Кэп и две принцессы

Глава девятая. Змей Горыныч в поисках тестостерона

Самым сложным оказалось передвигаться по звездолёту, стоять, сидеть, лежать, постоянно чувствуя, что у тебя сзади — мощный хвост. Конечно, никакого хвоста ни у Рене, ни у Кима не появилось, это были ощущения льсянина, базово-поведенческие. Он всегда и автоматически учитывал эту часть своей физиологии, как человек, который, не думая, перемещается в пространстве в соответствии с двумя руками, двумя ногами, туловищем и головой. Новое ощущение себя в окружающем мире приводило в замешательство и заставляло чувствовать инвалидом.

Каждый остался при своём теле, вот только управлялось оно сразу тремя импульсами. И сначала эти сигналы подавались в центральную нервную систему в абсолютный разнобой. Сутки они учились заново двигаться. Ситуация сложилась более, чем странная, а уж про то, что неимоверно неудобная, и говорить не стоило.

Объединённое сознание у всех разом вспыхивало само собой причудливыми фигурами, рванными образами, похожими на призраков — с непрестанно меняющимися лицами и силуэтами, обрывками слов и фраз… Прошло несколько часов, прежде чем они научились хоть как-то задерживать и оформлять в понятные всем троим символы из этой непрестанно бурлящей каши.

— Мы сейчас, как Змей Горыныч наоборот, — сказал Ким, когда волна первой паники прошла, и все трое удостоверились: они даже не то, чтобы читают мысли друг друга, а как бы живут в одной голове.

В собранных в одну кучу мыслях пролетел большой ящер с тремя головами на тощих зелёных шеях.

Все тут же вспомнили, как Полянский старательно изучал всех мифических монстров, которые когда-либо придумывал человек. Или не придумывал, а видел. Чем необъятнее было существо, тем с большей тщательностью будущий гигантолог копал про него информацию.

Все трое посмотрели вслед Змею Горынычу. Крылья у него тоже были хлипкие, настолько непропорциональные телу, что оставалось только догадываться, как они его держат на высоте.

В таком общем способе мышления был всего один, но жирный плюс: республиканец понимал их теперь с полу импульса. Ещё несколько часов назад он стал бы долго и нудно расспрашивать, что такое «горный змей», но сейчас все знания Полянского по мифологии тут же укоренились в его разумении.

Шёл третий день их странного сосуществования, и ни один из троицы не мог вспомнить ничего подобного за всю историю своей расы.

— Кажется, — Рене напряглась, чтобы передать остальным смысл послания. — В истории человеческой медицины есть упоминание о том, что раньше при частичном параличе мог возникнуть «синдром чужой руки». Это когда пациент не контролирует одну из своих рук и ощущает её действия так, будто ею управляет кто-то другой или что у этой руки своя собственная воля. Это происходит при повреждении мозга: каждая рука находится под контролем противоположного полушария.

— Нет! — Это Ким сказал вслух. Ему так было легче отсечь всё ненужное, что непременно вьющейся лентой накручивалось вокруг главного смысла. — Это вообще совершенно другое.

— Да, — согласилась Рене. — Просто ничего больше в голову не приходит.

— Про твою голову я тоже теперь всё знаю…

Кен большую часть времени отмалчивался, и Рене с Полянским только диву давались, насколько в его сознании не было ничего лишнего. Мыслил льсянин неизвестными им символами, которые выражали либо примитивные инстинкты, либо научные знания республиканца. А ещё он находился в некоем шоке от яркости и разнообразия мышления землян. Ему в этом плане совершенно нечего было предложить: эмоциональная сфера, которая делает мысль запутанной, а жизнь насыщенной, в льсянском устройстве и в самом деле еле-еле теплилась в районе нуля.

