История Трапезундской империи

Глава 4. Административная структура, право и власть в Трапезундской империи

Императорская власть по своему облику, оформлению и социальному типу в Трапезундской империи не отличалась от той, что была в Византии. Фигура императора всегда имела сакральное значение. Как и в Византии при Палеологах, на Понте восторжествовал династический принцип наследования, жестко закрепленный за родом Великих Комнинов. В отличие от Византии, никакие другие семьи к престолу не допускались, а попытка вдовы императора Василия Ирины Палеологини удержать власть окончилась неудачей (1341).

В правление Алексея II появляется тенденция прибавлять к эпониму Великий Комнин еще и родовое имя Палеологов, если государи восходили по женской линии к византийским василевсам. Это закрепляется и как форма официального обращения к государям[1326]. Связанные с Трапезундом энкомиасты разовьют эту традицию, обозначив малозаметную, казалось бы, черту в трапезундской официальной идеологии — подчеркивание «двойного» благородства местной династии, восходившей к двум родам ромейских царей[1327]. На самом деле — даже к трем. Великие Комнины были породнены и с Кантакузинами, но их родовое имя не вошло в титулование трапезундских василевсов, возможно потому, что Кантакузины не создали преемственной династии в самой Византии.

Форма титула трапезундских императоров до 1282 г. была идентична именованию византийских василевсов. Она была изменена при Иоанне II, лишившись атрибута «император Ромеев», замененного на более пышное, но менее экуменически значимое «автократор всего Востока, ивиров и Ператии»[1328]. Это был исторический компромисс с Византией, позволивший легитимизировать новую греческую империю, не обладавшую Константинополем и не подчиненную ему. Борьба за признание императорского титула Великих Комнинов в Византийском мире, на Западе и Востоке заняла немало времени. Византия окончательно признала его во второй половине XIV в.[1329] На Западе это произошло намного раньше — не позднее 60-х гг. XIII в., как свидетельствуют акты канцелярии сицилийского короля Карла I Анжуйского, а затем было закреплено в 90-е гг. XIII в. авторитетом пап, став общепринятым титулованием[1330].

На мусульманском Востоке в XIII в. к трапезундскому императору чаще прилагался титул малик (царь) Рума или Джанита, а с XIV столетия — титул такфура, применявшийся, в частности, и к царям Киликийской Армении и в это время равнозначный титулу малик[1331]. В сельджукской исторической литературе, а также позднее в тюркском эпосе Деде Коркут трапезундские императоры также назывались такфурами Джанита, т. е. на них распространялась титулатура, применяемая к христианским государям, вполне суверенным, но не равновеликим султанам, падишахам или даже маликам[1332]. Произошедшая перемена, возможно, отражала официальное изменение титула трапезундских государей, однако и в 1450-х гг. в Хронике Абу Бакра Тихрани василевс Трапезунда именуется высшим из возможных в мусульманском мире титулом султана. По наблюдениям Р. М. Шукурова, статус государей Понта в глазах мусульман в XIV–XV вв. повышается[1333].

При многочисленных браках трапезундских принцесс с мусульманскими государями, вызванных политической необходимостью, Великие Комнины заботились о сохранении православия «деспин». Так, например, дочь Иоанна IV Феодора, выданная в 1458 г. замуж за хана Белобаранной орды, а затем шаха Персии Узун-Хасана, отправилась к жениху в Тебриз с большой свитой, в числе которой были и православные священники, ее духовник (капеллан, как его называли западные путешественники). Узун-Хасан поклялся Иоанну сохранить веру дочери и выполнил свою клятву. Ей была построена специальная часовня, в ней и в других христианских церквах регулярно шло богослужение, а упокоение благочестивая деспина нашла в своей резиденции в Амиде (Диярбакре) в храме Св. Георгия, где ее могилу видели и десятилетия спустя. Православную веру сохранили и дочери Феодоры и Узун-Хасана[1334]. В самой же Трапезундской империи благодаря этим бракам появился новый титул царевны — деспина-хатун[1335].

