Глава 11 Римский город

За Палестину было пролито крови больше, чем за какую-либо другую землю на свете.

Барбара Такман. Библия и меч. Англия и Палестина от бронзового века до Бальфура

Иерусалим уникален. Эта уникальность порой становится тяжелым бременем, и тогда тысячелетия святой истории города гнетут его жителей. Тот, кто живет здесь – живет историей. Иерусалим течет сквозь нее просто и естественно, как река. И, подобно горному потоку, он сам проложит себе русло, – независимо от того, что по этому поводу имеет сказать тот или иной политик.

Амос Коллек

Подводя итоги Первой Иудейской войны (Первого еврейского восстания), Иосиф Флавий пишет: «Это был конец, к которому пришел Иерусалим из-за безумия сторонников нововведений; город великого величия и могучей славы среди всего человечества». Но на самом деле это был не конец Иерусалима, а конец пятисотлетнего периода, когда над городом возвышался Второй храм, построенный Зоровавелем и реконструированный Иродом I Великим. Рим задушит иудейское сопротивление только через 60 лет – во время правления императора Адриана, при котором разразится Второе еврейское восстание (132–135)[70].

Период после Первого еврейского восстания – один из самых сложных в еврейской истории. Иерусалим лежал в руинах более полувека, но некоторые иудеи и христиане вернулись и поселились возле лагеря X легиона – на Западном холме, где прежде стоял дворец Ирода. Сегодня это место находится в Армянском квартале Старого города. Иудеи продолжали отправлять религиозные ритуалы на Храмовой горе – но там не было ни храма, ни жертвенника, ни иного осязаемого символа присутствия Бога. Если верить более поздним источникам, то евреи построили на развалинах Иерусалима семь синагог, и, значит, в 71–130 гг. население значительно выросло. Впрочем, археологические раскопки последних трех десятилетий XX в. показывают, что люди ютились в пещерах и жалких лачугах. Это вряд ли сравнится с великолепием Священного Города до 70 г.

Разрушив Иерусалим, римляне обратили внимание на крепость Масада, куда бежали зелоты и сикарии – адепты Элазара бен-Яира (родственника Иуды Галилеянина). Обосновавшись в цитадели, эта группировка прекратила сражаться с Римом, и империя не торопилась ее истреблять. Когда Иерусалим пал, Луцилий Басс, назначенный прокуратором Иудеи, завоевал две другие крепости, занятые мятежниками, – Иродион и Макавир (Махерус). Зимой 73 г. преемник Басса, Флавий Сильва, осадил Масаду. Осознав безвыходность ситуации, люди Элазара бен-Яира покончили с собой в Песах, чтобы не попасть в плен.

Наутро легионеры ворвались в цитадель, и их встретила гробовая тишина. Выжили только несколько женщин и детей, которые спрятались в цистерне. Оборона Масады считается героической страницей еврейской истории, обитатели крепости традиционно изображаются храбрыми защитниками последнего оплота антиримского сопротивления, – однако зачастую забывается, что за люди находились в цитадели, как они там очутились и сколько горя зелоты и сикарии причинили сперва иерусалимцам, а потом иудеям из деревень близ Масады, которых разоряли несколько лет.

Когда все было кончено, отношение римлян к еврейскому населению Иудеи оказалось на удивление взвешенным. В 71–130 гг. римские власти исправили недостатки в административной системе, которые десятилетиями способствовали беспорядкам, вылившимся в Первое восстание. Например, в Иудею назначался чиновник, контролирующий финансы, – он не позволял прокуратору злоупотреблять служебным положением. Ежегодные храмовые пожертвования для евреев были заменены так называемым «еврейским налогом» (лат. Fiscus Judaicus); деньги шли на нужды Капитолийского храма[71] в Риме. Иудеям это не нравилось, но, кроме данного налога, к ним не применялось никаких коллективных наказаний.

