На фоне вечернего неба парит огромная роза. Бледно-розовая, с едва уловимым фиолетовым оттенком. Лепестки покрыты инеем, в сердцевине переливаются зимней радугой хрусталики льда, листья съежились от холода. Стебель, обломанный чьей-то грубой рукой так, что торчат волокна, тоже охвачен изморозью. И вокруг, в морозном воздухе мерцают колючие снежинки…
Тенистый сад заполонили разноцветные гибкие лианы, они оплетают все вокруг, только пространство в центре свободно. Там застыла молодая женщина, чье стройное тело обернуто шелковой тканью. На запястьях сомкнулись тяжелые браслеты, короткая челка пересекает лоб. Женщина вся призрачно-белая, тем не менее, она живая, видно, как алая кровь течет под тонкой, почти прозрачной кожей. А вот существо рядом ней — создано из холодного гладкого мрамора. Это сфинкс, с обнаженной грудью и безупречным профилем. Бесцветные глаза чуть намечены в каменных глазницах, мраморные локоны спадают на шею, соприкасаются с распахнутыми крыльями…
— О чем ты думала, когда рисовала это? — спрашивает Роджер.
Кэтрин пожимает плечами:
— Я не помню. Это было больше десяти лет назад.
— Неправда. Подобные вещи не забываются, таковы уж особенности творческого мышления.
— Знаешь, а я ведь действительно вспомнила! В тот год весна наступила рано, с каждым днем становилось теплее, солнце ярко светило… А мне было так зябко и неуютно. Скоро предстояло покинуть школу, город, уехать далеко-далеко. Возможно, надолго расстаться со всеми вами. Вот и привиделась замерзшая роза. Смутное будущее на фоне холода и сомнений. Примерно так. А когда рисовала этот сад…
На пороге появляется взъерошенный Итон, вертит головой, пытаясь разглядеть, где скрываются остальные. Наконец замечает компанию, которая рассматривает картины Кэтрин на стене маленькой художественной галереи.
— Вы что, на часы не могли взглянуть? — недовольно бурчит Итон. — Концерт уже начался. Бессовестные люди…
Он утаскивает их в другой конец здания, где в зале с малиновыми портьерами и рядами кресел, обитых бархатом, действительно полным ходом идет концерт с участием юных талантов и их наставников. Места, которые занимал Итон, уже успели заполнить собой другие запоздалые ценители искусства. Приходится рассаживаться, где придется, запинаясь о чужие ноги и бормоча извинения.
Сейчас на сцене играют концерт (или что-то еще, опоздавшие не в курсе) для фортепиано и двух скрипок. Да, Эдервиль живет насыщенной культурной жизнью, порой раздражающе насыщенной. Девочка лет десяти, с пышными бантами в русых косичках, старательно водит смычком. Она слегка испуганная и такая трогательная в своем строгом синем костюмчике. Собственно говоря, из-за племянницы Итона и пришлось отправиться в уже знакомый Диане лимонно-желтый особняк. Второй скрипач — вихрастый, еще больше напуганный мальчишка, изо всех сил старается попасть в такт. За фортепиано — энергичная дама, которая играет практически вслепую, настолько она поглощена безмолвным подбадриванием своих воспитанников. Чувствуется, что уже готова вскочить с места и броситься на помощь. Однако постепенно дело само собой налаживается, музыка теперь звучит плавно и не спотыкается на каждом шагу, юные исполнители привыкли к сцене и играют почти как на репетиции, не обращая особого внимания на собравшуюся публику. Наверняка по большей части эта публика состоит из родственников и друзей родственников. Итон ободряюще улыбается своей маленькой племяннице, кивает в такт головой.
Диана окидывает взглядом зал, любуется развешанными по стенам гравюрами. Краем глаза отметив Майкла, который сидит на три ряда дальше от сцены, замирает от неожиданности. Роджер, расположившийся в соседнем кресле, берет Майкла за руку, сжимает запястье, осторожно гладит кисть, один за другим перебирает пальцы. Это так странно… Неужели никто, кроме Дианы не замечает? Сам Майкл сидит с непроницаемым лицом, будто не его руку ласкают прилюдно, а чью-то чужую. Публика не обращает на невинную странность ни малейшего внимания. Итон по-прежнему не отрывает глаз от сцены, Кэтрин тоже вся ушла в музыку. Фред откровенно скучает, рассматривает лепнину на потолке, время от времени с надеждой поглядывает на ноты, которые переворачивает пианистка. Фрэд явно пытается прикинуть, сколько листов еще осталось.
Тут Роджер, вероятно, уловив взгляд Дианы, оборачивается, на его лице появляется мимолетная вызывающая ухмылка. Потом все-таки выпускает руку своего соседа. Диане в очередной раз мерещится, что Роджер видит ее насквозь, играючи читает ее мысли, а сам закрыт надежной броней, через которую не пробьешься.
В мелодии, обезличенной в своей классической правильности, внезапно прорезаются иные ноты, над залом проносятся джазовые переливы, нарушая благопристойное оцепенение слушателей.
***
Еще совсем светло, но день уже утомился, притих и готов в ближайшее время отправиться на покой. На небе творится невесть что, какой-то слоеный предзакат. Перемешанные слои канареечного, изумрудного, голубого, сиреневого, пепельного, вишневого и кричаще-оранжевого… Если бы этот небесный пейзаж с фотографической точностью перенес на полотно художник (скажем, та же Кэтрин), результат выглядел бы неправдоподобным и безвкусным. А в реальности — грандиозное зрелище.
