Высокая награда

Во второй половине августа 1944 года в боевой деятельности нашего соединения наступил вынужденный перерыв: тылы не успели подвезти горючее и боеприпасы. А погода, как по заказу, выдалась исключительно хорошая. Солнечные дни, лазурное небо с редкими белесыми облаками, тишина полей и лесов вокруг Бориспольского аэродрома. Даже не верилось, что не так уж далеко идут ожесточенные бои, что там гибнут люди. К новым схваткам с врагом готовились и мы. Летчики, штурманы, техники и младшие авиаспециалисты с рассвета хлопотали у самолетов.

Обычный перекур. К нашей группе подходят два неразлучных друга — летчик Иван Курятник и его штурман Владимир Рощенко. На гимнастерках у обоих орден Ленина и Золотая Звезда Героя Советского Союза.

Иван и Владимир пришли в дивизию сержантами. Хорошо слетались и быстро пополнили когорту опытных воздушных бойцов. Их боевые маршруты пролегали над полями сражений в Подмосковье, над приволжскими степями, над Курской дугой, над Ленинградом и Севастополем. Только по объектам Германии и ее сателлитов экипаж нанес тридцать мощных ударов.

С Иваном Прокофьевичем Курятником и мне довелось совершить несколько боевых вылетов. В воздухе он был отважен и решителен, не терял самообладания даже в самые трудные минуты. Хорошо ориентировался в обстановке, летал на многих типах самолетов.

Владимир Рощенко был не только хорошо подготовленным, но и талантливым штурманом. В полете он непринужденно и точно работал с навигационным оборудованием, уверенно действовал с бомбардировочной аппаратурой. Его выгодно отличали от других трудоспособность, аккуратность и сметка. Недаром в полку его называли доктором штурманских наук. Благодаря смелости, мужеству и мастерству Курятник и Рощенко с честью выходили из любых сложных ситуаций. Вот какой короткий, но красноречивый документ удалось прочитать мне в Архиве Министерства обороны:

«На самолете Ил-4 командира экипажа младшего лейтенанта И. П. Курятника на обратном маршруте от Берлина в воздухе отлетел винт левого двигателя вместе с редуктором. Отважный летчик более двух часов продолжал полет на одном двигателе и благополучно произвел посадку на своем аэродроме».

В нашем дружеском кругу Владимир Рощенко не раз рассказывал о том, как вместе с другими товарищами летал к союзникам — американцам и англичанам. Для того чтобы читатель хотя бы в общих чертах уяснил содержание наших бесед, считаю возможным и уместным коротко рассказать о некоторых событиях того времени, к которым мы имели отношение.

В 1944 году над гитлеровской Германией стали появляться самолеты союзной авиации. Их действия широко рекламировались зарубежной прессой, пытавшейся выдать бомбардировку отдельных объектов в тылу Германии за своего рода «второй фронт в воздухе», тот фронт, который якобы должен был решить исход войны. Вскоре начали готовиться так называемые «челночные» рейды.

Суть их заключалась в следующем. Американские тяжелые бомбардировщики, стартуя с аэродромов Англии, брали курс на один из объектов Северной Германии. Выполнив задание, они не возвращались на свои базы, а продолжали полет на восток, пересекали пинию советско-германского фронта и приземлялись на специально выделенные для них аэродромы. Здесь экипажи отдыхали и через несколько дней на заправленных нами самолетах снова летели на запад. Они обычно наносили удары по предприятиям нефтеперерабатывающей промышленности Румынии и садились на аэродромах Италии. А оттуда, после отдыха, американцы направлялись в Англию, попутно бомбардируя какую-либо цель на территории Германии. Получался замкнутый маршрут: Англия — Советский Союз — Италия — Англия.

В конце мая 1944 года в штаб авиации дальнего действия вызвали штурманов капитанов Героев Советского Союза В. Ф. Рощенко, П. П. Хрусталева и старшего лейтенанта В. А. Быхала. Командующий АДД маршал авиации Е. А. Голованов коротко рассказал им о «челночных» полетах американских «летающих крепостей» — бомбардировщиков Б-17.

Трем нашим штурманам предписывалось принять участие в «челночных» полетах военно-воздушных сил США, на местах ознакомиться с боевыми действиями союзников и обменяться с ними опытом боевой работы.

В середине июня П. П. Хрусталев, В. Ф. Рощенко и В. А. Быхал прибыли на один из аэродромов Украины. Здесь они встретились с руководством оперативной группы американских ВВС. Каждый из советских штурманов был определен в ведущие экипажи различных авиационных групп без права выполнения каких-либо обязанностей на борту самолета.

