История Трапезундской империи

Глава 8. Трапезундская империя и Венецианская республика в конце ХIII–XV в.

При Комнинах и Ангелах Черное море оставалось внутренним морем Византии и попытки западноевропейцев проникать в его бассейн носили спорадический характер[1910]. После IV Крестового похода Венеция утвердилась на Черноморских проливах и, казалось, могла их монопольно контролировать. Тем не менее мы с удивлением отмечаем, что ее проникновение в Черное море было медленным и неинтенсивным. Лишь немногие суда республики заходили в его основные порты, а попыток создать торговые фактории в первой половине XIII в. не было вовсе. В чем причины такого явления? Их, как кажется, три. Во-первых, Венеции в 1204–1207 гг. достался слишком большой домен (вспомним, хотя бы Константинополь, Крит, иные острова Эгеиды, города Южного Пелопоннеса) и на его освоение требовались большие людские и материальные ресурсы Республики св. Марка. Во-вторых, экономической целью Венеции была интеграция конастантинопольского узла, в котором как бы соединялось два торговых региона — Восточносредиземноморский и Черноморский, в систему своих торговых связей. Вся черноморская торговля для Венеции в первой половине XIII в. опосредовалась Константинополем[1911]. В-третьих, гавани и города Причерноморья представляли ограниченный интерес в тот период, ибо основной поток товаров в торговле между Западом и Востоком шел по иным путям — через Багдад, к сиро-палестинским и египетским портам[1912]. Последовавшая вскоре лавина монголо-татарского нашествия, прокатившаяся в 30–40-е гг. XIII в. как по Северу, так и по Югу Причерноморья, на первых порах, до установления так называемой pax mongolica, также не способствовала притоку итальянских купцов и капиталов в Черное море, хотя венецианская торговля в самом Константинополе, как показывают новейшие исследования, была значительной[1913]. Значение Черного моря пришло позднее, когда его порты стали терминалами международной торговли и когда там уже интенсивно стали утверждаться их генуэзские соперники, заключившие в 1261 г. эксклюзивный договор с Михаилом VIII Палеологом и, вероятно, спустя всего несколько лет — с крымским ханом[1914]. Произошла «потеря темпа». Наверстывать его было трудно, и Венеции пришлось создавать свои компенсаторные механизмы. Главным из них была организованная и защищаемая государством торговая навигация[1915].

Сила Венецианской республики была в том, что она умело направляла торгово-предпринимательскую деятельность своих купцов во всем бассейне Средиземного моря, организовывала, контролировала и обеспечивала охрану регулярных конвоев галей на всех основных маршрутах Верхней и Нижней Романии, сочетая частную инициативу с сильной государственной регламентацией. Поэтому экономические связи Венеции и Трапезунда имели более регулярный характер, хотя подчас по масштабам и уступали черноморской торговле Генуи и генуэзских факторий. Все вопросы, относившиеся к венецианским факториям, их управлению, связям с государствами, на территории которых они находились, были сконцентрированы в ведении Сената. Самые важные решения принимал Большой Совет. Одобренные ассамблеями постановления фиксировались со всей тщательностью. Прекрасная сохранность этих документов дает возможность почти погодно (особенно с 30-х гг. XIV в.) проследить развитие отношений между Трапезундской империей и Венецией. Они позволяют также установить политическую и юридическую основу пребывания итальянцев на Понте, ибо только Венецианский архив сохранил тексты договоров, оформлявших отношения Трапезундской империи с морскими республиками. Хрисовулы, данные венецианцами в 1319, 1364 и в последующие годы, составлялись на основе практики и документов, определявших условия торговли и пребывания «латинян» во владениях Великих Комнинов. Совокупность экономических и политических связей Трапезундского и итальянских государств более полно отражена в венецианских источниках. Отдавая себе отчет в том, что общие закономерности развития венецианской и генуэзской торгово-политической активности были сходными, предпочтительно первоначально обратиться к венецианскому материалу, позволяющему нарисовать более полную картину. Малочисленность и фрагментарность собственно трапезундских источников, кроме того, заставляют исследователя рассматривать и саму политику государства Великих Комнинов в отраженном свете постановлений и дипломатических реляций Венеции и Генуи. Неизбежным следствием этих двух обстоятельств является некоторое смещение акцента в сторону Адриатической и Лигурийской республик.

Вопрос о времени проникновения венецианцев на территорию Трапезундской империи был поставлен давно. Однако в определении хронологических рубежей исследователи расходились, нередко из-за того, что они совмещали два разных вопроса: времени появления венецианцев на берегах Понта и даты организации поселения, торговой фактории. Очевидно, возникновение фактории, имевшей определенный политический и правовой статус, не совпадает с началом колонизации, а скорее — итог экономических связей, возникших в предшествующий период.

Первые исследователи проблемы главное внимание уделяли хрисовулу 1319 г. Проанализировав его, Я. Фальмерайер и В. Гейд лишь отметили, что венецианцы обосновались в Трапезунде позже генуэзцев[1916]. М. М. Ковалевский, допуская возможность раннего (еще в XII в.) проникновения итальянцев в Черное море[1917], создание особого венецианского баюльства в Трапезунде объяснял усилением позиций генуэзцев после падения Латинской империи и поисками Венецией новых путей, морей и рынков. Возникновение этого баюльства несколькими годами ранее образования консулата в Тане было следствием единого процесса перемещения торговли в сторону Азовского моря[1918] Н. Йорга считал, что трапезундско-венецианские связи зародились непосредственно перед 1300 г.[1919] Д. Закифинос, отметив, что такое суждение недостаточно обоснованно, предложил в качестве датировки последнюю четверть XIII в. Но вопрос, почему венецианцы при их «практическом духе» не обосновались в выгодном эмпории ранее, Закифинос оставил открытым, предположив противодействие им генуэзцев[1920]. Лишь Г. Каро, а затем Г. Брэтиану впервые привлекли документ, доказывающий присутствие венецианцев в Трапезунде до 1319 г.: в 1291 г.[1921] Кроме того, в некоторых исследованиях делались попытки, расширительно истолковывая хрисовулы, данные венецианцам и генуэзцам в XII в. византийскими императорами, доказать, что итальянцам было разрешено плавать в Черное море, но без права заходить в Азовское[1922]. Сомнительность такой трактовки хрисовулов очевидна, тем более что мы не располагаем документальными подтверждениями обоснования венецианцев и генуэзцев на Черном море до XIII в.[1923]

С образованием в 1204 г. Латинской империи Венеция значительно укрепила собственные торговые позиции в Константинополе[1924] и получила потенциальную возможность посылать свои суда в любой район Черного моря. В документах отмечены факты венецианской навигации в 1206 г. в Солдайю (Судак), в 1212 г. — Симиссо в пределах уже собственно Трапезундской империи. В 1232 г. зафиксировано плавание венецианцев в Черное море, правда, без указания портов[1925]. На этом основании иногда считают, что именно в первой половине XIII в. у Венеции возникли там серьезные коммерческие интересы[1926]. Однако и сами издатели вышеупомянутых документов (например, Дж. Соранцо) отмечали, что подобные сведения единичны среди нотариальных актов первой половины XIII в. Нормализации отношений мешало настойчивое стремление Венеции восстановить Латинскую империю и, особенно, аннулировать выгодные для генуэзцев условия Нимфейского договора и в целом привилегии соперников. Лишь Сицилийская вечерня и крах планов крестоносной реконкисты Карла I Анжуйского в 1282 г. изменили отношения Венеции к Константинополю и, следовательно, и к навигации через проливы в Черном море[1927]. Г. Брэтиану указывал и на то, что политическая раздробленность и отсутствие стабильности на Черноморском побережье и на путях к нему препятствовали установлению благоприятных экономических связей итальянского купечества с этим регионом[1928]. Добавим, что до изменения магистральных путей левантийской торговли в середине XIII в. и Трапезунд и Крым лежали в стороне от основного потока товаров. Показательно, что среди оффициалов, управлявших венецианскими колониями и факториями в период до 1282 г., венецианский источник — Liber officiorum — не упоминает чиновников в Трапезунде и в каком-либо порту Черного моря[1929]. Равным образом их нет и в книгах Большого Совета до 1319 г.[1930]

В последней трети XIII в. Трапезунд являлся наиболее удобным пунктом посреднической торговли Запада и Востока, началом караванного маршрута к столице нового государства Ильханов — Тебризу и, кроме того, подходящей морской пристанью на путях к Крыму и в Азовское море. Поддерживать факторию в Трапезунде, не имея других опорных баз в Черном море и на Босфоре, было нельзя. Поэтому условия для установления регулярных связей и образования там итальянских опорных пунктов возникли в связи с общим изменением континентальных путей левантийской торговли (после разрушения монголо-татарами Багдада в 1258 г.); с началом обоснования итальянцев в Крыму (Каффа, Солдайя и т. д.) и на Азовском море (Тана); с укреплением внутреннего положения в самой Трапезундской империи в конце XIII в.; с завоеванием итальянскими республиками более или менее устойчивых позиций на проливах и в Константинополе; с образованием централизованного государства Ильханов, поддерживавшего открытыми и безопасными караванные дороги вплоть до Средней Азии и Китая[1931]. Уже в 1263 г., проникая, вероятно, через Средиземноморье, венецианцы осваиваются в Тебризе, где даже составляются их завещания[1932].

Стимул к бурному развитию венецианская торговля на Черном море получила после заключения договора с Византией в 1268 г. Тогда в Италии свирепствовал голод, и венецианские купцы закупили в портах Черного моря большое количество хлеба, получив высокие прибыли[1933]. К 1291 г., как уже отмечалось, относится первое документальное подтверждение пребывания венецианцев в Трапезунде. К началу венецианско-генуэзской войны (1294–1299) венецианцы уже располагали в Трапезунде небольшой станцией. Завещание венецианского купца и путешественника Маттео Поло свидетельствует, что в это время им приходилось сталкиваться не только с враждебностью занимавших более прочные позиции на Понте генуэзцев, но и с притеснениями со стороны трапезундской администрации. В 1295 г. Маттео Поло, его брат Никколо и сын Марко, будущий автор знаменитой «Книги путешествий», возвращались через Трапезунд в Венецию и потерпели ущерб «как от самого императора (Иоанна II), так и от других лиц в пределах его империи» на сумму около 4000 иперперов[1934]. В 1296 г. флот более 20 венецианских галер под командованием Джованни Соранцо совершил дальний поход в Черное море, захватил и сжег генуэзскую Каффу, решив вытеснить соперника из его заповедной зоны. Корабли остались в Каффе до весны, но суровые зимние месяцы нанесли флоту большой ущерб, и далеко не все вернулись в метрополию. Тем не менее Венеция считала это большим успехом, а на восстановление Каффы у лигурийцев ушли годы[1935]. Сѳранцо захватил в Крыму имущество трапезундцев (видимо, купцов) также на 4000 иперперов. По решению Большого Совета в 1301 г. эти деньги были распределены по квотам между теми венецианцами, чье имущество было ранее захвачено (или секвестровано) в Трапезунде[1936]. Видимо, это первое указание на торговые (или таможенные) разногласия между Венецией и Великими Комнинами. Венецианцы рассчитывали на более полное возмещение ущерба новым императором Алексеем II, но к 1309 г. упомянутый Маттео Поло смог получить лишь 1000 лир[1937]. Перед нами неясные свидетельства первых столкновений на Понте, история которых лишь начиналась. Но примечателен один факт. В хрисовуле 1319 г., оформившем права венецианской фактории в Трапезунде, Алексей II называет упомянутого Джованни Соранцо, ставшего в 1312 г. венецианским дожем, старым и сердечным другом (condam amicus intimus Imperii mei)[1938]. И это не просто форма дипломатической вежливости: она никогда более не была повторена в последующих хрисовулах трапезундских императоров венецианцам. Еще Д. Закифинос предположил, что дружественные отношения могли зародиться в конце XIII в., когда Соранцо командовал флотом галер и вел боевые действия против генуэзцев[1939].

С именем Алексея И, как отмечалось, связаны существенные изменения во внешней политике Трапезундской империи: она уходит из-под византийской опеки, завещанной Иоанном II (1280–1297) сыну. Алексей II (1297–1330) более не ищет поддержки у Андроника II Палеолога, а ориентируется на военный союз с правителями соседних государств, и прежде всего с мтаваром Самцхе Бекой Жакели, с дочерью которого он вступает в брак. Основные усилия теперь направлены на отпор возросшему натиску тюркских кочевников. Находясь в орбите византийской политики, Иоанн II, по всей видимости, разделял антивенецианские настроения своего шурина Андроника II Палеолога, который в 1296–1303 гг. вел с Венецией настоящую (и притом бесплодную) войну[1940]. Та правящая группировка знати, которая стояла за спиной Алексея II, как мы видели, проводила иную политику. Изменениям могли подвергнуться и отношения к венецианцам, особенно после разгрома ими Каффы. В войне с генуэзцами Джованни Соранцо был заинтересован в поддержке со стороны Трапезундской империи. Совпадение интересов могло привести к установлению более тесных отношений, тем более что нарастание трапезундско-генуэзских антагонизмов уже ощущалось и проявилось вскоре в ходе крупного конфликта 1304 г. Свидетельством сближения с венецианцами могло быть и обещание Алексея II компенсировать ущерб, нанесенный им при Иоанне II, о чем говорится в упомянутом документе Большого Совета от 4 июля 1301 г.

Вторая четверть XIV в. явилась благодатным временем для становления венецианской черноморской торговли[1941]. Становились все более выгодными новые торговые терминалы в Причерноморье. Закреплению венецианцев в портах «Великого» моря содействовало то, что их основные конкуренты и противники (генуэзцы) были вовлечены в длительную внутреннюю борьбу, разделившую находившихся у власти в Генуе гвельфов и захвативших верх в Пере и других факториях гибеллинов, которые оказывали даже вооруженное сопротивление гвельфскому флоту Карло Гримальди, посланному против византийцев[1942]. Это облегчало венецианцам устройство своего фондако рядом с генуэзской факторией.

