В небе Ленинграда

В те дни, когда гремели бои на Курской дуге, когда несколько наших фронтов перешли в контрнаступление и устремились к Днепру, полки 2-й гвардейской авиационной дивизии вместе с другими соединениями авиации дальнего действия активизировали бомбардировку вражеских объектов под Ленинградом.

Известно, что еще в августе 1941 года фронт двухсоткилометровой огненной подковой придвинулся к колыбели революции — Ленинграду. Голодом, бомбежками и артиллерийскими налетами гитлеровцы пытались сломить волю его жителей и защитников, а сам город превратить в груды развалин.

Ладожская Дорога жизни 1941–1942 годов создала минимальные возможности для снабжения населения и войск. 12 февраля 1943 года гром нескольких тысяч орудий и минометов возвестил о начале прорыва блокады Ленинграда. Но гитлеровские полчища все еще стояли у его стен. Они не отказались от мысли сделать из него второй Ковентри. Для осуществления своего чудовищного плана фашисты нацелили жерла тысяч орудий на жилые кварталы, предприятия и архитектурные памятники. Жизнь бесконечно дорогого каждому советскому человеку города по-прежнему была напряженной, полной тревог и лишений. Враг ежечасно напоминал о своем присутствии. Воздушные налеты сопровождались массированными артиллерийскими обстрелами. Кроме солнечной и теневой, наветренной и подветренной ленинградцы знали также снарядную и заснарядную стороны своего города.

Между боевыми вылетами в интересах Курской битвы наши дальние бомбардировщики в период с 28 июля по 17 сентября наносили мощные удары по врагу и под Ленинградом. Они препятствовали подходу резервов противника из глубины, уничтожали его авиацию на аэродромах, подавляли огонь неприятельской артиллерии, обстреливающей город.

Воздушная обстановка для выполнения боевых заданий оставалась сложной: ограниченное темное время суток, трудность целеуказаний, близость своих войск, неблагоприятные условия аэродромного базирования. Но все это не снижало боевого порыва летного состава, не могло сдержать его стремления облегчить участь ленинградцев.

Для нанесения ударов по врагу на подступах к Ленинграду широко применялись тысячекилограммовые бомбы. Эти торпедовидные громадины почти метрового диаметра подвешивались на центральную балку. Они занимали по длине почти половину фюзеляжа самолета. Взлетать с такой сигарой было нелегко. Большая масса бомбы сильно раскачивала самолет, а создаваемое ею сопротивление заметно снижало скорость.

..Нашей дивизии поставлена задача: нанести удар по, вражеским артиллерийским батареям, расположенным у поселка Беззаботинский. Они особенно ожесточенно обстреливали город. Учитывая, что эти цели находятся в непосредственной близости от наших войск, штурманы старались делать расчеты с ювелирной точностью. Перед вылетом экипажи тщательно изучили по крупномасштабным картам позиции дальнобойных батарей противника. Хорошо освоили они и свою систему земного обеспечения самолетовождения: свето — и радиомаяки, приводные радиостанции, обеспечивающие безошибочный выход на заданные объекты.

Маршруты прокладывались в обход Ленинграда с севера. Это исключало обстрел наших самолетов своей зенитной артиллерией и попадание в сети аэростатов, а также гарантировало войска ПВО от случайного проникновения вражеской авиации в воздушное пространство над бастионом на Неве. Наше командование заботилось и о том, чтобы гулом сотен бомбардировщиков, идущих на небольших высотах, не беспокоить лишний раз уже уставшее от тревог население. Под Ленинградом были широко применены неоновые светомаяки, имевшие большое преимущество перед зеркальными прожекторами. Они различались с большого расстояния и со всех направлений.

Август в Ленинграде — месяц темных ночей. Однажды при взлете наш самолет почти в конце разбега сильно ударился о какое-то препятствие и на малой скорости взмыл в воздух. Только опыт и мастерство позволили Василию Борисову нормально оторвать машину от грунтовой полосы. Но у нас создалось впечатление, что сильное повреждение получили шасси. О случившемся немедленно доложили на землю.

