Ранним утром, а точнее говоря, еще ночью, перед рассветом, Демид любил проходить, а вернее, пробегать километр, отделявший ВУМ от конечной остановки трамвая.
Предутренний мороз злой, но почему-то не страшный, веселый. Январь перевалил за вторую половину, и зимы осталось, как говорится, кот наплакал. Перезимуем, а весной переедем на бульвар Ромена Роллана, тогда до завода будет минут пять ходу. Демид уже видел свое будущее жилье — небольшую однокомнатную квартирку, зажатую между лифтом и мусоропроводом. Но остался доволен: ему к тесноте не привыкать. А тут — еще и кухня, и ванная. Королевские хоромы! Побыстрее бы только перебраться. Сейчас он живет с волнующим ощущением грядущей радости, ожиданием каких-то значительных событий и перемен в своей жизни. В том, что они настанут, сомнений нет!
Вот он, его завод, и сердце замирает от восторга, когда идешь через проходную, будто бы равнодушно поглядывая на высокое, четырнадцатиэтажное здание заводоуправления — мозг всего объединения, а потом поворачиваешь направо к приземистому на фоне заводоуправления трехэтажному корпусу цеха. Сразу при входе тебя обдает теплым ветром, словно кто-то сильный и добрый приветствует тебя и говорит: «Как славно, что ты пришел, сейчас я тебя обогрею, обласкаю».
В корпусе разместилось несколько цехов, шестой — цех Демида — на третьем этаже. Туда можно и на лифте подняться, но ему пробежать по широкой светлой лестнице одно удовольствие. Тем более что свой бушлат вместе с пуховым платком Ольги Степановны он оставил внизу, в гардеробе, и сейчас наденет белый халат и станет похожим на опытнейшего радиомонтажника.
Вообще, удивительный это цех! Куда ни посмотришь — всюду девушки. В белых, хорошо отглаженных халатиках, всегда модно причесаны, губы подкрашены, брови подведены, глаза… Вот с глазами дело обстояло не так-то просто. Они отличались от обычных глаз, было в них что-то сосредоточенно-веселое, неведомое Демиду.
Когда Демид впервые пришел в цех, закончив подготовительные шестимесячные курсы, начальник цеха разговаривал с ним недолго. Просто направил в бригаду, сказал:
— Я рад, что ты пришел к нам работать, товарищ Хорол. Давай иди в бригаду Пальчика.
Демид вышел из кабинета начальника цеха (собственно, назвать кабинетом эту отгороженную стеклянными перегородками часть цеха было так же трудно, как и комнаты техбюро и секретаря парткома), нашел бригадира Пальчика, парня лет двадцати пяти. Среднего роста, светловолосый, а глаза темные, внимательные. Тоже в белом халате, озабоченный, в руках бумаги.
— Подожди минутку, — сказал Пальчик, когда Демид подошел, — сейчас разделаюсь с этой бюрократией и буду весь твой. Посиди здесь, я скоро.
Он усадил Демида на стул, стоявший на небольшом возвышении, откуда был виден весь цех, и исчез. Демид с удивлением огляделся: такое множество молодых рабочих в одном цехе ему никогда не приходилось видеть. А девчата какие красивые! Что делает их такими?
— Ну, давай, Демид, знакомиться, — сказал, подходя, Пальчик. — Зовут меня Валерой.
— Откуда ты знаешь меня?
— Интересовался. Узнал, что ты увлекаешься радиоделом, в школе был чемпионом по изучению морзянки, знаю, что запросто можешь починить, отремонтировать приемник… Как видишь, мы изучаем свои будущие кадры. Теперь о твоей предстоящей работе: сейчас тебе кажется, что ты легко справишься с любым делом, какое бы тебе ни поручили. И глубоко ошибаешься, на курсах тебя учили, что здесь каждый шаг рабочего расписан, думать не надо, все за тебя решено. В принципе верно, а на деле — ничего похожего. Обязательно нужно, чтобы рабочий понимал, что он делает. Обычно говорят: пока конструируют машину — думают, а когда запустят в серию, тогда думать нечего. Это глубоко ошибочное заключение. Думать нужно постоянно каждому из нас. Сейчас тебе кажется, что ты представляешь, как работает ЭВМ, — продолжал Пальчик. — В школе рассказывали и на курсах учили. Так вот, имей в виду, знания твои пригодятся, но ты сам над своей самоуверенностью будешь смеяться, когда столкнешься с машиной.
