История Трапезундской империи

Глава 7. Церковь Трапезундской империи

Византийская традиция, восходящая к так называемым «Деяниям св. Андрея» середины II в. и развитая иеромонахом Епифанием в IX в., связывает начало проповеди Евангелия на Южном берегу Черного моря, в Трапезунде, Амисе, Синопе с именем Апостола Андрея Первозванного. Эти представления закрепились в литературе Трапезундской империи и были подкреплены авторитетом митрополита и агиографа Иоанна Лазаропула, писавшего, что языческие предрассудки возобладали после миссии Апостола и тогда явился новый свидетель и проповедник истинной веры св. Евгений[1809]. Другая традиция, восходящая к III в. и к Евсевию Кесарийскому, не отрицая посещений апостолом Андреем Причерноморских берегов, считает малоазийские области апостольским уделом брата св. Андрея апостола Петра[1810]. Вслед за апостолами на Понте проповедовали их ученики. Один из них, св. Сосфений, по сообщению хрониста XII в. яковитского патриарха Антиохии Михаила Сирийца, проповедовал на Понте и был брошен в море по приказу префекта Нонна[1811].

К правлению императора Траяна (98–117) относится мученичество первого собственно понтийского святого — Фоки. Это был епископ города, обративший в христианство многих язычников и отличавшийся удивительным гостеприимством старый садовник-вертоградарь из Синопа, открыто исповедовавший веру. Он сам открыл себя преследователям, претерпел страдания за Христа и был похоронен в Амасии. В начале V в. его мощи были перенесены в Константинополь. Тогда же Астерий Амасийский посвятил ему гомилию, а мученик стал покровителем моряков Понта, Эгеиды и Адриатики, был почитаем и в Константинополе, и в Риме, и на Боспоре (скифами, живущими от Меотийского залива и реки Танаиса до реки Фасиса, приносившими дары к его гробнице). Почитание св. Фоки, возможно, связанное с традицией паломников, дошло и до Херсонеса, где, по-видимому, был нищеприимный дом святого[1812]. Примечательно, что культ св. Фоки включил в себя элементы античного культа Диоскуров Митридатовского царства. Еще в раннее Средневековье он вобрал в себя воспоминания о двух святых Причерноморья (навта и кипура-садовника), чье поминовение приходилось на один день — 22 сентября. Изображенный на херсонских евлогиях св. Фока предстает в образе навта в лодке. Храм и монастырь Св. Фоки близ Трапезунда известен по источникам XI–XV вв.[1813] Другим почитаемым на Понте и в Трапезунде святым III в. был чудотворец св. Григорий Неокесарийский, митрополит Понта Полемониака, в церковную юрисдикцию которого входила и епископия Трапезунда.

В III в. отмечена активная миссионерская деятельность христианских проповедников в Трапезунде. В эпоху Диоклетиана (284–305 гг.) наиболее известными из них стали свв. Евгений, Валериан, Канидий и Акила, первый из которых почитался позднее как святой покровитель Трапезундской империи. Все четверо, ниспровергнувшие идол Митры и боровшиеся с его почитателями, были схвачены, преданы суду и казнены римским наместником Лисием[1814]. Но еще до казни этих святых Лисий, а также другой римский наместник Агрикола предали смерти христиан внутренних областей Малой Азии — Севастии и Никополя. Лисий устроил трибунал в городке Сатала близ границ Халдии. Сорок Севастийских мучеников, сорок пять мучеников Никополя, св. Евстратий из Араураки и четверо его сподвижников (свв. Авксентий, Евгений, Мардарий и Орест)[1815], св. Орентий и шестеро его братьев, убитых в разных городах Лазии и Питиунте, стали жертвами массовых расправ над христианами, а их складывающийся культ (включая и версии житий) повлиял на формирование культа и написание мартириев собственно трапезундских святителей. Их культ впоследствии как бы затенил культ других местных мучеников, хотя близ Трапезунда и в XIII в. существовал храм Св. Евстратия[1816]. Почитание св. Евгения в Трапезунде отмечено источниками еще в VI — начала VII в., однако широкое распространение культа в Трапезунде, превращение монастыря святителя в центр паломничества, относится к первой четверти XI столетия, а почитание святителя как покровителя императоров начинается с Андроника I Гида и укрепляется в правления Алексея II и Алексея III[1817].

В городе Комана был прославлен другой христианский мученик — Василиск, казненный наместником Амасии Агриппой. Именно при Агриппе, сменившем менее рьяного преследователя христиан Асклепиодота, гонения на христиан охватили не только города, но и небольшие деревни. Мартирий Василиска пополняет и наши знания позднеантичной топонимики Понта. Он называет село Хумиала, родину святителя, а также небольшое село Дакозара на пути от Амасии к Комане, где Василиск явил чудо и способствовал принятию христианства владелицей этого села Тройной и римскими воинами, предместье Команы Диоскора, где Василиску отрубили голову по приговору Агриппы[1818].

