Кэп и две принцессы

Глава третья. Загребающая вправо Иерсау приходит во сне

— Ой! — совершенно по-детски вырвалось у Рене. — А ты как здесь?

Прозвучало так, словно они случайно столкнулись в Парке аттракционов. Неужели она теперь всегда перед Ю Джином будет резко глупеть?

Он развёл руками:

— Следовал за звездолётом Лься. Но меня перехватили сразу же, как вас настиг астероид.

Рене очень обрадовалась, увидев разведчика, но попыталась не подать вида. Хотя она не была уверена, что говорящий бюст не читает каким-то способом её мысли, показывать эмоции перед Лься явно было неуместным. Или даже — неприличным. Но она и в самом деле вся внутренне как-то подобралась и успокоилась. До сих пор путешествие на звездолёте Лься представлялось ей билетом в один конец. Она выкинула из головы все мысли о том, как они вернутся на Землю. И вернутся ли вообще. Главным было встретиться с представителем Лься, который обещал высокому чину в Управлении помочь в выявлении вируса.

Но теперь она знала, что где-то здесь находится звездолёт, на котором добрался сюда Ю Джин. А значит… Значит есть заданная прямая, по которой, как скалолазы по верёвочке над бездной, они смогут вернуться обратно. Должны смочь…

— Это и следовало ожидать, — произнёс Мырск и, как показалось Рене, осуждающе покачал головой. — Когда Содружество наконец поймёт, что нас нужно оставить в покое?

— Объединение миров под знаком Содружества и взаимной пользы — разве это не идеально?

Бюст замер, уставившись на Рене. Он словно пронзал её своими блестящими глазами.

— Мы ясно дали понять, что не стремимся к общению. Нам ничего не нужно из этой… взаимной пользы. Значит, содружество будет неравным. Вы хотите брать, и в этом главная мысль, скрытая за красивыми лозунгами. Кстати, льсянам совершенно не знакомо понятие «красота». У них даже нет ничего такого в словарном запасе.

— Но мы бы могли… — теперь, когда появился Ю Джин, Рене во что бы то ни стало решила выполнить всю свою дипломатическую миссию.

— Не могли, — грустно ответил Мырск. — Вы же общались с нашими соотечественниками. И понимаете, что многие базовые понятия, на которых строится организация Содружества, для них невозможны, а некоторые — фатальны. Вы — неплохие ребята, Ренета Гомес и Ю Джин, но я никогда не позволю звездолётам Содружества шастать туда-сюда по нашему клочку Галактики. У вас есть целый мир, который без этого нашего клочка не обеднеет. Содружество погубит мир Лься, а он у нас — один единственный.

— Ну почему, — не унималась Рене, несмотря на знаки, которые ей подавал Ю Джин, — почему вы считаете, что вас непременно погубят?

— Потому что мы совершенно иные, — ответил Мырск. — В связи с некоторыми особенностями нашей эволюции, наш разум — чуждый для вас, и, немного изучив историю человечества, я понимаю, что вам захочется это исправить. Вы как дети. Непременно захотите разломать, чтобы понять, как это устроено. Не поймёте, конечно, но разломать — разломаете. Сейчас у нас есть общий интерес, и я позволил вам посетить наш мир. Но не советую в дальнейшем пытаться проникнуть в сферу белого карлика Лься.

— Да, — согласилась Рене, — общие интересы. Кстати, вы упомянули о Приходе разума и Странствующем Микрокосме. Это явно связано со странным блуждающим вирусом, выборочно попадающим в некоторые миры. Причём, каждый раз проявляющим себя по разному. И, думаю, что во время реанимации вашего соотечественника на Второй, мы трое оказались заражены. Инфекция проявилась таким образом, что мы… Как ни дико это звучит, но наши сознания оказались спутаны в один клубок.

Она посмотрела на Ю Джина и подтверждающе кивнула. Он молчал всё это время, но внимательно следил за разговором. Разведчик ободряюще улыбнулся.

— Но я не слышу ни правого Полянского, ни теперь уже своего левого Кена Республиканского. Вам удалось справиться с вирусом? В смысле вы как-то блокировали этот… Микрокосм?

