Какой смысл нам пытаться, если ты сам сказал, что неуязвим? Ты играешь нечестно, дядя!

— И всегда играл нечестно, — поддакнул Луи, — Меня ты не просто обучал магии, но еще и настраивал против семьи — поступок, которого я никогда тебе не прощу! Только мне почему-то кажется, что ты просчитался… — он задумчиво покрутил эспандер на пальце, и широко, со свойственной ему насмешливой жестокостью, ухмыльнулся, — Все-таки сейчас против тебя стоят не жалкие мальчишки плюс одна девчонка, а взрослые люди, двое из которых сведущи в магии ничуть не меньше тебя. А ученики нередко превосходят своих учителей… — зеленые глаза юноши сузились, в них заплясали дьяволята.

Альберт безмятежно улыбнулся.

— Это верно, мальчик мой, верно… Ученики превосходят своих учителей, вот только… Если твоим учителем был я, — улыбка мастера стала жестокой, — То моим учителем был Рейнир, по чьим записям и заметкам я осваивал магию. Я превзошел его, но тебе…

— А меня Рейнир учил сам, передавая мне свои знания, — хранитель памяти, которого Людовик упомянул как равного себе, хмыкнул и задумчиво почесал за ушком вальяжно возлежащую у него на плечах кошку, — И я совсем не уверен, что ты превзошел моего учителя, потомок.

Маг равнодушно махнул рукой.

— Ты стар, Венсен. Моя битва идет не с тобой, помолчи покуда. Быть может, у нас еще будет время проверить, кто… — закончить он не успел. Слова, провокационные, дразнящие слова, исполненные злой насмешки, достигли своей цели. Винсент, мгновенно ощетинившись, едва заметно сузил вспыхнувшие желтым пламенем глаза.

Ближайшее к Альберту дерево внезапно вспыхнуло огнем, уподобляясь гигантскому факелу, озаряющему округу жутковатым неверным светом. Маг, вне всякого сомнения, не ожидавший такого, непроизвольно отступил на шаг и, потянув носом наполненный дымом и пеплом воздух, заставил себя криво ухмыльнуться.

— Не играй со мною, Венсен ла Бошер… — в темных глазах его отразилось пламя, и взгляд стал угрожающим, — Я не так слаб, как тебе бы хотелось верить!

Винс шатнулся. Упругий толчок воздуха, сильный порыв ветра, маленький ураган, угодивший прямо ему в грудь, едва позволил мужчине устоять на месте.

Противник его медленно выдохнул и, заставив себя чуть улыбнуться, немного отступил. За спиною его оказалось дерево, не пылающее по воле ученика великого мага, а самое обычное, большое и крепкое, настоящий исполин этого загадочного леса. Альберт устало привалился к нему спиной и, запрокинув голову, прикрыл глаза, вдыхая терпкий запах смолы.

— Гнев не идет мне на пользу… — тихо проговорил он, и Татьяна, ошарашенно наблюдающая за происходящим, вдруг отметила, что лицо родителя после вспышки ярости и в самом деле как-то побледнело. Судя по всему, на создание и поддержание этого мира маг истратил немало сил, и по сию пору не восстановил их.

Его убеждения в собственном превосходстве вполне могли оказаться ложью…

— Ты здесь один, — Эрик, размышляющий в том же ключе, что и супруга, с сожалением сжал губы, — Я не желаю тебе смерти, Альберт, что бы ты не думал себе, а я полагаю тебя своим родственником, своим дядей! Ты изможден, прекрати мучить и себя и нас, сдайся!..

— Мучить? — маг рывком опустил голову, и на мгновение закусил губу. Глаза его, секунду назад полыхавшие яростью, снова заискрились смехом.

— Но я еще не мучил вас, дорогой племянник, и даже не собираюсь марать руки таким недостойным дворянина занятием. Однако, вопреки твоим мыслям, я не один… И человек, который на протяжении стольких лет был мне поддержкой, единственный родственник, не предавший меня, я полагаю, окажет мне помощь. И к тому же, с большим наслаждением!

— О, наслаждение! И искушенье вместе с ним… — звонкий молодой голос, странно знакомый, навевающий какие-то смутные ассоциации и воспоминания, рассыпался мириадами хрустальных отголосков над ветвями больших деревьев. Татьяна, замерев в числе прочих, насторожилась и напряглась. Прозвучавшие слова были ей знакомы, знакомы очень давно, она помнила их! Она знала, каким должно быть их продолжение…

— В плену… иллюзий… И в порыве счастья… — неуверенно забормотала девушка, на ходу вспоминая, откуда же ей известны эти строки.

