Ключ

Глава четырнадцатая

Просто странно, как мало и как удивительно много — двадцать четыре часа, вмещающиеся в одни сутки. Можно ничего за это время не успеть, а можно переделать гору всяких дел, прямо диву даешься. Работа на заводе, потом разные слесарные дела (чтоб они пропали, столько времени отнимают!), свидания с Лилей (тут время летит — и не заметишь!), а поздно вечером, когда все спят, приятно включить паяльник и поколдовать над своей первой электронно-вычислительной машиной. Пожалуй, это слишком громко сказано, и все же: пусть его машина умеет только складывать элементарные числа — все равно она машина, ЭВМ, иначе ее не назовешь.

Что ж, отнесем свой «собачник» в радиоклуб, подключим к питанию, попробуем щелкнуть тумблером. Все правильно, вспыхнула «единица». Поднимем вверх ручку второго тумблера, должна загореться «двойка», а «единица» погаснуть. Ничего подобного не произошло, как горела «единица», так и горит. Где же кроется ошибка? Отключим осциллограф, возьмем наконечники, посмотрим на схему. Здесь должен быть ток, он и есть. А здесь его не должно быть, а он почему-то есть. В чем же дело? Ага, припой растекся и замкнул два контакта. Ясно. А сейчас как? Щелк, щелк.

Теперь все верно: погасла первая лампочка, зажглась вторая. Пойдем дальше.

Только через день таким же поздним вечером стали исправно загораться все лампочки точно так, как предписано схемой. Сначала Демид чуть было не заплясал от радости. Пришла уверенность в своих силах. А потом сразу пропал интерес к этой машине. Поразительно четко представилась ее простота, примитивность. Захотелось сделать что-то более сложное, интересное… Подожди, кто-то говорил ему об этом. Кто? А, Павлов, кажется… Все верно: достигнутое уходит в прошлое значительно быстрее, чем нам хотелось бы.

Когда возвращался из радиоклуба и шел по бульвару Ромена Роллана, навстречу попалась компания: впереди парень с гитарой, за ним пара — девушка и коренастый мужчина. Хотел обогнать, не обращая внимания, и почти обогнал, как вдруг послышалось:

— Демид!

Остановился как вкопанный: Лариса.

— Познакомься с моими друзьями.

— Геннадий, — буркнул высокий Парень с гитарой, волосы прямые, длинные, доходят до плеч, глаза светлые, нахальные.

— Тристан Семенович Квитко, — отчетливо красивым баритоном проговорил мужчина, — член коллегии адвокатов. Рад познакомиться.

Глаза, слегка прищурившись, смотрели чуть насмешливо, цепко — умные глаза.

Демид, назвавшись, пожал протянутую руку. Он сразу понял, что спутники Ларисы немного навеселе.

— Демид мой давний друг, — пояснила Лариса. — Мы еще на Фабричной улице были соседями.

— Значит, есть основание отметить встречу, — подытожил Тристан Семенович. Лет тридцати, не больше, лицо продолговатое, чистое, короткая черная «ассирийская» бородка красиво оттеняла матовую бледность щек.

— Ты познакомил меня со своей подругой, — язвительно заметила Лариса, — а теперь я рада познакомить тебя с моими друзьями.

— Пойдемте, — настойчиво повторил Квитко, — знакомство надо спрыснуть.

— Спасибо, как-нибудь в другой раз. Мне рано вставать на работу, — отказался Демид.

— Где же ты задержался, у подруги? — снова уколола Лариса.

— В радиоклубе. Извините, мне пора…

Когда отошел на порядочное расстояние, оглянулся: в свете фонарей четко вырисовывались три фигуры — две высокие мужские и в середине тоненькая девичья. «Как под конвоем», — подумал он, и почему-то стало грустно, больно за Ларису. А почему? Вроде бы все нормально и все-таки… Компания не для нее.

Утром и радости и огорчения минувшего дня как-то приглушились, отодвинулись на второй план, все заслонило удивительное событие. На доске итогов соревнования за август месяц была его фамилия.

Вот чего не ожидал, того не ожидал! Работал спокойненько, не думая о славе, а она, оказывается, думала о нем: среди шестерых лучших рабочих и его имя. Не было ни одного случая, чтобы его тэз был возвращен техконтролем на доработку.

Радостная эта минута: сознавать, с каким трудом, преодолевая массу трудностей, ты становишься мастером своего дела.

— Хорошо работал, — поздравил его Валера, — и премия будет хорошей!

— Как нельзя кстати. У меня долги…

— Долги нужно отдавать, — думая о чем-то своем, сказал Валера.

После работы в своем почтовом ящике Демид обнаружил уже привычную записку. Лиля на этот раз просила зайти к ней.

