Киерленский изувер

Часть 7. Вино с пряностями. Глава 1

Все, что мы слышим, есть чье-то мнение, истина же скрыта от нас и никогда не будет познана

Из записей Аскеля Этли

Этли шагал по свежевыпавшему снегу. Белый покров, неглубокий и мягкий, покрывал улицы, пряча под собой извечную грязь Языка. Лежал на крышах, украшал ступеньки крылец, превращая город в подобие живописных картин, виденные Этли в богатых домах. К вечеру горожане уже протоптали множество тропинок и они, чудным лабиринтом, вели, то к дверям лавкок, то к вывескам кабаков.

Вязанка дров оттягивала руку. Этли купил ее на рынке, возле злосчастного Храма Милости Спасителя, потратив значительную для себя сумму. Но ему почему-то хотелось порадовать соседей. Даже Волгана. Поведение докера, кстати, весьма изменилось. Он больше не пытался затеять ссору с Этли, хвататься за нож, да и вообще, вел себя спокойно. Даже тихо. Все неурядицы с ним, удалось решить миром. Этли казалось это необычным, складывалось впечатление, что докера подменили.

С деньгами Этли тоже нашел выход. Не очень прибыльный, но позволявший зарабатывать спокойно. В один из дней, он просто сел рядом с «работающим» Таштагом, выложил на стол бумагу, перо и чернила и просто принялся беседовать с орком. Ни о чем, просто перекидывался фразами. План был, как всегда «так себе», но один из посетителей таверны, пялящийся на орка, все же подошел к нему и спросил, зачем он тут сидит. Этли ответил, что за небольшую плату пишет письма, записки или поздравления.

Как ни странно, но жителям Языка требовалось, время от времени, что-нибудь написать. Какая-то записка знакомым, или напоминание, что кто-то не вернул долг. Один из погонщиков, продиктовал Этли письмо своей жене, ждущей его с заработков в деревне. Весьма трогательное. Правда, как селянка собиралась читать письмо, Этли не знал. Возможно, она обратиться за этим к местному жрецу.

Какие-то медяки текли в руки Этли, позволяя ему не умереть с голода. Это заметил Оттик и заявил Этли, что он должен платить за аренду стола. На что Этли ответил: «А ты должен платить за аренду орка, ты ведь знаешь, что он натворил в кабаке Самоэя? Я взял с него слово вести себя смирно. Но могу и освободить его от клятвы. Хочешь? Если не веришь, сам спроси у Таштага». Что там Оттик спрашивал или нет у зеленокожего Этли не знал, но жадный трактирщик больше не беспокоил его.

Зима же пришла со своими требованиями. Жаровня, где они держали угли из камина трапезной, уже не справлялась с холодами, а для небольшой печурки требовались дрова. Они стоили дорого и вскоре придется сбрасываться на топливо всей компанией. Но не сегодня.

Остановившись у самого крыльца таверны, Этли вдохнул морозный воздух и посмотрел в вечернее небо. Среди океана звезд ярко горела одна из них, хвостатая звезда, называемая Глазом Спасителя. Каждый год, в начале зимы она скользила по небу на север, словно напоминая людям о Пути Избавления. Совершив жест благословения, Этли отряхнул снег с башмаков и зашел в внутрь.

***

Спустившись вниз, Этли бросил вязанку дров на пол:

- Разведем огонь, не зря же мы чистили этот проклятый дымоход.

Сегодня в комнате находились все жильцы, даже вечно пропадавший Руди. Вскоре огонь весело заплясал в печурке, разгоняя тепло и укутывая уютом.

- Такое дело надо отпраздновать!

Руди выудил вместительную бутыль вина.

- Хе, - произнес Таштаг, - а ты запассливый коновал!

- Зато ты прожорливая морда, мог бы и оставить немного жаренных колбасок.

- Да, хватит, - прогудел Волган. – Давайте, сегодня посидим без склок и ругани.

- Сколько у нас стаканов? – спросил Этли.

- Подождите! – подала голос Лавена. – Что его пить, так, будто пропойцы, у Оттика на кухне есть пряности, давай добавим их и разогреем вино. Будет и вкуснее, и полезнее.

