К сожалению, твоя

Глава четвёртая

Натали ожидала беспорядка. Коробки из-под пиццы, грязная спортивная одежда и пивные бутылки. Может, пара подозрительных тканей. Но она могла бы есть с пола в маленьком доме Августа. Тут было так чисто. Специи были выстроены на кухонном столе перед разделочной доской. Кухня и гостиная были соединены между собой, а пространство было небольшим, поэтому единственной мебелью для него было кресло королевского размера, повернутое к телевизору. Ему удалось сделать сцену привлекательной с помощью коврика и корзины с одеялом. Это было… хорошо.

На самом деле, это на миллион миль превзошло ее кладбище рюмок в гостевой комнате.

— Разочарована тем, что у меня нет скотча на стене?

— Я уверена, что он спрятан в шкафах вместе с крысами, — беззаботно сказала она, наблюдая, как кошка с видом превосходства убегает к задней части дома.

Август обошел вокруг, чтобы посмотреть ей в лицо, и громко расхохоталась.

— Посмотри на себя. Ты потрясена. Действительно ожидала, что я буду жить в общежитии, не так ли? — Он вошел в ванную, которая находилась за единственной дверью в коротком коридоре, ведущем в спальни, как она предположила. Включив свет, он жестом пригласил ее следовать за ним в крошечную комнату. Она двинулась в этом направлении, но остановилась на пороге, неуверенная в том, что ее теснят на такой небольшой площади с таким крупным мужчиной. Мужчиной, к которому она, казалось, не могла перестать тянуться, несмотря на то, что он был осуждающим и грубым и, казалось, видел в ней худшее.

— Ты действительно дважды накладывал себе швы во время пыльной бури?

Август остановился, копаясь в своей аптечке. Его рука, сжимающая бутылку медицинского спирта, опустилась на туалетный столик.

— Ага.

— Где?

Он слегка повернулся, опершись бедром на раковину.

— Что? Ты хочешь судить мою работу, прежде чем сочтешь меня подходящим, чтобы исправить твои королевские раны?

Нет. Она пыталась отсрочить момент, когда они окажутся достаточно близко, чтобы можно было соприкоснуться, потому что он довел ее мозг до такой степени, что она начала обсуждать достоинства сна с ним даже после более чем месяца оскорблений и поддразнивания.

— Хорошая практика — запрашивать все полномочия.

— Даже если эти полномочия высоко на внутренней стороне моего бедра?

— На обоих?

— Одном из них. — Он отвернулся и задрал футболку, обнажая мускулистую спину, лишенную чернил, в отличие от его рук, на одной из которых гордо красовался военно-морской знак отличия. Не то чтобы она заметила татуировку, когда его правое плечо было разделено пополам сморщенным болезненным шрамом.

— Вот другой. Не лучшая моя работа, но в то время у меня не было зеркала.

— Да. — Она попыталась сглотнуть. Не могла. Боже, он был человеческим бульдозером. Ей придется держаться за жизнь в постели с ним. Звучало ужасно. Просто ужас. — Лучше тебе держаться подальше от зеркал.

Он сбросил рубашку с фырканьем.

— Не веди себя так, будто ты не была готова взобраться на меня, как по лестнице, принцесса.

Не лгал. Однако это было тогда. Не сейчас.

— Жаль, что тебе пришлось открыть рот, не так ли?

Август провел языком по полной нижней губе.

— Тебе бы понравился мой рот.

Ее кожа была температуры солнца.

— Мы можем покончить с этим, или ты надеешься, что я истеку кровью?

За долю секунды выражение его лица сменилось с высокомерного на обеспокоенное.

— Извини. Иди сюда.

Извинения застали ее врасплох. Настолько, что она как бы рванулась в ванную, слишком ошеломленная, чтобы сделать что-либо, кроме как отпустить разорванные края своего платья и смотреть, как он натирает спиртом ватный тампон, стараясь не замечать его свежий фруктовый аромат, пока он это делает.

— Почему от тебя пахнет грейпфрутом?