— А у меня нет такой самоуверенности, — сказал Демид.
— Есть, она у каждого новичка есть. Так что же такое электронно-вычислительная машина? Ты ее видел когда-нибудь? Нашу М-4030?
— Видел. Три шкафа, стоящие один за другим. На передней панели первый пульт управления. Рядом пишущая машинка «Консул». В середине шкафа секции, а на них стоят вот такие платы. На каждой из них смонтирована определенная схема, каждую из таких плат можно вынуть и заменить другой.
Пальчик взял желтый прямоугольник текстолита с нанесенными на нем серебристыми узорами и сказал:
— Смотри. Вот это есть основа машины — тэз. Расшифровывается это так: типовой элемент замены. В литературе, между прочим, да и не только в литературе, инженеры — и в разговоре, и в статьях — такую машину называют электронным мозгом. По-моему, на современном уровне техники это несерьезно. Когда я думаю о машине, у меня возникает другая аналогия, эту машину хочется сравнить не с мозгом, а с большой библиотекой. Только в библиотеке книги словно спят мертвым сном, не тронь их — тысячу лет простоят и голоса не подадут. А в машине тэзы все время работают, дают о себе знать. Но у каждого, так же как и у книги, есть свое назначение. Один дает указание, куда твои данные записать, второй — какие именно данные, третий рассказывает, что с ними следует делать, четвертый переводит их на язык, понятный человеку; пятый сортирует данные, дает ход нужным и задерживает лишние. И так далее, и так далее. В машине где-то около восьмисот тэзов, и в каждом из них смонтирована определенная схема. Начнем с простейших, с тех, скажем, которые в сумматоре проводят логические операции, складывают единицу с единицей. Вот чертеж. Вот точная копия деталей, какие тебе нужно получить, вот карта, где указано, какой контакт к какому нужно подсоединить. Вот твой стол. Теперь один конкретный вопрос: паять умеешь?
— Конечно.
— Прекрасно. Давай посмотрим, как ты это делаешь. Для начала я посажу тебя рядом с девушкой, ее зовут Ганей. У нее, правда, только третий разряд, но руки — золотые.
За соседним столиком сидела темноволосая, круглолицая девушка такого же приблизительно возраста, как и Демид Хорол.
— Здравствуй, Валера, — сказала она певуче-мелодично, по-сельскому, и Демид готов был поклясться, что и живет она не в Киеве, а в одном из сел, расположенных неподалеку от завода.
— Я тебе привел ученика, знакомьтесь.
Когда Ганя и Демид подали друг другу руки, девушка посмотрела на него с интересом, потом усмехнулась.
— Рано мне обзаводиться учениками, ведь у меня только третий разряд!
— Да и паять я умею, — подал реплику Демид, — не один приемник отремонтировал на своем веку…
— Неужели? — приветливо улыбнулась девушка. Лицо у нее было веселое, ясное, на подбородке ямочка, глаза карие, усмешливые. — Так что же ты теряешь время даром, садись на мое место, паяй тэз, а мы посмотрим, может, тебе и в самом деле учиться нечему.
Поднялась со стула и оказалась невысокой, складненькой, с крепенькими стройными ногами.
— Давай, давай, — одобрительно кивнула Ганя. — Не стесняйся. Смотри, вот эти маленькие черные жучки и есть микросхемы. Что у них внутри, разбираться пока не будем, не наше дело. Бери микросхему.
Демид послушно взял маленького черного «жучка» с блестящими лапками.