«Челночники» выполняли полеты только днем, в простых метеорологических условиях, в так называемых объемных строях, то есть отряды каждой группы эшелонировались, в воздухе по высоте, в виде этажерки. Ведомые сбрасывали свой груз сразу после отрыва бомб от самолета ведущего, так как только командирские машины имели радиолокационные прицелы АР-15. Лишь в случае острой необходимости подчиненным разрешалось бомбить самостоятельно, используя оптический прицел «Норден». Способы самолетовождения не отличались от наших.

В период с 18 по 21 июня американские самолеты типа «Лайтинг», имевшие на борту специальное фотооборудование, провели предварительный облет с фотографированием предстоящих маршрутов из Англии в Советский Союз. 21 июня на украинские аэродромы произвело посадку авиационное соединение, в состав которого входило до девяноста «летающих крепостей». 28 и 29 июня экипажи проводили предполетную подготовку, а на 30 июня был запланирован боевой вылет.

Самолеты взлетали с минутным интервалом. Сбор отрядов и построение с учетом эшелонирования осуществлялись на кругу в режиме набора высоты. Объемные боевые порядки были мало уязвимы от атак истребителей, но несли ощутимые потери от огня зенитной артиллерии. Снаряд, разорвавшийся внутри строя, мог поразить не один, а несколько самолетов. В полете отсутствовала радиодисциплина. Много было лишних, никому не нужных команд, указаний и вообще переговоров как между экипажами, так и внутри их. В воздухе каждый специалист выполнял обязанности, присущие только ему. Летчик пилотировал, штурман осуществлял самолетовождение, а бомбардир включался в работу лишь при подходе к цели. Отбомбившись, он отдыхал.

После выполнения задания американские бомбардировщики произвели посадку на трех грунтовых аэродромах в районе города Фоджа. Отсюда наши штурманы Хрусталев, Рощенко и Быхал были доставлены на английскую авиационную базу Бари, что на восточном побережье Италии. По неизвестным причинам американское командование не запланировало перелет советских штурманов из Италии в Англию. Пришлось коротать время в безделье. Стараясь как-то заполнить затянувшееся время ожидания следующего вылета, генерал Туайнинг пригласил штурманов в Казерту, где располагался штаб, и устроил прием. Затем в Гроссето ознакомил их с боевой деятельностью тактической авиации США. Для этого американские летчики продемонстрировали на самолетах Б-25 и А-20Б учебный удар группы по наземной цели, расположенной в тактической глубине обороны противника. Через несколько дней было организовано посещение английского лагеря русских репатриантов в районе Таронто.

Так без участия в боевых вылетах наши штурманы провели июль, В начале августа на аэродроме Бари приземлился самолет Б-24, направляющийся в Москву. На его борту находился американский военный атташе генерал Дин. Вместе с ним Хрусталев, Рощенко и Быхал перелетели в Тегеран, а затем на родину. И вот теперь они среди нас и подробно рассказывают обо всем, что видели у союзников.

Особо мне хочется рассказать о штурмане Герое Советского Союза Павле Хрусталеве. Родился он в исторический день 7 ноября 1917 года на псковской земле, в семье крестьянина. Отец умер вскоре после гражданской войны. Мать Анастасия Гавриловна осталась с двумя сыновьями. В годы коллективизации вступила в колхоз, стала членом Коммунистической партии. Ребята росли крепкими и трудолюбивыми. Как и для многих сверстников, школой жизни для них стал труд на родной земле. Когда Валерий Чкалов изумлял мир, прокладывая ранее неведомые трассы, Павел Хрусталев только знакомился с небом в Краснодарском училище штурманов.

3 июля 1941 года штурман дальнего бомбардировщика Хрусталев совершил свой первый боевой вылет. С этого дня и до конца войны его корабль свыше 300 раз появлялся над многими военно-промышленными объектами в тылу врага. 27 июля 1943 года ему было присвоено звание Героя Советского Союза. 29 апреля 1945 года штурман авиационного соединения Павел Павлович Хрусталев в последний раз бомбил фашистов в их окруженном со всех сторон логове.

Младший брат Павла Хрусталева Виктор начал войну в коннице генерала Плиева. За два года войны ему пришлось быть артиллеристом, танкистом, радистом.

В конце 1943 года работники Всесоюзного радио помогли Павлу Хрусталеву разыскать мать, которая работала в одном из военных госпиталей в Ярославской области, а потом и брата Виктора, который после ранения находился на излечении в госпитале под Москвой. Позже обстоятельства сложились так, что Анастасия Гавриловна стала работать в полковом лазарете, а Виктор после выздоровления летал стрелком-радистом в одном экипаже с братом...