— Мой разум разбивается на части! — на сей раз в голосе послышались откровенно нагловатые нотки. Среди деревьев замелькал чей-то силуэт, слуха растерявшихся противников великого мастера коснулся отзвук уверенных шагов. Татьяна потрясла головой, сбрасывая наваждение.

— В реальности… вновь становясь един… — едва слышно прошелестела она и, на мгновение зажмурившись, шире распахнула глаза, пристально всматриваясь в появляющуюся из-за деревьев фигуру.

— Нет лучшей награды для поэта, чем цитирование его стихотворений на память, — молодой человек, безмерно знакомый, до боли известный, нарочито медленным шагом обошел мага и, остановившись рядом с ним, склонился в неглубоком, издевательском поклоне, — Премного благодарен за столь милую встречу, сестренка.

— Этого не может быть… — девушка отступила назад и, запнувшись о плиту пола, схватилась за мужа, силясь удержаться на подкашивающихся ногах. Шок от новой встречи с этим парнем был чересчур силен.

Альберт, не сводя с нее внимательного взгляда, широко улыбнулся и мягко сжал плечо своего неожиданного союзника.

— Я вижу, неожиданная встреча оказалась излишне приятной для тебя, моя дорогая девочка, что ж… — он окинул взглядом своих растерянных племянников, ошарашенного предка, Владислава, замершего с открытым ртом и, остановив его на ничего не понимающем Эрике, нарочито вздохнул, — Вижу, не всем она так приятна, а кое-кому даже и непонятна. Имею честь представить вам, друзья мои, своего сына — Андре.

Имя произвело эффект разорвавшейся бомбы. Молодой контрабандист, так помогший им в свое время, кажущийся таким далеким от магии, от всего, что с нею связано, широко улыбнулся и опустил подбородок, как бы подтверждая слова мага. Отца… Татьяна закрыла лицо рукой. Брат, у нее есть брат! Так вот почему он, прощаясь, назвал ее «сестренкой», вот почему вообще помогал все это время!.. Или… не поэтому?..

Она опустила руку и, честно пытаясь сформулировать мысль, уставилась на Андре, недоверчиво рассматривая его. Она бы, наверное, и дальше стояла так, совершенно пораженная, ошеломленная, не находящая в себе сил выдавить хоть слово, если бы бразды правления в свои руки не взял виконт де Нормонд.

— Ну, теперь понятно, почему он пишет такие глупые стишки, — пробормотал он и, вздохнув, развел руки в стороны, — Дурная наследственность! Надеюсь, твое корыто все так же красуется на скалах, капитан?

— Нет, интантер, со скал «Соарту» мне помогли снять пираты, — Андре усмехнулся и, легко пожав плечами, поморщился, — А потом потребовали, чтобы я доставил их в лондонский порт… Я человек честный, пришлось опять сбиваться с курса. Впрочем, без вашего общества плыть было значительно легче — бури меня боле не преследовали.

— За бури спасибо мастеру, — Людовик, которому Андре не понравился по необъяснимой причине с самого начала, насмешливо хмыкнул, — А вот теперь я вижу, чем ты мне был так противен… Ты похож на отца, капитан, до омерзения похож.

— Почту за комплимент, — контрабандист прижал руку к груди, выражая величайшую признательность, — Твой брат тоже смахивает на своего родителя, бывшего моим дядей. Наверное, поэтому папа его и не убил… да? — взгляд парня скользнул к продолжающему держать руку на его плече, мужчине, и тот кивнул.

— Верно. Впрочем, я бы никогда не убил никого из твоих кузенов, Андре, тебе это известно.

— Да, я помню… — молодой человек глубоко вздохнул, и неожиданно красноречиво размял пальцы, — Итак… чем я могу быть тебе полезен против них?

— Ты — ничем, контрабандист, — Винсент, усилием воли заставивший себя побороть изумление, криво ухмыльнулся, — Ценный груз доставить ты ведь так и не сумел, не так ли?

Андре удивленно моргнул, немного отводя руку в сторону.

— Не моя вина, что ты сбежал. Мне было велено найти — я нашел, посадил в клетку, из которой ты бы сам не выбрался в любом случае, но, увы… Я не ожидал, что на моем борту окажется сердобольная сестрица, которая изволит тебя узнать и освободить.