Хотя в воздухе Ил-4 вел себя нормально, все мы тревожились: шасси полностью так и не убрались. Возвращаться на посадку с тысячекилограммовой бомбой было опасно, сбросить ее аварийно — тоже. Приняли решение идти к цели и действовать по обстановке.

Огромная бомба под фюзеляжем и неубранные шасси заметно снизили скорость полета. И все-таки мы сумели выйти на цель в назначенное время. Вот впереди по курсу — поселок Беззаботинский. Он хорошо различается в свете САБов и ракет. В районе расположения вражеских укреплений темноту то и дело разрывают сполохи бомбовых разрывов. Это работают экипажи, вылетевшие на задание раньше нас. В расчетное время мы тоже посылаем гитлеровцам свой смертоносный «гостинец».

На развороте с удовлетворением наблюдаю, как наши экипажи крушат вражескую артиллерию. Массированный удар советских бомбардировщиков оказался на редкость эффективным. На позициях тяжелых батарей противника то и дело вздымаются огненные фонтаны. После такого налета фашисты едва ли смогут в ближайшие дни возобновить обстрел города.

Обратный маршрут оказался для нас нелегким. Пришлось непрерывно маневрировать в лучах вражеских прожекторов и в разрывах зенитных снарядов. У самой линии фронта натолкнулись на особенно сильный заслон зенитной артиллерии противника. Нам еле-еле удалось выйти из этой опасной зоны. Просто не верилось, что остались целыми и невредимыми.

— Как настроение? — спросил командир экипажа.

— В норме, — ответил я.

— Посмотри хорошенько шасси, — потребовал Борисов.

Включаю переносную электролампочку и через форточку поочередно осматриваю стойки и колеса.

— Пробита покрышка левого колеса, — с тревогой докладываю я.

— Это хуже, — заключает командир. — Посмотри правую.

— Правая нормально.

— Что ж, придется проверить твои снайперские способности. Прострели правую покрышку. Так будет лучше при посадке.

Я тут же вытащил пистолет «ТТ», выставил ствол в форточку и произвел пару выстрелов.

Полет подходил к концу. Но нам предстояла сложная посадка. Вот вдали показались огни аэродрома. Садимся последними. Теперь важно ничего не забыть, все сделать спокойно и точно.

Стремительно набегает голубоватый ковер летного поля, освещенный прожекторами. Стойки шасси выпадают из своих гнезд, щелкают замки. Самолет вздрагивает и делает клевок. Значит, выпущены щитки, и шасси стали на место. Бомбардировщик мягко чиркает ободами полосу. Настал самый критический момент: если самолет встанет на нос, мне первому несдобровать. Но все хорошо. Погашена скорость, машина чуть накренилась на одно крыло и остановилась.

На аэродроме выяснилось, что у самолета Виктора Кузнецова, взлетавшего перед нами, не выдержал замок бомбодержателя, и тысячекилограммовая бомба сорвалась. О нее мы и ударились при взлете. Только чистая случайность спасла нас от гибели...

В боевых вылетах под Ленинградом отличились многие авиаторы, в том числе экипаж Героя Советского Союза Е. П. Федорова. В конце войны он стал дважды Героем Советского Союза. За образцовое выполнение заданий самые достойные летчики, штурманы, радисты, стрелки, техники, мотористы и механики были удостоены правительственных наград. А на следующий день ленинградское радио передало сердечную благодарность отважным соколам от жителей города.

Чтобы повысить эффективность бомбардировки железнодорожных узлов, аэродромов и военно-промышленных объектов врага, была организована небольшая группа дальних охотников-блокировщиков. В нее входили наиболее опытные экипажи, отобранные из полков 2-й гвардейской дивизии: Павла Бурлуцкого и штурмана Андрея Тарасова, Василия Дмитриева и Сергея Путия, Владимира Кочнева и Василия Ляменкова, Алексея Пожидаева и Михаила Ершова, Героев Советского Союза Ивана Курятника и Владимира Рощенко.

