Клан. Разбитые стекла

Глава 23. КРОВНЫЕ УЗЫ

… Базовая реальность, подводная военно-перевалочная база. Координаты засекречены

Шерридан больше не был собой. Боевым магом, военачальником, лордом-командующим Идавелль-ариат. Все это осталось в той жизни, которая утекала сквозь силовые линии его тюрьмы, как песок сквозь пальцы. Он был мошкой, запутавшейся в энергетической паутине, нулем, загруженным в матрицу инореальности, точкой в тессеракте, жалкой песчинкой, затерянной в пространстве и времени. Да и времени для него не существовало. Даже час здесь казался вечностью, а потом он просто потерял им счет. Светящаяся сеть безжалостно пожирала силы, память, волю и осколки надежды, вызывая взамен самые жуткие воспоминания и глубинные страхи, ставшие кошмаром наяву. Шерридан мечтал бы сдаться КГБ, Интерполу, да кому угодно, лишь бы попасть в обычную тюрьму или на расстрел. Если бы мог мечтать. Но сеть ни на мгновение не отпускала сознание даже в сон. Блокировка магии сновидения, магии исцеления, влияния и вообще любой вероятности спасения. Изощренная энергетическая, физическая, психологическая пытка, которой не видно конца. Он даже не пытался сбежать. Знал, что бесполезно. Сам создавал эти камеры — старательно, грамотно, надежно.

За пару дней статный мужчина превратился в изможденного, абсолютно седого старика, с таким же молодым телом, но полностью погасшими и выцветшими глазами, в которых не осталось жизни. Единственное, что еще держало разум на плаву, не давая сломаться и скатиться в безумие — испуганное личико девочки с глазами, сияющими альционом. Он уже не помнил, кто она и забывал даже собственное имя, но каждое мгновение мучительного существования знал, что она ждет, что нуждается в помощи. Она — единственное, что оставалось ценным, когда не осталось ничего. Только ради ее синих глаз он еще зачем-то держался, непонятно какими силами, на каком упрямстве противостоял губительной магии собственной паутины. Шерридан готов был сам отдать по капле всю Силу, всю кровь и свою бессмысленную жизнь, даже остаться здесь навечно, лишь бы эта девочка жила. Только от него больше ничего не зависело. Даже согласись он обучать того ублюдка, что засунул его сюда, будет лишь хуже. Ни одной линии реальности Шерридан больше не контролировал. В моменты редких просветлений маг инстинктивно латал чернеющую рану и молился Истинным Богам. Не о себе — о той девочке. Кажется, ее звали Элиа… Или Тейя…

Перед мутным взором сверкнули сталью серебристые глаза, медленно затягиваемые Тьмой.

— Сволочь, — прохрипел Шерридан. — Да захвати ты уже эту проклятую базу!

Одновременно из разных точек эхом раздался тихий смех. Женский. Он знал этот голос, но никогда не слышал ее смеха. Тейя. Та, чью жизнь он разрушил, даже не задумываясь об этом. И которая так похожа на Элию. Ведь синеглазая девочка — это все, что от нее осталось.

— Это все иллюзия, паутина снова играет с мошкой, — Шерридан зажал уши, чтобы не слышать, не помнить, не чувствовать. Но смех звучал внутри, как горечь его ошибки, его вины. Вины, которой ему никогда не искупить.

Смех стих, сменившись мертвой тишиной, разорванной выстрелами. Огромные ящики, доверху забитые «пылью ангелов» — демонски дорогим наркотиком, известным во многих мирах. Запах железа, оружейной смазки и железистый вкус крови. Кровь повсюду — на полу, стенах, его холодеющих руках. Ничего, кроме крови и смерти — вот она, вся его жизнь. Он не принес в Мир ничего, кроме смерти, страха и боли. И подохнет один, как пес, преданный близкими и проклятый Изначальными, захлебываясь тем дерьмом, что создал сам. Реки крови, от которой никогда не отмыться. Золотистые глаза девчонки Лассар, полные ужаса, ее мольбы о пощаде. Мертвый лесник с ухмылкой в пустых глазницах. Снова смех Тейи, переходящий в плач. Голоса, голоса, голоса убитых, замученных, проданных в рабство. Усмешка предателя в глазах — таких же точно, как у него. Издалека слышны неясные звуки, нарастающие и переходящие в знакомый скрежет. Обоняние резанула знакомая трупная вонь. Немертвые. Зомби. Плотоядные твари, которым они сами отдали на растерзание свой мир.

— Элиа, — маг ухватился сознанием за небесно-синие глаза, как за спасение. — Я вернусь, я спасу тебя. Ты только держись…

— Ты опоздал, — пелену кошмаров разорвал какой-то знакомый мужской голос.

Шерридан с трудом поднял голову, пытаясь сфокусировать взгляд. Поодаль, опасаясь даже касаться светящейся решетки, стоял человек. Нет, не человек. Эмиссар Горин.