Хрисовул Алексея II (июль 1319 г.) был основным документом, оформившим отношения между венецианским поселением и императорской администрацией. Хрисовул явился ответом на просьбы Венецианской республики и ее дожа Джованни Соранцо (1312–1323) и был дан венецианскому послу Микеле Панталеоне. Венецианцам разрешалось устроить в Трапезунде пристань, посещать все города и крепости империи, беспрепятственно вести торговлю и основать факторию, избрать байло и иметь административный аппарат «по обычаям Романии»[1943]. Для венецианского поселения отводился участок земли у Леонтокастрона. Периметр участка составлял 227 пассов (βεργαί) т. е. 531,63 м.[1944] В хрисовуле не говорилось о какой-либо выплате за землю. Зато венецианцы, как и генуэзцы, обязывались вносить в казну торговые подати — коммеркий, состоявшие из таможенной ввозной (или транзитной) пошлины, налога с оборота, таксы за взвешивание товара. Первая фиксировалась в денежных единицах и составляла 20 аспров с любого тюка товаров, привозимого морем, и 12 аспров — с каждого тюка из внутренних областей[1945]. Если в Трапезунде совершалась торговая сделка венецианца с невенецианцем, продавец уплачивал пошлину 3 %, а при взвешивании товара — еще особый сбор — 1,5 % от его стоимости. Такую же сумму платил и покупатель[1946]. В том же случае, когда товар и продавали и покупали венецианцы, платился лишь «чистый» налог за взвешивание (ежели таковое имело место). Сама же сделка рассматривалась как внутреннее дело фактории[1947]. Непроданный товар полностью освобождался от обложения. При торговле драгоценными металлами и камнями, дорогими видами тканей платили только ввозную пошлину. В этом проявилась заинтересованность трапезундского правительства и властей империи в притоке ценных товаров. Когда венецианские купцы продавали в Трапезунде товары, привезенные из Персии и Великой Армении («с суши — к морю»), пошлина с продавца снижалась до 1 %, но она уплачивалась и в том случае, если сделка происходила внутри колонии при реализации златотканых, шелковых и тонких тканей: их стоимость была слишком значительной, чтобы освободить купцов от уплаты налога за них[1948]. Все предусматриваемые налоги считались привилегией. Но, несмотря на это, они представляют разительный контраст по сравнению с фискальной свободой венецианцев в Константинополе[1949]. Трапезундскому правительству удалось изначально добиться более выгодных для себя условий пребывания иностранных купцов на своей территории. В этом Трапезунду помогло отсутствие прецедента полного иммунитета иностранной торговли на Понте. До 1204 г. Черное море было закрыто для венецианцев и генуэзцев. Полученные ими в 1082[1950], 1126, 1148, 1169, 1187, 1198 гг. хрисовулы не касались прав торговли в его бассейне. Венецианцы и генуэзцы очень ревниво охраняли уже имевшиеся привилегии и практически никогда не соглашались на их редуцирование[1951].

Венецианцы положительно расценили заключенный договор[1952], избрав уже в 1319 г. на собрании Большого Совета главу своей администрации в Трапезунде — байло, выделив ему штат[1953] и начав интенсивное строительство венецианского поселения. В 1320 г. на эти цели было ассигновано в общей сложности 2000 дукатов[1954]. Для поддержания и обустройства венецианского караван-сарая и для отправки при необходимости посольств в Тебриз, от связей с которым зависело состояние торговли, вводился специальный налог с привозимого в Трапезунд венецианцами имущества[1955]. Но обоснование в Трапезунде, в соседстве с уже прочно чувствовавшими себя там генуэзцами, не было легким делом. В этих условиях многое зависело от отношений с правящей верхушкой Трапезундской империи, и Венеция принимала все меры для поддержания с ней мирных и дружественных связей[1956]. В 1328 г. венецианский байло передал в дар императору и его «баронам» 100 дукатов[1957]. Значительная сумма — 200 дукатов (помимо традиционного подношения по случаю прибытия торговых галей) была выделена в 1330 г. Андронику III при вступлении на престол[1958]. С 1319 г. специально в Трапезунд из Венеции регулярно направлялись большие конвои торговых галей[1959]. Трапезундский фиск начал получать крупные доходы от крепнувших экономических связей[1960]. Однако почти сразу же начались и столкновения с генуэзцами. В 1327 г. они напали на венецианские суда, идущие в Трапезунд, и нанесли им урон[1961]. В 1328 г. венецианская администрация предоставила право капитану галей Романии, после совещания с патронами, решать вопрос о том, стоит ли заходить в Черное море. Опасности плавания в Трапезунд были вызваны неприятельскими действиями генуэзцев[1962]. Происходили и торговые тяжбы граждан двух республик в Трапезунде[1963]. Венецианцы испытали некоторые трудности в налаживании караванного и морского пути в Персию, где их купцы подвергались частым ограблениям[1964]. Из-за этого в 1325, 1335 и 1338 гг. Сенат даже был вынужден под угрозой высокого штрафа резко ограничивать или вовсе запрещать своим гражданам торговать в Персии, а особенно заключать сделки с иностранцами[1965]. Специальные комиссии для рассмотрения дел Трапезунда и Тебриза создавались в 1327 и 1328 гг.[1966] В итоге было решено отправить через Трапезунд в Персию посольство, расходы на содержание которого в виде особого налога обязали оплатить самих венецианских купцов, торговавших в тех районах[1967]. Вероятно, до конца 1331 г. спорные вопросы еще не были урегулированы, а члены венецианского посольства и некоторые купцы даже оказались в плену в Тебризе. Для их освобождения венецианские байло Марино Сагредо (1328–1330) и Никколо Нани (1330–1332) прибегали к помощи трапезундского протовестиария, обещая ему за помощь денежное вознаграждение. Именно это посредничество привело в конце 1331 — начале 1332 г. к заключению договора Венеции с державой Ильханов, определившего условия взаимной торговли персидских и итальянских купцов в Тебризе и Трапезунде на паритетных началах и с взаимной гарантией безопасности[1968]. В 1334 г., после длительной дискуссии из-за того, что обещания венецианских оффициалов в Трапезунде не были письменно зафиксированы, Сенат все же принял решение об уплате трапезундскому протовестиарию от 100 до 150 дукатов, по усмотрению байло[1969].

В этой связи важно отметить, что трапезундское правительство придавало большое значение посреднической торговле, проходившей через города Понта, и всячески заботилось о сохранении караванной торговли с Тебризом и о создании для нее благоприятных условий. И несмотря на то что полной безопасности передвижений так и не удалось добиться, венецианские и генуэзские купцы при содействии Великих Комнинов успешно развивали торговую деятельность как в Трапезунде, так и в Тебризе, особенно с 20-х гг. XIV в. и до распада державы Ильханов в 1335 г. После этого венецианская торговля в Тебризе была запрещена в 1338 г. для граждан республики и им было предписано в течение двух месяцев покинуть город, что спасло их от резни и разгрома, которым подверглась генуэзская фактория в 1344 г. Отдельные операции, часто через посредников, еще совершались до середины 40-х гг. XIV в., но поездки на большие расстояния в глубь Азиатского материка, как правило, уже были невозможны для венецианских купцов[1970].

Основным спорным вопросом между венецианским купечеством и трапезундской администрацией была проблема коммеркиев. Венецианцы всегда очень болезненно реагировали на всякую, даже малейшую попытку нарушить их привилегии, стремились избегать создания любого прецедента повышения налогов, добивались все более благоприятных для себя условий торговли. Императорская же власть, нуждаясь в значительных средствах, стремилась получить их как от интенсификации торгового оборота, так и за счет прямого увеличения нормы обложения. Правда, в указанный период такие попытки супертаксации имели единичный характер. В 1322 г. по поводу какого-то фискального нарушения новому трапезундскому байло было поручено обратиться с увещеваниями к правительству Трапезундской империи[1971]. В 1333 г., вопреки обычаям и договорам, с венецианцев начали взимать особый налог — миссетерию в тех случаях, когда товары не подлежали такого рода взысканиям, либо размер таксации превышал установленный договорами[1972]. Поводом было то, что конвой венецианских галей не сделал традиционного дара императору[1973]. Инцидент рассматривался в 1334 г. специально учрежденной комиссией «мудрых»[1974], и Сенат в конечном счете вынес решение: уплачивать ежегодно по прибытии галей в Трапезунд сумму до 50 дукатов, но избегать оформления новой пошлины[1975]. Тогда же капитану галей Романии было поручено в качестве посла республики передать императору Василию поздравления (и, вероятно, денежный подарок) по случаю коронации[1976]. В следующем, 1335 г. вопрос о повышенном коммерции был поднят вновь из-за взыскания с купцов при всех родах сделок 3-процентного коммеркия. По хрисовулу 1319 г. он признавался законным лишь при продаже товаров невенецианцам. Для устранения супертаксации Сенат направил трапезундскому императору, а также высшим должностным лицам империи (протовестиарию, великому дуке и великому доместику) письма с просьбой восстановить прежний порядок налогообложения, предлагая за это денежный дар императору[1977]. Весь конфликт протекал в мирных формах, с соблюдением всех норм дипломатической вежливости. Сенат лишь просил устранить несправедливость ради «сердечной дружбы», которую Венеция питает к императору, и развития обоюдных торговых отношений, основанных на договорах. Продолжение несправедливостей, как отмечало постановление Сената от 18 июня 1334 г., вынудило бы венецианцев покинуть трапезундский рынок, что было бы весьма невыгодно для обеих сторон[1978].

7 июля 1339 г. высший орган Венецианской республики — Большой Совет специально рассматривал вопрос о положении венецианского купечества в Тане и Трапезунде. Отмечалось, что имевшиеся убытки в торговле (начинавшей идти на спад) были в значительной мере связаны с малочисленностью самих венецианских купцов в тех районах. Для расширения коммерции там требовался более постоянный состав купцов-резидентов. Большой Совет разрешил консулам и байло применять «натурализацию» местных жителей, связанных с венецианской факторией, то есть предоставлять им статус венецианцев в пределах Романии, охрану и привилегии в торговле[1979]. Этим путем венецианское правительство стремилось расширить свою социальную базу на заморских территориях, развивая сотрудничество с торгово-ремесленным населением Трапезунда, правда, не без ущерба для фиска Великих Комнинов, так как предоставление венецианского статуса вело к снижению трапезундских налогов.

В целом до начала гражданской войны в Трапезундской империи (1340–1355) положение там венецианского купечества было стабильным. Выгоды от торговли намного превышали ущерб от разного рода конфликтов и неурядиц. Это проверяется и данными о навигации венецианских галей в Трапезунд[1980]. Обстановка менялась с 40-х гг. XIV в. Давно назревавшие противоречия между разными группировками трапезундской знати приняли в это время особенно яркие формы[1981]. Уже 5 июля 1340 г. венецианский Сенат должен был принимать меры для охраны безопасности своих купцов в Трапезунде. Последним предписывалось под угрозой штрафа в 50 лир гроссов (500 дукатов!) не выходить за пределы укрепленного караван-сарая. Байло поручалось изыскать дополнительные средства, если караван-сарай не сможет вместить всех венецианцев[1982]. В правилах навигации на 1341 г. предусматривалась отправка не менее двух галей Романии в Трапезунд. Их капитану было разрешено продлить срок обычной 8–10-дневной стоянки в городе еще на 10 дней ввиду возможного прибытия каравана из Персии[1983]. Увеличение сроков имело место и в последующие годы, но как мера чрезвычайная и не более чем на 3–4 дня[1984]. Прямая торговля с персидскими купцами в Трапезунде была, конечно, делом важным и прибыльным для венецианцев, особенно в условиях надвигавшегося кризиса, но не одна она заставила Сенат пойти на очевидное нарушение традиционных ограничений в навигации. Посылкой галей, каждая из которых насчитывала не менее 185 человек экипажа, обеспечивалась безопасность и жизнедеятельность далекой венецианской фактории. О принятии необходимых мер предосторожности говорит и предписание, данное патронам судов, неотлучно находиться на галеях в течение трех дней перед их отплытием из Константинополя, Таны и Трапезунда[1985]. Однако в то время как галей Романии еще собирались отправиться в Трапезунд в июле 1341 г., сам этот город пережил нападение тюрок-амитиотов, вовлеченных в междоусобную борьбу трапезундских «архонтов». Вспыхнувший пожар уничтожил и венецианский караван-сарай[1986].

Трудно сказать, в какой мере Венеция вмешивалась в ход гражданской войны в Трапезундской империи. Мы не располагаем прямыми данными, изобличающими Республику св. Марка. Правда, в 1341 г. мятежные феодалы Схоларии и Мицоматы отправились в Константинополь на венецианской катерге[1987]. Подобные примеры есть и позднее, но вряд ли они показательны. После пожара 1341 г. фактория влачила жалкое существование. В 1342 г. Сенат решил не направлять туда своего байло[1988]. И хотя организуемая республикой регулярная навигация в Трапезунд предпринималась в 1342 и 1343 гг.[1989], условия местного рынка были плохими, часть товаров даже не была разгружена в Трапезунде и возвратилась в Константинополь[1990], В 1344 г, получив новости, позволявшие надеяться на «reformatione viagii Trapesunde», Сенат приказал двум галеям из числа совершавших навигацию в Константинополь — на Кипр при благоприятной обстановке идти в Трапезунд. Решение об этом надлежало принять Большому Совету венецианских граждан в Константинополе[1991]. Полученные новости, вероятно, касались временного прекращения гражданской войны в Трапезундской империи. В тот период возобновление экономических связей с Трапезундом было для венецианцев важным делом, тем более если учитывать общее плохое состояние их черноморской торговли[1992]. В 1343 г. была полностью прервана связь с Золотой Ордой: хан Джанибек на 5 лет изгнал всех итальянцев из Таны[1993]. «Светлейшая» республика изыскивала средства удержать позиции в «Великом» море.

Патроны галей, шедших в Трапезунд в 1344 г., вместе с послами республики должны были просить у Иоанна III предоставить венецианцам караван-сарай и подтвердить их привилегии. Для дара василевсу было ассигновано 200 дукатов[1994]. Навигация в Трапезунд в 1344 г. была осуществлена[1995], и в том же году венецианцы начали сбор средств для восстановления домов и укреплений[1996], получив на это разрешение императора, а в 1345 г. — и согласие генуэзского дожа, необходимое потому, что генуэзцы оспаривали их права как в самом Трапезунде, так и во всем Черном море, где они стремились к гегемонии[1997]. В июле 1345 г. Сенат разрешил отправить в Трапезунд с галеями Романии необходимое вооружение и послать туда байло, а также начать строительство нового караван-сарая и починку домов[1998]. Но возникали очередные осложнения. Несмотря на письменное разрешение генуэзского дожа, генуэзцы в Трапезунде продолжали чинить венецианцам всяческие препятствия в их строительной деятельности, что вызвало повторный протест Сената правительству Генуи и трапезундскому императору[1999]. В 1346 г. была сделана последняя попытка посылки галей в Трапезунд, причем срок навигации был отодвинут до ноября[2000]. В 1347 и 1348 гг. Сенат запрещал вооруженным галеям плыть из Константинополя в Черное море[2001]. Там свирепствовала эпидемия чумы[2002]. Регулярные морские связи Венеции с Понтом оказались прерванными на долгий срок: с 1347 по 1364 г.[2003] Не исключено, что и сама венецианская фактория была наряду с генуэзской разгромлена в 1348/49 г.[2004] Во всяком случае, место венецианского байло в Трапезунде было незамещено долгие годы[2005]. Неурожай, пандемия «черной смерти» (1347–1349), разрушительное землетрясение на Риальто, а затем война Венеции с Генуей (1350–1355)[2006], когда Трапезунд стал свидетелем морской победы венецианцев над соперниками в 1352 г.[2007], помешали быстрому возобновлению отношений. По Миланскому мирному договору 1355 г., Генуя и Венеция обязались не отправлять своих судов в Тану и Азовское море в течение трех лет[2008]. Препятствием в развитии торговли был и разбой на торговых путях, ведущих в Тебриз в правление преемников Абу-Са'ида (1317–1335)[2009]. С 50-х гг. в левантийской торговле наступил кризис, охвативший с небольшими перерывами всю вторую половину XIV и начало XV в.[2010] Многочисленные акты венецианского нотария Бенедетто Бьянко, составленные в Тане в 1359–1360 гг., содержат лишь единичные упоминания о контактах с Трапезундом[2011], хотя и ранее и позднее оба центра были тесно связаны друг с другом.

