— Ты действительно думаешь, что можешь доверять этому ублюдку?
Я улыбаюсь про себя и качаю головой. Хотя он и не сидит на своем месте напротив Легиона, я отчетливо представляю себе лицо Каина, искаженное гнусной горечью. Остальные семеро сидят вокруг обеденного стола, перед нами кружки с кофе, источающие ароматный пар. Каин в больнице. После того, как Тойол и Феникс проверили ситуацию и сбросили достаточно оружия и боеприпасов, чтобы защитить целый городской квартал, они помчались домой, чтобы встретить нас. Когда Легион созывает семейное собрание, на нем присутствуют все, даже если это происходит по громкой связи.
— На самом деле у нас нет выбора, так ведь? — заявляет Ли, достаточно громко, чтобы его гулкий баритон был слышен в трубке.
— Да, черт побери! — резко шепчет Каин. Я представляю его в палате сестры, прижатым к уху телефоном, пристально смотрящим на дверной косяк. Уже далеко за полночь, но мне так не кажется. Вот в чем проблема, когда имеешь дело с животными ночи. Теряешь всякое чувство времени.
— Каин, агент нефилимов может добыть нам информацию из Альянса. То, чего мы не смогли достичь из-за него. И тот факт, что у него есть какая-то привязанность к Иден, заставляет нас думать, что его намерения благородны. Предательство может причинить ей боль.
Я бросаю взгляд на Легиона, челюсть которого сжата от недоверия, может быть, даже от зависти. Он не отвечает на мой взгляд. Я извинилась дюжину раз, и, хотя он утверждает, что все в порядке, и что Крисиз не представляет для него угрозы, я могу сказать, что его недоверие не только зарезервировано для ангельско-человеческого гибрида, который стал моим маленьким грязным секретом. Он не полностью доверяет мне. И я это заслужила. Я хранила тайну, которая потенциально могла подвергнуть его и его семью опасности. Может быть, если бы я была откровенна с самого начала, мы смогли предотвратить нападение на мою сестру. Не знаю, как, учитывая, что мы даже не знаем, кто, черт возьми, стоит за всем этим, но я могла бы что-то сделать. И это чувство вины — это непоколебимое чувство в животе, которое заставляет меня чувствовать себя плохо каждый раз, когда я думаю о своей сестре…напуганной, покрытой кровью и мусором — это то, с чем мне, возможно, придется жить всю оставшуюся жизнь.
— Я ничего не знаю об этом, Ли, — вмешивается Андрас. Он качает головой, отчего прядь его светлых волос выбивается из пучка и падает на небесно-голубые глаза. Он убирает ее за ухо. — Я имею в виду, насколько хорошо вы его знаете? Насколько хорошо Иден его знает?
Все взгляды устремлены на меня. Клянусь, я даже чувствую силу усмешки Каина по телефону. Я делаю глубокий вдох и просеиваю хаос в своей голове, надеясь найти правильные слова.
— Он засранец, — начинаю я. — Он дерзок и высокомерен. Он думает, что ходит по воде. Он обманчив, ложь дается ему слишком легко. Но…Но я чувствую, что он говорит правду. Я чувствую, в глубине души, что мы можем доверять ему. Он мог бы давным-давно передать информацию обо мне, сделав так, чтобы я никогда не вышла из штаб-квартиры Альянса в ту первую ночь, когда я встретила его. Но я вышла. Он сдержал свое обещание даже после того, как я сказала ему, что не буду красть для него. Так что да… я его знаю. По крайней мере, достаточно, чтобы знать, что ему можно доверять.
Он молчит добрых тридцать секунд, прежде чем Кайн стонет:
— Вот, черт! Так мы теперь работаем с нефилимами?
— Похоже на то, — отвечает Ли.
— Ну, посмотри на это с другой стороны, — начинает Тойол. — Если он переступит черту, нас будет семеро, а он один. Он должен когда-нибудь выйти из укрытия.