— Видела твое имя на доске Почета, — сказала Лиля, когда он, поздоровавшись и поцеловав ее, сел в кресло. — У тебя сегодня двойная радость. Вот возьми пакет.

Демид, пораженный странным видом Лили, нерешительно спросил:

— Извини, но что ты сделала со своими волосами!

— Не удивляйся — парик. Красиво и главное удобно. Никакой мороки, надел, как шапку, — и все, голова в порядке. Да и модно сейчас, это ведь тоже со счетов не сбросишь. Нравится?

— Тебе идет даже этот дурацкий парик. Красивой женщине — все к лицу. А это что такое? — спросил он, беря протянутый Лилей конверт.

— Твои честно заработанные деньги.

— Интересно! Какие деньги?

— Разве я могла позволить, чтобы ты работал задаром? Здесь сто рублей. Бери.

— Ничего не понимаю…

— А тут и понимать нечего. Я все организовала. Через маму. Она договаривалась с клиентурой, мол, придет слесарь, все сделает на совесть, возьмет недорого. Вот и все.

— Да как ты могла, Лилька! Я тебя просил?..

— Могла! А почему нет? Ты что, эти деньги украл? Ты их честно заработал. На заводе ведь получаешь зарплату, почему же здесь должен вкалывать задаром? И потом обрати внимание — все заинтересованные лица остаются довольны. Если бы ты работал бесплатно, то людям было бы неловко чувствовать себя твоими должниками. А так расплатились — и у всех на душе спокойно. Представь себя на их месте: пришел человек, починил кран и отказался от денег… А? Как бы ты себя чувствовал?

— Обыкновенно. Мне ребята помогли переехать на новую квартиру и ни копейки не взяли.

— Сравнил! Новоселье — совсем другое дело, это праздник. А ты подумай о человеке, который, у тебя работал и отказался от денег. Приятно будет тебе с ним встретиться? Не думаю.

— Я ему тоже чем-нибудь помогу.

— А если случая такого не представится?

И хотя Демид не мог согласиться с Лилей, в словах ее была своя логика. Пусть чуждая ему, но все-таки логика. Основанная на принципе «ты — мне, я — тебе…».

— Потом, и это тоже немаловажное обстоятельство, — продолжала Лиля, — ты попадешь в смешное положение. Как Дон-Кихот, рыцарь Печального образа, в век атомных реакторов. Тебе приятно выглядеть чудаком? Что молчишь? Сказать нечего? Вот и выходит, что права я. И еще: здесь две трети того, что ты заработал, одна треть — маме, за ее труды.

— Все ясно, — сказал Демид, вставая. — Извини, пожалуйста, но это наш последний разговор. Деньги возьми себе.

— Хочешь меня обидеть? — резко спросила Лиля. — Платишь мне?

— Да ты что, Лиля, я и не думал… — испугался Демид.

— Знаю, что не думал, потому и не влепила тебе пощечину. Знаю и то, что таких идеалистов, как ты, жизнь здорово проучит, обломает за милую душу. Так вот, имей в виду: деньги будут лежать, они твои. Захочешь — возьмешь, я человек принципиальный и честный.

Где-то Демид уже слышал подобные слова: «Я человек принципиальный и честный…» Ну, конечно, их любил повторять Трофим Иванович Колобок, благодетель Демида.

— А сейчас уходи. А то, не ровен час, я рассержусь и наговорю кучу обидных слов, и тогда тебе прийти ко мне будет трудно. Замуж за тебя я не пойду, не надейся, хотя ты мне и нравишься…

— Всего хорошего, — сказал Демид, повернулся и вышел.

Укорять себя ему было не в чем: он поступил правильно. Грустно, конечно, и больно, но он не барышня, раскисать себе не позволит. Нужно приниматься за серьезные дела. Десятого сентября начнется экзаменационная сессия на факультете, продлится десять дней. Еще есть время подумать над тем, какой будет его следующая электронно-вычислительная машина. Делать простейшее сложение мы уже научились. Здесь действуют самые обыкновенные тумблеры. А что, если сделать машину с кнопками? Нажал на кнопку — по схеме побежал импульс, нажал на другую — другой импульс, третий, четвертый, десятый. Машина точно запомнила бы, подсчитала, сколько их было, а потом выдала число, зажгла бы соответствующие лампочки. Это куда сложнее, и схема тоже будет сложнее. Можно спроектировать такую машину? А чего хитрого? Подумаем и сделаем.

Через две недели, в субботу, где-то около полудня, Демид Хорол пошел к Колобку. На этот раз дверь открыла не внучка титулованной особы, а сам Трофим Иванович, в домашнем новом бархатном халате, важный и гордый, даже, можно сказать, величественный.

В квартире стояла неживая тишина.

— Как вы поживаете, Трофим Иванович? — спросил Демид, входя вслед за хозяином в его комнату.

— Как мне и надлежит. А как ты в своей глухомани? Устроился?