Вскоре и нам пришлось встретиться с союзниками, Августовским днем на наш аэродром под Киевом сели два американских дальних бомбардировщика Б-17. Их экипажи были тепло встречены личным составом нашего полка. Союзников накормили сытным обедом, угостили русской водкой, оказали им помощь в заправке самолетов горючим.

В тот день за два часа до вылета наших экипажей на задание состоялась товарищеская встреча с американцами по волейболу. На площадке разгорелась жаркая баталия. Игра привлекла многих болельщиков. Наши авиаторы показали неплохую игру. Особенно понравился всем Илья Пресняков. Он легко гасил мячи через сетку, будто гвозди вбивал. При каждом его ударе болельщики со всех сторон громко кричали: «Лезь в укрытие!» Поддерживаемый болельщиками, Пресняков вошел в раж и с каким-то упоением наносил сильные, нередко неотразимые удары.

Общение с американскими летчиками осложнялось обоюдным незнанием языка. Но это не мешало нам с помощью жестов и мимики выяснять некоторые сугубо авиационные вопросы.

Гости пригласили нас осмотреть кабину «Боинга-17». Многое показалось мне интересным. Я, например, обратил внимание на то, что хвостовая часть фюзеляжа была отведена под гардероб и мало чем напоминала боевой отсек. Здесь висело выходное и парадное обмундирование. У каждого члена экипажа были жилеты с металлическими пластинками и каски пехотинцев. Эти доспехи одевались для предохранения от осколков зенитных снарядов.

Больше всего шуток у наших остряков вызвала такая деталь: к каждому парашюту у американцев была прикреплена фанерная дощечка. На одной ее стороне была надпись по-немецки, а на другой — по-русски: «Я американец». Эти надписи не требовали разъяснений: они боялись у немцев сойти за русских, а у нас — за немцев...

Американцы были очень удивлены, узнав, что многие наши экипажи совершили более двухсот боевых вылетов. Им эта цифра показалась астрономической. Не меньше были поражены и мы, когда услышали, что предельная норма участия американских летчиков в войне определялась двумя десятками вылетов. После выполнения этой нормы они, сколотив деньжонок, отправлялись домой. А сколько нашим ребятам еще предстояло сделать боевых вылетов, чтобы добиться окончательной победы над врагом?!.

19 августа 1944 года для меня особенно памятно. Мы занимались подготовкой материальной части, и мало кто из находившихся на стоянке обратил внимание на приземлившийся По-2. Этими самолетами часто доставлялись документы в штаб дивизии.

Из кабины легко выбрался и быстро спрыгнул на землю летчик Владимир Давидзяк. Не выключая мотора, он подошел к Преснякову и доложил:

— Товарищ майор! Майора Киньдюшева приказано доставить в штаб авиакорпуса.

Илья Федорович улыбнулся, подошел ко мне и на глазах у всех собравшихся на аэродроме стиснул меня в своих медвежьих объятиях. Потом басовито сказал:

— Ну, Иван, поздравляю! А с чем, узнаешь от генерала Логинова.

И вот наш По-2 уже бойко тарахтит в воздухе. Воздушные потоки покачивают его с крыла на крыло. Замечаю, что в зеркало, установленное на стойке центроплана, Владимир Давидзяк внимательно наблюдает за мной, чему-то улыбается. Но только после посадки он доверительно сообщил, что утром получил задание доставить в штаб многих офицеров.

Около штаба корпуса я увидел дружка Сергея Кондрина. Мы бросились навстречу друг другу, крепко обнялись. Здесь же находились наш командир подполковник Павел Бурлуцкий, заместитель командира 3-го гвардейского полка по политчасти Сергей Соколов, штурман 18-го гвардейского полка Николай Алексеев, штурман капитан Владимир Романов и другие. Одним словом, могучее, лихое племя авиаторов, удостоенных звания Героя Советского Союза.

Вхожу в кабинет командира корпуса. За длинным столом над картами и схемами склонились генералы и офицеры. Докладываю о прибытии. Генерал Логинов подошел ко мне и обратился к присутствующим:

— Товарищи! Перед нами офицер, удостоенный высокого звания Героя Советского Союза. Штурман, снайпер бомбовых ударов, с первых дней войны выполнял самые сложные задачи. Надеюсь, что и в дальнейшем он будет с честью нести это высокое звание и еще сильнее наносить удары по врагу.

Не могу передать сложные чувства, охватившие меня в ту минуту. Казалось, что это говорят не обо мне, а о ком-то другом. Разве просто поверить, что ты — Герой Союза Советских Социалистических Республик! Пришел я в себя только после того, как Евгений Федорович троекратно поцеловал меня и крепко пожал мне руку.