— Андре!.. — упомянутая сестрица молодого человека, не верящая сама себе, покачала головой, осторожно делая маленький шажок вперед, но не отпуская при этом руку мужа, — Ты… ты брат, то есть, отец… ты сын! Мастера?.. Но ты рассказывал мне, ты говорил о нем…

— Как о великом маге, которого никто не может превзойти, — подхватил юноша и, легко пожав плечами, поправил шейный платок, — Могу снова повторить свою хвалебную оду. Папа, ты ее ведь, кажется, не слышал?

— Не время для поэзии, Андре, — Альберт, тонко улыбнувшись, на долю секунды легко сжал плечо сына, и тотчас же его выпустил, — Ты ведь слышал мои слова. Я знаю, как тебе хотелось расквитаться с ними за разбитый корабль… Дерзай.

Эрик, не понимающий тем больше, чем дольше шла беседа, растерянно перевел взгляд на супругу, затем на хранителя памяти. Ему мучительно надоело молчать, хотелось выступить, хотелось внести свою лепту в мирный разговор, сказать что-нибудь такое, что сбило бы спесь с этого неизвестного парня, а заодно и с его отца, но ввиду осознания того, что может произнести скорее какую-нибудь глупость, молодой граф был вынужден молчать, отчаянно силясь вникнуть в смысл разговора.

— Мне бы не хотелось умереть, так и не узнав, в чем дело… — негромко проговорил он, обращаясь исключительно к Татьяне, слегка заслонившей его собой. Винсент, находящийся на достаточном расстоянии, чтобы услышать его, только тихо вздохнул и, сжав губы, качнул головой.

— Если бы еще мы сами понимали, что тут творится, — буркнул он и, видимо, утомленный созерцанием неприятеля, перевел взгляд чуть правее и ниже, устремляя его на пантеру. Та, хладнокровно восседающая возле клетки со злым, как тысяча чертей, оборотнем, тоже, вне всякого сомнения, узнавшим мальчишку-контрабандиста, которого так долго пытался поймать и отправить или за решетку, или на виселицу, поймав обращенный к ней взгляд хранителя памяти, прижала уши. Сопротивляться воле первого средь них Дэйв по-прежнему не мог; памятуя о силе Винсента, опасался его, но и против мастера открыто выступить не смел. Сознание его, все еще пребывающее под контролем мага, пока не давало приказа защитить экс-хозяина, сейчас запертого в клетке или кого-то из его друзей.

— Секундочку, а причем здесь, собственно говоря, мы? — Роман, уделяющий, вопреки своим друзьям все внимание непосредственному противнику, нахмурился, негодующе взмахивая рукой, — Во-первых, корабль его на скалы посадил Чарли, во-вторых, буря была вызвана вообще тобой, дядя мастер, а мы там были просто жертвами произвола!

— Да и куда ты его пихаешь на амбразуру, дядя? — Людовик, тоже предпочитающий разбираться исключительно с теми, кто стоял прямо перед ним, даже фыркнул от негодования и, подбросив эспандер, легко поймал его, демонстративно сжимая, — Мы-то сильные, способные и умелые, а твой несчастный ребенок не более, чем бездарный поэт и посредственный мореход! Что этот сопляк нам сделает? Заметь, капитан, вот она — искренняя любовь и отеческая забота! Может, пока не поздно, сторону переменишь?

— Ну, ты обо мне плохо думаешь… кузен, — Андре вновь очаровательно улыбнулся и, внезапно воздев правую руку в воздух, еле заметно прищурился. Пальцы его напряглись, немного сжимаясь, как будто преодолевая невероятное усилие, и Луи удивленно замер. Эспандер в его руке, сжатый где-то наполовину, внезапно продолжил сжиматься уже вне его воли. Юноша неуверенно поднял руку, вытягивая ее и раскрывая ладонь. Резиновое колечко морщилось, сжималось, подчиняясь, вне всякого сомнения, стараниям стоящего перед ним человека, сжималось все сильнее, уже почти достигая своего предела.

— Я могу уничтожить твою игрушку, — задумчиво проговорил контрабандист, и внезапно разжал пальцы, руку опуская. Эспандер, мгновенно принявший обычное свое положение, немного подпрыгнул на руке молодого мага и, соскользнув с нее, упал на пол. Юноша рефлекторно нагнулся, пытаясь подобрать излюбленную игрушку. Андре мягко поманил ее пальцем… Эспандер откатился на несколько шагов и замер в дразнящей близости, как будто побуждая, подталкивая своего хозяина броситься за ним.