В 1360–1362 гг. сохранявшаяся напряженность в отношениях между Венецией и Генуей препятствовала успешному развитию черноморской навигации. И вместе с тем росло стремление Венеции укрепить свои позиции на Черном море, особенно в Тане и Трапезунде, компенсировав торговые потери прошлых лет. Одновременно падение Адрианополя в 1361 г. и завоевания османов во Фракии ставили перед Республикой св. Марка новые задачи по организации отпора туркам и защите своих владений в Восточном Средиземноморье. С этими целями и была предпринята попытка создать антитурецкую коалицию в составе Византии, Венеции и Генуи[2012]. В поручении венецианскому послу в Константинополе 24 марта 1362 г. подчеркивалось желание Венеции видеть в составе коалиции также трапезундского императора, болгарского царя, короля Кипра и магистра госпитальеров Родоса[2013]. Возможно, что переговоры в Константинополе (не приведшие, впрочем, к заключению военного союза) имели какой-то резонанс в Трапезунде. Вскоре вслед за этим Алексей III снарядил посольство, возможно, сначала в Венецию[2014], а затем, в 1363 г., в Константинополь, к венецианскому байло. Основная цель миссий заключалась в восстановлении торговых отношений. Сенат поручил байло в Константинополе направить в Трапезунд сведущего человека, чтобы он попытался расширить коммерческие привилегии или хотя бы закрепил новым договором прежние пожалования. Он должен был позаботиться и о получении нового места для караван-сарая, так как старый был разрушен[2015]. Посольство Гульельмо Микеля было успешным. В марте 1364 г. венецианцы получили хрисовул, закрепивший их право торговать во всех городах и гаванях империи с гарантией безопасности, если венецианцы будут оказывать императору всякое подчинение (δουλοσύνην)[2016]. Сравнивая статьи хрисовулов 1319 и 1364 гг., можно увидеть, что изменяются налоги с оборота и за взвешивание при сохранении стабильной величины ввозной (транзитной) пошлины. Новым хрисовулом было предусмотрено снижение на 1 % величины коммеркия (вместо 3 % теперь надо платить 2) в том случае, если товар подлежал взвешиванию. Но сам налог за взвешивание фактически повышался на 1 % и вместо 1,5 %, как в 1319 г.[2017], составлял 2,5, а общая сумма коммеркия, как и в 1319 г., равнялась 4,5%[2018]. Если же товары не взвешивались, то платили по-старому 3 % (а не 2, как следовало ожидать, исходя из представления о строгом разграничении налогов с оборота и за взвешивание). Итак, интересы трапезундского фиска были полностью соблюдены. Если же имел место прецедент, когда оба контрагента являлись венецианцами, а товар взвешивался, платили только налог за взвешивание — 2,5 %, а не 1,5, как в 1319 г.[2019] Имело место реальное повышение ставки налога. В остальном старые условия были сохранены. Как видим, нет оснований считать, что хрисовул 1364 г. снижал фактическую величину коммеркия[2020], напротив, он подчас повышал ее на 1 %.

В 1364 г. венецианцы получили также новый участок — вблизи монастыря Св. Феодора Гавры. Периметр его границ составлял 212,8–218,7 м[2021] (в 1319 г., напомним, он был значительно больше — 531,63 м). Даже если предположить, что новый участок имел более выгодное географическое расположение, чем первый (что не соответствует действительности, ибо венецианцы затем добивались его замены), произошло резкое сокращение площади, а сама венецианская фактория, видимо, значительно уменьшилась в численности.

Несмотря на то что венецианцам не удалось существенно улучшить свое положение в Трапезунде, Сенат, как только получил известия из Константинополя о заключении договора, принял решение возобновить viagium Trapesunde пока с несколько сокращенной, трехдневной стоянкой в городе[2022]. Одновременно ассигновывались специальные суммы на расходы служб трапезундского баюльства, на подарки императору и оффициалам[2023]. В качестве традиционного подношения императору по случаю прибытия галей было решено направить по просьбе Алексея III 2 колокола, израсходовав на эти цели до 100 дукатов[2024]. В 1366 г. обсуждалась возможность отправки в качестве главы фактории байло с расширенными полномочиями. Принятое постановление об этом было затем отменено как преждевременное, и нового вице-байло предписывалось избрать на Большом Совете в Константинополе[2025]. В Трапезунде, по-видимому, для такой процедуры не хватало нужного числа нобилей и вообще венецианских граждан. Предусматривая тем же решением от 20 июля 1366 г. стоянку торговых галей в Трапезунде сроком до 4 дней, Сенат вместе с тем предполагал возможность того, что купцы не станут сгружать товары и производить торговлю в городе. В этом случае галей должны были сразу же или на следующий день отплывать из Трапезунда. Эти указания говорят о значительном снижении торгового интереса Трапезунда и нестабильном состоянии рынка, который зависел от прибытия купцов с Востока и не имел еще достаточного количества венецианских купцов-резидентов.

Хрисовулом 1364 г. не были урегулированы и территориальные споры венецианцев и генуэзцев: уже 13 апреля 1365 г, на праздник Пасхи, на Майдане (торговой площади) в присутствии императора вспыхнула ссора глав двух факторий[2026]. Накопились взаимные противоречия морских республик, возможно, и территориальные споры. Венецию не удовлетворяли и слишком высокие коммеркии. Для заключения более благоприятного договора Сенат решил направить в Трапезунд торжественное посольство. Ему придавали большое значение, что видно из решения о его составе и расходов на содержание. Послу за исполнение возложенной на него миссии был определен очень высокий оклад — 3000 дукатов за три первых месяца и по 500 — за каждый из последующих. В состав более пышной, чем обычно, свиты входили 8 слуг, socius и переводчик. Кроме оклада на ежедневные расходы посольства выделялось по 3,5 дуката, его проезд со всем имуществом до Трапезунда осуществлялся бесплатно на вооруженных галеях. В распоряжение посла выделяли 6 лошадей. Если посол достигал поставленной перед ним цели, он становился байло с повышенным окладом — 1 000 дукатов в год[2027]. На подарки императору и его «баронам» было ассигновано 250 дукатов[2028]. Чрезвычайность и спешность миссии вызвали ее отъезд ранее сроков, определенных для отплытия регулярного конвоя вооруженных галей в Черное море. Посол должен был на специальной галее достигнуть Крита или Модона, затем пересесть на вооруженную патрульную галеру Гольфа и с ней прибыть непосредственно в столицу Великих Комнинов[2029]. Послу поручалось предварительно ознакомиться со всеми предыдущими договорами, чтобы требовать соблюдения всех имевшихся льгот и привилегий венецианцев. Подробная инструкция (синдикат) послу сохранилась в составе документов венецианского сената. Послу предписывалось добиваться заключения нового договора с максимальным расширением прав и преимуществ венецианцев в Трапезундской империи в рамках тех возможностей, которые был должен оценить и реализовать сам посол. Ограничения уже имевшихся привилегий воспрещались. Синдикат определил основные пункты проекта нового соглашения: 1. Гарантия безопасности для всех венецианских купцов в пределах Трапезундской империи. 2. Снижение коммеркиев. 3. Обеспечение автономии венецианской фактории, управляемой байло, избранным из венецианцев по венецианским законам; сохранение судебного и административного иммунитета, наличие у венецианцев их собственного весовщика (ponderator). 4. Предоставление венецианцам нового места для их фактории и возведения укрепления. В случае, если император согласится дать такой участок, выбрать его поручалось совету всех венецианских нобилей в Трапезунде. 5. Охрана императором венецианской фактории и отчисление части денег от коммеркиев с венецианских купцов на укрепление венецианского поселения. 6. Так как венецианцам была выгодна введенная в Трапезунде мера для взвешивания товаров — gabanum, послу поручалось добиваться ее закрепления в качестве постоянной при определении величины налога. 7. Выражалась просьба к императору не назначать сборщиком налогов (коммеркиарием) купцов или лиц, причастных к торговле. Этим делалась попытка устранить препятствия в конкуренции с местным купечеством.

Для скорейшего устройства нового поселения Сенат ввел однопроцентный налог на товары и собственность купцов, торговавших в Трапезунде. Из собранной суммы половина должна была пойти на укрепление территории и строительные работы, другая — на погашение посольских расходов[2030].

Что же заставило венецианцев идти на значительные финансовые траты и так детально разрабатывать условия соглашения с Трапезундской империей, рассчитанного на долгие годы? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо оценить те позиции, которыми располагала Венеция в бассейне Черного моря. Здесь систематическая навигация венецианских торговых галей осуществлялась лишь в два порта — Тану и Трапезунд. Только укрепленные фондако венецианцев этих двух городов противостояли целой сети генуэзских владений, центром которых был большой населенный город, окруженный мощными стенами, — Каффа. Генуэзцы имели свои поселения и в Тане, и в Трапезунде, и во многих других городах Анатолийского, Кавказского и Балканского побережий «Великого» моря, не говоря уже о том, что Крымский берег представлял собой полосу генуэзских торговых станций. Венецианцы же не имели никаких позиций в Каффе и почти никаких — в Крыму, «Закрытие» портов Таны и Трапезунда означало для Венеции утрату всей черноморской торговли. Именно такая угроза привела к двум крупнейшим войнам Венеции с Генуей — в 1350–1355 и в 1376–1381 гг. В межвоенный период враждебность двух республик не ослабевала. В источниках встречаются постоянные упоминания о тайном и явном (подчас и вооруженном) противоборстве и конкуренции. В середине 60-х гг. XIV в., как мы видели, обострение венецианско-генуэзских отношений отмечено и в Трапезунде. И в Золотой Орде, на территории которой находилась Тана, тогда шла «Великая замятия» (1360–1380), регулярное плавание в Тану прерывалось. Очевидная нестабильность положения заставляла венецианцев с неослабным вниманием следить за изменениями в политической ситуации Черноморья. И постепенно все более зрела решимость как можно прочнее обосноваться в Трапезунде. Выражением этого и были посольства и договоры 1364 и 1367 гг. с Алексеем III Великим Комнином, несомненно, усилившие позиции республики на Понте. Примечательно, что в апреле 1367 г., когда обсуждался вопрос о синдикате послу, уезжавшему в Трапезунд, Сенат рассмотрел также петиции венецианских купцов, находившихся в Константинополе с товарами, которые они собирались перевезти в Тану, но не сделали этого из-за упадка торговли в эмпории. Купцы желали доставить эти товары в Трапезунд и как можно скорее, ибо терпели большие убытки. Сенат сначала разрешил перевезти эти грузы на специальной военной галере Гольфа, которая везла в Трапезунд венецианского посла[2031]. Принятие подобного решения в преддверии отправки регулярного конвоя галей в Черное море показывает степень заинтересованности венецианских купцов в эмпории на Понте, равно как и остроту сложившейся ситуации.

Посольству, возглавленному Пьетро Дальмером, был пожалован хрисовул 1367 г. Подтвердив все прежние права венецианцев и дав гарантии их безопасности, Алексей III снизил на 0,5 % налог с оборота, оставив неизменной пошлину за взвешивание. Появилось и новое условие: за товары, которые покушались венецианцами у невенецианцев, первые платили 1,5 % (вместо 2)[2032]. Для фактории венецианцы получили более удобный участок — на мысе Св. Креста (Санта Кроче). Границы участка составляли 117 императорских пассов (274 м). Его площадь значительно возросла по сравнению с предоставленной хрисовулом 1364 г.[2033] На новом участке венецианцы имели право строить дома, церкви и, что особенно важно, собственное укрепление, castrum, и сам император обязался воздвигнуть на свои средства часть стены и башни общей протяженностью 15 имп. пассов (около 35 м)[2034]. Хрисовулом подтверждалась административная автономия венецианского поселения, право иметь в Трапезунде своего байло, священников, оффициалов и торговых чиновников (весовщиков и сансеров). Был закреплен юридический иммунитет венецианцев и произведено территориальное размежевание с генуэзцами, споры с ними за территорию более не велись.

Укрепление участка затянулось с 1368 по 1372 г. Венецианский байло в Трапезунде не имел достаточных средств для строительства крепости, и Сенат поручал консулу Таны и байло Константинополя ассигновать на эти цели деньги, полученные от налогов с купцов каравана галей Романии — Черного моря[2035]. В 1371 г. работы по укреплению замка близились к концу, и Сенат выделил трапезундскому байло 20 комплектов доспехов для воинов и различное вооружение для защиты фондако[2036].

В то время появились новые перспективы развития торговли в связи с укреплением государства Джалаиридов, правитель которого хан Увайс I (1356–1374) обращался к венецианскому байло в Трапезунде с предложением наладить постоянную караванную торговлю между Тебризом и Трапезундом[2037]. В ответе байло содержалась просьба направить в Трапезунд купеческий караван из Тебриза, чтобы убедиться в открытии торговых путей, чего венецианцы ждали уже два года, находясь в Трапезунде с товарами, предназначенными для отправки в Персию. Байло сообщил также Увайсу I о том, что в Трапезунд должны прибыть 6 венецианских торговых галей[2038]. Торговля постепенно налаживалась, и венецианцы уже начинали отправляться и в Западный Иран, но здесь их подстерегал немалый риск, а гарантии, данные Увайсом, не всегда соблюдались. В ответ на ограбление венецианских купцов в Персии в декабре 1371 г. венецианцы, не получив обещанной компенсации, прибегли в ноябре 1372 г. к секвестру товаров тебризских купцов в Трапезунде, решив таким образом компенсировать ущерб[2039]. Но подобные акции могли быть проведены лишь в том случае, когда венецианцы обладали значительной силой в столице империи Великих Комнинов и с согласия последних. В 1368 г. в подарок Алексею III был послан колокол стоимостью до 320 дукатов[2040]; сохранялся обычай ежегодных подношений императору по случаю прибытия галей, причем в 1372 г. на эти цели вводился фиксированный сбор с купцов на общую сумму до 20 соммов[2041]. Республика принимала меры, чтобы обеспечить наилучшие условия для обустройства новой укрепленной фактории. Однако уже к 1374 г. появились первые симптомы разочарования: торговля не достигла того высокого уровня, которого ожидали венецианцы после получения хрисовула 1367 г. и переговоров с Тебризом. Поэтому 15 апреля 1374 г. Сенат принял решение провести реформу управления факторией в Трапезунде и сократить расходы на ее содержание, Наполовину (со 100 до 50 лир гроссов в год) был снижен оклад байло; сокращался административный персонал[2042].

