Кэп и две принцессы

Глава первая. Просто допрос

— Итак, Ренета Гомес, давайте ещё раз пройдёмся по вопросам.

Рене сплела ладони в замок и хрустнула пальцами. Она знала председателя сенсорной комиссии, въедливого доктора Громова, уже не первый год, и понимала, что разговор затянется ещё минимум на час. «Пройтись по вопросам» в его исполнении означало, что они в который раз, как перемкнувший робомой, будут возвращаться к одной и той же позиции.

— Хорошо, Игорь, — сказала она, подавив разочарованный вздох. — Хотя я уже рассказала всё, что знаю, раз пять. Это, не считая официальных отчётов.

На мужественном, грубом лице бывшего военного сложно прочитать какие-либо эмоции. Голос тоже не выдавал Громова, но Рене казалось, что старый знакомый странно себя ведёт. И вообще все они чем-то очень обеспокоены.

— Лаборатория КЭПа, в которой вы были назначены центром исследовательской экспедиции, направлялась к Восьмой планете системы Кеплера в созвездии Лебедя?

— Это «холодная» экспедиция, и из всего экипажа только я знала место назначения, — терпеливо пояснила Рене.

— Только «да» или «нет», Ренета Гомес, — холодно произнёс Громов.

Почему он ведёт себя так подчёркнуто официально?

— Да, — кивнула Рене. Сейчас лучше не выяснять отношения. С сенсором можно поговорить об этом, когда беседа закончится. Сейчас они все на работе, и Игорь — главный сенсор-дознаватель, а вовсе не любитель хорошего вина и анекдотов «с клубничкой», каким она давным-давно знала Громова.

— Вы назначены в экипаж в том числе и как микробиолог с правом медицинского заключения?

— Да, — сказала Рене. Выдержала протокольную паузу и всё-таки добавила, несмотря на указание. — Это моя первая специальность, и главная. Вторая моя квалификация — астронавигатор.

— Только «да» или нет, прошу вас, Ренета Гомес.

— Да, — послушно повторила она.

— Лабораторию в экстренном режиме развернули на Пятую Лебедя, и вы не имели к этому действию никакого отношения?

— Да, — кивнула Рене. Чёрт, они сами развернули лабораторию, почему вообще всплыл этот вопрос?

— Вы тщательно изучили данные по поверхности планеты с орбиты перед посадкой?

Посадка? Рене не удержалась и хмыкнула. Их просто резко выдернули с курса грохнули на поверхность планеты, данные о которой она, конечно же, тщательно изучила.

— Да.

— Ваши первые впечатления о возможной колонизации Пятой Лебедя были положительными?

Он упорно избегал называть планету Счастливым Дведиком. Хотя общепризнанно утвердился бонус разведчиков: они могли дать любое имя небесному телу, на которое первыми ступили. Конечно, «Машку-суку», как пробовал самовыразиться один из техников экспедиции разведчиков, в качестве имени для спутника KEPLER-1625B Управление забраковало, хотя брошенный Машкой первопроходец категорически настаивал именно на такой формулировке. Но Дведик вполне подходил для официального названия. По крайней мере, Рене не видела никаких помех, чтобы назвать безликую Пятую в честь погибшего «медвежонка». Извинение перед уничтоженным, конечно, так себе, но хоть что-то…

— Да, — вздохнула Рене.

— Вам не показалось что-либо подозрительным, способным причинить вред человекоподобному существу?

— Нет.

Рене вспомнила льсянина, который тоже чувствовал себя на Дведике совсем неплохо.

— Условия очень похожие на земные, я указывала это в отчётах и по прибытию, и по завершении недели, когда закончилась наша экспедиция. Предварительные данные, полученные исследовательскими дронами, и первоначальные выводы, сделанные экипажем «Иллюзиона», полностью совпали с реальными условиями на Две… На Пятой. Мы быстро привыкли к усиленной тяжести, чувствовали себя прекрасно в существующем температурном режиме и какое-то время по необходимости могли обойтись без шлемов. Конечно… — подчеркнула она, — только при необходимости.

Рене долго думала, как дипломатичнее обыграть то обстоятельство, что Полянский оказался без шлема в самом центре эксперимента. Объяснять дознавателю разгильдяйство состоянием невиданной эйфории, в которую они все впали, невзирая на защитные костюмы, было бы не очень уместно. Кроме того, Рене сомневалась, что члены комиссии поймут ощущение абсолютного счастья в её изложении.

Так и есть. Громов неодобрительно кашлянул. Словно поперхнулся её словами. Непроницаемая маска дознавателя на его лице дрогнула, он явно нахмурился.

— Подумайте ещё раз. ОЧЕНЬ подумайте. Ничего потенциально опасного?

— На Земле до сих пор существует великое множество угроз безопасности человека. Такие уж мы хрупкие существа. Любое отклонение от нормы — в воде, воздухе, почве, даже в химических реакциях нашего собственного организма — может стать фатальным.