Людовик, протянувший, было, к игрушке руку, на мгновение замер, затем медленно, нарочито неспешно выпрямляясь. Лицо его потемнело; в глазах засверкали молнии — юноша был взбешен этой попыткой поиграть с ним, этой издевкой, взбешен не меньше, чем словами Альберта.

— Кто ты? — практически выплюнул он, сверля взглядом противника, — Чертовы склянки, что мы нашли на твоем корыте, не способны дать такой силы, отвечай, кто ты!

— Тебя не устраивает, что я могу быть просто сыном великого мага? — Андре изобразил на своем лице неизбывную грусть и нарочито вздохнул, — Какая жалость. Что ж, видимо, мне придется признаться, если… конечно, если ты позволишь, отец, — взгляд молодого человека скользнул к «великому магу», и тот, усмехнувшись, медленно смежил ресницы.

— Признаюсь, я полагал своего ученика капельку сообразительнее, сынок, но раз уж он оказался так глуп… — маг пожал плечами, — Какое разочарование! Я был уверен, что хорошо обучил его, что он умеет различать тип магии, направленной на него, против него…

— Ведьмак… — Людовик, получивший столь неожиданную подсказку со стороны экс-учителя, слабо усмехнулся и покачал головой, — Да, верно, дядя, я слегка запамятовал. Эта магия, его сила, способности… На это может быть способно лишь одно существо. К тому же, те склянки!.. Я ведь удивился тогда, увидев их, но не понял сразу… — он сделал резкое движение рукой, словно хватая что-то и дергая назад. Эспандер, валяющийся в нескольких шагах впереди, взмыл в воздух и мгновением спустя уже оказался в руке легко поймавшего его владельца.

— Ведьмак? — Винс, хмурящийся с каждым мигом все больше, быстро повернулся к молодому магу, — Час от часу не легче! Странно еще, что Татьяна у нас не ведьма, и не обладает никакой особенной силой, что в ней отразились лишь отголоски способностей отца… — он неожиданно понизил голос, — Поговори с ним еще, парень, потяни время… Быть может, у нас появится союзник, — взгляд немного пожелтевших глаз опять устремился к пантере, и та ощутимо напряглась. Испытывать вновь давление силы старшего коллеги на своей шкуре Дэйву, видимо, не слишком хотелось. Впрочем, его никто не спрашивал.

Андре, от которого большая часть слов хранителя памяти не ускользнула, задумчиво провел пальцами по подбородку.

— Вот видишь, папа, — рассудительно молвил он, как бы продолжая начатую беседу, — Он очень порывист и резок, к тому же, можешь мне поверить, вспыльчив как Бешенный. Понимаешь теперь, почему мне не хотелось иметь с ним дела? Опасный элемент…

Альберт, окинув своего родственника долгим задумчивым взглядом, медленно опустил подбородок.

— В клетке он бы не был так опасен, — отозвался он, — Его не следовало выпускать… Впрочем, я понимаю, что выбора у тебя не было.

Татьяна, переводящая взгляд то на отца, то на брата, то оглядывающаяся на своих друзей, а иногда удостаивающая своим вниманием и Ричарда или Дэйва, растерянно покосилась на хранителя памяти. Затем неуверенно глянула на Андре, силясь увидеть в нем то существо, о котором говорили оба их союзника-мага, и недоверчиво повела подбородком.

— Но как же… ты же… неужели ты же… не человек?..

Ведьмак, похоже, искренне обрадованный новым направлением беседы, как и новой собеседницей, всем корпусом повернулся к ней, мягко и добродушно улыбаясь.

— Прошу простить, что поучаю вас, дорогая сестрица… — елейным голосом завел он, — Но вынужден известить, что маги — такие же люди, как и все остальные. Об этом тебе может рассказать даже твой дружок-предатель, — взгляд его уперся в гордо приподнявшего подбородок Луи, несколько сбитого с цели забалтывать противника, — Память подсказывает о полученной им на моем борту ране, и о том, как ты боялась, что он истечет кровью… Отец наш — такой же человек, как и его неблагодарный ученик. Ну, а я — такой же человек, как и он, разве что наделен некоторыми… способностями.

