Девятнадцатое воспоминание

Меня вырубило посреди рассказа. Тёплая баня одержала победу над пятидесяти шестилетним стариком, не спавшим несколько дней. После недели, проведённой над землёй, в тесной корзине, под несмолкающий рёв ветра, оказаться в тёплом помещении в одном банном полотенце – было высшей степенью блаженства, казавшейся невозможной в этом мире.

Я бы мог сравнить это только с тем, что мы делали в постели с Рутой. «Рута…»

Если бы я всё ещё мог видеть сны – я бы хотел, чтобы она мне приснилась. Хотя бы раз. Ещё раз увидеть её.

«Увидишь, – подумал я. – Тебе недолго осталось, Эдгар. Просто поживи ещё какое-то время, убедись, что с детьми точно всё в порядке…»

Проснулся я в тёплой постели в чьём-то доме. Из-под двери виднелись колыхания языков пламени в камине. Проверив ощущения, я понял, что хочу поспать ещё немного. Так и сделал.

Второе пробуждение было вызвано голосами из-за двери. Хрустнув шейными суставами, я приподнялся на кровати и посмотрел по сторонам.

Рядом на столе стояла потухшая масляная лампа. После того, как свет загорелся, я смог увидеть чистую одежду на углу кровати: серые штаны, рубашка, пара кожаных сапог собственного производства, плащ, в котором я прилетел, и неизменная, слегка потрёпанная, но такая родная шляпа.

В доме было достаточно тепло и уютно, чтобы я оставил верхнюю одежду лежать на кровати и вышел в зал. Глазам предстала очаровательная картина обеда семьи крестьян: муж с женой лет тридцати и двое деток лет шести-семи.

– Гость проснулся, дети, поприветствуйте! – произнёс отце семейства.

– Здравствуйте, мистер Эдгар! – обернулись мальчик с девочкой.

– Доброе утро… или день? Который час?

– Полдень, Эдгар! – ответила жизнерадостная хозяйка и кивнула в сторону маятника.

– Ох, давно я таких не видел! – вид работающих часов поразил меня, хоть я уже и был в курсе об их наличии. – Лет пятнадцать точно…

– Не желаете с нами отобедать? – предложил мужчина.

– А разве вы не едите все в общей столовой? – спросил я.

– Общая столовая для тех, кто не работает в поле. На фермерах висит самая большая ответственность в Эдеме! Ну, окромя отца Севастьяна, конечно! Он больше всех трудится!

– Чем он занимается, позвольте спросить?

– Он разговаривает с О, и каждый день вымаливает прощение всем жителям Эдмеа! А ещё, отец Севастьян рассказал нам, по секрету, что через несколько лет свершится чудо и Земля, очищенная от всякого греха, снова будет озарена светом О!

– Хм, интересно... – сказанное слегка выбило меня из колеи.

«Если это правда… Впрочем, то, что Эдем сохранился спустя тридцать лет – действительно можно назвать Божьим промыслом. Нужно будет поговорить с Севастьяном».

– Сейчас я не голоден, пойду прогуляюсь, если вы не против, – сказал я главе семьи.

– Что вы, мы не собирались вас тут запирать, ха-ха! – улыбнулся мужчина. – Вы можете вернуться сюда в любой момент. Отец Севастьян наказал нам дать Вам кров до тех пор, пока не будет возведён новый дом.

– Новый дом? – удивился я.

– Ну да! Для вас и для двоих ребят! – кивнул он.

– Неожиданно… приятно, – хмыкнул я. – Ладно… Приятного вам всем аппетита.

Накинув плащ и шляпу, я вышел из дома.

На улице почти никого не было, кроме стариков, почивающих на крыльце. Все или обедали, или уже вернулись к работе. Мне стало интересно, где находятся Этна и Марко, поэтому первым делом я отправился в церковь, где обосновался отец Севастьян.

Храм был построен, по всей видимости, незадолго до конца света. Белый мрамор за годы стал серым, покрылся плесенью и лозами, но в целом, строение держалось крепко. Трещин или отваливающихся кирпичей я снаружи не заметил.

Дубовые двери также были сделаны на славу и не прогнили. На шпиле церкви красовался тот же символ, что и на груди священника – двенадцатиконечная звезда, только из золота.