Действуя методом свободной охоты, экипажи находили цели и внезапно поражали их. Охотники-блокировщики уходили далеко за линию фронта и наносили внезапные удары по аэродромам, железнодорожным эшелонам, автоколоннам и зенитным батареям.

В октябре 1943 года на базе группы был сформирован и вошел в состав 2-й гвардейской авиадивизии 112-й авиаполк ночных охотников-блокировщиков дальнего действия (НОБ ДД). Командиром назначили подполковника Павла Ивановича Бурлуцкого. Его заместителем стал Василий Борсов, заместителем по политчасти — майор Леонид Семенович Васильев, начальником штаба — подполковник Комиссаров, штурманом полка — майор Андрей Тарасов. Меня назначили заместителем штурмана и инструктором по радионавигации. Командирами эскадрилий стали Герой Советского Союза майор Иван Курятник и майор Василий Дмитриев.

В декабре 1943 года наша 2-я гвардейская авиационная дивизия полностью перебазировалась с подмосковных аэродромов на аэродромы ленинградского направления для участия в операциях войск Ленинградского, Волховского и 2-го Прибалтийского фронтов. Такое базирование позволило экипажам дальних бомбардировщиков вести интенсивные боевые действия и производить по два-три вылета в ночь. Массированные удары с воздуха наносились в основном по переднему краю обороны противника, где за два года была создана мощная система укреплений.

Вести активную боевую работу нам мешала плохая погода. Дни были короткими и хмурыми. Частые оттепели усложняли работу по поддержанию аэродрома в постоянной готовности.

По поводу непогоды больше всех острит старший лейтенант Иван Комаров. Среди летчиков и штурманов трудно было найти человека более щедрого на веселую шутку. Когда он появился в полку, многие его считали не совсем серьезным. Но на деле он оказался очень деловым, способным летчиком. Его отличали любовь к профессии, отличное знание материальной части, умение до предела использовать в бою возможности авиационной техники. Открытый и жизнерадостный, он легко ладил с людьми, старался помочь им во всем, умел весело прокомментировать тот или иной промах товарища. Некоторые даже побаивались его острого языка.

В первых боевых вылетах на «жучке» Иван Комаров проявлял не только мужество, но и смело шел на риск. Однако этот риск всегда основывался на опыте и знаниях. Действуя за линией фронта, он сбил несколько фашистских самолетов и уничтожил железнодорожный эшелон. Зенитчики и прожектористы противника не раз испытали на своей шкуре его меткие удары реактивными снарядами. Из самых тяжелых положений экипаж Комарова всегда выходил победителем.

Канун нового, 1944 года. Наш прифронтовой аэродром находится рядом с деревенькой Луги, затерявшейся в лесной глухомани. Погода опять нелетная. Мы сидим в тесной, переполненной людьми избе около теплой печурки, в которой мирно потрескивают сухие поленья. У огонька обсуждаются недавние боевые вылеты, высказываются смелые прогнозы дальнейшего развития событий на фронтах. Рядом, на скамейке, сражаются шахматисты. Но вот дверь распахнулась, и вместе с облаком пара на пороге появился припорошенный снегом Иван Комаров. В руках у него пушистая елочка.

— Посмотрите, ребята, какую красавицу принес! — громко воскликнул он, чтобы слышали все, и бережно поставил елочку на под. — Будем встречать Новый год по всем правилам.

— Ур-ра, Дед Мороз, пришел! Спасибо, Ванечка! — послышались ликующие голоса.

— А где же Снегурочка? — допытывался кто-то...

— Будет и Снегурочка, дайте отогреться, — отбивался Иван от назойливых друзей.

Хвоя в тепле запахла остро и сильно. С этой минуты изба как бы преобразилась, в ней стало как-то уютнее, светлее и праздничнее. А виновницей всему была пушистая лесная красавица.