— Еще не совсем, но понемногу обживаюсь. Я очень рад вас видеть, Трофим Иванович!

Слова прозвучали искренно. Теплая волна далеких детских и юношеских воспоминаний прихлынула к сердцу. Колобок причинил ему немало зла, но в трудную, решающую минуту не бросил, поддержал.

— Я тоже рад тебя видеть. И хочу тебе сказать, что пришел ты в самое время. Дело в том, что скоро должно состояться мое обручение с Анастасией Петровной Груевской, а через год — свадьба.

Демид посмотрел недоверчиво: смеется или серьезно говорит Колобок? Но Трофим Иванович и не думал смеяться.

— Понимаешь, — продолжал он, — в нашей обычной жизни мы все простые люди. Но есть еще и другая жизнь, она глубоко таится в наших душах, это жизнь аристократов. Внешне это никак не проявляется. Анастасия — билетерша в кинотеатре, я скромный бухгалтер, но дома, оставаясь наедине с собой, мы становимся элитой, людьми благородной крови…

«Он произносит не свои слова. Как Лилька», — подумал Демид, а вслух сказал:

— Мне трудно вас понять, мои предки — рабочие.

— Так и должно быть, — глубокомысленно изрек Колобок. — Видишь, дело в том, что люди моего происхождения должны иметь доказательство этого. Обручение объявим, но свадьба может состояться лишь тогда, когда у меня на руках будут эти документы. Точные, безупречные, подтверждающие мою высокую родословную.

Расстроенный Демид подумал, а не сбегать ли вниз к телефону-автомату и не вызвать ли «Скорую»? Но Колобок опередил его.

— Ты, может, сейчас думаешь, не свихнулся ли я часом, — так же медленно и значительно сказал он, — так вот, психика моя в полном порядке. Просто категории, которыми я оперирую, настолько в нашей жизни непривычны, что кажутся смешными. Подумал, что я не в своем уме?

— Подумал, — признался Демид.

— Вот видишь. А я абсолютно здоровый человек. Ты задолжал мне много денег, около четырех тысяч.

— Да…

— Я благородно разрешил тебе начать уплату долга с первого ноября, понимая, что устроиться на новом месте тебе будет нелегко. Теперь этот срок приближается, и я хочу спросить тебя: как ты собираешься рассчитываться со мной?

— Каждый месяц буду приносить вам восемьдесят — девяносто рублей.

— Сколько ты зарабатываешь?

— Сто пятьдесят — сто шестьдесят.

— Ясно, значит, ты намерен отдавать половину своей зарплаты. Что ж, вообще говоря, это честно с твоей стороны, но, посуди сам, выплата долга растянется на тридцать девять месяцев. Немыслимо долгий срок, ждать столько я просто не могу! Деньги мне необходимы не позже чем через год — первого ноября. Люди, знающие, где и в каких архивах можно отыскать документы о моей родословной, уже работают, и труд их должен быть оплачен. Свадьба тоже влетит в копеечку. Простой поп не может венчать внучку камер-фрейлины. К счастью, согласился архимандрит… за две тысячи…

Демид невольно улыбнулся.

— Я выгляжу смешным? — сразу забеспокоился Колобок. — Пойми меня правильно, я не требую, а убедительно прошу: заработай, займи у кого-нибудь эти деньги к ноябрю будущего года. Работа в архивах отнимает уйму времени, но первого ноября она будет закончена, и моя родословная, или, точнее, генеалогическое древо, будет в полном порядке. И не забывай о благодарности: ведь я не отдал тебя в интернат.

— Это правда, — сказал Демид, — хотя сейчас интернат почему-то не кажется мне страшным. У нас работает много ребят, воспитанников детдомов, мой бригадир например.

— Прежде ты не относился к этому так спокойно.

— Мал был и глуп. Значит, в месяц я должен буду вам отдавать около трехсот рублей?

— Триста двадцать три рубля и сорок пять копеек. — Он вдруг резко вытянул руку с растопыренными пальцами и с силой опустил ее, будто намереваясь раздавить кого-то. Жест был и в самом деле театрально-величественным. — Пойми, от этого зависит мое счастье!

Сказал так, что мысль Демида о его безумии исчезла. Перед ним был человек, охваченный странной, немыслимой, но, безусловно, глубокой страстью.

— Вы так ее любите?

— Кого? — удивился Колобок.

— Анастасию Петровну?

— Да, я влюблен, и она меня тоже полюбила.

— Значит, триста двадцать три рубля? — повторил юноша. — Много…

— Не больше того, что я потратил на тебя.

— Ладно, — вдруг посуровев лицом, словно принимая решение, сказал Демид, — может, так и лучше. Одним махом…

— Но не вздумай красть, — предостерег Колобок.

— Постараюсь… — ответил Демид.