— Способности дают тебе склянки, — мрачно буркнул молодой маг, вызывающе скрещивая руки на груди, — Так что не стоит…

Закончить он не успел. Закончить не успел и Винсент, обративший взгляд на пантеру и пытающийся заставить ее изменить свое мнение относительно того, кого следует защищать. Закончить не успел никто из присутствующих здесь — не успели дослушать, досказать, или додумать, не успели вообще ничего.

Внезапный, очень резкий и громкий звук удара чего-то тяжелого о каменную стену, сменившийся грохотом посыпавшихся камней, заставил всех остолбенело повернуться к той самой стене, со стороны которой этот звук донесся, всех, включая даже оборотня в клетке, отчаянно борющегося со сковывающей его цепью. Даже Дэйв, более поглощенный собственными внутренними терзаниями, разрывающийся между силой Винсента и силой Альберта, удивленно повернулся на звук, прижимая уши. Даже кошка, успокоившаяся на плечах у хранителя памяти, вскочила и возмущенно мяукнув, наступила передними лапами ему на голову, разрываясь между страхом и любопытством.

Следующий звук, аналогичный первому, последовал практически без промедлений, на сей раз больше напоминая отзвук глухого выстрела.

Камни посыпались сильнее, загромыхали; мастер приоткрыл рот, не веря самому себе, и внезапно на извечно живущие в полумраке каменного склепа деревья пролился яркий солнечный свет.

Еще один выстрел расширил пробитую дыру сильнее, света стало больше, и несколько утомленные полумраком, хотя и не признающие этого Эрик, Татьяна и их товарищи, почувствовали себя немного увереннее.

Опять громыхнул выстрел. В дыру, сшибая некоторые камни по ее краям, влетело большое черное ядро и, снеся заодно несколько деревьев, наконец упало, покатилось по полу, останавливаясь как раз возле ног Андре.

Парень, хмурясь, наклонился и, явственно подозревая подставу, опасаясь собственных действий, кое-как поднял большой черный шар, недоуменно созерцая его. Несколько долгих мгновений (за которые успел прозвучать еще один выстрел) он ничего не говорил, затем вдруг с омерзением отшвырнул ядро, едва не отдавив отцу ногу.

— «Semper Vivens»… — сорвалось с его губ яростное шипение, и ведьмак, не в силах сдержаться, зло топнул ногой, — Опять этот чертов пират!

Дыра все ширилась. Уже можно было, немного вытянув шею, рассмотреть в нее небо снаружи, блестящую гладь Темзы, протекающей практически рядом со стеной, можно было поймать лицом солнечный луч… И не составляло труда рассмотреть гордо реющий на ветру черный флаг с черепом и скрещенными костями, красующийся на грот-мачте большого фрегата, занимающего невероятно выгодную позицию для обстрела.

Очередной пушечный выстрел, прозвучавший как будто громче всех прочих, заставил всех присутствующих среди заточенного в каменную клетку леса, включая даже Альберта и Андре, непроизвольно пригнуться, не желая быть задетыми ядром. Последнее просвистело над их головами, ломая ветви деревьев и обрушивая их на каменный пол.

— Стреляйте, черти! — знакомый до щемящей боли в груди голос, громыхнувший над фрегатом и коснувшийся слуха так нуждающихся в помощи противников мастера, проник сквозь пробитую дыру и, усиленный эхом, зазвучал среди деревьев, — Разнесите в хлам эту халупу мастера!! Стреляйте, плевать на все! На небеса нам путь давно заказан, не трусьте!! К дьяволу мастера, к дьяволу его дворец!!

— Чарли… — Татьяна, чувствуя, как по губам сама собою расползается улыбка, в порыве счастья обняла руку мужа, прижимаясь к нему. Тот, хмурящийся, вне всякого сомнения, не знающий, радоваться ли появлению пиратского судна, ликовать ли, находясь под обстрелом, непонимающе опустил на нее взгляд.

— Чарли?.. То есть, это… так вы не шутили, говоря, что он стал пиратом?? — он недоверчиво перевел взгляд с Татьяны на Романа, затем на Луи, покосился на Влада и Винсента… Ответ на всех лицах был совершенно ясен и совершенно очевиден — Роман сиял от счастья, Луи довольно ухмылялся, одобрительно кивая; Винсент, широко улыбающийся, принялся мурлыкать себе под нос пиратскую песню и, пожалуй, лишь Цепеш предпочитал держаться несколько вдали от основного поля боя, не испытывая большого желания попасть под обстрел.