— Я пользуюсь мылом ручной работы, — рассеянно сказал он, нахмурив брови, пока вытирал следы ее когтей, его медленное теплое дыхание шевелило ее волосы. — Единственная и неповторимая женщина, которой когда-либо нравилось мое вино, слишком бедна, чтобы купить его, поэтому она тут и там меняет мне мыло на бутылку.

— Как она потеряла чувство вкуса? Авария с острым соусом?

— Смешно.

— Кто она? — Вопрос вылетел прежде, чем она успела захлопнуть свой рот. Она говорила как ревнивая подружка, вроде того, что Август ранее солгал о том, что едет на свидание. Хорошо, что этот человек уезжал из города, потому что их динамика с каждым днем становилась все более запутанной. — Неважно. Это не мое дело.

— Нет. Это так, — протянул он, разрывая обертки сразу двух пластырей. — Но я все равно скажу тебе, чтобы ты не отламывала столешницу.

Взгляд Натали устремился туда, где ее руки смертельно вцепились в выступ туалетного столика, высвобождая белый мрамор как можно быстрее.

— Спирт в голову ударил.

— Ага. — Зажав нижнюю губу, чтобы скрыть очевидный смех, он наложил первый пластырь ей на грудь. Медленно. Разглаживая его очень осторожно сверху вниз большим пальцем. И ее дурацкие двуличные гормоны оживились, как комнатное растение после полива. Натали пришлось сопротивляться тому, чтобы выгнуть спину, пока он накладывал второй лейкопластырь, не торопясь, словно наслаждаясь ее сбивающим с толку страданием. — Она мать тройни — та, что торгует мылом. Я почти уверен, что все, что вызывает у нее возбуждение после сна, имеет приятный вкус.

— Ой. Тери Фрейзер? Я видела ее в городе на прошлой неделе, когда она катала их в коляске размером с танк. Мы с ней вместе ходили в школу.

— Я знаю.

Ее нос сморщился.

— Откуда?

Август, казалось, молча пинал себя.

— Вы двое казались примерно одного возраста, поэтому я спросил ее.

— Почему?

Он колебался. Его лицо слегка покраснело?

— Просто веду светскую беседу.

В какой-то момент во время выпадов и парирования их разговора он придвинулся ближе. Раковина впилась ей в поясницу. Та ее часть, которую он взволновал несколько месяцев назад, но так и не реализовал, требовала полной оплаты. Его джинсы были бы так хороши на ее голых внутренних бедрах. Он взял ее за волосы своими большими кулаками, и она могла, наконец, наконец, вытащить этого болвана из своей системы. Какой вред это может причинить? Он уезжал, не так ли?

Натали посмотрела на Августа сквозь ресницы, подняв правую руку, чтобы исследовать его твердые мускулы через его рубашку.

— Я думала…

— Она упомянула, что ты тогда тоже большую часть времени проводила пьяной. — Он усмехнулся.

Лед закристаллизовался на ее коже, рука упала, как камень.

Он поймал ее, нахмурившись. Ища ее выражение.

— Подожди. Уф. Что ты собиралась сказать? Ты думала о чем?

— Ничего.

— Скажи мне.

Замаскировав неудобную тяжесть в груди сахаристой улыбкой, она проскользнула между его огромным телом и туалетным столиком, убегая из ванной. Но не раньше, чем сделать прощальный выстрел через плечо.

— Не дай двери ударить тебя по заднице на пути из города, Август.

— Натали, — прорычал он, топая за ней. — Подожди.

— Не могу. Мне нужен свежий воздух. Твоя глупость явно заразительна.

— У меня ключи от твоей машины.

Она остановилась, взявшись за дверную ручку, повернулась и протянула руку.

— Отдай мне их.

Он не сделал ни малейшего движения, чтобы вытащить их из кармана. Вместо этого он дернул подбородком в сторону ванной.

— Ты собиралась прикоснуться ко мне.

— Как ты заметил, моя жизнь — это череда неверных решений. — Если это выражение на его лице было сожалением, она не хотела знать. Не хотел выяснять, почему он сожалел, потому что в ее горле уже образовался ком, а между лопатками возникло давление. — Послушай, у меня был довольно тяжелый день, поэтому, если бы я обдумывала, что-то с тобой сделать, это было бы исключительно из-за необходимости отвлечься.