Политика Алексея III по отношению к венецианцам заключалась не только в том, чтобы получать максимум материальных выгод от их пребывания в столице, но и чтобы противопоставлять их генуэзцам, чье влияние усиливалось. Однако правящие круги Трапезундской империи стремились устранить конфликт между двумя республиками в пределах своего государства: этим объясняется и постоянное уравнивание коммеркиев с граждан двух ведущих морских держав. Проводя такую «политику эквивалентов», Алексей III, как и его дед, всегда настаивал на признании своего верховного суверенитета. В частности, в 1372 г. он потребовал, чтобы трапезундский стяг развевался над венецианской факторией рядом со знаменем св. Марка[2043]. Широко истолковывая свои верховные права, императоры делали попытки вводить произвольные изменения в существующие уже нормы налогообложения исходя из роста потребностей фиска. При взыскании налогов с итальянских купцов имели место злоупотребления, а местное население не раз наносило венецианским гражданам материальный ущерб, усматривая в них конкурентов, схизматиков, а иногда и угнетателей[2044]. Совокупность этих причин и стремление Венецианской республики расширить свои торговые преимущества на Понте привели в итоге к крупнейшему конфликту между Трапезундом и Венецией в 1374–1376 гг.[2045]. С самого начала он принял более резкие формы, чем в 1334–1335 гг. Теперь венецианцы могли опираться на собственную крепость. Повод к столкновению был обычным: «дурное обращение» с венецианскими купцами в Трапезундской империи и нарушения пожалованных привилегий, кражи товаров, привезенных на венецианских галеях в Трапезунд, злоупотребления в таксации венецианских купцов со стороны императорского коммеркиария — некоего Досси (возможно, генуэзца) и его сыновей. Все жалобы венецианских купцов и просьбы получить компенсацию от императора за причиненный им урон остались без ответа, а сам байло Франческо Джустиниан был подвергнут оскорблениям (pessime videtur et maletractatur)[2046]. Получив известия об этом, Сенат оживленно дискутировал, какие меры следует принять против Великого Комнина. Одни поддерживали предложение советника Джованни Миани и четырех членов комиссии «мудрых» направить императору письмо от Светлейшей республики, указав, что она не собирается терпеть оскорбления и убытки ее представителей и граждан. Франческо Джустиниану поручалось выразить протест императору (или замещающим его лицам в случае отсутствия государя) и потребовать полного удовлетворения претензий венецианцев. Если таковое не будет получено, байло должен был воспрепятствовать высадке в Трапезунде своего преемника и купцов, прибывших на галеях, и эвакуировать венецианское поселение. В этом случае вся венецианская торговля в Трапезунде подлежала строжайшему запрещению под угрозой секвестра товаров нарушителя. Если же император согласится пойти на уступки, но ему будет трудно произвести выплаты в полном объеме, Франческо Джустиниану разрешалось поступить по своему усмотрению, чтобы удовлетворить купцов, потерпевших ущерб. После обсуждения этого варианта и двух туров голосования, отвергнувших его, Сенат склонился к более нейтральной резолюции, предложенной двумя советниками: Пьетро Морозини и Бернардо Брагадином, и двумя главами Кварантии: Лукой Валарессо и Паоло Фальером. Сенат предписывал вновь избранному байло Андреа Дандоло после тщательных консультаций со своим предшественником относительно всех событий, имевших место в Трапезунде, потребовать от императора выплаты суммы ущерба, расходов и процентов по ним, угрожая, что в случае отказа Венецианская держава, осведомленная обо всех нарушениях своих прав, не потерпит этого, но позаботится о том, чтобы употребить необходимые меры для достижения справедливости. Вместе с тем было сочтено несвоевременным всякое более радикальное вмешательство, и соответствующие инструкции должны были быть переданы всем венецианским гражданам в Трапезунде[2047]. Отметим, что оба проекта не предусматривали переговоров о каком-либо изменении вотированных хрисовулами коммеркиев.

До февраля 1375 г. переговоры не дали каких-либо существенных результатов, и в решении от 15/11 1375 г. Сенат продолжал настаивать на осуществлении трапезундской стороной всех выплат, направив специальное послание Алексею III. Это делалось с целью изучить намерения трапезундского императора накануне посылки на Понт галей Романии. Андреа Дандоло, уже приступившего к своим обязанностям байло, Сенат просил сообщить полную информацию о ситуации в Трапезунде в Венецию и в Константинополь — капитану галей Романии[2048]. Для навигации в Трапезунд в 1375 г. была снаряжена большая галера типа буцентавра[2049], а 24 июля решили послать еще и специальную патрульную галеоту Гольфа. Супракомитам галей — Витале Ландо и Донато Станерио — было запрещено высаживать купцов на берег в Трапезунде до тех пор, пока не будет достигнуто соглашение с императором. Основное требование, как и ранее, состояло в получении компенсации за ущерб, а также в подтверждении всех привилегий венецианцев в Трапезунде. Кроме этого супракомиты могли настаивать на возмещении трапезундской стороной расходов на посылку патрульной галеры. В том случае, если соглашения не удалось бы достигнуть в течение трех дней, названные оффициалы должны были выразить протест и приступить к тайной эвакуации на корабли всех жителей венецианской фактории (как видим, их число было невелико), оставив для охраны замка некоего сера Марко. К этому плану, одобренному Сенатом, было внесено дополнение (при голосовании не получившее большинства голосов), чтобы галеры после эвакуации на них венецианских граждан открыли настоящую пиратскую войну, нанося ущерб местным жителям и их имуществу, со специальной целью захватывать в плен лиц знатных и состоятельных (personas notabiles), которых следовало привезти в Венецию, тогда как менее известных следовало заставлять платить выкуп или (при бедности) отпускать. Эти действия имели целью вызвать обострение борьбы внутри правящего слоя империи, возродить династическую оппозицию. Авторы предложения специально оговаривали, что ущерб должен быть нанесен только подданным императора, опасаясь, видимо, вызвать столкновение с генуэзцами. Всю конфискованную собственность предусматривалось привезти в Венецию или продать. Если же и после этого император не согласится на мировую, галей должны были вернуться назад. Такой проект едва ли оставлял надежду на достижение скорейшего урегулирования и был сопряжен с определенным риском. Ощущая недостаток средств для столь дерзкого вмешательства, Сенат обязал супракомитов не прибегать к насилию, но только эвакуировать купцов из Трапезунда в Константинополь. На все предприятие отводилось 12–15 дней, а конкретный план действий надлежало согласовать в Константинополе, с учетом информации, своевременно посланной туда трапезундским байло[2050].

Намеченная экспедиция состоялась, так как «прибывшие в Венецию из области Трапезунда» Витале Ландо и Андреа Дандоло упомянуты в решении Сената от 15 ноября 1375 г. Но позитивных результатов опять не было; фактория не была эвакуирована, и Витторе Барбариго остался в Трапезунде в качестве вице-байло, будучи и сам неудачливым кредитором императора[2051]. В то же время товары, отправленные на торговой галее, очевидно, не были выгружены в Трапезунде[2052].

13–15 ноября 1375 г. Сенат создал специальную комиссию, включавшую Ландо и Дандоло, для детального изучения создавшегося положения[2053]. Постепенно в Сенате росло влияние сторонников более жестких мер. В марте 1376 г. было решено прибегнуть к открытому военному вмешательству. В качестве предлога использовались династические притязания сына Иоанна V Палеолога деспота Михаила, а также Андроника Великого Комнина, сына низложенного в 1344 г. императора Иоанна III, на трапезундский престол[2054]. Руководить операцией был назначен знаменитый венецианский флотоводец капитан галер Моря Марко Джустиниан да Сан Поло. В его распоряжение поступало 10 вооруженных галер, с шестью из которых он был должен идти из Константинополя в Трапезунд. Напомним, что в 1375 г. в такую экспедицию посылалось лишь 2 галеры. До прибытия в Трапезунд Джустиниану предстояло еще выполнить довольно сложную дипломатическую миссию в Византии и при дворе султана Мурада. Но ее разрешалось прервать, если развитие событий в Трапезунде потребовало бы скорейшего вмешательства[2055]. Предлагалось свергнуть Алексея III с трона и заменить его одним из названных претендентов, кто был бы готов предоставить гарантии и широкие привилегии венецианской фактории, а также уплатить расходы по снаряжению экспедиции. Предложение, обходившее вопрос о смещении императора и требовавшее лишь переговоров с ним и, если таковые потерпят провал, применения карательных мер, не было принято после трех туров голосования. Оно же предусматривало возможность частичного погашения долга трапезундским императором с выплатой не менее 800 соммов и выдачей определенного залога за остальную часть долга или же с соответствующей компенсацией из сумм, получаемых от коммеркиев. Ряд положений этого проекта (например, получение залога и использование коммеркиев для взаимных расчетов) был использован в переговорах венецианских представителей с Алексеем III[2056]. Появилось и новое требование — снизить в 2 раза размеры коммеркиев (с 4 до 2 %). Требование снижения коммеркиев вдвое связывалось с выплатой репараций[2057]. После получения необходимой информации капитан и провведиторы Романии — Пьетро Корнер и Марино Мемо — могли выдвинуть и дополнительные условия[2058]. Отправку галер намечалось провести в глубокой тайне, так, чтобы ни гонец, ни корабль не поспели ранее их в Трапезунд: обеспечивался эффект внезапности. Одновременно предполагалось укрепить венецианский замок в Трапезунде и усилить его охрану. Венецианцы опасались нового погрома их фактории. Несмотря на выделение столь крупных сил, Сенат учитывал вероятность возникновения препятствий либо из-за сопротивления местных жителей перевороту, либо из-за того, что претенденты откажутся (или не смогут) участвовать в экспедиции, либо из-за изменения положения в самом Трапезунде. В первом и втором вариантах капитан и провведиторы должны были добиваться удовлетворения требований от самого императора Алексея, а в случае его отказа — начать военные действия и наносить ущерб Трапезунду и другим приморским населенным пунктам империи, а также судам в портах и в открытом море, захватывая корабли и ценности как можно в большем количестве, но не рискуя без нужды безопасностью вверенных им людей. Для экспедиции был предусмотрен максимальный срок: от 15 до 20 дней. В случае, если в пути или в Константинополе капитан и провведиторы получили бы новость об изменении обстановки в Трапезунде, им предписывалось действовать по своему усмотрению в духе инструкций сената. Под изменением положения, вероятно, подразумевалось достижение соглашения между императором и венецианской факторией либо укрепление позиций трапезундской стороны (например, вследствие заключения императором союза с сильной морской державой — Генуей или же с османами). Один из «мудрых», Фантино Аримундо, предлагал еще более дерзкий проект: если положение в Трапезунде будет неустойчивым, то самим венецианцам следует взять власть в свои руки, установив прямое правление своего «ректора» при согласии трапезундских «баронов». Из-за нереалистичности этот проект был отклонен.

В Венецианском государственном архиве хранится обнаруженный нами синдикат, данный трем руководителям экспедиции 1376 г. Этот документ датирован 12 марта и был поручением, составленным от имени Малого Совета, Сената, Кварантии и Дзонты[2059]. Синдикат давал весьма широкие полномочия послам и главам экспедиции на ведение переговоров и заключение юридически оформленного соглашения. Военные действия в синдикате не упомянуты, и от капитана и провведиторов требовали мирных переговоров с императором для урегулирования кризиса. В документе предусматривалось лишь одно специальное условие для включения в договор — полное возмещение всех убытков, причиненных венецианцам в Трапезунде. В остальном высшие органы Венецианского государства полагались на инициативу своих оффициалов, которым предписывалось действовать сообразно обстоятельствам. На первый взгляд удивляет расхождение поручения Сената с текстом синдиката, принятого в тот же день. Умеренность второго может быть объяснена тем, что этот документ предназначался для широкого циркулирования. А поскольку военная экспедиция готовилась тайно, то истинный смысл действий скрывался. И все же синдикат отчетливо показывает, что мирные переговоры являлись важным начальным элементом борьбы за получение венецианцами наиболее благоприятного для них соглашения с трапезундской стороной.

Ход экспедиции не отражен непосредственно в источниках: о ней не упоминает хроника Панарета, регистрировавшего все серьезные военные столкновения на Понте в тот период. Поэтому единственный историк, изучавший эти события, Н. Йорга, счел, что экспедиция не состоялась[2060]. Мы пришли, однако, к противоположному заключению. Показательно, что уже 5 июня Сенат обсуждал возможность отправки каравана торговых галей в Тану и Трапезунд и отложил решение относительно Трапезунда до 17 июля, когда ожидались новости, которые должны были поступить оттуда[2061]. 22 июля Сенат создал комиссию из трех «мудрых»[2062] (для изучения результатов экспедиции), а 24-го пригласил только что возвратившихся из плавания Пьетро Корнера и Марино Мемо на свои заседания и утвердил оклад вице-байло в Трапезунде Витторе Барбариго в сумме 30 лир гроссов в год[2063]. В решении Сената от 28 июля есть прямое свидетельство того, что договор в Трапезунде был заключен. В нем сказано, что трапезундский император постоянно просил в письмах «и через наших провведиторов, чтобы из сострадания ему был отпущен долг — 8000 дукатов, которые причитались Венеции по случаю расхода на галеры (occasione expensarum galearum)». Сенат постановил простить половину долга и возвратить императору его драгоценности (іосаіе), находившиеся в руках вице-байло в Трапезунде Витторе Барбариго. И это было сделано по совету вышеуказанных провведиторов[2064]. Заметим, что в Трапезунд посылались экстраординарные чиновники-провведиторы, наделенные особыми полномочиями и не находившиеся в штате венецианских должностных лиц в этой фактории. Ими являлись как раз руководители морского похода 1376 г. Значит, экспедиция состоялась и закончилась мирной уступкой трапезундской стороны: в залог исполнения обязательств в руки вице-байло были переданы императорские драгоценности. Подобный прецедент уже имелся, ибо венецианцы с 1343 по 1371 г. в виде залога за долг в 30 000 дукатов удерживали коронные драгоценности византийского василевса[2065]. Итак, свергнуть императора в Трапезунде не удалось, зато он согласился уплатить часть долга и снизил размеры коммеркиев, как того добивались венецианцы. Именно в 1376 г. и был пожалован им хрисовул трапезундского императора, который ранее датировали 1391 или 1395 г.[2066].

По хрисовулу 1376 г. все виды коммеркиев были снижены ровно вдвое. Неизменной осталась лишь ввозная пошлина[2067], практически также девальвированная в связи с уменьшением серебряного содержания аспра[2068]. Скорейшему урегулированию конфликтов способствовали действия генуэзцев. Почти одновременно с указанным решением, 26 июля, Сенат обсуждал вопрос о маневрах генуэзского флота в районах Романии. Учитывая возросшую опасность мореплавания, он передал вопрос о возможности навигации конвоя галей из Константинополя в Трапезунд и Тану на рассмотрение генеральному капитану галей Моря, который был должен эскортировать торговые суда до Негропонта и даже до Константинополя. В виде чрезвычайной меры капитану разрешалось послать в Трапезунд одну из военных галеотт, находившихся в его распоряжении, чтобы в случае опасности для конвоя поддержать навигацию в Трапезунд («pro non perdendo illud viagium»)[2069]. Вскоре началась самая тяжелая венецианско-генуэзская война (1376–1381), когда все связи между Трапезундом и Венецией оказались вновь прерванными. Попытка Сената в 1377 г. послать в обычное плавание в Тану и, возможно, Трапезунд конвой из трех вооруженных галей не нашла поддержки у патронов и не была реализована[2070].