Постучавшись, я толкнул массивную дверь и вошёл внутрь. Пахло ладаном и маслом. Слева и справа выстроились несколько рядов скамеек. На небольшом помосте стоял алтарь, а рядом – столы со свечами.

Внутри было убрано, хотя и сложно было оценить при слабом свете нескольких масляных ламп. Единственная икона, «Восхождение О», висела позади алтаря.

– Кто тут? – раздался голос из-за двери, находившейся за алтарём.

– Отец Севастьян, нужно поговорить, – ответил я.

– Вы, Эдгар? Конечно, заходите! – произнёс священник.

Помещение оказалось личными покоями отца Севастьяна. В углу стояла одноместная кровать, над ней висели полки с уцелевшими книгами по земледелию, грамматике, медицине и алхимии.

Глава поселения сидел за простецким столом на поеденной термитами табуретке и заполнял простым карандашом какой-то блокнот, сшитый из листов переработанной бумаги.

– Я сейчас занимался учётом ресурсов, но раз уж ты пришёл, то почему бы и не передохнуть, – улыбнулся отец Севастьян. – Чай, кофе?

– У вас есть кофе?! – воскликнул я.

– Один мешок случайно попал в обоз, когда я занимался обустройством деревни. Семена оказались сырыми, поставщик обманул, но оно и к лучшему – мы начали их выращивать.

– Не откажусь от чашечки чего-то крепкого, – ответил я.

– Пару минут и будет готово, – вновь улыбнулся отец Севастьян. И было в его улыбке что-то недосягаемое… будто он был моим родным отцом, хотя, по сути, нас отделяло не так много лет. Словно сам Господь снизошёл до своего жалкого раба и одарил сиянием.

Когда чайничек закипел, отец разлил кипяток по железным кружкам и достал из стола немного сахара.

– А это у меня осталось ещё со времён до Падения. Саженцев тростника, к сожалению, я не смог достать, – рассказал он, насыпая по ложке каждому.

– Падения? Это Вы про день, когда свет исчез? – уточнил я.

– Конечно. Ведь человечество пало. И я сейчас не про цивилизацию говорю, – кивнул Севастьян. – Так, о чём ты хотел поговорить, сын мой?

– Где сейчас Этна и Марко? – спросил я.

– Мальчик упражняется в стрельбе, по его же собственной инициативе. Девочка, вместе с Каталиной, шьёт. Вы сможете встретиться на вечерней службе. Каждый в деревне обязан делать что-то полезное. Даже старики, по возможности, помогают мыть посуду или следят за огнём в доме, – ответил священник.

– Как у вас тут всё схвачено, – хмыкнув, я отпил немного.

«Господи, как давно я не пробовал кофе… Даже не могу сказать – плохой это или хороший сорт… Главное, что это – кофе!»

– А ты, чем можешь послужить Эдему? – спросил Севастьян.

– Я умею лечить людей… и убивать тоже. Если на Эдем нападут – в стороне не останусь, – честно ответил я.

– Да, я это заметил. Твои револьверы в очень хорошем состоянии. Кстати говоря, я должен их тебе вернуть, – Севастьян открыл тумбу справа и достал из ящика мой пояс с оружием. – Патроны для ружья, уж извини, я отдал в общий арсенал. А вот с револьверами только я умею обращаться, но мне и моего запаса хватит, так, что, вот, – следом, он протянул мне мешочек с пулями.

– Умеете? – я приподнял брови.

– Когда мир пошёл к праху, пришлось, – вздохнул священник.

– Кстати, о безопасности… Пока мы летели, то видели множество существ… Одни были похожи на ангелов, другие на русалок из мифов, а третьи… боюсь, у меня не выйдет их описать. Все они гораздо страшнее прокажённых. Что вы будете делать, если они прорвутся?

– Не прорвутся, – довольно улыбнулся глава поселения. – Мои молитвы и эти горы защищают нас от всякого лиха. Я даже не помню, когда в последний раз кто-то стрелял, кроме учений. Впрочем, боеприпасов тут хватило бы на целую армию. Большая часть, конечно, была рассчитана на первые годы апокалипсиса, когда множество грешников ломанулись в сторону Эдема. Кто-то проскальзывал, приходилось отбиваться.

