Кэп и две принцессы

Глава четырнадцатая. Прощание

Первым отправлялся со Счастливого Дведика космолёт разведчиков. Как-то само собой так получилось, что отныне Пятая Лебедя приняла имя нелепо погибшего «медвежонка». После того, как Рене составила и подписала медицинское заключение об отсутствии отклонений в поведении экипажа, ограничительный режим для Дведика был снят. Конечно, по возвращении на Землю их ждал ещё долгий и нудный карантин в одном из орбитальных санаториев, но вылет «Иллюзиону» и КЭПу разрешили.

— Справишься один? — спросила Рене Ю Джина, накануне принявшего должность капитана «Иллюзиона».

Они сидели на отполированных ветром камнях, свесив ноги и уже по привычке глядя в бездну. Когда Рене убедилась, что от Дведика не осталось ни малейшего следа, люди расчистили площадку от чёрной накипи клочков агара и натаскали небольших камней на поминальный холм.

«Здесь покоится Счастливый Дведик»: Ёшка написала толстым фломастером прямо на камнях, тщательно на несколько раз обведя каждую букву. Она попыталась нарисовать ещё и что-то, похожее на медведя, но получилось не очень. Изображение больше напоминало дикого кабана — с огромными ушами и маленькими, злыми глазками. Наверное, у синхрониста не хватило времени внимательно его рассмотреть.

Ю Джин кивнул, пристально рассматривая Ёшкино художество. Он справится сейчас, когда худшее — хочется надеяться — позади. Смит и Кравец медленно, но явно шли на поправку с тех пор, как бациллы Кима Полянского случайно уничтожили Дведика. Гормональные скачки постепенно затихали, сходили на нет. Влага теперь проникала в их тела, кожа наливалась светом, переставала походить на сухой пергамент. По всем внешним показателям и данным мониторинга разведчики приходили в норму. Но пока Кравец и Смит не нашли в себе силы даже улыбнуться своим спасителям. Они, полностью измождённые внезапно свалившимся на них счастьем, лежали в капсулах, не в силах поднять рук, и поддерживать их ещё приходилось в самом щадящем режиме: питательным микропаром через кожу.

Благодаря печальному инциденту, за который им ещё придётся ответить, связь между Счастливым Дведиком и непонятным безумием части экипажа «Иллюзиона» была установлена наверняка. Конечно, Рене не допустила просачивания некоторых неприятных подробностей в официальный отчёт, чтобы не бросать тень на экспедицию. Например, она не стала заострять внимание на непонятном бунте робомоев, списав это на чисто технические неполадки в системе управления. Тем более, что сразу же после гибели «медвежонка» они, сосредоточенно жужжа и не без труда, выбрались из машинного отделения и как ни в чём не бывало отправились по своим раз и навсегда установленным делам.

Во-первых, Рене всё равно не смогла бы толком объяснить, что случилось с уборщиками, а во-вторых, очень не хотелось подставлять Полянского. После такой истерики его бы точно списали на пенсию, и Рене знала, что в этом случае его жизнь потеряла бы смысл. Полянский бредил разумным океаном, о котором вычитал в одной из старинных фантастических книг. Один единственный нервный срыв мог навсегда перечеркнуть его мечту. А Рене была уверена, что срыв этот — случайный, она хорошо знала Кима. Лучше, чем все возможные сенсорные комиссии вместе взятые.

— Ты внимательно посмотрел мои отчёты? — спросила она на всякий случай Ю Джина. Они на несколько раз сверили свои показания, прежде чем отправить их в Управление. Но им предстояли ещё устные беседы с координаторами, психологами, представителями прогрессорского подразделения. Малейший разнобой в рассказах мог вызвать подозрения.

— Ты уже пятый раз спрашиваешь меня об этом, — Ю Джин постарался улыбнуться, но получилось у него это грустно. — Ответ номер один: я хорошо помню, что именно должен говорить по прибытии, ответ номер два: я отлично со всем справлюсь. Можешь не сомневаться.

— Ёшка настаивала, чтобы я отдельно попросила тебя позаботиться о республиканце Лься. Честно говоря, я не очень представляю, как ты можешь позаботиться об этом странном шпионе, но честно передаю тебе её просьбу.