Она ожидала, что он ухватится за эту последнюю часть. Попытаться убедить ее провести следующие несколько часов в одной из этих задних спален. К ее удивлению, он этого не сделал.

— Почему у тебя был тяжелый день?

— Я не дам тебе такие боеприпасы.

— Какая разница, если я уеду? — Она была у него.

И, черт возьми, Натали вдруг отчаянно захотелось сбросить тяжесть с груди. Она отказалась прерывать причудливое счастье Джулиана и Халли своими проблемами. Все ее друзья были в Нью-Йорке — в основном знакомые с поверхности, которые также работали в финансовой сфере. К их чести, когда она совершила неудачную сделку и фирма потребовала, чтобы она ушла в отставку, они не бросили ее. Но их электронные письма и текстовые сообщения за последние несколько недель стали реже, постепенное исчезновение, которое оставило их с чистой совестью, а ей некому было позвонить.

Может ли она выговориться Августу?

Несмотря на резкий характер их отношений, она не могла не чувствовать себя… они знали друг друга. Он не был чужим.

Она стряхнула с себя утешение, которое давало ей это признание.

Нет. Что угодно. Она поговорила бы с ним, потому что это был бесплатный шанс разгрузиться.

Он уезжает и не сможет использовать эту информацию, чтобы посмеяться над ней.

— Я, гм… — Она защитно скрестила руки на животе, недоумевая, почему он так внимательно следит за происходящим. — Ты будешь рад узнать, что сегодня утром я унизила себя, попросив у матери денег. Я попросила ее разблокировать мой трастовый фонд, и мне было отказано.

Его брови нахмурились, пока он обдумывал это.

— Трастовый фонд. Разве он не должен быть открыт, когда ты становишься совершеннолетней?

— В большинстве случаев да, но мой отец добавил… требования.

— Как?

Неужели она действительно собиралась ему это сказать? Ага. Почему нет? Ничто не могло сделать сегодняшний день хуже. Даже его насмешки.

— Я не только обязана работать по найму, я должна быть замужем, чтобы попечитель мог высвободить активы. Джулиан тоже.

Прошло целых пять секунд.

— Ты врешь.

Это не было обвинением. Он был. удовлетворительно в шоке.

— Нет, — медленно сказала она, надеясь, что правильно его поняла. — Мой отец сейчас живет в Италии. По сути, он навязывает мне свою волю всю дорогу от родины, и его правила примерно 1930-х годов старой школы. И моя мать, и я скорее засунем ноги в озеро, полное пираний, чем протянем руку и попросим его об одолжении после четырехлетнего молчания. Представь, если бы он сказал «нет», и мы бы пожертвовали этим последним кусочком гордости ни за что? — Она пожала плечами. — Кроме того, я думаю, что часть моей матери наслаждается тем, что Напа остается моим единственным вариантом на какое-то время.

— Твой единственный вариант для чего? — Он немного отступил назад. — Ты не. сломана.

— Не разорилась. Но недостаточно смыть, чтобы… — Она остановилась, чтобы облизать пересохшие губы. — Я открываю свой собственный хедж-фонд в Нью-Йорке вместе с моим коллегой, и нам нужен капитал, чтобы он выглядел привлекательным для инвесторов.

— Это то, что ты делала раньше. Дерьмо с Уолл-Стрит?

Она закатила глаза.

— Да. Ты знаешь, то дерьмо, которое питает экономику.

Он фыркнул, отмахнулся.

— Ты бы предпочла оказаться в перенаселенном городе, чем на семейном винограднике в Напе?

— Все сложно.

— Похоже, ты сложная.

— Я предпочитаю сложное простому. — Она протянула руки и пошевелила пальцами, но он проигнорировал этот жест. — Август.

— Одну секунду. — Он скрестил руки на своей мощной груди, прочистил горло. — У тебя нет никаких перспектив замужества, верно? Ты бы не вышла замуж только ради этих денег, не так ли?

— Я могла бы, — сказала она, хотя на самом деле она не рассматривала такой вариант. Ее перспективы были нулевыми. В чем смысл?