Катастрофа 70 г. кардинальным образом повлияла на иудаизм и христианство – между этими религиями разверзлась пропасть. Разрушение храма раз и навсегда отсекло христиан от еврейской общины. Христиане видели в падении Иерусалима справедливое возмездие за распятие Иисуса Христа, верили, что Бог отныне благоволит им, – и связали свою судьбу с миром, лежащим за пределами иудаизма. Еще до 70 г. христианство разорвало многие контакты с евреями, ибо его миссионеры больше обращались к языческим городам, нежели к Иерусалиму. После 70 г. Иерусалим уже не являлся духовной столицей христианства – несмотря на ужесточающиеся гонения, оно тяготело к Риму.

В 117 г. престол занял Адриан. Римские историки изображают его доброжелательным правителем из плеяды так называемых «хороших императоров». Поначалу иудеи возлагали на нового монарха большие надежды – в частности, община Александрии приветствовала его как второго Кира, который разрешил восстановить Иерусалим. Для евреев трагедия 70 г. имела поразительное сходство с катастрофой 586 г. до н. э., когда вавилонский царь Навуходоносор II стер с лица земли Первый храм. Изгнанники вернулись в Иерусалим спустя несколько десятилетий и восстановили главную иудейскую святыню, которая в итоге прославилась своим великолепием благодаря Ироду. Эти воспоминания утешали и ободряли евреев – ведь если Кир II Великий позволил возродить город, то почему Адриан не мог поступить так же? Еврейская легенда гласит, что император санкционировал такой шаг и даже велел убрать с Храмовой горы статую своего предшественника Траяна – но самаритяне все испортили. Они пожаловались Адриану на евреев, и тот, в отличие от Кира, прислушался к жалобам и передумал.

Вскоре Адриан превратился в худшего римского правителя, с еврейской точки зрения, – и его возненавидели. Разногласия коренились в том, что, по мнению императора, все провинции должны были гордиться тем, что они объединены под властью великого Рима. Каждую провинцию надлежало интегрировать в греческую культуру, составлявшую основу античной цивилизации. У иудеев все это ассоциировалось с эллинизацией Антиоха IV Эпифана и восстанием Маккавеев. Адриан и правда увековечил память о селевкидском царе, воздвигнув в 128 г. в Афинах храм, посвященный Антиоху. Далее император запретил обрезание – что евреи расценили как нападки на иудаизм. На самом деле подобная мера проистекала из давнего римского запрета на телесные увечья, но Адриан хотел с ее помощью искоренить этноконфессиональные различия по всей империи.

В 129 г. или 130 г. в рамках путешествия по восточным областям своей державы монарх посетил руины Иерусалима и объявил, что построит вместо него римский город Элия Капитолина с храмом Юпитера на Храмовой горе. Название отсылало к имени самого Адриана (точнее, Публия Элия Траяна Адриана) из рода Элий, а также к главному богу римлян, чье святилище возвышалось на Капитолийском холме. Это известие положило конец надеждам евреев на реконструкцию храма – и антиримские настроения в Иудее вспыхнули вновь. Конфликт зрел давно, но запрет обрезания и оглашение планов Элии Капитолины спровоцировали начало военных действий.

К тому моменту Иосиф Флавий давно умер, но римский историк Дион Кассий (II–III вв.), церковный писатель и епископ Евсевий Кесарийский (III–IV вв.), а также анонимный биограф Адриана из «Авторов жизнеописаний Августов» (IV в.)[72] дают много информации о восстании. Дион Кассий в «Римской истории» сообщает, что, пока Адриан гостил на Ближнем Востоке, иудеи продумывали тактику и собирали оружие. Недовольных возглавил харизматичный военачальник Шимон Бен-Косиба[73] – один из самых противоречивых персонажей еврейской истории. Имя «Бар-Кохба» (ивр. בר שמעון כוכבא – сын звезды) – это псевдоним, основанный на мессианском толковании библейской цитаты: «Восходит звезда от Иакова и восстает жезл от Израиля…» (Чис. 24:17). Через несколько лет разочаровавшиеся в Бен-Косибе нарекли его «Бен-Козива» («сын лжи»), – но на заре восстания до этого было еще далеко. К числу тех, кто признал Бар-Кохбу Мессией, принадлежал раввин Акива бен Йосеф (50–135) – выдающийся еврейский мудрец той эпохи. Акива бен Йосеф объездил иудейские общины от Галлии (Франция) на западе до Вавилонии на востоке, дабы заручиться их поддержкой для грядущей борьбы.

