Прошла неделя. Мы почти не покидали пределов хижины. Мяса оленя хватило дня на четыре, потом я вышел на рыбалку, вырезав копьё из рукояти метлы. Хорошо, что я был правшой и рабочий сустав никак не пострадал за эти дни. «Удивительно, даже…»
Дети исправно питались мясом, один раз, я сходил в перелесок за травами, чтобы хватило на неделю чаепитий. Кое-какие съедобные ягоды заменили им витамины и клетчатку. Припарки, мази и компрессы моего авторского приготовления помогли рассосаться синякам и гематомам, глубокие и поверхностные раны затянулись, где-то, конечно, оставив шрамы на всю жизнь.
Под конец нашей остановки в Скильсвилле, Этна и Марко порядком поднабрали в весе и, хотя сказать, что они стали похожи на хомяков, вряд ли получится – впадины на щеках полностью исчезли.
Моё растормошённое плечо почти восстановилось, но резкие движения всё ещё вызывали боль. Рёбра больше не беспокоили, но проверять насколько хорошо себя чувствует грудная клетка не хотелось.
В общем и целом, ситуация была, как никогда спокойной: еретики и войны за спасение остатков святынь остались позади. Серая гниль уничтожит себя сама, а вслед за ней – и возможные остатки человечества. Но, если кто-то и выживет, так это – Этна и Марко. Уж я об этом позабочусь.
А дальше… Эх, хотелось бы знать, что дальше! Но люди были лишены этого дара с самого своего зарождения на Земле.
Можно было только предполагать, как круто может обернуться твоя жизнь в следующий миг. И почему-то, с появлением этих детей в моей жизни, мне начало казаться, что не всё кончено. Ведь, когда я проснулся в лазарете Бригга и обнаружил вокруг лишь кучи трупов и агонизирующее общество, сошедшее с ума, то и представить не мог, что через пару суток встречу кого-то, кто будет нуждаться в моей защите, как и прежде.
Решив найти для Этны и Марко безопасное убежище на долгие годы вперёд, я составил план путешествия. Найти карту в окрестных домах не вышло, всю бумагу пожгли, а уцелевшем доме, где мы остановились, её не было.
Мне было известно направление, но в рамках географии нашего мира, восток – это всё, что по правую руку от севера. Ещё я знал примерное расстояние, но тут тоже было – постольку-поскольку. Если, идя по дороге, мы упрёмся в горы, то за несколько недель исследования подножий, рано или поздно, найдём проход к институту. «Ключевое слово “если”. Мы можем запросто пройти мимо них или упереться в другое препятствие по пути. Я может и учил в школе географию, но сам никогда не путешествовал по миру, а это совсем иной уровень знаний».
В конце концов, выход нашёлся. Если пройтись от Скильсвилля на север, а затем повернуть на восток, то можно будет выйти на столичный тракт, идущий чуть ли не через всё Бритонское королевство до самой границы.
Мы принялись собираться, как только я сообщил о плане Этне и Марко. В этом плане, им оставалось только надеяться на мои туманные воспоминания о старом мире. Эта мысль меня беспокоила…
«Я должен их защищать, но делать это, как можно меньшей ценой для собственного здоровья. Иначе, все трое – трупы».
Перед тем, как выдвигаться, я сходил в лес и подстрелил оленя, а также нескольких зайцев. Меня не так сильно интересовало их мясо, как шкуры. Очистив их от мяса и жира и высушив возле огня, Этна сшила себе и Марко шапки и варежки, а также сделала брату новенькую куртку, которую он одел поверх тулупа.
Климат на планете нельзя было назвать иначе, как «мистическим». Снега не было, но на некоторых металлических поверхностях присутствовал иней. Было холодно, как зимой, в декабре, и так всё время.
Учитывая, что свет О погас, а от Луны осталось лишь полое кольцо света, рано или поздно, Земля должна была превратиться в ледяную пустошь. Но по прошествии двадцати с лишним лет, остатки человечества всё ещё ютились меж развалин цивилизаций и даже умудрялись делать детей.
Я не был силён в астрономии, но даже мне было интересно: как может исчезнуть О? Что стало причиной? И можно ли обернуть этот катаклизм вспять? Ладно, на счёт последнего сомнений не было – Господь наказал всех нас, и поделом, хотя…
«Не всех… Нельзя было всех…»
Впрочем, как я, грешный червь, могу судить Господа? Его ангелы пощадили мою душу, и не низвергли, как Кемеля, в геенну огненную. Значит, план был и на меня. И на Этну с Марко… Да, эта мысль меня успокаивала, когда я погружался в пучину сомнений.
«Чёртов пессимист, гони дурные мысли прочь! Ты всё ещё жив, старик!»