— Друзья! — с серьезным видом обратился Комаров к присутствующим. — Объявляется конкурс на лучшее оформление новогодней елки. Кто займет первое место — тому дополнительный фронтовой паек и он станет первым кавалером новогоднего бала. Согласны? — закончил он.

— Согласны! Согласны! — раздались голоса со всех сторон.

Смолистый запах нежданной лесной гостьи быстро распространился по всей избе. Мы, как дети, восхищались красотой елочки, каждый стал с ребячьим восторгом придумывать для нее различные украшения. Фантазии и выдумке не было конца. Вскоре лесная красавица уже стояла наряженная. Ее верхушку украшал бомбардировщик, сбрасывающий бомбы на Гитлера, который, оскалив зубы, испуганно смотрел на него снизу.

Неожиданно вместе с клубами морозного воздуха в избу ввалился незнакомый майор в изрядно потертом реглане. Меховой воротник и шапка-ушанка на нем были обсыпаны снегом. Остановившись у порога, гость пристально посмотрел на нас и перевел взгляд на елку. Весь он казался олицетворением недюжинной силы. Потертое кожаное пальто прямо-таки трещало при каждом повороте его богатырской фигуры.

«Настоящий Илья Муромец», — подумал я.

— Майор Илья Федорович Пресняков, — густым басом бодро представился он, — прибыл в ваше орлиное гнездо для дальнейшего прохождения службы!

Я не мог удержаться от улыбки. И впрямь Илья, только не Муромец, а Пресняков.

Не ожидая приглашения, майор начал раздеваться. Неторопливо снял реглан и сразу нашел место, где его повесить. Мы внимательно следили за Пресняковым. Когда он сбросил свой кожушок, все увидели, что перед нами — летчик, могучий не только телом, но и духом. На его широкой груди сверкали ордена Ленина, Красного Знамени, Красной Звезды и Александра Невского.

Из первого разговора с Пресняковым мы узнали, что его боевая биография началась задолго до Великой Отечественной войны — он сражался с японскими захватчиками на реке Халхин-Гол. Майор рассказал нам, что родился он в 1911 году, русский, женат и имеет уже «гарнизон» ребятишек. Произвел более восьмидесяти боевых вылетов. Вот и все, что он застенчиво сообщил о себе при первой встрече с нами.

Продолжая наряжать елку, я как-то не заметил, что в избу вошел командир полка подполковник Бурлуцкий. Подошел ко мне и, подавая руку, с ходу ошарашил новостью:

— Придется тебе продолжить боевые вылеты с майором Пресняковым. Василий Александрович Борисов уходит от нас. Он назначен летчиком-инспектором авиакорпуса. Знакомьтесь.

Я протянул руку Преснякову. Илья так крепко сжал ее, что мне невольно пришлось присесть.

Время двигалось к полуночи. В нашу избу заглянули заместитель командира полка по политчасти майор Леонид Семенович Васильев, парторг, комсорг. Сюда же принесли подарки, полученные из тыла. Илью Федоровича попросили быть Дедом Морозом. Он согласился и быстро вошел в свою роль. Перед тем как вручить нам новогодние подарки, он густым раскатистым басом торжественно скачал:

— Друзья! Труженики тыла прислали воинам к Новому году гостинцы. Не только мечом своим, но и душой славен советский человек. Люди себе отказывают, живут впроголодь, а нас не забывают.

Как некрасовский дедушка, Илья начал выкладывать на стол подарки. Чувствовалось, что каждую посылку собирали заботливые руки. Люди, работавшие в тылу, хотели хоть чем-нибудь ободрить и поблагодарить воинов за их тяжелый ратный труд. От каждой маленькой посылочки веяло материнским теплом, скупым отцовским вниманием, всем, что было дорого каждому из нас.

Вот на елке вспыхнули маленькие лампочки, подключенные к аккумулятору. Скромно накрыт наш походный солдатский стол. Лица собравшихся светятся добрыми улыбками. Всматриваюсь в них и невольно думаю о том, как сблизили, породнили всех нас суровые испытания войны. Всего несколько часов назад появился в нашем кругу майор Пресняков, а его короткий рассказ о себе сразу убедил каждого из нас: он наш кровный брат и друг.