— Это Дитя Разума, — вздохнул бюст, — очень непредсказуемо и изворотливо. Его ещё предстоит поймать…

Рене уже совершенно ничего не понимала. Даже в иносказательном варианте, пусть и названный Микрокосмом, вирус есть вирус, какое у него может быть Дитя? И ещё она вдруг почувствовала себя страшно уставшей. Впрочем, после такой жуткой аварии, вообще было удивительно, как она до сих пор держалась на ногах. Рене дотронулась до гудящей головы. Она нащупала на макушке большую пульсирующую болью шишку. И почувствовала её только сейчас. Странно.

— Я не совсем понимаю, — сказала она. — Может, плохо соображаю из-за травмы…

— Ну, конечно… — вздохнув, произнёс Мырск. — Не понимаешь. Ты же не знаешь основную формулу Лься.

— С удовольствием узнаю, — согласилась Рене, — но чуть позже. Можно мне всё-таки увидеть свой экипаж?

Бескрайнее, грубо сколоченное здание внутри очень напоминало разветвлённую нескончаемыми коридорами нору. И Рене, и Ю Джину приходилось сгибаться почти в три погибели, чтобы продвигаться по этим многочисленным катакомбам, со всех сторон обшитым разномастным материалом. По мере движения Рене всё больше убеждалась, что они плавно и практически незаметно спускаются по тоннелю под землю.

В одном из тупиков, заканчивающимся закруглённым помещением без окон, на ворохе чего-то мягкого, но, кажется, не совсем чистого, спали, свернувшись калачиками, большой Ким Полянский и маленький Кен Республиканский. Мордочка кенгокрыса доверчиво уткнулась подмышку правому экипажа Рене. Левая ладонь гигантолога лежала на задней лапе Кена, закрывая её полностью, как бы защищая республиканца даже во сне.

Толпа кенгокрыс, сопровождавшая их в запутанном лабиринте по одному лишь оклику Мырска, быстро и шумно исчезла, оставив Рене и Ю Джина наедине с бессознательными товарищами. Кажется, республиканцы тут же о них забыли, упрыгав по своим, не менее важным делам.

Большой удачей сейчас оказалось, что Ю Джина захватили в полном снаряжении разведчика. И почему-то всё так ему и оставили. Без его налобного фонарика они ничего бы не смогли разглядеть в этом сырой тьме.

— Неужели мы ничего не сможем сделать? — Рене растерянно оглянулась на Ю Джина. Тот пожал плечами.

— Главный сказал, что крыс традиционно вырубился перед брачным сезоном, и он вообще не понимает, как его соотечественнику удалось дотянуть в сознании до Лься. А ваш гигантолог впал в спячку, скажем так, из мужской солидарности.

— Два месяца? — спросила Рене, потихоньку впадая в отчаянье.

— Если только не получится достучаться до сознания Полянского. У тебя получится?

Рене покачала головой.

— Я их сейчас не слышу. Даже никаких случайных образов не мелькает. Знаешь, такое иногда происходило, когда мы «спутались». Можно было подсмотреть пролетающий обрывок сна того, кто задремал, если бодрствуешь… Нет, ну ты видел?..

Она склонилась над сладко спящими «кэповцами». Свет от фонарика скользнул по их уютно свернувшимся фигурам, переместился на морду кенгокрыса, затем на лицо Кима.

— После такой аварии на них нет ни царапины, — удивилась Рене. — По крайней мере снаружи никаких повреждений.

Она непроизвольно дотронулось до своей шишки.

— Впервые за много-много часов мне хочется сказать спасибо за столь неуютную форму яйца льсянского звездолёта. И за полное отсутствие мебели и аппаратуры в этом самом полётном яйце.

— Как отсутствие? — удивился разведчик.

— Просто болтаешься внутри мягкого полого яйца, — Рене пожала плечами. — Не делаешь ровным счётом ничего. На самом деле ужасное ощущение. Всё управление вынесено во внешнюю надстройку. Сейчас я, кажется, понимаю: звездолёт управляется Мырском. Вот отсюда.

Она махнула рукой на замызганные стены «спальной» комнаты. Кажется, кое-где они проросли подземными корнями. По крайней мере «потолок» выглядел в темноте слишком неравномерным и мшистым.