Элементов выборности василевса в Трапезундской империи, в отличие от Византии[1336], не было. В нередких династических переворотах, когда на престол неизменно возводились царевичи из рода Комнинов, большую роль играли архонты, армия, двор. Институт соправительства был распространен в Трапезундской империи, как и в Византии. Как правило, соправителями становились старшие сыновья правящего монарха. Соимператорами были: Иоанн II и Алексей II (1297 г.)[1337], Алексей III и Мануил III (с 1376 г.)[1338], Мануил III и Алексей IV[1339], Алексей IV и Иоанн IV (до 1426 г.)[1340], Алексей IV и Александр (Скантарий, 1426–1429)[1341], Иоанн IV и Давид (1431–1460)[1342]. В периоды отсутствия государя в столице назначались его местоблюстители. Они известны в основном по латинским источникам и названы по разному: praesidens pro ipso domino imperatore[1343], locum tenens[1344], regens ргоео[1345]. Кто именно должен был по праву осуществлять функции государя в моменты его отсутствия в столице, нам неизвестно. Видимо, это зависело от воли монарха. Им мог быть и соправитель, и высший оффициал. К примеру, известна особая роль императрицы Ирины, матери Алексея III, или протовестиария Георгия Амируци в царствование последнего василевса Давида.

При императоре был совет (βουλή), обсуждавший иногда вопросы текущей политики[1346], однако его состав и периодичность собраний нам неизвестны. В любом случае, они определялись волей государя-автократора. Императорский двор считался особым богохранимым учреждением и, как и в Византии, подчинялся строгому церемониалу[1347].

Культура и обычаи двора трапезундских императоров следовали византийским моделям, немного архаичным, ибо за образец брали не только современные традиции Палеологовского дворцового обихода и канцелярской практики, а там, где это было возможно, и традиции византийских Комнинов[1348].

Империя, несомненно, имела свои символы, к их числу относится флаг и начинавшая оформляться геральдическая атрибутика. Великие Комнины на трапезундских монетах XIII в. держат в правой руке лабарум. Затем, постепенно, с появлением образа императора-всадника, лабарум заменяется крестом. Заслуживает внимания, что единственная женщина — самодержавная императрица Феодора (1284) вместо лабарума (рассматриваемого как воинский символ) изображена с державой[1349]. В 1372 г. Алексей III требовал от венецианцев поднять флаг Великих Комнинов над их факторией[1350]. Флаги архонтов и боевые знамена как в виде штандарта увенчанного орлом или крестом, так и в виде горизонтального полотнища были известны и широко распространены в Византии[1351]. О трапезундском знамени мы знаем как из западных, так и из византийских источников. В трапезундской рукописи «Романа об Александре» флаг над городом красный, с золотыми горизонтальными полосами[1352]. В сочинении о заморских землях испанского францисканца середины XIV в. трапезундский флаг описывается как красный с золотым двуглавым орлом в центре[1353]. На портоланах трапезундский флаг имеет несколько вариаций. На картах Пьетро Весконте (ок. 1320) и Анджелино Дульсерта (1339) — серебряный двуглавый орел в червленом поле. В 1421 г. описан трапезундский флаг с одноглавым червленым орлом в золотом поле[1354]. А. Бабуин полагает, что как двуглавый, так и одноглавый орел параллельно использовались как символ Трапезундской империи вплоть до ее падения[1355]. Необходимо, впрочем, отметить, что нередко атрибуция флагов, особенно восточных правителей (голова негра на флаге Синопа) есть плод творчества авторов портоланов[1356] или следствие мифических представлений, бытовавших на Западе. Устойчивой государственной символики, гербов, распространенных на Западе с начала XI в., в Трапезундской империи, как и в Византии, не было. Мануил I Великий Комнин использовал в качестве символа одноглавого орла. Он представлен и на портале храма Св. Софии в Трапезунде. Двуглавый орел появляется с правления Иоанна II, и иногда исследователи соотносят это с тем, что тот породнился с Палеологами[1357]. Однако на редких медных монетах Иоанна II изображен одноглавый орел[1358]. Как кажется, он же украшал и дивитисий Иоанна II на несохранившейся фреске в храме Св. Григория Нисского[1359]. Одноглавый орел (или голова орла) чеканился и на медных монетах императора Василия[1360]. На портретах Алексея III и его супруги на хрисовуле Дионисиату (1374), пурпурный дивитисий Феодоры Кантакузины украшен расшитыми золотыми двуглавыми орлами, что, кстати, указывает на то, что со второй половины XIV в. этот символ стал не только родовой эмблемой Палеологов, но и Кантакузинов (и/или Великих Комнинов). Постепенно он превращался в общегосударственный символ Византии. Двуглавые орлы изображены и на ряде медных монет Трапезундской империи Алексея III[1361], Мануила III[1362], хотя некоторые из его медных монет по-прежнему носят изображение одноглавого орла с распростертыми крыльями[1363]. Великие Комнины, видимо, использовали в качестве эмблемы попеременно одноглавого или двуглавого орла.