Суровая авторитарная личность Бар-Кохбы, сочетавшая религиозный пыл с крайней резкостью, спустя годы очаровала многих раввинов. По легенде, полководец требовал, чтобы его бойцы отрубили себе палец в знак доблести. Впрочем, раввины-современники Бар-Кохбы были не очарованы, но возмущены – и вопрошали, как долго новоявленный герой будет калечить своих людей. Кроме того, Бар-Кохба не уповал только на помощь Бога, а надеялся на собственные силы, – и некоторые иудейские авторитеты сочли его чересчур высокомерным.

Адриан покинул Ближний Восток в 131 г. или 132 г. – и вскоре евреи взбунтовались. Беспорядки, охватившие Иудею, вспыхнули около Модиина, где во II в. до н. э. на борьбу с римлянами поднялись Маккавеи. Мятежники брали города и предпочитали сражениям партизанские действия, чем наносили неприятелю ощутимый ущерб. Застигнутый врасплох Квинт Тиний Руф (прокуратор Иудеи) вызвал из Иерусалима в Кесарию X легион – и развалины заняли сторонники Бар-Кохбы. Они разработали план восстановления храма, возобновили жертвоприношения на временном алтаре и отчеканили монеты. Надпись на аверсе гласила: «Шимон [Бар-Кохба], наси[74] Израиля»; на реверсе: «Год первый искупления Израиля». В сознании мятежников произошло возрождение независимого еврейского государства во главе с Бар-Кохбой, царем-мессией. В отличие от Первого восстания, участники Второго сплотились под командованием единого лидера, и те, кто выступал против него, – например христиане, которые не верили в мессианство Бар-Кохбы, – подвергались гонениям.

Символическим, стратегическим и политическим центром мятежников был Иерусалим. Один документ той эпохи датирован «третьим годом свободы Иерусалима»; он также сообщает, что город все еще находился в руках Бар-Кохбы на третьем году восстания (134 г.). Адриан послал за подкреплением Секста Юлия Севера – губернатора Британии. Подобно своим врагам, Север тоже уклонялся от боев – он окружал непокорные города и ждал, пока там не истощатся припасы.

В Иудею были переброшены дополнительные легионы из Сирии, Аравии, Египта и Европы. Римские войска стянулись к Иерусалиму – и мятежники бежали, ибо не могли защитить руины Священного Города, открытые для римских атак. Весной 135 г. Бар-Кохба и его армия укрылись в крепости Бейтар на Иудейских холмах, где началась последняя осада. Расположенная на холме с видом на глубокий каньон, цитадель казалась неприступной, но там не было налаженной системы водоснабжения. К концу лета римляне разрушили стену и перебили гарнизон, включая Бар-Кохбу. Горстка бунтовщиков укрылась в скалистой долине Нахаль Хевер – районе Иудейской пустыни у Мертвого моря. Там, в местах, ныне называемых «Пещерой писем» и «Пещерой ужаса», нашли смерть последние участники Второго еврейского восстания. Римляне не атаковали их в лоб, но заблокировали выходы из пещер и ждали, пока голод и жажда сделают свое дело.

Для усмирения Иудеи потребовалось до 80 000 солдат, но потери Рима оказались чрезвычайно велики. Когда император Адриан сообщил Сенату о разгроме бунтовщиков, он не начал речь с традиционной фразы: «Если вы и ваши дети здоровы, то хорошо; я и мои легионы здоровы».