Все же заключенный в 1376 г. договор выдержал испытание на прочность. Сразу после окончания Кьоджской войны 27 октября 1381 г. Сенат поручил послу в Константинополе Панталеоне Барбо отправить в Трапезунд подходящего человека, чтобы выразить императору «искреннейшую и совершеннейшую любовь» и сообщить о том, что задержка в посылке галей произошла только из-за военных действий и что в следующем году навигация в Трапезунд будет возобновлена. Алексея III просили при взимании коммеркиев не превышать норм, установленных в 1376 г., и предусмотреть возможность поездки купцов в Тебриз и Наран[2071]. Несмотря на то что Туринским мирным договором 1381 г. на 2 года запрещалось плавание венецианцев в Тану[2072], в 1382 г. венецианская коммуна снарядила 2 торговые галеи Романии, которые шли в Константинополь — Провато — Трапезунд (правда, без захода в Тану)[2073]. В 1383 г. подобная навигация была повторена, но уже с заходом в Тану[2074]. Конвой был также уполномочен передать трапезундскому императору традиционный дар республики — колокол, истратив на это до 100 дукатов[2075]. Сенат намеревался стабилизировать венецианскую торговлю в Трапезунде и укрепить администрацию фактории. Хотя положение во всем Восточном Средиземноморье было критическим, в Сенате тем не менее дебатировался вопрос о назначении после длительного перерыва байло в Трапезунде[2076]. На выборах в июне — июле 1383 г. 5 кандидатов отказались принять избрание на должность главы фактории[2077]. Длительные дискуссии завершились постановлением от 14 июня 1384 г., когда было решено приступить к избранию байло, но сократить его оклад с 500 до 300 дукатов в год[2078]. Этот показатель означал снижение численности или/и значения фактории.

Несмотря на все принятые меры, в конце XIV в. венецианская торговля в Трапезунде продолжала идти на убыль. В значительной степени это было результатом кризиса в торговле с Востоком вследствие соперничества туркменов Кара-Куйунлу, захвативших Тебриз, с Джалаиридами и другими эмирами Восточной Анатолии, затем — завоевательных походов Байазида I Йылдырыма против Карамана, Кастамона и других тюркских эмиратов, а также борьбы османов с Тимуром. С другой стороны, сказывались тяжелые результаты Кьоджской войны[2079]. С 1385 г. вновь наступает перерыв в регулярных торговых связях Венеции и Трапезунда. Еще 27 мая 1385 г. возможность посылки вооруженных галей в Трапезунд была поставлена под серьезное сомнение[2080], а 10 июля Сенат уже прямо рекомендовал своим купцам в Трапезунде отослать их товары в Константинополь, чтобы их смогли забрать вооруженные галеи Таны, или же грузить эти товары на невооруженные суда для поэтапной транспортировки в Венецию[2081]. В марте 1386 г. Сенат постановил отозвать из Трапезунда байло, оставив там для охраны замка и небольшого венецианского поселения его заместителя с окладом не выше 10 соммов (около 150 дукатов)[2082]. С 1385 по 1395 г. регулярная венецианская навигация в Трапезунд была прервана, и вооруженные галеи республики плавали исключительно в Тану[2083]. Связи трапезундской фактории венецианцев с Константинополем и Таной поддерживались при помощи частных невооруженных судов. Товарооборот сокращался[2084], и это заставляло Трапезундский фиск в поисках поступлений вновь прибегать к более высоким нормам обложения, чем предусмотренные хрисовулом 1376 г. На это Сенат жаловался императору в 1392 г., прося снизить коммеркии и обещая восстановить навигацию[2085]. Возможность ее возобновления была предметом долгих дискуссий в Сенате. Сторонники посылки вооруженных торговых галей на Понт указывали на важность Трапезунда как торгового центра и опасность сосредоточения почти всей венецианской торговли в странах «Нижней Романии», и прежде всего Египте и Сирии. Для восстановления «viagium Trapesunde» предлагалось направить на одной из галер Гольфа специальное торжественное посольство в Трапезунд и Тебриз, а также к правителям соседних с ними земель, если будет необходимость, дабы наладить сообщение с Понтом и Персией и заключить выгодные торговые договоры. Несмотря на четыре тура голосования, проект был отклонен незначительным большинством голосов[2086]. Такое же предложение было вновь вынесено на обсуждение Сената в 1394 г. «ввиду небезопасности венецианских купцов в землях мамлюкского султана» и вновь отвергнуто[2087]. Постоянное возвращение к вопросу о Трапезунде показывает интерес определенной группы венецианского патрициата и купечества к нему, несмотря на опасности пути и коммерческие трудности. Очевидным препятствием была блокада Константинополя османами, а также пиратские действия турецких кораблей в Дарданеллах и в целом в Восточном Средиземноморье с угрозой венецианскому Негропонту и Афинам[2088].

Вопрос о Трапезунде приобрел особую актуальность после того, как Тимур в 1395 г. взял и разрушил Тану[2089]. Венеция стояла теперь перед угрозой утраты всех своих позиций в Азово-Черноморском бассейне. С целью не допустить этого были приняты прежде всего дипломатические меры и отправлены послы к османскому султану Байазиду, «татарскому императору» и трапезундскому василевсу[2090]. Было решено, несмотря на большие расходы, возобновить «viagium Trapesunde», послав в Трапезунд и Тану 2 вооруженные галеи[2091]. 23 декабря 1395 г. Сенат постановил вновь избрать в Трапезунде байло (им стал Якопо Гуссони), дав ему посольские полномочия и ранг главного венецианского оффициала на Черноморье[2092]. Венеция учитывала также и желание трапезундской стороны возобновить связи, выраженное через венецианского байло в Константинополе[2093]. В поручении Гуссони подчеркивалась прежде всего необходимость обеспечения полной безопасности венецианских купцов в Трапезунде, восстановления всех привилегий и пожалований хрисовула 1376 г. (его копия была передана Гуссони), и в первую очередь двухпроцентного коммеркия. Сенат прямо указывал трапезундскому императору, что желание венецианских купцов участвовать в торговле на Понте находится в прямом соответствии с двумя основными требованиями — безопасностью и прибыльностью. Для обеспечения первой нужны гарантии хрисовулов, для второй, кроме того, — открытие путей «ad partes superiores». Поэтому надо было сообщить купцам Восточной Анатолии о прибытии в сентябре конвоя венецианских галей в Трапезунд и пригласить их туда для торговли. Венецианцы пытались также восстановить свое право иметь собственных чиновников-сансеров. Гуссони поручалось добиться от императора возведения незавершенной части стены в замке фактории, позаботиться о ремонте укреплений и жилищ, пришедших в упадок из-за сокращения числа обитателей венецианских кварталов. Ремонта требовал и долго пустовавший дом байло. На все эти цели было ассигновано 200 дукатов и, кроме того, 120 дукатов — для подарка императору и его придворным, чтобы как можно быстрее подтвердить новым хрисовулом императорские пожалования венецианцам[2094].

Гуссони получил от Мануила III новый, и последний известный нам, хрисовул, полностью подтвердивший условия предыдущего договора. В нем примечательно лишь особое выделение административного и судебного иммунитета фактории[2095]. Но, несмотря на большие льготы венецианцам, кризис проходил крайне медленно, возникали его новые рецидивы. Даже в год получения хрисовула купцы не выражали активного желания ехать в Трапезунд и Тану, а патроны не желали брать дважды выставленные на аукцион галеи для навигации по этому маршруту[2096]. Потребовались особые меры Сената: снижение сумм фрахта, расширение категорий товаров, разрешенных к перевозке на галеях и т. д.[2097], чтобы навигация наконец состоялась[2098]. Упадок фактории в Тане сказывался неблагоприятно на всей черноморской навигации, и для восстановления торговли венецианцы должны были прежде всего заручиться соглашением с татарским ханом[2099]. Определенные сложности возникали и на территории самой Трапезундской империи, где полунезависимые местные архонты, опираясь на собственные замки, контролировали торговые пути в глубь Малой Азии, прибегая к поборам и конфискациям товаров у немногочисленных венецианских и генуэзских купцов[2100].

В 1398 г., когда Гуссони уже завершал свою миссию, Сенат еще отмечал слабый коммерческий интерес Трапезунда[2101], а затем разрешил байло возвратиться в Венецию, не дожидаясь преемника: в 1398 г. не планировался заход галей Романии в Трапезунд. Гуссони должен был оставить в Трапезунде в качестве вице-байло патриция с очень низким окладом — 100 дукатов в год или пополана (с 50 дукатами)[2102]. Очевидно, что полномочия этого оффициала носили сугубо временный характер. Избранный же Большим Советом в 1398 г. новый байло Джованни Лоредан в течение года не мог отправиться в Трапезунд из-за кризисной ситуации в Верхней Романии и отсутствия навигации[2103]. Поэтому в 1399 г. было решено вновь избрать вице-байло на совете в самом Трапезунде с окладом 200 (патрицию) или 100 (пополану) дукатов в год[2104]. Лишь в 1400 г. Сенат вернулся к регулярной практике избрания байло с обычным содержанием в 500 дукатов[2105]. Одновременно вводился особый налог на венецианских купцов для починки венецианского замка в Трапезунде и содержания должностных лиц[2106]. Император Мануил III со своей стороны обращался вновь к правительству республики с предложениями наладить торговые отношения[2107].

По наблюдениям Ж. Эрса, в масштабе всей восточносредиземноморской торговли кризис второй половины XIV в. сменился стабилизацией примерно к 1404 г.[2108] К. Манфрони кризис венецианского морского флота доводил до 1416 г.[2109] Но для Трапезунда, да и для Черноморья в целом упадок продолжался и позднее, чему способствовали и конфликты Трапезундской империи с Генуей, нарушавшие нормальное плавание галей и создававшие угрозу для безопасности венецианцев на Понте. Показателем кризиса была малочисленность самой венецианской фактории в Трапезунде: покинувший его в 1398 г. байло Якопо Гуссони оставил для охраны венецианского замка всего 7 венецианцев; с 1396 по 1407 г. шли долгие переговоры между венецианским Сенатом и его представителями в Трапезунде, с одной стороны, и императором — с другой, о постройке обещанной еще в 1367 г. части стены вокруг венецианского замка. Сделанные было Мануилом III ассигнования из поступлений в палату коммеркиев были истребованы обратно с отъездом Гуссони, и его преемник Андреа Фосколо тщетно добивался возвращения строительных материалов. Трения по поводу взимания коммеркиев приняли характер личных ссор коммеркиариев и байло; последний подвергался оскорблениям со стороны чиновников трапезундского налогового ведомства. Направив в 1407 г в Трапезунд нового байло, Микеле Сориано, Сенат просил императора принять все необходимые меры для устранения конфликтов и исполнить обещания о постройке стены[2110]. В 1414 г. ограблению в Трапезунде подвергся венецианский купец Пьетро Моранте. Ущерб не был возмещен до 1420 г., когда императору было сделано соответствующее представление Сената. Поручение добиваться компенсации было дано Томмазо Дуодо, патрону галеи Романии, следовавшей в Трапезунд[2111]. Из-за нестабильности политического положения и торговли венецианские граждане-армяне из Трапезунда, Сиваса и других районов Малой Азии в 1414 г. покинули их, добились от Сената разрешения поселиться на Крите или Негропонте[2112]. Столкновение между Генуей и Трапезундской империей в 1415–1418 гг. почти полностью прервало систематические торговые связи Республики св. Марка с Понтом[2113]. В 1417 г. байло Маттео Квирини был отозван из Трапезунда, не дождавшись вопреки обычаю своего преемника — Андреа Капелло[2114], который не смог попасть в 1417 г. в Трапезунд, потому что галеи Романии туда не пошли, и был вынужден остаться в Константинополе[2115]. Венеция, очевидно, поддержала трапезундского императора в начале его конфликта с генуэзцами, ибо генуэзский дож потребовал от Светлейшей республики разъяснений по поводу того, что супракомит Гольфа с галеей, плававшей в Трапезунд в 1415 г., «оказал прямую помощь господину императору Трапезунда» против генуэзцев[2116]. Видимо, ободренный такой поддержкой, Алексей IV направил специальное посольство в Венецию, прося добавочной помощи и предлагая заключить против Генуи военный союз[2117]. Заверив императора в дружеских чувствах, Сенат воздержался от этого шага, указав на мирный характер своих отношений с Генуей в данное время, и заявил о благожелательном нейтралитете[2118].

Последний подъем торговой жизни венецианской фактории в Трапезунде начался в 20-е гг. XV в. Это был период нового расцвета всей венецианской коммерции, напоминавшей подъем накануне «черной смерти», в 1320–1346 гг.[2119] Республика св. Марка укрепилась на терраферме, добилась присоединения Далмации (1409–1420), Коринфа (1422), устранила опасного противника в лице Милана, который переживал кризис после смерти Джангалеаццо Висконти, более прочно утвердилась на рынках Египта и Сирии[2120]. О росте венецианского процветания и успехах кораблестроения говорит предсмертная речь — политическое завещание дожа Томмазо Мочениго, определившего (возможно, с некоторым преувеличением) общий доход Венеции в 1423 г. в 774 тыс. дукатов, из которых 376 тыс. (или 48,6 %) поступали от заморских владений и морской торговли. В ежегодной навигации участвовало тогда 45 галей с экипажем 11 тыс. моряков[2121]. Именно в этот период Венеция с максимальной выгодой воспользовалась ослаблением Генуи.

Первым проявлением оживления торговли с Трапезундом была регулярность с 20-х гг. организованной государством навигации[2122]. Вплоть до 60-х гг. XV в. стабильными оставались и размеры коммеркиев, вотированных хрисовулами 1376 и 1396 гг. Для определения их реальных величин во второй половине 30-х гг., в частности, использовались данные книги счетов Джакомо Бадоэра. Коммеркии находились в соответствии с установлениями хрисовулов 1376 и 1396 гг.[2123] Политические отношения Венеции с Трапезундской империей укрепились в первой половине XV в. и развивались стабильно, без значительных столкновений[2124]. В позднейших источниках (изданных Б. Рамузио записках о посольстве в Персию Катерино Дзено) содержится сообщение о браке Валенцы, одной из дочерей Иоанна IV, или, скорее, Алексея IV, и герцога архипелага венецианского патриция Николо Криспо. Однако современные источники ничего не сообщают об этом событии и его вероятность была поставлена под сомнение М. Куршанскисом[2125]. Связи Трапезундской империи с венецианскими правителями Архипелага нам также неизвестны.

Во время переворота 1429 г., когда был свергнут трапезундский император Алексей IV и престол захватил его сын Иоанн IV, Венеция заняла нейтральную позицию, отказавшись от помощи тому или иному сопернику[2126]. Конфликтная ситуация назрела лишь к 1444 г. Возвратившись из Трапезунда, венецианский байло Николо Марчелло (1442–1444) представил Сенату письменный доклад о нарушениях прав и привилегий венецианцев в Трапезунде. Они выражались в незаконном изъятии у венецианских купцов уже купленных товаров, в попытках ввести налог (manzaria) на ценные металлы, монету, что противоречило всем предшествовавшим соглашениям, а также в произвольном повышении Иоанном IV «силой» (per forza) некоторых видов коммеркиев[2127]. Уже в мае 1445 г. Сенат направил в Трапезунд патрона торговой галеи Романии в качестве посла республики[2128]. Он (получив текст доклада Марчелло) должен был после консультаций с купцами в Трапезунде и с байло Лукой Бокассио отправиться к императору и, известив его обо всех злоупотреблениях, просить их устранения, выразив уверенность республики в добрых намерениях василевса. В случае отказа он был обязан лишь представить в Венецию донесение об этом, не предпринимая никаких враждебных акций, но сделав заявление, что при существующих добрых отношениях такой шаг является неожиданностью для республики[2129]. В поручении послу отмечалась также необходимость добиваться, чтобы венецианцы имели в Трапезунде собственных торговых чиновников-сансеров, а байло — более легкий доступ к императору. Указывалось, что император не имел права применять силу по отношению к кому-либо из венецианцев, но ему следовало прибегать к посредничеству байло. По всей вероятности, здесь имелось в виду изъятие у венецианцев уже купленных ими товаров, на которые претендовал кто-то из знатных трапезундцев, скорее всего, и сам василевс. Упоминался также не соблюдавшийся обычай беспошлинной торговли бедных моряков, прибывших на галеях в Трапезунд, и необходимость традиционного дара императора вступавшему в свою должность байло[2130]. Надо полагать, что конфликт был разрешен мирным путем, как и предполагалось в цитированном выше документе, или заморожен. Постановления Сената и других ассамблей более не касаются возникших неурегулированностей.

