Камрань, или Последний «Фокстрот»

Глава 27 Можно ли, очутившись в гареме, избежать грехопадения?

Между тем расслабуха за столом достигла своего апогея. Вот уже девушки разошлись по рукам и многие сидели, облапанные, на коленях у мужчин, у некоторых — по двое. Нам с Васей надо было срочно принимать решение: оставаться и смиренно принять грехопадение или, сославшись на дела служебные, покинуть мероприятие под недоумевающими взглядами присутствующих. В первом случае непоправимо страдала нравственность, во втором — имидж. И тот и другой варианты нам казались одинаково неприемлемыми. Я уже грешным делом подумал, что неплохо было бы, произойди сейчас пожар или какая-нибудь авария. Чтобы все кинулись спасаться и друг друга спасать. Я даже стал украдкой присматривать, где бы что-нибудь поджечь или сломать. Но спичек под рукой не оказалось, а сломать ничего и не удалось бы — все вокруг было железное.

Штурман тем временем старательно выполнял намеченный план. В этом его усердно поддерживал Вася. Видимо, он решил пойти на военную хитрость — напиться, как свинья, оказаться ни на что не способным и сохранить тем самым оказавшуюся под угрозой супружескую верность. Я с тоской поглядывал на возвышающуюся над столом зеленую канистру и прикидывал, сколько мне надо выпить, чтобы довести и себя до состояния, что называется, нестояния. Того, что оставалось в канистре, вполне должно было хватить, но оставить без выпивки целый коллектив мне совесть не позволяла. Из последних сил я сводил на нейтральные темы излишне фривольные разговоры, а порой и совершенно откровенные намёки моей подруги. После очередного поднятия бокалов она неожиданно оказалась у меня на коленях. Со смешанным чувством, с ужасом и замиранием сердца я ждал момента, когда стану жертвой сексуального домогательства. Милые женщины, я единственный в мире мужчина, который вас понимает! И пусть американские сумасшедшие феминистки довели этот вопрос до абсурда, но немалая польза для женского народонаселения планеты в том, безусловно, есть.

Штурман между тем подобрел. Выпив ещё пару стаканчиков, он совершенно оттаял, принялся чудить и веселиться. На ходу он изобретал каламбуры и цветистые тосты во славу дам. Один из них звучал приблизительно так:

— Выпьем за дам… потому что слово «не дам» — какое-то нехорошее!

Красномордому капле́ю, помощнику командира «Оби», он запустил леща насчёт его чудо-часов с калькулятором и тут же предложил посоревноваться, кто быстрее перемножит несколько трёхзначных цифр. Он мастерски ломал комедию: пока противник судорожно тыкал спичкой в клавиши на запястье, Борисыч изображал, что считает то же самое в столбик на клочке бумаги, хотя мгновенно щёлкал эти примеры в уме. После двадцатого или тридцатого выигрыша он посоветовал недоумевающему капле́ю выбросить часы на помойку и начать тренировать мозги.

Затем он завёл светский разговор с сидящей напротив него очень умной и серьёзной лаборанткой Верочкой, которая просто потекла, когда Борисыч наконец обратил на неё внимание. Выяснив всё, что хотел знать об особенностях проведения лабораторных анализов кала и мочи, Борисыч посетовал, что ни то ни другое давно не сдавал и забеспокоился, вдруг там что-то не так, и слёзно попросил на днях принять его по этому поводу без очереди — с биологическим материалом, разумеется. Наладив таким образом коммуникацию, он предложил Верочке выйти проветриться и потанцевать. Надо ли говорить, что Верочка с радостью согласилась. Продолжая живо обсуждать затронутую интереснейшую тему, они вылезли, громыхая стульями, из-за стола и скрылись во мраке соседнего помещения.

Положение Васи тем временем становилось совсем уж критическим. Оксана, похоже, разгадала наш коварный замысел и увела его туда же, в темноту танцевальной комнаты, подальше от канистры.

Должен сказать, что девушки, собравшиеся в кают-компании, были никакие не бл@ди, как с первого взгляда могло показаться. Они были красивы, раскрепощены, но не более. По некоторым признакам, косвенным и не очень, я с большой долей вероятности могу предполагать, что практически никому из нашего десанта так и не удалось затащить кого-нибудь из них в постель. И хотя разговоры лихих подводников и одесских мореманов долго ещё крутились вокруг темы, как славно они сходили на «Ёбь» и как там порезвились, но ни замполиту, ни механику, ни доктору Ломову, ни красномордому помощнику, ни даже красавцу Бельмондо тут, как говорится, не обломилось. На мой взгляд, ими изначально был взят неверный тон. Девушки были не бл@ди, а их почему-то таковыми сразу стали считать. И вести себя стали соответствующе, соблюдая некие внешние нормы приличия, как в том одесском анекдоте:

— Мадам, я не имею чести быть вам представленным, однако осмелюсь побеспокоить вас вопросом.

— Ну?

— Таки отдаться не интересуетесь?

Реальный шанс добиться успеха был лишь у меня, Васи и у штурмана. Но Вася реализовал-таки свой хитроумный план, напился, упал под стол и спасся тем самым от грехопадения, я же, приученный с детства говорить правду и ничего кроме правды, откровенно и в лоб признался положившей на меня глаз девушке, что женат, жену люблю и не намерен ей изменять. А штурман? Тут отдельная история, Борисыч и здесь оказался совершеннейшим оригиналом.