Было ли это ее воображение или молния ударила в глубину его глаз?

«Мне это не нравится.»

— Я хочу эту фирму. Мне… нужна фирма. В противном случае я навсегда буду известна как разочарование. Облом. История, которую рассказывают за коктейлем.

Сейчас она говорила слишком много. Эту последнюю часть не нужно было показывать в жизни. Это была она. Но она не могла отрицать, что в конце признания давление в ее груди уменьшилось.

— Можно мне, пожалуйста, мои ключи? — сказала она тихо. — Мне нужно идти.

Август, казалось, встряхнулся, но его внимание не отвлекалось от ее лица.

— Конечно. Да. — Он передал их, но когда она повернулась, чтобы уйти, он слабо схватил ее за запястье. — Эй, чего бы это ни стоило, я знаю, что значит потерпеть неудачу. Вложил все последние копейки в это место и

банк высмеял меня за дверь, когда я подал заявку на кредит.

Это заставило ее задуматься.

— Его звали Ингрэм Мейер?

Похоже, он искал в своем банке памяти.

— Ага. Это парень.

— Какое совпадение. Он доверенное лицо моего отца, — пробормотала Натали, смотря на бывшего морского котика, глядя на него свежим взглядом. Или, может быть, она просто смотрела на него так же, как и в ту ночь, когда они встретились. Когда он был идеальным джентльменом. Когда они притягивались друг к другу, как магниты.

Нет. Больше похоже на нос Титаника, несущегося к айсбергу.

Он тот же человек, который месяцами был невыносимым придурком. Находить все ее слабые места и беспощадно тыкать в них. Скорее всего, сейчас он смягчил свое поведение только потому, что почувствовал шанс перепихнуться. Ни в коем случае она не доставляла ему такого удовольствия. Даже если это будет означать удовлетворение и для нее. Почему-то она просто знала, что так и будет. Но их очевидной химии не было ни тут, ни там. Это был конец пути.

— Удачи, где бы ты ни остался, Август, — пробормотала она, высвобождая свое запястье из его хватки, стараясь не показывать свою реакцию на то, что он провел большим пальцем по ее точке пульса. — Если ты почувствуешь сильный ветер за спиной, когда выезжаешь из города, это винная страна вздыхает с облегчением.

Он подмигнул, затем неторопливо отступил на несколько шагов с ухмылкой, которая так и не достигла его глаз.

— Может быть. Но ты определенно собиралась поцеловать меня в ванной, принцесса.

— Если бы я собиралась, это было бы просто, чтобы заткнуть тебя.

Не желая, чтобы Август нанес еще один удар, Натали повернулась и вышла за дверь, обойдя кошку, которая, по-видимому, была свидетельницей всего разговора и, похоже, ничуть не извинялась за нападение на нее. Она почти добралась до тропинки, ведущей к дороге, когда со двора раздался голос Августа.

— Еще не поздно, Натали, — крикнул он, повторяя свои слова с конкурса днем ранее.

Она повернулась и увидела Августа в дверях его дома, предплечья упирались в верхнюю часть рамы, выражение лица было дерзким, выставлен ряд мышц живота, бицепсы дергались то вправо, то влево, то вправо. Потом снова ушел.

Определенно не заводить ее.

— Тупоголовый, — пробормотала она под его смех.

Смех, который стих почти так же быстро, как и начался.

Почему ее ноги все больше и больше походили на резину, пока она шла к машине? Покинув компанию этого мужчины, она должна почувствовать себя свободной, как птица. Так и было.

Верно.

С трудом сглотнув, она вставила ключи в замок зажигания. И после долгой паузы, во время которой ей пришла в голову самая безумная мысль, фыркнув, завела машину и уехала.

Позже той же ночью Натали ушла из дома, не зная почему.

Она была не из тех, кто совершает вечерние прогулки.