У меня не хватает духу рассказать ему о способностях Крисиза, что делает его практически невозможным для отслеживания. Именно поэтому они не обнаружили, что он был чем-то большим, чем обычный человек, в ту ночь, когда они появились в том баре, как раз вовремя, чтобы остановить меня от того, о чем я пожалею. Именно поэтому их сигналы будут перехвачены всякий раз, как они приблизятся к штаб-квартире Альянса. Крисиз — это оружие. И лучше, чтобы он был с нами, чем против нас, особенно теперь, когда мы можем столкнуться с чем-то практически неразрушимым.
И все же этого недостаточно.
Если Серафим действительно замешан, нам нужны люди. Бойцы. Нам придется на этот раз сражаться с огнем с помощью огня.
— Лилит… — я даже не могу поверить, что ее имя у меня на устах. Мне больно просто поворачивать голову в ее сторону и смотреть на нее. — Ты думаешь?..
— К черту это, — рычит Легион, точно понимая, куда направляются мои мысли.
— Ли, если кто и знает, как с ним связаться, так это она. И если у нас есть хоть какой-то шанс выжить…
— Ты хоть понимаешь, что говоришь? Я сказал, «нет!»
Он хлопает ладонями по столешнице, заставляя мраморный камень дрожать от страха, после чего Легион вскакивает на ноги и шагает в коридор. Дверь спальни хлопает, лязг дерева и стали рикошетом разносится по квартире. Мне не нужно поднимать голову, чтобы понять, что все смотрят на меня, бросая неловкие сочувственные взгляды.
— Я…я… — сглатываю я, во рту пересохло.
— Ты не можешь этого сделать. После того, что сделал Люцифер… после того, через что Ли прошел, чтобы вернуть тебя. Ты не можешь этого сделать, — голос Каина чистый… спокойный. Это напоминает мне ту ночь, когда он поймал меня, когда я пыталась улизнуть. Ночь после того, как Легион вытащил меня из ада.
— Я просто хочу помочь, — объясняю я, поднимая подбородок, несмотря на свое смущение. — Я просто пытаюсь найти способ обезопасить вас всех. Я не пытаюсь причинить ему боль.
— Тогда прекрати это делать.
Я не могу спорить с искренностью Каина. Он прав. С тех пор как я сбежала из ада, я искала предлог, чтобы уйти. Я не чувствовала себя достойной Легиона. На моих руках кровь, и что бы я ни делала — как бы он ни пытался убедить меня, что это не моя вина, — я не могла ее смыть. Я никогда не буду достаточно чистой для него. Никогда не буду достаточно хороша для его тайных косых взглядов, редких улыбок с ямочками на щеках и обжигающих поцелуев, от которых замирает сердце. Несмотря на все, что я сделала, чтобы пережить двадцать два бурных года в качестве забытого урода, ничто не могло сравниться с чувством вины, которое гноилось в моих костях, как рак, с того самого дня, когда я сидела в той залитой кровью столовой и смотрела, как жестоко насилуют моих школьных врагов. И этот рак распространялся каждую ночь… каждую гребаную ночь…с каждой мерзкой выставкой, которую я не пытался остановить. И теперь я причиняла боль человеку, который хотел исцелить меня от этой болезни. Кто хотел избавить мое сердце и душу от мерзости, разъедающую мою кровь, не прося ничего взамен.
Я не могу продолжать это делать. Я не могу продолжать причинять боль единственному мужчине, о котором я действительно заботилась из-за страха. Страха потерять его. Страха потерять себя.
Я встаю из-за стола и делаю глубокий вдох.
— Мне очень жаль. Это не то, что я хотела бы для любого из вас. И если вы все хотите уйти и умыть руки, я не стану вас винить. Честно говоря, я не понимаю, почему вы до сих пор этого не сделали.
Я оглядываю стол, готовясь к удару неприятия, который никогда не придет. Даже у Каина нет умного замечания. Феникс улыбается мне, тепло и лучезарно, и говорит:
— Мы никуда не уйдем. Семья не бежит прочь. Так что, даже если нас будет пятеро или пятьдесят, мы с тобой, Иден. Нравится тебе это или нет.