— Ты опоздал, Аксенов, — ухмыляясь, повторил эмиссар, явно сомневаясь, что его слова будут услышаны. — Гриф сообщил, что она мертва. В Сингапур доставили инфокристалл с видеозаписью пыток. И ее голову. Тебе больше не за что бороться. И нет смысла сдавать базы.

— Ты лжешь, выкидыш горгульи, — прошипел бывший куратор проекта.

— Мне незачем лгать. Да и с Грифом ссориться ни к чему, — примирительно поднял ладони эмиссар. — Нам еще с ним работать. Только теперь условия буду ставить я. А ты мне поможешь, хочешь того или нет, урод.

В глазах у пленника потемнело, сердце пронзила острая боль, разрывая его на части, разбивая на мелкие осколки.

— Да пошел он! И ты тоже пошел, — отвернулся Шерридан. — Лучше я сдохну в этой камере. Если ты не лжешь, мне тем более нет смысла отсюда выходить. А тебя, сука, я из-за Грани достану!

— Ну, сиди здесь, раз понравилось, — пожал плечами Горин, небрежно поигрывая альционовым перстнем. — Самому интересно, сколько еще ты продержишься.

С трудом затворив массивную металлическую дверь, эмиссар наконец покинул помещение.

— Элиа, за что, — Шерридан обессилено свернулся на бетонном полу, прошитом светящимися силовыми линиями, и отчаянно завыл. Горло тисками сжали непролитые слезы, сердце кислотой разъедала вина. Может, потому оно так болит. Кровные узы держат крепче любой паутины. И убивают так же верно.

… Альвирон, центральный куб

Полина отложила инфокристалл, прикрыла глаза и откинулась в кресле пилота, потирая лоб и виски. И Андрей еще говорил, что это легко?

— Тут без бутылки не поймешь, — девушка неуверенно коснулась пульта управления и бросила на Аристарха Савельевича извиняющийся взгляд.

— А дальнолетом управлять хочешь? Вижу, что хочешь, — проворчал пожилой маг в соседнем кресле. — Значит, придется понять. Если бы это было принципиально непосильно для человека, ты бы здесь не сидела. Когда дети учатся писать палочки — им это тоже кажется запредельно сложным, и тебе никто не обещал, что будет легко.

— Остальные иномиряне легче усваивают материал. А я даже по-альвиронски говорю с жутким московким акцентом, — сказала Полина по-альвиронски. Довольно бегло и почти без акцента.

— Нормально говоришь, — махнул рукой старший Ивашин. — Это ты еще не слышала, как я краснел, бледнел и заикался, когда мы только сюда перебрались. Просто эти знания непривычны для тебя и ни на что не похожи. Ты здесь пару недель, а информации очень много. Сколько курсов ты выбрала?

— Одиннадцать. Включая контроль пассивных магических способностей.

— Это много, Лин, — Аристарх Савельевич привычно провел ладонью по ее лбу и вискам, снимая напряжение и боль от перегрузки. — Дай себе время. А сейчас нас ждет обед. И лучше поторопиться, пока Ал все не слопал. А если все остынет — Яна обидится и вообще оставит нас голодными!

— Вы правы, война войной — а обед по расписанию, — повторила девушка слова Андрея, выпрыгивая из аэромобиля в сад.

Сад, залитый светом странной ломаной линии, которая сегодня сияла в небе вместо солнца, после ночного дождя дышал свежестью и прохладой. Мандрагоры, растущие неподалеку, услышав голос Полины, взбудоражено зашевелились, потянулись навстречу и радостно зашелестели листочками. Умные растения запомнили, кто их высаживал, поливал и заботился о них.

— Мои хорошие, — Полина растроганно погладила растения, совсем по-детски льнущие к ней, доверчиво тянущие листья-ладошки. Наощупь листья мандрагор казались гладкими и прохладными, но снизу они уже успели покрыться легким пушком. Не хотелось даже думать, что жизнь этих созданий скоро закончится в котле, и весь ее смысл — в зельеварне.

— Не волнуйся за них, на зелья идут только старые отжившие корни, которые они отдают добровольно, — успокоил маг. — Мандрагоры — не вполне растения, это скорее негуманы, обладающие коллективным сознанием. Единый живой организм, вроде грибницы. Они вовсе не так безобидны и беззащитны, как кажутся. Эти стебельки существуют в нескольких измерениях и обладают своей уникальной магией. Яна любит их и выращивает больше для красоты, чем для работы. Они слышат мысли, эмоции и отвечают взаимностью тем, кто их любит.

— Как? — удивилась девушка.

— Ластятся, как сейчас. А еще расцветают, — сдержанно улыбнулся мужчина. — И надежно защищают свой дом и тех, кого признали. Они могут многое рассказать, только я их почти не слышу. А Янка часами с ними болтать может. А то и засыпает в саду, а они ее сон охраняют. Шипят, паразиты!