Вернувшись в Нью-Йорк, ее образ действий заключался в том, чтобы целый день усердно работать и рухнуть на кушетку с бокалом вина в конце работы. Однако сегодня ночью у нее случился необъяснимый приступ дрожи. Халли и Джулиан были на двойном свидании с друзьями Халли Джеромом и Лавинией, а это означало, что весь гостевой дом был в ее распоряжении. Ей следовало бы заказать непристойное количество еды на вынос и посмотреть повторы «Под палубой», но вместо этого она обнаружила, что идет прямо через парадную дверь в ароматный вечер в направлении центра города Сент-Хелена.

Может быть, она была в настроении для какой-то атмосферы. Людей.

Подъем настроения.

Вернувшись домой несколько месяцев назад, она пошла на несколько свиданий, надеясь найти тот идеальный отскок, который займет ее, пока она барахтается в Напе. Но вскоре после этого свидания полностью потеряли свою привлекательность, и она отказалась выяснять, почему. Отказалась. Она так много раз смахивала влево без веской причины, что ей стало противно, и она вообще удалила Tinder. Боже, ее телефон был тихим, пустынным местом в эти дни. Она должна просто использовать его как пресс-папье или дверной упор.

Огни Виноградной лозы манили ее, когда она шла по грунтовой дорожке, живой джаз из одного из многочисленных кафе доносился до нее на ветру. Август был прав, когда спросил, почему она предпочитает город этой пышной долине винограда, солнца и веселья. Люди приезжали со всех концов, чтобы испытать изысканное блаженство Святой Елены. Но когда Натали ступила на Грейпвайн-уэй и повернула направо, все еще не зная, куда направляется, она не могла проявить ни малейшей привязанности к городу. Это было красиво, стильно, привлекательно. Жемчужина у подножия горы.

Но для нее это всегда будет место, где она не нужна.

Натали остановилась у витрины кондитерской, которая была здесь с детства. Она уже закрылась на день, но, заглянув внутрь через затемненное стекло, она вспомнила один из случаев, когда ее и Джулиана приводили туда раньше.

Джулиан не мог пройти через магазин без того, чтобы одноклассница не остановила ее старшего брата и не попросила его сесть за их столик. Хотя будущий профессор истории говорил сухо, эти односложные фразы были либо смешными, либо наводящими на размышления. И, что более важно, никогда не бывает недобрым. Как звезда легкой атлетики и академический чудак, он пользовался не чем иным, как уважением. Популярность пришла к Джулиану легко и неожиданно.

Но Натали также могла видеть себя через стекло, работая сверхурочно, чтобы быть замеченной кем-либо. Ее родители, ее одноклассники, крутые подростки за прилавком. По какой-то причине то же самое богатство, которое добавило популярности Джулиану, казалось, негативно отразилось на ней. Она не была одаренным гением. Она была средней ученицей. Не обладал большими спортивными способностями. Все эти деньги в ее распоряжении, и она, вероятно, просто проживет всю свою жизнь, благодаря тому, что она Вос.

Примерно в то время, когда Натали поняла, что все думают о ней как о человеке, который просто выиграл в лотерею на фамилию, она начала действовать. Разыгрывает своих друзей. Всегда принимая вызов. А когда она повзрослела, именно она поставляла выпивку и устраивала буйные вечеринки, из-за которых у всех были проблемы. Просто казалось, что это единственный способ, которым кто-либо заметил или признал ее. Если бы она была громкой. Если она сошла с ума. Мягкое обращение к родителям за привязанностью никогда не срабатывало. Либо они были заняты, либо их скудное количество свободного родительского времени приходилось тратить на Джулиана, который добился наград, медалей и стипендий.

Она отошла от стекла и продолжила идти, на этот раз быстрее. Она больше не была той изголодавшейся по вниманию девочкой. После постыдного пребывания в реабилитационном центре после школы она приняла помощь матери, чтобы попасть в Корнелл. Но она закончила учебу лучшей в своем классе благодаря своим собственным заслугам.

Она стала партнером без какого-либо вмешательства со стороны родителей. Она доказала себе, что способна и целеустремленна.

Однако, вернувшись на остров Святой Елены — и распластавшись на лице, — она чувствовала старый зуд под кожей. Чтобы вернуться больше, лучше и громче. Сделать что-то, что принесет ей положительное подкрепление, которого она всегда жаждала, но, казалось, никогда не могла заработать. Вот чем для нее будет эта фирма. Путь обратно на вершину. Способ снова уважать себя.