Полностью восстановившаяся и окрепшая торговля с Трапезундом была настолько выгодна для Венеции, что ее галеи посещали Трапезунд даже в период нарастания турецкой угрозы, перед падением Константинополя[2131]. Опорным пунктом венецианской торговли в регионе постепенно стал и Синоп. Сюда в 1443 г. республика направляла своего посла[2132] и, возможно, имела там небольшую факторию в XV в.[2133] Байло Трапезунда — Паоло Фосколо получил разрешение возвратиться в Венецию, не дождавшись преемника, лишь после захвата византийской столицы в 1453 г.[2134] Только тогда регулярная ежегодная навигация в Трапезунд прекратилась. Однако торговые операции венецианцев в Трапезунде в заметных масштабах продолжались и после 1453 г. Например, судьи по петициям в Венеции в августе 1456 г. разбирали спор своих граждан по расчетам от продажи сукна в Трапезунде. Сумма ущерба одного из них оценивалась минимум в 100 дукатов[2135]. В 1457 г. была предпринята попытка отправить 1 галею в Тану и Трапезунд[2136], а в 1460 г. в такое плавание собирались послать 2 галеи. Однако большинством голосов проект был отвергнут, и в 1460 г. Сенат постановил отложить аукцион галей[2137]. Закат империи Великих Комнинов был одновременно закатом итальянской торговли на Понте, агонизировавшей, впрочем, до 30-х гг. и даже до конца XVI в.[2138] Венецианцы оставались в Трапезунде и после 1461 г. Об этом свидетельствуют османские дефтеры конца XV–XVI в.[2139], а также и венецианские источники[2140]. Впрочем, венецианцев, постоянно проживавших в Трапезунде, было очень мало. Посетивший город флорентиец Бенедетто Деи все еще называл его gran città, но упомянул также и о том, что султан, разгневавшись на венецианцев, заковал их в кандалы и отправил в Адрианополь[2141]. Там некий венецианец, именуемый Деи Zanzon, был казнен в тюрьме вместе с неназванными по имени черноморскими правителями[2142]. Надо полагать, что хронист имел в виду казнь членов династии Великих Комнинов. Тогда это могло относиться либо к 1463 г., когда смерти был предан последний император Давид с сыновьями, либо позднее, когда султан вел войну с Узун-Хасаном, союзником венецианцев.

Для того чтобы четче выделить этапы и закономерности связей Трапезундской империи и Венеции, необходимо дополнительно прибегнуть к анализу динамики и экономических показателей системы жизнеобеспечения фактории — организуемой государством навигации галей «линии» в Черное море, а также плавания частных судов. Поскольку этот анализ был уже проведен нами в специальных исследованиях[2143], ограничимся лишь суммарными общими выводами о динамике экономических отношений, полученными как на основании анализа навигации, так и самой торговли[2144].

В первый период после образования фактории и начала регулярной посылки конвоев галей «линии» (1320–1340) торговые связи Венеции с Трапезундской империей отличалась устойчивостью и регулярностью. В 1322–1326 гг. галеи снаряжались непосредственно государством (за исключением 1325 г.) и в 1322–1330 гг. отправлялись прямо в Трапезунд. Число их весьма велико: 6–10. Это говорит о значительном торговом обороте и интенсивности связей (следствие хорошего состояния караванных путей в Тебриз и Персию). Навигация прерывалась лишь в 1327–1328 гг. из-за враждебных действий генуэзцев. В связи с открытием навигации в Тану (с 1332 г.) маршрут галей в 1332–1333 гг. удлинился до Таны, а затем, с 1334 г., караван судов разделялся на две группы в Константинополе: одна шла в Трапезунд, другая — в Азовское море. Величина инканти довольно стабильна, хотя и не очень высока, и колебалась от 50 до 120 лир гроссов. Отчасти это объясняется большим числом галей в черноморской навигации.

Стабильность связей резко нарушилась после распада державы Ильханов и особенно с началом гражданской войны в Трапезунде, сопровождавшейся набегами туркменов. Число «аукционных» галей Романии, шедших в Трапезунд, сократилось до 2 (1342–1346), а в 1341 г., в разгар гражданской войны, галеи посылались полностью за счет коммуны. С 1347 до 1364 г. навигация отсутствовала. Попытки ее возобновления в 1349, 1357–1358 гг. не увенчались успехом, да, вероятно, и не касались собственно Трапезунда. Перерыв в торговле отмечен и хрисовулом 1364 г. После получения венецианцами хрисовулов 1364 и 1367 гг. и до начала 70-х гг. XIV в. в результате мер Сената по регулированию мореплавания в Трапезунд торговля начала стабилизироваться. Галеи (обычно 4) посылались совместно сначала в Тану, затем — в Трапезунд. Помимо аукционных галей, в 1367–1372 гг. туда же направлялась 1 галея, снаряженная государством. В 1373 г. число «галей коммуны» возросло до двух при двух аукционных, а в 1374–1375 гг. в Трапезунд направлялась только 1 галея коммуны. С 1371 г. плавание в Трапезунд было отделено от навигации в Тану. Наблюдение за характером навигации показывает нарастание кризисной ситуации в торговле Венеции с Трапезундом. С 1376 по 1381 г. произошло сокращение числа судов в навигации, а прямое сообщение между Венецией и Трапезундом вновь прервалось. Но и после его восстановления неблагоприятная общая ситуация и застой в торговле с Персией приводили к тому, что в последней четверти XIV в. навигация была спорадической, а «паузы» между рейсами становились угрожающе большими. Не спасали и новые привилегии, полученные от трапезундских императоров: торговая активность шла резко на убыль, и патроны, даже на льготных условиях, не желали брать с аукциона галеи, которые Сенат настойчиво предлагал посылать в Трапезунд. С 1385 по 1395 г. навигация вновь прекратилась. Известная стабилизация 1396–1416 гг. также не отличалась устойчивостью и проходила на фоне продолжавшегося упадка венецианской фактории в Трапезунде. Ради поддержания ее экономической жизни Сенат существенно варьировал условия навигации в Трапезунд. В 1400–1402 гг. туда посылались не галеи, а кокки за счет коммуны. В 1403–1404 гг. 2 галеи отправили в совместное плавание в Тану и Трапезунд, в 1406 г. навигация в Трапезунд не состоялась вовсе, в 1409, 1412–1413, 1416 гг. патроны отказывались брать с аукциона галеи, так как не рассчитывали получить достаточные прибыли. Сенату приходилось либо отправлять галеи в Трапезунд за свой счет (в 1409, 1413 и 1414 гг.), либо проводить раздельный аукцион для галей Таны и Трапезунда, либо отказываться от навигации (в 1412 и 1417 гг.). Попытка возвращения в 1415 г. к практике сдачи всех галей Романии с общего аукциона, чтобы затем по жребию определить, какой из патронов поведет свой корабль в Трапезунд, дала низкие показатели для всех галей. Укрепление государства Тимуридов и налаживание торговли и торговых путей в Восточной Анатолии и Персии создавали новые предпосылки подъема навигации. Первые симптомы преодоления кризиса появились в 1418 г.: купцы сами просили правительство вместо планируемой отправки снаряженной государством галеи назначить ее аукцион.

Новый, самый стабильный период в навигации наступил в 1419–1452 гг. Некоторые спады происходили лишь в 1425–1428 гг. (война Венеции с османами), в 1430–1432 гг. (падение Фессалоники, а также борьба с генуэзцами в бассейне Черного морями), в 1445 г. (последствия разгрома объединенных сил крестоносцев при Варне). Все эти спады связаны с общей обстановкой в Восточном Средиземноморье, а не конкретно с условиями трапезундского рынка. Однако стабилизировавшаяся торговля, вероятно, не достигла того уровня, который был в первой половине XIV в. Об этом, в частности, говорит сокращение числа галей, плававших в Черное море, с 8–10 (30-е гг. XIV в.) до 2–3, одна из которых шла в Трапезунд (вторая четверть XV в.). Увеличение грузоподъемности галей в это время примерно со 150 до 200 Т. не компенсировало общих потерь в объеме перевозок. Уже в течение XIV в. происходит существенное перераспределение галей, осуществлявших навигацию по разным маршрутам. Если в 1332–1340 гг. 47 % всех галей отправлялось в Романию — Черное море (остальные — на Кипр, в Александрию, Бейрут, Сирию и Фландрию), в годы кризиса, в 1355–1377 гг. эта пропорция сократилась до 22 %, в 1382–1402 гг. составила 13 %, в 1402–1430 — лишь 11 %. Лишь в 1431–1453 гг. происходит новый подъем до 20 %, усиленный еще переоснащением галей и увеличением их грузоподъемности[2145]. Эти показатели ясно свидетельствуют о смене ориентиров в венецианской торговле, которые не могли не затронуть и Трапезунд.

Серьезным препятствием в развитии навигации для венецианцев было противоборство с Генуей, а с 30-х гг. XV в. — турецкая экспансия. При этом особые меры для защиты от османов на море принимались Сенатом с 40-х гг. XV в.: специальная охрана конвоев осуществлялась преимущественно в бассейне Средиземного моря, не распространяясь на Черное, где османы не имели значительного флота.

Итак, абстрагируясь от деталей, можно выделить два периода интенсивных морских связей и высокого уровня торговли между Венецией и Трапезундом: 1322–1340 и 1419–1452 гг.; три периода отсутствия регулярной навигации: 1347–1363, 1377–1381 и 1385–1395 гг. и периоды временной стабилизации, часто имевшей тенденцию сменяться упадком: 1341–1346, 1364–1376, 1382–1384, 1396–1416 гг. В целом вторая половина XIV в. была неблагоприятна для развития регулярных экономических связей Трапезунда с Венецией.

Нельзя не отметить, что в широкой экономической деятельности венецианцев на берегах Южного Черноморья вместе с итальянцами активно участвовали греки, армяне, славяне, тюрки, картвелы, евреи и другие этносы[2146]. Напротив, несмотря на активные связи трапезундских греков с венецианцами на Понте, присутствие трапезундцев в Венеции весьма ограниченно. Исследовательница восточных меньшинств в Венеции в ХІІІ–ХV вв. Б. Имхауз обнаружила лишь пятерых выходцев из Трапезунда среди жителей Венеции, причем все они фигурируют в источниках с 1372 по 1461 г., то есть их появление не связано с эмиграцией в результате османского завоевания[2147]. Возможно, это показатель их роли как младших партнеров венецианцев, чья социальная мобильность не выходила далеко за пределы Романии.

Венецианское землячество в Трапезунде обретает оформленное и санкционированное государством административное устройство с того момента, как оно получает собственную территорию и закрепленные договорами с императором права и привилегии[2148]. Первым таким договором был уже упомянутый хрисовул 1319 г. Это вовсе не означает, что и ранее венецианцы не могли иметь на территории империи недвижимость и даже избирать те или иные магистратуры. Это подразумевает прежде всего признание экстерриториальности данной фактории как принадлежности венецианской сеньории и распространение на нее административно-юридической системы и защиты Республики. От аренды и покупки отдельных домов, торговых помещений был сделан шаг к созданию фондако (fonticum, от арабского — фундук), признанного места торговли, с лавками, складами, стойлом для вьючных животных, конторами писцов, менял, весовщиков, мытарей, пристанью, а также жилищами тех венецианцев, которые оседали в фактории на длительный срок, постоялыми домами, банями, печами, тавернами. На территории фондако размещались и персидские купцы, прибывавшие с караванами в Трапезунд и нередко занимавшие место уезжавших в Тебриз венецианских купцов[2149]. Постепенно складывался торгово-административный центр — лоджия, резиденция байло и магистратур, включая судебные и полицейские, воинских отрядов. Там же заключались и крупные торговые сделки. Первоначально, однако, на строительство домов для байло и его двух советников ассигновывались специальные средства[2150]. В целом же на строительство лоджии и домов в караван-сарае вводился особый налог с купцов. Впоследствии эти дома сдавались в аренду[2151]. Собственная церковь была не только храмом фактории, но и местом собраний и шире — олицетворением республики[2152]. Разрешение венецианцам иметь собственный храм фактории и свой клир было дано хрисовулом 1319 г. и повторялось всеми последующими актами[2153]. Венецианское поселение в Трапезунде имело разные формы. Первоначально, с 1319 по 1364 и с 1364 по 1367 г., это был караван-сарай, обнесенный рвами и, возможно, палисадом, но лишенный серьезных фортификационных сооружений. Для его защиты из Венеции посылали арбалеты, стрелы и болты, копья, иное вооружение[2154]. Этот караван-сарай дважды подвергался разрушению в 1341 и 1348/49 г. и пустовал в годы кризиса 1347–1363 гг. В 1364 г. была сделана попытка создать его на новой территории, близ монастыря Св. Феодора Гавры, но и она закончилась неудачей. Наконец, с 1367 г. венецианская фактория располагалась на мысе Св. Креста и вокруг него, и на этот раз возводился уже замок, а не просто торговый квартал. Примечательно, что и слово «караван-сарай» уходит из источников, заменяясь термином castrum. Замок стал резиденцией фактории, где были сосредоточены общественные здания, лоджия, дома венецианцев, их склады и лавки, аптеки[2155] и даже собственная тюрьма[2156]. Правда, строительство замка шло крайне медленно: денег на это у венецианцев не хватало, а император не торопился с исполнением своих обещаний построить часть стены[2157]. И все же Клавихо, посетивший Трапезунд в 1404 г., писал, что венецианский и генуэзский замки, окруженные хорошими стенами и крепкими башнями и построенные с согласия императора, высились на морском берегу[2158]. Дом байло в Трапезунде, как кажется, был особой резиденцией, не включенной в строения лоджии, и на его ремонт, перестройку или даже наем второго здания ассигновывались особые средства. Дом байло не принадлежал ему в виде собственности, но предоставлялся ему, а также и двум его советникам, в виде безвозмездной аренды[2159]. Постепенно, с 20-х гг. XV в., жилище байло устраивается в самом замке[2160].

Таким образом, мы различаем термины, определяющие характер и тип поселения, его фортификацию (караван-сарай, торговый квартал, замок), его торгово-экономические функции (фондако, фактория[2161]), его административно-юридический статус (баюльство, консулат, протекторат или прямое владение — regnum[2162] или подестат). Наконец, термином regimen обозначали как само поселение под венецианским контролем, независимо от его типа, так и исполнительные органы власти (например, байло или консул вместе с советниками).