Стрелки часов приближаются к двенадцати. Илья приглашает всех к столу. Тесно, очень тесно на скамейках, но места хватает всем. В кружках — спирт, специально прибереженные для этого случая наркомовские стограммовки. Подполковник Бурлуцкий произносит тост:

— Дорогие друзья! Великое вам спасибо от Родины-матери. Слава вам! За победу! За окончательный разгром ненавистного врага!

Подражая бою курантов, Иван Комаров отбил в металлический таз двенадцать ударов. Все дружно встали и сомкнули кружки. Через несколько минут за столом сделалось шумно. Люди заговорили громче обычного. Толковали о многом — о полетах, о товарищах, о родных и близких. И тут единодушно избранный нами Дед Мороз и тамада Илья Пресняков как-то сразу изменил обстановку новогодней встречи. Он взял в руки гитару и привычно тронул ее струны. Наша видавшая виды фронтовая семиструнная спутница будто помолодела. Полилась тихая песня. Сочный голос Ильи набирал силу. Вот уже к нему присоединился один, другой, третий. Молодые и сильные голоса далеко за полночь звучали в русской избушке...

В ночь на 2 января 1944 года погода снова оказалась нелетной. Авиаторы собрались в старом сарае, приспособленном под клуб, послушать и посмотреть самодеятельных артистов. Концерт начался веселым конферансом. Затем джаз-оркестр исполнил марш 3-го гвардейского полка, слова и музыку которого написали стрелки-радисты старшины Куликов и Глазунов. В зале звучали слова:

От стен Сталинграда

На крыльях могучих

До черных берлинских мостов,

Сквозь грозы и тучи

Навстречу Победе

Водил нас полковник Глазков...

Одна за другой исполнялись популярные песни о летчиках, о молодости и, конечно же, о любви. Зрители награждали самодеятельных артистов дружными аплодисментами. Начальник разведки нашего полка капитан Николай Лобода прочитал горьковскую «Песнь о Соколе». Когда декламатор вдохновенно произнес: «Безумству храбрых поем мы песню», в зале воцарилась необыкновенная тишина. Слишком близки были эти слова нам, потерявшим в небе войны много замечательных боевых друзей. Своими подвигами они намного превзошли самых храбрых сказочных героев.

Но вот на сцене появился Илья Пресняков. Он исполнил цыганочку. Пляска у него получилась задорной и лихой. Благодарные зрители аплодировали не жалея ладоней и долго не отпускали его со сцены.

Выступление звезд самодеятельности закончилось далеко за полночь. Все расходились довольные. Да, несмотря на суровые фронтовые будни, люди не черствели душой, ценили музыку, песню, танец. Ведь все это было нам дорого так же, как родная земля, как могучая и бесконечно богатая душа советского народа...

Готовлюсь к первому боевому вылету с новым командиром. И сразу же возникли трудности с его экипировкой. Много пришлось повозиться Илье с подбором комбинезона и унтов, а технику самолета попотеть при подгонке подвесной системы под его богатырский рост.

18 января аэродром окутали сумерки. Холодно, метет поземка. Морозный ветер упруго бьет в лицо, выжимая из глаз слезы. Над верхушками деревьев торопливо бегут облака. В их разрывах едва просматривается темно-фиолетовое небо, усыпанное звездами. Экипажи находятся возле своих боевых машин в готовности к взлету. Лишь иногда тишину нарушает приглушенное урчание моторов бензозаправщиков.

Команда на взлет. Растворяясь в ночном сумраке, уходят на задание бомбардировщики. Вырулили на старт и мы. Вместе с тугой струёй воздуха винты отбросили куски уплотненного снега. Разгоняя скорость, самолет мягко оторвался от земли и стал уверенно набирать высоту. В намеченной точке делаем разворот и берем курс в район Ленинграда. Видимость крайне ограниченна.