Возражать никто не стал. Лавена исчезла за дверями и вскоре явилась с небольшим свертком в руках и маленькой кастрюлькой. Она поставила кастрюльку на огонь, плеснула туда воды и высыпала содержимое свертка.

- Эй, ты что делаешшь? – воскликнул Таштаг. – Решшила исспортить вино?

- Все она правильно делает, - одернул его Руди, - привык у себя в Оркейне к дрянному пойлу.

Орк насмешливо хмыкнул. Воцарилась тишина, слышно было, как потрескивают дрова, да шумит пожирающее их пламя. Лавена еще немного поколдовала над кастрюлькой и по комнате поплыл богатый аромат специй, смешанный с кисловатым запахом вина.

Лавена сняла кастрюльку с огня. Накрыв ее крышкой, строго произнесла:

- Ему надо настояться.

По комнате прокатился общий вздох, но кухарка была непреклонна.

Видимо, чтобы скоротать время, Руди спросил:

- Кто-нибудь видел Глаз Спасителя, он уже вовсю сияет на небе?

- Только появился, - ответил Волган. – Через пару дней будет во всей красе.

- Мы все видим в Глазе Спасителя доброе предзнаменование, - произнес Этли, - а вот остроухие ждут от него совсем иного.

- Спросить забыли этих ублюдков, - буркнул докер.

- И чего же они ждут? – спросила Лавена.

Этли раздумывал, стоит ли говорить такие мрачные вещи, но все же ответил:

- По их верованиям, это их боги – Мириад – приближается к нам, чтобы спуститься на землю. В древности, именно в дни явления комет, эльфы приступали к кровавым ритуалам.

- Тьфу, твари какие! – передернулась Лавена.

- А чем так опасен Мириад? – спросил Руди. – Или все это бабкины сказки и не более?

- Ты ведь знаешь о Культе Бессмертия? – спросил в ответ Этли и посмотрел на цирюльника.

- Ну, еще бы! – вскинул брови Руди.

- Они пытаются призвать Мириад и попросить у него бессмертия для себя. Так говорят поступили в древности эльфы. Попросить у Мириада можно все, что угодно, но вот получить, - Этли усмехнулся. – Получить ты можешь, только ужас и жуткую смерть.

- Ты то откуда знаешь? – спросил Волган. – Пробовал вызывать?

- Нет, я видел последствия. От того города, где какие-то недоумки смогли призвать этих чудовищ, остались лишь руины.

- Это могут быть только слухи и легенды…

- Я сам это видел.

Таштаг заворочался, проявляя интерес к разговору:

- Ну ка, рассскажи нам про этот страшшный город. Что ты там видел?

- Да, расскажи, - впервые поддержал орка Руди.

Этли поймал любопытствующий взгляд Лавены и даже у Волгана в глазах промелькнул интерес. Немного подумав, как-бы не сболтнуть лишнего, Этли кивнул.

***

Это случилось лет семь назад. Мы, с одним моим другом, добирались из Новоземья в Славиосу. Уже на берегах Тесега мы услышали о таинственном городе, затерянном в местных лесах. Легенды рассказывали, что сто лет назад из этого города, называемого Ратцынь, перестали появляться люди. Несколько раз в Ратцынь отправляли посланников, узнать в чем же дело. Но никто не вернулся обратно. Говорят, даже великий князь отправил туда вооруженный отряд, но и он бесследно пропал. Город посчитали проклятым, и никто больше не совался к нему. Дороги заросли бурьяном, а о Ратцыне забыли, упоминая лишь в легендах, да страшных сказках.

Мы с другом заинтересовались пропавшим городом и решили поискать дорогу к нему. Мы скитались от деревни к деревне, выспрашивая дорогу и ища проводника. Но на нас смотрели, словно на безумцев, поверивших в древние предания. Но в одном большом селении удача нам улыбнулась, если можно так выразиться. Один человек сказал, что он знает дорогу к Ратцыню и даже бывал там.

В другой ситуации, мы бы сочли человека безумцем. Но тут нам пришлось поверить ему, положившись на милость Триединого. За свои услуги он попросил совсем немного и вскоре мы отправились в путь. Мы шли на северо-восток, если смотреть от Славиосы и северо-запад, если от Рога. Почти неделю мы пробирались по мрачным лесам. Иногда, нам казалось, что проводник обманывает нас и хочет завести в какую-то ловушку. Но мы были бедными путешественниками и грабить нас не было смысла.

