Ищущий во мраке

Двенадцатое воспоминание

Огонёк масляной лампы подрагивал в углу панциря. Снаружи даже не думал утихать дождь. В тоже время, здесь, за несколькими слоями металла, обстановка была довольно уютной. Поскольку машина всё время была закупоренной, сюда не проникли вода и грязь. В воздухе витала пыль, но терпимо.

Самое главное – здесь было тепло. Одежду я повесил сушиться на внутреннюю часть пушки панциря. Рядом с ней лежало несколько ядер, но орудие вряд ли осталось на ходу, как и сам панцирь. Судя по тому, что я успел разглядеть снаружи – ноги и колесо машины отказали из-за отсутствия смазки.

– Республика Родиния создала панцири на замену артиллерии, – продолжал я рассказывать детям истории из прошлого. – Обычные пушки располагались в глубоком тылу войска, а люди, обслуживающие их – ценились на вес золота. Пушки были страшным орудием, но предсказуемым. В зависимости от расстояния, ты мог даже увидеть, в какую сторону летит снаряд и отбежать. Да и потери они наносили не основные. Большая часть солдат гибли в штыковой. И вот, когда появились панцири – эти передвижные орудия, экипаж которых невозможно было достать ни пулей, ни штыком, – бритонская армия начала нести страшные потери. Даже среди санитарных – большинство стали безвозвратными. В мой город постоянно прибывали молодые мужчины без рук и ног, ослепшие, с обожжёнными лицами.

– Неужто эти панцири были непобедимыми?! – воскликнул Марко, посильнее закутавшись в парусину.

– Как оказалось, управу можно найти и на них. И эта управа – огонь. Заднее колесо панциря было сделано из дерева более, чем наполовину. Кроме того, если облить горючей жидкостью машину сверху, то пламя, проникнув в смотровые щели, могло спровоцировать пожар или взрыв пороховых бочек. Экипаж, если у него не получалось победить огонь, бросал машину на произвол судьбы. Спустя несколько лет войны, Бритонский престол, на основе тех экземпляров, что были добыты на поле боя, создал собственные панцири. Один-в-один те, что использовались врагами. Хотя основной прорыв был впереди, – с этими словами, я достал из кобуры револьвер. – Заряжающий механизм панцирей лёг в основу создания барабана револьвера.

– Вау! – раскрыл рот паренёк.

– Мне непонятно, чем ты так восхищаешься, Марко, – буркнула Этна. – Всё это создавалось, чтобы убивать других людей. Ещё до того, как появились прокажённые…

– И всё равно – это выглядит круто! – насупился брат. – Такая здоровая штука этот панцирь… Не представляю, как их могли собирать наши предки!

– Я бы рассказал, да только и сам не знаю, как их делали, – улыбнулся я.

– Ради чего вообще люди воевали, а? – спросила девчонка. – Если прокажённых не было, и было светло… У меня в голове не укладывается: ради чего можно было отнимать жизни других людей?!

– Если бы я знал, Этна… Если бы я знал, – почесал я бородку. – Чтобы убить человека, не так много и надо. Я убеждался в этом сам. А вот объяснить – зачем? – нужно много времени. И скорее всего, ответ так и не будет найден.

– Выходит, люди убивали друг друга без причины?! – шокировано произнесла Этна.

– Причины были, но у правящей верхушки. Проблема в том, что они не спешили умирать сами за свои интересы. Вместо этого, они посылали на убой незнакомых людей, которые стреляли друг в друга из-за денег, которые в жизни никогда не видели, – ответил я.

– Видимо, всё же, не зря О обрёк человечество на гибель во тьме… – сказала девчонка.

– Не все этого заслужили, поверь мне.

– Ну да… Ты явно не заслужил, – вставил своё словечко Марко.

– Тебе кажется. Но я знал одну девушку… Её сердце было наполнено любовью ко всему живому. Господь, в силу каких-то причин, оставил и её в этом непроглядном мраке. Может, это тоже было испытание, не мне судить. Я бы хотел верить, что её душа ныне в лучшем месте нежь это…

– Она была красивой? – спросила Этна.

– Самой красивой. У неё были золотистые волосы и голубые глаза, в которых всегда пылал азартный огонёк. Но так было до конца света, потом… Я больше ни у кого не видел таких глаз.