– Вы готовы? – спросил я детей перед тем, как закрыть дверь нашего домика. Может, он ещё сослужит кому-то службу, кто наткнётся на это место. Пусть и маловероятно… Я оставил внутри немного дров, чтобы неизвестный путник мог растопить печь.
Взвалив на себя мешки с вяленым мясом, консервами и патронами, а также ружьё, я поручил Марко нести нашу немногочисленную утварь, вроде вилок, ложек, трёх мисок, котелка и сковороды. Этна взяла на себя котомку с одеждой и материалами для заплаток.
На десятый день, мы, наконец, двинулись в путь, по намеченному мною маршруту. Шли вдоль широкой тропы, через лес. Запах серой гнили, источаемый мною, отпугивал диких зверей не хуже ружья на плече.
– Батюшка рассказывал, что в прошлом, люди любили гулять по лесу. А сейчас, это делать опасно… – произнесла Этна.
– Раньше тоже было опасно. Только бояться приходилось не зверей, а грабителей и разбойников, – ответил я.
– Зачем они этим занимались? Еды ведь было больше, – поинтересовалась девчонка.
– Было. Но в руках богатых людей. Разбойники сами были бедняками и отнимали у других бедняков деньги, чтобы купить еды.
– Деньги? – удивилась Этна. – Что это?
– Ну, это такие круглые металлические блестяшки из металла. Люди меняли их на еду и вещи. Это называлось «экономикой».
– Вспомнил! – воскликнул Марко. – Как-то раз, мы с папой вышли на разведку, пока Этни сидела с мамой, и нашли в одном из покосившихся зданий целую гору блестяшек жёлтого цвета.
– Наверно, это был банк, – кивнул я.
– Выходит, если бы я нашёл этот самый «банк» до того, как свет в мире погас, я был бы богат? И можно было бы купить много-много-премного еды?!
– Да, – улыбнулся я, – ты бы купил много-много-премного всего, но… – тут я поправил шляпу. – Вряд ли ты бы стал богаче.
Марко, кажись, не понял смысла моей фразы, и просто замолчал. Тем для разговоров у нас было не так много. Все просто хотели выжить и добраться до следующего перевала. Ночевать средь леса было невозможно.
И дело вовсе не в волках…
Пройдя налегке с десяток километров, до моих старых, поросших внутри пухом ушей, стали доноситься громкие голоса озверевших еретиков. Они шли, совершенно не опасаясь диких зверей, серая гниль делала своё дело. Хруст веток под ногами и ругательства, от которых даже ангелы бы заплакали кровью, выдал их за несколько километров от того места, где мы должны были встретиться.
Мракоборцы называли такие скопления «походом». В отличие от тех прокажённых, что штурмовали Бригг и города перед ним, походы собирались из людей (или уже нелюдей), растерявших не только свои сны, желания и мечты, но и осколки личности.
Они бродили по территориям, давно оставленным, как Богом, так и адекватной частью населения Земли. Если еретики верили, что во всех их бедах виновата церковь и её служители, и убивали их, как на войне, то прокажённые, собравшиеся в «поход», полностью отдавались самым низменным человеческим желаниям. Убийства ради убийств. Похоть во имя похоти.
Тот ублюдок, что разделывал девушку посреди квартиры в Бригге, как раз был на последних стадиях разложения. Успокаивало только одно: период «походов» длился не так долго. Серая гниль имела странный порядок умерщвления человека.
Сначала, она забирала всё сокровенное, что в нём было. Затем, начинались внешние метаморфозы, человек слаб, и половина погибала на этом этапе, но те, кто его переживали, наоборот, будто открывали в себе второе дыхание. Расцветали, начинали бегать, прыгать и, с позволения сказать, «веселиться».
Вот только в этом беснующемся теле не было личности. А спустя пару лет, в худшем случае, человек всё равно погибал.
– Дети, аккуратно движемся за мной. Смотрите под ноги, ничем не хрустите, – шёпотом сказал я, когда голоса приблизились к нам на расстояние в полкилометра.
Отойдя подальше от дороги, я спрятал Этну и Марко в низине холма, а сам затаился за деревом.
Первые члены «похода» показались минут через пять: двое обнажённых, перемазанных калом мужчин, выбежали сразиться, используя собственные кулаки и тяжёлые палки на манер дубин.
Один разбил палицу о голову другого, сорвав с макушки кусочек скальпа с волосами. Опешивший на мгновение прокажённый, бросился в контратаку, сомкнув челюсти на носу противника. Брызнул фонтан крови из обрубленного хряща. Познавший вкус плоти повалил соперника на землю, нанося ему множественные удары по голове. Лежачий стиснул пальцы на предплечьях врага, отделяя от его правого предплечья кусок плоти с мышцами.