Как бы, то ни было, но мы все-таки вышли к какому-то древнему городу. Он стоял посреди чащобы, но, странное дело, вокруг стен, почти на два десятка шагов, его окружала голая земля. Даже трава не росла. Створ ворот был пуст, местами стены обрушились, являя провалы. Но и стены, и башни, и здания в городе выглядели очень необычно. Они оплыли, осели, словно были вылеплены из воска и чудовищный жар опалил их. Причем, было не важно из чего построено здание, дерево, камень, метал, все представляло из себя подтаявшую массу.

Кроме этого, мы увидели в Ратцине, если это был он, много странных и страшных вещей. Иногда, на улицах города встречались застывшие люди. Они словно бы окаменели в движении. Но не это ужасало нас. Некоторые из них, выглядели, как обычные люди. Можно было рассмотреть их лица. Другие же, выглядели жутко. Человеческие тела венчали чудовищные головы. Будто на обычной голове, глаза вдруг превратились в слепые щели, а сама голова лопнула посредине, и на месте этой трещины образовалась распахнутая пасть, с сотнями острых зубов.

Все они, и люди, и монстры, смотрели в одну сторону, куда-то наверх, словно что-то узрели в небе, перед страшным превращением. Некоторые из нормальных людей, держали за руки, или прижимали к себе детей с чудовищными головами. А иногда и наоборот.

Мы проникли в несколько зданий и лучше бы мы этого не делали. В одном доме из стен торчали руки, ноги и лица людей. Такие же окаменевшие, как и статуи на улице. В другом мы нашли зеркала, в которых ничего не отражалось.

Еще на улице находилось несколько пугающих зданий. Да-да, именно зданий. Крепостная башня, которой следовало стоять у стен, оказалась на площади. Изогнутая, искривленная, словно бы она куда-то двигалась, но замерла на месте. От храма отделилась его часть и ползла в сторону, за ней тянулся след по земле, но и она застыла после короткого путешествия.

Мы решили пробраться к ратуше. Ее хорошо было видно с улиц, но сколько бы мы ни старались, мы всегда выходили не там. Тогда мы решили отправиться к воротам, но и тут нас ждала неудача. Город, словно издеваясь, водил нас кругами. А еще мы стали замечать, как в самых темных местах что-то движется. Это было слабое, едва уловимое движение, но я могу сказать точно – кто-то крался в тенях, преследуя нас.

Мы остановились на одном из перекрестков. Наш проводник велел нам ждать здесь, а сам отправился разведать дорогу. Он почему-то был уверен, что без нас сможет найти выход. Не успел проводник скрыться за ближайшим углом, как мы услышали его дикие крики и призывы о помощи.

Мы с другом бросились туда, но за углом никого не было, а крики раздавались уже совсем из другого места. Мы побежали на голос, но и там было пусто. Крик вновь повторился и тогда мой спутник, взяв меня за плечо, сказал:

- Стой, это ловушка.

Мы стояли спиной к спине, с обнаженными клинками в руках, в окружении оплывших зданий и чудовищных статуй из окаменевших людей. Крики проводника еще слышались какое-то время, а потом стихли. И тут же, словно морок отпустил нас. Все вернулось к нормальному состоянию, нормальному для этого места. Стало понятным, куда надо идти и мы двинулись к ратуше. Может быть – это была и не ратуша, но точно самым большим зданием в городе.

Внутри находился огромный пустой бассейн. Наверное, все-таки, то была не ратуша, что там делать бассейну. Вокруг него замерла дюжина окаменевших людей, таких же, как на улице. Только по одежде можно было понять, люди это не простые. Старинные, богатые наряды. Дорогие ткани, меха, золотое шитье, все превратилось в камень. А когда мы подошли ближе, то окаменели сами. От удивления и ужаса! С бесстрастных лиц статуй на нас смотрели слезящиеся, живые глаза! Люди, статуи, не знаю, как их назвать, таращились на нас, их глаза двигались, а во взглядах не осталось ничего, кроме отчаявшегося безумия.

