Избранница Дикой Охоты

Глава 1. Кладбище, ссоры и прошлая жизнь

Памятник на маминой могиле запорошил снег. Я аккуратно смела его голой ладонью, позабыв надеть перчатки. Конец октября выдался на редкость ненастным: затяжные ливни сменились резким похолоданием и снегопадом, заставив припозднившихся автолюбителей выстроиться в очереди на шиномонтаж. Сегодня сороковой день со дня смерти, и на кладбище я добиралась по многокилометровым пробкам, в душе надеясь, что никого уже не застану. Но мне не повезло.

— А вот и моя сестрёнка! Явилась-таки.

Хлопнула дверца такси, и ожидаемо подвыпивший братец направился ко мне по свеженасыпанным сугробам. В предзакатных сумерках Коленька выглядел даже прилично: чёрное кашемировое пальто распахнулось, на шее болтались хвосты шерстяного шарфа, а красные от недосыпа белки глаз и нездоровая серость лица почти незаметны стороннему наблюдателю. Но меня не обманешь, я-то знаю, куда смотреть.

— Неужели у моей такой занятой приёмной сестрички нашлось время прийти на поминки? — продолжил Николай, отмахнувшись от супруги — бледной усталой блондинки, закутанной в чёрный платок. Та пыталась поддержать его, но братец не принял помощи. Взмахнув руками, он поскользнулся на ледяной корке, лишь чудом удержавшись на ногах.

— Я их и организовала, — сквозь зубы бросила я, отвернувшись от брата. — Ты бы знал, если бы удосужился ответить хоть на одно сообщение.

— Простите великодушно, Агата Владимировна! Был крайне увлечён одним важным делом: скорбел по родной матери. — Николай издевательски поклонился, небрежно опёршись рукой на мамин памятник.

С трудом сдержав брезгливую мину, готовую вот-вот появиться на губах, я отступила от него подальше. Мерзавец! При маме он никогда не смел и слова сказать о том, что я приёмная в семье Алеевых, хоть за глаза всегда подтрунивал. Теперь же, после её смерти он больше не сдерживался.

— Гости уже уехали в ресторан, — сухо сказала я, пытаясь сохранить хотя бы видимость приличий. — Со всеми пробками мы будем там через час. Прощайся, а я жду у ворот.

Напоследок коснулась высеченной в граните эпитафии: «Сильнее смерти только память». Слишком мало времени у нас было в последние годы, а теперь и вовсе его не осталось. После гибели отца десять лет назад — его сбил пьяный водитель — я взяла на себя заботу о маме. Её безутешное горе обернулось нервным срывом, перетёкшим в затяжную депрессию. Она не могла спать, работать, да что там, она жила с огромным трудом. И мне, семнадцатилетней девчонке, пришлось выйти на первую работу. Это было тяжёлое время, но я не позволяла свесить лапки и начать жалеть себя: бесчисленные счета за врачей и лекарства приходилось как-то оплачивать, иначе вместе с папой я потеряла бы и маму.

Так я и жила: с раннего утра мыла офисы в бизнес-центре, потом выходила на основную работу в магазинчик цифровой техники, где хваталась за любые внеурочные смены, а вечером слушала лекции в универе, куда с трудом поступила на заочное. Экономическое образование я получила не для галочки. Сменив с пяток работ, чудом удалось устроиться в крупный нефтеперерабатывающий холдинг на самую простецкую должность в отдел финансов. Выкинуть меня из карьерной гонки никому так и не удалось, хотя многие и подсиживали, и откровенно посмеивались. Ну куда девчонке тягаться с важными дядьками в пиджаках? Но когда я возглавила отдел, в свои двадцать шесть став самой молодой в руководящем составе, никто уже не смеялся. Жаль только, что деньги, которыми я усыпала маму, не помогли вылечить слишком поздно диагностированный рак.

Отвернувшись, я прошла мимо Николая. Не хотелось даже смотреть на него: любимый младший сын, в последние годы он стал слишком часто пить, слишком много играть в карты и слишком сильно ездить по маминым нервам. Одно только клянченье денег чего стоило. Отказать ему она, конечно, не могла, а меня в это не посвящала. О долгах перед друзьями и родственниками, а также о бесчисленных кредитах я узнала лишь после её смерти — и с тех пор отношения с братцем окончательно разладились.

— Бессердечная дрянь, — выплюнул он мне в спину, стоило отойти на пяток шагов. — Упиваешься своей работой, карьеристка проклятая, даже на девять дней приехать не смогла. Алчешь всех денег мира, а сама с матерью достойно попрощаться не можешь, тварь.

