Идиллии

ВЕЩУНЬИ

Едва с пригорка горечавка склонилась стройным стебельком, чтобы рассмешить робкий ландыш, а за кустом терновым морозник подмигнул фиалке-скромнице, как из-за цепи гор высунул свой рог насмешник-месяц. Лесная глушь притихла, затаилась, пока не вышла из пещеры старая вещунья и предрекла ему судьбу. Тут месяцу, неискушенному в мирских печалях, пришел черед смешаться; бедняга побледнел и сник — вот-вот воротится, отколь пришел. А звездам скромницам и горя мало — знай переглядываются стыдливо, что девки на смотринах. Померцают робко, а там, глядишь, сорвутся и мчатся в тартарары. Завидя их, спешат перекреститься пастух и путник запоздалый, всяк знает: коль звезда скатилась — пропащая душа рассталась с белым светом.

Кудесницы всего вернее ворожат по звездам. В тот вечер три старые вещуньи рвали травы целебные за Тилилейской пущей. Старшая вдруг подняла костлявый палец: на краю неба звездочка зажглась — младенец родился. И тотчас три вещуньи, три старухи, в путь пустились — младенцу колыбельку покачать да предсказать грядущее. Миновав ущелье, стремглав помчались вдоль реки туда, где средь долины горной село ютится. Земля охвачена дремотой. На холме в саду тенистом приветливо белеет домик, над трубою дым клубами вьется. Продолжен род, и свекор, сединою убеленный, созвал родню на пир. Средь горницы висит узорчатая люлька, сын-первенец в ней первым сном забылся.

— Дай, господи, — шепнула первая вещунья, — младенцу ума да разума. Дай сердце доброе, чтоб на весь мир хватило доброты. Пусть мыслью обоймет он небеса и землю всю — от края и до края.

— Дай крепость крыльям ты его духовным, — промолвила вторая. — Пусть ведает он прошлого и будущего тайны, над миром возвысясь, судить умеет и рядить…

— Да будет так! — подала голос третья. — Одно лишь будет ему не под силу: не сможет он перерасти себя. На небе будет помнить о земле. И даже коли язвы страшные и струпья покроют кожу, останется он в ней.

Словно почуяв, о ком речь, младенец сонный встрепенулся и заплакал. Бабка старая, из-за стола поднявшись, знаменьем крестным осенила малютку спящего, и вновь беседа потекла.

Вещуньи же, покончив с делом, в трубу скользнули и улетели, любуясь ясной ночью.

Месяц фату сребристую накинул на сады. От реки повеял ветер, малина склонилась до земли узорною листвою, в гуще ветвей блеснуло золотое яблоко — и вновь все притаилось, задремало.

Перевод В. Поляновой.