Ю Джин хмыкнул:

— Позабочусь… Будет ему печенье-варенье и сказка на ночь. А когда приземлимся, Управление ещё и ананасов в шампанском выделит…

По его тону было понятно, что не будет варенья и ананасов. А Рене вдруг подумала, что она непременно будет скучать по этому плато. И по обветшалым мочалкам «крон» непривычных растений, которые с натяжкой можно назвать деревьями, и по печальному холмику надгробия погибшего Дведика, и по… По этим разговорам с красивым и мужественным разведчиком Ю Джином. Впрочем, последняя мысль была уже лишняя. Рене прогнала её от себя.

— Знаешь, — сказал красивый Ю Джин всё так же задумчиво. Он и не знал, что Рене будет по нему скучать. Совсем не догадывался. — … Гм… Управление рекомендовало использовать в нашем случае термин «странность»… Мы определили, что безусловно связь между этой медвежьей колонией и странностью моего экипажа есть, только я всё равно не понимаю…

— Почему штамм в нашем изоляторе исчезает сам собой, хотя на твой экипаж… не чихал Ким Полянский?

— Ага, — Ю Джин был, кажется, удивлён, что Рене понимает его сейчас с полуслова. И… наверное, ей показалось, что доволен.

— Ну да. Очевидно, они не могут существовать без связи с ядром., — сказала Рене. — Мы погубили ядро, и его производные оказались нежизнеспособны. Я не знаю, какая между ними связь, но ситуация подтверждает, что я права.

— А робомои?

— Не знаю, — сказала Рене. — Правда, у меня нет никаких догадок на этот счёт. Может, это случайное совпадение, и есть ещё какой-то фактор, о котором мы не подозреваем.

— Но ты указала в отчёте, что планета пригодна для жизни.

— С некоторыми условиями, — ответила Рене. — Дополнительными.

Ёшка хлопотала вокруг льсянина, которого ещё не выпустили из медицинской «липучки». Последствия аварии были устранены, в смысле, раны залечены, но Ю Джин всё ещё думал, в какой «застенок» лучше определить пойманного практически с поличным шпиона. Пока капсула в медблоке, фиксирующая пациента в одной позе, представлялась ему самым надёжным «острогом» для потерявшего в аварии свой звездолёт инопланетянина. Кстати, до сих пор так и не «расколовшегося», с кем он собирался тут встретиться.

— Не бойся, Кен, — сказала Ёшка и прикусила язычок. Он же недавно объяснил, что просто неспособен бояться. И они выяснили, что каждый раз, когда количество дофамина, адреналина или ещё какого-нибудь — любого — гормона у льсянина повышается, он тут же впадает в глубокий сон. Организм этого существа не даёт ему испытывать ни радостей, ни тревог. — Тебя просто спросят в Управлении о том, о сём, и отпустят домой. Знаешь, у нас очень строго на Земле с ксенофобией. Отношение к иным существам регламентируется исключительно толерантными принципами. Скорее всего, тебя вышлют на твою родину, и даже может разрешат поискать то, что ты так хотел найти на Дведике. Если хорошо объяснишь, зачем тебе это было нужно.

— Не-е-ет, — сказал Кен бесстрастным голосом, и показатели на его анализ манжете не дрогнули ни на долю микрона ни в одну, ни в другую сторону. — Теперь я уверен: то, что должно было встретиться со мной здесь, исчезло. Вот этого вот ОНО здесь больше нет.

Ёшка обрадовалась, что он заговорил. Она дрогнула рукой, будто собиралась поправить одеяло на Кене. Хотя, конечно, никакого одеяла на нём не было. «Это древний жест, означающий заботу», — подумала Ёшка, когда ладонь коснулась приятно подогретой капсулы. Никто уже не использует материю для покрытия во время сна, а жест остался.

— Ёшкин кот, — из-за шлюза раздался голос Полянского. Он явно не собирался заходить. — Где Рене? Она мне нужна сейчас…

— Пшшш, — зашипела Ёшка настолько громко, чтобы он её непременно услышал по ту сторону стены. — Я с тобой не разговариваю, и только ради счастья кэпа сообщаю: она с Ю Джином прощается. Подождёшь, не маленький.

— А-а-а, — сказал Ким. — Понятно. Тогда пусть, конечно…

— Что ему понятно? — наконец-то подал металлический голос переводчик республиканца Лься. — Он сказал сейчас как-то странно, что ему понятно.