Фреду по пути с Майклом и Дианой, они не торопясь бредут по залитой предзакатными всполохами улице. Цветные пятна пляшут на стенах домов, превращая каждый из них в сказочный замок. Что происходило в этих мини-замках много лет назад? Не исключено, что Эдервиль весь наполнен пока не известными Диане легендами. Ей уже надоело молча идти между Майклом и Фредом, которые, видимо, по горло сыты сегодняшним общением и суетой.
— Интересно, какие истории прячутся за старыми стенами? — словно невзначай произносит Диана. — В особняках на этой улице или в том, где мы сегодня были…
…и Майкл отзывается:
— В том, где были, по крайней мере, одна жуткая история произошла.
— Это ты про корзину белых роз? — спрашивает Фред.
— Да.
— Неприятный эпизодец.
Пока они перебрасываются репликами, Диана загорается любопытством.
— А что там случилось?
Фред немедленно отвечает:
— Любовный треугольник образовался. В общем, довольно банальная история, только финал не очень-то обычный.
— Расскажешь?
— Пускай Майкл, у него красиво получится.
— Да брось, рассказывай сам. Я уже позабыл детали.
— Ну ладно. Короче говоря, в те времена, когда люди еще пудрили волосы и дрались на шпагах, особняк принадлежал одному семейству… То есть семейство, это громко сказано. Молодые муж и жена. Хотя надо по порядку… Прежде, чем жениться, хозяин особняка долго ходил в неудачливых кавалерах. Он и его лучший друг одновременно влюбились в девушку из почтенной, хоть и небогатой семьи. Друзья соперничали, а девушка так и не давала определенный ответ. Вернее, не могла выбрать ее мать, тогда ведь старшие решали такие вопросы. Оба соперника были богатые и знатные, от родственников не зависели, в общем, трудно было выбрать. Сама девушка все-таки предпочитала… как уж там его звали… назовем его Квентин. В конечном итоге обручилась именно с ним. Его соперник… скажем… Эдвин прямо впал в депрессию. Ходили слухи, что у Эдвина с… Эммой даже было тайное свидание, после которого девица могла считаться скомпрометированной. Вот. В те времена с этим было строго, особенно среди всяких аристократов. Непонятно, почему в итоге согласие дала Квентину. Может, просто сплетни были, но история мутная, в которой сам черт не разберется.
Одним словом, Квентин обвенчался с Эммой, а Эдвин как бы остался другом дома. Целыми днями просиживал в гостиной, то и дело встречался со своей красавицей в других домах. Смотрел влюбленными глазами, налюбоваться не мог. Хотя никаких надежд уже не питал. Долго так страдал и чах. В конце концов решил уехать из города, куда глаза глядят. Распродал имущество и отправился… Майкл, куда уж он уехал?
— На Восток. Вернулся через несколько лет и сразу же явился в дом Квентина. За эти годы Эдвин сильно изменился, многое испытал, но страсть его так и не прошла. По-прежнему часами просиживал в чужом доме и смотрел на его хозяйку, как на святую. Она оставалась холодной и неприступной. А вскоре Эдвин узнал, что его святая давным-давно обзавелась любовником. Ничем не выдающимся, туповатым и самодовольным господином. Об их связи знал весь город, кроме мужа, разумеется. В душе Эдвина будто что-то сломалось, и страстная любовь сменилась ненавистью. Однажды в дом Квентина принесли корзину, наполненную великолепными белыми розами. Эдвин и раньше присылал хозяйке дома цветы. Обычно в корзинах и букетах оказывались еще и изящные дорогие безделушки, которые Эдвард во множестве привез из путешествия. Эмма их спокойно принимала, как милый знак внимания от старого приятеля. В этот раз она привычно засунула руку вглубь корзины, но внутри оказалась не брошка или цепочка, а черная змейка. Вся черная, как смоль, только на шее красовался узор из трех золотисто-желтых колец. Змея зашипела и укусила Эмму. Та скончалась через несколько часов, в страшных мучениях…
— Представляете, — вклинивается Фред, — думаешь зацепить приятный подарочек, а вместо него… Квентин, понятно, сразу догадался, кто именно прислал его жене смерть в цветочной корзинке. Он не стал обращаться к властям, просто вызвал Эдвина на поединок. Не повезло вдовцу, бывший друг расправился и с ним. Правда, и сам тут же заколол себя шпагой. Прямо на месте поединка, над телом соперника. А змею, кажется, сразу после того, как она укусила Эмму, убили слуги. Хотя есть другая версия. Возможно, змейка ускользнула в подвал. Точно неизвестно. Да, Майкл?
Тот неохотно отрывается от созерцания мелких кремовых с пурпурными краями облаков, собравшихся над крышей собора.
— Ты так спрашиваешь, будто я тогда рядом стоял. Наверное, ускользнула. Может, она до сих пор там живет. В подвале.
Майкл замечает, как у Дианы расширяются глаза и поднимаются брови, и добавляет:
— Это шутка. История случилась примерно три века назад.
— Да змея сдохла бы там в подвале от голода и холода в первую же зиму. Ведь Эдвин привез ее из жарких краев, — говорит Фред, открывая калитку собственного сада. — Ну, я уже пришел. Пока.
До «Каменного сердца» осталось идти недолго. Можно двигаться прямо, а можно срезать путь, поднявшись на несколько ступенек и нырнув в проход между домами, чтобы оказаться на задворках ближайшей к площади улочки. Диана выбирает именно этот путь, случайно запинается на изъеденной временем каменной ступени…
— Осторожней!
Майкл подхватывает под руку и до самой гостиницы не отпускает, идет рядом. Да, сквозь богемные замашки порой проглядывают приметы того, кого принято считать порядочным мужчиной. У данного практически образцового персонажа в крови заложено оберегать самку, которая носит его детеныша. Что ж, для Дианы остается хотя бы это.