Серебристо-стальные глаза наполнились теплом. Полина невольно улыбнулась.

— Откуда вы все это знаете?

— А ты поживи с мое, по разным мирам помотайся — поймешь, — хмыкнул в усы старший Ивашин.

Пожилого мужчину, годящегося ей в отцы, если не в дедушки, Полина не боялась. Аристарх Савельевич оказался интересным собеседником, терпеливым учителем, обладал обширными знаниями, опытом и чувством такта. Да и слишком напоминал своего сына. Несомненно, он мог быть опасным, но точно не для нее. В нем, как и в Марьяне, девушка чувствовала свою защиту. Первоначальная скованность и настороженность давно ушли, сменившись интересом пополам с симпатией. За пару недель чета нелюдей стала ей ближе, чем человек, которого она всю жизнь считала отцом. Полине было смешно вспоминать, как она сопротивлялась эвакуации. Альвирон оказался лучше самых смелых фантазий. Причудливые формы изменчивого светила и игры пространства еще будили в крови адреналин, но скорее от восторга, чем от страха. Под узорами чужих, незнакомых созвездий было уютно, как будто этот мир спрятал, укрыл ее в теплых материнских объятиях. Не хотелось даже думать о возвращении. Закрытый космос, мир-тессеракт стал местом, в котором хотелось… жить, пусть она не призналась бы в этом даже себе. Только смутная тревога за Андрея не отпускала, как бы аллеорты ее ни гасили. Полина все чаще украдкой тянулась к зеркалу связи, разглядывая огненно-антрацитовые символы. Такие же, как на ее запястье. Но так и не решилась совместить Печати.

Что она ему скажет? Что научилась обращаться с мандрагорами, готовить несколько местных блюд и выучила альвиронский, но никак не может разобраться в воздушных трассах? Или что с горем пополам справилась с обустройством модуля? Хотя, даже с этим не справилась. Что ни пыталась создать Полина из пустой белой комнаты, получались лишь разные вариации их комнаты на Земле-А. Земная довоенная мебель, коллекция холодного оружия, в котором она понимала еще меньше, чем в управлении иномирным транспортом, и совершенно ненужный в этих теплых местах камин с имитацией пламени. Иерарх разве что посмеется над тем, как она бездарно использует безграничные возможности техномагии. Но в такой обстановке Полина чувствовала себя уютно, могла расслабиться и заснуть, не опасаясь кошмаров. Она до сих пор засыпала только при свете, обнимая Ала, как ребенок — плюшевого мишку. И кошмары отступали, недовольно ворча где-то на задворках памяти. Но зачем Андрею такие пустяки? Она могла сказать, что влюбилась в этот мир, что у мага чудесные родители. Но иерарх это знает и без нее. Все, что бы она ни сказала, казалось Полине смешным и глупым. Хотелось сказать одно слово — «скучаю».

Чем бы она ни занималась, где бы ни находилась, девушка ощущала его незримое присутствие и связь, протянувшуюся через миллионы миров. Как наяву, память рисовала его черты — до мелочей, до каждой лукавой морщинки, когда он шутил или улыбался. Она могла по пальцам пересчитать эти моменты, суровый Темный не позволял видеть свои эмоции никому, кроме близких. А ТАК он улыбался только ей. Только на нее смотрел так, что сердце ускоряло ход, а кровь быстрее бежала по венам, словно пытаясь убежать от смерти и памяти. Невольно всплыли воспоминания об их последней встрече. Точнее, прощании. Полина потерла вспыхнувшие щеки. Как он был с ней нежен, как осторожен. В его руках было хорошо и совсем не страшно. Его глаза смотрели в самое сердце, в глубину ее изодранной души. Серебро, сталь и снежное небо, в котором хотелось раствориться. Навечно. На вечность… Ощущать прикосновения сильных и таких ласковых рук, вдыхать его запах, оттененный нотками пороха, бренди и морозного ветра. Забыть о том, что было, что будет и чего не будет никогда.

Полина не сразу поняла, что битый час рассеянно смотрит на зеркальце, механически обводя Печать кончиками пальцев. А надо бы собираться в центр адаптации. Сегодня первое занятие по управлению своим даром. Говорят, вести будет кто-то из властителей этого мира, всех восьми автономных пространств. Говорят шепотом и с оглядкой: не каждый обладает таким опытом и знаниями, чтобы разобраться в умениях разномастных магов из чужих миров, собрать их в подобие коллектива и каждого научить владеть собой. Для этого нужно быть, как минимум, экзархом. А она витает в облаках, как наивная девчонка перед школьным балом. Новому преподавателю вряд ли это понравится.

— Лина, ты готова? Пора лететь, — Марьяна деликатно постучала в дверь, напоминая о времени.