Преследования, как сообщают агиографические тексты, были следствием декретов Диоклетиана и Максимиана, предписывавших всем подданным империи приносить жертвы языческим богам и грозивших карами христианам[1819]. Римские власти волновало то, что обращение в христианство затрагивало и армию, особенно так называемых «лимитанов» — отряды, охранявшие границы. К воинам, правда, нередко сначала применяли и менее жестокие кары — ссылая в далекие крепости, как Питиунт[1820]. В эпоху этих гонений далеко не все население Понта симпатизировало христианам. Было, и немало, доносителей на них. Сами Трапезундские святители также были выданы Лисию доносчиками[1821]. Преследования христиан на Понте продолжались и в правление Лициния, велевшего предать мучительной смерти епископа Амасийского Василия (ок. 309 г.) и закрывавшего местные церкви[1822]. Но эпоха катакомбного христианства завершалась.

Первый известный епископ Трапезунда Домн принимал участие в деяниях Первого Вселенского собора в Никее в 325 г.[1823] Из архиереев Понта не раз выбирали константинопольских патриархов. При Юстиниане I 22-м Вселенским патриархом был избран пользующийся покровительством императрицы Феодоры аскет, епископ Трапезунда Анфимий (535–536), вскоре, правда, смещенный по настоянию папы Агапита I из-за уступчивости монофиситам. В качестве предлога для обвинения использовался казус нарушения канонического права в процедуре его перевода из Трапезунда в Константинополь[1824]. Анфимий отказался предстать перед поместным собором, был осужден и низвержен как с Константинопольской, так и с Трапезундской кафедр[1825]. Среди константинопольских патриархов были и другие выходцы с Понта: Стефан II, ранее митрополит Амасии (925–927)[1826], Иоанн VIII Ксифилин (1064–1075), Симеон Трапезундский (1466–1467, 1472–1474, 1482–1486).

В правление императора Юстиниана I в области Понта, прежде всего в Трапезунде и Амасии, восстанавливались разрушенные храмы[1827].

Первоначально Трапезунд был епископией Неокесарийской митрополии (епархии Понта Полемониака)[1828]. Обретение трапезундской кафедрой ранга митрополии произошло, по-видимому, в два этапа. С исчезновением между 680/81 и 787 гг. митрополии Фасиса на Кавказе титул митрополита Фасиса был передан трапезундскому владыке, и архиерей Христофор подписывался под актами Седьмого вселенского собора 787 г. сначала как епископ Фасиса и Трапезунда, а потом и просто как Трапезунда[1829]. Возведение же собственно трапезундской кафедры в ранг митрополии, видимо, было закреплено в начале правления Василия I (867–886). Первым митрополитом Трапезундским получившим этот сан, стал монах, затем игумен монастыря Св. Фоки Диаплу близ Трапезунда Афанасий Демонокаталит, «сокрушитель бесов», чудотворец, прославленный за дар изгонять словом нечистых (после 843 г. — около 886). Он исцелил в Константинополе дочь императора Феофила и был рукоположен в архиереи Трапезунда патриархом Мефодием (843–847)[1830]. Положение Трапезунда как автокефальной митрополии было закреплено и в современной Нотиции епископий[1831]. К началу X в. он занимает и до XIV в. удерживает 33-е место в списке кафедр с именованием епархии Лазика[1832]. Керасунт, также входивший в состав Неокесарийской епархии, стал митрополией с середины XI в.[1833] Высокое положение в ряду митрополий Константинопольского патриархата принадлежало и другой древнейшей понтийской митрополии — Амасийской (епархии Еленопонта), издревле занимавшей почетное 12-е место в списках епископий[1834]. В числе ее 7 епископий, включая саму Амасию, были и кафедры древнейших понтийских городов Синопа, Зелы и Амиса[1835].

