Глава четвёртая. Свадебная драка у чёрного озера

Кен зазвучал в Рене внезапно, как гром среди ясного неба, то есть среди одного из извилистых коридоров, куда свернула их гомонящая процессия. Небо этот вытянутый до бесконечности склеп не напоминал до полного «наоборот», но внезапность явления хвостатого друга могла поспорить с громом за произведённое впечатление.

— Мне теперь не нужен долгий сон, — это прозвучало так гордо, что Рене показалось: республиканец начал испытывать недоступные ему до сих пор эмоции.

Она обрадовалось его появлению, тут же мысленно затормошила, оглядывая сознание кенгокрыса со всех сторон.

— О, Рене! — кажется, Кен тоже был рад её обнаружить в добром разуме. — Ты знаешь, что я теперь… Наверное… герой. Так вы говорите про самца, когда все окружающие самки ищут его внимания?

— Г-м-м… Не думаю. А куда нас тащат твои соотечественники? — просигналила ему Рене. — И где Ким?

В голове что-то булькнуло, скрипнуло, ошарашенно поворочалось.

— Здесь, — неуверенно произнёс Полянский. — Только, кэп, мне очень не нравится моё состояние. Кажется, я…

Рене стремительно вылетела во вне: Ю Джин схватил её за плечо, иначе бы она вот-вот врезалась в стену, неловко загибающуюся под прямым гулом.

— Что с тобой? — конечно, разведчик не слышал голоса, сбивающие Рене с маршрута. И хорошо, что не слышал, иначе бы она заподозрила развивающуюся в нём шизофрению.

— Это Кен и Ким, — сообщила Рене Ю Джину. — Они проснулись. И… Ким встревожен тем, что начинает мыслить нестандартно… для человека.

— Как это?

Рене прислушалась. Когда вокруг галдят кенгокрысы Лься, очень сложно сосредоточиться даже на своих мыслях, не говоря уже о чьих-то ещё.

— Он ощущает зов природы. Ядовитый шип не даёт ему покоя, и воздух от присутствующих самок электризуется… Да, вокруг много самок. Аппетитных?! Ким, это точно то, что ты хотел сказать? В общем, ему срочно нужно сбросить это напряжение на каком-нибудь сопернике, иначе он отравит сам себя.

— Что за шип? — удивился Ю Джин.

— Ядовитый, — повторила Рене. — Только не у него, а у Кена. Но Полянский и в самом деле боится: если он не завершит достойно этот брачный гон, ситуация закончится не в его пользу.

— Он слишком долго пробыл спутанным с Кеном. Я думаю, что во сне они… Пресвятая Галактика, это ещё что такое?

В глаза ударил яркий свет. Вдруг коридор закончился, стена тупика поехала куда-то вбок, Ю Джина и Рене вынесло вместе с толпой республиканцев на залитое режущим блеском плато. Внезапно и сразу они оказались на берегу странного озера. Под низкими багровыми тучами вода в нём казалась иссиня-чёрной, но сквозь мерцающую мелкими искрами дымку, покрывавшую гладь, эта чернота ослепительно… Никогда бы Рене не додумалась применить глагол «сиять» к мраку, но тут был именно такой случай. Чернота ослепительно сияла.

Рене сощурилась от этого блеска, поверх пушистых усатых морд республиканцев постаралась разглядеть окружающую обстановку. И насколько получится — оценить происходящее.

Плато напоминало тарелку с плоскими, пустыми краями и невидимым под чёрным супом, очевидно, глубоким дном. Каменистый берег был тёмно-рыж: может, из-за глинистой почвы, а, может, из-за отсвета зловещего неба, только никакой растительности, даже самого завалящего кустарничка, на нём не наблюдалось. Зато в больших количествах кишели, подпрыгивали, клёкотали и ненароком пихали друг друга кенгокрысы.

— Это что за… — оторопело пробормотал Ю Джин, не закончив предыдущую фразу.

— Брачный сезон, — раздалось у Рене в голове. — Все пришли на брачный сезон.