Знакомый голос достиг ушей Натали, и она остановилась посреди тротуара, вокруг нее кружилась группа подвыпивших туристов в мюлях и летних шарфах. Впереди у обочины стоял Август. Пока она смотрела, он выгрузил ящики с вином в багажник ее старой одноклассницы и матери тройняшек Тери Фрейзер.

— Ты в этом уверен? — Тери рассмеялась, явно ошеломленная.

— Не мог бы ты продать его вместо того, чтобы раздавать бесплатно?

— Мы уже это обсуждали, Тери. Я даже не мог отдать это вино человеку, умирающему от жажды в пустыне. Это все твое. — Он указал на заднюю часть ее машины, где, как предположила Натали, в своих автокреслах сидели тройняшки Тери. — Кроме того, я думаю, ты заслуживаешь этого больше, чем кто-либо.

— Позволь, я дам тебе хотя бы немного мыла.

— Нет, спасибо, но держи. У меня достаточно запасов, чтобы продержаться год. Он — похлопал ее по плечу и отступил назад. — Ты передашь своему мужу, что я поздоровался, хорошо?

— Сделаю.

Пульс Натали чуть не выскочил из кожи. Это было оно.

Действительно это.

Очевидно, Август собирался покинуть остров Святой Елены. Отдавая свой последний запас вина, как будто оно ничего не стоит. И это не так. Чтобы было ясно. Это было все равно, что пить бензин, который неделю мариновался в собачьем дерьме. Но услышав, как он признал это в такой самоуничижительной манере, ее желудок сжался.

Кончики ее пальцев начали гудеть, как перед крупной сделкой.

О Боже, она почти могла слышать плохую идею, приближающуюся к ней на конвейерной ленте гибели. Просто ковылял, подбираясь все ближе и ближе, даже когда она пыталась отговорить себя от признания возможности… помощи Августу и себе в этом процессе. Она должна позволить ему уехать из города, чтобы он больше никогда не заслонял двери церкви Святой Елены. Они были масло и вода. У него на плече размером с бизона была щепка о ее статусе и привилегиях в этом городе, которую он никогда не потеряет. И Натали…

Что ж, предложить помощь этому человеку и получить отказ было едва ли не самым страшным, что она могла себе представить. Всю свою жизнь она предлагала себя в качестве друга, невесты, коллеги, сестры и дочери, и в какой-то момент ее присутствие — и даже любовь — было отвергнуто. Она была отвергнута. Уволили, бросили, попросилась домой. Тем не менее, она даже не любила этого мужчину. Так почему же ее сердце билось со скоростью крыльев колибри при мысли о том, что он скажет «нет»?

Почему она так заботилась о нем?

Не делай этого.

Не стоит жалости.

Натали начала пятиться в тень, чтобы переждать отъезд Августа, но после того, как Тери уехала, он обогнул задний бампер своего грузовика и шпионил за ней, делая двойной снимок.

— Натали? — Он остановился на полушаге, нахмурившись. — Что ты делаешь, прячась там, в темноте? — Он щелкнул пальцами. — Дай угадаю. Высасываешь души из детей, застигнутых на улице после восьми вечера?

— Это верно. Я жду, пока они весь день не будут набиты куриными палочками и мороженым. Вот тогда я и нанесу удар. — Она пожала плечами. — Но у тебя IQ ребенка, так что, думаю, ты сойдешь.

— Ты высосала из меня душу несколько месяцев назад, принцесса.

— Должно быть, ты сохранил часть вина, если решил отдать Тери свой запас по пути из города. — Он немного отпрянул от редкого — и случайного — комплимента. — Я имею в виду… сломанные часы показывают правильное время два раза в день, верно?

Он по-прежнему смотрел на нее прищуренным взглядом.

Нервы подскочили в животе.

Повернись и иди.