Митрополит Трапезундский св. Василий известен как восстановитель кафедрального собора Богородицы Златоглавой (Хрисокефала) в Трапезунде в 913–914 гг.[1836] Однако употребление трапезундским митрополитом титула архиепископа вызвало протест патриарха Николая I Мистика (901–907, 912–925), потребовавшего от патриаршего экзарха Халдии прислать прелата для объяснений в Константинополь[1837]. Митрополит Халдии осуждается патриархом и за изгнание из монастыря некоего старца, вероятно, его бывшего настоятеля, якобы желавшего лишить митрополита власти над обителью. Патриарх подтверждает юрисдикцию владыки, но требует восстановления пострадавшего во всех правах[1838]. Митрополиту Василию, видимо, выпала нелегкая доля. Он, подчиненные ему епископы и иереи подвергались притеснениям и обидам и со стороны архонтов, называемых Василием «еретиками», защитить от которых, видимо, в слабое правление василиссы Зои не всегда мог и патриарх[1839]. Нападению и насилиям подвергались даже епископы таких крупных городов, как Амис[1840]. Не является ли, впрочем, обвинение в еретичности злонамеренных динатов намеком на халдейское и армянское происхождение стратигов и чиновников Понта? Или же владыки жаловались на непомерную жадность сборщиков налогов, не щадивших и церковного имущества? Источники не дают ясных ответов на эти вопросы. Старания присвоить имущество или подчинить богатые понтийские монастыри предпринимали, впрочем, не только динаты. Клирики Аланской митрополии попытались расширительно истолковать временное кормление своего владыки за счет монастыря Св. Епифания в Керасунте, предоставленное вследствие тяжести сообщения между Аланией и Константинополем и военных действий, как передачу им обители. Для исправления положения дел монахам пришлось обратиться за помощью к императору и патриарху Сисинию, решившим дело в их пользу[1841]. В XII в. осуществляется практика перевода архиереев завоеванных тюрками земель на понтийские кафедры. Так, например, в 1173 г. на кафедру Керасунта был переведен митрополит Анкиры, митрополит Клавдиуполя получает разрешение иметь своей резиденцией Ираклию Понтийскую[1842].

На существование в ранневизантийском Трапезунде домовых церквей, служить литургию в которых приглашались даже епископы, указывает Житие Св. Георгия Амастридского IX в.[1843]

Среди трапезундских святых средневизантийского периода особо почитался св. Феодор Гавра, защитник и глава рода правителей Халдии при первых Комнинах[1844].

Трапезундские монастыри, особенно три из них — Вазелон, Сумела и Перистереота, были прославленными и почитаемыми в византийском мире и оставались таковыми и после османского завоевания.

Предание относило основание императорского патриаршего стравропигиального монастыря Иоанна Предтечи Вазелон в Мацуке к 270 г. Он получил свое имя от наименованию горы Ζαβουλών (в память Завулона, сына ветхозаветного патриарха Иакова), на которой он был основан. В VI в. он был разрушен персами и восстановлен при Юстиниане у подножья горы вокруг св. пещеры. В период Трапезундской империи он процветал и был одним из главных очагов духовной жизни. Ему принадлежали относительно крупные земельные угодья в области Мацука, и он получал дарения от различных трапезундских императоров, а затем и от османских султанов.

Другой крупный трапезундский монастырь — Богородицы Сумела был основан в XII в. афинскими монахами Варнавой и его племянником Софронием, которые привезли на Понт чудотворную икону Богоматери, писанную, по преданию, евангелистом Лукой[1845]. Древнее житие этих святых и их последователя блаженного Христофора, как теперь доказано, восходит ко второй половине XIII в. и принадлежит Акакию Савваиту[1846]. На основе его переработки и был создан в XVIII в. агиографический цикл Парфения Метаксопула и Неофита Кавсокаливита[1847]. Таким образом, их почитание относится ко времени существования Трапезундской империи. Основание монастыря произошло при поддержке Вазелонского игумена и монахов[1848]. Как в эпоху Трапезундской империи, так и столетия спустя, монастырь Сумелы был центром паломничества[1849]. Он получал щедрые дары и вклады от императоров, в частности Иоанна II и Алексея III[1850].

Знаменитым монастырем Мануки наряду с Сумелой и Вазелоном был построенный на скале монастырь Св. Георгия Перистереота. По преданию, он был основан в 752 г., разгромлен и заброшен в 1203 г., заново основан в 1393 г. и получил новые дарения в начале XV в. Большинство его строений было разрушено в результате пожара 1904 г.[1851]

В монастыре Св. Евгения в IX в. произошло чудотворное обретение дня рождества святого 24 июня, ставшее общепонтийским празднеством, собиравшим большое количество паломников из ближних и дальних областей, в том числе — Пайперта, родом откуда был игумен монастыря Антоний и его родственники. Общецерковному характеру праздника немало способствовал трапезундский митрополит св. Афанасий Демонокаталит. В IX–XII вв. монастырь процветал и обладал значительными земельными угодьями не только близ Трапезунда, но и в районах Пайперта и Халдии[1852].

Судьбы монастырей были тесным образом связаны с социально-экономической ситуацией и политической борьбой в империи. К примеру, знаменитый монастырь Богородицы Сумела, получавший значительные вклады местных феодальных кланов Схолариев, Доранитов и др. и находившийся в их орбите, после поражения динатов в гражданской войне и конфискации их имущества (1342–1361) прочно вошел в сферу влияния и поддержки трапезундских императоров, свидетельством чего стал и знаменитый хрисовул Алексея III 1364 г.[1853]

При Алексее III строятся и поновляются многие трапезундские храмы. К его правлению относят и основание такого почитаемого монастыря, как Феоскепаст, где принимали монашество и погребались члены династии[1854], и основание Дионисиата на Афоне, и дарения Сумеле и Вазелону.