— Отец! — вскрик Андре, возглас, исполненный страха и беспокойства, заставил молодого графа отвлечься от собственных мыслей, как и от созерцания собственных друзей, и обратить большее внимание на происходящее.

Ведьмак, очень вовремя успевший повернуться к пробоине, из которой то и дело вылетали ядра, метнулся к родителю и, схватив его за плечи, резко дернул в сторону. Тяжелый черный шар, могший если не оборвать бессмертную жизнь мастера, то, по крайней мере, сильно его покалечить, просвистел совсем близко и, ударившись о прутья клетки оборотня, упал на пол.

Клетка низко загудела, прутья ее завибрировали, сообщая эту вибрацию по все еще уцелевшей цепи и Ричарду. Последний взвыл и, ухватившись за цепь, натянул ее, пытаясь вновь найти в своей душе ту злобу, что дала ему силы в прошлый раз.

Альберт, несколько ошарашенный пронесшейся вблизи угрозой, едва не упавший от сильного рывка сына, медленно, неспешно выпрямился. В темных глазах его засверкали угрожающие молнии; небо снаружи, видное сквозь пробитую в стене дыру, такое ясное и чистое, вдруг потемнело, покрываясь тучами.

Поднялся ветер, пиратский корабль начало сносить ниже по течению. Чарли, мгновенно сориентировавшийся, отдал какую-то команду и, махнув кому-то рукой, одним легким и точным движением перемахнул через борт. Судно стояло вплотную к высокому берегу, поэтому удачно приземлиться на землю пирату ничего не стоило.

Последовал за ним кто-то или же нет — этого заметить молодые люди уже не успели.

Пушки на борту фрегата продолжали стрелять, ядра летели, сыпались вовсю, и теперь уже уклонение от них стало заботой не только мастера и его сына, но и всех, кто находился среди деревьев.

Надо заметить, целились пираты точно. Андре, успевший увернуться сам и выдернувший отца из-под предыдущего ядра, оказался зацеплен новым и, отчаянно цепляясь за воздух, отлетел немного в сторону, ударяясь спиной о ствол большого дерева. К чести его надо заметить, что удар этот парень пережил без особых повреждений и, не успев сползти вдоль ствола на землю, вновь вскочил.

Еще одно ядро разнесло в щепки ближайшее к Альберту дерево. Щепы, отдельные заостренные осколки дерева полетели во все стороны, и мастер внезапно вскрикнул. Длинная тонкая щепа, острая, как бритва, вонзилась ему в руку чуть пониже локтя.

Роман, в последний миг удачно увернувшийся не только от ядра, но и от последствий его встречи с деревом, бросив взгляд на дядю, воодушевленно хлопнул в ладоши.

— У него кровь! — сорвался с губ виконта победоносный клич, и мастер, морщась, поспешил отвернуться, скрывая рану.

Луи, элегантным движением пропустивший мимо себя ядро, жизнерадостно хохотнул.

— А говорил, что ранить можно только, если сам позволит! Зачем обманываешь нас, бедных детей, дядя?

— Должно быть, к дереву у него доверия больше, чем к нам, — Влад, не знающий уже, куда скрыться, где спрятаться от внезапной атаки, тяжело вздохнул и едва ли не упал на землю, уклоняясь от очередного снаряда, — Ему ранить его можно.

Альберт, над которым молодые люди так беззастенчиво насмехались, зарычал и одним движением выдернул из руки острый осколок дерева. Кровь, испачкавшая рукав его рубашки, заструилась сильнее, закапала на землю… и внезапно остановилась, перестала. Рана затянулась буквально на глазах, и мастер легко встряхнул исцеленной рукой. Позволять какому-то дереву вредить себе он все-таки предрасположен не был.

Очередное ядро свистнуло в воздухе, и Альберт, стоящий недалеко от клетки Ричарда, пригнулся. Снаряд пролетел над его головой и, с силой ударившись в крышу клетки… неожиданно снес ее, ломая, разбивая, уничтожая самую решетку, освобождая плененного оборотня.

Ричард победоносно зарычал и, окрыленный дыханием свободы, яростно рванул последнюю удерживающую его цепь. Цепь, уже некоторое время как отчаянно сопротивлявшаяся атакам гнева оборотня, наконец, не выдержала. Звук порвавшихся звеньев слился с еще одним треском очередного уничтоженного ядром дерева, и Лэрд, гордо выпрямившись, ухватился за верхние края решетки, одним сильным, уверенным прыжком перемахивая через нее.