— Смотри на его индекс. Где он должен стоять по чертежу?.. Правильно, молодец. Ставь на место. Просунь контакты в дырочки, теперь пинцетом загни концы. Так, хорошо. А теперь осталось припаять каждый контакт микросхемы к проводнику.
«Сейчас я вам покажу, — с азартом подумал Демид, — не такие видел».
Он взял паяльник, припаял первый контакт, второй, двенадцатый, четырнадцатый. Готово.
— Молодец, — сказала Ганя, а Валера неизвестно отчего улыбнулся. — Теперь бери другую микросхему, читай на ней маркировку, где ее место? Правильно. Ты способный.
— Я через полчаса подойду, — сказал Валера.
— Лучше минут через сорок, — сказала Ганя.
«Они считают, что раньше чем через сорок минут я не управлюсь. Ну, дорогие мои, сейчас увидите. Сейчас я вам покажу, на что я способен», — думал Демид, ставя на место очередную микросхему, загибая контакт на другой стороне текстолитовой платы и снова берясь за паяльник.
Почему Валера появился? Неужели прошло сорок минут? Взглянул на большие часы: какие там сорок — больше часа прошло.
— Готово, — сказал Демид и положил на столик припаянный тэз, с удовольствием любуясь своей работой. — Ну, умею я паять?
— Будешь уметь, и скоро, — заверила Ганя.
Демид посмотрел на нее с признательностью; в уголках пухлых губ девушки дрожала улыбка.
— Паять будешь, это верно, — сказал Валера, — но такой тэз Ганя не только постыдилась бы мне показать, но и сама вспоминала бы о нем как о кошмарном сне! Ганя, покажи-ка свой тэз.
Она протянула бригадиру желтую текстолитовую плату с припаянными микросхемами, тот взял ее, положил рядом с Демидовой.
— Смотри.
Демид взглянул и почувствовал, как краснеют, наливаясь горячей кровью, щеки, лоб, даже уши. Детали лежали рядом, внешне будто бы одинаковые и в то же время абсолютно разные. У Гани каждая пайка — аккуратное, круглое серебряное пятнышко, все они одинаковые, а у него одно маленькое, другое большое, третье на сторону съехало, четвертое вообще еле заметно, пятое с шестым слилось…
— Ну, что ж, — глухо сказал он, — конечно, у нее красивее, но ведь и я все правильно сделал.
— Сейчас увидим, — сказал Валера, взял тэз, подошел к большой коробке, рядом с которой стояла пишущая машинка «Консул», сунул его в щель, щелкнул несколькими тумблерами. Сразу побежала перфолента, «Консул» ожил, застучал. — Это контрольный стенд, он все твои ошибки подметит, сейчас посмотрим. Смотри: контакт 17—3 — ошибка; видишь потек припой, два контакта слились в один. 12—7 — нет контакта, не припаялся, 19—11 — слишком долго держал паяльник у контакта, вот и перегорел проводник схемы. Контрольный стенд ни одной ошибки не пропустит.
— Значит, брак? — произнес Демид, с ужасом постигая смысл этого слова.
— Ганя все выправит и тебя научит. Понял теперь, что такое наша Ганя и почему она у тебя за наставника?
Взял ее деталь и опробовал на контрольном стенде. «Консул» молчал.
— Понял, — через силу ответил Демид.
— Значит, неделю поработай под началом Гани, — приказал Валера, — а потом будешь паять самостоятельно. И, пожалуйста, не кисни, смотри соколом: все мы через это прошли. Ну, Ганя, приступай к своим новым обязанностям.
С того дня прошло полтора месяца.
— Молодец, — говорила Ганя, и Демид, ликуя в душе, поражался, какую радость может доставить ему похвала девушки. И правда, не раз потом снился ему первый, словно следами оспы отмеченный тэз. И потом, через много лет, встречая Ганю, он с уважением думал о ней: мастер!