Многие трапезундские монастыри и храмы были местами паломничества и поклонения мощам святых и чудотворным образам. Средневековые источники описывают исцеления, происходившие в храме Св. Евгения, в монастыре Св. Фоки в Кордиле, у раки Св. Афанасия Чудотворца и др.[1855]

В числе прочего немецкий историк показал поздние истоки легендарного отождествления иконы Панагии Сумелиотиссы с иконой евангелиста Луки.

После образования Трапезундской империи Трапезундская церковь, признавая юрисдикцию константинопольского патриархата, стремилась к относительной независимости от патриарха, имевшего резиденцию в Никее и поддерживавшего Ласкарей, в делах своего диоцеза и зависевших от Великих Комнинов территорий[1856]. Между Трапезундом и Никеей шла борьба за влияние над крымскими и аланской кафедрами. Епископ Херсонский при этом занимал протрапезундскую позицию, а митрополит Трапезундский назначил епископа Алании и отправлял к нему своих клириков[1857].

Формальное признание особых прав трапезундской митрополии произошло 1 января 1260 г., когда патриарх Никифор II издал синодальную грамоту о ее привилегиях, устанавливавшую права избрания трапезундского владыки местными архиереями на соборе своего диоцеза, с совершением там же и хиротонии. Этот порядок, видимо, был поколеблен после отвоевания Константинополя в 1261 г., но не был формально отменен. Лишь с середины XIV в. трапезундские митрополиты вновь стали поставляться патриархом в Константинополе, но вместе с тем стали играть и более активную роль в делах всего патриархата, занимая в нем высокое положение, в том числе в чинопоследовании владык. Резиденции почти всех епископов Понта и порубежных с ним территорий с начала XIV в. были на территории Трапезундской империи (Амасии — в Лимнии, Неокесарии — в Инее, Алании — в Трапезунде). Несмотря на отдельные эпизоды, омрачавшие отношения трапезундских владык с патриархами, рассмотренные выше, трапезундская церковь не прерывала тесного общения с вселенским патриархатом. Трапезундским владыкам в XIV в. был присвоен высокий титул «всесвятейших», уравнивавший их с архиереями крупнейших кафедр, например Фессалоники[1858].

С XIV в. Трапезундская империя рассматривалась вселенским патриархатом и византийскими императорами как оплот христианства для населения территорий Малой Азии, попавших под власть турок. Это была давняя традиция: еще в 923 г. принимались решения о рукоположении епископа Ишхани в Трапезунде[1859]. В июле 1317 г. избранному митрополиту Амасии Каллисту было разрешено иметь резиденцию в епископии Лимнии, трапезундской крепости. Номинальный митрополит Амасийский получал в управление епископию, которая должна была составлять часть его диоцеза[1860]. Появление в Трапезундской империи еще одного митрополита (кроме Трапезундского и Керасунтского, а также поддерживавшего с империей самые тесные связи митрополита Алании) поднимало ее значение в связях с Византией и позволяло оказывать влияние на православное население, жившее на турецкой территории близ трапезундских границ[1861]. К этому можно добавить, что летом 1315 г. патриарх и синод предоставили епископу Синопа в управление митрополии Сиды и Силея и архиепископию Леонтополя[1862]. Хотя Синоп не находился в границах трапезундской державы, в церковном отношении его архиерей был теснее всего связан именно с Трапезундской империей. Как справедливо заметил Д. А. Коробейников, так как еще с XII в. резиденция неокесарийских митрополитов находилась в Инее, после 1317 г. «кафедры почти всех понтийских архиереев оказались на территории Трапезундской империи»[1863]. В 50–60-е гг. XIV в. документально зафиксировано пребывание неокесарийского митрополита в Трапезунде и его участие в заседании синклита там[1864]. Лимния становится постоянной резиденцией Амасийского митрополита, причем в 1384 г. уже епископ Лимнии получил права на Амасийскую митрополию[1865].