К тому времени, я многое повидал в жизни. Я спокойно смотрел, как на меня движется вражеский строй, щетинясь пиками и алебардами. Видел, что и похуже. Но в тот момент мной овладел животный ужас. Казалось, еще чуть-чуть, и я сам навеки застыну здесь, превратившись в каменное изваяние, и все, что я смогу сделать – беспомощно смотреть, не имея возможности даже моргнуть. Мы вылетели из этого здания и бросились к воротам. Мы бежали по жутким улицам, а в незатронутых солнцем тенях кто-то шевелился, преследовал и завывал. Возле ворот, почти в самом створе, нас ожидала еще одна страшная находка. Там стоял наш проводник, неподвижный, окаменевший. И лишь живые глаза смотрели на нас.

Когда мы покинули город и уже из-под полога леса взглянули на него, я могу поклясться – на крепостной стене, я заметил жутких согбенных существ, лишь отдаленно напоминающих людей.

***

- Жуть-то, какая! – выдохнула Лавена, разливая горячее вино.

Этли сжал горячую кружку. Глотнул. В нос ударила мозаика чудных запахов гвоздики, перца и меда. По телу разлилось тепло.

- Брехня, это все, - прогудел Волган.

Ну, вот, хоть что-то похожее на привычного Волгана. Этли даже порадовался, а то необычное, тихое, поведение докера его настораживало.

- Почему брехня, - Руди, глотнув вина, блаженно улыбнулся. – Я тоже слышал про Ратцынь, только считал ее сказкой. И, Этли, а при чем тут Мириад?

- Я думаю, те люди, возле бассейна, призвали его. И судя по всему, Мириад даровал им вечную жизнь, правда по-своему. А остальным, просто не повезло, жить рядом с этими жигудинами.

- Но это твои мысли, ты ведь не знаешь правды.

Правду он знал, да вот говорить ее не будет. Тогда все было несколько по-иному, чем он сейчас рассказал. И они с Альданом, не просто интересовались старой легендой, а искали «Запределье».

- А проводник-то, чего превратилсся в камень, да еще сс глазами?

- Не знаю, может быть нарушил запрет, какой-нибудь, а может быть, тем существам нужна была жертва, эльфийская магия – темное дело, и туда лучше не соваться.

- А у нас, вот, в деревне тоже, похожая бесовщина случилась, - подала голос Лавена, - правда давно. Мне мама рассказывала.

- Оказывается, ты у нас, тоже навидалась всякого, – пошутил Руди.

Лавена улыбнулась, но в глазах ее полыхнул такой огонь, что даже Этли стало не по себе.

- Расскажи, - сказал он жене докера, - интересно послушать.

Лавена села за стол, подвинула к себе кружку. Этли заметил, что села она не рядом с Волганом, как обычно, а между Руди и Таштагом. Чета Тарнов, последнее время, сторонились друг друга, словно совершенно чужие люди.

- Это случилось, когда мой дед был молод, об этом мне мама рассказывала, ну, да я уже говорила.

***

Дед мой был сумасшедшим. Сколько помню, как услышит протяжный вой, собачий или там волчий, так его сразу трясти начинало. А если же вой продолжался, то он пытался спрятаться, то под кровать, то в чулане. Ох, и намучались мы с ним! Когда преставился, прости Триединый, легче стало. Вот, после его похорон, мама мне и рассказала, отчего дед умом повредился.

Он ведь раньше нормальный был. Мама-то, тогда маленькой была, а дед – молодой и сильный. И в уме своем. А случилось вот, что. У нас рядом три деревни было, из одной в другую, можно было за день дойти. С утра вышел, так к вечеру и придешь. А четвертая, дальше была. Ну, как дальше. За лесистым холмом она была, и если через холм идти, то так же, как до остальных доберешься – за день. Только никто не ходил там. Говорили – на холме этом, что-то бесовское водиться. Кто уходил туда, пропадал навсегда. Так и ходили все вокруг в ту деревню, а это уже два дня.

Началось все с того, что принялись собаки пропадать. Во всех четырех деревнях. Кто в лес с собакой пойдет, убежит псина и зови-не зови, не возвращается. С привязи срывались и тоже, как в воду. Да и у пастухов, все собаки разбежались. А без собак у нас трудно, у нас волки там такие. Ну, да ладно.