Я киваю, не в силах произнести связные слова, которые не привели бы к рыданиям на полу в позе эмбриона. Я не заслуживаю их милости. И честно говоря, я даже не знаю, что с ними делать. Они меня знают. Уродливые шрамы, иррациональный характер, смертельные тайны… они знают меня. Когда я наконец могу двигаться без риска сломаться, я поворачиваюсь и иду в конец коридора. Я почти уверена, что он не хочет видеть меня прямо сейчас, но я не могу позволить еще одной секунде пройти без того, чтобы он не знал, как мне жаль.
Каин был прав, я причиняю ему боль. Я причиняю ему боль. И он слишком терпелив и добр, чтобы обвинять меня в моем дерьме. Когда я вхожу в спальню, там темно, только из-под двери ванной пробивается тонкая полоска света. Душ включен, и струйки пара скользят по твердой древесине. Я поднимаю кулак, чтобы постучать, но передумываю. Вместо этого я просто открываю дверь ванной. Даже его расплывчатый силуэт бросается в глаза сквозь запотевшее стекло, и мне приходится воспользоваться моментом, чтобы просто полюбоваться им. Склонив голову в задумчивости и прижав руку к кафельной стене, он заставляет меня затаить дыхание.
И от пара, усиливающего его пьянящий аромат, у меня кружится голова от желания прикоснуться к нему, обнять его. Я практически ною от непреодолимого желания провести кончиками пальцев по его скользкой от воды коже и собрать каждую крошечную капельку языком. И поскольку я никогда не была мастером по сдерживанию своих импульсов, я понимаю, что снимаю одежду и открываю стеклянную дверь. Ли поднимает голову, его усталые глаза смотрят на меня сквозь горячие брызги. Когда он раздвигает губы, чтобы заговорить, я нежно касаюсь его чувственного рта большим пальцем, одновременно проводя пальцами по его сильной, угловатой челюсти.
— Мне очень жаль. Я не должна была говорить о нем. Я просто боюсь, Ли. Я боюсь и не хочу, чтобы ты или кто-то еще пострадал.
Он кивает и отворачивается от моего прикосновения, оставляя на кончиках пальцев холодное жало отвержения. Я не сдаюсь. Я прижимаюсь лицом к его спине и обхватываю руками его торс, прижимая его так крепко к своей груди, как только могу. Его напряженные мышцы немного расслабляются, и он выдыхает. Я закрываю глаза, прижимаюсь щекой к его спине и прислушиваюсь к звукам его дыхания, запоминая каждое, как ритм моей любимой песни.
— Иден… — мое имя — стон, грохочущий в его груди, вибрирующий по всему телу. Я чувствую его против себя… внутри себя.
Легион вырывается из моих объятий и медленно поворачивается ко мне, его лицо затенено темными влажными волосами. Я смотрю на него, мое сердце колотится в предвкушении. Либо он велит мне убраться с глаз долой, либо прижмет меня к стене, а мои бедра будут сжимать его талию. Я молюсь о последнем. Легион обхватывает мою шею руками с обеих сторон.
— Неужели ты не доверяешь мне? Неужели не веришь, что я готов умереть за тебя? Убить за тебя? Разве этого недостаточно?
— Знаю и верю, — отвечаю я с надтреснутым всхлипом. Я наклоняюсь вперед и прижимаюсь губами к его гладкой загорелой груди. — Этого достаточно, Ли.
Я повторяю мантру снова и снова между поцелуями, начиная с его грудных мышц, затем наклоняюсь, чтобы лизать и дразнить его пресс. Я падаю на колени, страстно желая попробовать его на вкус. Он громко стонет, когда я беру его в рот…всего.
— Иден, — стонет он, нежно убирая мокрые волосы с моего лица. — Боже… Иден. Твою мать.