В конце 1344 г. — начале 1345 г. патриарх Иоанн XIV попытался нарушить привычное совмещение Аланской и Сотириупольской кафедр, назначив отдельного владыку в Сотириуполь. Это вызвало протест Аланского архиерея, поддержанный Синодом и новым патриархом Исидором I (1347–1350). Иоанн XIV был обвинен в симонии несколькими епископами, среди которых был и Лаврентий, по-прежнему именовавший себя архиепископом Алании и Сотириуполя. В августе 1347 г. Исидор вновь включил Сотириуполь в состав Аланской митрополии[1866], возможно, следуя традиции, зафиксированной в начале XII в. В 1364 г. присоединение Сотириупольской епархии к Аланской было закреплено[1867]. В любом случае, влияние Трапезундской империи на кавказских границах возрастало. К тому же патриарх поручал митрополитам Алании и Зихии рассматривать споры между крымскими епископами[1868]. Митрополит Алании обладал юрисдикцией по отношению к клиру Таны. Злоупотребление этими правами приводило к конфликтам. Для доказательства своих полномочий митрополит ссылался также на полученные от ханов Золотой Орды пайдзы[1869]. Тому же митрополиту Алании принадлежала собственность в самом Трапезунде, в Атини и в Лазике[1870]. Через Аланскую кафедру Трапезундская империя оказывала влияние на Западный Кавказ, Тану, южный берег Крыма и Приазовье и на церковное управление этих территорий. Именно поэтому трапезундские василевсы стремились контролировать избрание митрополитов Алании. В 1350–1356 и 1360–1365 гг. Аланскую кафедру занимал митрополит Симеон из Трапезунда, обвиненный недовольным местным клиром в мздоимстве и симонии. Процесс по его делу длился долго и был выигран Симеоном к удовлетворению трапезундских властей. Патриарх вновь подтвердил также соединение кафедр Алании и Сотируполя под его омофором[1871]. Постепенно резиденция митрополита Алании перемещается в Трапезунд, где митрополит имел церковную собственность[1872].

В 1400 г. император Мануил III добился от патриарха разрешения производить избрание Аланского архиерея не в Константинополе, но в его временной резиденции — Трапезунде. Он объяснял это трудностями путешествия в Константинополь во время войны с османами. Однако выборы происходили с нарушением норм канонического права. И трапезундским митрополитом, и патриаршим экзархом Нафанаилом допускалась симония. Через иеромонаха Гидеона, настоятеля монастыря Св. Софии (возможно, Трапезундского) патриарху Матфею I предложили сначала 5 соммов серебра, а затем еще 3 сомма. Патриарх с негодованием отказался, несмотря на испытываемую нужду, и отменил незаконные выборы, осудив Трапезундского митрополита и экзарха. Тем не менее, снисходя к просьбе императора, в ноябре 1401 г. он согласился принять у себя избранного митрополита Алании и рассмотреть его дело. Митрополит должен был явиться в Константинополь в четырехмесячный срок, начиная с марта 1402 г., когда начиналась навигация, и представить свои оправдания, после чего синод и предстоятель церкви должны были принять решение об утверждении его избрания[1873].

Трапезундская митрополия продолжала окормлять в период тюркской экспансии некогда принадлежавшие ромеям и прилегавшие к ней территории. Свидетельством этого было и возведение по трапезундским строительным образцам храмов в Испире и Байбурте[1874], и эпиграфические памятники. В одной из греческих надписей из Эрзинджана, изданной еще Ф. Кюмоном, упоминается, если верить его прочтению (подлинник надписи не сохранился), например, некая «великая хатунь пресветирисса». Кюмон прочитал дату плиты 28 декабря либо 6852, либо 6850 (т. е. 1343 или 1341 г.)[1875]. Титул хатуни прилагался к трапезундским царевнам, выходившим замуж за мусульманских эмиров, однако о браке одной из них с эмиром Эрзинджана ни Панарет, ни другие источники не сообщают. В указанный период Эрзинджан принадлежал, по-видимому, могущественному эмиру Аратне[1876], но «великая хатунь» могла быть ромейкой, женой как его, так и одного из его предшественников. Она могла принадлежать не к царскому роду, но быть возвышена браком с эмиром. В любом случае, надпись показывает, как то, что греческий храм и приход в Эрзинджане продолжали существовать, так и причисленномъ женщины к духовному чину.

Трапезундские митрополиты, начиная с Нифонта (1351–1364), поддерживали Григория Паламу и исихастов в их полемике с противниками[1877], влияние исихастского учения на Понте было велико и в немалой степени распространялось через монастыри Святой Горы — Афона[1878].

В середине 70-х гг. XIV в., на фоне международного конфликта, в который были втянуты Византия, Венеция и Добротица, произошло временное обострение межцерковных отношений между Константинополем и Трапезундом. Первоначально они были связаны с самоуправными действиями монаха Павла Тагариса, рукоположенного в епископы Тебриза между 1371 и 1375 гг. Антиохийским патриархом Михаилом. Тагарис стал распоряжаться и церквами, подчиненными константинопольскому патриархату, в частности, Амасийской митрополии, где он хиротонисал епископа Лимнии. Тагарис выдавал себя за самого Иерусалимского патриарха, а после разоблачения бежал в 1376 г. через Трапезунд в Золотую Орду и Венгрию, затем — в папский Рим, где добился, приняв католичество, посвящения в апостольские легаты стран Востока и даже в латинские патриархи Константинополя. Его деятельность в Анатолии и на Понте была предметом расследования специальных комиссий патриархов Филофея Коккина (1364–1376) в 1370, 1371–72 гг. и Нила Керамевса (1380–1388). Наконец, синод 1394 г. в Константинополе, выслушав исповедание явившегося туда и раскаявшегося Тагариса, осудил его и лишил сана священника. При неурегулированности отношений Великих Комнинов с одной стороны — с Палеологами, с другой — с архонтами Лимнии, при ослаблении связей патриархата с христианами, оказавшимися под властью тюркских эмиров или на порубежной тюркско-трапезундской территории, действия Тагариса в 70-е гг. не могли не осложнять ситуации[1879].