— Служу Советскому Союзу! — было моим ответом.

— А теперь вы поступаете в распоряжение штурмана корпуса подполковника Читайшвили, — отпуская меня, сказал Логинов.

Подполковник Григорий Читайшвили, под руководством которого началась моя служба в 7-м дальнебомбардировочном полку, сердечно поздравил меня с высокой наградой и пригласил в свой кабинет. Здесь был накрыт маленький столик. Читайшвили наполнил стаканы добрым грузинским вином, и мы выпили за столь примечательное событие в моей жизни.

Не скрою, это были волнующие и радостные минуты в жизни каждого из нас. Мы возвращались в полки приятно взволнованные и до глубины души тронутые оказанной нам высокой честью, теплотой встречи. Каждый из нас дал клятву на верность делу, которому вместе служим. Мы знали, что впереди у нас еще много сражений, радостей побед и горечи утрат, но твердо верили, что день полного и окончательного изгнания врага с советской земли не так уж далек. Каждый наш новый удар по его обороне, военно-промышленным объектам приближает час гибели фашизма.

Думалось в те минуты о живых и погибших боевых товарищах, с которыми уходил в тревожное фронтовое небо. Мысленно благодарил тех, у кого учился штурманскому мастерству, выдержке и мужеству.

Почему-то особое чувство признательности испытывал к техническому составу, с которым нас всегда связывала крепкая и искренняя дружба. Трудно приходилось экипажам в воздухе, но не меньше доставалось и тем, кто работал на земле. Днем и ночью, в стужу и под палящим солнцем готовили самолеты к бою наши скромные специалисты. Они в сжатые сроки старательно и надежно выполняли любые работы. Не подводили нас ни разу.

Типичным представителем таких трудяг был Николай Захарович Радченко, или НЗ, как его любовно величали в полку. Тридцатипятилетний капитан технической службы был рослым и сильным человеком с крупными чертами лица. Трудолюбие, сноровку и рассудительность он, видимо, унаследовал от родителей. Он принадлежал к той категории людей, с которыми приятно быть всегда в везде.

Вновь оживает в памяти до мелочей знакомая картина каждодневной жизни аэродрома. Вдоль стоянок медленно передвигаются пузатые бензозаправщики. Урча моторами, трехтонки подвозят баллоны со сжатым воздухом, бомбы в решетчатой таре, снаряды, ящики с патронами. Зимой гудят, словно огромные примусы, лампы для подогрева двигателей. У самолетов хлопочут люди — заливают бензин, масло. Потирая натруженные ладони, оружейники подтаскивают бомбы к бомболюкам. Аккуратно, с большой осторожностью подвешивают их, ввинчивают взрыватели, пополняют боекомплект пушек и пулеметов.

Среди этой кажущейся суеты у самолетов всегда можно видеть высокую фигуру Захарыча. Летом он в просоленной потом гимнастерке и запыленных кирзовых сапогах, зимой — в ватной куртке и валенках с надрезанными сзади голенищами.

Подобно опытному дирижеру Николай Захарович управляет работой технического состава по подготовке к вылету боевой техники. От его взора не укроется ни одна мелочь. В нужный момент он всегда придет на помощь.

Говорил НЗ медленно, с хрипотцой в голосе, но твердо. В его речи всегда чувствовалось богатство авиационного лексикона. Если ему кто-либо возражал, горячился, Радченко спокойно произносил любимую поговорку: «Не кипятись, паром изойдешь!» Одним словом, умел он и строгим быть и подойти к людям. Неудивительно, что подчиненные тянулись к нему, понимали с полуслова.

Опираясь на верных помощников, больших знатоков своего дела старших техников-лейтенантов Тимофея Батуева, Евгения Башкатова и Анатолия Вишневского, инженер эскадрильи обучал подчиненных всем тонкостям авиационного мастерства. Это были славные ребята, готовые одолеть любые трудности. Их волевые лица, обожженные летним солнцем и жгучими морозами, отливали бронзой, просились на полотно художника. Их промасленные, привыкшие к металлу руки делали чудеса. Если кто-либо из них заверял: «Не беспокойтесь, сделаем!») — тогда действительно не о чем было беспокоиться: все будет выполнено в срок и в лучшем виде. Скромные самоотверженные труженики продлили жизнь не одному самолету, обеспечили сотни успешных боевых вылетов.