Венецианская система управления владениями и заморскими поселениями отличалась однородностью и централизованностью. Ее модель для разных территорий была сходной и подражала метрополии. Повсюду создавались коллективные органы для принятия решений. Высшие магистраты избирались на ограниченный срок, определяемый решениями Сената[2163]. Строгая субординация, к которой стремилась республика, была, однако, затруднена территориальной разбросанностью факторий и отдаленностью многих из них от Венеции, что само по себе расширяло права и обязанности магистратов в часто менявшейся ситуации с многочисленными угрозами самому существованию тех или иных поселений, острой конкуренцией с торговыми соперниками, прежде всего — генуэзцами, нелегкими и разными по специфике отношениями с местными властями и населением. В сложных ситуациях Венеция полагалась на опыт и знания избираемых ею магистратов, действовавших в тесном взаимодействии с венецианскими советами и командирами регулярно направляемых на Восток конвоев торговых судов. Способом контроля была строгая отчетность и юридическая ответственность чиновников республики перед ее ассамблеями.

Главой исполнительной власти венецианского поселения в Трапезунде был байло. Термин происходит от средневекового латинского baillivius, balius и означал местоблюстителя государя или администратора определенной области, наделенного особыми полномочиями. Задолго до падения Константинополя, в 1204 г. титул употреблялся в Византии, получил распространение и в Западной Европе, включая и Францию и Венецию[2164]. В венецианской Романии так называли главу подвластной территории (например, Негропонта или Корфу) или наиболее важной по значению фактории. В пределах Причерноморья и Верхней Романии этот титул был только у высших магистратов республики в Константинополе и Трапезунде. Главы других факторий (Таны, Солдайи, Синопа) назывались консулами[2165]. Более высокий ранг байло не подразумевал, однако, суверенных прав Венеции на управляемую им территорию. Власть байло Константинополя, хотя он и именовался baiulus Constantinopolis ас totius imperii Romanie, не распространялась на Трапезунд, как, впрочем, и на другие фактории вне собственно владений Византии, хотя географическое положение Константинополя делало его естественным посредником при осуществлении связей с Трапезундом и с Таной, а финансовые возможности могли иногда использоваться для поддержания этих факторий. Там же, в византийской столице, байло Трапезунда могли останавливаться (а иногда и «застревать», когда не было надежного морского сообщения с Понтом галей «линии») по пути к месту назначения. Империя Романии понималась все же в прямом и узком смысле. Более того, в документах, определявших статус венецианского байло в Трапезунде, прямо говорилось, что он избирается по венецианскому праву[2166], правит на тех же основаниях и с теми же правами, что и другие байло Романии[2167] и обладает такими же полномочиями, что и байло в Константинополе[2168]. Таким образом, он был подчинен непосредственно сеньории, но никакому другому магистрату Романии[2169].

Избрание венецианского байло в Трапезунде производилось в Венеции по венецианскому праву Большим Советом республики четырьмя турами голосования[2170]. Претендующий на избрание должен был указать имя отца или дать другие сведения, на основании которых он четко идентифицировался[2171]. Изредка, в кризисных ситуациях, особенно когда байло должен был исполнять срочные дипломатические поручения, выборы производил Сенат двумя турами голосования[2172]. В единичных случаях для подготовки избрания наиболее подходящего кандидата и составления ему поручения Сенат поручал дожу, его советникам и главам Кварантии избирать комиссию из 3 «мудрых» для представления письменных рекомендаций[2173]. Как и другие кандидаты на пост главы фактории, он должен был быть нобилем, членом Большого Совета, старше 25 лет, иметь административный опыт и получить большинство голосов, но не менее половины от состава голосовавших[2174]. В течение дня или на следующие день-два после избрания кандидат должен был подтвердить свое согласие или отказ от должности и в случае назначения представиться и явиться в Сенат для получения инструкций[2175]. После принесения присяги действовать во имя блага и чести Венецианской коммуны он, как и другие оффициалы республики, получал от Сената подробную инструкцию (commisio), составленную на основе сложившейся практики и специфических задач, которые обсуждались, утверждались и в обобщенном виде формулировались и записывались в постановлениях Сената. Обычно он отправлялся к месту назначения на галеях Романии[2176]. Если же они не следовали в Трапезунд, то байло должны были доставить до ближайшего к нему удобного порта, откуда он должен был проследовать на иных доступных ему кораблях или по суше[2177]. Байло избирался, как правило, на 2 года с возможным небольшим продлением этого срока — до прибытия из Венеции его преемника[2178]. Если преемника не избирали или срок его вояжа откладывался надолго, байло разрешалось отбыть домой, передав полномочия выбранному на месте Советом Двенадцати или назначенным самим байло вице-байло[2179]. В случае отсутствия байло выборы замещающего его лица иногда поручали капитану галей Романии и собираемого им совета в Трапезунде или даже Тане[2180]. С другой стороны, в том случае, если конвой галей разделялся и часть его направлялась в Трапезунд без капитана, обязанности капитана галей, командира эскадры, обычно возлагали на отправлявшегося в Трапезунд или возвращавшегося оттуда байло, что предполагало наличие у него известного мореходного опыта[2181]. В том случае, если капитану галей разрешалось остаться для торговых дел в Трапезунде, именно байло поручалось назначить его преемника[2182]. Байло мог продлевать при необходимости и сроки стоянки конвоя в Трапезунде[2183]. С другой стороны, совет супракомитов галей при возможности начала боевых действий или эвакуации фактории признавался для байло необходимым[2184].

В официальном титуле байло, помимо необязательных и вариативно используемых эпитетов типа egregius, potens, honorabilis, nobilis, sapiens[2185], непременно отмечалось, что он действует по повелению или от лица Венецианской державы или ее дожа и нередко делается прямое указание на то, что в его компетенцию входит вся территория Трапезундской империи[2186]. В обращении иностранных правителей, например хана Тебриза, он именуется главой венецианцев в Трапезунде[2187].

Теоретически каждый венецианский байло считался полномочным представителем республики и мог исполнять необходимые дипломатические функции. Как писалось в одном из постановлений Сената, он был «Іа persona et essencia de la nostra Signoria»[2188], a любое неуважение к нему рассматривалось как бесчестие для всей коммуны[2189]. Байло отправлялся к месту назначения и в трудные времена, «дабы купцы… ощущали присутствие нашего правителя» (ita quod mercatores… senciant nostrum rectorem)[2190]. Гуманисты, как Джованни Бембо, определяли байло «orator, baiulus et rector», подчеркивая тем самым и административные, и переговорные полномочия[2191]. Нередко на байло возлагались специальные посольские полномочия, с именованием его послом и байло, когда предстояло заключать новые соглашения, поздравлять императора с восшествием на престол или вести особые (в том числе тайные) переговоры[2192]. Байло не был подданным императора. Однако он должен был оказывать ему всяческое уважение, «ut amat et diligit imperium meum», — читаем в первом же известном хрисовуле 1319 г.[2193] Байло отвечал за правильность уплаты венецианцами коммеркиев императору и должен был наказывать виновных в нарушениях или уклонении от уплаты[2194]. Венецианцы требовали, чтобы байло имел свободный доступ к императору[2195], а дурное обращение с высшим магистратом фактории могло рассматриваться как повод для серьезного конфликта[2196]. Байло поручалось охранять имущество и привилегии венецианцев, вотированные хрисовулами, заявлять протест по поводу повышения коммеркиев или иных злоупотреблений[2197]. Байло приходилось неоднократно вступаться за интересы купцов, в том числе учитывая ущерб, нанесенный им по дороге в Тебриз[2198], или получая прокуры на взыскания у генуэзцев[2199] или иных чужеземцев, заботясь об уплате долгов трапезундскими василевсами купцам Республики св. Марка[2200]. Байло поручалось объявлять о вводимых республикой мерах регламентации торговли[2201], о запретах на торговлю с Персией[2202], на перевозку венецианских товаров иностранными судами[2203] и следить за их исполнением.

Байло поручалась забота о безопасности фактории. Он командовал небольшим гарнизоном воинов — социев и комплектовал его[2204]. При угрозе нападения он должен был собрать всех венецианцев в караван-сарае или, позднее, в замке, а в случае необходимости даже предусматривал меры по эвакуации всей фактории. Он же представлял Сенату предложения по укреплению поселения[2205].

Проводя политику республики и заботясь об охране фактории, байло вступал в постоянные отношения не только с высшими чинами, но и с греческим и иным населением империи. Именно он предоставлял права натурализации местным жителям[2206], давал приданое находящимся под его опекой (возможно, бывшим служанкам) молодым гречанкам[2207].

Венецианский байло был высшим судебным магистратом фактории. Правовой иммунитет венецианской фактории был изначально предоставлен императорскими хрисовулами, и венецианцы были неподсудны трапезундскому василевсу, который в случае исков к ним должен был обращаться к суду байло[2208]. Процесс по гражданским и уголовным делам байло вел, опираясь на советников-нобилей, но при их отсутствии или при рассмотрении исков, касавшихся небольших сумм, мог это делать и единолично[2209]. Он имел право принимать и расследовать петиции[2210], производить секвестр имущества купцов[2211], налагать штрафы, определять правомочность претензий и исков иноземцев (включая генуэзских и персидских купцов) к венецианским гражданам и при необходимости возмещать им нанесенный венецианцами ущерб или задолженность по невыплаченным кредитам[2212]. Он вершил суд над венецианцами и в том случае, если император обвинял кого-либо из них в нарушении уплаты коммеркиев или иных проступках. С другой стороны, байло должен был обращаться к защите императора при исках венецианцев по отношению к иным проживавшим в Трапезунде лицам, в том числе — «латинянам»[2213].

Байло собирал небольшие местные налоги: на содержание фактории и ее укреплений, на покрытие посольских расходов в Персию для обеспечения караванной торговли. Первоначально полупроцентный налог со стоимости товаров на караван-сарай, на оклад байло и на посольство в Тебриз не разделялся и взимался со всех прибывающих в Трапезунд купцов. В 1367 г. он был повышен до 1 % и расходовался также на строительство укреплений. К нему добавлялись и другие небольшие сборы[2214]. В том случае, если купцы уклонялись от уплаты налогов, байло должен был записать их имена и отправить эти сведения в Венецию, где с виновных взималась вся сумма задолженности и 25-процентный штраф[2215]. Равным образом байло взимал и недостающие суммы фрахта с галей линии, обладая правом налагать штрафы и вчинять иски против нарушителей[2216], сборы за аренду принадлежащих коммуне домов и складов[2217]. Нередко налагаемые байло штрафы оспаривались затем в судах Венеции, как, например, это произошло 20 июня 1408 г., когда приговор байло Бернабо Лоредана, вынесенный в Трапезунде 15 ноября 1406 г., был отменен адвокаторами коммуны из-за того, что байло не учел постановления Сената 1375 и 1385 гг., разрешавшие не взимать налогов, уплачиваемых иностранцами, с неграждан республики, которые имели в Венеции постоянное жительство и занимались там предпринимательством[2218]. Часть собираемых байло средств переводилась в Венецию по камбию[2219], частью он имел право распоряжаться, предоставляя затем, как и все другие высшие магистраты, отчет в Венецию.

В ряде случаев коммуна авансировала долю расходов байло, особенно при заключении новых договоров с императором или возобновлении деятельности фактории. Так, например, в 1396 г. из средств коммуны было выделено 120 дукатов на подарок василевсу и 200 — на починку дома и изготовление нового хрисовула в пользу венецианцев[2220] (видимо, этот расход император пожелал произвести за счет Венеции из-за плохого состояния своих финансов, хотя ранее хрисовулы, императорские жалованные грамоты, по всей видимости, оформлялись за счет фиска Великих Комнинов). По возвращении в Венецию байло был обязан предоставить счет на произведенные расходы.

На байло возлагалась обязанность руководить строительными работами в Трапезунде, включая дома, укрепления и общественные здания. Как уже отмечалось, на обустройство жилищ и лоджии в 1320 г. были даны средства коммуны, в 1345 г. на это разрешалось истратить часть рыночных доходов, в 1367 г. байло-посол должен был участвовать в получении нового участка для фактории (обсудив вопрос о выборе наилучшей территории на заседании Большого совета в Трапезунде)[2221] и в следующем году получил из Венеции 300 соммов на фортификационные работы[2222]. В 1396 г., когда фактория восстанавливалась после упадка, байло вновь получил 200 дукатов из Венеции на строительство дома внутри замка[2223]. Ассигнования на починку крепостных стен, башен и жилища делались и в последующие годы[2224], хотя, очевидно, этих денег не хватало на поддержание фортификаций.

Получение и хранение вооружения, время от времени присылаемого для обороны фактории, также находилось в введении байло[2225].

Байло назначалось специальное жалование, которое до 1434 г. не подлежало налогообложению и платилось, как правило, половина — в Венеции, половина — на месте службы[2226]. Насколько точно это выполнялось в Трапезунде, судить по дошедшим до нас источникам трудно. Во всяком случае, часть жалованья авансировалась в Венеции перед отплытием, как это практиковалось и в случае с байло в Константинополе, а часть выплачивалась на месте из взимавшихся в Трапезунде венецианских налогов[2227]. Суммы, авансированные для байло Константинополя, Трапезунда, консула Таны и некоторых других оффиций, первоначально входили в выплату 6000 лир, ежемесячно выделяемую дожу и его советникам[2228]. Затем, при недостатке средств у сеньории и местных сборов, выплаты байло поручалось производить иным оффициям из их поступлений, например, палате продовольствия (camera frumenti) в 1365 г.[2229], Совету Десяти и байло Константинополя в 1417 г.[2230], экстраординариям из сумм таможенных сборов с галей в 1428 г.[2231], officium tabule, с уплатой по 70–100 дукатов в месяц, до суммы 500 дукатов в 1431–1436 гг.[2232], regimen Негропонта в 1438–1450 гг.[2233] или при невозможности байло в Константинополе в 1440–1450 гг.[2234] Уплаты, произведенные заморскими оффициалами, погашались через камбий. В случае, если байло из-за военных действий или иных обстоятельств не мог прибыть в Трапезунд, но задерживался или умирал в пути, ему или его наследникам выплачивали половину оклада. Так, например, в 1418 г. Андреа Капелло не смог выехать из Константинополя из-за «novitiates», очевидно, конфликта Великих Комнинов с генуэзцами, и остался без средств. Сенат повелел выплатить ему половину оклада в византийской столице и предоставить выбор: либо отправиться в Трапезунд и получить там оставшуюся часть, либо вернуться в Венецию без оной[2235]. Капелло отправился к месту назначения, но недополучил все же из своего оклада 33 лиры и 10 сольди (335 дукатов). В 1422/23 г. он стал байло на Кипре, и по его просьбе остаток суммы был выплачен из средств венецианской фактории на Кипре[2236]. Избранные байло не могли прибыть к месту назначения и в иных случаях: в 1399 г. из-за осады Константинополя османами[2237], в 1406 г. — из-за того, что «галеи линии» не плыли в Трапезунд и байло, Микеле Суриан, «застрял» в византийской столице[2238], в 1420 и 1441 гг. из-за задержки или перевыборов байло в самой Венеции[2239].