Еще одно свидетельство каких-то византийско-трапезундских трений мы встречаем в акте константинопольского патриархата 1382 г. Обстоятельства дела не вполне ясны: великий протосинкелл иеромонах Мирон был некогда осужден и даже заточен за действия в пользу трапезундского императора и во вред патриархату. В 1382 г. он добился у патриарха разрешения уехать в Трапезунд. Однако он должен был дать письменное обязательство «никогда не соглашаться с трапезундским императором в том, что тот пожелал бы сделать для пагубы церкви» и препятствовать всеми возможными способами своему назначению в одну из тамошних митрополий. Вероятно, патриархат опасался устремлений трапезундского императора к автокефалии местной церкви[1880]. Напротив, настойчивое стремление патриархов поддерживать позиции Константинополя на Понте и прилегающих к нему митрополиях Неокесарии, Колонии, Кельцины и Алании прослеживается в назначении в Трапезунд, помимо митрополитов, патриарших экзархов. В 1391 г. казначей Трапезундской митрополии Феодор Панарет получает патриарший прерогативы в Трапезунде и всех поименованных епархиях. В 1389 г. Трапезундский митрополит Феогност находился в Великом княжестве Московском для сбора милостыни для нужд патриархата и нет свидетельств, вернулся ли он в Трапезунд ранее 1395 г.[1881] Возможно, назначение Панарета связано с задачами управления епархией в отсутствии митрополита, а также и с распоряжением собственностью патриархата там. Назначение трапезундского клирика (его связи с хронистом Михаилом Панаретом неопределенны) могло означать не только личное доверие патриарха, но и указывать на существование проконстантинопольской трупы клириков в среде духовенства Понта, где автономистские настроения были сильны[1882]. В последующем экзархи назначались и при правящем архиерее. В 1395 г. при правящем архиерее митрополите Антонии патриаршим экзархом был назначен иеромонах Кирилл[1883]. В 1400–1401 гг. письма о порядке избрания митрополита Алании были адресованы патриаршему экзарху в Трапезунде Нафанаилу[1884].

Отношения митрополитов и трапезундских государей были не всегда безоблачными и не по причине трений с вселенским патриархатом. В 1417 г., например, молодой император Алексей IV настойчиво добивался (и добился) изгнания из Трапезунда митрополита Досифея. Вернувшись в Константинополь, Досифей предстал перед судом патриаршего синода, продолжавшимся до 1422 г. Суд в Константинополе несколько раз настойчиво добивался его отставки. И хотя в конечном счете суд, по сути, оправдал его, в том числе и благодаря защите его ученика Василия (Виссариона Никейского), митрополит не мог вернуться в Трапезунд, опасаясь врагов, готовивших расправу с ним, и получил назначение на иную кафедру. Нам неясны причины этого конфликта, но известно, что трапезундцы требовали формального низложения архиерея и присылки нового из византийской столицы[1885].

Положение той или иной митрополии среди епархий патриархата регулировалось целым рядом обстоятельств: церковно-канонической традицией, внесением в список вновь образованных митрополий (с соответствующим перемещением старых), поднятием прежних епископий до ранга митрополий, отчасти изменением в реальном положении самих митрополий. Первое обстоятельство играло решающую роль: митрополиты, остававшиеся таковыми лишь по сану, утратившие свою епархию, подчас занимали куда более высокое место, чем предстоятели церквей христианских государств (например, Руси). Для определения места той или иной митрополии императорской и патриаршей администрацией составлялись особые списки последовательности митрополий и епископий, так называемые Notitiae episcopatuum[1886]. На практике же место митрополий находило свое выражение в порядке подписания архиереями грамот в патриаршем синоде. Естественно, что в заседании синода принимало участие лишь ограниченное число митрополитов (находившихся в то время в столице) и подчас допускались некоторые отступления от общепринятого порядка в зависимости от конкретных обстоятельств.

Рассмотрение всех основных нотиций, а также порядка подписания соборных актов митрополитами привело нас к следующим выводам[1887].