Его демонстрация одобрения мотивирует меня сосать сильнее, взять его глубже. Я медленно подхожу к головке, используя свой язык, чтобы нарисовать круги по его члену. Ли задыхается, его хватка на моих волосах становится сильнее. Я поднимаю взгляд и вижу, что его голова запрокинута назад, а другая ладонь упирается в кафельную стену. Я набираю темп и хватаю Ли за задницу, когда он начинает трахать мой рот. Каждый раз, когда я стону вокруг него, он дергается, его бедра изгибаются от этого ощущения. Знаю, что он близко. Он стал тверже, толще. Я сильнее надавливаю языком, уговаривая его испытать оргазм, а затем выпиваю все до последней капли. Я едва успеваю отпустить его, когда Ли наклоняется, чтобы поднять меня и прижать к стене душа. Все еще невероятно твердый и пульсирующий, он толкается в меня, проникая невероятно глубоко. Я баюкаю его в своем чреве, мои стенки сжимаются и сжимаются с каждым толчком. У меня кружится голова. Комната кружится. Мое сердце бьется так быстро и сильно, что я думаю, оно может выпрыгнуть из груди. Я взрываюсь изнутри, миллионы разноцветных бриллиантов медленно падают вокруг нас. Когда Легион уткнулся мне в шею, я чувствую, как он вздрагивает и хрипит, освобождаясь рывками и неглубокими толчками. Я провожу по его волосам дрожащими пальцами и целую его в голову, лелея его уязвимость, когда он выходит из своего тяжелого облака экстаза
Эта часть очень проста. Любить его…заниматься любовью с ним…так просто. Вот почему мы так хороши в этом. Другая часть дерьма та, где мы раздеваемся до голых костей и полностью честны друг с другом, она самая трудная часть. То, чего мы не говорим, убьет нас обоих.
Он ставит меня на ноги, и мы молча умываемся и ополаскиваемся. После того, как я выключаю воду, мокрый он выходит из душа и раскрывает для меня полотенце.
— Спасибо.
— Конечно. — Он заворачивает меня в теплую мягкую махровую ткань, берет концы и проводит ими по моим щекам, чтобы поймать капельки, стекающие с волос. Такой нежный жест. Месяц назад я едва могла заставить его смотреть на меня, не рыча. Теперь сама мысль о том, что я останусь без его прикосновения, приводит меня в ужас. Я должна сказать ему о своих чувствах, пока еще не поздно; другого такого шанса у нас может и не быть. Но когда я смотрю на него, мои широко раскрытые глаза ищут что-то — что угодно — чтобы доказать, что он чувствует то же самое, и я не могу найти слов. Потому что, в конце концов, я глупая, упрямая девушка, которая слишком необычна для моего мира, но слишком человечна для его. А он падший ангел, превратившийся в демона в поисках своего искупления. Мы не подходим друг другу. Как мы можем? Когда то самое, что свело нас вместе, то самое, что должно разорвать нас на части?
— Что? — он размышляет, читая отчаяние на моем лице.
«Скажи ему. Просто скажи», голос эхом отдается в голове. Скажи пока можешь.
Я качаю головой, рассеивая призрачный шепот.
— Ничего. Ничего страшного.
Ли подозрительно приподнимает темную бровь.
— Ничего.
— Я просто задумалась о…
Но голос не будет проигнорирован. Он все громче ревет в моем черепе, призывая меня, умоляя.
«У тебя нет времени. Скажи ему сейчас, пока можешь». Я подавляю безумие, которое пытается вцепиться мне в горло, задыхаясь от правды, и снова качаю головой.
— Я просто подумала, что проголодалась. Хочешь, я нам что-нибудь приготовлю?
Ли хмуро смотрит на меня, прежде чем отвернуться и забрать свое собственное полотенце.
— Конечно.
Он открывает дверь в ванную и шагает в спальню, забирая с собой влажную жару, оставляя меня ни с чем, кроме пугающего холода и шепота в моей голове.
«Трусиха». — Я знаю, — шепчу я себе под нос. — Знаю.