— Я сейчас, — Полина смущенно убрала артефакт в сумочку, наскоро пригладила волосы щеткой и собрала в «хвост». Закинув сумочку на плечо, девушка бросила последний, контрольный взгляд в зеркало, удовлетворенно кивнула своему отражению и торопливо сбежала вниз, в сад. Дальнолет уже завис в ожидании. А центр адаптации ждать не будет.

Центр адаптации — высотное полупрозрачное здание в форме шестигранника — для Полины уже стало привычным. Светлые просторные аудитории, оборудованные по последнему слову техномагии, широкие коридоры, зеленые зоны с комфортными диванчиками, где можно отдохнуть, выпить чашечку бодрящего напитка и поболтать — Полине нравилось здесь все. Особенно поразила интеллектуальная система контроля, ненавязчиво помогающая ориентироваться в огромном здании, напичканном скоростными лифтами, порталами и явно не ограниченном тремя измерениями. Не будь мысленных подсказок, Полина бы точно заблудилась в этом лабиринте. Но теперь она легко находила здесь нужную дорогу и с удовольствием исследовала Центр, не опасаясь опоздать или потеряться. А если спешила или сомневалась, всегда выручали порталы, похожие на тонкие радужные пленки.

Когда Полина, немного робея, вошла в аудиторию, почти все уже собрались. Группы иномирян, проходящих адаптацию к жизни в Альвироне, традиционно были небольшими, в закрытый мир чужаки попадали нечасто. Полтора десятка нелюдей, выбравших тот же курс овладения своими силами, успели занять места за одиночными партами. Кто-то смотрел в окно, любуясь панорамой города, кто-то поспешно изучал инфокристалл, кто-то просто сидел, погрузившись в свои мысли. Двое молодых магов, парень и девушка, перешептывались в ожидании преподавателя, время от времени смеясь о чем-то своем. Эти двое были неразлучны. Похоже, выходцы из одного мира. Остальные вели себя дружелюбно, но сближаться не спешили. Ни друг с другом, ни с ней. Да и что интересного в человечке? Вялый интерес вызвала лишь Печать на ее запястье. Но лезть в душу и любопытствовать никто не стал, за что Полина была им от души благодарна. Вежливое альвиронское приветствие, легкий кивок в ответ — этого вполне достаточно.

Снова погрузившись в свои мысли, момент появления нового лица она упустила. И неудивительно: незнакомец не воспользовался ни дверью, ни порталом, возникнув прямо из воздуха. Высокий, широкоплечий, неопределимого возраста и с нечитаемым взглядом, от которого хотелось спрятаться под парту или удрать ближайшим порталом. Темные волосы чуть ниже плеч отливали медью. Черты лица казались резкими и настолько чуждыми, что Полину пробрала дрожь. Девушка поспешно отвела взгляд, но успела уловить в его глазах отблески пламени. Стихия Огня. Если Марьяна напоминала пантеру, то этот мужчина больше походил на хищную птицу. Полина прикрыла глаза, коснулась аллеорта и сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь унять колотящееся сердце. Девушку захлестнула досада на собственную реакцию. Сколько еще она, не боясь даже смерти, будет в ужасе шарахаться от любого существа мужского пола? Здесь безопасно, у нее на запястье Печать. И здесь она даром никому не нужна, чтоб на нее охотиться. Тем более — одному из тех, кто правит этим миром. Самое плохое, что этот нелюдь с ней может сделать — признать неспособной к обучению и вычеркнуть из группы, похоронив всякую надежду стать сильнее и полезнее.

Пугающий иномирянин медленно обвел взглядом притихших новичков, слегка задержавшись на Полине.

— Мир вам, гости Альвирона, — обычное официальное приветствие. — Вижу, все уже наслышаны обо мне. Ни убеждать, ни разубеждать никого и ни в чем не буду — я здесь не для этого. Я — один из соправителей, отвечающий за межуровневые связи и внешнюю политику. И моя задача — выявить ваши сильные и слабые стороны, научить понимать свой дар и контролировать его.

Мужчина снова оглядел тех, кто по разным причинам оказался так далеко от родных миров.

— Кто не в курсе, мое имя — Ра. Рамон Ивер Оррест. Чистокровный феникс.

Это имя было ей знакомо. Полина мучительно пыталась вспомнить, где она его слышала. Но воспоминания упорно ускользали. Вся прошлая жизнь казалась туманным сном или полузабытым фильмом. Но этот феникс был реален. Даже слишком. Полина усилием воли заставила себя собраться и сконцентрироваться на занятии.

Это оказалось не так сложно. Феникс не тратил время на пугающие считки и сканирование, объяснял материал интересно и доходчиво, умел донести суть, не углубляясь в дебри, и не требовал демонстрировать свои умения, чего Полина опасалась. Разве что время от времени она ловила на себе странные, будто изучающие взгляды альвиронца. От этого ей становилось неуютно, Печать на запястье зудела, а мамин медальон казался обжигающе горячим. Она надела его, чтобы чувствовать себя увереннее, а теперь об этом пожалела. Но девушка слишком мало знала о магии, этом мире и его жителях, чтобы понять, что происходит.