Впрочем, положение евреев было гораздо хуже. По словам Диона Кассия, легионеры сожгли дотла 985 деревень, 580 000 иудейских мужчин пали в стычках и сражениях, а число погибших от голода и болезней вовсе невозможно установить. Римляне продали в рабство столько пленников, что цена рабов в Средиземноморье резко упала, и «почти вся Иудея была опустошена».

Разгром Второго восстания уничтожил еврейское самоуправление вместе со всеми материальными атрибутами государственности – и еврейское государство исчезло на 1800 лет. С точки зрения Маймонида – знаменитейшего иудейского философа и богослова XII в., – мессианские притязания Бар-Кохбы были откровенным злом и источником огромных страданий. Евсевий Кесарийский утверждает, что Бар-Кохба мнил себя спасителем, спустившимся к евреям, подобно звезде с неба, – но на самом деле являлся кровожадным бандитом. Иисус Христос предупреждал о лжемессиях, которые восстанут после того, как великая скорбь постигнет иудеев и жителей Иерусалима (Мф. 24).

Шимон Бар-Кохба и его последователи творили удивительные вещи: они управляли страной, одерживали поразительные победы над могучими римлянами и вызвали у евреев чувство окончательного искупления, о чем свидетельствуют надписи на монетах тех лет. Но Бар-Кохба был ложным мессией, который обманул самого раввина Акиву бен-Йосефа. Кроме того, его притязания на мессианство подтвердили разрыв между иудаизмом и христианством – ибо христиане, знавшие, кто такой истинный Мессия, отказались следовать за ложным.

Римляне возвели на руинах Иерусалима город Элия Капитолина, куда евреям запрещалось входить под страхом смерти. Запрет действовал минимум столетие – до 235 г.; потом ежегодное исключение делалось 9 ава – в годовщину разрушения храма, когда иудеи горевали у Западной стены (Стены Плача). Пожалуй, основной причиной строительства Элии Капитолины была необходимость укрепить восточные рубежи государства. Новые дороги, проложенные в Иудее, связывали Элию Капитолину с Кесарией, Мегиддо и другими населенными пунктами.

Холм Мегиддо и одноименный древний город известны благодаря греческому слову «Армагеддон» (др. – греч. Ἁρμαγεδών), которое представляет собой транслитерацию словосочетания «хар Мегиддо» (ивр. – гора Мегиддо). Согласно Откровению Иоанна Богослова (последней книге Нового Завета), Армагеддон – это место последней битвы между силами добра и зла в конце времен. Позже Армагеддоном стали называть катаклизмы вне контекста христианства.

При Мегиддо издревле гремели сражения. Здесь произошла первая документально зафиксированная битва в истории – в XV в. фараон Тутмос III разбил ханаанских царей. На близлежащей горе Гелвуй (Гилбоа) в схватке с филистимлянами погиб израильский царь Саул (1 Цар. 31:1–7). На равнине Мегиддо пал иудейский царь Иосия, потерпевший поражение от фараона Нехо II (4 Цар. 23:29).

Элия Капитолина строилась по типичному римскому плану – с широкой улицей, протянувшейся с севера на юг, – Кардо Максимус (лат. Cardo Maximus), и такой же широкой улицей, которая вела с востока на запад, – Декуманус Максимус (лат. Decumanus Maximus). На их пересечении располагался форум – центральная площадь с колонной, увенчанной статуей императора. Сегодня в Старом городе Иерусалима можно увидеть остатки главных улиц, вымощенных брусчаткой, – там сохранились зубцы, вырезанные, чтобы прохожие не поскользнулись на полированной поверхности камней. В городской стене были вырублены ворота по сторонам света – сейчас вместо них Дамасские ворота (на севере), Сионские ворота (на юге), Яффские ворота (на западе) и Львиные ворота (на востоке).