14 марта 1434 г. ввиду больших расходов государства Большой Совет ввел значительные налоги с окладов оффициалов. Байло Константинополя и Трапезунда и консул Таны должны были уплачивать 10 % при окладе до 400 дукатов и 15 % — при более высоком (под это подпадал тогда и байло Трапезунда). При этом первая часть вносилась на месте службы в конце первого ее года, в вторая — в течение 8 дней по возвращении в Венецию[2240]. В ноябре того же года, однако, этот налог был увеличен соответственно до 30 и 40 %[2241], что значительно снижало для магистратов заинтересованность в получении должности, даже на фоне некоторого общего подъема торговой конъюнктуры.

В том случае, если байло поручалась миссия посла, условия его содержания и сам статус значительно менялись. Так, например, в 1367 г. послу, который в случае успешного выполнения миссии автоматически становился байло, предусматривался оклад 3000 дукатов за первые 3 месяца и по 500 дукатов за каждый из последующих до окончания посольских функций. Когда же он переходил на положение обычного байло сроком на 2 года, то его оклад должен был составлять 1000 дукатов в год. Байло-послу предписывалось иметь в штате пресвитера-нотария, оруженосца (соция), 8 слуг, переводчика, говорившего, читавшего и писавшего по-гречески, которого надлежало получить в Константинополе. Кроме того, ему разрешалось тратить на нужды посольства ежедневно по 3,5 дуката. Фрахт перевозки на галеях Романии всей familia и оклад переводчику брала на себя коммуна, остальные выплаты делал из своего содержания посол. После окончания посольских функций байло имел право иметь двух советников, которым выплачивался оклад по 1 сомму, и держать конюшню из 6 лошадей, как это делал и консул Таны. Статус и посла и консула был значительно повышен Сенатом, а предложение снизить ему оклад до 700 дукатов в год было отклонено большинством в Сенате[2242]. Венеция связывала с этим посольством надежды на значительное улучшение своего положения на Понте, что отчасти и оправдалось в 1367 и, особенно, в 1376 г.

Таким образом, в первоначальный период существования фактории в Трапезунде, с 1320-х гг. до кризиса 40-х гг. XIV в., типичный оклад байло составлял 400 дукатов в год, без обложения его налогами. После определенных колебаний и спонтанного повышения оклада до 600–1000 дукатов, связанного с исполнением байло посольских функций и необходимостью восстановления поселения в 1364–1374 гг., его оклад фиксируется на уровне 500 дукатов в год вплоть до падения империи, подвергаясь эрозии как за счет введенных в 1434 г. высоких налогов, так и за счет нерегулярности и нестабильности выплат, поручаемых (видимо, из-за недостаточности средств и сокращения самой фактории) разным оффициям. Некоторым послаблением были даваемые байло на право ведения торговли мандаты. Еще одной льготой для байло было право располагать жилищем на территории фактории без арендной платы[2243].

По окончании, обычно двухлетнего, мандата байло, как и все консулы, должны были представить письменный отчет высшим органам Венеции. Он рассматривался, в частности, судебной коллегией адвокатов коммуны, мог подвергнуться ревизии специально посланных коммуной синдиков. Капитаны галей Романии, особенно с начала XV в., получали право начинать расследование деятельности уходящего байло на месте, собирая жалобы и свидетельские показания pro et contra обвинений, которые они затем представляли адвокатам коммуны для судебного разбирательства[2244].

В своей повседневной деятельности и верша суд, байло опирался на авторитет двух советников, преимущественно нобилей, которые должны были при нем находиться и чье мнение было обязательным для принятия решений[2245]. Наличие советников-нобилей (nobiles in sua societate, архонтопулов) при байло вотировалось хрисовулами императоров[2246]. Их отсутствие допускалось лишь в исключительных случаях, и тогда байло становился единоличным администратором. Вместе с байло, советники взимали налоги[2247], регулировали размещение в караван-сарае персидских купцов и количество оправлявшихся в Тебриз венецианцев[2248]. За свою деятельность советники первоначально не получали особого оклада, но не могли отказываться от назначения (кроме особо оговоренных случаев, например тяжелой болезни) под угрозой высокого штрафа. В 1367–1374 гг. по решению Сената советникам назначалось жалованье ежемесячно по 1 сомму[2249] (для сравнения скажем, что это сравнительно небольшая сумма, обычно выплачиваемая генуэзским стипендиариям Каффы или других факторий). В 1374 г. и эта выплата была снята по соображениям экономии. Вместе с тем и срок пребывания советников в должности был сокращен до 6 месяцев[2250].

Выше упоминалась торжественная свита байло-посла. Тогда она была увеличена, по соображениям престижа, в сравнении с тем штатом, который обычно полагался байло и содержался частично за счет его оклада. В 1320 г. первый избираемый в Венеции байло имел право иметь в штате одного священника-нотария, 4–5 слуг или берейтеров, конюшню из 4 лошадей[2251]. Иногда количество слуг ограничивали даже тремя[2252]. В числе оффициалов фактории, как кажется, вне свиты байло (на их содержание взимался небольшой отдельный налог[2253]) состояли и жезлоносцы — бастонарии[2254]. Их непосредственные обязанности трудно улавливаются по источникам, в хрисовулах трапезундских императоров они упоминаются вслед за сержантами, оруженосцами и командирами небольших воинских отрядов[2255], и, кажется, они выполняли представительские и судебно-исполнительные функции. Бастонарии нанимались, и в 1399–1401 гг. их оклад составлял 6 соммов в год (сравнительно небольшую сумму)[2256]. Возможно, они были и гарольдами — глашатаями[2257], хотя для идентификации последних мы встречаемся в наших источниках с другими терминами, precones[2258], plazarii[2259]. При байло (видимо, в числе его слуг) состоял и кравчий — пинкерн, так и называемый (калька с греческого — pincerna) в венецианских источниках[2260].

В 1320 г, учитывая важность и конфликтность случаев налогообложения, в состав администрации фактории был введен избираемый в Венеции весовщик, ибо исчисление и ставок, и сумм налога зависело от веса товара[2261]. Венеция просила императора и в дальнейшем даровать венецианцам право иметь собственного весовщика для правильного сбора налогов[2262]. Поскольку торговля в Трапезунде осуществлялась между разноязыким и пестрым по составу населением, для осуществления сделок и их экспертной оценки требовались посредники-маклеры — ταλάλιοι, сансеры или misseti. Право венецианцев иметь собственных сансеров вотировалось хрисовулами, хотя своих чиновников имел и трапезундский фиск[2263].

При байло состояли также необходимые в иноязычной среде переводчики. При этом толмач с восточного, видимо, персидского, языка прибывал с караваном купцов из Тебриза и мог быть весьма полезен венецианцам как осведомитель[2264]. Переводчик с греческого — труциман, как и глашатай, должен был состоять в курии байло[2265], а также мог находиться и в составе специальных посольств[2266]. Оклад труциману, предусмотренный в 1401 г., был невелик: 10 соммов в годи выплачивался из суммы небольшого специального налога с купцов[2267].

Особую роль в деятельности фактории играл нотарий, канцлер баюлата. Он был не только официальным делопроизводителем и хранителем документации курии, но и составлял многочисленные публичные и судебные (по поручению байло или синдиков) и частные (по просьбе жителей) акты. В отличие от генуэзской практики (где в большой фактории было несколько нотариев, причем они являлись светскими лицами), венецианцы в Трапезунде и Тане предпочитали иметь нотария-канцлера (помимо временно приезжавших корабельных нотариев) и избирали его из числа клириков[2268]. Часто нотарий был капелланом байло, священником местного храма. Он должен был быть старше 25 лет[2269]. Таким образом, соединяя функции, рачительные венецианцы заботились и о благочестии, и о сокращении расходов. Нотарий включался в свиту байло, наряду с его слугами, и его кандидатура, видимо, выбиралась из числа коллегии нотариев Венеции самим байло[2270]. В составе посольств, особенно если посол по окончании миссии принимал на себя должность байло, также предусматривалось наличие нотария[2271]. Нами выявлено 7 имен венецианских нотариев, работавших в Трапезунде. От четырех из них дошли небольшие картулярии[2272], от двух сохранились единичные акты[2273], один известен только по имени[2274]. Поиск и идентификация венецианских нотариев черноморских факторий продолжается.

В своей деятельности (от которой, к сожалению, сохранилось мало документов) нотарии опирались на помощь писцов, обслуживавших также торговые операции (регистрация товаров, их опись и т. п.[2275]), записывавших судебные дела[2276].

Байло имел право расходовать небольшие суммы денег на праздники, заботясь о поддержании традиций, веры и обычаев венецианцев[2277].

Дипломатический этикет требовал, чтобы байло осуществлял традиционный обмен дарами. На эти цели обычно выделялись суммы от 100 до 200 дукатов[2278]. Для особых, неординарных даров нужно было решение Большого Совета, и оно принималось (например, в 1334 г. для отмены мессетерии) также по рекомендации как байло, так и советников[2279]. Чаще всего в виде даров отправляли колокола для храмов или башенные часы[2280]. В ответ император преподносил вступающему в должность байло уже считавшийся традиционным дар в виде коня, который Сенат включал в число лошадей конюшни байло, считал собственностью коммуны[2281].

Байло вели регистры своей деятельности[2282] и представляли на утверждение Сената финансовый отчет и бухгалтерские книги (entrata е uscita), в которые включались и суммы платежей за аренду домов и складов[2283]. В посланиях дожу и Сенату они информировали о положении дел и предлагали необходимые меры[2284]. После их прибытия или по получении писем Сенат нередко назначал комиссию из 5 мудрых для исследования дел и подготовки решений. В том случае, если бывший или вновь назначаемый байло присутствовали в Венеции, они приглашались на заседания и принимали участие в выработке решений[2285].

Превышение полномочий со стороны байло было редким и, как правило, осуждалось. Чаще всего это касалось несанкционированных даров или платежей, когда против байло мог быть вчинен иск[2286]. Но и сделанное в Сенате предложение, что байло вообще не имел права брать на себя обязательств со стороны государства без особого позволения, было отвергнуто[2287].

В случае временного отсутствия байло или когда постоянные связи с факторией прерывались и байло не избирался, главой поселения и представителем республики становился избираемый на месте и обладавший административным опытом венецианец, именовавшийся вице-байло. Как только позволяли обстоятельства и связи укреплялись, Сенат стремился перейти к процедуре регулярного избрания байло «pro honore nostro»[2288]. Вице-байло по правилам мог быть избранным на месте Советом Двенадцати фактории[2289], но в том случае, когда такой возможности не было, эту миссию Сенат возлагал на венецианских купцов в Трапезунде и капитана галей Романии[2290], Большой Совет Константинополя[2291], или на байло византийской столицы, его советников, Совет XII и капитана галей Романии[2292], или же на консула и посла Таны вместе с капитаном и венецианскими байло и послами в Константинополе[2293]. Когда фактория испытывала явный упадок в 1386, 1398, 1412 и 1454 гг., Сенат не стал избирать нового байло, а прежнему разрешал возвратиться в Венецию, оставив для охраны замка и фактории, а также в качестве вице-байло того венецианца-купца, которого он сочтет подходящим[2294]. Это было проявлением несомненного кризиса торговли и сокращения числа жителей фактории. Иногда байло мог назначить себе преемника в лице вице-байло и на ограниченный срок, до прибытия нового байло, когда «галей линии» не могли идти в Трапезунд в установленные сроки, а действующий байло должен был возвращаться, не дожидаясь их прибытия[2295]. Вице-байло избирался Большим Советом нобилей и в том случае, когда действующий байло не мог исполнять свои функции, например, для ведения суда против оскорбителя самого байло и в его лице венецианской синьории и представления дела на окончательное решение в Венеции суда адвокаторов коммуны. Полномочия такого вице-байло ограничивались сроком ведения расследования и процесса[2296].

Вице-байло осуществлял все те же полномочия, что и байло, возможно лишь с некоторыми ограничениями в степени самостоятельности и радикальности принимаемых в сложных политических ситуациях решениях. Так, например, в период острого военного конфликта с Трапезундской империей в 1376 г. не ему, а командующему военным флотом, капитану-генералу Моря поручалось принятие ответственных решений, в том числе — и отдача приказов самому вице-байло[2297]. Это, впрочем, не воспрепятствовало тому, что именно вице-байло Витторе Барбариго получил от императора коронные драгоценности в залог выполнения им договорных обязательств[2298]. Тот же Барбариго пять лет спустя и в том же качестве должен был согласовывать с венецианским послом в Константинополе условия возобновления регулярных вояжей галей в Трапезунд[2299]. И ему же пришлось, не имея при себе советников и достаточного числа купцов-венецианцев, принимать единоличное решение об экстраординарном платеже 11 соммов в качестве брачного дара сыну императора, что было затем предметом разбирательства[2300].

Оклад вице-байло, как правило, составлял половину суммы оклада байло, однако особенно в годы кризисов и упадка фактории мог опускаться и ниже. При этом подчас делалось различие: был ли вице-байло в Трапезунде патрицием, или нет. Патриций, выбранный из числа остающихся в Трапезунде купцов, всегда предпочитался. Но встречались ситуации, когда подходящего администратора из нобилей было трудно найти (ввиду их немногочисленности или упорного нежелания принять на себя эти функции). При невозможности собрать Совет XII замещение должности пополаном становилось неизбежным.

Вице-байло в периоды реконструкции фактории или ее нового обоснования разрешалось получить причитающийся ему оклад вместе с расходами на дипломатические дары и иные служебные расходы через камбий в Венеции от палаты продовольствия. В 1365 г. эта сумма составляла 87 соммов (примерно 522 дуката)[2302].

Штат вице-байло также состоял из меньшего, чем у байло числа лиц, обычно — до половины[2303]. Так, например, число слуг в его распоряжении, содержащихся в счет его оклада, ограничивалось двумя[2304] или даже одним[2305], если вице-байло был пополаром. Вице-байло разрешалось также нанимать одного бастонария, оклад которому выплачивался не из его жалованья, а из средств коммуны[2306].

Для решения важных дел и производства значительных расходов байло с советниками был обязан ежегодно собирать Большой Совет фактории[2307]. В его состав входили все венецианские нобили старше 20 лет, находившиеся в Трапезунде, включая и экипажи, и купцов галей, посещавших город транзитом[2308]. В компетенции Совета, помимо прочего, было выделение денег на дары императору, максимальная сумма которых оговаривалась Сенатом. Этому же Совету могли поручить принятие постановления о возможности отправки караванов венецианских купцов в Тебриз и о снятии запрета на торговлю с Персией[2309], выборы капитана эскадры галей, идущих из Константинополя в Трапезунд[2310]. Решения Совета принимались большинством голосов[2311]. Большой совет мог, при необходимости, избирать вице-байло и иных магистратов[2312].

Совет XII фактории избирался из числа присутствующих в Трапезунде нобилей (если там было достаточное их число, что встречалось не всегда, особенно в годы кризисов). В его компетенции, как отмечалось, было избрание при необходимости вице-байло, консультативные функции.

Таким образом, с одной стороны, существовавшая в Трапезунде венецианская фактория опиралась на весь административный опыт Республики св. Марка и воспроизводила в миниатюризованном виде модель метрополии, с другой — она учитывала местные традиции и специфику и предоставляла значительные права высшим оффициалам, ставя их вместе с тем под жесткий и неусыпный контроль правительства Венеции и ограничивая сроки пребывания в должности.