Промелькнувшая было широкая труба, которую льсянин выдал при слове «дом», тут же исчезла, не оставив ни малейшего шлейфа ностальгии. Низкие кустарники неизвестной породы, невысокие лысые холмы, испещрённые чёрными зевами нор, небо с оттенком болотной зелени — даже все эти символы, связанные у Лься с понятием Родина, казалось, ничего не значили для него. Только один раз память пошла болезненными волнами: когда у всех троих в ложной памяти завертелся голограммой живой бюст очень похожего на Кена крыса. Бюст, усечённый по грудь, стоял на подставке, как и положено нормальному бюсту, только в круглых глазах отражалось не равнодушие, как всегда у Кена, а плескалась чёрная злоба. Бюст что-то громко пищал, гневно и — Рене и Ким это поняли только по ощущениям льсянина — страшно.

— Это что? — пронесло у них в головах разом.

— Мырск пщщщррраушшууу, — вздохнул Кен, и пояснил:

— Я правда, не могу перевести. Это его имя. Он… главный.

Рене и Полянский решили на всякий случай запомнить этого Мырска. Тем более что он тут же исчез из памяти республиканца. Без крючков эмоций ничего надолго не задерживалось в его воспоминаниях.

Второй их условно знакомый льсянин, которого Полянский прозвал «лихим стрелком» (Кен не понял сарказма), мирно восстанавливался в реанимационной капсуле. Он всё ещё пребывал в том бессознательном состоянии, к которому республиканцы были более, чем привычны. Капсула лечила его, кормила, подавая питающие, укрепляющие и стимулирующие препараты прямо в кровь. Подстраиваясь под метаболизм, параметры обмена и жизненные циклы существа, она то затихала, то вдруг принималась гудеть с такой интенсивностью, что вся троица, заключённая в единый мыслительный процесс, слаженно вздрагивала.

— Всё случилось в тот момент, когда этот товарищ вернулся к жизни, — подумал Ким, глядя на подрагивающую щёточку усов безмятежно пребывающего в каких-то дальних мирах республиканца.

Все трое тут же увидели в его воспоминаниях, как Рене, всё ещё со шприцем в руке, вдруг вскрикивает, трясёт головой и неожиданно, словно её кто-то сильно толкнул, падает спиной вперёд.

— Подожди! — крикнула Рене. — Отмотай немного назад! Повтори, только в точности.

— В точности может не получиться, — ответил Ким. — Это же моя память, а не запись файла.

— Записи нет, — вздохнула Рене. — Ситуация требовала немедленных действий. Речь шла о жизни и смерти…

— Ты просто забыла поставить браслет на запись, — уточнил Ким. Он был даже доволен, что не один страдал забывчивостью.

— Я хорошо запомнил, — неожиданно вмешался до сих пор молчаливый республиканец. — В точности. Сейчас покажу.

Он напрягся, и у всех троих перед глазами опять возникла Рене.

— Кен! — её крик взорвал мозг двух самцов. — Какого хрена я в твоих воспоминаниях абсолютно голая?!

Она была не просто голая, а вся искрилась в бело-голубом сиянии ультрафиолета.

— Такой вид повышает выработку тестостерона, — довольно заурчал Кен. — Это приятно… И сейчас я могу в полной мере насладиться этим ощущением хотя бы в своей голове. Как у вас говорится: приятное с полезным?

— Это неприлично, — сказала Рене и вспыхнула. Она вовсе не собиралась повышать уровень тестостерона у иноземного существа. Ким молчал, но, кажется, был не против эротической картинки, которую смоделировал льсянин. Единственное, чего ему не хватало: это резкости.

— Человеческие приличия — это абстрактные понятия, — возразил Кен. — А высокий гормональный уровень — данность. Что ценнее?

Перед ними в таком же абсолютном обнажённом состоянии в полной гормональной готовности один за другим проследовали Ю Джин, незнакомый тощий и высокий человек, скорее всего, земной куратор, и Полянский. Ким мысленно треснул республиканца по лбу.