Громов опять многозначительно кашлянул.

— Игорь! — быстро и проникновенно сказала Рене. — Ну не могу я на подобные вопросы отвечать только «да» или «нет». К каждому такому ответу прилагаются дополнительные условия. Отнесись к ним, как к сноскам на полях книги, ладно? К таким, знаешь, мелким и частым столбцам, что вынесены за основной текст. Они мешают погружению, но дальнейшее чтение без них бессмысленно, потому что не до конца понятно.

Сенсор-дознаватель секунду подумал и кивнул.

— Я сам постараюсь задавать вопросы так, чтобы не было нужды в ваших этих сносках. Итак. Попадали ли в ваше поле зрения жизненные формы, ведущие себя агрессивно по отношению к экипажам «Иллюзиона» или КЭПа?

— Нет, — сказала Рене. Хотела добавить, что никто не нападал на них явно физически, но она не знает, следует ли считать агрессией то состояние эйфории, которое они все испытали помимо своей воли. И сейчас она не понимала, что вообще можно назвать агрессией в том смысле, которого добивался Громов. У вирусов нет кинжалов, плазменных бластеров и парализаторов. У них даже острых зубов и клыков нет. Тем не менее они разрушают организм человека, как самые настоящие агрессоры. Но Рене не стала вступать в философскую дискуссию с дознавателем. На «нет», как говорится, и сенсорского суда нет.

Громов прищурился:

— Но капитан Кравец и левый Смит пострадали при контакте с уничтоженной вашим экипажем неисследованной формой жизни…

— Да-нет, — перебила его Рене, понимая, что огребёт за несоблюдение субординации. Но она не могла идти по тому пути, что уже заготовил для неё Громов. Потому что это ложный путь. Объявить Дведика агрессором перед галактическим сообществом, вот чего добивался Игорь. Не вникая в частности и «сноски».

— Да, потому что они, действительно, были временно выведены из строя, а нет… Во-первых, мы не уверены до конца, состоялся ли у них контакт с формой жизни на Пятой. Во-вторых, мои выводы о связи потери их трудоспособности с этой самой формой жизни базируются исключительно на внешних наблюдениях, которые могут оказаться просто случайным совпадением. И в-третьих… Их состояние может быть реакцией человеческого организма на контакт, и Две… эта форма жизни не собиралась вредить кому-либо. Если ты свернул с протоптанной дорожки в заросли крапивы, то не вини крапиву в своих ожогах. Она не собиралась нападать на тебя. Вот что я об этом думаю.

— Как эксперт, наделённый правом медицинского заключения, вы считаете состояние Кравеца и Смита сейчас нормальным?

— Нет. То есть да… Они пострадали, конечно, бедолаги, и мне сложно сказать про последствия этого инцидента для них, но накануне старта «Иллюзиона» они уверенно шли к выздоровлению. Могу предположить, что к полному, но с тех пор я их больше не видела.

Рене вдруг ужасно захотелось есть. В желудке словно образовалась огромная дыра. Сколько часов они её уже мурыжат здесь, то так, то эдак, задавая по сути одни и те же вопросы? Кофе в чашке перед Рене уже давно остыл. Она машинально потянулась, провела пальцем по шершавому керамическому боку кружки. Так и есть. Абсолютно холодный.

Запястье, на котором сжимался сенсорный браслет, затекло. Почему Громов замолчал? Она пошевелила рукой, намекая дознавателю, что хорошо бы поторопиться с дальнейшими вопросами. В конце концов ей нечего больше сказать, и все процедуры уже полностью соблюдены. Даже на очень поверхностный взгляд Рене, её допрос подходил под любой, даже самый въедливый протокол.

— Ну, Игорь, смотри, — решила всё-таки пояснить свою точку зрения Рене. — Вот я — микробиолог, и контакт, в который я вступаю со штаммом бактерий, он односторонний. Я не желаю ничего плохого клеткам, которые лежат передо мной на предметном столике микроскопа, и в то же время меня совершенно не волнует, как они относятся к подобному способу общения. И, заметь, я в этот момент очень к ним доброжелательна, поскольку беспричинное зло — это защита уязвимых. То, что нам может показаться злонамеренным, с точки зрения иного разума вовсе не является таковым.

— Односторонний контакт? — вдруг оживился Громов.

— Он самый, — кивнула Рене. — Мы просто не поняли Две… Иную форму жизни. Или — как вариант — подверглись побочному эффекту молекулярной мимикрии.

— Кстати… Как вам пришла в голову идея с заманиванием этого существа на агар? Почему вы не испытали другие формы сред?

— Конечно, меня терзали огромные сомнения по поводу питательной смеси. Теоретически невероятна совместимость нашей органики и инопланетной по хиральной симметрии, по структуре органических молекул, а значит и соответствующих ферментов. Но предварительные анализы показали полную подстройку штаммов. Поэтому я рискнула. А формы… Они бы были… Испытаны. В случае неудачи с агаром. Но вот…

— Сразу — и в дамки! — прищурился Громов. Словно он подозревал Рене в сговоре с несчастным Дведиком.