На укутанной снежным покрывалом земле еле просматривались лишь темные пятна хвойных лесов. Только над линией фронта местность иногда освещалась то и дело взлетавшими в небо ракетами.

Вот впереди одна за другой вспыхивают и повисают в воздухе яркие лампы — САБы. Медленно опускаясь, они озаряют землю желтоватым светом. В середине одного из светлых пятен замелькали разрывы снарядов, а на земле запрыгали ослепительные вспышки сброшенных бомб. Это наши самолеты бомбят вражеские объекты в районах Красного Села, Дудергофа и Пушкино.

В эту ночь нашему экипажу вместе с другими охотниками-блокировщиками надо воспрепятствовать взлету вражеских самолетов, уничтожить прожекторные установки и подавить огонь зенитных батарей противника.

Илья Пресняков ведет самолет с присущим ему мастерством. Громадная машина слушается его, как разумное существо.

Неожиданно в небо вонзились лучи прожекторов. Они мечутся из стороны в сторону, торопятся поймать приближающиеся бомбовозы. Вот один из них уже лизнул серебристым языком наш бомбардировщик. Пресняков резко развернул машину и спикировал. От перепада давления я ощутил даже легкий хлопок в ушах, перегрузка все сильнее прижимала меня к сиденью. Но вот самолет вздрогнул от длинных пушечных очередей. Мне да и Никите Курочкину хорошо было видно, как хищный луч одного из прожекторов, отпрянув к земле, моментально превратился в небольшое красное пятно, которое тоже быстро растаяло. Наш командир и на этот раз не промахнулся.

В ночной темноте трудно производить эволюции самолетом, но Илья уверенно пилотирует машину. По всему чувствуется, что у него нет недостатка в мастерстве, смелости и решительности.

Наш напарник Иван Комаров, заметив фашистский бомбардировщик, летевший с включенными огнями, меткой пушечной очередью сразу же решил его участь: «юнкерс» загорелся и пошел к земле. В это время Пресняков увидел впереди по курсу цепочку посадочных огней. Он тут же перевел самолет в пологое пикирование и открыл огонь из пушек. Мы с Никитой тоже нажали на гашетки пулеметов. На аэродроме возник пожар. Пресняков сделал еще несколько заходов. Все наши атаки оказались удачными.

Да, Илья в первом же боевом вылете доказал, что он опытный, смелый и хладнокровный летчик. С таким можно было идти на выполнение любого задания.

Возвращаемся домой. После посадки я как бы между прочим заметил, что экипаж наш поработал сегодня неплохо.

— Работали так, как требует ВНОС, — загадочно отозвался Илья.

— А что это значит? — спросил я удивленно.

— Надо знать, штурман. ВНОС — это летная формула: внезапность, натиск, огонь, стремительность, — с гордостью ответил он.

Стоявший рядом Никита широко улыбнулся и, блеснув глазами, показал большой палец правой руки.

Как из множества ручейков образуется могучий поток, так из боевых достижений отдельных экипажей слагался общий успех подразделения и части в целом. С большой радостью узнали мы, что 10 января 1944 года за успешную боевую работу, героизм и умение, проявленные личным составом, 112-й авиаполк ночных охотников-блокировщиков дальнего действия преобразован в 26-й гвардейский авиационный полк.

Морозным вечером 27 января 1944 года мы с затаенным дыханием слушали по радио торжественное сообщение диктора:

— В ознаменование одержанной победы и в честь полного освобождения Ленинграда от вражеской блокады сегодня, в двадцать часов, город Ленина салютует доблестным войскам Ленинградского фронта...

Залпы салюта возвестили миру о полном разгроме гитлеровских полчищ под Ленинградом. Приятно было сознавать, что в достижение этой победы и наше соединение внесло определенный вклад.