— Озабоченный хорёк! — рявкнул он.

— Я видел твои сны вчера ночью, — республиканец потёр лоб в том месте, куда гипотетически пришёлся мысленный удар Полянского. — Ты и эта…

— Заткнись! — шея Кима налилась цветом благородного бордо.

— Ну так дальше смотреть будем? — спросил льсянин, невинно пошевеливая щёточкой жёстких усов. Рене настолько ярко почувствовала эти щетинки, что тронула ладонью верхнюю губу. Слава Богу, над ней всё оставалось гладким и привычным.

— Давай уже! — мысленно нарисовала она картину, где толкает застопорившегося льсянина в спину, ускоряя процесс. — Клубок мыслей, увеличенный трёхкратно, всё время расползается в разные стороны. Господи, ну почему нам всем так сложно сосредоточиться на чём-то одном?

Зрение и восприятие увиденного у льсянина отличалось от человеческого. И странно, будь это иначе. Форма глаз и их расположение накладывало свой неизменный отпечаток. Сто оттенков серого, немножко голубого и зелёного, и всё это мерцало бело-голубым сиянием.

Вот светящаяся, словно поглотившая неимоверное количество рентген, всё ещё абсолютно голая Рене отшатывается от реанимационной капсулы, как будто её кто-то резко толкнул, непроизвольно выбрасывает перед собой руки. Мерцающий ультрафиолетовый шар вырывается из её ладоней, распускается лепестками сияющего цветка, вьётся гибкими лентами…

— Что это? — изумлённо прошептал Ким.

— У меня в руках был шприц, — вспомнила Рене. — Куда он делся?

— Его давным-давно утилизовали робомои, — подумал Полянский. — Дело не в шприце. А в том, что было в нём.

— Белое свечение? Эпинефрин? Глупости! — она подумала, что дело опять зашло в тупик.

— Это сердечная кровь льсянина, Рене, — сказал Ким. — Если я прав, и зрение республиканцев такое же, как у наших крыс — а глаза устроены и расположены очень похожим образом, то он не видит красного спектра. Но различает оттенки в недоступном нам цветном диапазоне. Например, в ультрафиолете.

— Крошечная капля крови может устроить такой фейерверк в ином диапазоне? Полянский, ты…

Рене резко остановилась.

— Догадалась? — от волнения Ким перешёл на голос, забыв, что это лишнее в их ситуации. — Не сама кровь. То, что было внутри товарища Кена.

— То, что позволило ему не дышать в бескислородной атмосфере Второй?

— И заставило требовать от нас какое-то яйцо с моим плазмоганом наперевес… Ну почти наперевес…

Ким вспомнил, как тупой кожух «Теслы» ковырял застывший туф планеты.

Рене на секунду показалось, что они разом устали думать. Оборот, который принимало дело, закручивался всё дальше и стремительней. Если это ЧТО-ТО проникло в них и спутало их сознания, может, они уже и не являются сами собой?

Все трое стали внимательно себя ощупывать, пытаясь убедиться, что руки, ноги, лапы, головы и одна морда остались в неизменном состоянии.

Нужно немедленно взять кровь у всех троих на анализ. Полная биометрия. ДНК-анализ. Сетчатка… Что ещё?

А если это та же форма жизни, с которой они столкнулись на Дведике? Тогда она не сможет определить степень проникновение чужеродного организма в их ткани. Почему? На Дведике не смогла. А если это что-то другое?

Её мысли, как заполошенные, метались по теперь общему пространству, постоянно натыкаясь, то на гору крыс, уволакивающих в кучу мусора женский манекен, то на странные загогулины, протянутые скрипичными ключами к основанию хвоста.

— У тебя там что постоянно чешется? — она не выдержала и обратилась к Кену.

— Шпора с ядом, — признался крысо-кенгуру. — Шип уже почти оформился.