— Так получилось, — пожала она плечами. Это было правдой.

— Так получилось?! — Громов не выдержал и громыхнул так, что стены задрожали. — Чёрт побери, у нас половина экспедиций, встречаясь с чем-то непонятным, заканчиваются исчерпывающей формулировкой: «так получилось».

— Потому что оно неизведанное, — не испугалась Рене. Она чувствовала за собой правоту полевого исследователя, непосредственно работающего с материалом. — И в большинстве случаев протоколы не работают так, как нам хочется. А получается прямо противоположный результат. Игорь, даже на знакомой до каждого камешка Земле ты можешь споткнуться на ровном месте и упасть. Не ожидая этого. Так может получиться… мы соблюдали все протоколы, пока ситуация не ушла в совершенно непонятную нам сторону.

Дознаватель, впрочем, тут же успокоился. Может, он и собирался что-то возразить Рене, но она демонстративно расстегнула сенсорный браслет и кивнула на стрелки огромных старинных часов, занимавших полстены почти пустого кабинета. От сенсора на запястье осталось красное натёртое пятно, и Рене избавилась от браслета с огромным удовольствием. Громов исчерпал все пределы протокольного времени, и она в любом случае могла быть свободна.

— Игорь, — сказала Рене, определяя выключенный сенсор на небольшой стол рядом с чашкой остывшего кофе. — Протокол закончился. А теперь не под запись: что случилось? Я понимаю трагедию уничтожения потенциальной цивилизации, и поверь, казню себя ежечасно по этому поводу и виню, но… Это же не единичный случай, когда «человеческий фактор» напортачил в глубинах космоса?

Она вспомнила Ю Джина и на душе сразу стало гораздо теплее.

— Так почему ты настолько странно себя ведёшь?

— Ренета Руслановна, — вздохнул Громов, и с удовольствием расслабился. Напряжённые плечи печально сгорбились от какой-то явно непосильной ноши. — Вы проницательны. Просто… Кажется, ваш экипаж не уничтожил разумную колонию бактерий…

— Что?! — Рене не поняла его сначала.

— Не уничтожил, а выманил и раздразнил… Так это выглядит.

— Что?! — повторила Рене, так как всё ещё не получила вразумительного ответа.

— Пандемия, — сказал Громов. — Пока отдельные случаи с симптомами, очень похожими на те, что вы зафиксировали у Кравеца и Смита, но сразу на нескольких планетах. Расположенных по дуге Бэтмена.

Он поймал заново недоумённый взгляд и кивнул:

— Да, ареал распространения уже имеет название. Пока это закрытая информация. Хотя…

Он махнул рукой:

— Разве такое удержишь? Куча научных институтов подключена к исследованиям, всем рот не заткнёшь.

— Мы два месяца сидели в карантине на орбите, — сказала Рене. — Ещё месяц — на домашнем слежении. Значит, за это время?

Громов закусил губу:

— Три недели назад. Разом на нескольких планетах галактического содружества. Не имеющих никакой явной связи. Кроме этой самой пресловутой дуги.

Он бухнулся в кресло напротив Рене, и она только сейчас поняла, что несколько часов беседы дознаватель провёл на ногах, и, наверное, чертовски устал. После травмы ноги, полученной в одной из экспедиций, бывший разведчик ни разу не выходил в «поле».

— Ренета Руслановна, скажите честно. Вы можете поверить в способности инопланетного существа невообразимо естественным образом внедряться в человеческий организм и диктовать нормы поведения? Скажем, полностью отключать его коммуникативные функции? Делать невозможным общение с себе подобными?

Рене пожала плечами:

— В качестве гипотезы я могу вспомнить контакт-солярис. Но… Игорь, извини, кажется, ты устал? Жестом доброй воли я предлагаю вернуться к этому разговору позже.

— Не получится, — сказал Громов. — Вас отправляют в экспедицию…

— Так сразу? — перерыв между межзвёздными полётами, как правило, составляет не меньше полугода. Не считая карантина.

— Просто дело такое, что не терпит отлагательств, — пояснил Игорь. — Этот самым республиканский разум, которого «Иллюзион» притащил из экспедиции… Кажется, обитатели планетарной системы Лься что-то знают про вашего этого Дведика. Доступный нам субъект — просто разведчик с определённым заданием, толку от него немного. Вам придётся отправиться эмиссарами доброй воли к республиканцам.

— О, — сказала Рене. — У Ёшки как раз, кажется, получилось наладить с ним контакт. Доброжелательный, насколько это возможно.

Громов вдруг рассмеялся:

— Нет, без Бодрчковой на этот раз. Во-первых, льсянин каждый раз при упоминании о вашем синхронисте впадает в глубокую кому на несколько дней. А во-вторых, она уже отправилась в одно место… Могу сказать только, что у неё там будет очень много работы…