С каждым днем нарастали удары авиации дальнего действия по врагу. Достаточно сказать, что за пять месяцев 1944 года ее экипажи сбросили бомб в два раза больше, чем за весь 1942 год. Но не только цифры характеризовали боевую мощь частей и соединений дальних бомбардировщиков. В наших ударах по врагу все полнее проявлялись боевое мастерство и отвага летчиков, штурманов, воздушных радистов и стрелков — всего личного состава.

Боевая мощь авиации дальнего действия возросла настолько, что в 1944 году она провела первую самостоятельную воздушную операцию.

В ночь с 6 на 7 февраля группа наших бомбардировщиков произвела массированный налет на г. Хельсинки, а точнее на военно-промышленные объекты противника.

В результате бомбардирования, по наблюдению экипажей наших самолетов, возникло более 30 пожаров, сопровождавшихся сильными взрывами. Крупные пожары отмечены в районах газохранилища, воинских казарм, электромеханического завода, в районе вокзала, на территории станции и депо. В районах судостроительного завода и сухого дока, а также на территории автосборочного завода наблюдались взрывы большой силы. Пламя пожаров наши летчики наблюдали при уходе от цели с расстояния до 250 километров.

Воздушной разведкой днем 7 февраля установлено, что возникшие в г. Хельсинки пожары не ликвидированы.

Четыре наших самолета не вернулись на свои базы.

Каждый из нас хорошо понимал, что мы решаем задачу большого политического характера.

Финские холопы Гитлера полагали, что им безнаказанно сойдет активное участие в разбойничьей гитлеровской авантюре. Но наши удары с воздуха напомнили им о другом. Они были настолько ощутимы, что правительство Финляндии вынуждено было заговорить о мире. Однако под разными предлогами затягивало переговоры.

В середине февраля до четырехсот наших дальних бомбардировщиков нанесли очередной удар по Хельсинки. Особенно напряженной была ночь на 27 февраля. Экипажи совершили по три боевых вылета. Накал был настолько велик, что батальон аэродромного обслуживания едва успевал подвозить бомбы и снаряды. Неутомимо трудились инженеры, техники и младшие авиационные специалисты, стараясь как можно быстрее и лучше подготовить самолеты к очередному вылету.

Финалом решительных действий советских войск, в том числе авиации, явился выход Финляндии из войны. Таким образом, и мы успешно выполнили поставленную перед нами задачу.

Преследуя разбитые вражеские части группы армий «Север», войска Ленинградского фронта последовательно выбивали противника с промежуточных оборонительных рубежей и вышли к реке Нарва. Наше гвардейское соединение, способствуя наступлению сухопутных войск, наносило удары по резервам противника, железнодорожным узлам, а также по сланцеперегонным заводам, расположенным на территории Эстонии. Эти заводы снабжали горючим вражескую группировку, оборонявшуюся на нарвском и псковском направлениях.

Вот что говорилось в одном из итоговых донесений о результатах налета на Нарву:

«Летный состав действовал по-гвардейски и показал образцовую работу. Произведено по три вылета в ночь, боевое напряжение на каждого летчика можно определить в среднем одиннадцатью часами, средняя бомбовая нагрузка — полторы тонны».

При налете на железнодорожный узел Псков в ночь на 5 марта над целью висело не менее сорока осветительных бомб. Экипаж капитана Шатаева (впоследствии Героя Советского Союза) и штурмана Михаила Лихолита осуществлял фотоконтроль результатов бомбометания. Дешифрованные снимки и сведения, полученные от партизан, подтвердили, что железнодорожный узел и депо выведены из строя, разбито шесть рассредоточенных эшелонов, сожжено несколько складов с горючим и боеприпасами. Отмечено прямое попадание в мост через реку Великая. В этом налете отличился экипаж Владимира Замыцкого. За ночь он совершил три боевых вылета. Ему был посвящен плакат: «Слава гвардейцу Замыцкому, сбросившему на врага 5100 килограммов бомб!»

Ударами по крупным резервам противника, сосредоточенным в районе Таллина, успешно завершился очередной этап боевой работы нашей дивизии на северо-западном направлении.

Загрузка...