В редакции нотиций, составленных при Андронике II Палеологе (1282–1328) произведены значительные изменения прежнего порядка митрополий, установленного в целом еще при Льве VI (886–912). Трапезундский митрополит отодвигается с 33-го места на 40-е[1888]. Это происходит из-за возвышения ряда митрополий, фактическое значение которых было давно выше места, предусмотренного для них предшествующими нотициями. Возвышаются митрополии Фессалоники и Адрианополя — крупнейших городов империи, Пиг, Серр и т. д. Некоторые бывшие епископии, получившие ранг митрополий, занимают соответствующее место в списке. С другой стороны, целый ряд митрополий сдвинут вниз. Это в значительной степени номинальные митрополии, потерянные Византией или утратившие прежнее значение (Иконий, Амасия, Коринф и т. д.). В числе «отодвинутых» оказался и Трапезунд. Сдвиг объясним и общей перестановкой в списке (введением новых митрополий в его верхнюю часть), и состоянием трапезундско-византийских отношений во второй половине XIII в., которые тогда еще не были прочными, а трапезундский митрополит не принимал регулярного участия в патриарших синодах в Константинополе.

При Андронике III (1328–1341) Трапезунд вновь занимает свое прежнее 33-е место[1889]. Это связано с пересмотром всего списка в сторону архаизации, а также с общим укреплением трапезундско-византийских связей.

Важнейшие изменения в отношении Трапезунда зафиксированы целым рядом списков нотации конца XIV в., где содержится добавление: трапезундский митрополит εχει δε νυν τον τόπον τού Καισαρείας ('Εφέσου)[1890]. Значит, даже в документах, рассматривавших теоретическое положение вещей, трапезундский митрополит получает право замещать первое или (реже) второе место списка. Это значительное возвышение его роли. Аналогичный порядок зафиксирован и в синодальных актах, которые с незначительными колебаниями следуют порядку, предусмотренному нотацией Андроника III. Весьма серьезный сдвиг зафиксирован актом патриарха Иосифа II относительно монастыря Алипиу на Афоне (май 1428 г.). Вопреки обыкновению, трапезундский митрополит назван первым из поименованных выше митрополитов Ираклии, Кизика, Неокесарии, Пелопоннеса. Чем это объяснить? Издатель акта Ф. Дэльгер считал, что это личные почести, возданные трапезундскому митрополиту, свидетельствующие о росте значения трапезундской митрополии, которую он представлял[1891]. Однако в акте о трапезундском митрополите сказано: τον τόπον έπέχοντες του Εφέσου[1892]. Это значит, что трапезундскому митрополиту предоставлялось право занять место митрополита Эфеса, быть locum tenens. Как пишет Ж. Даррузес, это была одна из привилегий, позволявшая временно или постоянно возвысить митрополита вопреки предусмотренной иерархической последовательности. Но хотя такая практика и встречалась с XIII в., вплоть до XV в. следы ее немногочисленны[1893].

Новый документальный факт, свидетельствующий о постоянном характере возвышения трапезундской митрополии, отражен греческими актами Ферраро-Флорентийского собора. В отличие от предшествующего периода перед началом собора уже целый ряд архиереев греческой церкви получил право быть locum tenentes пустующих высоких кафедр. Это был вполне естественный шаг, направленный на то, чтобы придать большую представительность готовящемуся собору. В числе получивших это право был трапезундский митрополит Дорофей, locum tenens Кесарийской (первой!) епархии. В описании торжественной церемонии прибытия Иоанна VIII, константинопольского патриарха, и греческого духовенства в Италию трапезундский митрополит назван первым после представителей патриархов, выше митрополитов Кизика (locum tenens митрополита Анкиры) и самого Виссариона Никейского (locum tenens митрополита Сард). Это же положение сохраняется при подписании Акта определения собора, за исключением перемены местами митрополитов Кизика и Трапезунда[1894].

Порядок, зафиксированный в документах XV в., сложился ранее, но в силу известного канонического консерватизма оформился лишь в 20–30-е гг. XV в. Однако и здесь поднятие митрополии происходит не за счет пересмотра списка, а за счет передачи титула более высокой, но утраченной епархии. Систему «locum tenens» не всегда можно понимать как передачу прав на митрополию, захваченную врагами. Чаще это просто способ безболезненно для традиции повысить ранг важной епархии. Трапезундский владыка, например, не был бы в состоянии духовно окормлять население митрополий Эфеса или Кесарии Каппадокийской. Зато он реально мог это делать для христиан сопредельных с империей Великих Комнинов епархий: Амасии, Неокесарии, Колонии, Кельцины, Алании, Сотириуполя и др. Именно поэтому право распоряжения имуществом Константинопольского патриархата в 1391 г. передается эконому трапезундской церкви и патриаршему экзарху Феодору Панарету[1895]. Еще ранее, в 1384 г. патриарх утверждает епископа Лимнии Иосифа экзархом и управляющим митрополией Амасии[1896]. Повышение места трапезундской митрополии связано с признанием ее значения как форпоста Константинопольского патриархата на северо-востоке Малой Азии, поддерживавшего православие на мусульманских территориях Малой Азии; оно было объективным отражением возраставшего значения Трапезундской империи в византийской внешней политике. О том же говорят и другие факты.