— И ты, Полянский, тоже?

Она завертела головой в разные стороны, надеясь, что если не Кена, то своего правого-то уж точно различит в этой галдящей массе чёрных, серых и белых шкурок, словно разделённых на две части чёрным мерцанием озера. Кстати, кое-где мелькали и полосатые, и отливающие бледной рыжиной. Некоторые были очень даже ничего. Аппетитные…

Вот эти последние мысли были совершенно не её.

— Вы! — с досадой оборвала Рене предвкушение осязания мягких, шелковистых шкурок в лапах.

— Мы здесь, — хором прозвучали в её голове сразу и правый, и левый. — И это очень интересно!

В ту же секунду в голове Рене толкнулась резкая волна призыва, усиленная в три раза — её услышали все одновременно. Море шкурок всколыхнулось и резко поползло навстречу друг другу, сливаясь в единое целое. Рене уже совершенно не вычленяла из этой массы отдельных особей, положившись только на волны ощущений, что доносили ей два, объединённых одним порывом… самца.

Вот эта вот, скромняга, рыже-белая… Движение. Встречный вихрь.… Ведёт себя незаметно, но уверено, словно ей наплевать на то, какой интерес вызывает… Порыв навстречу. Большой самец, почти чёрный перегородил дорогу, остолоп… Нет, не перегородил случайно, он направляется к ней…

Шип дёрнулся, отдаваясь в лодыжке режущей болью. Чёрный самец отрезал молчунье пути к отступлению, она дёрнулась, чёрный несколько раз сильно ударил её хвостом. Девушка пискнула, тут же громко завизжала. Она кинулась к воде, загоняемая в чёрную бездну верзилой. Тяжёлый всплеск. Не дать ему погрузиться вслед за ней. Нет! Остановить.

Со всех сторон раздавались тяжёлые всплески. Кенгокрысы падали в озеро по одиночке и обнявшись, увлекая один другого за собой, молотили по поверхности лапами, оказавшись в чёрном густом супе.

Это была жестокая схватка, по правде, признаться, не очень честная. Двое против одного, только у Кима не было таких твёрдых когтей на лапах и частых острых зубов. Царапнуть. Отскочить, не давая шипу соперника приблизиться к своему телу. Ущипнуть. Отскочить. Укусить. Прыгнуть в сторону, наталкиваясь на сошедшиеся в такой же безумной «рукопашной» шкуры.

Кен подпрыгнул, обрушился на чёрного всем телом. Сознание Кима лишь на секунду опаздывало за действиями партнёра, не всегда определяя вектор инстинкта. В следующее мгновение он уже обхватил соперника со спины, воспользовавшись преимуществом длинных рук. Кен сжался, чтобы тут же выпрямиться, ударив врага пружиной тела и несущим поражение хвостом. Шпора с шипом вышла из его правой ноги на несколько сантиметров: острая, как наточенный клинок, и загнутая, как турецкая сабля. Она вспорола чёрный блестящий бок верзилы, и шерсть тут же заблестела ещё больше, лакируясь густой кровью, выходящей из раны.

Кен и Ким разом вздрогнули, почувствовав, как через узкий канал, проходящий в шпоре, запульсировала рывками ядовитая жидкость. Чёрный заверещал, когда она проникла в рану, и кинулся на Кена. Он бил его лапами, стараясь когтями попасть по глазам, пинался мощными ногами, обнажив ядовитые шпоры. Но кенгокрыс ловко уворачивался.

Но вот Полянскому, человеческое тело которого не было настроено на такого рода инстинкты, подчинённые сознанию льсянина, повезло гораздо меньше. Когда до чёрного дошла несправедливость этой драки, ярость вскипела в нём. Он развернулся, уловив момент, когда Кен отскочил, уворачиваясь от очередного удара, обхватил правого Рене передними лапами, и, подпрыгнув, всей мощью задних ног обрушился на Кима.