Рамон и сам этого не понимал. Адаптация иномирян была лишь одним из направлений его работы, которую он знал, как свои четыре крыла. Он чувствовал и понимал каждого — сам когда-то был на их месте. И до мелочей мог просчитать, чего ждать от каждого из пришельцев и от группы в целом. Но Зов Крови — последнее, что он ожидал. И тем более не ожидал такого от человеческой женщины из мира, о котором он не знал абсолютно ничего, даже координат. Рамон недолюбливал людей и имел на то веские причины. Он многое повидал в своей довольно долгой и непростой жизни. Но феникса-полукровку, ничем не отличимого от человека, видел впервые. И кому только в голову пришло смешать кровь с людьми? Если бы фениксы страдали галлюцинациями, Ра усомнился бы в своей адекватности. И серьезно подумал визите к целителям. Но кровные узы не лгут, и проблем с психикой у правителя не было. Иначе Амальгама бы не подпустила его даже к аэромобилю, не то, что к власти. Феникс исподволь наблюдал за иномирянкой, отмечая почти неуловимые признаки родства. Но по всем документам Паулина проходит, как человек. Едва дождавшись, когда занятие окончится, он перехватил иномирянку на выходе из аудитории.

Полина непонимающе обернулась, услышав мысленный приказ задержаться. Золотисто-янтарные глаза наполнились тревогой. Девушка растерянно сжала под блузкой какой-то артефакт. На запястье антрацитом и пламенем вспыхнула Печать Власти, принадлежащая иному миру. Символы были Рамону незнакомы, но смысл во всех мирах был един. Маленький феникс был чьей-то собственностью. Альвиронец нахмурился. Он сам не понимал, почему это его так задевает. Зов Крови набатом стучал в висках. Слишком сильный, чтобы быть просто отголоском связи с его расой. Так звучит только близкая связь. Его собственная кровь — кровь королевского рода Ивер Оррест. Кровь его исчезнувшего отца, заплатившего своей жизнью за жизнь каждого из них.

— Что-то случилось, экзарх Оррест? — непонимающе спросила девушка.

Почему-то ей было страшно.

— Случилось. Только не сейчас, а много лет назад, — глаза феникса снова полыхнули Огнем. — Тебе знакомо имя Нариман? Нариман Ивер Оррест?

Полина побледнела, судорожно сжав медальон. Камень вспыхнул, обжигая ладонь и рассеивая туман памяти. Девушка испуганно отдернула руку, случайно разорвав тонкую альционовую цепочку. Драгоценность тихо звякнула об пол.

Рамон осторожно поднял медальон, не веря своим глазам.

— Это реликвия моей семьи. Откуда он у тебя?

— Отец подарил маме! Это реликвия моей семьи, отдайте обратно!

Полина требовательно протянула ладонь.

Рамон окинул девушку слегка насмешливым, но цепким заинтересованным взглядом. Человечка его удивила. Никто не смел дерзить правителям Альвирона. Но и родовые артефакты фениксов давались в руки далеко не каждому. Медальон в его руке сиял мириадами искр остановленного Света.

— Так нагло со мной лет тридцать никто не разговаривал. Вот не пойму, ты слишком смелая или все-таки слишком глупая?

— Извините, ни то, ни другое, — Полина вспомнила, кто перед ней, и вспыхнула от досады и неловкости. Но мамин медальон был важнее, чем то, что о ней подумает этот иномирянин. Пусть он хоть трижды правитель. — Эта вещь — все, что осталось от родителей. Вы не можете ее отнять!

— Не могу. Потому что это медальон моего отца. А ты, выходит, моя сестра.

— Что? — растерялась Полина. — Это какая-то ошибка. Или шутка.

— Кровные узы — не повод для шуток. И кровь не ошибается. Я — твой брат.

Полина застыла, распахнув глаза от шока. Лицо альвиронца тронула грустная улыбка. Рамон вложил артефакт в протянутую ладошку сестры и сжал ее пальцы на гладкой сияющей поверхности.

— Он твой по праву. И если он в твоих руках, значит, папы больше нет. Ты пришла из чужого мира, но я рад, что твоя родина подарила отцу немного счастья. Любовь женщины и продолжение в дочери. В тебе.

— Почему? — растерялась девушка, сжимая медальон. — Я же… просто человек.

— Да, это странно. Как отец мог сойтись с женщиной из враждебной нам расы? Одной совместимости для этого мало. В твоей матери он должен был ощутить родственную душу, глубинную связь. Тогда остальное уже не имеет значения. Даже если эта душа окажется в оболочке демона, орка или человека.

— Мама была магом, — улыбнулась Полина, вспомнив золотистые линии ахимса и такие же золотисто-янтарные глаза. — Она очень любила отца. Долгие годы она искала его, пока не отчаялась. Но ждала всю жизнь. Не дождалась.