— Кто такой Мырск? — не понял её Ю Джин.

— Тот самый бюст, подключённый к жизнеобеспечивающей системе, — пояснила Рене. — А Мырск… Просто потому, что Мырск. Примерно так его назвал Кен. Мне кажется, он вообще мозговой центр всей этой мелкой, не знающей волнений братии. Странно, что Кен его… как бы подобрать верное слово… Что-то вроде боится, но в лексиконе нет эквивалента понятию «страх». Скорее, предпочитает лишний раз не показываться Мырску на глаза. А мне он показался очень рассудительным и дружелюбным. Даже к чужакам. Приятный такой… «дядечка» … Смотри, он даже тебя, несанкционированного пойманного шпиона, предоставил полностью самому себе. Ни ареста тебе, ни допроса, ни ограничений в передвижении.

— Другой разум, — улыбнулся Ю Джин. — Он же сказал тебе, что льсяне — совершенно отличная от галактического сообщества форма мышления. Не стоит искать аналогов человеческого в устройстве их системы.

Рене уставилась на него:

— А вот это именно я должна была тебе сказать. Как ты думаешь, что нам делать теперь?

— Я думаю, отдохнуть и выслушать ту самую основную «формулу» Лься, которую упомянул этот вот… Мырск. В конце концов жизни и здоровью твоего экипажа ничего не угрожает в этот момент, а наша главная задача — найти средство от нависшей над содружеством пандемии «Дведика». А может и галдемии — никто не знает, где он прочертит свою «дугу Бетмена» в следующий раз. И насколько она будет велика. И вообще будет ли это дуга, или уже штормовая волна.

— Хорошо, — сказала Рене, опускаясь на край «гнезда», в котором, не замечая ничего, дрыхли члены её нынешнего экипажа. — Давай.

— Ты чего?! — Ю Джин быстро перехватил её локоть, не давая расположиться у тёплой спины большого Полянского.

— Ты же сказал — отдохнуть…

— Неужели ты собралась спокойно спать между двумя готовыми к брачному периоду самцами? — Ю Джин сделал нарочито большие глаза. — И всё ли ты знаешь о брачном периоде Лься?!

— Ничего не знаю, — согласилась Рене, довольно прытко поднимаясь на ноги. — Это, наверное, из-за шишки на голове я так плохо соображаю. Кстати, можно поинтересоваться: а ты не… того?

— Чего?!

— Ты не готов ли случайно к брачному периоду?

Ю Джин хмыкнул.

— Я… Скажем так, не одержим им…

Свободное помещение с пустым «гнездом» они нашли довольно скоро. Видимо, «спальню» можно было занимать любую, которая окажется свободной. То, что они в темноте приняли за тряпки, оказалось кусками какого-то мягкого мха. Довольно приятного, надо сказать. Они зарылись в кучу, пахнущую сухими травами и чем-то ещё. Это был словно еле уловимый шлейф духов на феромонах.

— Интересно, — сказала Рене, уже затягиваемая в сон. — А почему я не впала в спячку с ними?

— Может потому, — прошелестел уже улетающий голос Ю Джина, — что ты — самка в понимании льсянина, и твои гормональные настройки не совпадают с циклами самцов. А ещё… ты вовремя стукнулась головой. Предполагаю, что у тебя сотрясение мозга. В таком случае ты могла стрясти какие-то неведомые нам «настройки». Впрочем, у нас есть медик…

Рене чувствовала затылком тёплое дыхание Ю Джина.

— Я — не рентгеновская установка, — сообщила она ему. А потом запах льсянского спального мха заполнил собой всё её существо, и она уже окончательно провалилась в спасительный сон.

Рене не могла сказать точно, сколько она спала. Ей показалось, что целую жизнь. Сон был один — чёткий, яркий и последовательный. В нём она была не Ренетой Гомес, медиком, микробиологом, вирусологом, центром КЭПа, подругой Ёшки и Кима, а в последние несколько недель — ещё и Кена из республики Лься.