— Чёрт, — Ким ногтями громко царапал вдруг жутко зазудевший копчик, стесняясь, но не в силах сопротивляться этому неприятному жжению.

— Брачный период, — сказал Кен и совсем по-человечески развёл лапами. Общее сознание быстро диктовало телам манеру поведения. Не хватало ещё Рене и Киму запрыгать по звездолёту. — Организм уже почти готов.

— Я понимаю, — сказал Полянский, — что организм готов, раз тебе везде голые бабы мерещатся.

— Не только, — добавила Рене. — Вы с правым «Иллюзиона» там тоже всё самое лучшее демонстрировали.

— Спишем на специфику иноземного организма, — согласился Ким. — Но шпоры с ядом тебе зачем? Ты же говорил, что не нападаете на врагов с оружием?

— На врагов — нет, — пояснил льсянин. — Но это не для них. Для соперников. Я ж говорил, что брачный период — та ещё головная боль.

— И как вы… — Полянский прямо весь подобрался, и глаза у него загорелись.

— Хватит! — Рене закрыла исток «армейских воспоминаний». — Иначе мы и через неделю не придём ни к какому решению.

Надо было что-то решать, но никто из них не знал — что.

— Нужно отправляться на Лься, — тихо сообщил Кен. — Незамедлительно. Я связывался с нашим Советом. Это решение двух сторон. Вы обязаны рассказать всё о произошедшем на Пятой.

Они уставились друг на друга в тревожном молчании. По крайней мере, так это выглядело со стороны.

— Мы не можем больше ждать, — подумала Рене.

— Не можем, — согласился льсянин. — Если мы не стартуем в ближайшие несколько часов, на Лься заподозрят что-то неладное. Нас просто…

— Аннигилируют, — мысль они закончили все трое разом. Чем дальше, тем лучше у них получалось синхронизировать потоки сознания.

— В конце концов, — они опять подумали «хором», — если на Лься есть объяснение феномена Дведика, то оно может распутать и наш клубок. На Землю в таком состоянии возвращаться точно нельзя.

— Не получится — на Землю, — добавил к общему заключению Кен.

Рене и Ким услышали голос, который в переводчике льсянина звучал с гулким низким эхом. Так, словно трещали корни векового дерева, с усилием выдёргиваемые из воглой, слежавшейся почвы.

— От греха подальше, — сказал этот голос, и Рене с Кимом вдруг поняли, что так звучит для республиканцев человеческая речь. Последовала небольшая пауза, словно говоривший прислушивался к чему-то, затем он возразил:

— Я знаю, что они не дипломаты. Но Лься требует для контакта тех, кто столкнулся… Как они называют это? Активатор разума? Так кажется? Тем более они спасли представителя их республики. Может, даже какую медальку на грудь повесят. Не бзди, Громов. Ничего с твоими лаборантами не случится. А мы ещё по другим каналам им помощь подгоним…

— Ты подслушал?

Льсянин усиленно отрёкся.

— Не хотел. Они громко говорили.

«Ах, Громов, ты Громов», — подумала Рене, не понимая сама спас их дознаватель, или утопил.

— Готовьте республиканское яйцо, — подумала она строго специально для Кима Полянского и Кена Республиканского. — Стартуем через пять часов. Только сначала попрошу всех по очереди в медблок.

— Биометрия? — тоскливо догадался Ким.

— Она самая. И, да, Полянский — это приказ.

Ровно через пять часов со Второй планеты созвездия Лебедя, по договору галактического содружества находящейся под юрисдикцией Земли, в развёрнутое тёмно-фиолетовым покрывалом небо серебристой крохотной пылинкой вошёл звездолёт под флагом республики Лься.

Ещё через несколько часов, нащупав сверхчувствительными локаторами нужный гиперканал, он сверкнул напоследок пронзительно тонкой иголкой и растворился в бездонной густой черноте. Как будто его никогда и не было на этой стороне галактики, разделённой Северным Крестом.