По щеке покатилась слезинка, которую девушка даже не заметила, погрузившись в глубины памяти. Ра осторожно коснулся щеки, стирая капельку. Родная кровь, бесценный дар невообразимо далекого мира. Видеть слезы сестры было невыносимо. А мысль, что ее могло бы просто не быть, что они могли никогда не встретиться, разминуться навеки, потерять друг друга среди миров — еще хуже. Феникс коснулся темных волос, словно не верил, что она реальна. Волосы иномирянки отливали медью и золотом — совсем, как у отца. И как у него самого. Не человек, не маг, не феникс — удивительный сплав разных миров.

— Почему на твоем запястье Печать? Кто посмел нанести такое оскорбление роду Ивер Оррест?

— Это не оскорбление, а защита, экзарх… Рамон, — Полина смущенно попыталась скрыть символ от взгляда альвиронца. — Без нее меня бы давно убили. Я принадлежу экзарху Ивашину.

— Этому? — скривился Ра. В воздухе соткалась голограмма, изображающая Аристарха Савельевича. — Был о нем лучшего мнения. Пора уже задуматься о Вечности и Грани, а все туда же, Печатями швыряется. Этому… ты принадлежишь?

— Нет, его сыну! Не трогайте Ари и Марьяну, они здесь ни при чем! — возмущенно выпалила девушка.

— Ты добровольно приняла эту Печать?

— Нет… не совсем. У меня не было выбора. И у него тоже, — тихо ответила девушка, отвернувшись к окну. В ушах предупреждающе ярко вспыхнули аллеорты.

— Теперь есть. Здесь я — экзарх, а он — гость, пришелец. Таких Амальгама пачками на элементарные частицы раскладывает. Больше тебе нечего бояться. Я легко уберу эту Печать, только скажи.

— Не надо убирать! — испугалась Полина. Глаза наполнились паникой. — Пожалуйста! Меня найдут. Это хуже… намного хуже смерти!

Полина осеклась и глубоко вдохнула, пытаясь взять себя в руки. Аллеорты сияли ярче солнца, их свет ослеплял.

— Что он с тобой сделал, сестренка? Убью… Памятью отца и матери клянусь, любого убью, — Ра снова коснулся ее щеки.

Девушка вздрогнула от его прикосновения и отступила на шаг, выставив руку с Печатью. Защитный жест. Боится его. Не доверяет. Прячет на груди медальон, настороженно следя за фениксом, словно ждет подвоха.

— Ничего. Он ничего мне не сделал. Кроме того, что спас мою жизнь, которая мне даром не нужна. Не смейте трогать эту семью! Хотите — заберите медальон, но не вмешивайтесь! Ну зачем вам какая-то человечка?

Полина выглядела испуганной, но готова была отчаянно защищаться. И защищать эту семью. Ра знал, помнил этот взгляд. Так смотрел отец, перед тем, как принять последний неравный бой. Стараясь не делать резких движений, Рамон отвернулся в сторону окна. Плотные лучи розоватого треугольного солнца заливали город высоток-многогранников, отражаясь от бесчисленных оконных стекол.

— Дети у нас рождаются только от истинной любви, Паулина. После гибели моей матери в нашем мире у отца почти не осталось шансов. А потом и мира не стало, — в голосе могущественного соправителя мира-тессеракта промелькнула глухая боль. — Я не буду вмешиваться без твоей просьбы и навязывать тебе то, в чем ты не нуждаешься. А этот медальон — твой. Отец так решил, и не мне оспаривать его волю. Не бойся, я не отниму у тебя последнюю память о родителях.

— Но… как вы поняли, что это именно память? Что я не украла вашу реликвию?

— По твоим глазам. Чувствам. Мыслям. И самому медальону, — ответил правитель. — Его невозможно украсть, купить, забрать силой или случайно найти. Это дар, Паулина. Старые жрецы Огня и Света считали, что через этот камень можно призвать Изначальную Силу и совершить невозможное. Но всего лишь один раз.

— Правда? — Полина удивленно разглядывала искрящийся камень.

— Скорей всего, пустая болтовня, — хмыкнул Ра. — Жрецы вообще много болтают.

***

Полина задумчиво смотрела в окно аэромобиля, медленно плывущего над золотистыми клубами облаков. Небо, непривычно расчерченное в градиент, постепенно темнело, все сильнее уходя в черно-фиолетовые тона. Над центральным кубом Альвирона лампочками загорались первые звезды. Марьяна молча вела машину на самой низкой скорости, почти в режиме зависания. Понимала, что девушке нужно время. Слишком много потрясений для изломанной психики, держащейся на одной магии и стремлении отомстить.

Знакомство с Рамоном Ивер Оррестом, совершенно будничное, на стоянке аэромобилей, встряхнуло и саму Марьяну. Их родственная связь с Полиной удивила травницу, но за свою жизнь она повидала и более удивительные вещи. Сильнейший вел себя просто и тепло, передал девочку ей из рук в руки, пообещал скорую встречу и обыденно растворился в воздухе. Для перемещения в пределах Альвирона ни в аэромобилях, ни в порталах правители не нуждались.