Э. Арвейлер обратила внимание на то, что, если в поздней Византии сохранялось древнее административное деление на фемы, турмы и банды, в Трапезундской империи было принято деление всей страны лишь на банды, во главе с дукой, но не на фемы (за единственным исключением,)[1364]. Однако вряд ли это может вызывать удивление: Трапезундская империя как таковая «генетически» вышла из одной фемы — Халдии, и империя как бы «заместила» ее, сохранив ее привычные внутренние деления на банды и клисуры. В Трапезундской империи сохранились следы фемного строя Византии XI в.[1365] Он соответствовал нуждам обороны и хозяйственной жизни территории, значительную часть которой как до 1204 г., так и позже занимала Халдия. С запада на восток по речным долинам империя делилась на 8 зон-банд: Филабонит (р. Харшит-дере), Трикомия, Трапезунд, Мачка, Палеомачка, Гемора, Сирмена, Ризе[1366]. С юга империю защищал укрепленный район, называемой фемой Великая Лазия. Во главе банд стояли военные командиры-дуки, часто опиравшиеся на собственные владения в области и представлявшие местную знать. Им были подчинены кефалы, управлявшие небольшими районами, институт которых был известен как в византийский период, так и позднее, в том числе в Трапезунде[1367], Морее, Фессалии и Эпире[1368]. В Трапезунде, впрочем, правитель банды мог быть одновременно и кефалом[1369]. Кефал был преимущественно военным начальником. На это указывает и перевод титула итальянцами как capitaneus[1370]. Банды делились на деревни и стаей. Стась в Трапезундской империи — не отдельный крестьянский двор, как в Византии, а совокупность хозяйств разных лиц, возможно, владение семьи[1371]. Некоторые крупные и имевшие стратегическое значение деревни, как, например, лежавшая к юго-востоку от столицы Палеомацука, между 1384 и 1408 г. поднимались до положения банд. В этом случае они были также рубежами обороны империи[1372]. Во многих бандах были родовые гнезда крупных трапезундских фамилий. В Трикомии, например, это были земли Доранитов. Земельные дарения, подкрепляемые императорскими хрисовулами и налоговыми привилегиями, конфискованные земли мятежных архонтов были нередко источником роста монастырского землевладения[1373]. Трапезундские банды располагались в долинах по течению основных рек и были отделены друг от друга горными цепями. Великая Лазия сохранила свое именование фемы из-за особого пограничного положения и роли большого барьера, прикрывавшего империю с юга. Это естественно-географическое деление оказалось весьма живучим, и бывшие банды стали районами Трабзонского пашалыка в XVI в.[1374]

Сторожевые башни ограждали проходы к плодородным долинам и, как Дувера близ Сумелы, защищали монастырские угодья[1375].

Помимо собственной территории, сокращавшейся в ходе тюркского натиска, империя опиралась на буферные владения вассалов императора — князей Гуриели на юго-востоке, Каваситов и Чанихитов в Месохалдии, на признававших власть или авторитет императора анклавы туркоманов, расселенных в самой империи и на ее границах[1376].

Особенностью социальной жизни и управления империей было сохранение клановой структуры общества, в немалой степени перешедшей и в османскую эпоху[1377]. Господство клановых групп и их лидеров (какими были, например, Камахины или Чанихиты) распространялось на отдельные районы империи и часто соединялось с административными функциями на службе Великих Комнинов. Попытки столичной бюрократии контролировать управляемую семейными кланами провинцию не приводили к структурным переменам и чаще всего заканчивались лишь сменой лиц и иногда усилением верховной власти государей. По сути, принадлежность к церковному приходу или монастырю (не обязательно в качестве клирика), этнической группе, к семейному клану, к роду занятий определяли место человека в обществе. При этом в поздней Византии «собственность и управление различались», а не сращивались, как на Западе, и в теории, и на практике[1378]. В Трапезундской империи крупные земельные собственники, местная знать, все больше претендовали на роль в управлении как на местах, так и в центре. Власть василевса реально распространялась на столицу, города и побережье империи, крупные долины, крепости. Кланы архонтов контролировали периферию и немалую часть территории империи. После гражданской войны середины XIV в. в значительной мере и власть, и земельные владения Великих Комнинов возросли[1379].