— Ну, знаешь, Кен, — улыбнулась Ёшка. — У людей есть такая особенность. Иногда окружающим гораздо понятнее, что происходит с человеком, чем ему самому. Или с двумя людьми. Вот это, кстати, случается чаще всего.

— Подожди, — попросила Рене. — Ты сказал тогда, что есть какая-то страшная история, связанная с медведем из твоего детства. Ты не расскажешь мне?

Ю Джин посмотрел на неё с недоумением:

— Разве? Ну да, был у меня огромный игрушечный медведь. У всех, наверное, такие были. И я его почему-то очень боялся. Мальцом совсем был, глупым.

— Ты не хочешь рассказывать? — поняла Ёшка.

— Хочу. — Он улыбнулся. — Но пусть это останется поводом для следующей нашей встречи, ладно? Запомни, я должен рассказать тебе о медведе.

Ему даже не пришлось наклоняться, чтобы коснуться губами её щеки. Первый раз в жизни Рене не пожалела, что она такая высокая. До неё дошло, что он её поцеловал, только когда Ю Джин своей лёгкой походкой, пружинящей даже на Дведике, где сила тяжести превышала земную на двадцать процентов, уже удалился на несколько шагов. Она стояла и смотрела на его спину, а потом вдруг почувствовала себя неприлично счастливой.

Через несколько часов после старта «Иллюзиона» лаборанты тоже отправились в путь. В отличие от экипажа Ю Джина, который на время возвращения принял должность капитана, команду Рене без всяких разговоров отправили дальше, на восьмую Лебедя, куда они изначально и были посланы. Исследовать пылевое облако, без устали производившее гамму «до-мажор».

Потому что на них вечно экономят, и никто не будет гонять межзвёздную лабораторию к Лебедю два раза подряд. И всем плевать, что у них моральная травма, а у Кима ещё и насморк, который так и не прошёл, и что все они нуждаются в передышке.

С этими привычно-ворчливыми мыслями Рене потянулась, разминая предплечья. Уже не новый пластик кресла скрипнул, с напряжением пытаясь загнать в свою память все изгибы её тела.

— И всё-таки, — Ким, стыдливо прятавший глаза все время до отлёта, наконец-то нарушил молчание. — Экспедиция-то не провалилась.

Ёшка старательно делала вид, что Полянского не существует не только на КЭПе, но и вообще в природе.

— Почему ты так решил? — поинтересовалась Рене.

— Разведчикам мы помогли. Внеземную форму жизни, благодаря сообразительности кэпа, обнаружили…

— Не подлизывайся к Рене, — закричала, не выдержав Ёшка.

— Так что поздравляю вас, коллеги! — теперь Ким пропустил её слова мимо ушей. — В этой экспедиции мы оказались непосредственными… Нет. Главными участниками!

— Главными участниками оказались твои боевые бациллы, — твёрдо сказала Рене. Не удержалась и хмыкнула. — И не просто участниками, а героями. Героические бациллы сопливого Кима, под таким именем они теперь войдут в историю.

— Кто бы говорил! — Ёшка опять накинулась на гигантолога, не в силах ему простить один-единственный чих, который, возможно, изменил межпланетную историю. — Ты загубил целую цивилизацию!

— Он не виноват, Ёш, — прервала Рене поток возмущения. — Это случайность.

Когда скрежет прекратился, вирусолог подняла глаза на еле сдерживающую возмущение Ёшку и обиженного Кима.

— Не обижайся, Полянский. В конце концов, человек — это некий пазл, собранный из собственных клеток, и так же бактериальных, грибковых и вирусных форм жизни. И надо сказать, что человеческий геном в этом конгломерате вовсе не преобладает. В теле каждого из нас несколько триллионов клеток и более ста триллионов бактерий, пятисот, кстати, видов. В общем, ДНК человека на девяносто процентов состоит из всякого эволюционного мусора. По сути, мы — собрание вот таких вот Дведиков. Только попали изначально в условия, когда нашим протоклеткам не понадобилось развивать механизм моментального «распада-сцепки». И как вы думаете?

Она привстала с командирского кресла, которое уже не просто со скрипом, а с ужасным скрежетом запихивало в свою молекулярную память её форму. Рене с досадой обернулась:

— Когда нам уже заменят эту рухлядь новой мебелью?