«Пойдём ловить кузнечиков, Эд!»

Предо мной, на миг, возник образ Руты. Её звонкий голос лизнул покрывшиеся седым пухом уши. Голос девушки, которая умела жить.

«Подожди ещё немного», – ответил я на молчаливый взгляд нефритовых глаз.

Нефрит… Я даже золота в чистом виде никогда в руках не держал. Но глядя на Руту, можно было получить представление о том, насколько это красивый и драгоценный камень.

– Голубые глаза… – произнёс Марко, забравшись рукой в отросшие до затылка волосы. – И золотистые волосы… Прям как у сестрёнки! – воскликнул мальчишка. – Эдгар, а возьми ты её в жёны!

– Чт..?! – покраснела Этна. – Ты совсем одурел?! – и набросилась на брата с лёгкими тумаками.

– Вы мне во внуки годитесь, – улыбнулся я в ответ. «Ничего такого, просто детская шалость».

Через некоторое время, Этна начала щекотать братца, и тот умолял прекратить пытку. Я же, лишний раз проверив надёжность люка, задремал у стенки.

***

Вечером того же дня, я отправился на квартиру комиссара. Его дом находился неподалёку от нашего. Странно, что мы никогда не пересекались посреди улицы.

«Вот это хоромы!» – чуть не выкрикнул я, когда вошёл в прихожую. В сравнении с этой квартирой, жильё Руты выглядело той халупой, где я родился.

В просторном коридоре стояла полка для обуви. Полка! Для обуви! У меня были только ботинки на зиму и деревянные башмаки на все остальные времена года. У Руты имелось несколько пар парадных туфлей, но не более. Всё это прекрасно умещалось на коврике под дверью, а тут – целая полка!

На крючках висело несколько шинелей и шляп. Но самое интересное, что даже в прихожей имелись на стенах обои! Да какие! – из бархата!

Во всём нашем с Рутой и Олли гардеробе не было столько бархата (точнее, его вообще не было), сколько потратил комиссар на обивку комнаты, где люди просто разуваются.

Из прихожей мы попали в зал. Я чуть в обморок не упал, увидев кожаные кресла и диван. И торшер…

– С вами всё в порядке, Радский? Не хотелось бы вызывать ещё и лекаря для лекаря, – на мгновение, угрюмое лицо комиссара осенила гордая ухмылка.

– Нет-нет, всё хорошо, – ответил я.

– Тогда нам сюда, – тихо произнёс мужчина и приоткрыл дверь одной из спален.

«У его дочери есть собственная комната, и наверно, куча игрушек, платьев, и на десерт у неё кремовые пудинги каждый день, вместо придорожных ягод. Вот только она может умереть из-за людей, на которых работает её отец-военный… Какая ирония!»

Обойдя резной стол из красного дерева, со стоящим на нём графином, я прошёлся на цыпочках за комиссаром. Мне не сразу довелось понять, что половицы в квартире не издают ни звука.

На одноместной кровати лежала на куче подушек кудрявая малышка лет восьми. Лоб прикрывала намоченная тряпка, под мышкой дитя держало любимого плюшевого зайку. Стоя на коленях, перед кроваткой сидела женщина в белом платье. Она задремала лёжа головой на кровати, в руках осталась книжка со сказками.

– Люси, – шепнул комиссар. – Я нашёл доктора.

Мадам медленно подняла голову и убрала с лица прилипшие вороные волосы. Даже в темноте были видны чёрные круги под глазами несчастной матери.

– Хорошо, сейчас я её разбужу. Подождите снаружи, – ответила Люси.

Мы с комиссаром вышли в зал. Усевшись в кресло, он подозрительно посмотрел на меня:

– Чего стоите? Присаживайтесь.

– М-можно? – спросил я. Комиссар тяжело вздохнул, закатив глаза. – Хорошо.

Спустя минуту молчания, я решил задать вопрос по существу.

– Расскажите мне о симптомах. Как давно это началось? Как менялось самочувствие Беллы за время болезни? Какие боли или проблемы у неё начались?

– Ну… это было с полмесяца назад. Она не послушала жену и вышла в лёгком платье на улицу. Пробегала весь вечер, а на следующий день проснулась с простудой. Появился сухой кашель, Белла стала менее активной, больше спала днём. Потом у неё начались боли в груди, особенно при кашле. Кашель стал мокрым и ещё… – комиссар щёлкнул пальцами, подбирая слова.