Рене вздрогнула, одновременно услышав громкий вой гигантолога и почувствовав его резкую боль: шпора чёрного вонзилась в ногу человека. Ю Джин тоже услышал крик Полянского и ломанулся, разгребая по ходу сцепившихся в брачном безумии кенгокрыс, в том направлении.

Проследив взглядом за разведчиком, Рене увидела, как на вдруг свободном от мелькания шкурок пятачке глинистого берега оседает, схватившись за правое бедро Полянский, бледнея на глазах. Чёрный, отскочивший от поверженного врага, кинулся в чёрную жидкость, по импульсу, который он передал предварительным ударом, выискивая рыже-белую скромнягу в этой бурлящей хвостами и мордами каше.

Опьянённый победой и освобождённый от проклятого шипа, потеряв голову от этой свободы, он совершенно забыл про Кена. Но свежий левый экипажа КЭПа в данный момент не намеревался уступать кому-либо что-либо. Это был ещё совсем не конец. Кен, словно молния, ринулся вдогонку врагу. И ещё у самого берега настиг его, схватил, изловчился и вонзил всё ещё наполненную ядом левую шпору, и освободил её. Чёрный застонал, растворив своё поражение в воплях других проигравших соперников, вырвался из удушающих объятий Кена и пропал из вида.

В эту секунду горячая волна незнакомого желания затопила сознание Рене, она потеряла всякую связь с Кеном, но тем мощнее и неожиданней оказалось презирающее смерть намерение Полянского впиться зубами в хвост исчезающей в чёрных волнах скромняги.

— Джин! — закричала Рене, — сделай же что-нибудь, пока они вдвоём не искусали хвост этой серо-белой красотки!

Полянский был, несомненно, объёмнее Ю Джина, но у разведчика оказалось преимущество в стремительности и гибкости. Он схватил правого Рене у самой кромки озера, куда тот намеревался ринуться вслед за потенциальной матерью своих детей, повалил на землю, душно стиснув, взял в полный захват и руки и ноги.

Рене кинулась ему на помощь: часть кенгокрыс попадало в озеро, и берег стал намного свободнее.

— Мырск! — крикнула она в морду кенгокрыса с показавшимся ей наиболее разумным взглядом, надеясь, что, как и прошлый раз, это волшебное слово сработает.

* * *

— Вы побывали на Брачном озере, — Мырск не спрашивал, а подчёркивал очевидное.

— Да уж, — сказала Рене, косясь на смущённого Полянского. — Это было незабываемое зрелище.

Кена она всё ещё не слышала. Её левый, судя по всему, взял отпуск по личным обстоятельствам.

— Атавизм, — ей показалось, что Мырск чувствовал себя виноватым. — С природой невозможно тягаться. Наследство от предков. Каждый рез у половозрелых самцов в брачный период шпора на левой ноге наливается ядом. И тут: либо ты кого-то убьёшь, либо отравишь сам себя.

Он крикнул что-то столпившимся вокруг Полянского кенгокрысам. Ким был бледен и всё ещё припадал на левую раненую ногу. Рене ощущала, как он пытается блокировать от неё сильную боль, которую испытывает в этот момент. Республиканцы засуетились, поволокли Полянского из зала. Её правый навалился на Ю Джина, с трудом передвигая ноги. Кима практически вынесли прочь. В зале остались опять они только вдвоём: Рене и бюст, булькающий из-под стола шлангами и проводами.

— Не беспокойся, — сказал Рене Мырск. — Для человека это довольно болезненно, но не смертельно. Отлежится немного, придёт в себя. Мы забрали с пострадавшего корабля ваши припасы, в том числе и питательные смеси. Он же сможет сам поесть?

Рене удивилась, но кивнула. Оружие, которое они перетащили на льсянское яйцо, явно тоже попало в лапы этим кенгокрысам. А это было паршиво. Несмотря на внешнее дружелюбие, она не могла предугадать, какие мысли бродят в голове у главного республиканца. Тот же как ни в чём не бывало вдруг сощурил один глаз, словно подмигивал ей:

— Вот и прекрасно. Так на чём мы остановились?