Полина была абсолютно сбита с толку. Радость от встречи с братом мешалась с растерянностью, непониманием, недоверием. Она чувствовала в Рамоне что-то родное, близкое, от чего на глаза наворачивались слезы. Кроме Андрея, Ра — единственный мужчина, чьи прикосновения не вызвали паники и омерзения. Но такие чувства к незнакомцу настораживали, а его сила, власть и возможности в этом мире откровенно пугали. Полина совершенно не представляла, как себя вести с братом, оказавшимся правителем. Или правителем, оказавшимся братом. Пусть у них и общий отец, они с фениксом — два разных мира. Два незнакомца, чужих настолько, насколько это вообще возможно. И лучше, чтоб так и оставалось. Она ничего не знает о фениксах, но кровные узы много значат для Ра. Если брат привяжется к младшей сестренке, он будет страдать, когда ее не станет. Узнать о смерти отца Полине было больно, хотя она его даже не видела. Что будет с Рамоном, когда она умрет? Андрей легко найдет ей замену. Сколько девушек и женщин вокруг, и любая — лучше нее. Подстилку всегда можно заменить. А сестру заменить невозможно. Другой сестры у Ра нет и никогда уже не будет. Полине не хотелось даже думать об этом, но… не получалось. Медальон под тонкой тканью блузки казался непривычно тяжелым и горячим.

Уже в своем модуле Полина долго ворочалась, пытаясь заснуть. Ал не выдержал и недовольно заворчал, посоветовав хозяйке выпить теплого молока, ромашкового чая или попросить у Марьяны успокоительного зелья.

— Я лучше по саду прогуляюсь, — девушка накинула поверх пижамы махровый халат и зачем-то сунула в карман зеркальце, подаренное Андреем. Она не расставалась с артефактом даже ночью, но использовать никак не могла решиться.

Ночной сад дышал свежестью, прохладой и тонким ароматом фиалок. Скромные земные цветы в далеком уголке Вселенной ничем не отличались от тех, что цвели под маминым окном. Разве что их аромат мешался с нежными нотками каких-то светящихся цветов, свисающих над головой гирляндами и гроздьями. На антрацитовом небосводе голубоватой каплей сияла непривычно большая, слегка вытянутая луна, окруженная желтоватыми кольцами и ожерельем незнакомых созвездий. Полина залюбовалась, пальцы неосознанно коснулись зеркальца, извлекая его из кармана. Печать отразилась в нем совсем случайно. Или не совсем. Увидев в отражении не ночной сад, а вполне дневной свет и мужские фигуры, склонившиеся над какими-то бумагами, она не удивилась. Такое же инфозеркало, как в резиденции. Только маленькое, и показывает не спецназовцев за окнами, а далекий мир, в котором сейчас день. И идет война.

— Лина? — не то обрадовался, не то удивился Андрей, безошибочно перехватив ее взгляд. Полина не сразу поняла, что слышит его мысли.

— Я, — так же мысленно ответила девушка, неотрывно глядя в зеркальную глубину, связавшую два мира. — Извини, я тебя от дел оторвала. И совсем не рассчитала время.

— Обычная летучка, мы почти закончили, — пришла ответная мысль. — Совещание окончено, все свободны.

Последнюю фразу иерарх произнес вслух, обернувшись к подчиненным. Вскоре кабинет опустел.

Андрей с облегчением опустился в кожаное кресло и окинул ее взглядом, от которого даже в другом мире Полине стало жарко. Щеки вспыхнули. Девушка смущенно отвела взгляд.

— Не спится, Солнышко?

— Не спится, — вздохнула Полина, стараясь не смотреть в зеркало.

— Как вы? Все в порядке?

— Да. Марьяна пропадает в зельеварне, Аристарх Савельевич ставит защиты на сейфы и схроны. И пытается научить меня водить это летающее чудище, — губы девушки тронула легкая улыбка.

— И как успехи? — поинтересовался Андрей.

— Демонски паршиво, — смутилась Полина. — Трассы эти, координаты. Даже педалей нет!

Возмущение отсутствием педалей прозвучало так забавно, по-детски, что иерарх рассмеялся. Впервые в этом кабинете.

— Ничего, научишься. Пара недель — не срок, — успокоил Андрей. — Как сама? Нравится Альвирон?

— Очень! — золотисто-янтарные глаза засветились робкой радостью. — Здесь чудесно! Я уже выучила язык и базовые знания, теперь изучаю основы магии, физику, биологию, географию, историю и культуру. Ну, чему людей учат. Из дополнительных выбрала курс самообороны и контроль дара…

Полина осеклась, в глазах разлилась растерянность.

— И?

— И нашла брата! — выпалила девушка.