Потом, вот, как ты, Аскель, рассказывал, заметили – люди-то, из деревни за холмом, приходить перестали. Одну седьмицу нет, вторую, да и третью. Забеспокоились, решили людей туда послать, узнать в чем же дело. Пошли трое, в том числе и мой дед. Взяли добрые копья, от волков отбиться, если что, да и пошли.

Шли, понятно, вокруг холма. Переночевали в лесу и к вечеру второго дня вышли к той деревне. Сразу услышали собачий лай. Странно это было, ведь во всех деревнях псы пропали, а тут на месте они. Ну, двинулись. Когда подходили к околице, лай вдруг смолк.

Вошел дед и его спутники в деревню. Пусто. Покричали они людей, позвали, но никто им не ответил. Прошли они дальше в глубь – пустая деревня, нет никого. Решили в один дом зайти. А там – тела изодранные, лежат на полу вповалку, словно их стащил туда кто-то. Кровь кругом засохшая и вонь трупная.

Выбежали на улицу, и тут услышали вой – долгий, протяжный, не похожий ни на что. Уж, наши-то знали, как воют собаки, а как волки. А этот не признали. И тут же изо всех подворотен, из-под крылец, заборов и отовсюду бросились на них псы. Собаки-то у нас такие, чтобы волка могли загрызть, здоровенные, злющие, да вот на людей не имеют привычки кидаться, а тут как взбесились. Ну дед со спутниками – обратно в дом, заперлись там и сидят, думают, что дальше делать. А собаки-то не унимаются, носятся вокруг дома, рычат, скалятся, не псы домашние, а чисто звери лютые.

Так бы, наверное, и сидели бы, среди сельчан мертвых, пока помощь бы не пришла, да случилось тут и вовсе страшное. Псы успокоились, разлеглись вокруг дома, и чувствует дед, неспокойно на душе у него. Будто звук, какой, слышит, да вроде тихо. Раздастся звук-то этот, а изнутри словно скребется у него кто, стихнет и все нормально. И спутники его, то же самое ощущают. Даже собаки снаружи заскулили.

В доме темно, видно плохо. Решили огонь развести. Пока занимались этим, слышат возня внутри какая-то. Подумали, неужто собаки внутрь пробрались. Зажгли факел самодельный и обомлели. Мертвецы в доме, зашевелились. Встать пытаются, глазами белесыми на них таращатся, да руки протягивают. Иные из мертвых-то, уже и ползут к ним, рты, полуистлевшие разевают, тут люди то и не выдержали, выскочили вновь на улицу и помчались к околице. Да не тут-то было. Бросились на них псины, одного сразу разорвали, а другому с дедом удалось из деревни выбежать. Дед прямо бросился, аккурат к холму, лесом заросшему, а спутник его к дороге, пришли которой, там-то его псы и настигли. А за дедом ни один не побежал.

Скрылся дед в зарослях, бежать дальше мочи нет, и смотрит. А товарища его, еще живого, всего окровавленного, да изодранного волокут собаки к деревне. А из деревни появляется человек, дед-то сначала подумал, это спутник их третий, вырвался, ан нет! Подтащили собаки к этому человеку, дедова товарища. Бросили к ногам, словно добычу перед охотником.

А когда свет от луны упал на человека того, тут дед и тронулся головой. На теле человечьем, голова была звериная. Задрал он ее и завыл, долго, протяжно, ликующе, а собаки вторили ему. Дед опрометью бросился бежать. А домой добирался через холм тот проклятый. К утру вышел к деревне, ободранный, израненный и сошедший с ума. Все говорил, что в лесах на холме, его преследовали чудовища звероголовые. Гнали его, словно добычу, выли и смеялись. А настигнув, валили на землю и дышали трупным смрадом в лицо. Отпускали и вновь гнались, играли будто бы. Лишь милостью Спасителя выбрался он с холма.

А еще говорил он, каждый раз, как бесовские отродья ловили его, по спине острым проводили, когтем, ножом ли. Когда тело дедушки обмывали, видела я четыре шрама на его спине, прям от шеи до копчика. Старые, глубокие и неровные.