– Ясно… – вздохнул я, с облегчением. – Выходит, я могу не бояться, что, когда меня не станет, детям что-то будет угрожать.

– Ты так о них заботишься, – восхищённо произнёс Севастьян.

– Я последний мракоборец. И я давал клятву защищать всех людей, но Этна и Марко… ближе, у меня никого не осталось в этом погасшем мире…

– Понимаю, – кивнул священник. – Эдем – это одна большая семья. Даже, когда нас с тобой не станет, эти люди позаботятся о детях, и об их детях, и детях их детей. Ведь кто-то же должен построить новый мир на руинах прошлого?

– Кстати, – я поставил полупустую кружку на стол, – та семья, у которой я остановился, обмолвилась о некоем пророчестве.

– Так, – улыбнулся Севастьян, также лучезарно, как и в прошлые разы.

– Дескать, через несколько лет О вновь появится на небосводе, – произнёс я. – Откуда оно? Признаюсь, я никогда не читал Солару полностью, даже, когда служил мракоборцев при церкви, но… Я слышал, что последние времена вовсе не должны были быть похожи на то, что мы видим сейчас.

– Нам ещё далеко до последних времён, Эдгар, – снисходительно улыбнувшись, ответил священник. – Это просто очищение. Пока старый лес не сгорит, новый не вырастет. Этот процесс повторяется не впервые.

– Что?! – слова отца Севастьяна повергли меня в шок. – Но откуда… такие знания?!

– Сам Господь явился ко мне во сне, и рассказал, – сообщил он.

– Тогда… мои предположения были верны… Странные существа пожирали одного человека за другим, не трогая нас с детьми… Выходит, нам было предначертано здесь появиться?

– Умница, Эдгар! – по-отечески рассмеялся Севастьян. – Этна рассказала мне, что вместе с Марко они знают всю Солару наизусть. Мальчик сможет заменить меня на посту отца-настоятеля Эдема, когда подрастёт. Господь говорил мне об этом во сне: «Два ангельских дитя спустятся с неба, дабы разжечь огонь жизни на могиле народов и эпох!» – сказал он и добавил: – Ты герой, Эдгар! Твою руку вёл сам Господь и ты справился с ним! Даже, если бы я был правителем целой Империи – у меня не нашлось бы награды твоему подвигу! – воскликнул священник.

«Это правда? Я справился? Я… Господи… я свободен…» – мне понадобилось много сил, чтобы не расплакаться от счастья.

Последний из мракоборцев, что сумел дожить до выполнения своей цели. О большем невозможно было и мечтать…

– Разве что, я могу исполнить то, ради чего ты и сам сюда шёл, – чуть более холодно произнёс отец Севастьян.

– О чём вы? – спросил я.

– Исповедь. Я могу снять камень с твоих плеч, покуда ещё не поздно. Это то, чего ты хотел больше, чем исполнить волю Господа и спасти детей, – ответил он.

– Камень с плеч… – я вновь отставил кофе в сторону. – Нет, это слишком личное, отец. Пусть об этом знает лишь Господь, да я.

– Но ты не познаешь Царствия Небесного, покуда не исповедуешься, – улыбка исчезла с лица Севастьяна. Брови чутка нахмурились. «С чего бы вдруг?» – подумал я.

– Моё Царствие здесь, на Земле, с детьми. Я слишком отдалился от Господа, хоть и следовал по его указанию. И мне не нужно ничьё прощение, – ответил я. – Спасибо за кофе, пойду ещё прогуляюсь.

***

Решив просто обойти поселение, я медленным шагом направился между домов. Во мне проснулся лёгкий голод. «Ничего, нагуляю аппетит и пойду обратно, к той семейке».

Вдыхая холодный солёный воздух, я шёл между молчаливых хижин, по тропинке, выложенной из мертвенно-бледных лучей полой Луны. Вскоре, дома закончились, и в долине у подножия гор раскинулись поля, где, адаптировавшиеся к отсутствию О, зерновые культуры обрабатывались руками сотен крестьян. Мимо проехала повозка запряжённая пони.