Вместо этого она неторопливо шагнула вперед и увидела, как напряглись мышцы его груди, как выпрямился его позвоночник. Он делал это каждый раз, когда она подходила? Почему она узнала его только сейчас? Это доказательство его осведомленности толкнуло Натали через границу в город плохих идей. Потому что, по крайней мере, она не была для него запоздалой мыслью. Даже если он терпеть ее не мог, по крайней мере, ее присутствие действовало на него.

— Так я и думала…

— Хотела бы ты поцеловать меня раньше в ванной.

— Я скорее поцелую работающую газонокосилку. — Она поняла, что ее руки дико жестикулируют, и скрестила их на талии. — Вообще-то я подумала, что тебе может пригодиться моя помощь.

Он фыркнул. Прислонился спиной к грузовику и скрестил на груди мощные руки.

— Что теперь?

Черты лица Натали оставались безмятежными, даже когда предвестник отказа навис над ее головой, как свежезаточенный мачете.

— Ты упомянул, что банк отказал в кредите для малого бизнеса. Для подвала Зельник. Но если, эм… — Внезапно смехотворность ее идеи была осознана, но она сказала слишком много, чтобы остановиться. — Если бы я была официальным сотрудником. И привязана к… тебе… в некотором смысле, ну, тебе почти гарантировано одобрение. Как ты неоднократно отмечал, моя фамилия имеет большое значение в этой отрасли.

Несколько мгновений он молча смотрел на нее.

— Жду кульминации.

— Нет никакой изюминки, ты, бабуин. Я предлагаю… — Ей казалось, что она проглотила горсть грязи, ее желудок начал бурлить. — Я предлагаю…

— Твою мать. — Август оттолкнулся от грузовика, его руки медленно опустились по бокам. — Раньше. Ты сказала, что мама и папа не отдадут твой трастовый фонд, если ты не выйдешь замуж. — Его рот открывался и закрывался. Рука провела по его волосам. — Ты не предлагаешь… — Что-то, что она не могла точно определить, мелькнуло в его глазах. — Ты же не предлагаешь нам пожениться?

То, как он это сказал, будто она предложила прогуляться по минному полю, заставило Натали сбавить шаг. Брак между ними был бы минным полем.

Хотя бы они были…

— Фиктивный брак, — заявила она. — В финансовых целях. Очевидно, это не будет романтическим союзом. Нам просто нужно убедить Ингрэма Мейера, человека, способного решить обе наши проблемы. Мы будет заниматься этим только из-за денежной выгоды. — В этот момент у него отвисла челюсть.

Молчание затянулось, поэтому она наполнила его от нервов.

— Винный поезд состоится завтра днем. Его первая поездка после переделки интерьера. Мы перерезаем ленточку…

— Видишь ли, это такое дерьмо — винные поезда, перерезание ленточек и перепроектирование интерьеров — грандиозная сделка, из-за которой я с нетерпением ждал возможности увидеть дальнюю часть этого города.

— Ты ясно дал понять, что винная культура для тебя тривиальна, Август. Кроме того, как это на вкус. Чтобы мы не забыли. — Она перекрестилась. — В любом случае. Если ты заинтересован в моем предложении, мы могли бы… — Ее мужество начало ослабевать перед лицом его видимого изумления. — Мы могли бы встретиться с моей семьей в нейтральной обстановке и обсудить, как действовать дальше.

— Ты на самом деле серьезно, — размышлял он, медленно и недоверчиво качая головой. — Ты только что сделала мне предложение, Натали?

Говоря о высосанных душах, в этот момент она вышла из своего тела и наблюдала за сценой сверху. Она была там, просила этого мужчину, которого она ненавидела, стать ее мужем. «В отчаянии» — единственное определение, которое она могла использовать, чтобы описать себя. Вариантов нет, повернуться некуда. И этот человек должен был наслаждаться каждой секундой. В любой момент он мог сказать ей, что она еще более сумасшедшая, чем он первоначально думал, и он сожжет резину, чтобы сбежать от нее.

Возможность этого давит на ее грудь.

Боже, она устала от увольнения. Она не могла допустить, чтобы это повторилось, особенно с Августом. Этого неандертальца было бы особенно глубоко. Предоставление ему рычагов воздействия на нее обожгло горло, как клеймо для скота.