Первый порыв развернуться и засадить поганцу по лицу я проглотила: ещё не хватает устроить потасовку на кладбище. Сжав руки в кулаки, выдохнула. Пусть захлебнётся ненавистью и утонет в займах: моих денег он больше не увидит. Квартира, в которой мама жила все последние годы, куплена мной, жаль, не сумела сохранить машину, которую она заложила, чтобы помочь «сыночку», но ничего. Теперь нас больше ничего не связывало: родственниками мы так и не стали, а сейчас и вовсе не за чем сохранять даже ту видимость отношений, что между нами когда-то была.

Николай всё ещё выкрикивал ругательства, становившиеся всё более несвязными, но я его не слушала. Придержав одной рукой платок, норовящий соскользнуть с волос, второй набрала сообщение водителю. Чёрт с ним, с братом, пускай добирается сам, как может, а мы поедем в ресторан. По пути отчётность просмотрю, телефон уже разрывался от беззвучных уведомлений помощницы.

Тяжёлый груз одиночества словно придавливал меня к земле. У меня не осталось никого — только работа, в которой я глушила всю горечь разлуки с мамой. Воспоминания об её сером восковом лице, тяжёлом прощании, похоронах — все они будто подёрнулись дымкой. Всё это было лишь месяц назад, но услужливая память напрочь подтёрла их, оставив чёрные бессонные ночи и дни, полные бессмысленного существования. На работе никто не ожидал, что я выйду раньше срока из принудительного отпуска, а я не могла больше оставаться один на один с мамиными вещами, которые нужно было разобрать, духами, которые пахли ею, и кипой семейных альбомов, в которых она бережно хранила наши с Колей фотографии.

Я нырнула в работу с головой, чтобы отгородиться от бесцельности собственной жизни, обступившей меня со всех сторон. Только бы перетерпеть этот последний день!

Поминки прошли на удивление тихо. Немногочисленные мамины подруги по одной подходили с соболезнованиями, то сочувственно поглаживая меня по руке, то предлагая любую помощь. Я, конечно, отказывалась. Когда-нибудь, когда у меня найдутся силы, я займусь продажей её квартиры, что-нибудь придумаю с её вещами, но только не сейчас.

Елена Петровна — мамина старшая сестра — как и всегда сурово отчитала меня за излишний трудоголизм. Впрочем, долго волноваться о моём состоянии она не стала, тут же переключившись на обеспокоенность Коленькиным здоровьем.

— Ох, горюет мальчишка! — причитала она, вцепившись в моё запястье, чтоб я не сбежала куда подальше. — Как бы не сделал с собой ничего.

Николай глушил «горе» по другую сторону длинного стола, раздражённо отмахиваясь от жены. Глаза братца бегали, пальцы дрожали, он то и дело дёргал головой — лишь слепой (или тёть Лена) могли принять это за горе. На меня он не смотрел, только постоянно заглядывал в телефон, словно ждал чего-то.

— Ты бы присмотрела за ним, Агаточка, — встревоженно шептала тётка.

Хотелось спросить, где она была, снабжая маму деньгами взаймы и даже не интересуясь, на кой чёрт той сдались столь крупные суммы, но я сдержалась. Ругаться с ней на глазах у Коли, только и ждущего повода для скандала? Нет уж, увольте. Ничего не оставалось, как молча ковырять вилкой в салате.

Отсидев положенные приличиями два часа, я сбежала. Отговорилась работой — и безбожно соврала. Просто больше не могла выносить тёткиных причитаний, скорбных воспоминаний, пьяный взгляд Николая. В спину, конечно, полетели возмущённые, а то и сочувственные шепотки, но меня это не волновало. Только бы добраться до квартиры, накрыться с головой одеялом и заснуть. К моему облегчению, брат даже не посмотрел мне вслед, отправляя кому-то сообщение.

Липкий мягкий снег сменился мелким холодным дождём. Центр города продолжал задыхаться в пробках, и я, рассудив, что последние пару кварталов проще пройти пешком, чем толкаться среди сотен автомобилей, выскользнула из машины, отправив водителя домой.

Снег под ногами стремительно таял, превращаясь в грязную кашу. Если срезать дворами, то через каких-нибудь пятнадцать минут я добегу до задней калитки охраняемого комплекса, в котором жила последние два года. Правда, перед этим нужно пройти через почти неосвещённый закоулок между домами, но это всего пятьдесят метров.

Уткнувшись в кашемировый шарф, я так увлеклась выбором пути между лужами и нерастаявшими сугробами, что совсем пропустила чьи-то тяжёлые шаги за спиной.

— Эй, красотка, куда торопишься?

Меня окликнули громко, совсем не таясь. Из черноты подворотни слева вынырнула высокая мужская фигура, сзади догонял топот не меньше двух пар ног. Ужас подкатил к горлу, заставляя втянуть голову в плечи. Сжав в кармане пальто ключи, я побежала, надеясь проскочить мимо мужчин.

Лужи брызгами разлетались под сапогами, глаза заливал мерзкий дождь, сердце от страха словно перестало биться. Выбраться на свет, туда, где гуляют собачники, спешат по своим делам люди, где висят камеры, где безопасно — это всё, о чём я могла сейчас думать.