Теперь жизнь приобрела для него особый смысл. Он ходил по земле, как влюбленный, и средоточием, центром этого удивительного чувства был не какой-нибудь человек, не девушка, а завод с его атмосферой возвышенного, интеллектуального труда, ощутимой сопричастности с будущим.
А тем временем дом на Фабричной совсем состарился и погрустнел. Смотрел на вечернюю улицу только одним окном: это Ольга Степановна поджидала Демида. Какое это счастье, что в жизни встречаются такие люди, как его старая учительница! Как он жил бы сейчас без нее? Представить невозможно. Большое это дело, когда с тобой такой друг. Жаль только, что нет рядом Павлова. Правда, в шестой цех Семен Александрович раза три заходил, перекинулся словом с Демидом, посмотрел на его тэзы, кивнул одобрительно и вскоре ушел, даже не ясно было, зачем приходил.
— Павлов родня тебе? — потом спросил Валера.
— Нет, мы соседями были, жили в одной квартире. Хороший он человек.
— Он не просто хороший человек, он, к твоему сведению, один из лучших наладчиков, — с гордостью сказал Валера, — портрет его во всех газетах…
— Портрет одно дело, а хороший человек — совсем иное, — заметил Демид.
— Интересный ты парень, Хорол, — подвел итог их разговору Валера.
Когда вечером Демид пришел домой, навстречу ему из своей комнаты вышла Ольга Степановна и, с улыбкой поглядывая на него, остановилась на пороге. Высокая, сухощавая, прямая, а ей ведь далеко за семьдесят, в зубах, как всегда, папироса.
— Загляни ко мне, дело есть.
— Одну минуточку, только руки вымою.
— Садись, чай пить будем.
— Ольга Степановна, вам не кажется, что я перешел на ваше содержание?
— Нет, не кажется. Зарабатываешь ты почти сто двадцать рублей в месяц, и у меня такая же пенсия. Как видишь, мы с тобой на равных. Садись к столу. Бери колбасу, масло. Ешь.
— Спасибо.
Как-то незаметно у них сложилось общее хозяйство, ужинали они почти всегда вместе, а завтракал и обедал Демид на заводе.
— Я сегодня не так просто устраиваю чаепитие, — прокуренным голосом сказала Ольга Степановна. — Оказывается, на Борщаговке мы с тобой тоже будем соседями. Куда ближе, чем думали. Ты будешь жить в квартире на седьмом этаже, я в такой же квартире над тобой, на восьмом. Квартира, сам видел, небольшая, да мне и не нужно больше, и тут возникает проблема, куда девать всю эту мебель?
Демид посмотрел на учительницу внимательно и улыбнулся.
— Выходит, Ольга Степановна, точь-в-точь, как с котлетами? Ешь, а иначе выброшу!
— Как ты можешь в таком неуважительном тоне со мной разговаривать? — обиделась женщина. И то, как она искренне изобразила на своем лице обиду, окончательно рассмешило Демида. — Не вижу причин для веселья. Я хочу, чтобы ты мне помог. В одну мою комнату вся эта мебель не войдет, а в обеих наших квартирах великолепно разместится. И вот я прошу, чтобы ты временно, я подчеркиваю, временно поставил к себе тахту и два кресла.
— А сидеть в креслах можно будет?
— Где твое ухо, маленький грубиян, — сердито сказала Ольга Степановна, и Демид сразу послушался, подставил ухо. — Одним словом, договорились? Пускай побудут у тебя мои вещи?
— Пускай постоят, — улыбнулся Демид. — Какой же вы трогательный и милый человек, Ольга Степановна. Ну просто слов не найдешь, чтобы выразить!
Через полчаса он вернулся к себе в комнату. Теперь у него и в самом деле не было проблем. На новую квартиру он возьмет с собой портрет отца, этот железный столик от маминой швейной машинки, инструменты, книги и еще табуретку. Кровать только тронь с места — развалится.
Взглянул на переплетенные в кожу Вовгурины записи, потянулся к ним рукой, раскрыл…