Конечно, и летные экипажи старались беречь свои машины. Но война не считалась с их желаниями. После возвращения с боевого задания иногда страшно было смотреть на изуродованные машины: одна, словно решето, вся в пробоинах, другая с рваными дырами от осколков снарядов, третья с перебитыми плоскостями, с задранной во многих местах обшивкой, с потеками масла. Много сил и времени нужно было затратить на их восстановление. Видя искалеченную машину, НЗ произносил: «Чтобы в воздухе вертелись винты, надо вертеться на земле!» И инженерно-технические работники вертелись, делая все лучшим образом. Какая радость светилась в их глазах, когда поднималась в воздух очередная, ожившая с их помощью машина!

Вспоминаю такой случай. Возвращаясь с бомбардировки объектов Севастополя, экипаж Василия Дмитриева получил по радио приказ идти на запасной аэродром. Горючее было на исходе. В районе Гуляй-Поля стрелки бензиномеров на шкалах отбивали нули. Пошли на вынужденную. При приземлении в луче посадочной фары оказалось железнодорожное полотно. Еле хватило скорости, чтобы перетянуть препятствие и сесть на фюзеляж в поле, не выпуская шасси. В часть пришла телеграмма «505», что в переводе на шутливый язык авиаторов означало: «Прилетели, мягко сели. Высылайте запчастя: фюзеляж и плоскостя». Такая шутка отпускалась в адрес тех экипажей, которые садились вынужденно, вне аэродрома.

Для эвакуации самолета прибыла бригада из трех человек. Старшим был техник Анатолий Вишневский. Перед ними лежал всегда грозный в воздухе, но теперь беспомощный, весь в пробоинах самолет. Осмотрев его, бригада принялась за дело. Прежде всего поставили машину «на ноги». Для этого под самолетом выкопали траншею, выпустили шасси, а затем проверили силовые узлы. С помощью двух колхозных тракторов вытянули машину из траншеи. Теперь предстояла дорога длиной двенадцать километров по солончакам до ближайшей пригодной для взлета площадки. На пути следования были срыты кочки, по ручьям проложены настилы для основных колес. Транспортировали самолет с приподнятым передним колесом. А поднимать его пришлось при помощи живого груза — вездесущих любопытных мальчишек, которые с удовольствием заполнили хвостовую часть самолета.

Так прошли половину пути. Дальше лежал тракт. Пришлось буксировать самолет так, что левое колесо шло по хорошему накату, переднее — по бровке, а правое — за кюветом. У самого финиша путь преградили часовые дорог — телеграфные столбы с множеством проводов. Анатолий Вишневский предложил опустить нос кабины, протащить под проводами самолет до середины фюзеляжа, затем опустить хвост и протолкнуть вторую половину машины. Операция была проведена успешно, при этом не было повреждено ни одного провода.

На площадке привели бомбардировщик в порядок. Осмотрели моторы. Они были исправными, а вот искореженные лопасти винтов требовалось заменить. На их демонтаж был затрачен остаток вторых суток.

Прилетевший с базы самолет доставил необходимые детали и экипаж. Оставалось только смонтировать винты. Но опыта работы на этой машине техники не имели. Выручила смекалка и изобретательность. Наконец-то самолет был готов.

Зимой, когда по аэродрому гуляет колючая метель, особенно тяжел труд наших боевых помощников — техников, мотористов, оружейников, прибористов. Работать им приходится в промасленных ватных куртках и брюках, которые дубеют на морозе. В первую военную зиму стужа была такой, что руки примерзали к металлу. А рукавицы частенько приходилось снимать, чтобы добраться до нужной детали. Недаром тогда говорили, что у техников в младших специалистов пальцы зрячие.

Подготовленные к запуску моторы накрывались ватными чехлами и перед вылетом обогревались специальными лампами, чтобы оттаяло масло. А руки свои труженики аэродрома отогревали собственным дыханием. Даже в последние минуты перед вылетом техники старались помочь летному составу экипироваться и занять места в бомбардировщике.

Только после того как боевые машины уходили на задание, технический состав имел возможность немного отдохнуть. Забежав в теплушку, они снимали потертые рукавицы и отогревали у железной печки окоченевшие руки...

Весело стрекочет мотор По-2. Непривычно близко бежит под его плоскостями земля. В ушах у меня все еще звучит поздравление генерала Логинова с присвоением мне звания Героя Советского Союза. Вот прилетим в полк, и я сразу же напишу об этом событии матери в Севастополь. Большая будет радость для нее. Будто и она удостоена высокой награды за все пережитое. Однако высокая честь требует еще более высокой ответственности. Что ж, буду стараться. Рядом со мной замечательные боевые друзья. Они всегда щедро делились со мной опытом и теплом своих сердец. С такими людьми не страшны никакие испытания...

Загрузка...