Не тут-то было.

Меня перехватили в нескольких метрах от границы света, за которой маячило спасение. Грубый рывок впечатал в стену дома так, что весь воздух вышибло из лёгких. Отчаянно разевая рот, как вытащенная за жабры из воды рыба, я пыталась закричать, но не могла сделать вдох.

Трое мужчин обступили меня со всех сторон. Их лица казались бледными размазанными пятнами, словно прямиком из ужастиков. Тот, что поменьше, справа, зажал мне рот и ощутимо встряхнул.

— Не вопи, иначе сама знаешь, что будет. Поняла? — угрожающе прошептал он.

Я закивала, чувствуя, как по лицу текут слёзы ужаса. В следующий миг рука исчезла, а перед глазами мелькнула обнажённая сталь ножа.

— И что это богачки делают в таких местах? — издевательски спросил другой голос. Не дожидаясь ответа, он продолжил: — Ах, да, тут за углом ваш элитный домишка. Жаль, не добежала, очень жаль.

— Хватит. — Третий мужчина сухо прервал насмешки напарника. — Ты, кукла, завтра же перепишешь на брата квартиру почившей мамки, поняла? И не смей отпираться, юлить или обратиться к ментам. Мы живо узнаем — и сегодняшняя встреча покажется сказкой.

— Что..? — тупо переспросила я. Его слова никак не могли достичь охваченного паникой мозга.

— Походу, Колян наврал, — презрительно хмыкнул второй мужчина. — Он сказал, ты какая-то важная шишка в финансах, а выглядишь как обычная тупая баба.

«Колян»? Я уцепилась за знакомое имя, поморщившись. Откуда они знают Колю? Страшная догадка прошила меня, будто током. Этот гад натравил на меня своих «дружков» по азартным играм! Ну, Николай…

Я облизнула в миг пересохшие губы. Пальцы сжались в кулаки, дрожь постепенно отпускала тело. Думай, Агата! Не дай страху поработить тебя.

— Конечно-конечно, — всё ещё заплетающимся языком зашептала я. — Завтра первым же делом поеду к нотариусу и всё сделаю.

А потом позвоню в полицию. Или просто вывезу все мамины вещи, оставив подонку одни голые стены, а сама перееду куда подальше, закинув в блок и его, и доставучую тётю Лену. Если ей хочется возиться с зависимым от запрещёнки Коленькой — на здоровье. А я просто мечтаю обо всех забыть. Надо только добраться в безопасное место.

— Смотри, какая послушная! — восхитился второй мужчина. — Неужели всё-всё сделаешь?

— Конечно, — кивнула я.

— Так может, нам и вторую квартирку прибрать к рукам? Уж больно ты покладистая. — Он сделал ещё шаг, заставив сильнее вжаться в мокрую стену за спиной.

Хотелось закричать, но я могла лишь прикусить губу и, зажмурившись, молить, чтобы они оставили меня в покое.

— Я шучу. — Мужчина вдруг отодвинулся, а я сумела сделать крохотный вдох. — Нам чужого не надо. Цени нашу щедрость, красотка.

— Спасибо…

— И чтоб в полдень передала все документы Николаю, поняла? — сурово спросил первый.

— Поняла…

Мужчины расступились. Сердце забилось где-то в горле, когда я сделала первый робкий шаг на свободу. Не веря, что так легко отделалась, я оставила всех троих за спиной.

— А мне кажется, вот так до тебя дойдёт ещё лучше.

Рывок за руку, быстрый удар в живот. Затмевающая сознание вспышка боли — теперь я на самом деле не могла сделать ни вдоха. Не помню, как оказалась на асфальте, помню только болезненный пинок. Затем ещё один.

Я свернулась в клубок, проглатывая слёзы пополам с водой из лужи. Мужчины громко ругались где-то сверху, но зато меня больше не били. Перевернувшись на другой бок, я вдруг заметила свет фонарей. Он так близко, всего в десятке шагов — и при этом так далеко.

Сделав последние усилие, я поползла к нему. Свет. Люди. Спасение.

— Помогите… — хриплый шёпот вырвался из горла, такой тихий, что его не было слышно даже мне. — Помогите!

Ледяная вода струилась между пальцами, намокшие брюки облепили колени, когда я пыталась встать в последний раз. Мощный пинок повалил меня навзничь, и я рухнула в глубокую лужу. Хлебнув студёной воды, приподняла голову — только чтобы получить очередной удар.

— Эй, что вы там делаете? Я вызываю полицию!

Чей-то голос разорвал глухую тишину переулка. Свет одинокого фонаря отражался в воде прямо перед моими глазами, стремительно отдаляясь.

«Спасите!» — мелькнула последняя мысль, когда я вдохнула грязную воду и умерла.