Инка + Дик = ?

ЛКС

«Добрый вечер, Дик. Давно ли мы подружились с тобой, а я так привыкла к тебе, словно знала всегда. Я обещала рассказать тебе о самом интересном, но что делать, если вокруг столько интересного, и все — самое, самое. Вот сегодня — опять новость: в школе есть ЛКС (литературный клуб старшеклассников). Ты, верно, догадался: мне не терпелось заглянуть туда, едва дождалась третьей «литературной» субботы. Пошла одна, даже не сказав Катюне. Я никогда не была в литературных клубах и ожидала увидеть что-то необыкновенное: полутемный зал, опущенные шторы, мерцающие свечи в бронзовых канделябрах...

Вопреки моему воображению, сначала все казалось совсем обычным. В актовом зале, освещенном стандартными электрическими лампочками, стояли полукругом школьные стулья. И все-таки я не ошиблась, Дик. Многое было для меня необыкновенным!

Итак, на стульях удобно устроились старшеклассники. Здесь же, среди ребят,— руководитель ЛКС, местный писатель. Председательствующий (сегодня это был парень-девятиклассник) вышел на середину и объявил тему занятия. Планировался диспут: «Поговорим о Наташе Ростовой» (хорошо, что я читала «Войну и мир») и «крещение» в члены клуба кого-то из ребят.

До Наташи добрались не сразу. Вначале говорили о Толстом, о Ясной Поляне, о том, как писалось произведение. «Ораторы» выступали свободно, без всяких шпаргалок. Незаметно перешли к образу Наташи Ростовой.

Простая, милая Наташа... Ее не просто любили, ее обожали, и каждому, особенно девочкам, хотелось сказать, чем привлекательна для него эта героиня. Но тут вышел на круг Алик Чолмоныев из параллельного восьмого класса и виновато сказал:

— А мне не нравится Ростова. У нее все одна любовь на уме. А больше ничего она не делает.

Некоторое время в зале было тихо. Потом кто-то возмутился:

— А время? Время какое было... Что делать, особенно женщине?

— Что делать? — не растерялся Алик.— Спроси у Чернышевского. У Тургенева спроси: Елена продолжает дело Инсарова.

Высказался — и ушел на свое место. И тут... что тут началось! Ребята один за другим выскакивали на круг: одни ругали Наташу за бездеятельность, безыдейность, ветреность и даже неверность; другие защищали за доброту, искренность, любовь к людям,— равнодушных не было! Вот, оказывается, ради чего был задуман диспут, именно диспут, а не разговор. И я увлеклась проблемой, которая час назад для меня не существовала. Мне понравилась литературная игра в «обвинителей» и «защитников».

Когда все высказались и страсти улеглись, председатель объявил: «Прошу встать Александра Чолмоныева»...

Началось самое интересное. «Поэта» могли разбить в пух и прах, не делая скидки на возраст. Это и было «боевое крещение». Если он выдерживал и приходил на следующее занятие, его торжественно принимали в члены клуба. До этого считали просто вольнослушателем. Так записано в уставе ЛКС.

Так вот, Алик вышел на круг, маленький и решительный, обвел зал чуть раскосыми глазами, закатал трубочкой тетрадку, облизнул сухие губы и начал читать.

У него своеобразные стихи. Каждая четвертая строка кончается так, как начинается первая. Читает он монотонно, как все поэты, чуточку нараспев. Слушать его приятно, хотя и есть в речи характерный для алтайцев акцент. Критиковали его безжалостно, а он все равно читал о девушке, нежной, словно рассвет в горах, и о бледнолицых ирисах Алтая, и о белой черемухе, которая в горах почему-то не пахнет, и о родном Горно-Алтайске.

Мне просто повезло, Дик, что я могу раз в месяц приходить сюда и слушать, слушать... А может, и самой выдержать «боевое крещение»?

Я не заметила, как пролетели два часа. Только об этом завтра. У меня слипаются глаза, Дик. Спокойной ночи.

Инка».