Инка + Дик = ?

КТО ТАКОЙ ДИК?

Борис сидел в маленькой Инкиной комнате за строгим письменным столом и никак не мог сосредоточиться. В прошлый свой приход он только мельком заглянул сюда: карта полушарий над кроватью вместо коврика, маленькие наушники (зачем они в век телевизора?), на книжной полке — Светлов, Маршак, Чекмарев, Евтушенко, Вознесенский. Читает она все это или просто коллекционирует? Раздражение вспыхнуло в нем и тут же погасло, не разгоревшись. Стыдно стало: завидуешь; хочешь быть умнее других; завидуешь даже девочке, которая тебе нравится. У Бориса запылало лицо: может, ей плохо сейчас?

Нет, раз его мама возле нее — значит, все будет в порядке. Маму он считал за бога номер один, или бога Доброты, который умеет отводить все беды. А в соседней комнате возле телефона сидел бог номер два, или бог Мудрости, которому поклонялся Борис.

Вполне доверяя своим богам, Борис постепенно успокоился и заставил себя сосредоточиться на уроках. Это ему удалось, и спустя некоторое время он так увлекся, что забыл, где находится. Задача ему, явно, пришлась по душе. Он нашел оригинальное решение и торопился записать его, испещряя формулами черновик, а когда листок исписался с двух сторон, привычным движением потянулся за другим в ящик письменного стола. Знакомых листков под рукой не оказалось, и он вспомнил, что не дома. В ящике лежала стопка голубых конвертов, и Борис машинально стал доставать из конверта листок почтовой бумаги. Вот досада — он оказался исписанным. Еще находясь во власти недорешенной задачи, совершенно механически пробежал глазами листок.

— Здравствуй, Дик. Меня зовут Инка...

«При чем тут Дик?»

— Меня зовут Инка. Я согласна дружить с тобой.

И вдруг смысл происходящего дошел до сознания Бориса. Стыд ожег лицо и руки Бориса: он чуть не прочитал чужое письмо. Борис вкладывал его в конверт вспотевшими от волнения руками, и ему казалось, что пальцы оставляют грубые следы на нежном голубом листке почтовой бумаги. Наконец, Борис закрыл ящик письменного стола. Руки тряслись, словно он что-то своровал. Положил их на прохладное стекло, чтобы успокоиться, опустил голову и задумался. Жгучее чувство стыда сменилось томительной болью внутри, отчего хотелось заплакать, как когда-то в парке.

— Здравствуй, Дик... Я согласна дружить с тобой,— вот откуда исходила эта боль. Она была сильнее давней маминой пощечины. Инке нравится другой человек. Не он, Борис, а кто-то другой.

— Я согласна дружить с тобой...— он сразу ощутил Климову как личность, сильную, независимую, вольную в выборе друзей. А себя увидел жалким, ограниченным фанатиком, носящимся со своими формулами. Он в сердцах рванул черновики, смял, швырнул на пол и тут же пожалел об этом: в комнату вошел Антон Семенович.

— Ты чего злишься? Не получается — отложи в сторону, пока не выносишь в себе. Высшая математика — вузовская программа.

— Извините... Не звонил еще Дмитрий Ильич? — смешался Борис.

— Да что с тобой, Егоров? Ты и впрямь ничего не слышал. Я с ним поговорил уже, и мама твоя звонила — жива наша Инка! — От последних слов учителя у Бориса защипало в глазах, и комок застрял в горле.

Уже совсем стемнело, когда, закрыв квартиру Климовых, они вышли на улицу.