В наши дни маршрут Кардо Максимус прослеживается по улицам Сук Хан аз-Зайт и Хабад, а маршрут Декуманус Максимус – по улицам Давида и Тарик Баб ас-Сильсила. Параллельно Кардо Максимус была проложена вспомогательная улица Кардо Секундус (лат. Cardo Secundus) – она тянулась через долину Тиропеон к Храмовой горе и примерно соответствовала старой Иродианской дороге, которую построил царь Ирод для доступа ко Второму храму. Сейчас она называется улицей Аль-Вад.

Особенностью Элии Капитолины являлись четыре триумфальные арки. Самая известная – Эссе Хомо – отсылала к христианской традиции, согласно которой арка была возведена на месте, где Понтий Пилат вывел Иисуса к толпе и сказал: «Се человек!» (лат. Ecce Homo). Важные данные об Элии Капитолине получены благодаря монетам – после 135 г. на них чеканилась надпись «Colonia Aelia Capitolina condita» («Колония Элия Капитолина основана»), а также изображался император, пропахивающий борозду вдоль городских стен. Этот образ олицетворял для иудеев исполнение пророчества: «Сион будет вспахан, как поле, и Иерусалим сделается грудою развалин, и гора дома сего – лесистым холмом» (Иер. 26:18). Духовная жизнь Элии Капитолины ограничивалась культом главных римских божеств (Капитолийской триады) – Юпитера, Юноны и Минервы.

Элия Капитолина была тихим провинциальным городком. Грандиозными событиями считались визиты венценосных особ – например Марка Аврелия и его сына, будущего императора Коммода, в 176 г., а также Септимия Севера в 201 г. В 289 г. император Диоклетиан перевел X легион из Элии Капитолины в Элаф (ныне Эйлат) после двухсотлетней службы. Это сигнализировало о приближающемся конце римского владычества – ибо X легион разрушил Иерусалим, стерег его развалины, снова взял их – и в итоге сохранил.

Римский период стал переломным в истории Священного Города. Еврейские надежды возродились только для того, чтобы разбиться вдребезги. Иудеи заплатили высокую цену за первое восстание и еще более высокую – за второе. Исчезло все, чем они дорожили в Иерусалиме, – даже возможность жить в некогда блистательной столице. Все ужасающие пророчества сбылись. Римляне преобразили город в религиозном, политическом, культурном и архитектурном плане, изменив даже его наименование. Кроме того, Адриан приказал всю территорию между Средиземным морем и рекой Иордан, включая Иудею, называть Сирией Палестинской (лат. Syria Palaestina), – в память о филистимлянах, чтобы стереть любые намеки на присутствие евреев. Позже от этого топонима произошло слово «Палестина», обозначающее историко-географический регион на Ближнем Востоке, где в наши дни находится Израиль.

Роль двух еврейских восстаний для мировой истории трудно переоценить. Гибель Второго храма при Тите оказала и продолжает оказывать колоссальное влияние на иудейскую религиозную жизнь. Лишившись главного святилища, евреи, рассеянные по всему миру, принялись строить синагоги. Второе восстание возымело еще более глубокие последствия. Изгнав евреев из Иерусалима, Адриан фактически заново создал еврейскую диаспору (галут), чьи ряды заметно поредели со дня освобождения из Вавилонского плена. Члены галута разъехались по разным странам и вступили в контакт с множеством других культур. У евреев не было своего государства почти 2000 лет – со 135 г. до образования Израиля в 1948 г. Сионистское движение, возникшее на закате XIX в., ратовало за возвращение евреев в Палестину, которую сионисты считают исторической родиной еврейского народа. Для религиозных евреев ежегодная молитва на Песах по-прежнему заканчивается словами: «В следующем году в Иерусалиме».