– Мокрота была цвета ржавчины. Спустя дней пять, Белла совсем перестала вылезать из кровати, начались головные боли и… В общем, ничего особо не поменялось с той поры. Жена ночами на пролёт от неё не отходит, сбивает температуру.

– Сколько градусов температура? – уточнил я.

– Когда получше – около тридцати семи с половиной. Но иногда её бросает в судороги и появляется жар, на котором можно было бы яичницу готовить, – попытался пошутить комиссар, но как-то не задалось.

Не то, чтобы я переживал за этого ребёнка, хотя, безусловно, мне всегда было жаль больных малышей. Но от неё зависело – попаду ли я на фронт или нет. Полагаться на честность комиссара не хотелось. Мне с трудом верилось, что в случае смерти дочери, даже от не зависящих от меня причин, он позволит мне уйти от службы.

– Что можете сказать, доктор? – впервые он обратился ко мне по профессии. Видимо, усталый вид жены и дочери смягчили офицера.

– Она кашляла кровью? – последний, наводящий вопрос прозвучал из моих уст.

– Нет, – мотнул головой комиссар.

– Хорошо. Значит, можно ещё побороться.

Щёлкнул дверной замок, в зал, прищурившись, вышла хозяйка. Она обессилено рухнула на диван, судя по виду, впервые за день приняв горизонтальное положение.

Кивнув друг другу, мы с комиссаром проследовали в комнату.

На столе горела масляная лампа. Маленький человек, посильнее прижав к себе зайку, уставился на меня, с трудом удерживая веки от того, чтобы те вновь сомкнулись. Круги под её глазами были не меньше материнских.

– Ты хорошо выспалась? – ласково спросил комиссар, опустившись на колени перед кроваткой. Видимо, из-за боли и жара, сон для ребёнка стал редкостью.

– Угу… – едва слышно ответила Белла, и даже этого хватило, чтобы вызвать приступ кашля. На мокрое от пота одеяло попали бурые капли слюны.

– Я привёл дядю, он тебе поможет. Только пообещай его слушать, хорошо? И тогда станет легче, – комиссар взял дочь за руку. На этот раз, девочка ответила коротким кивком.

Я надел на лицо повязку, чтобы мокрота не угодила в мои дыхательные пути. Учитывая следующие несколько минут, такая предосторожность себя полностью оправдала. Вытащив из саквояжа стетоскоп, я послушал лёгкие Беллы.

Они вздымались одновременно. Уже хорошо – ритм дыхания не сбился. Количество жидкости, однако, поражало. Болезнь была запущена, но спасти ребёнка ещё было можно.

Глубокие вдохи привели к волне болезненного кашля, от которого девочка разрыдалась... или попыталась это сделать. Её голос охрип настолько, что вместо плача вырывались звуки засорившейся трубы.

Затем, я попросил Беллу открыть рот и осмотрел гланды. Они были до ужаса распухшими и красными. Комиссар добавил, что в последние дни ей тяжело есть что-то, кроме куриного бульона. Любая твёрдая пища вызывала невыносимую боль.

Достав градусник, я померял температуру: шкала ртути остановилась на отметке в 38,2 градуса.

– Что я могу сказать… – произнёс я, завершив осмотр. – Сейчас я поставлю ей горчичники. Скажите жене, пусть вскипятит воду в чайнике, у меня есть травка, которую нужно будет выпить. Она снизит жар.

– А дальше? – с надеждой посмотрел на меня комиссар.

– Не все лекарства у меня есть. Я дам список того, что нужно будет купить. И молитесь… молитесь О, чтобы всё было хорошо. Тогда, есть шанс, что до конца месяца она сможет встать с кровати. А там уже организм справиться сам.

Произведя все описанные процедуры, я собрал саквояж и, утешив напоследок мадам Люси, вышел за порог квартиры.

– Постойте! – выскочил на площадку комиссар. – Я… хотел бы извиниться… Ну… за то, что вам пришлось на колени встать, доктор Радский… И за угрозы… В общем, спасибо, что помогли, – с этими словами, он протянул мне несколько купюр номиналом в десять клети.

– Не стоит, вы же и так обещали помочь! – ответил я, но комиссар настойчиво запихнул их мне в карман.