«Логично использовать их: урожай небольшой, много возить не приходится, а на содержание полноценных лошадей уходило бы слишком много овса. Отец Севастьян и вправду мудро распоряжается имеющимися ресурсами», – подумал я.

Поскольку температура воздуха здесь была довольно низкой, люди работали в тёплых куртках. «Интересно, как вообще прижилась пшеница и греча в новых земных условиях? Почему Луна стала полой? Почему погодные условия не менялись от региона к региону? Что же такого стало с нашей Землёй?» – вновь задумался я над тем, чего понять мне было никогда не дано, и вообще, не следовало.

«Это уже должен знать отец Севастьян. Он ведь с О на “ты”?» – мысленно махнув рукой, я продолжил идти.

За небольшими плантациями, оказался пустырь, на котором дети селян играли в салки. Почему-то, мой взгляд остановился на двух братьях – лет десяти и шести на вид. Меня очаровало то, как они помогают друг другу встать, упав. Как старший, толкая младшего вперёд, уводил за собой догонялу…

– Эдгар! Ты что тут делаешь? – раздался знакомый голос позади.

Я обернулся, со стороны небольшого сарая, откуда несколько секунд назад раздавались выстрелы, ко мне шёл Марко. На груди у него висела винтовка. Голову украшала широкополая шляпа. Паренёк был одет в неновую, но хорошо сохранившуюся походную форму конквестов, некогда использовавшуюся для подавления бунтов в колониях...

Сердце кольнуло. Я вспомнил то, что не хотел рассказывать отцу Севастьяну...

***

Кобыла высекала грязь копытами. Гремел гром, молнии били в вековые стволы, рассекая их пополам. Нам навстречу дул сильный ветер, капли дождя ударяли по глазам.

Я держался за Брэндона своими тощими руками, пытаясь не провалиться в сон. Волна адреналина отпустила, и я столкнулся с серьёзным недомоганием. По крайней мере, открыв рот, можно было в два счёта утолить жажду.

«Ну где же этот Блитспит?! Когда он уже появится?!»

– С дороги! – когда усталость практически взяла надо мной верх, голос Брэндона мгновенно привёл в чувства.

Из леса выбежал окровавленный лесник. Его левое плечо было разорвано, кусок правой щеки, вместе с ухом, будто вырвали зубами. Увидеть большее я не сумел из-за плохой погоды.

Мужчина протянул руку и невольно шагнул под ноги лошади. Брэндон дёрнул поводья на себя, и кобыла встала на дыбы. Не удержавшись, я упал в грязь вместе с винтовкой.

– Что ты… – произнёс, было, солдат, как из лесу выскочила вторая фигура.

То был юноша лет пятнадцати. Нагой, перемазанный кровью и грязью, он держал в руках лопату. Подбежав к леснику, он оглушил его ударом по затылку и тут же замахнулся лезвием над шеей.

Хрустнули шейные позвонки, голова лесника отделилась от тела и исчезла в глубокой луже. Моё сердце вновь забилось чаще, руки, не хотя, подняли винтовку, передёрнули затвор. Прицелившись, я выстрелил прокажённому в голову.

Пуля вошла в левый глаз и вышла через затылок. Сделав два шага вперёд, он упал замертво рядом со своей жертвой.

Лошадь заржала, из уст Брэндона раздалось: «Но!». И спустя каких-то пару секунд, всадник скрылся в тумане. Я хотел выстрелить ему вслед, но понял, что лишь зря потрачу драгоценную пулю.

«Ублюдок!» – произнеся про себя, я навсегда забыл о солдате. Думать нужно было о другом.

В первую очередь, о том, как дойти до Блитспита и не замёрзнуть по такому дождю. На выручку пришёл мёртвый лесник. Конечно, как и всё остальное в этом месте, он насквозь промок, зато позже, просушив одежду, можно будет не беспокоиться о холодных ночах.

Стянув с него ботинки, штаны и куртку, я надел их на себя. Пошарив по карманам, не обнаружил ничего полезного.

Упав с лошади, я сильно ударился копчиком и затылком. В глазах всё немного плыло. «А может, это всё ещё из-за дождя», С подумал я.