Но на счастье верхнего, рядом оказался камень, размером с кулак. Им-то он и проломил голову лежачего, успокоив того на веки вечные.
Заражённый ознаменовал свою победу истеричным смехом и, поднявшись на ноги, помочился на убитого. Спустя несколько секунд, подтянулись и остальные участники «похода». Посмеявшись над трупом, они развели костёр посередь дороги, используя для розжига листы бумаги и засохший кал, после чего, принялись жарить распотрошённого мужчину.
Увиденное не заставило меня пошевелить ни единым мускулом. «Видал и не такое», – хмыкнул себе под нос, не выпуская стаю заражённых из виду. Всего их насчитал двенадцать человек, но учитывая стадию разложения, каждый из них мог стоить мне жизни в открытом бою.
«Да и не зачем вас убивать. Сами справитесь прекрасно».
Они должны были закончить свою трапезу через несколько часов и, возможно, перейти к оргии, после которой легли бы спать. Да, так обычно и происходило… Но в этот раз, кто-то из детей случайно сломал ветку.
И хвала О, если он ещё присутствовал в этом мире, что из всей оравы чавкающих человечиной ублюдков, только один обернулся на шум.
– Олень… – произнёс он, утерев окровавленную бороду. – Насиловать!
– Этна! – шикнул я. – Отползайте! – а сам встал спиной к дереву.
Прокажённый старик, лет сорока на вид, поднял лежавший рядом с ним ржавый серп, и направился в сторону нашей посадки. Моя рука легла на рукоять молотка, найденного в Скильсвилле.
Ублюдок прошёл мимо моего дерева и двинул вниз, в сторону канавы, где секундой ранее прятались дети. Этна успела скрыться во впадине между корнями старого дуба, а вот нога Марко, по-видимому, попала в поле зрения прокажённого. Старик открыл рот, чтобы оповестить остальной поход, да так и замер.
Удар молотка пришёлся чётко в основание черепа. Я мигом подхватил его тело и аккуратно уложил на землю, чтобы не создавать много шума. Раскрытые глаза еретика ещё подёргивались, губы пытались что-то произнести, но выходило лишь жалкое плямканье.
Я повторно занёс молоток для удара узкой стороной. Раздался мокрый, приглушённый звук ломающегося черепа и хлюпающих под обломками мозгов. Прокажённый перестал дышать.
– Дядя Эдгар, прости… – высунулся из укрытия Марко.
– Ш-ш-ш! – я резко повернулся, приткнув палец к носу.
Прислушался: никого. Остальные еретики продолжали поедать своего товарища. Учитывая их норов, они даже не заметят пропажи одного из них. Им абсолютно плевать даже на собственные жизни, не говоря о чужих.
Так и произошло. Обглодав всё до последней косточки, выродки устроили оргию, а когда звуки стихли, и я высунул голову из укрытия, весь поход дрых.
Рукой подозвав Этну и Марко, я повёл их в обход. Было, конечно, желание расстрелять спящих прокажённых и сделать мир чище, но это было бы нецелесообразно: пальба привлечёт ненужное внимание других групп (хотя я искренне надеялся, что это была одна на всю округу), да и тратить патроны попусту не хотелось. «А ещё потому, что ты больше не доверяешь своим глазам, и не уверен, что попадёшь одиннадцать раз из двенадцати, Эдгар».
Спустя ещё чёрт знает сколько времени, дети попросились отдохнуть. Я согласился, мои ноги уже гудели. Найдя укромное местечко в чащобе, я прижал Этну и Марко к себе, чтобы уж точно никакой волк не захотел напасть, и положил себе на колени ружьё. Есть никто не захотел, только сделали по паре глотков воды.
Прикрыв один глаз, я позволил себе немного расслабиться, погрузившись в состояние полудрёма.
***
В тот день я проснулся лёжа с Ольгердом на кровати. Меня разбудили шаги Руты, которая всеми силами пыталась нас не разбудить. Девушка ещё не свыклась с тем, что живёт не одна.
– Прости… – шепнула она, и наклонилась над кроватью.
– Всё в порядке, теперь я могу не вставать так рано, – улыбнулся я и коснулся её руки. – Ты в школу?
– Ну, конечно, – подёргала плечами Рута. – Я собираюсь зайти на рынок потом, вам что-нибудь купить? – спросила она.
– Нет, у нас всё есть, – ответил я, и посмотрел на мирно спавшего Ольгерда. Он напоминал маленького, беззащитного котёнка, который прилёг на грудь хозяина. – Постой… Я сейчас выйду.
Аккуратно переложив голову брата на подушку, я вышел из спальни и присел за стол на кухне.
