Имея на памяти такой печальный опыт, я ни в коем случае не мог допустить, чтобы нечто подобное произошло и с Юшкиным. Билет у Самокатова непременно надо было изъять, но так, чтобы Витя оставался вне всяких подозрений. Как это обставить, я не знал, проблема казалась неразрешимой…
Вариантов не было никаких, а если и появлялись, то это был сплошной криминал. Подумалось, например, что если бы Самокатов умер, то вопрос решился бы сам собой. Некоторое время я размышлял о том, как приблизить это печальное событие. Я даже сходил к доктору и попросил дать мне какой-нибудь хороший порошок. Доктор не стал жадничать, но за неимением ничего лучшего предложил пурген. Я тоже не стал жадничать и взял не много — пару килограммов. Постоял, подумал… и вернул обратно. Заманчиво, конечно, если б Самокатов уже сегодня к вечеру умер от непрекращающегося поноса, но возникли вопросы технического плана — как ему такое количество порошка скормить, да и представилось, во что может превратиться отсек к моменту, когда Самокатов истечет последней каплей…
После долгих раздумий и сомнений я не стал брать грех на душу и решил всё же обратиться к командиру. Плотно прикрыв за собой дверь каюты, я рассказал ему о проблеме и о своих опасениях. Внимательно выслушав, командир мои опасения разделил, но проблемы здесь никакой не увидел. Более того, сказал, что сейчас всё решит и отправил ждать его в седьмом отсеке. Такая поспешность заставила меня вновь напрячься, и я уж было пожалел, что к нему обратился.
Но командир — он потому и командир, что найдёт выход из любого положения! Реакция на новые вводные у него была просто феноменальная. Случалось, что проблему ещё и сформулировать-то не успевали, а он уже начинал действовать. Вот и на этот раз, решив вдруг осмотреть корабль, командир вышел из каюты и двинулся по отсекам из носа в корму. По пути он выборочно проверял у матросов знание книжки «Боевой номер», служебных инструкций, а заодно и наличие в военных билетах необходимых записей. Скоро он оказался в седьмом отсеке и, когда дело дошло до Самокатова, словно ненароком выронил из его военного билета сложенную газетку. Тот её быстро поднял и принялся суетливо совать в карман. Командир заинтересовался, что это он там прячет и попросил дать посмотреть. Когда же из разворачиваемой газетки выпал злосчастный билет и, порхая, словно бабочка, стал медленно планировать на палубу, командир изобразил нешуточное удивление:
— Это что? Выиграл, что ли? А почему не хвастаешься? Ну-ка дай посмотреть!
Не найдясь, что ответить, Самокатов замялся, поднял билет и молча сунул его в протянутую руку.
— Ну и что тут у нас… — морща лоб, зашелестел газеткой командир. — О! Мотоцикл «Днепр»! С коляской! — улыбаясь, радостно воскликнул он.
— Ну поздравляю… Держи руку! — и, занеся для рукопожатия, вдруг руку опустил, посерьёзнел, нахмурил брови и подозрительно уставился на Самокатова:
— Чей? — в голосе командира уже звучал металл.
У Камаза не хватило духа сразу сказать, что билет его. Когда через мгновение он всё же решился, было уже поздно — командир не поверил. Пристально глядя в глаза, угрожающе поведя плечом, командир задал уже конкретный вопрос:
— Говори, у кого отобрал?!
И через мгновение, давая понять, что разговор по-хорошему сейчас будет окончен:
— Самокатов, в последний раз спрашиваю, чей это билет?
— Юшкина… — сипло выдавил из себя Самокатов, тяжко вздохнул и густо покраснел.