– Вы сами сказали, что у вас брат болеет. Можете считать это солидарностью, можете – попыткой извиниться. В общем, моя семья не обеднеет. Завтра я целый день в здании комиссариата, так что дома будет только моя жена. Если вдруг всплывёт что-то серьёзное, доктор Радский, вы лучше мне потом наедине скажите. Я беспокоюсь за здоровье Люси.

– Хорошо, полковник, – с пониманием кивнул я.

Вернувшись домой, я сполз по двери прямо в коридоре. Держась за стену, меня вышел встретить Ольгерд.

– Всё хорошо, брат? – спросил он.

– Да… Пока что. Будем молиться, чтобы так и продолжалось, – ответил я ему и спросил: – Как прошёл ваш с Рутой день?

– Сестрёнка изготовила оладушки и купила мне новые карандаши! – похвастался брат.

– Как-как ты её назвал? – удивился я.

– «Сестрёнкой», а что? Она хорошая, добрая, заботится обо мне. Прям как матушка, только моложе, поэтому и сестрёнка! Старшая сестрёнка, хи-хи! – сказал Олли.

– Да нет, ничего. Я рад, что вы так сблизились, – я потрепал рыжую макушку брата и прошёл на кухню.

– Эдгар, – окликнул меня Ольгерд.

– Да? – обернулся я.

– Ты любишь Руту? В смысле, как мальчик девочку.

Услышав первую часть вопроса, я уже открыл, было, рот, но вторая заставила меня подавиться воздухом. «И откуда вообще Олли знает о таком, если он безвылазно дома сидит?» – подумал я.

– Наверно… не знаю, – честно ответил брату. – Мы с ней друзья. О таком друге мечтать можно, который всегда поддержит и поможет. Но я не представляю, каково бы нам было вместе, как мужу и жене… Ты ведь помнишь родителей? Они не были счастливы вместе.

– Но ты не такой, как отец! – заявил Олли. – Ты не пьёшь и работаешь. Если не ты, то другой мальчик будет с Рутой! И тогда мы с тобой вновь окажемся на улице!

– Так вот из-за чего ты эту тему поднял?! Мелкий нахлебник! – воскликнул я. «Заставил меня краснеть, засранец!»

– Проехали… Есть будешь что-то или я себе только наложу? – спросил я.

– Не, я не голодный, спасибо. Пойду ещё порисую, – ответил Ольгерд.

– Хорошо, как поем, сядем за математику.

– Эдгар…

– Что опять?

– Когда мы уже выйдем погулять? – грустно спросил брат.

– На улице прохладно, ты можешь…

– Пожалуйста, братик! Мне надоело сидеть здесь, как в темнице! Хочу посмотреть на море и… и… и на парк! Сходим? Ну, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!

– На выходных, если погода будет ясная. Договорились? – не устояв перед этими милыми глазками, ответил я.

***

– Эдгар… – дёрнули меня за руку.

– Да, Ольгерд… – ответил я, с закрытыми глазами.

– Какой… Это я, Марко!

Я резко встрепенулся, ударившись макушкой о стальной потолок. В панцире было темно.

– Что произошло, где свет? – спросил я у Этны.

– Мы услышали снаружи крики прокажённых и решили затаиться, – ответила девчонка.

– Как давно?

– Только что. Я потушила лампу, а Марко принялся будить тебя, – сказала Этна.

– Странно, что ты не сразу очухался. Обычно чутко спишь, – почесал затылок паренёк.

– Ясно… – вздохнул я, и повернулся к смотровой щели сбоку. Глаза мои видели не столь хорошо, как и прежде, а тут ещё и туман поднялся такой густой!

Благо, хоть ливень утих, можно было что-то расслышать. До ушей донеслась невнятная речь, из которой я только бранные слова, с трудом, распознавал. Иногда, кто-то протяжно выл и вскрикивал. В общем, в том, что это были прокажённые, как изначально предположили дети, сомнений не осталось.

– Сидим тихо, авось они вообще мимо нас пройдут, – сообщил я. – И ты молодец, Этна, что догадалась лампу потушить, – похвалил я девчонку.

– А я? Я их так-то первый услышал! – «приревновал» Марко.

– И ты молодец, Марко, – ответил я, потрепав паренька за волосы.