Не имея других альтернатив, я пошёл вперёд, хлюпая по лужам промокшими ботинками, которые и сами наполнились водой. «Когда в последний раз вообще было нечто подобное?»

Мне даже показалось, в какой-то момент, что удары капель сведут меня с ума. Я продолжал идти по тракту, покуда грязь не начала сменяться щебёнкой. «Город, наконец-то…»

Несколько часов спустя, когда начало светать, дождь стих. Впереди показались стены Блитспита. И судя по всему, никто ещё не был в курсе произошедшего на руднике, ибо ворота никак не охранялись, и войти мог любой прохожий. «Мне же лучше, впрочем», – вздохнул я.

Впрочем, с винтовкой я бы довольно быстро привлёк внимание, поэтому её пришлось выбросить.

Прохожие косо смотрели на промокшего бродягу, бесцельно бродившего по улицам. Несмотря на долгожданную свободу, я банально не знал, как мне добраться до Бригга. Нет, это ещё была не основная проблема.

Основная заключалась в том, что я не ел ничего почти сутки, а запасов питательный веществ в истощённом организме оставалось совсем чуть-чуть. Хотелось спать. И есть. Но больше, всё-таки, спать.

И, не думая ни о чём, я зашёл за угол многоквартирного дома. Положив Повесив курту на слив, в надежде, что дождя больше не будет, дабы она хоть немного просохла, я примостился у стены и заснул.

Очнувшись в обед, я понял, что съем собственную левую руку, если не найду хотя бы краюшку хлеба. Первой мыслью было попросить милостыни, одна был велик риск нарваться на полицмейстеров, а там – недалеко и заново оказаться на очередном руднике.

В конце концов, я набрёл на церковь Великого О. Стыдно было появляться в таком виде перед святыней, но, заткнув за пояс собственную гордость, я попросил помощи у отца-настоятеля, объяснив ему, что «я потерянный человек, но я хочу исправиться». Что мне не нужен ни алкоголь, лишь тарелка супа, и плевать даже, если он будет остывшим.

С подозрением, но священник отвёл меня в келью и накормил горбушкой хлеба, куриной грудкой, луковицей и налил чашку чая. Затем, он, сомневаясь, дал мне несколько клети, чтобы я мог сходить в общественную баню. Я решил, дабы не подрывать веру отца-настоятеля в человечества, обязательно вернуться к нему на обратном пути и поблагодарить.

Оказавшись в бане, я отмылся, постирал и высушил одежду и, на оставшийся серебряник, оплатил ночлег в самом дешёвом дворе.

Вернувшись в церковь на следующее утро, я, как и обещал сам себе, поблагодарил священника. Тот явно не ожидал увидеть меня трезвым и умытым. Я рассказал, что планирую вернуться в Бригг, к своей семье. Тогда, он дал мне ещё несколько клети на поезд до столицы.

«Благодарю, – ответил я, и добавил: – Отец, я не могу отблагодарить вас материальными благами, но могу помочь советом: убирайтесь из города. Скоро, здесь будет бойня».

В его глазах я видел неверие. Мужчина махнул рукой и, благословив меня на долгий путь, вернулся в келью. Убеждать его у меня не было времени, как бы много он для меня не сделал в такой момент моей жизни. Нужно было искать Руту и Ольгерда.

Одно я знал точно: человечество никогда ещё не сталкивалось с чем-то настолько ужасным. Даже война не шла ни в какое сравнение. Ведь даже на войне имела место быть какая-никакая человечность, но эта болезнь… Она искореняла из людей всё то, что делало их людьми.

От церкви, я сразу же направился в сторону вокзала. Взял самый дешёвый билет, и даже осталось ещё немного денег на еду. Купил на них кусок мясного пирога и пинту пива. «Что с того, что я поклялся больше не брать ни капли в рот? Алкоголь, тем более, жалкая пинта, не сделает со мной того, что уже сделали люди…»

Пойло приятно охладило горло и утолило жажду. Я почувствовал лёгкую усталость. «Ничего, высплюсь в дороге…»

Сидя на скамье, я подобрал оставленную кем-то ежедневную газету «Престол». Нехотя, стал читать о происходящем в мире.