В 1903 г. молодой поэт-сионист Яаков Кахан написал стихотворение «Бунтари» («Бирионим»), которое заканчивалось знаменитыми строками:

В крови и огне пала Иудея —

В крови и огне она возродится!

Эти строки стали девизом «Бар-Гиоры» (названной в честь Симона Бар-Гиоры, одного из преводителей зелотов периода Второго восстания) и «Ха-Шомер» (ивр. – страж) – военизированных сионистских организаций, которые охраняли еврейские поселения в Палестине на рубеже XIX–XX вв. Позже строки из стихотворения Кахана превратились в лозунг молодежного сионистского объединения «Бейтар» – его название, помимо прочего, отсылает к наименованию последней крепости соратников Бар-Кохбы, взятой легионерами в 135 г.

Изображение сионистского движения в виде феникса, который возродился из двухтысячелетнего пепла римского разрушения Иерусалима, являлось лейтмотивом речей еврейских лидеров. «Отец сионизма» Теодор Герцль – уроженец Будапешта – говорил о Первой Иудейской войне (66–73) в Вене (1896): «Вы знаете, что наша история, история диаспоры, началась в 70 году после Рождества Христова. Военная кампания Тита, которая завершилась тем, что евреев увели в плен как рабов, стала фактическим началом той части еврейской истории, которая нас очень интересует, ибо мы все еще страдаем от последствий тех событий. Порабощение, порожденное той войной, затронуло не только тех, кто жил в то время, не только тех, кто разделил реальную ответственность за войну: последствия этого плена ощущались на протяжении шестидесяти поколений». Макс Нордау – единомышленник Герцля – подчеркивал значение Второго восстания: «Бар-Кохба был героем, который отказался терпеть любое поражение. Когда ему было отказано в победе, он знал, как умереть. Бар-Кохба был последним в мировой истории воплощением закаленного в боях и воинственного еврейства».

Связь между эпохой Бар-Кохбы и современностью не ускользнула от внимания и более поздних политиков. Провозгласив Государство Израиль (1948), премьер-министр Давид Бен-Гурион заявил: «Цепь, которая была разбита в дни Шимона Бар-Кохбы и Акивы бен-Йосефа, укрепилась сейчас, и израильская армия снова готова к битве на своей земле, к борьбе за свободу нации и родины».

Не все евреи солидарны с прославлением Второго восстания – некоторые утверждают, что его следует рассматривать как заведомо провальную авантюру. Ярким критиком героизации был Йехошафат Харкаби – экс-начальник израильской военной разведки (АМАН) в 1955–1959 гг. Его книга «Синдром Бар-Кохбы: риск и реализм в международных отношениях», опубликованная в 1982 г., вызвала в Израиле жаркие споры. Харкаби называет поражение Бар-Кохбы одним из трех величайших бедствий евреев в древности (наряду с разрушением Первого и Второго храмов), которое не заслуживает почитания, а Бар-Кохбу – безответственным фанатиком, втянувшим иудеев в «национальное самоубийство». По словам Харкаби, «катастрофа восстания Бар-Кохбы – это не просто дополнение к разрушению храма, но отдельное бедствие, параллельное и, на мой взгляд, представляющее собой даже большую трагедию, чем предыдущее событие».

В любом случае отголоски двух еврейских восстаний звучат до сих пор – по прошествии сотен лет. По словам американского исследователя Нила Ашера Зильбермана, Первая Иудейская война является «жгучим человеческим кошмаром, который, несмотря на время, социальные преобразования, историческую дистанцию и холодно-беспристрастную ученость, просто отказывается исчезать». Представители украинского батальона «Азов»[75]*, посетившие Израиль в декабре 2022 г., заявили, что Мариуполь был их Масадой. Как отмечает американская газета «The New York Times», «для израильтян Бар-Кохба – это не древняя история». Нити из глубины веков, сплетаясь в узелки, тянутся в настоящее и определяют будущее. Иерусалим – один из таких узелков.

Загрузка...