Затаив дыхание, мы принялись выжидать, что произойдёт снаружи. Прокажённые не пытались как-то скрываться, даже, если знали, что жертва неподалёку. Их развалистые, топающие со всей силы по лужам шаги, доносились с той стороны, где сидел я.

«Приближаются…» – сказал сам себе.

– Хо-хо! Что это за великое ублюдище?! – хриплым голосом произнёс один из членов «похода».

– Где у него дырки?! Трахать! – подхватил другой.

– А в меня он влезет?! – раздался омерзительный голос какой-то старухи.

– Давайте трахаться прямо на нём!

– И вокруг него, о-хо-хо!

Так было всегда. По поводу и без, прокажённые устраивали оргии. Самое неприятное было то, что я не мог не наблюдать за ними. Как минимум, требовалось сосчитать точное количество противников, потому, как к концу «торжества» их, иногда, становилось меньше.

Покрыв панцирь трёхэтажным слоем брани, еретики – чего и следовало ожидать – методом «тыка» выбрали одного из своих, и забили его до смерти. После чего, принялись отрывать мясо от костей зубами.

– Подождём, пока они не закончат. Прокажённые не любят подолгу оставаться на одном месте, – прошептал я детям и оторвался от смотровой щели.

Этна и Марко прижались друг к дружке и посильнее закутались в парусину, дабы не слышать отголосков тех зверств, что творились снаружи.

Я достал револьверы, и наощупь принялся их чистить от влаги и остатков пороха. Случись чего, они мне, как никогда, пригодятся. «Хотя, если так подумать, каким образом эти ублюдки могут вскрыть панцирь?»

Прокажённые трахались и жрали друг друга. Судя по довольным предсмертным вскрикам и охам, один из них задушил старуху прямо во время сношения.

Они делали это прямо в грязи, омерзительно извиваясь на размытой земле. Сдавалось, будто мы с детьми заперты в консервной банке посреди океана червей.

Через несколько часов, а может и через полдня (в любом случае, маятника поблизости не было), оргия закончилась. «Поход» в унисон захрапел. Выглянув наружу, я подсчитал количество прокажённых. Когда они сюда пришли, их было одиннадцать. В конце осталось только восемь.

Не то, чтобы великое число для меня, но не следовало забывать, что именно на этой стадии – их сила в разы превосходила мою.

– Хочу пи-пи, – прошептал Марко. – Сильно.

– Потерпи, – ответила Этна.

– Постараюсь… – сказал паренёк, и скрестил ноги.

«Только этого не хватало…» – подумал я, и начал молиться о том, чтобы прокажённые ушли, как можно скорее.

Моё желание исполнилось, но не сразу. Бедный Марко уже весь извёлся, покачиваясь в разные стороны, лишь бы удержаться. Еретики приходили в себя один за другим. Те, что заснули в обнимку, продолжали половые акты, другие копошились в грязи, выискивая остатки мяса.

– Нет… нет… Аргх! Не могу… – простонал, закрыв рот рукой Марко.

В воздухе остро запахло мочой. Быть может, во времена, когда свет О ещё покрывал всю Землю, никто бы и не услышал её вонь. Но спустя тридцать с лишним лет бытия в кромешной тьме, каждый из обитателей мёртвого мира научился распознавать малейшие изменения в воздухе.

– Нюх-нюх! Кто обоссался?! Сейчас папочка отгрызёт членишко малолетнему обоссанчику!

– Гадство! – прошипел я. – Собирайте вещи, нужно готовиться бежать.

– Но куда? – спросила Этна, пока Марко стыдливо сидел в углу.

– У панцирей есть запасной люк в полу, на случай, если верхний заклинило. Попробуем выползти из-под машины, а там затеряемся в тумане.

– Внутри ублюдища кто-то засел! – рявкнул один из еретиков.

– Выходи, обоссанишко! Я познакомлю тебя с мистером Большим, хи-хи-хи!

Кто-то принялся бить по панцирю снаружи. Вдруг, один из прокажённых заглянул прямо в щель. Его безумные серые глаза с лопнувшими капиллярами встретились взглядом с моими. Я буквально услышал, как натягиваются его губы в довольной ухмылке.

Ни на секунду не сомневаясь в своём решении, я ткнул ему средним и указательным пальцами в глаза, почувствовав загрубевшими кончиками, как те лопаются.