— Выходит, договорились?

— Да, договорились.

Демид вышел, на осеннюю улицу Воровского, и красота родного Киева снова очаровала его. Удивительный это город, все в нем есть: и Золотые Ворота, через которые когда-то выходили воины на поле брани, и ВУМ с его мудрыми машинами, и метро, пронзившее древние Киевские холмы, и прекрасные соборы. В этом городе живет и Семен Павлов, наладчик сложнейших электронно-вычислительных машин, способных обеспечить стыковку спутников в космическом пространстве, и внучка бывшей камер-фрейлины Анастасия Петровна, которая способна всего-навсего отрывать корешки у билетов в кинотеатр. Все в нем есть, в этом прекрасном осеннем Киеве, где сейчас медно краснеют опавшие листья каштанов и клены, как по команде, сбрасывают свою листву сразу за одну ночь.

А теперь — бегом до остановки трамвая и к себе на Борщаговку. Все верно… Нужно заработать эти деньги, вернуть долг, чтобы раз и навсегда забыть про Колобка.

Забыть? А он тебя семь долгих лет разве забывал? Ничего нельзя забывать. Ни добра, ни зла. А больше всего надо чтить добро, запомни это на всю жизнь, Демид.

Возле Лилиных дверей позвонил уверенно, без колебаний.

— Ну, вот и ты! — радостно встретила его Лиля, и едва заметный пушок на верхней губе дрогнул в улыбке. — Видишь, я же говорила, что ты придешь.

Потянулась к нему, обняла, поцеловала, будто ничего между ними не произошло, будто совсем недавно не распрощались они навсегда.

Демид посмотрел на нее. Словно не видел давным-давно: красивая, молодая, славная, и ему ничего, кроме добра, не сделала.

— Пришел, потому что понял — ты права, — сказал Демид. — За честную работу не стыдно получать достойное вознаграждение. Позови Гафию Дмитриевну.

— Интересно, послушаем, что за идеи пришли тебе в голову. Мама!

Женщина вошла, недобро взглянула на Демида, хмуро поздоровалась и опустилась на стул, стоявший около дверей. Напряженное лицо выдавало настороженность.

— У Демида появилась новая идея, — обратилась к ней Лиля. — Ну, Демид, выкладывай.

— Мне необходимо заработать около четырех тысяч, — сказал Демид.

— Немало, — сухо заметила Гафия Дмитриевна.

— Люблю широкий размах, — засмеялась Лиля.

— Причем они мне нужны в этом году, к ноябрю, — добавил Демид.

— Для этого придется, не ленясь, поработать, — скупо процедила женщина и крепко сжала губы.

— Знаю. Каждый месяц мне надо класть на книжку триста двадцать три рубля и сорок пять копеек.

— Здорово ты все подсчитал, мне это нравится, — снова засмеялась Лиля.

— Мне тоже. Рублей сто я смогу отрывать от зарплаты. А остальные придется прирабатывать.

Сказал и снова взглянул на постное лицо Лилиной мамы, на ее поджатые бледные губы, взглянул и подумал, что она, пожалуй, не такая уж и старая, вот только эти злые губы прибавляют ей возраст.

Лиля смотрела на Демида как-то недоверчиво, но с явным интересом.

— А можно узнать, зачем тебе вдруг понадобились такие деньги?

— Хочу дом купить, — и на мгновение запнулся, — есть подходящий и недалеко, в Буче. Отец одного моего товарища продает. Сын вернется из армии в будущем году, первого ноября, и сразу женится. У них квартира в Киеве, а у невесты дача в Ирпене. Зачем им две дачи?

Демид видел, как алчно загорелись глаза у Гафии Дмитриевны.

— Хорошая идея, — медленно сказала Лиля. — Разведешь поросят, кур, уток… Знаешь, сколько на этом деле можно заработать?

— Пока не знаю, но узнаю со временем. Гуси и утки — дело хорошее. Да и на завод близко. Электричка…

— Думаю, что смогу тебе найти работу, — после недолгого молчания, мысленно ведя свой подсчет, сказала Гафия Дмитриевна.

— Буду вам благодарен, — обрадовался Демид. — Я готов к любой работе.

Демид ушел, а Лиля продолжила разговор с матерью.

— Дом, конечно, хорошая затея, только что-то мне не верится… На него это не похоже. По-моему, он темнит.

— Ты хочешь иметь этот дом?

— Я? Зачем он мне? Это не мои масштабы — дом, дача. Смешно! Но мне хотелось бы понять этого паренька…

— За год все выяснится. За год он свои четыре тысячи возьмет, и мы в накладе не останемся.

— Да, за год много воды утечет, — задумчиво сказала Лиля, — и никто не знает, где я окажусь за этот год.

— Теперь что-то темнишь ты, — рассердилась женщина и вышла.