Самка была корчевой Иерсау — той, что слышит Третий звук. Загребающей вправо. Она вела сияющее облако чистого знания, чувствуя, как заваливается крайний левый, хромает, перекашивая информационный столб в свою сторону. Ммрррссскк поставил его ведущим, зная о недуге направляющего, и Иерсау думала про Ядро нехорошо. Это тоже перекашивало облачный столб — её тёмные вихри, всё расползалось на глазах, отбрасывая Льсяу на несколько парсеков назад по времени. Она напряглась, загребая изо всех сил, но тяжесть хромого левого перевесила, и столб рухнул, поднимая фейерверк мелких блестящих частиц. Иерсау была неуклюжей от своих тёмных завихрений и не удержалась на краю воронки. Она влипала раскрывшимися между пальцами перепонками в края разверзающейся бездны, но хвост уже безнадёжно молотил там, где НИГДЕ.

Её всосало в то, что уже было, и она очутилась на берегу озера гельды, где когда-то она сама приобрела способность третьего звука, а теперь в невидимый скрипучий элемент заходило её Последствие Яйца. Второй памятью Иерсау знала, что всё будет хорошо, потому что тогда всё было хорошо, но наступало по новой не тогда, а сейчас. И сейчас могло уйти в совсем другую ветку.

Последствие яйца сияло нежной серо-белой шкуркой, радостно ёжилось в предчувствии знакового события, еле сдерживало норовящие подпрыгнуть лапки. Оно первым рвануло в прозрачную до невидимости, непостижимо холодную жидкость, и даже Иерсау со своим умением с трудом различала границу между элементами газа и гельды. Все Последствия рванули в озеро, закипели на берегу разноцветными шкурками, переливались оттенками — такая весёлая, легкомысленная от непонимания куча разномастных детёнышей. И резко стало тихо и бесцветно.

Ядро отмеряло крошки времени, каждая падала в ставшей тягучей атмосфере как удар огромных камней о твёрдую поверхность. На берег из гельды выскочило первое Последствие, и кто-то в толпе наблюдающих вздохнул. Затем показалось сразу несколько, они тащили с собой кого-то не услышавшего третий звук, от него отваливались кристаллы, что красиво звенели в напряжённой тишине, а потом чёрный — чернее ночи вихрь пронёсся над поверхностью, задевая уши наблюдающих: кто-то узнал своё Последствие яйца. То самое, что красиво звенело, разваливаясь на куски в лапах спасателей.

Тот, кто узнал, непременно растворится в облаке, — тихий вихрь прошёлся по внутренней стороне Иерсау. Корчевые, слышащие Третий звук, не могли спастись от невыносимой боли в хорне. Она разрывала их присутствие необходимости с возможностью вечности, и они уходили в облако чистого разума. Подпитывая его нечистыми сферами, расширяя, но утяжеляя и загрязняя.

Никак не сберечь первооблако, данное Лься чистым разумом, в первозданности, — подумала Иерсау, и вдруг поняла, что берег полон услышавшими Третий звук, и все собираются покинуть озеро гельды, но она не чувствует своё Последствие яйца. Вихрь, поднимавшийся от основания хвоста, не имел цвета, зато был напитан ощущением — обжигающе-ледяным, как никогда не замерзающая гельда. И Иерсау, ещё не подняв глаза на Ядро, уже знала: её Последствие не выйдет. В этот раз оно не услышало Третий звук. И это она, загребающая вправо, не удержала облако, изменив то, что было. Без всякого шанса.

Рене проснулась с мокрым от слёз лицом. Вернее, она даже не проснулась, а просто вывалилась из большехвостой Иерсау в какое-то совершенно иное пространство, и сначала оно показалось ей совсем незнакомым. И к тому же ещё очень шумным. Рене собиралась было нырнуть обратно в лазейку томности, которую оставил ей сон, но внезапно поняла, что этот невыносимо режущий мозг шум и есть её истинная реальность. И она — Ренета Гомес, человек, а вокруг неё подпрыгивают в тесном помещении, как мячики в барабане, натыкаясь друг на друга, кенгокрысы, и они очень взволнованы и куда-то тянут её, и тормошат таращащего сонные глаза Ю Джина.

— Какого чёрта они от нас хотят? — растерянно пробормотал разведчик, заметив, что Рене тоже проснулась.

— Не знаю, — ответила она. — Я не понимаю их язык, если ты это имел в виду. Так что мы не узнаем, пока не пойдёт туда, куда они нас тянут…