И все же Инка заболела. Ночью она не могла согреться, ее сильно знобило, болела голова. Утром врач, миловидная женщина, поставив диагноз, велела чаще полоскать горло и ушла. Мама всегда терялась без папы, становилась беспомощной и не уверенной в себе. Даже такой вопрос, какое полоскание лучше, содовое или эвкалиптовое, она не могла решить самостоятельно.
— Дима, как ты думаешь? — вслух сказала мама, будто папа был в комнате.
— Я думаю, Анюта, чередовать соду и эвкалипт,— немедленно отозвалась Инка папиным голосом.
— Верно. Вы с папой думаете одинаково,— обрадовалась мама.
Она оставила Инке много ЦУ и ушла на работу. Инка скучала, мечтала, глотала таблетки,— в общем, бездельничала.
Но к вечеру ей стало плохо. Поднялась высокая температура, появился резкий лающий кашель, хрипы в горле напоминали звуки расстроенного рояля. Дышать становилось все труднее. Но Инка не растерялась, выручил папкин характер. Видя, что с ней происходит что-то неладное, она сняла телефонную трубку и вызвала «неотложку». Как раз в этот момент вошла отпросившаяся с работы мама. Стараясь казаться спокойной и дышать ровнее, Инка сказала:
— Мама, не волнуйся. Я вызвала себе врача.
У мамы закапали слезы, затряслись руки, не снимая пальто, она села в Инкину постель, а когда требовательно зазвонил звонок, бросилась к двери:
— Может, Дима приехал?
Строгий седой доктор даже не стал осматривать больную, только бросил отрывисто:
— Подсвязочный. Немедленно госпитализировать,— и стал помогать укутывать Инку, которая держалась молодцом, но почти теряла сознание. Воздух, тот самый воздух, которым она дышала всегда и почти не замечала этого, теперь со свистом и хрипом рвался в легкие, но что-то в горле мешало ему пройти. А в машине воздуха вдруг не стало. Она хотела крикнуть, чтобы открыли двери, но не смогла. А мама все равно догадалась, открыла дверь и... дзи-нь...— что-то звякнуло об асфальт. Это воздух превратился в лед и раскололся об асфальт: дзинь...
Когда Антон Семенович отмечал на уроке, кого нет в классе, Борис, пока дежурная оглядывала парты, неосторожно выпалил:
— Климовой.
Конечно, это не осталось незамеченным, кое-кто уже шушукался: Вундер-математик обычно не замечал даже присутствующих, не то что отсутствующих. Антон Семенович уловил настроение класса, оценил обстановку и, чтобы утвердить Бориса в новом для него положении, сказал:
— Егоров, непременно побывай у Климовой, объясни новый материал.
Борис принял поддержку и незамедлительно ответил:
— Хорошо, Антон Семенович. Я все равно буду сегодня у Климовых...
Вот и все. Теперь не станут смаковать новость по частям. Пусть «переваривают» сразу.
Борис едва дождался конца уроков. Ему надо было побыть одному, кое в чем разобраться. Что произошло сегодня? Просто он заметил первым, что в среднем ряду на третьей парте слева пустовало место. С некоторого времени он чувствовал ее присутствие в классе — и все. А сегодня она не пришла, вот и вырвалось вслух ее имя.
После той чудесной прогулки в парке Инка, одноклассница, веселая девчонка, игравшая с ним в снежки, сделалась для него вдруг недоступной. Как он пойдет к ней?
Погруженный в свои мысли, Борис приближался к знакомому дому. Возле подъезда, где жили Климовы, стояла машина. Хлопнула дверца, загорелся свет, и Борис увидел красный крест и красный полумесяц. Интуитивно он бросился за «Волгой», ему даже показалось, что кто-то позвал его. Действительно, боковая дверца приоткрылась, и он увидел растерянную, заплаканную Анну Семеновну. Чтобы услышать ее, ему пришлось бежать, пока машина медленно набирала скорость.
— Боренька, немедленно беги на почту. Вот адрес Дмитрия Ильича. И ключи на всякий случай...
Записную книжку он успел взять из рук Анны Семеновны, а ключи звякнули об асфальт, машина газанула и выехала на мостовую. Анна Семеновна еще что-то крикнула, но Борис не расслышал.
Подобрав ключи, Борис открыл записную книжку, нашел московский адрес Климова и текст телеграммы: «Немедленно выезжай, Инка тяжело заболела».
Ближайшее почтовое отделение закроется через полчаса, а центральный телеграф работает круглосуточно. Сунув в карман ключи и спрятав записную книжку, он помчался к Антону Семеновичу.
Учитель был дома. Когда он увидел бледного, запыхавшегося Бориса, вдруг растерялся и неожиданно спросил:
— Мама?! Что с ней, Егоров?
Борис, еще не отдышавшись, проговорил отрывисто:
— Мама? При чем тут мама, Антон Семенович?
Как ни взволнован был Борис, он не мог не заметить перемены в лице учителя. Теперь побледнел Антон Семенович, на высоком лбу выступили капельки пота, чуть трусили руки, виновато улыбаясь, он приглаживал непослушные волосы.
Постепенно оба успокаивались. У Бориса появилась уверенность, что Инка выздоровеет и все будет хорошо. Антон Семенович окончательно оправился от волнения:
— Рассказывай, Егоров, все по порядку.
Борис достал записную книжку с адресом:
— Вот, читайте.
Антон Семенович моментально пробежал глазами текст телеграммы. Ему не терпелось узнать главное:
— Ну, и ты отправил уже телеграмму? Отправил или нет?
— Нет, Антон Семенович, я к вам прибежал. Подумал, вдруг у Климова важное дело в Москве, а тут телеграмма такая.
Учитель легонько обнял Бориса и с улыбкой сказал:
— Правильно, не надо спешить. Сейчас мы начнем с тобой действовать и наведем в этом мире равновесие.