Киерленский изувер

Глава 3

Рыжебородый Карли сидел на ступенях склепа. Холод от промерзшего камня уже начал чувствоваться через тулуп, но вставать не хотелось. Он поглаживал арбалет, раздумывая о вещах, о каких редко задумывался.

Тот, с острым подбородком, посулил всем им бессмертие. Наверное, подойди этот хмырь к Карли, тот лишь рассмеялся бы в ответ на такое нелепое предложение. Бессмертие и он, Карли, бывший разбойник, наемник и речник, гоняющий баржи по Велаве, что может быть нелепее. Но вот Левар-то не дурак. Брат-исповедник их Ордена, самый образованный из всех братьев, сын знатника. Ну, не повелся же он на пустые байки!

Из-за ближайших могил появилась фигура. Карли пригляделся. Женщина, потрепанная какая-то, бледная как смерть. По одежде не крестьянка, скорее всего кто-то с Языка, подалась к родне в Онсейку. Почему одна правда, хотя, кто их поймет баб этих. Втемяшила себе в голову, что надо идти, вот идет. Чего правда, по тропинке не свернула к деревне?

Женщина подошла ближе и неожиданно спросила:

- А чего это ты сидишь здесь, да еще на холодном?

Карли аж растерялся на мгновение, но тут же вспомнив приказ Левара, произнес:

- Иди-ка ты, тетя, отсюда!

«Тетя» правда была лет на десять моложе Карли и даже нездоровая бледность не портили ее лица. Да и фигуру он успел оценить. Зимние одежки не преграда для опытного мужского взгляда.

- Да пойду, я пойду, - испугано ответила женщина. – Только скажи, мил человек, куда идти-то, не могу тропку найти, что к Онсейки- то ведет.

В глубине чего-то животного шевельнулась желание, захотелось женской ласки. Схватить ее прямо здесь! Хотя здесь холодно, да и в склеп тащить тоже смысла нет. Там такая же холодина, да и Левар не обрадуется, если он притащит постороннюю бабенку. К бесам, отморозит еще все самое важное!

- Обратно шуруй, пришла откуда, там и найдешь тропку свою!

- А-а, была я там, не нашла. Может отведешь, покажешь мне, дуре такой.

Напрашивается, что ли? Карли усмехнулся про себя. Или и вправду, юродивая какая?

- Ну-ка, проваливай, я сказал! Не то щас пинками прогоню!

Может бахнуть ее из арбалета, мелькнула шальная мысль. Ай, да потом с трупом возиться. Увидит ещё кто, такой же заблудившийся. А у них тут дело серьезное, а не балаган с куклами. Зрители не нужны.

- Да чего ты, чего ты! – окрысилась женщина. – Я по-доброму к тебе, а ты как жигудина на меня…

- Чего! – взревел Карли. – Я те покажу жигудину!

Отбросив арбалет он одним прыжком оказался возле женщины, схватил ее за ворот и занес кулак. Карли почувствовал, как бабенка несильно ударила его пару раз под ребра. Но не обращая на это внимания жрец обрушил кулак на лицо женщины. Удар вышел смазанным, но обнаглевшей бабе хватило – она рухнула в снег, прямо к ногам Карли. В боку, где женщина поколотила его, странно жгло. Карли прижал руку, а когда отнял ее увидел – вся ладонь измазана в крови.

- Ах, ты, сука!

Он хотел пнуть лежащее тело, но вредная бабенка извернулась и ткнула ножом в ногу жрецу. Карли отшатнулся, раненная нога подогнулась и уже он сам упал в снег.

На мгновение его охватила слабость, от боли и кровопотери, но именно за это мгновение взбесившаяся женщина успела метнуться к нему и сжимая нож двумя руками занесла его над головой.

Карли увидел, как солнце вспыхнуло на лезвии ножа. Слепящая вспышка понеслась к лицу, Карли вскинул руки, перехватил женщину за локоть, еще одно движение, и он скинет ее с себя. Но он не успел это сделать. Незнакомка, навалившись всем телом, протолкнула нож дальше, и солнце уже вспыхнуло внутри черепа Карли, выжигая все мысли и воспоминания.

Тяжело дыша, еще не до конца осознав, что произошло, Лавена вытащила нож из глаза рыжебородого. Руки тряслись. Голова гудела от удара, в глазах плясали искры. В левой части лица, возле глаза набухал отек. На подгибающихся ногах Лавена прошла к склепу, подобрала арбалет. Оружие гуляло в руках женщины.

Несколько раз судорожно вздохнув, Лавена отворила дверь усыпальницы и шагнула в темноту.