В беседе с папским легатом Павлом в июне 1367 г. экс-император Иоанн VI Кантакузин отмечал, что для исследования причин греко-римского конфликта по вопросам вероучения необходимо присутствие, помимо восточных патриархов, католикоса Ивирии, патриарха Тырнова, архиепископа Сербии и митрополитов России, Трапезунда, Алании и Зихии[1897].

Во второй половине XIV в. трапезундские митрополиты чаще приезжают в Константинополь. После марта 1364 г. сюда для хиротонии прибыл избранный в Трапезунде митрополит Иосиф (Иоанн) Лазаропул[1898]. Ряд патриарших грамот подписан им как членом синода в период его пребывания в столице Византии с весны 1364 г. по апрель 1365 г.[1899] Покинув трапезундскую кафедру, Иосиф ищет себе прибежище вновь в Константинополе[1900]. В этом же городе в ноябре — декабре 1369 г. был избран и рукоположен его преемник митрополит Феодосий, выходец из Фессалоники, монашествовавший 20 лет на Афоне. 13 августа 1370 г. Феодосий прибыл в Трапезунд и был интронизирован[1901]. Очевидно, что в этих случаях происходило некоторое нарушение вышеупомянутой привилегии трапезундской митрополии (акт 1 января 1260 г.), состоявших в том, что трапезундский митрополит должен был избираться на соборе своего диоцеза и там же получать посвящение от патриаршего представителя. Однако мы видим, что митрополит Иосиф лично прибыл для рукоположения в Константинополь, а Феодосий был там и избран и рукоположен. Но мы не располагаем свидетельствами о недовольстве этим в Трапезунде. Связи Иосифа Лазаропула с византийским правительством нам уже известны. Отношение же к митрополиту Феодосию в Трапезунде было весьма почтительным; это единственный архиерей, жизненный путь которого описан Панаретом, о котором высоко отзывается хрисовул трапезундского императора[1902]. Наконец, это — брат Дионисия, известного подвижника и основателя монастыря на Афоне. В поставлении Феодосия вновь чувствуются связи Трапезунда с династией Кантакузинов, с их политикой; поставление совершал патриарх-кантакузинист Филофей Коккин, а поставляемый был игуменом того самого Манганского монастыря, где принял постриг Иоанн VI Кантакузин.

Хотя Алексей III сознательно ограничил привилегии, полученные трапезундской митрополией в 1260 г., и он, и тем более его преемник Мануил III (1390–1417) добивались назначения угодных им кандидатов на архиерейские кафедры. Как уже отмечалось, по просьбе Мануила патриарх Матфей разрешил в 1400 г. избрать в Трапезунде митрополита Алании. Вместе с тем патриарх призвал на синод предложенную ему императором кандидатуру иеромонаха Симеона для поставления его митрополитом Трапезундским[1903]. Видимо, Симеон это сделал и добился одобрения синода: интронизация вернувшегося из Константинополя Симеона в Трапезунде состоялась 14 июля 1402 г.[1904] Назначения трапезундских владык в Константинополе продолжались и позднее, в XV в.[1905]

Добрые отношения между вселенским патриархатом и трапезундскими императорами продолжали поддерживаться до падения империи в 1461 г. Константинопольские патриархи обращались к Великим Комнинам с разными посланиями. Григорий III Мамм (1443–1450) писал Иоанну IV о прибавлении, сделанном латинянами в Символе веры, оправдывая решения Флорентийского собора[1906]. К тому же императору с посланиями обращался и Георгий (Геннадий) Схоларий еще до избрания его патриархом, разбирая ту же проблему исхождения Святого Духа в полемике с латинянами[1907]. Выбор адресата вряд ли был случаен. Трапезундский василевс и местная церковь занимали стойко антиуниатскую позицию, оставаясь влиятельной силой. Вместе с тем именно церковные и светские власти Трапезундской империи сохраняли вплоть до падения империи контроль за кафедрой Алании, последний известный митрополит которой Мелетий скончался в монастыре Св. Саввы в Трапезунде в 1447 г.[1908]

В управлении Трапезундской епархии находился ряд епископств-суффраганов, чья каноническая территория нередко выходила за пределы империи. В состав Трапезундской митрополии по спискам времени императора Льва VI (886–912) входило 7 епископств, к концу X в. — 15, а в XIV столетии их число равнялось 18[1909].