Уже делались попытки отчленить понятия знатности и благородства применительно к Понту и доказать, что первое является синонимом могущества, опиравшегося либо на военную силу рода, либо на авторитет императорской службы, либо, наконец, на земельную собственность[1380]. При этом нельзя не учитывать несформированность (в его привычном, западном варианте) концепта благородности в Византии как родового признака. Оставляя в стороне проблему «благородности», зададимся вопросом: какими определениями и титулами отмечался статус знатности? Наиболее общим понятием было слово «архонт». Архонты образовывали непрочные союзы и блоки между собой, нередко объединяясь против того или иного императора. За ними следовало довольно многочисленное чиновничество, носившее более скромные чины и именовавшее себя при подписании документов (впрочем, как и архонты) «рабами василевса».

В Трапезундской империи, в отличие от Византии, несколько архонтов не занимали одноименной должности. Исключение, быть может, составляло упоминание в трапезундском клеторологии двух прокафименов у двух императорских дворцов, двух прокафименов кастрон и двух друнгариев флота. Впрочем, эти чиновники низших рангов несли не пересекавшиеся должностные обязанности, обладая равным статусом[1381]. Титул деспота в Трапезундской империи носили, как правило, наследники престола — сыновья или братья царствовавших императоров, но не сами государи[1382]. Между тем именование деспина рассматривалось как титул императрицы[1383]. Новым была модификация титула, появление именования деспина-хатун, под влиянием Востока. Так называли Марию, дочь императора Алексея III, жену его союзника Кутлу-бека, эмира Амиды[1384], Феодору, дочь Иоанна IV и жену Узун-Хасана[1385].

Современники отмечали многочисленность чинов двора трапезундского императора[1386]. По мнению Э. Брайера, высшую военную знать Трапезундской империи представляли великий доместик (затем — пансеваст), великий контоставл, протостратор, полемарх (великий стратопедарх), командующие флотом — великий дука и амирал. Придворными должностями были: пинкерн, паракимомен, амирчантарий, протокиниг и татас двора. Правительственными чиновниками — великий логофет (затем — великий месадзон), великий примикерий и примикерий. Финансовыми — великий логариаст, протовестиарий, протонотарий. Судебными — критис и номофилак[1387]. Эта классификация носит суммарный характер и не всегда различает собственно титулы (носители которых исполняли разные миссии и, как, например, протовестиарий, могли руководить внешней политикой империи) и должностные чины. Кроме того, и самих этих чинов было больше, и «ведомственное» их отнесение не всегда точно (ни протонотарий, ни протовестиарий не были собственно финансовыми администраторами). До нас дошел и издан клеторологий, составленный предположительно в XV в. и включающий в себя специфические титулы и реалии Трапезундской империи. В нем заимствован многовековой опыт Византии[1388]. В нижеследующей таблице мы сопоставляем его с упоминаемыми в трапезундских деловых и нарративных источниках титулами и должностями.

Сопоставление показывает довольно точное совпадение верхней части таблицы и значительные пропуски «реалий» в нижней. Это может обозначать как лакуны в источниках, так и, особенно, незамещенность многих должностей в административной иерархии Трапезундской империи, чей двор, несомненно, уступал византийскому комниновской эпохи, образцу подражания понтийских государей. Вместе с тем отмирают высшие титулы севастократора и кесаря (как устаревшие) и на первое место после деспота (титул, обычно присваиваемый в Трапезунде наследнику престола) выходит пансеваст или, чаще и позднее — протовестиарий, реальный глава правительства и куратор международных связей. Такую же судьбу, видимо, разделили титулы куропалата и эпарха, некогда значительные в Византии. Некоторые привычные титулы византийской иерархии переименовываются по тюркскому образцу. Известные на Востоке титулы эмир чауш и эмир джандар входит в трапезундскую табель о рангах, последний — в форме амирчантарий, замещая, видимо, место протоспафария, так же как и хурджи вместо аколуфа[1389]. Дука понимается уже не как титул, а как должность главы банды.

Следов городского самоуправления в Трапезунде, как и в Византии, не обнаруживается. Городами управляли императорские чиновники. Деятельность рынка в значительной мере регулировалась через различных сборщиков налогов в императорскую казну (вестиарион). В городе были свои, в основном профессиональные, корпорации. Следы одной из них были обнаружены А. Грегуаром, понявшим слово таллалии в несохранившейся ныне надписи как ночных стражей или «ночных глашатаев»[1390]. Между тем более убедительна предложенная Р. М. Шукуровым идентификация, возводящая слово к арабскому даллал «торговый посредник, маклер». Такие торговые маклеры, сансеры, хорошо известны в Трапезунде и по итальянским источникам[1391].