***

Напрасно Этли убеждал себя, что он не раз видел смерть и пытки. Видел, как дети умирают на руках родителей, а на глазах мужей их жен обесчещивали и забивали словно скот. Себя не обманешь! Какая-нибудь изнеженная душа, выросшая в мягких условиях и впитавшая в себя человеколюбие, могла бы осудить его. Но Этли точно знал – есть свои и чужие. Чужие страдания неприятны ему, но он может отнестись к этому спокойно. Другое дело – свои.

Куколка Фрия, небесное создание, нежная и заботливая. Ее пирог пахнущий яблоками, выручали Этли в самые черные дни. Нет, дело не в тесте с яблоками. Просто понимание того, что о нем кто-то помнит и заботиться делали жизнь ярче. Теперь, воющим, окровавленным куском мяса Фрия корчилась от боли в руках цирюльника. Того человека, с кем Этли так долго жил бок о бок. От кого видел лишь добро. Лживая мразь Руди.

Цирюльник не зря похвалялся своими познаниями в хирургии. Он раз за разом находил способы причинять нестерпимую боль жене Ностана. На Фрии уже не было живого места, но обезумевший палач не прекращал пыток.

О том, что жена лавочника была беременна Этли старался не думать.

Ностан рыдал, сыпал проклятьями и порывался броситься на Руди. Каждый раз его сбивали с ног, пинали и вновь заставляли смотреть. Таштаг стоял молча. По непроницаемому лицу зеленокожего ничего нельзя было понять, может ему и вовсе нет дела до страданий женщины.

Наконец, Фрия затихла. Сила зелий и магия эльфийских символов не смогли больше удерживать в ней жизнь. И она, наконец-то, перешагнула последний рубеж. Этли не сомневался, ее душа займет достойное место у трона Триединого.

Руди отступил от жертвы. Этли не видел его лица, но вся поза цирюльника говорила о нетерпении. Он всей душой жаждал встречи с Мириадом. Этли в свою очередь ждал, когда череп женщины треснит и из него выползет маленькая мерзкая гадина.

Но не произошло ни того, ни другого. Этли услышал, как сзади что-то тренькнуло, следом чавкнул глухой звук, и кто-то вскрикнул. Обернувшись, как и все находящиеся в зале, Этли увидел Лавену. Она стояла в коридоре, сжимая в руках ставшее бесполезным оружие. Бледная, немного растерянная она с ужасом взирала на открывшуюся ей картину.

Один из жрецов скорчился на полу, хватаясь за торчащий из бока арбалетный болт.

- Убью, сука!

Стоящий за Этли святоша кинулся к Лавене, размахивая отнятым у Этли же кордом. Лавена метнулась во тьму коридора, а Этли, не дожидаясь, когда остальные недруги придут в себя, помчался к Лавене. Он догнал жреца уже в коридоре, врезался в него и оба полетели кубарем. Этли торопился подняться, понимая, что его противник, у которого не были связаны руки, окажется на ногах быстрее. Он услышал какой-то шум и вскочив на ноги посмотрел в ту сторону.

Бледное лицо Лавены мелькнуло во тьме. Жрец хрипел под ногами. Лавена подняла окровавленные руки с зажатым в них ножом:

- Давай, я разрежу путы.

Скинув веревку, Этли поторопился найти корд. Бесы! Руки затекли и горели. Он даже не ощущал рукоять оружия в ладони. Из зала слышались крики и звук борьбы. Немедля, Этли бросился туда. Когда он выскочил из коридора, то увидел, как Таштаг вцепившись зубами в плечо своего сторожа повалил того на землю. Жрец, ругаясь и богохульствуя пытался дотянуться до тесака, висящего на поясе.

Этли хотел броситься на помощь орку, но его остановил выкрик:

- Эй, хмырь с горы, у нас с тобой неоконченное дело!

Цинично улыбаясь к нему приближался Левар, сжимая окровавленный клинок. За ним бездыханно лежал Ностан. Этли бросил взгляд на Руди, тот, словно, не замечая ничего вокруг, стоял уставившись на тело Фрии. Видимо неудача вогнала цирюльника в ступор. Что ж, это хорошо, не сможет помочь своим. Но как скоро мерзавец придет в себя? Действовать надо быстрее.

Сжав корд, Этли встретил Левара. Брат-исповедник, памятуя о прошлой встрече, не торопился. Он наносил пару бесхитростных, рубящих удара и тут же отходил, не давая Этли контратаковать. Позади рычание Таштага сливалось с криками жреца. Хоть бы Таштаг справился!