– Рута, если ты думаешь, что я собираюсь сидеть у тебя на шее, то…
– Эд, у меня и в мыслях не было! – возмутилась девушка. – Мы с тобой друзья, помнишь? Я делаю это не из жалости или потому, что хочу унизить твоё достоинство. Мной движет лишь желание помочь нечужому человеку.
– Да… понимаю. Извини… – потёр я лоб. – В общем, я лишь хотел сказать, что собираюсь выйти на работу.
– Нет, Эдшар! Уж лучше ты будешь «сидеть на моей шее», как ты считаешь, чем я позволю тебе вернуться в порт или котельную.
– Я стану врачом по вызову, – сообщил я.
– Но ты ведь…
– Моя матушка, будучи квалифицированных преподавателем готики, так и не стала учителем в школе. Платили, да и платят, судя по расценкам, там немало. Вот только берут на места не абы кого, а «своих» людей. И тем не менее, у матушки всегда была работа, потому людей, которые могут позволить своим детям учиться грамоте, намного больше тех, кто в силах оплатить учёбу целиком. И здесь тоже самое: большинство, заболев, умрут посреди улицы от красной смерти. Единицы – получат помощь от выпускников нашей школы, но лишь тех, кого родители или другие родственники пристроили в больницу. Остальные наши одноклассники будут работать по вызову, и получать столько, сколько дадут, но, тем не менее – будут. Люди часто болеют, знаешь ли, – рассказал я.
– Звучит, на самом деле, неплохо, – кивнула Рута. – Но тебе понадобятся инструменты…
– Да, поэтому придётся первое время таки поработать в котельной…
– Исключено, – опротестовала девушка. – Доверься в этом плане мне.
Вечером, вернувшись с котомкой кое-каких овощей для похлёбки, Рута дала мне…
– Увеличительное стекло? Где ты его взяла? – поинтересовался я.
– На столе хирурга, – хмыкнула она.
– Что?! Т-ты в-выходит украла?!
– Ну да, – пожала плечами Рута.
– Это ненормально! – воскликнул я.
– Ненормально исключать людей за несколько недель до выпуска, когда они девять лет исправно платили по двадцать клети в месяц! – парировала девушка. – Теперь пусть возвращают!
– А если тебя поймают? – спросил я.
– Даже, если меня в чём-то заподозрят, неужто ты думаешь, что я позволю им себя обыскать? Я порядочная девушка, между прочим! – кокетливо усмехнулась Рута.
На следующий день она принесла мне скальпель, затем ножницы, а после – спицы, для накладывания швов. Спустя несколько недель, у меня был полноценный докторский саквояж со стетоскопом в комплекте!
Нарисовав листовки на бумаге, я расклеил их по нашему району Норвилла. Уже на следующий день, в обед, в квартиру постучали. Мужчина лет тридцати рассказал, что у его жены не проходящий кашель в последние несколько дней, а на поход в городскую лечебницу денег у него нет. Моё объявление подвернулось ему, как раз вовремя.
Придя к нему домой, я обнаружил бледную женщину, с чёрными кругами под глазами. Она была закутана в несколько одеял, но всё равно тряслась.
Померяв температуру, я послушал её грудную клетку. Мокрота и хрип указывали на бронхит.
– Поите её горячим чаем, давайте есть что-то нетвёрдое, похлёбку, например. Можете нагреть банки и поставить на спину, и пусть соблюдает постельный режим. Усвоили?
– Спасибо, доктор! – ответил мужчина и не глядя вручил мне клети с четвертью.
«Хм, – подумал я, – да это же, как три смены в порту! Всего лишь за то, что я делаю то, в чём разбираюсь!» – возликовал я, спускаясь на лестничную площадку.
Дела мои пошли в гору. В день приходило по три-четыре человека. Я мог зарабатывать до десяти клети в день, если выпадали чьи-нибудь роды.
И пока мои вчерашние одноклассники, из числа обеспеченных людей, проходили стажировку в клинике, я вовсю зарабатывал. Нет, я не радовался людскому горю. Немало было таких случаев, когда медицина оказывалась бессильна. Я даже отказывался брать деньги, но порой, мне всё равно запихивали бумажки в карман, и просили просто помолиться за упокой души пациента.
И я честно выполнял данное обещание. Ибо только с помощью Господа вчерашний бездомный мог стать обеспеченным человеком. «Наконец-то, мои мытарства обернулись наградой!» – думал я.
В какой-то момент, кормильцем в семье стал я. Рута закончила со стажировкой, мы оба начали зарабатывать деньги. И я даже смог нанять Ольгерду сиделку, которая читала ему сказки и играла, пока нас не было дома.
Жизнь, жестокая и беспощадная, дала нам второй шанс. Но лишь затем, чтобы полгода спустя началась…
– Война!Люди, началась война! – проревел на площади глашатай.