Инка + Дик = ?

ЛИЧНОЕ СЧАСТЬЕ

Валерка и Костя гоняли шайбу среди «мелюзги» недалеко от дома, где жила Катя Долганова. Она нравилась им обоим, но это не только не мешало их дружбе, наоборот, еще больше сближало. Может, потому, что никого из друзей она не выделяла, относилась к обоим дружелюбно, как ко всем одноклассникам. Ребята знали, что в это время, выучив уроки, Катя шла обычно к своей подруге Климовой. Но сегодня она долго не выходила.

Играть надоело. Мальчики отдали шайбы и клюшки «муравьям», отряхнулись и стали ждать.

Наконец, они увидели Катю, но не одну, а с новенькой. Девочки не обратили внимания на ребят, но дальнозоркий Валерка разглядел, что обе подружки зареваны.

Мальчишки решили вести наблюдение за Инкиным домом, но долго ждать не пришлось: Катя тут же, задумчивая, вернулась домой.

Друзья отправились к Борису: не знает ли он, что стряслось у девчонок, может, ему Антон Семенович говорил? Тетя Зоя, мать Бориса, угостила ребят вкусными пирожками, которые обжигали пальцы и таяли во рту.

Но Борис ничего не знал. От Егоровых вышли втроем. По дороге Валерка, дожевывая прихваченный с собой пирожок, сказал улыбаясь — рот до ушей:

— Какая мать у тебя... ласковая, будто довольная всем.

Борис насторожился:

— А чем же ей быть недовольной? У нас все хорошо.

Валерка не любил, когда ему возражали, и уже без улыбки, со знанием дела добавил:

— Знаю это «хорошо». Моя мать тоже говорит: «Хорошо», а потом ревет. Слабые они, эти бабы!

Борис по-своему понял Валерку, он принял его слова за вызов и про себя подумал: «Удивительно умеет этот «ушастик» испортить настроение»,— и пошел в наступление:

— Выходит, моя мать слабая? Да что ты знаешь о ней?

— А что, она из другого теста, что ли? — теперь уже ехидно оскалился Валерка.— Им всем личное счастье подавай, а где оно? Где?! — почти заорал он.

— Что же, по-твоему, все люди несчастливые? — не унимался Борис.

— Кончайте, ребята. Ну, чего завели пластинку? У нас дело есть или нет? — пробовал вмешаться в разговор до сих пор молчавший Костя, но Валерка не дал и ему говорить:

— А ты не встревай, Ко-Ко. Тебя это не касается. Ты и твои «предки» — исключение. Я уважаю вас. У твоего отца честные глаза.

— А у тебя какие глаза? — некстати сунулся Борис и тут же пожалел об этом.

— Болван ты, хоть и Вундер. Вундер-болван. При чем тут я? Речь идет о хороших людях. А у меня глаза, как у бати моего: не схитришь — не проживешь.

Откровенность Валерки положила конец разговору. Дальше пошли молча. Борис чувствовал себя отвратительно: в чем-то он видел сходство между собой и Валеркой — и поэтому злился. Больше всего ему хотелось ударить Валерку по нахальной физиономии, но бить фактически было не за что, и драки он презирал.

Неловкое молчание ребят нарушил зычный голос отца Кости, возвращавшегося с работы:

— Привет, хлопцы! К нам в гости прошу. Мать самовар поставит.

Ребята повеселели.

— Нас только что у Бориса угощали,— сказал Валерка и толкнул локтем Костю. Тот понял, чего хочет Валерка. Кочубей-старший как председатель родительского комитета мог что-нибудь знать.

— Пап, ты скажи, что у Долгановых? А то Катя расстроена сильно.— Костя покраснел до бровей, но отец будто не заметил.

— Порядок у Долгановых. Полный порядок. А расстроена отчего? Так мало ли отчего может загрустить дивчина? Это ее личное дело,— сказал и, пожав каждому хлопцу руку, пошел домой.

— Ну что ж, личное так личное,— криво усмехнулся Валерка.— Идемте, парни, шайбу погоняем.

Борису гонять шайбу не хотелось. Он пошел домой самой длинной дорогой.

На углу в киоске продавали фиалки. Они голубели за стеклом, боясь высунуть на мороз свои нежные головки. Зато высунулась из киоска розовощекая девушка-продавец и завлекала прохожих:

— Фиалки, пожалуйста, купите.

К киоску подошел офицер, купил букетик и осторожно спрятал под шинель. Борис подошел поближе и узнал отца новенькой, он видел его на родительском собрании и запомнил. Что-то, похожее на зависть, шевельнулось в груди Бориса. Ему тоже захотелось купить маме цветы, но он постеснялся.

Дома, как всегда, было свежо и уютно. Мама примеряла свои старые наряды, новых она давно не шила.

— Ты собираешься куда-то? — удивился Борис, привыкший к тому, что, кроме работы, его мама нигде не бывает. Она спешила всегда или к нему, или к своим больным.

— Да, собираемся. Завтра идем в гости, сынок, к моей подруге. Ей будет интересно увидеть тебя.

«А мне будет ли интересно увидеть ее?» — подумал Борис, но ничего не сказал.

В другой раз он бы, конечно, отказался, мало ли кто пожелает его видеть, но сейчас под впечатлением разговора с Валеркой согласился.

В кухне на белоснежном столике стояли знакомые синие фиалки.

— Ой, и ты тоже купила? — с недоумением вырвалось у Бориса.

— Почему тоже? — теперь недоумевала мама.

— Я их видел в киоске,— виновато сказал Борис.

— А-а-а,— нараспев протянула мама,— я не себе, Анечке отнесу завтра, она любит цветы.

Борис взмолился:

— Оставь их себе, мам... Честное слово, я думал купить, пусть тебе от меня, ладно? А твоя старушка-подружка перебьется. Ну, пожалуйста...

— Хорошо, сынок, пусть будет по-твоему,— легко согласилась мама. Он перенес букетик в комнату и поставил на мамину тумбочку. Засыпая, думал о Валерке. Оказывается, он совсем не Топор, как его считают в классе.