Левар вновь атаковал. Удар, Этли отразил его. Еще один, Этли попытался перехватить клинок жреца на нагель и сделать выпад, но Левар отступил. Этли не сомневался, его умелый противник простыми бесхитростными ударами маскирует неожиданный выпад. Когда он его нанесет? В этот раз или следующий?

Руки не слушались, словно на них одеты толстые перчатки. Надо заканчивать. Левар приблизился и вновь рубанул от плеча. Ожидаемо! Крутанувшись на правой ноге и уйдя с линии атаки Этли рубанул снизу-вверх. Его клинок встретил руку жреца, и она отлетела, все еще сжимая корд. Кровь брызнула во все стороны. Левар заорал, зажимая обрубок. И тут же Этли ударил его там, где шея выходит из плеч. Жрец упал. Мертв. На этот раз точно!

Оглядевшись, Этли увидел Руди. Тот, все еще в черном плаще с капюшоном, опустошенно смотрел на него.

- Не получилось, - тихо, словно не веря себе, произнес цирюльник.

Тут же на него налетел Таштаг. Лавена уже разрезала ему путы и орк сжимал в руках тесак. В одно движение он вонзил оружие в живот Руди. Удар был такой силы, что клинок вышел из спины цирюльника, порвав плащ. По инерции рука Таштага уперлась в живот, он подкинул пронзенное тело и бросил его на пол, вместе с торчащим из живота клинком. Цирюльник скорчился, хватаясь за рукоять тесака. Лишь хриплое дыхание давало понять, что он еще жив.

Этли услышал, как Таштаг выругался на родном языке, затем плюнул на тело Руди и толкнул его ногой. Повернувшись орк произнес:

- Сскоро ссдохнет гнида.

И тут Этли увидел, как за спиной Таштага пошевелилось тело Фрии.

***

Этли почувствовал, что еще чуть-чуть и каменный свод гробницы рухнет на них. Разум кричал – надо бежать, не разбирая дороги, мчаться как можно дальше. Но нечто в самой глубине подсказывало - от этого нельзя скрыться. Оно видит тебя и никогда не отпустит. Застывшее в ужасе тело отказывалось двигаться, лишь усилием воли Этли удерживался на ногах.

Бесстрашный Таштаг, почуяв неладное, обернулся и тут же попятился, пока не скрылся из взгляда Этли. Позади захныкала Лавена.

Лязгнув, лопнули оковы, удерживающие Фрию. Но вместо того, чтобы упасть, нарушая все законы мироздания тело плавно опустилось на пол. Словно чья-то ладонь бережно поставила ее на землю. Лишенная кожи плоть налилась чернотой. Там, где она сохранилась – кожа посерела. Ноги явившегося существа стали вытянутыми, костлявыми, с огромными разбухшими суставами на них.

Беспалая ладонь откинула волосы с лица, явив жуткий облик. Безносое, безгубое лицо, лишенное щек, скалилось белоснежными зубами. В глазах застыла смоль. Из уголков глаз потекли ручейки цвета ночи, тут же застывая черными узорами.

Мириад! Тварь из Запределья явившаяся в этот мир. Этли даже не дышал, разглядывая его. Когда-то он видел нечто подобное, но тогда это было мимолетно, стремительно. Но даже этого хватило, чтобы стать навечно проклятым!

Чудовище обвело зал взглядом черных глаз. Огни свечей отражались в них, словно в зеркале. Взгляд остановился на Руди, лежащего у самых ног Мириада. Протянув руку Мириад схватил цирюльника за шею и поднял словно котенка. Их лица оказались напротив друг друга. Этли показалось, что цирюльник даже забыл о своей ране. Из выкатившихся глаз текли слезы. Словно рыба, выброшенная на берег, цирюльник открывал и закрывал рот, не в силах произнести ни слова.

- Как же ты постарался!

От шелестящего голоса становилось не по себе, будто изнутри кто-то скребся, царапая по костям.

- Так изощренно, так тонко!

Хотя голос продолжал царапать, лицо твари оставалось неподвижным.

- Мать, ждущая ребенка! О, если б ты знал, о чем она думала! Муж и отец, наблюдающий за ними! Изыскано. А эта бойня в конце. Я давно не ощущал такого отчаяния.

Руди попытался что-то сказать, но обрубок указательного пальца коснулся его губ.

- Тсс! Я знаю, о чем ты хотел просить меня. Но все зря, этого не будет. Хочешь знать почему?

И не дожидаясь ответа, Мириад прижал безгубый рот к уху Руди. Лицо твари даже не шелохнулось, но глаза Руди распахнулись и Этли, впервые в жизни увидел, как разум покидает человека. То, что Мириад бросил на пол уже не было Рудом Рудмалом, цирюльником из Киерлена, чернокнижником и адептом Культа Бессмертия. Он ушел из жизни пустой оболочкой, лишенной даже о представлении, кто он такой.