Прокажённый отпустил бортик панциря, шлёпнувшись в грязь, одновременно крича от боли и смеясь от удовольствия.

– А-ха-ха! Старичок! Старичок внутри! Трахать!

– Эдгар, мне страшно! – всхлипнул Марко. – Я не хотел, я…

– Соберись, ты мужчина! – резко ответил я. – И ты Этна, тоже, хоть и не мужчина! Не смейте распускать сопли! Мы выберемся отсюда!

– Вылазь давай, урод! Я тебе яйца отрежу и в зад затолкаю! – с этими словами, один из еретиков просунул в щель ржавую рапиру. Её кончик едва не зацепил мою щёку. В ответ, я пальнул сразу из обоих револьверов. Ублюдок замолчал навсегда.

– А давайте подождём, пока они сами не вылезут! – предложил один из оставшихся.

– Да-а-а! Проголодаются, сами к нам полезут! – поддержал другой.

– Хы-хы! А давайте нассым им в ответ?! Пусть наслаждаются!

– Давай, хы-хы!

– Твою мать… – я тут же отпрянул от смотровой щели. Еретики принялись взбираться на панцирь, целясь струёй мочи прямиком в отверстия на корпусе. – Вы можете заразиться, если эта дрянь попадёт на вас, быстро, собирайте все вещи, я поищу люк!

Подпалив лампу, я принялся ощупывать пол бронемашины. Довольно быстро обнаружились шурупы, удерживающие металлическую пластину, что отделяла нас от внешнего мира.

– Прежде, чем вылезать, нужно кое-что сделать, – предупредил я детей. – Марко, – и протянул пареньку револьвер, – рассчитываю на тебя. Отдача не должна быть сильной. В нём шесть пуль, не трать попусту.

– Что ты собрался делать?! – обеспокоенно спросила Этна.

– Разом от них избавиться, – хмыкнул я в ответ, откручивая шурупы отвёрткой.

Пластина отвалилась и упала в грязь. Я сунул голову вниз, осматривая панцирь с правой стороны. «Слава Богу, никого!»

– По моей команде, прыгайте вниз и бегите как можно дальше от панциря. Понятно?

– Да!

Я подполз к бочке с порохом. Зачерпнув немного, потёр в руках. «Не отсыревший, вроде…» Перевернув ёмкость, провёл небольшую дорожку до нижнего люка.

– Ну, побежали! – крикнул я детям.

Подхватив мешки с одеждой и провиантом, Этна и Марко спрыгнули на пластину, и проползли между ног панциря, устремившись вдаль. Я же, прочитав небольшую молитву, открыл верхний люк.

На меня тут же уставилось лицо еретика, не обременённое интеллектом. Я выстрелил наотмашь, угодив ему в плечо. Прокажённый покатился с брони в грязь, а я высунулся наружу примерно на половину.

Ещё один стоял на крыше панциря, испражняясь в щель. В этот миг, он и заприметил удирающий детей.

– Эй! Там… – я не дал ему оповестить тех, что находились внизу. Схватив еретика за ноги, дёрнул его на себя. Ублюдок приложил зубами о бортик, отчего нижняя челюсть полностью обвисла.

Пятеро оставшихся начали взбираться. Этого я и ждал, поэтому спрятался в панцире, закрыв люк. По нему тут же принялись наносить удары дубинами и заржавевшим оружием конквестов.

Перед тем, как самому спрыгнуть вниз, я выстрелил в дорожку из пороха. Благо, тот моментально загорелся. Не думая больше ни о чём, я рванул вслед за детьми, подальше от панциря.

Стоявшие на крыше ублюдки это заметили, принявшись спускаться. Но было поздно. Как только пламя достигло основных запасов пороха в машине, на всю округу прогремел чудовищный взрыв. Меня сбило с ног, окунув в грязь. Осколки, спасибо О, не угодили в спину.

Поднявшись на ноги, я бросился навстречу Этне и Марко, что успели отбежать метров на сто. С неба падали ошмётки человеческих тел. Взрывная волна разогнала туман. Стало видно лесок и тракт, по которому мы шли до этого многие километры.

– Ты цел?! – спросили дети.

– Да, и даже немного взбодрился, – улыбнулся им в ответ. – Теперь нужно найти место, где можно отмыться от грязи, и продолжим путь.