— Забудь, — удалось ей выдавить пересохшие губы. — Я не хочу быть замужем за кем-то, кто не знает, как воспользоваться хорошей возможностью. — Смех вырвался из него.

— Жениться на тебе — хорошая возможность? — Натали повернулась и пошла прочь, не обращая внимания на искривление груди.

Рука обвилась вокруг ее талии, прежде чем она сделала три шага.

— Не сердись, — сказал он в нескольких дюймах над ее головой. — Я только имел в виду, что ты сдерешь с меня живьем кожу во сне.

— Мы не будем спать вместе, динг-дон. Это будет только на словах.

— Я не вижу преимущества для себя.

Натали сопротивлялась желанию расслабиться, прижавшись спиной к его груди. Он был таким теплым. И эта дурацкая рука в татуировках, наверное, могла бы поднять фургон. Почему она не отстранялась? В любую секунду. Она сможет. Лицом к противоположному направлению было просто… Полегче. Она не могла видеть его презрение и недоверие таким образом.

— Позволь мне изложить это для тебя, Август. На пути к нашему успеху стоит один и тот же человек — Ингрэм Мейер. Кредитный инспектор в банке, доверительный управляющий моими деньгами и один из многочисленных фанатов моего отца. Если я выйду замуж, он выпустит из своих когтей мой стартовый капитал. Что для тебя? Жениться на Воса и наняв ее, ты сможешь получить кредит для малого бизнеса. — Она бросила отсутствующий жест в сторону его виноградника. — Ты сможешь продолжать делать вино. Возможно, с моей помощью люди смогут глотать даже твое вино. Разве ты не хочешь, чтобы винодельня имела успех?

— Хочу. — Ее брови нахмурились из-за грубой нотки в его голосе. — Я бы сделал. Но я смирился с тем, что это единственное, в чем я ужасен.

— Ты забываешь элементарную человеческую гигиену.

— Я не должен так плохо пахнуть, — сказал он ей в шею, его губы коснулись этого чувствительного участка под ее ухом, теплое дыхание коснулось воротника ее рубашки — и этой руки. Он согнулся там, где переплетался на ее животе, в процессе чего напряглись и скрытые части ее тела. — Ты знаешь. С тех пор, как ты таешь на мне, как M&M на приборной панели горячей машины.

Натали вырвалась из его объятий, как выстрел, приказав своей коже остыть, когда она повернулась. Это не так. Его грудь поднималась и опускалась быстрее, чем раньше?

— Послушай, если ты хочешь покинуть остров Святой Елены, я не собираюсь тебя останавливать.

На его щеке появилась морщинка.

— Таков был план.

— Планы могут измениться.

Звук покинул его.

— Тебе, должно быть, очень нужен этот трастовый фонд.

— Я хочу начать новую жизнь. — На мгновение она позволила себе быть уязвимой. Может быть, потому, что она уже была на полпути после того, как сделала предложение Августу. Или, может быть, ее уже распилили после того, как сегодня утром она унизилась перед Коринн. Какова бы ни была причина, она говорила без осуждения. — Мне нужен новый старт. Я не могу просто оставаться здесь, жить в тени своей семьи. Моего брата. С таким же успехом я могла бы быть той семнадцатилетним неудачницей, которую все просто… терпят. Мне лучше в другом месте. Я кто-то. Но когда меня здесь нет.

Звук его тяжелого глотка донесся до нее сквозь прохладный ночной воздух.

Проклятие. Это слишком.

Она дала ему большую порцию боеприпасов, и, поскольку ему явно не нравилась эта идея, ей нужно было убраться оттуда, прежде чем он сможет их использовать.

— Удачи, Август, — сказала она, отступая и, в конце концов, поворачиваясь, ускоряя шаг. — Было бы весело превратить твою жизнь в ад.

— Натали.

Она не остановилась. Не хотел, чтобы этот мужчина мягко подвел ее. Ее гордость была почти уничтожена, но она могла удержать хоть кусочек. Однако, быстро спускаясь по тропинке обратно к гостевому дому, она задавалась вопросом, как долго она сможет сохранять свою хватку.