Нотариат как особая профессия в Трапезундской империи отсутствует[1392] (и это — при достаточно высоком уровне грамотности среди населения и наличии скрипториев и канцелярий различных ведомств).

Органы общинного самоуправления, где авторитет «старцев» (γέροντες) был высок, сохранялись в Трапезундской империи. Именно «старцам» доверяли производить раздел имущества, участвовать в качестве арбитров в поземельных сделках, производить оценку земли крестьян[1393]. Они, видимо, были не выборными или назначаемыми властями лицами, но просто наиболее уважаемыми членами общины, чей авторитет был общепризнанным. Старцы могли принадлежать и к монашеской братии, и тогда они участвовали в управлении церковным имуществом, следили за ходом сельскохозяйственных работ. Императорская власть контролировала общину и через администрацию банд, и через практоров — чиновников, ответственных за сбор налогов[1394].

Постепенно, особенно со второй половины XIII в. до середины XIV в., происходило наступление вотчинных, особенно монастырских, курий на общину. Вотчинный суд местных архонтов, которому безусловно подчинялись парики, зависимые люди[1395], а также суды, возглавляемые чиновниками, налагались на общину сверху и подчиняли ее, способствуя отмиранию органов самоуправления общины[1396]. Этот натиск не случайно совпал с обострением гражданской войны в империи, под покровом которой осуществлялись и притеснения архонтов, и сопротивление крестьян, лишь угадываемое, но не отмеченное прямо в источниках: больших народных движений в империи неизвестно. Однако манориальная курия усваивала и впитывала традиции общинного самоуправления[1397].

Империя жила по праву и законам Византии. Никакого особого свода законов Великие Комнины не составляли. Текущее законодательство оформлялось как императорские хрисовулы и простагмы, очень немногие из которых сохранились[1398]. Сильны были традиции обычного права, к которому прибегали и судьи банд, и игумены монастырей, и старцы[1399]. Нередко высшие судебные функции вверялись официалам митрополии и придворным. В Трапезундской империи укоренился принятый в Византии благодаря реформам 1296 и 1329 гг. институт вселенских судей — высшей инстанции по рассмотрению гражданских исков, в состав которой входили епископ и светские лица, утверждаемые Церковью и императором в соответствии с принципами симфонии власти. Целью реформы были общедоступность суда, освобождение его от коррупции, повышение авторитета и уровня компетентности судей. Фактически вселенские судьи осуществляли функции императорского суда высшей и низшей инстанции. К ним мог обратиться любой подданный империи, минуя все инстанции ординарного суда. Суд должен был сдерживать произвол архонтов и служить средством усиления центральной власти[1400]. Нам неизвестно, как и когда эта византийская реформа была перенесена в Трапезундскую империю. Прямое упоминание о καθολικοί κριταί встречаем в Вазелонском акте 1381 г.[1401] И. И. Соколов относит к числу вселенских судей и верховного судью всей банды Мануки орфанотрофа Севаста Пилину (июнь 1367 г.)[1402]. Не очевидно, что он был именно вселенским судьей, возможно, он действовал как высший судья своей банды. Судьей императорского двора и всего Трапезунда назван иконом великой церкви Георгий Доранит[1403]. Остается вопрос: произошло ли в Трапезунде слияние институтов вселенских судей и судей императорского двора? Поскольку вселенские судьи изначально задумывались именно как возрождение царского суда на Ипподроме, судей вилы[1404], такое предположение вероятно. Императорский судья — критис, вместе с дукой, кефалом и примикерием, входил в высшую администрацию банды[1405]. Ниже стояли ординарные судьи τής ύποθέσεως[1406]. Принятие решений, особенно арбитражных, по делам между сельчанами, вверялось т. н. имперским старцам (γέροντες βασιλικοί)[1407]. Это были, по-видимому, наиболее уважаемые общинники, и, как показывают их патронимы, они не принадлежали к знати или чиновной среде, но должны были утверждаться или назначаться, судя по именованию, императорской администрацией. Арбитры, или примирители (ειρηνοποιοι άνθρωποι), назначались из местных жителей, и их приговор был авторитетен и для крупных монастырей[1408].

В Трапезундской империи, как и в Византии, существовал разветвленный административный аппарат. Но в отличие от империи Палеологов он был тесно переплетен с местной клановой структурой, во главе которой стоял наиболее мощный и харизматический клан самих Великих Комнинов. Эта власть осуществлялась через традиционные византийские институты, но по типологии она была несколько иной, быть может, более «феодал изированной».