Штурман с Верочкой отсутствовали довольно долго. Выходя на палубу проветриться, я видел их скромно стоящими в сторонке у борта. Верочка внимала, приоткрыв ротик, не отрывая от Борисыча влюблённых глаз. Он же, по-хозяйски притянув её за талию, что-то чувственно и проникновенно говорил. Участь Верочки была предрешена — штурман читал стихи! Если Пушкину и Лермонтову ещё можно было как-то противостоять, то Есенину и собственным произведениям Борисыча ни одна женская душа противиться была не в силах.

В кают-компании было уже очень весело, но все ещё могли ходить и говорить. Кто-то из одесских мореманов принялся красочно живописать свои похождения в заграницах — в маленьком итальянском порту, где местное население в глаза ещё не видело живого советского человека и куда в прошлом году случайно забрёл теплоход под многообещающим названием «Колыма». И надо сказать, оно, местное население, совершенно не пожалело, что это наконец произошло.

Группа из трёх человек, в числе которых был и наш рассказчик, вышла с утра пораньше, чтобы осмотреть город и его достопримечательности. Интересы входящих в группу людей были диаметрально противоположны. Один интересовался седыми древностями, которые, как известно, повсеместно представлены в Италии в широком ассортименте. Другой — исключительно шопингом и взял с собой огромную сумку, с целью набить её фирменным шмотьём с последующей перепродажей на Привозе по спекулятивной, разумеется, цене. Третьему хотелось познать горячую итальянскую любовь или, на худой конец, просто напиться. А так как в те суровые времена советским морякам за границей по одному ходить запрещалось категорически, следовало срочно найти компромисс. Когда принялись его искать, выяснилось, что сделать это было достаточно просто. Предварительно выпить и закусить согласились без лишних разговоров все и приступили к этому делу немедленно. Осмотр древностей и ходьбу по магазинам решили оставить на потом, а после и вовсе отменили. В итоге из всех намеченных дел выполнить удалось только одно — напиться, но зато это было произведено качественно и со всем возможным старанием: с мордобоем, купанием в фонтане и почти что международным скандалом. Чернооким итальянкам так и не посчастливилось оказаться в объятьях горячих одесситов.

— А вообще, скажу я вам, женщин красивых в Италии нет. Видел двух, да и те при ближайшем рассмотрении оказались русскими! — подвёл итог рассказчик, словно оправдываясь за постигшую в амурных делах неудачу.

Я не стал дословно пересказывать красочный, унизанный неподражаемыми одесскими перлами рассказ о похождениях озабоченной троицы, потому как такое невозможно воспроизвести, да и речь сейчас не о том, но это было, действительно, очень смешно. Скажу только, что не реже, чем каждые пять секунд рассказ прерывался дружным хохотом.

Затем пошли одесские анекдоты. Каждый настоящий одессит знает их невероятное количество и рассказывает с таким мастерством, что, слушая, подчас невозможно удержаться на стуле. Первым выступил Жора Бельмондо с таким вот спичем:

«— А вы по национальности…?

— Да. А вы?

— Нет.

— А шо так?»

Борис, тряхнув кучерявой головой, принял эстафету:

«— Изя, шо, правда, что ты отдал бандитам всё золото и деньги?

— Таки да… Они вставили в зад паяльник, на пузо утюг… и подключили к току!

— И ты сразу отдал?

— А шо, ждать пока за свет накрутит?»

Тему экономии электроэнергии под гомерический хохот присутствующих тут же подхватил одесский Дед:

— «Моня жалуется другу:

— Мне попалась типичная извращенка. Включит свет везде и ходит голая!

— Ну и шо?

— Как шо? А по счётчику платить мне!»

И вновь Жора Бельмондо перехватывает инициативу:

«— Наум Абрамович, а вы куда?

— Таки Сёма, шоб ты знал, скажу тебе за твой интерес: я иду покупать яйца!

— На Привоз или к тёте Циле у лавку?

— У тёплое море!»

Анекдоты сыпались как из рога изобилия, некогда было перевести дух, мне уже было больно смеяться, я боялся, что после очередного спазма не смогу вновь начать нормально дышать, замполит, ухохатываясь, катался по полу. Доктор Ломов подпрыгивал на стуле, сучил ножками и едва не напустил под стол лужу. Лишь исполнители сидели невозмутимо серьёзные, виртуозно нанизывая фразы и слова, вызывая у народа всё новые и новые приступы хохота.

Жена просыпается с похмелья и спрашивает у закодированного мужа:

— Когда ты пил, что делал, если наутро у тебя голова болела?

— Пи@дёж твой слушал!..

Во время очередного приступа хохота поперхнулся и чем-то подавился красномордый капле́й. Он стал сипеть, задыхаться, стремительно наливаться краской и цветом скоро походил на огнетушитель ОП-5, висящий на переборке у него за спиной. Затем бедняга принялся синеть, биться в конвульсиях и, возможно, умер бы, что было бы, впрочем, тоже смешно, если учесть, что действие происходило на госпитальном судне, и половина из сидящих за столом были врачи, но доктор Ломов не растерялся, и продолжения веселья не последовало. Он со всей силы врезал до половины сползшему под стол капле́ю между лопаток. От этого медицинского вмешательства изо рта несчастного, ставшего уже фиолетовым, как флотские уставные трусы, со свистом вылетел и покатился по столу какой-то предмет. Им оказалась сочная, слегка придавленная маслина. Невозмутимый Ломов наколол её на вилку и со словами: «Ты это… брат… кончай прикалываться, на, вот… доедай!» — передал её уже слегка пришедшему в себя капле́ю.