— Либо ты, либо тебя, — кивнула Рене. — Нечто подобное я уже слышала. И ещё я вспомнила. Такие шипы появляются у одного вида земных животных. Прости…

Она поперхнулась, но Мырск нисколько не обиделся. Всё-таки эмоциональный спектр оказался низким даже у него.

— Утконосы, так они называются, — продолжила Рене, ругая себя, что не может вовремя остановиться.

— Возможно, — сказал Мырск. — Только не ищи общих корней. Мы не можем быть родственниками никому из вашей фауны. Просто так растасовалась колода вариантов развития. И там и там совпало по две-три карты из тридцати шести. Получилось что-то отдалённо внешне похожее.

— Да я и не настаиваю, — ещё больше смутилась Рене. — Просто подумалось… Но вы так настойчиво каждый раз подчёркиваете, что у нас нет ничего общего. Извините, но вы словно гордитесь этим. Конечно, в галактическом содружестве много недостатков, но, например, человечество активно борется со своими пороками.

— Страстями… — прищурился Мырск.

— Да, мы боремся с тем плохим, что есть в нас, — Рене вспомнила Ёшку. — А, значим, развиваемся, стремимся стать лучше…

— Но мы-то не развиваемся, — перебил её бюст. — И никогда не сможем. Мы — то, что есть.

— Любой живой организм развивается, — тихо, но всё ещё упрямо сказала Рене.

— Если он несовершенен, — сказал, как отрезал. Полянский бы назвал его выпад «опустил по полной».

Видимо Рене всё-таки сказала это вслух, потому что Мырск успокаивающе покачал мордочкой. Наверное, если бы он мог, то снисходительно погладил бы по макушке. Но он не мог, поэтому просто сказал:

— В моих словах нет оценки, Ренета Гомес. Я не говорю: лучше или хуже. Разные. Вот и всё. Мы просто не способны развиваться эволюционно. Всё, что нужно, приходит извне.

— Из облака знаний? — вдруг Рене вспомнила свой сон.

— Да.

— Я видела это. Когда спала там, в пещерке. Кто такая кормчая Иерсау?

— Ты бы сказала — дух. Её нет здесь, не беспокойся. Давно нет.

— Дух, который приходит к инопланетникам в сновидениях? — Рене не удержалась и скептически хмыкнула. Но, кстати, не совсем уверенно. Сама бы она до такого сна никогда не додумалась.

— Слыщащая третий звук, — сказал бюст, — которая пришла к принявшей Дитя Разума. А это, согласись, совсем другая история.

— Но это облако… Это правда?

— Несомненно, — подтвердил Мырск. — И в этом нет никакой, как вы говорите, мистики. Попробую доходчиво и кратко объяснить. Если начинать сначала… Рене, тебя ничего не удивляет в твоём самочувствии на Лься?

Рене задумалась. И вдруг поняла. Она здесь, по-видимому, уже несколько суток, но до сих пор ни разу не чувствовала голода. Разбитая голова прекратила болеть почти сразу же, как покинула льсянский звездолёт. И ей было… Так легко, что Рене воспринимала это состояние, как данность. Очевидно, Мырск увидел отражение прозрения на её лице, потому что практически засмеялся. Так Рене поняла: тихие булькающие звуки, которые он издал, больше походили на лай.

— Мы дышим невероятным воздухом, — сказал бюст, когда просмеялся или прокашлялся. — Золотым воздухом, нужно сказать… Воздухом, в составе которого есть Первопричина.

Рене не могла измерить содержание кислорода в атмосфере без аппарата, но они все свободно дышали: в атмосфере несомненно он есть. И… Возможно… Нет, скорее всего, Мырск, говоря о первопричине, имеет в виду гелий.

«— Чёрт побери, чистый гелий!» — в голове у Рене взорвался Полянский. Кажется, ему стало намного легче, так как он с большим интересом сейчас «подслушивал» её разговор с Мырском. — «Это же, это…»

Загрузка...