— Брата? — маг удивленно изогнул бровь. Глаза потемнели, взгляд сделался цепким и настороженным.

— Брата, — серьезно подтвердила Полина, — Его зовут Рамон. Рамон Ивер Оррест. Он узнал мой медальон и смог взять его в руки.

— Сын Наримана, — немного расслабился Андрей, сопоставив факты. — Значит, выжил. А я-то думаю, где мог слышать это имя. Только какого демона он делает в Альвироне?

— Занимается адаптацией таких, как я. Нестабильных. Учит контролировать свой дар, чтобы не угробить ни себя, ни других, — смутилась девушка, прогоняя в памяти события этого дня, чтобы маг мог считать. — А еще отвечает за внешнюю политику и какие-то связи.

— Межуровневые, межмировые, — устало вздохнул иерарх. — Я не так часто бываю в Альвироне, чтобы помнить поименно его владык. Но это имя мне знакомо. Не только по делу твоего отца, но и по их высшему магистрату, Совету Уровня. Почему ты отказалась снять Печать и принять его покровительство?

— Я его совсем не знаю. А с тобой мы заключили сделку, — замявшись, ответила девушка. — И… я скучаю.

Слова вырвались прежде, чем она успела их сдержать. Полина залилась краской и попыталась отключить артефакт связи. Но не знала, как.

— Сам отключу, когда надо, — оборвал ее метания Андрей. Его голос показался Полине сердитым, но чем-то довольным. — Бросай эти человеческие дурости, Золотинка. Я тоже по тебе скучаю. У нас здесь три месяца прошло.

— Три месяца? — девушка едва не выронила артефакт.

— Да, малыш. У нас уже весна.

Весна… Ее любимое время года, когда тают сосульки, набухают почки и возвращаются перелетные птицы, чтобы свить новые гнезда и сложить новые песни. Время родников, солнечных лучей сквозь рваные тучи и первых гроз. Время перемен. Она дожила до весны. Так странно.

— Как… операция? — взяла себя в руки Полина.

— Идет по плану. Скоро все закончится.

— Да, — эхом отозвалась девушка.

Слова о том, что все закончится, имели для нее особый смысл. Она отомстит и обретет покой. Только лицо брата стояло перед ней, как наяву, немым укором. Да всплывали слова Марьяны, произносимые голосом мамы. Теперь она понимала, как работают аллеорты: драгоценный минерал, усиленный и направляемый мощным заклинанием, заложенной программой, приглушал воспоминания, мысли и эмоции определенного спектра. Анестезия. Обезболивающее. Анальгетик для души, вызывающий взамен то, что скрыто в памяти крови, рода, поколений. Интуиция, магическое зрение, иное восприятие. Клей, на который посажены осколки ее жизни, которые не соберет никакой реверс. Аллеорты в ушах девушки вспыхнули фиолетовым пламенем, и вместе с ними вспыхнула злость.

— Андрей, ты же не забыл условия нашего договора? — Полина отчаянно вскинула голову.

— Я все помню. До последнего слова, — помрачнел полковник.

— Ты обещал, что поможешь отомстить. Разрешишь лично пытать и убивать ублюдков.

— Пока что некого, Солнышко, — усмехнулся иерарх. — Но от своих слов не отказываюсь. Даже пыточную предоставлю, организую консультацию профессионального палача, если захочешь. Только станет ли тебе от этого легче? Ты — не они, ты другая. Оставь мою работу мне. От меня еще ни одна тварь не ушла безнаказанно.

— Я хочу участвовать в спецоперации. Я имею на это право, Андрей! Хочу видеть, как каждый ублюдок сдохнет в муках. И последнее, что они запомнят — будет мое лицо.

— Это твое право, и мое Слово, — подумав, вздохнул маг. — Только пойми, такие операции требуют времени и огромных сил. В них задействованы сотни людей и нелюдей по всему миру, и каждая ошибка оплачивается жизнями. Это работа профессионалов, а не девичьи посиделки. Ты будешь только мешать. Я сам перемещу тебя, когда посчитаю нужным. Но на время операции ты забываешь, что ты человек, женщина и тому подобное. Забываешь слова «не могу», «не хочу», «не буду», «боюсь» и «Андрей, не надо» — что надо, а что не надо на войне, решаю я и только я. Ты беспрекословно подчиняешься приказам и делаешь то, что я говорю. Как любой из моих бойцов.

— Хорошо, — согласилась Полина.

— У тебя есть время подумать, Золотинка. Можешь поговорить об этом с братом. Или не говори. Тебе не обязательно убивать, умирать или ломать себя еще больше. Пока мы живы — всегда есть выбор, — в серебристо-стальных глазах промелькнула и исчезла непонятная грусть. Лица девушки коснулся теплый ветерок — словно поцелуй через миры.

— Я тебя никогда…, — с трудом разобрала Полина его голос, тонущий среди белого шума.

Зеркало подернулось рябью, затянулось Тьмой, и все исчезло.