«Война ещё идёт… Забастовки женщин по всему королевству… Случаи дезертирства участились на фронте… Таинственная болезнь может стать причиной заморозки конфликта… Число погибших за шесть лет оценивается в двенадцать миллионов по всей Земле…»

Свернув газету в трубочку, я спрятал её за пазухой. Мне пригодилась бы любая вещь, даже кусок бумаги, коим можно подтереть задницу.

Новости никак не отобразились на моём настроении. Наверно потому, что я слишком разочаровался в мире, и уже не рассчитывал на лучшие времена. Только для себя самого. Вместе с Рутой и Олли… Как прежде… Надежда заставляла меня искать выход из положения. И плевать, что там будет с человечеством дальше. Я отправляюсь домой.

Паровоз прибыл ближе к обеду. Я зашёл в вагон для самых бедных и примостился на скамейку, откинув голову назад и быстро заснув.

Не помню, что мне снилось, но явно что-то хорошее. Громкий кашель на соседнем месте, от которого меня отделял проход, стал причиной пробуждения, чему я очень огорчился тогда.

Старик в сером, покрытом множеством заплаток пиджаке, кашлял так, словно хотел выплюнуть свои лёгкие. «Как бы не подцепить пневмонию…» – подумал я, натягивая воротник на нос.

Но, понаблюдав несколько минут, я заметил, что на ладони старика, с каждым приступом, оставалась кровь. Чёрного цвета. «Как у тех прокажённых!» – перед глазами пронеслась бойня на руднике.

«Значит ли это, что он скоро набросится на других людей?! Нет, скорее, он заразит нас до того, как превратится в одного их этих

Но что я мог сделать в той ситуации? Из вагона для нищих не было даже дверей в остальную часть состава, только на улицу. И открывалась она лишь при остановке. «Придётся от него избавиться. Уверен, многие сейчас и не подозревают, что серая гниль – вовсе не проказа или чума, появившаяся на фронте из-за антисанитарии и гор трупов. И что эта зараза уже проникает в наши города и деревни…»

Ночью, когда весь вагон заснул, я аккуратно подошёл к старику, что крепко спал, приподнял его за подбородок и, когда он открыл глаза, ребром ладони перебил трахею.

Работа на руднике, хоть и истощила меня, но руки мои стали твёрже. Что самое удивительное и, наверно, жестокое – смерть старика никто не заметил.

Все думали, что он продолжает спать, вплоть до обеда, пока паровоз не прибыл в Бригг. От резкой остановки, его труп качнулся вперёд и упал со скамьи.

Женщины закричали, мужчины подняли старика и попытались привести в чувства, не осознавая, что он мёртв уже полдня. Я же, оглядываясь, вышел на перрон.

На вокзале мало, что изменилось. Разве, что людей стало меньше. Точнее, мужчин. «Неужели Королевству так сильно не хватает бойцов?»

Моим глазам, как раз предстала картина отправки на фронт очередной партии конквестов. Только в этот раз, на бой шли не взрослые мужики, у которых уже были семьи и дети, а безусые юнцы, лет шестнадцати. Среди них не было взрослых, кроме командира, что расхаживал с тростью в руке.

«Интересно, как скоро они погонят на войну младенцев?» – хмыкнул я про себя, и постарался не попадаться на глаза военным, дабы не загребли в комиссариат.

Однако голос командира… и его хромающая походка… Почему-то, оба этих фактора вызвали во мне дикое желание притаиться за колонной и послушать.

– Вы – последняя надежда нашей Родины! На ваши плечи ложиться ответственность за победу Бритонского Королевства в этой подлой войне, развязанной Республикой Родинией и её сателлитами! – командир выхаживал, как положено несмотря на то, что припадал на левую ногу.

Его синий мундир, начищенные сапоги выше колена и чёрный шлем с хохолком выдавали в нём высокопоставленного офицера. Я не разбирался в знаках отличия конквестов, но этот был майором, не меньше.

Дойдя до конца шеренги, он посмотрел в лицо одному из новобранцев и продолжил пламенную речь. А я обомлел…

Когда офицер, которому, как оказалось, не больше двадцати, направлялся в мою сторону, я, выйдя из-за колонны, невольно произнёс:

– Олли?

Загрузка...