- Как же больно умереть, зная, что все твои труды тщетны, - прошелестел голос.

Этли услышал в нем нотки удовольствия.

- Ты ведь согласен со мной, удостоенный прикосновения Мириада?

В черных глазах Этли увидел собственное отражение. Все вокруг незримо изменилось, совсем немного, словно зажглась или погасла одна из многочисленных свечей. Не стало дыхания Таштага, не слышно было всхлипываний Лавены. Этли обернулся. Его друзья стояли не шевелясь, словно статуи в проклятом Ратцыне.

- Что с ними? – едва слышно прохрипел он.

- Ничего, - заскребло изнутри, - я просто остановил время. Ведь время такая же материя, как земля или вода. Им просто надо уметь пользоваться.

Оскаленное лицо с черными потеками из глаз приблизилось к Этли:

- Но хватит вопросов. Вижу, другой я хорошо пошутил, одарив тебя столь тонким проклятьем. Я пошучу в ответ. Хочешь избавиться от проклятья?

- Хочу.

- Убей этих двоих, просто прояви уважение к тому, кто так постарался, одаривая тебя. И все, проклятие исчезнет. Можешь идти куда пожелаешь и жить, как захочешь. Пожалуй, в город идти не стоит, позже я порезвлюсь там.

Этли молчал. Он стоял не двигаясь, словно прирос к месту. Избавление находилось на расстоянии вытянутой руки. Сколько смертей на его совести? Пусть будет на парочку больше. Зато все закончится, больше никаких потерь. Никакого страха.

- Или ты думаешь Мириад может лгать?

Лгать? Да это чудовище лжет всегда. Каждый раз, когда глупые людишки привлекают его в этот мир! И все-же, а если…в этот раз эльфийское божество не лжет. Есть, ведь и такие слухи.

Не дождавшись ответа, чужеродная тварь продолжила:

- Знай, я убью их в любом случае, я так хочу! Сделай это сам и их смерть принесет тебе пользу.

Непослушной рукой Этли поднял корд. Вытянув его острием к Мириаду, он произнес:

- Катись к бесам!

Шелестящий смех, резко отдавшийся где-то в позвоночнике, ответил ему. Но тут же утих.

- Где ты видел его?

Этли понятия не имел, о чем его спрашивают.

- Я ощущаю остатки крови этих чудовищ, они нашли выход, через столько лет!

Мириад отшатнулся от Этли, а тот вспомнил, уже почти угасшие строки: «Кровь их – яд для Мириада».

Мириад нельзя убить или изгнать. Он приходит привлеченный страданиями и уходит, когда сам пожелает. Но сейчас Этли не удержался. Пока тварь застыла, то ли прислушиваясь, то ли принюхиваясь к чему-то, он одним взмахом отсек изуродованную голову.

В ореоле светлых волос, голова скатилась с плеч.

- Ничтожество!

Этли скрутила боль. Дыхание перехватило. По всему телу пронеслась волна нестерпимого жара. Обезглавленное тело, как ни в чем не бывало шагнуло к нему. Из обрубка шеи тягуче лилась черная кровь. Миг и черная жижа вскипела, тело рухнуло на пол, забившись в конвульсиях.

«Кровь их – яд для Мириада».

Шелестящий голос пропал. Таштаг снова тяжело задышал, послышался всхлип Лавены. Гнетущее чувство обреченности покинуло Этли.

***

- Что произошло? – спросила Лавена.

- Потом, - ответил Этли, - все потом.

Он без сил сидел на полу, сжимая голову руками. Корд, измазанный черной кровью, лежал у его ног.

- Это что за тварь? – выдохнул Таштаг.

- Мириад. Эльфийский бог или боги. Или демоны.

- И ты одолел ее?

Этли не ответил. И так все видно.

- Надо убиратьсся отссюда.

Этли кивнул. Тут его взгляд упал на мраморный гроб.

- Он, - Этли кивнул в сторону трупа Руди, называть его по имени не хотелось, - говорил что-то о деньгах или кладе.

- Хоть какая-то польза от этой жигудины.

Лавена задумчиво молчала. Потом повернулась к Этли:

- Знаешь, вот утром ты говорил о проклятье. Что все твои родственники, друзья погибают.

Этли кивнул.

- Я думаю ничего такого нет. Ты встретился с самим Мириадом, а мы с Таштагом живы. Вряд ли проклятье дало бы такую осечку.

Этли усмехнулся. Хорошо бы Лавена оказалась права. И он смог бы спокойно жить рядом с близкими людьми.